Сначала был сон. Они шли рука об руку по склону поросшего сочной изумрудной травой холма. Узкая тропинка змейкой убегала вверх, лишь изредка мелькая сероватой спинкой в зеленых волнах. Там и тут застенчиво выглядывали головки скромных полевых цветов. На вершине холма белела церковь. Ее сине-бирюзовые купола устремлялись в нежно-голубое, полупрозрачное небо, и казались ему родными. Солнце только-только взошло, и освещенные им бока храма казались слегка румяными.

Нежный румянец играл и на ее щеках, и это очень шло к легкому белому платью, окаймленному вышитыми цветами. Он был, кажется, в джинсах. Но это не мешало понять, что он – ее жених. В сердце плескалась майская радость, и он тоже был счастлив – она чувствовала его душу так же ясно, как и свою. Счастье было совсем рядом. Встречая их, в церкви ликующе перезваниваясь колокола…

 

Затем был другой сон. Задыхаясь, она бежала вверх по бетонированной дорожке, напоминающей взлетную полосу. Грубая ткань тяжелого пути разрезала холм, полностью погребая под собой робкую тропку. Иногда она спотыкалась, больно ударяясь о бетон коленом, счесывая до крови кожу, но это не заставляло ее остановиться или даже замедлить бег. Вскакивая, она, кажется мчалась еще быстрее, а боль пульсировала где-то на краю сознания – она подумает об этом потом, когда поднимется в небо. На вершине холма ее ждет самолет. А следом бежит он, чтобы остановить, не пустить, оставить с собой. Если он догонит ее, то все останется по-прежнему, как раньше: влюбленная женщина, старающаяся угадать мысли и чувства, неоформившиеся еще желания гордого мужчины, превыше всего на свете ценящего свою свободу, и мужчина, не умеющий справиться со своим сердцем, подчинить его разуму, и злящийся за это и на себя, и на нее – на хрупкую женщину, которая вторглась в его душу. Она бежала изо всех сил, потому что от того, успеет ли она, зависела ее дальнейшая судьба. Но где-то в глубине души очень хотелось, чтобы он догнал…

 

И, наконец, был вечер. Вечер ее дня рождения. С работы удалось вырваться пораньше. С коллегами она почти ничего не пила – хотела сохранить себя для него свежей и внимающей. Только пару глотков для веселости, чтобы заблестели глаза.

Сразу же позвонила ему – сказать, что уже дома и ждет его очень. Трубку не взяли – наверное, он вышел куда-то ненадолго. Отправила SMS и тут же начала готовиться. Точнее готовить: поставила в духовку с вечера заготовленное мясо, красиво разложила по тарелкам кружочки колбасы и полукружья куриного рулета, расцветила их нежными листьями салата, аккуратно порезала сыр и засыпала его продолговатыми кусочками красного перца, заполнила вазочки фруктами (взбитыми сливками она их зальет позже, когда он придет). Открутила ножки от стола, перетащила стол по частям из кухни в зал и снова скрутила. Накрыла новенькой белоснежной скатертью. Расставила вазочки, тарелочки и бокалы, разложила столовые приборы и нарядные алые салфетки, в центре водрузила бутылку обалденно дорогого вина. На угол поставила коробку шоколадных конфет. Полюбовалась на свою работу. И заспешила в ванную – принять душ, поправить прическу и макияж. А то вон сколько со столом провозилась! С минуту на минуту может прийти желанный гость.

Когда она уже была совсем готова – посмотрела на часы. Ей казалось, что прошло много времени, а оказалось – минут 40. Прийти так скоро он, конечно, не мог, но на sms-ку мог бы и ответить. Ведь договаривались же на 6 часов, а сейчас уже половина шестого. Вышел он уже или только собирается? И вдруг он не заметил sms? Решила еще раз позвонить. На этот раз он снова не ответил. Снова, наверно, не в кабинете. Хотя обычно он телефон всегда с собой берет. Может, просто говорить не может при ком-то из посторонних. Например, сидит в кабинете начальника вместе со своими коллегами и слушает ценные указания, бранится про себя, понимая, что уже опаздывает на свидание, беспокоясь за нее, и почти ненавидит своего шефа за способность так не вовремя собирать летучки.

С трудом выдержала назначенные себе 15 минут и позвонила снова. Долго слушала гудки, пока они не сменились короткими. Наверное, сбросил. Наверное, все еще не может говорить. Представилось: он сидит, слегка ссутулившись, за столом и тревожно косится на вибрирующий телефон, а напротив стола – его шеф – тощая немолодая дама в очках – отчитывает его за невыполненное в срок задание и тоже недоброжелательно посматривает на бессовестно встрявший в их разговор аппарат.

Но по крайней мере, теперь он знает, что она звонила и сам перезвонит, когда освободится. Это должно было успокоить, хоть немного. Но стало еще тревожнее. Поминутно глядела на часы, ждала звонка. Вот уже шесть. В это время он уже должен был прийти, но даже не позвонил.

Отправила SMS, - мол, напиши, когда тебя ждать, если не можешь говорить. Прошло еще 15 минут, мучительно долгих, будто нарочно кем-то растянутых. Он так и не ответил.

Решила: позвоню через полчаса. Если не ответит – то ждать бессмысленно. Тогда можно будет куда-нибудь пойти, чтобы отвлечься. Она представила, как входит в уютно обставленный залик модного кафе, рекламу которого видела недавно в газете, и все оборачиваются на нее, восхищенно окутывая взглядами стройную фигурку, облаченную в блестящее красное платье. И все наперебой приглашают ее на танец. И она танцует, танцует, пока в голове не остается ничего, кроме музыки и шампанского.

Нет, конечно, не пойдет она туда одна. Вот в кино еще можно было бы. Последний сеанс там, кажется, довольно поздно начинается, часов в восемь. Так что она еще успеет. Если не передумает.

И вообще, то это она думает о плохом! Может, он еще придет. Да почти наверняка придет! Он бы предупредил, если срывалось. А не отвечает, вероятно, потому что не может или не знает, во сколько сможет прийти, скоро или не скоро. Или стесняется сказать, что не успел купить подарок, и сейчас его выбирает. Бродит по магазину, рассматривает сумочки и часики, вертит в руках баночки с кремами и флаконы с духами, - и не может выбрать ничего такого. Что действительно хочется ей подарить. А он хочет, чтобы подарок был особенный, чтобы он мог ей сказать о чем-то важным, что превращается в банальность, если облачить это в слова. А вдруг он хочет сделать ей самый банальный и вместе с тем самый желанный ею подарок – маленькое колечко? Стоит и выбирает у прилавка наиболее милое и изящное, какое-нибудь необычное, не как у всех, и пытается угадать, какой же у нее размер. Она попыталась представить, как он преподнесет ей этот подарок. «Закрой глаза», - целует ее руку: запястье, ладошку, кончики пальцев, - и вдруг она чувствует, как на безымянного пальца касается что-то прохладное и скользит по нему к самому основанию, нежно обнимая, окольцовывая… и сердце ее радостно замирает. Она открывает глаза и встречается с его внимательным взглядом, молча вопрошающим: «Ну что?» «Спасибо». – растроганно, срывающимся голосом произносит она, а по щеке стекает одинокая слеза. И они скрепляют их союз крепким поцелуем.

Прошло только 20 минут. Надо выдержать еще 10. Иначе он будет нервничать и пенять ей, что задергала своими звонками. Лучше его не раздражать. Особенно сейчас, когда он, возможно, выбирает ей подарок. Стрелки словно приклеились к циферблату. Она даже поднесла их к уху, чтобы убедиться, что ходят. Часы тикали.

Все-таки она не выдержала, отправила еще одну sms, на пять минут раньше, чем планировала. «Ждать или не ждать?» - и больше ничего. Он должен понимать, что это ее не может не беспокоить, она же готовилась! Если и это покажется ему чересчур навязчивым – она не виновата. В конце концов, она же не спрашивает, чем он сейчас занимается и какие у него планы на вечер, не рассказывает, как ей тяжело ждать, как она считает минуты и какие нелепые мысли лезут при этом в голову!

Ждать становилось невыносимо. Дома у нее не было еще ни радио, не телевизора. Ни компьютера, так что занять время было абсолютно нечем. Попробовала читать, но сердце билось так громко и часто, что распугивала мысли, не давая сосредоточиться на чтении. Так что из этой затеи ничего не вышло. К тому же захотелось есть. Или казалось, что хочется, потому что сосало под ложечкой. Может, это просто сердце…

Где-то в глубине сознания разворачивалась и оживала мысль: «А ведь он не придет. Если б просто опаздывал, то позвонил бы и предупредил, как это обычно делает. А на звонки не отвечает, так как боится разборок из-за того, что отказывается прийти в этот особенный для нее день».

«Пусть не думает, что я его так и буду ждать до бесконечности!» - попыталась обидеться и разозлиться. Красивую бутылку открывать не стала, - вдруг он все-таки явится. В холодильнике была водка и шампанское. Ни то, ни другое не подходило: водка – слишком крепкий напиток для того, чтобы его пить в ожидании гостей, а шампанское – слишком праздничный, чтобы напиваться в одиночестве. Выбрала шампанское. Сама открыла бутылку, выудив из глубины сознания полезную информацию о том, как это правильно делается. Порадовалась, что удачно получилось, как у опытной. Налила себе полно, так что пена перекинулась через края. Со вкусом отпила глоток, заела кусочком ананаса из будущего фруктового салата. Отпила еще. Поняла, что такими темпами быстро опорожнит бутылку – ведь отвлечься на разговоры или танец или на что-то еще возможности не было. Только пить и пить, изредка заедая кусочком сыра, какого-нибудь фрукта или конфетой.

Мясо, наверное, уже остыло, хоть она и не вынимала его из духовки, только огонь выключила. – подумалось ни к месту. Какая разница: остыло – не остыло, - если гость не придет. А она уже понимала, что не придет, но признаваться себе в этом не хотела. Все еще ждала. Хотя радости в предвкушении встречи не осталось, будто она вся вытекла из нее и испарилась. А душу заполнила пустота. Пила шампанское глоток за глотком, будто оно могло вытеснить эту пустоту. Постепенно становилось легче.

Отчаянно подумалось, что его отсутствие – еще не повод считать ее праздник испорченным. Ей хочется танцевать – и она будет танцевать. Ухватив эту идею, она вышла в центр комнаты и начала ритмично изгибаться, подпевая себе. От этого танца на душе стало совсем гадко, как будто из нее грязной когтистой лапой выгребли последние крохи радости. Оставив на их месте гноящиеся царапины.

Попробовала заплакать – не получилось. Захотелось курить. Вытрясла сумочку, нашла зажигалку. Сигарет, как она и думала, не осталось. Вышла в коридор и потянула с верхней полки кладовой спортивную сумку, где хранилась целая коллекция старых сумочек, с которыми она почему-то никак не хотела расстаться. Она проверила все кармашки во всех сумочках, нашла еще одну зажигалку и множество других, никому не нужных вещей: от оплаченных квитанций за квартиру и каких-то чеков до пуговицы от жакета, который она выбросила еще осенью, так как у него почти до дыр протерлись рукава.

Уходить было опасно (а вдруг он придет, а ее - нет?), но курить тянуло неимоверно: так всегда хочется того, что нельзя. Она жила в новостройке на самой окраине города, этот микрорайон еще не был до конца освоен, так что до ближайшего ларька надо было тащиться целых два квартала. Минут пять она колебалась, но все-таки решилась: если она поторопится, то весь путь займет минут десять – пятнадцать. А если он придет в ее отсутствие, то позвонит ей на мобильник и она объяснит, в чем дело.

Пока продавец отыскивал в коробках заказанные нервной девушкой сигареты, та пристально вглядывалась в темноту. Возле ее дома мелькнул силуэт. Почему-то вдруг поняла, что это – он: не застал ее, психанул, и вот теперь возвращается на остановку. Если она не успеет раньше, чем подойдет маршрутка, он уедет, и она до утра будет терзаться от тоски и одиночества, ругая себя за то. Что не удержалась от пустякового соблазна и не дождалась... Не дожидаясь оплаченного товара, девушка резко развернулась и сорвалась с места.

Она бежала, как будто на соревнованиях, сначала увязая острыми каблуками в щебенке, потом звонко цокая ими по новенькому асфальту, мечтая скинуть неудобные лодочки и боясь остановиться хотя бы на секунду. Сердце гулко стучало высоко в груди, как голубь, рвущийся на волю.

Вот и остановка. Никого. Не замедляя бега, она проносится мимо. Асфальт резко обрывается, и она мчится по свежей, только что проклюнувшейся траве. Удивительно, но каблуки ей уже не мешают. Становится легко и празднично. Глаза застилают слезы облегчения и восторга.

Она стоит на вершине холма и смотрит на город. Собственно говоря, города нет. Есть только какие-то обрывки, фрагменты, которые поочередно вспыхивают в густом тумане. Вот бутылка вина, которую она оставила на праздничном столе. Она словно зависла в воздухе и медленно вращается, как модель в 3ds Max. Бутылка медленно погрузилась в туман, взамен вспыхнуло новое пятно. Пятно приближалось, становилось четче, и скоро она уже смогла рассмотреть представленную ей картину. Это был он, и он был пьян. На столе, на листе ватмана с каким-то чертежом – крошки хлеба, надкусанный бутерброд с докторской колбасой, пустая банка из-под селедки, початая бутылка водки и живописный граненый стакан. Компьютер включен. На экране светится ее фотография: искрящиеся глаза, натуральная, неподдельная улыбка – она не помнила у себя такого снимка. Но ей не долго пришлось любоваться на свое изображение: ее возлюбленный повернулся к компьютеру, поколдовал над клавиатурой, и на монитор вылезли кадры порнографического фильма.

Она поднесла ладони к лицу, чтобы закрыть глаза, не смотреть, не видеть. Вместо рук были крылья. Она взмахнула ими, подчиняясь неизбежности, и оторвалась от земли. Взмахнула еще раз, и еще, и еще… Она была в небе. Вдыхала всей грудью свежий ароматный воздух, кувыркалась, поддерживаемая упругими невидимыми струями и упивалась ощущением свободы.

 

©Елена Абсентова