Небольшая поляна была окружена плотным строем деревьев. Было жарко. Кроны деревьев застыли. Ветки низко опустились к земле. Лучи солнца, преломляясь через тысячи зелененьких островков, создавали зеленоватое свечение, скатывающиеся к низу и рассыпающиеся искорками по траве. Поляна, как море, волновалась высокой травой. Шелковой лентой, отутюженной множеством ног, извивалась тропинка, ведущая к ручью. Ручей был маленький. Он возникал откуда-то из недр земли, очищенный ее слоями появлялся, как капелька росы, чистый и прохладный. Все пело: звенел ручей, переливались голоса птиц, слышалось стрекотание кузнечиков. На мгновение могло почудиться, что это земля обетованная. Рай, куда от столетия к столетию, тянется душа человеческая. В эту идиллию неожиданно, как бы все, перечеркивая, врывался хрип, переходящий в стон. Совсем близко от ручья, рядом с тропинкой, лежал человек и стонал. Стон был похож на жалобу, но живое стремилось к живому, всячески избегая страдания. Кто лежал? Неизвестно. Может, он хотел напиться, но ему помешали и прервали его путь. Но следов борьбы не было. Ему не хватило самой малости. Он понимал, что никто не поможет. Рядом источник. Только протянуть руку. Но как это сделать? Надежды не было. Светило солнце. Живое веселилось и ликовало. Он открыл глаза. Вначале мир предстал в виде куска синего неба, которое просматривалось через белую пелену. Он глотнул воздух, и раскаленный шар влетел в легкие, обжег их. Он задержал дыхание. Все горело. Со свистом выдохнул... Огонь мог погасить один глоток воды... Ручей был рядом. Сознание прояснилось. Пришли воспоминания, вроде бы знакомые, но сейчас чужие. Увидел море... Огромное. Вот он подходит к нему. Вода коснулась ног, он разбегается... и снова огненный шар... Перед глазами заплясало. Он падает в яму... Когда он пришел в себя, то перед ним висел синий лоскуток неба. И больше ничего. В ушах шумело. Жар остывал, и почудилось, что до лица дотронулся ветер. Спичкой вспыхнула и погасла надежда, проплыло: «Это конец...». Страха не было. Перед глазами вынырнула картинка из детства: утром родители одевали его. Он крикнул: «Не хочу умирать!». Эта мысль для него тогда была неестественной, чудовищной. Родители стали его успокаивать, он долго не мог успокоиться. Прошло время - привык. Иногда, совсем на короткое время, ощущение жизни вскипало в нём, он радовался, ощущал прелести солнца, летнего вечера, но потому оно уходило, но ему еще, по инерции, каталось, что он живет не просто так, что он причастен к чему-то большому и значительному. Начинались дожди. Приходила осень. Все казалось, что вот-вот откроется дверь, и кто-то войдет и скажет... Было двоякое чувство: хотелось хорошего, но жизнь подсказывала - плохое. Он стал уставать от плохого. Рождался протест. Воображение рисовало успокоительные картины и он, насытившись этим, проникался великим чувством презрения, так в действительности никому не отомстив. Некому было мстить. Кругом пустота. Это только кажется, что кто-то рядом. Притронься, и они изменятся, станут невидимыми. Становилось нестерпимо скучно: видеть одни лица, слушать похожие каждодневные разговоры. Не было видно им конца. Он замкнулся в себе. И все стали на него смотреть, как на сумасшедшего. Многозначительно кивали друг другу. Посмеивались. Он засомневался: может это правда, ведь не может же быть, что все ошибаются? И постепенно суета захватывала его. Вот он уже говорит, что все. Делает, что все... Главное не выскакивать. Тогда еще не было сил подняться над всем и остаться одному. И вот теперь он лежит один. Рядом никого нет, и не может быть. Солнце, достигнув своей полуденной точки, опрокинуло на землю жар. Все живое немного приумолкло. Воздух пронзило марево. В памяти замелькали обрывки, как расколотые минутки, стеклом кололи совесть: было стыдно... А вернуться нельзя. Это где-то там... Оно осталось в памяти, но никогда уже не будет в действительности. А что такое действительность? Это то, что нельзя выразить словами. Никто не знает её. Она мчится вперед, и только на секунду подумай о ней - она уже где-то впереди. Все течёт быстро - не угнаться. Мелькает, как в вагоне, который мчится сам по себе... А он сидит у окна и смотрит. Желание пить снова, как наемный убийца, появилось перед ним. Он приближался, заносил руку... И вновь отходил, наслаждаясь его беспомощностью. Представилось, что он пьет. Холодная вода охлаждала внутренности, раскаленные докрасна. И он, как висельник, которому осталась секунда до петли, вдруг понимает, как много можно было бы сделать. Захотелось остаться и все начать заново. Это голос последних минут. Если бы все вернулось, то жизнь была бы по-прежнему скучной. Нет от неё спасения! Как зверь, она загоняет в свою пасть и глотает. И никогда ей не насытится. Что дорого человеку на земле? Или думать о будущем, или вспоминать прошлое. О будущем думать хорошо, там можно сделать все, что хочется... Воспоминания - тяжелы. Они - камень на шее, который неумолимо тащит ко дну. Нет от него спасение! …Он лежал. Солнце палило. Захотелось конца. Даже смерти! Только бы избавиться от этого кошмара. Но смерть обходила его, она не хотела брать еще не исстрадавшуюся душу в свой мир, такой таинственный и непонятный. Мысль о смерти испугала. Первый раз. Кажется, что привык, но как только её очертания стали яснее - испугался. Захотелось повернуть назад. Превратится во что угодно! Хоть в палку. Только бы помогло. Но, он не знал, как это сделать. Он никогда не верил. Жизнь заставила разувериться. Кругом одни обманы. Сделав над собой невероятное усилие, он повернулся, но не рассчитал сил и упал лицом вниз. Вздохнул, и пыль метнулась в горло. Силы кончились, и сознание окунулось во тьму. Сколько это продолжалось - не знал. Время для него в циферблатной строгости исчезло. Упал в пропасть… вынырнул на поверхность, и тут же - Боль! Пошли воспоминания. Вот на фотографии сидит на коленях у матери, а над ними возвышается отец. Все улыбаются... Его родители верили в прогресс. И он верил. Потом разуверило и не только в новое, но и во все, что окружало. Может это расплата за неверие? От всего наступает усталость. Даже от самого себя. Теперь уже ничего не пугало. Приходило странное спокойствие, когда боль становится привычной, обыденной. Человеческое - временно. В нем нет, и не может быть, постоянства, только незыбленное всегда влечет к себе. Солнце обожгло спину. Боль заполнила все пространство. И тогда пришла жажда. А для чего он должен терпеть? Кто-то, совсем рядом, усмехнулся. Присутствие не смутило его. Было предчувствие. Сразу пронзительная белизна хлестнула по глазам. Потом падение. Удар. Свет стал ярче. Всё исчезло, и появилась лёгкость полёта. Свысока посмотрел вниз. На тропинке лежало тело: уткнувшись головой в землю, втянув левую руку, а правую поджав под себя, и разбросав ноги, будто в беге. Оно лежало одиноко и тоскливо. Жалости не было. Он просто смотрел вниз. Потом пришло осознание себя. С удивлением обнаружил, что он вне тела... Тогда понял, что лежало внизу. Он не удивился. Заботы мира, волнения - ушли. Было легко и свободно. Оставшееся внизу больше не волновало. Было так хорошо и спокойно, что хотелось петь! Кружиться по воздуху. Это было воплощение того радостного порыва, который он, будучи на земле, постоянно ожидал. Сбылось! Все ушло. Не было на памяти ни мучительных угрызений. Желание исполнилось. Он смотрел на мир, как смотрит повзрослевший человек на свои игрушки. Они больше не нужны. Правда, становилось чуть-чуть грустно. Но это была светлая грусть. Там, внизу, все было зыбким, непостоянным. А в полете была радостъ. Прошедшее растворилось в воздухе. Он избавился от долгов и обязанностей и улетал чистым и свободным. …Полет оборвался! Земля влекла к себе. Только подумал: освободился - как земля вспомнила о своих правах. Вернулась боль. Жизни обрушились на него. Он рухнул в эту пропасть вечной боли. С тоской, отмечая, что после легкости и полета земное стало враждебным. Хотелось туда, где свободно и легко! Но он не мог туда! И это была трагедия... Тогда подумалось: «Неужели у тех, кто за этим наблюдает, - теперь он верил, что такие есть, - нет сострадания? Неужели они, достигшие света, не могут помочь? Может, они потеряли сострадание?». Никто не ответил на эти вопросы. Веселилась жизнь и радовалась еще одному уходящему дню. Ему показалось, будто услышали его просьбу, и он провалился в яму забвенья. Очнулся от звука: дзинь-дзинь... Он прислушался. Через некоторое время повторилось: дзинь-дзинь. Постепенно стал припоминать, как он попал сюда. Темнота. Стало грустно. Вспомнился полет. Захотелось туда. Положение тела не изменилось. Члены затекли и стали словно чужими. Звук исчез. Воли не было. Открыл глаза: трава. Во время забвения он повернулся, но не помнил этого. И тут сквозь траву, что-то блеснуло. Присмотрелся - ручей... Захотелось пить, но не достигнуть этой томящей душу надежды. Он не верил в чудеса. Всю жизнь было только одно - ожидание чуда, никогда не приходящее, а если и мелькало, то, как приз, тут же исчезало, если взаправду в него поверить. Жизнь, как солнечный зайчик, проскользнула мимо. Ожидание - это бич. Оно появляется в самых неожиданных моментах и может объявиться, тогда стоишь на краю обрыва. Он не верил в oжидaие. Было одно - мечта о полёте. Ностальгия по настоящему Дому, не подверженному прихоти изменений. Послышалось журчание ручейка. Ему никогда не приходилось видеть такого ручья. Необычайного и светлого. Неожиданно вода стала прибывать и вот - он уже лежит в воде. Вокруг – бурлило. Он хотел попить. Глотнул и снова жар опалил внутренности. И, о чудо! Он привстал, и, сдерживая слабость, чтобы опять не упасть, увидел поле: широкое и ровное. Деревья зелёные и грустные. Он поднял голову и посмотрел на небо. Синее, глубокое... Неожиданно посмотрел вниз. Там лежало тело... Обрадовался - это полет! И через мгновение всё исчезло, и он снова летел, но уже не тем упоительным полетом, а куда-то вниз, в длинный и узкий коридор... Его тело стукнулось, но боли не было. Просто падение кончилось. Открыл глаза и обнаружил себя сидящим. Около него, на несколько метров располагалась зеленая полоска, а дальше пустыня - желтая, неприветливая, как-то странно косившаяся на него, как живое существо. Все, кроме этого островка, дышало нестерпимой жаждой. Солнце раскалялось и раскалялось. Воздух от безумия солнца плавился и каплями стекал вниз. Последние минуты чуда. Неожиданно из марева и миллиарда песчинок возникла девушка. Она подошла к ручью. Остановилась рядом, наклонилась, зачерпнула ладонью воду и брызнула на него, рассмеялась. Вода освежила его. Он рассмеялся. Они брызгались, и так увлеклись этим, что забыли о времени. Пустыня оживала, наполняясь жизнью и любовью. Зеленела, начинала раскрашиваться красками, и её тоскливая и одинокая желтизна, исчезла, только у самого горизонта осталась узкая полоска, как напоминание. Они сели на траву и он спросил: - Кто ты? - Твоя половина, - ответила она просто и легко. - Но я... - Не говори! Что толку в словах. Я лучше тебе расскажу легенду, и ты все поймешь... Давным-давно, не было ни конца, ни начала. Все покоилось в хаосе, была земля... Не было противоположностей. Ничего не рождалось и не исчезало. Однажды явившись, всё существовало вечно. Жили там Гермы. Они были сотворены из двух частей, одна напоминала мужчину, другая - женщину. Жили в согласии. Желаний не было, была гармония... Однажды Герма гуляло по лужайке. И неожиданно что-то блеснуло. Подойдя попближе, оно увидело блестящий камень, излучавший голубоватое свечение. Герма взяло его. Осмотрело и передало половинке. Когда рука половины взяло его, он блеснул голубоватым свечением, и что-то изменилось в одной из половинок. Ей вдруг не захотелось его отдавать... Возникли противоположности. Верховный Герма рассвирепело, лучом разъединило половинки и отправил их на разные далёкие планеты... Теперь половинки бродят по Вселенной, веря в то, что они отыщут друг друга, и когда отыскиваются, тут же соединяются, и до конца Времён остаются вместе... - Я - твоя половинка. Он грустно улыбался. - Это красивая сказка, - сказал он тихо. - Ты не прав. - Но у меня было много женщин... - И любая из них шла с тобой до конца? - Конечно, нет. Было разное: меня бросали, я бросал... - Значит это не то... - А что - то? - Не знаю. Но это были чужие. Только они бросают. Свои, остаются до конца или умирают! Свои не предают, свои умирают…. - И что, каждый находит свою половину? Он ощутил, как ее руки скользнули по его волосам, и теплая волна прошла по телу. Он ощутил в прикосновении нежность, заполнившую тело. - Каждый, кто верит и ждёт. Ты верил? - Не знаю..., - он вздохнул, - иногда так было тяжело, особенно, когда я был с женщиной... - Молчи. Ведь это уже там, - она махнула рукой в сторону желтой полосы у горизонта. - Но... - Не надо этих "но". - Ты хочешь, чтобы я молчал? - Нет. Просто я знаю о тебе все. - Как так? Ты была во мне? - Нет. - Тогда я ничего не могу понять! - А здесь и не надо ничего понимать. Половинки очень редко соединяются на земле... А если соединяются, то происходят чудеса. - Значит... Значит, мы не на земле? - Нет! - А... а... где? - Потерпи. Скоро узнаешь. Он опустил голову на колени. Сердце сильно билось. Он понял, что его уже нет. Теперь он понял те отлеты от тела... Он потрогал себя, ощутил руку. Значит, тело осталось. - Ничего не могу понять! - Возьми пылинку, ведь она состоит из частей, а те, в свою очередь, так же состоят из чего-то. Получается, что все заполнено. Твоя земля имеет бесконечное количество двойников, но с одним отличием, что в какой-то из них есть то, чего не хватает на другой. Это уравновешивает двойников, и поэтому галактика не разрывается. - О! Это слишком мудрено... - Наступит время - поймешь... И тут почувствовал её губы. Они были мягкие, нежные. Он закрыл глаза, немного подался назад и почувствовал ее тело. Оно было легким и трепетным. Казалось, что это существо пронизывала нежность, что она была воплощением ее. Он ощутил ее кожу. Она была гладкая и упругая. Материя легко снималась, вот его рука уже ласкала ее спину, спускалась ниже. Чувство неописуемого восторга охватывало его. Девушка поднялась, и молниеносно перед ним предстало обнаженное тело. В нём не было ни одного изъяна. Он почувствовал желание, но не такое как… Здесь было другое. Он неожиданно испытал чувство блудного сына, вернувшегося домой. Закрыл глаза. И тотчас провалился. Когда открыл их - лицо касалась травы. Открыл рот, вдохнул воздух. По лицу ползало насекомое, семенящее маленькими ножками. Было щекотно. Вспомнилась девушка. Он хотел позвать её. Губы не открывались. Пришло желание пить. Оно заглушало все. Рядом журчал ручей. И во всём бесконечно раскинувшемся пространстве царила жажда… |