Пролог

 

В фойе Октябрьского суда было почти пусто. Пара мужиков со штампом «алиментщик» на лбу топтались у двери приемной мирового судьи и теребили в руках повестки.

«Не дай Бог»,- думал я, глядя на этих «злостных неплательщиков», будивших одновремен-но и жалость и отвращение. Мне казалось, уж что-что, а алименты – дело святое, но и осуждать их я был не вправе. Прямо передо мной «маячила» некрасивая дама с опухшим лицом. «Наверное, по тому же вопросу»,- мои соображения оправдала шустрая секретарша, выскочившая из соседнего кабинета.

- Не подошел?- спросила шустрая у дамы

- Нет, вот звоню, звоню, трубку не берет, а вчера договаривались,- затараторила дама...

«Так и есть»,- я отвернулся от них и стал смотреть на рамку металлоискателя при входе в здание. Ждать становилось все скучнее...

Через минуту появилась Она.

- Привет.

- Привет.

Помолчали. Говорить было не о чем и не охота.

- Как Настенька?

- Болела неделю.

- Простыла?

- Да.

Паузу прервала помощница судьи:

- Подольский? Тучинова? Заходите.

 

- Истец, вы поддерживаете ваши требования?

- Да.

- Ответчица, есть возражения?

- Нет.

- Истец, у вас есть к ответчице материальные претензии?

- Нет.

- Ответчица?

- Нет.

- Вопрос о содержании ребенка решен?

- Да.

- Истец, можете объяснить суду причину расторжения брака?

- Ну, мы не живем вместе уже три года...

- Я спрашиваю причину.

Она ответила за меня:

- Не сошлись характерами...

Судья Илькаева интересовалась еще чем-то несущественным, а я смотрел сквозь нее и, давя ухмылку, совсем уж не к месту растягивающую рот, думал о том, как все глупо. Не просто все, а ВСЕ, и не просто глупо, а ГЛУПО; и наше знакомство, и дальнейшее развитие отношений (черт меня дернул позвонить Ей на следующий день), встречи, расставания, ожидания встречи и расста-вания, попытка «пожить вместе», окончившаяся незапланированной беременностью, мой «джент-льменский поступок», ЗАГС...

Ведь не любил же я Ее! Обманывал зачем-то... и себя, в первую очередь. Ну, нравилась, ну, молодой был, горячий – так «пошалили» бы и разбежались.

Что же главное? Удобно мне с Ней было. У-ДО-БНО!

Подлец? Подлец, еще какой! Наворотил... Ладно – я, но Она же не слепая! Или что? Выхо-дит и Ей было У-ДО-БНО? О, Боже, да что же это...

От самобичевания отвлек голос судьи:

-... го декабря 2008 года брак между гражданином Подольским и гражданкой Тучиновой считать расторгнутым. Решение суда понятно? Решение вступает в силу через десять дней. Вы-писку заберете в 102 кабинете.

- А ска...

- Там расписание висит. Вас больше не задерживаю. Ответчица, зайдите к секретарю.

 

Я вышел на воздух. Все просто, как у Зощенко: «На другой день Володька Завитушкин по-сле работы зашел в гражданский подотдел и развелся». Повезло этому Володьке. У меня «другой день» затянулся на четыре года.

***

В соответствии с тезисами из «теории Лукьяненко-Бекмамбетова» я давным-давно должен был стать ни кем иным, как «иным». А если еще заменить в теории «нечеловеческие испытания» на «нечеловеческие условия существования», тогда попадание будет стопроцентным.

Единственным согревающим душу фактором в моем далеко не безоблачном детстве было осознание того, что я, все таки не сирота, которому, по словам близких, гораздо хуже и тяжелее. Знакомых сирот у меня не имелось, приходилось верить на слово. Отца родного я не помню, само понятие «отец» вызывало только зависть к обладателям отцов, хотя, поначалу, дискомфорта от отсутствия папки я не испытывал. Появление в моей жизни на короткий срок отчима ситуацию только осложнило – к тому времени я уже сложился, как «личность, воспитанная бабушкой» и общего языка с ним не нашел. Отчим же видел во мне рахитичного ботаника, мешающего орать спьяну на свою жену. Так мы и сохраняли нейтралитет, пока отчим не испарился, оставив мне звучную фамилию и младшего брата – слепого инвалида детства.

Проблемы от нехватки мужского воспитания проявились позднее, в подростковом возрасте; в моменты, когда необходимо было показать характер я часто прогибался, считая обстоятельства сильнее себя. Вялые попытки противостояния не прибавляли авторитета в глазах сверстников.

Странно, но, несмотря на это я имел успех у лиц противоположного пола. Это удивляло, ведь мне казалось, что всем девочкам просто жизненно необходим принц на коне, на худой конец – рыцарь без страха и упрека, каковым я не являлся. Однако, быстро привыкнув к хорошему, я беззастенчиво пользовался своей сомнительной популярностью.

Маринуясь в компаниях таких же балбесов, я докатился на рубеже веков до окончания ин-ститута. Специальность учителя истории, которую я приобрел, оказалась абсолютно невостребо-ванной. Связями в кругах, приближенных к императору и мохнатыми лапами наша семья не обла-дала, работать в школе за гроши я не собирался, а запросы росли. Моментально переквалифициро-вавшись из интеллигенции в пролетариат я сумел худо-бедно просуществовать до тридцати годов, приобретя огромный капитал в виде сколиоза, астмы и стойкой аллергии на физический труд. И, в довесок – развалившийся брак.

***

Волоча ноги из суда я поймал себя на мысли о том что не испытываю абсолютно НИЧЕГО, а точнее – испытываю абсолютное НИЧТО. Ни сожаления, ни раскаяния, ни радости, ни чувства свалившегося бремени. Пустота? Она могла появиться только там, где что-то было... Пустоты я не ощущал. Еще бы – может ли НИЧТО ощущать свою пустоту?

«Газель» пулей домчала меня до дома. Поделившись с родными новостью о том, что теперь «не расстанусь с комсомолом, буду вечно холостым» я заперся в комнате. Методично наполняя свое НИЧТО алкоголем, через неделю я понял, что превращаюсь в землекопа, наполняющего одну пустоту другой и что моя пустота настолько пуста, что чем ее не заполняй, более полной она не станет...

 

Часть I

 

Вел я себя примерно, не буянил, поэтому отношение ко мне медсестер и санитаров в нарко-диспансере было мягкое, если не сказать трепетное. За день до выписки мне даже подкинули от-носительно свежую прессу. В разделе «Работа. Вакансии» я наткнулся на интересное объявление:

 

УФСБ по Республике N приглашает мужчин 20-35 лет

на ВОИНСКУЮ СЛУЖБУ ПО КОНТРАКТУ

в приграничных округах и на сторожевых кораблях

 

Предлагались подъемные в размере десяти ежемесячных окладов, также были обещаны льготы на лечение, проезд «и пр.». «Чудно. Это что же, ТАМ - кризис, раз народ уже по объявле-ниям набирают?»,- мое НИЧТО стремительно заполнялось открывшейся перспективой. «Уеду к чертовой матери на Самый Дальний Восток. Это ж курортная зона! На казенных харчах и прочих радостях этот самый «ежемесячный оклад» можно нехило экономить».

Решение было принято и, на следующий день я уже самозабвенно сопя и кусая губы, за-полнял многочисленные заковыристые формы, а перед глазами проплывали дешевые японские авто, пусть и слегка подержанные, красная икра с лососиной и ведра кедровых орехов. Господа комитетчики оказались людьми приветливыми, но все равно канитель с тестированиями, провер-ками на благонадежность и медкомиссиями длилась еще два месяца.

Наконец на меня пришел запрос. В округ Х на заставу требовался старший разведчик.

 

На сборном пункте набралось человек сорок пять. Кадровик из Управления поздравил нас с успешным прохождением тестовых испытаний, пожелал счастливого пути и «не посрамить честь малой родины»...

И поезд понес нашу команду через всю Россию-матушку. На третий день кончились до-машние пирожки, цыплята и вареные яйца, используемые исключительно в качестве закуски. На пятый - деньги на выпивку. Остаток пути ехали, откровенно скучая, вяло переругиваясь и тупо глядя то в окно, то в потолок, то в колоду карт.

***

В Белогорске состав стоял несколько часов, из вагонов не выпускали. По перрону кучками бегали люди в строительных робах с фанерными щитами. Вдруг, как по сигналу, они разбились на тройки – один со щитом, другой со стремянкой, третий с переносной дрелью - и выстроились под окнами купе. Мы очумело таращились на эти чудеса строевой подготовки. За дверями раздался мат и грохот падающих тел. Я подергал ручку – дверь не поддавалась. Через секунду снаружи за-гремел голос, искаженный вокзальным громкоговорителем до нечеловеческого:

- ТО-О-О-ОФЬСЬ!!!! МА-А-АНТА-ШШШ!!!

«Щитоносцы», как белки, скакнули на стремянки и закрыли фанерой окна. Зажужжал шу-руповерт.

В купе включился мерцающий свет и в этом полумраке начальник поезда по громкой связи объявил, что повода для паники нет, меры принимаются для нашей же безопасности и что до ко-нечного пункта не более четырех часов.

Вагон заманеврировал и набрал скорость, судя по сливающемуся стуку колес, близкую к скорости звука.

Начальник не врал – ровно через четыре часа поезд, скрипя, тормозил, доставляя нас к от-правной точке Великого Светлого Будущего.

 

На станции команду встречал двухметровый майор, приказавший «колонной по-четыре следовать в здание вокзала», коим являлся невысокий щитовой домик с надписью «631-ый км».

- Я – майор спецвойск Ханыгин! Вы все обладаете, судя по результатам обследований, вы-соким коэффициентом интеллекта, повышенным уровнем тревожности и невосприимчивостью к гипнотическому воздействию! Здесь вас обучат применять ваши способности для защиты рубежей нашей Родины! Вопросы есть?

Я поднял руку.

- Товарищ майор, скажите, а для чего нужен был этот спектакль в Белогорске?

- Фамилия?

- Рядовой Подольский!

- Рядовой Подольский! Отвечать быстро, не задумываясь: почему Ленин в ссылке писал молоком?!

- Для конспирации, товарищ майор!

- Еще вопросы?

 

От станции на автобусе по грунтовой дороге, проложенной в просеке, ехали до заставы око-ло двух часов.

Разместили нас в спартанских (койки, табуретки, тумбочки) кубриках по три человека.

Обучение проходило непосредственно на заставе. Режим дня был однообразен и выглядел примерно так:

7.30 - Подъем

8.00 – Завтрак

9.00 – Лекции по теории проецирования

11.00 – 13.00 - Занятия по физической подготовке

13.00 – 14.00 – Обед

14.00 – 18.00 – Практика проецирования

18.00 – 19.00 – Ужин

19.00 – 20.30 – Изучение Устава

21.00 – 22.00 – Медицинские процедуры

22.00 – Отбой

Мне особенно нравились теоретические занятия, чувствовалось, что методику разрабатыва-ли виднейшие отечественные умы. Лектор, майор Ханыгин, во время читки особенно проникался восторгом и ненавидел когда его отвлекали.

- ... возможностью проецирования мыслеформ обладают субъекты с нарушением совокуп-ности эфирных тел в районе наивысшей мозговой активности вследствие врожденной или приоб-ретенной травмы психики...

Сосед по парте вытянул руку.

- Что тебе не ясно?- недовольно спросил Ханыгин.

- А по-русски можно?

- Фамилия?

- Рядовой Березин!

Ханыгин открыл свою папку, заглянул, поднял глаза вверх и начал диктовать, постепенно повышая тембр и переходя на крик;

- Пиши: Я, Березин Петр Николаевич, в возрасте 9 лет однажды ночью встал пописать и застукал за развратными действиями мачеху со старшим братом, потерял сознание от увиденного и (!), в дальнейшем, был определен в интернат, где мое психическое заболевание в слабой форме, в народе именуемое «шиза»(!!) прогрессировало, вызывая периодические головные боли и при-ступы энуреза!!! Продолжительное лечение дало положительные результаты, однако психическая травма все равно оставила пробоину ауры в области моей тупой башки!!!! Березин!

- Я!

- Повтори!

- Я пробитый и тупой!

- У кого еще вопросы? Подольский!

- Я!

- У тебя есть вопросы?

- Никак нет! Мне уже все понятно...

Три месяца «учебки» прошли однообразно и быстро.

 

Часть II

 

После Присяги и заключения контрактов нашу команду «проекторов» ввели в курс проис-ходящего. Зона ответственности нашей заставы была поделена на 15 секторов, по одному на каж-дую тройку. Дежурство – 12 часов, день отдыха и вновь к станку.

Трансляция осуществлялась при помощи ресивера или, попросту, отдельно стоящей каби-ны два на два метра. Майор объяснил, не вдаваясь в подробности, что стены ресивера выполнены из некоего композита, позволяющего многократно усиливать слабые токи мозга и передавать их на некоторое расстояние. Внутри кабины располагалась кушетка и плазменная панель, показы-вающая определенный отрезок границы в реальном времени.

Задача состояла в постоянном проецировании мыслеформ в виде патрулей по периметру отведенного сектора. На армейском языке это называлось «военная хитрость», а по-нашему – де-шевый блеф.

По этому поводу Ханыгин прочитал нам лекцию о том, что «нарушитель опасен, но трус-лив и осторожен и никогда не решится на переход границы в пределах видимости патруля», а так-же что «у государства нет лишних средств на содержание несоразмерной армии, а благодаря дос-тижениям науки и техники охрана границ стала более эффективной» и «если у кого-то есть какие- то сомнения в мощи российской армии, то этот кто-то может их смело высказать и ему за это ни-чего не будет». Сомневающихся не нашлось.

Сам процесс проецирования сложностей не вызывал, все, что требовалось – лежа на кушет-ке в ресивере смотреть на панель и представлять картину Васнецова «Три богатыря». Считалось, что агрессивно настроенный сосед, видя в свой вражеский бинокль одетых в современный камуф-ляж Алешу, Илью и Добрыню, марширующих вдоль границы с Мухтарами вместо Сивок не риск-нет вторгнуться в пределы нашего суверенитета.

Во время дежурства не возбранялось напевать патриотические песни, делая особое ударе-ние там, где «у высоких берегов Амура часовые Родины стоят!». Единственное жесткое требова-ние – предельная концентрация внимания.

Так, в июле 2009 года, стартовал засекреченный эксперимент под кодовым названием «На-чало».

 

До конца лета эксперимент шел со скрипом, однако с началом осени и «сезонного обостре-ния психических расстройств» дело пошло на лад. Ханыгин получил полковника вне очереди, да и мы обрастали званиями и почетными грамотами от командования. Денежное довольствие текло на счет в банке малой родины, здесь тратиться все равно было не на что, благо обеспечивали «проек-торов» безупречно.

Весной заставу посетил один из разработчиков теории и методики проецирования сам ака-демик Глухарев. Осмотрев ресиверы и побеседовав со светящимся от гордости Ханыгиным, ака-демик попарился в солдатской бане и вечером, ведомый под руки, был упакован в армейский «Урал» и отбуксирован в Белогорск.

Служба особо не напрягала, лишь по мере приближения отпуска тоска по близким станови-лась нестерпимой. От невозможности обнять мать и дочь сводило мышцы и крепла ненависть к врагу. Чтобы хоть как-то отвлечься я стал часто посещать местную библиотеку, где меня встреча-ли книги о героях Великой Отечественной, мемуары полководцев гражданской войны, подвиги Марата Казея, Лени Голикова, и библиотекарь Светлана. Нет! Сначала Светлана, Света, моя скромница с персиковой кожей и малахитовыми глазами, а уж потом герои, мемуары и подвиги...

За три недели до отпуска Ханыгин вызвал меня на ковер:

- Ну что с тобой, Подольский? Результаты у тебя все хуже. Неделю назад патруль у тебя с розами в петлицах на берегу танцы устраивал... Третьего дня, вместо злобной пограничной собаки, спроецировал розового пуделя... Сегодня твои богатыри насквозь просвечивали! Ты понимаешь, чем такие выходки чреваты? Это угроза безопасности! Под трибунал захотел? Как проблему бу-дем решать?

Откуда мне было знать? Как раз неделю назад перед сменой Света сообщила, что беремен-на...

 

Эпилог

 

Из доклада академика Ф.И. Глухарева на внеочередном заседании Правительства РФ по по-воду инцидента на российско-китайской границе 19 июня 2010 года:

«...по причине сбоя транслирующего устройства не произошло визуализации объектов, по-давляющих агрессию неприятеля, которая вылилась в попытку прорыва государственной границы в районе Благовещенска...»

Из рапорта полковника спецвойск А.И. Ханыгина:

«19 июня, после непродолжительной артподготовки неприятель предпринял попытку мас-сового перехода госграницы в зоне ответственности заставы Алая. Однако, своевременно запро-шенная мною поддержка с воздуха смяла наступательный порыв и обратила неприятеля в бегство. Бойцы заставы преследовали нарушителей до границы с КНР...

В схватке с противником без вести пропал прапорщик спецвойск Н.И. Подольский».

 

В заброшенном охотничьем домике, где-то в междуречье Уды и Селемджи, двое лежали под старым ватным одеялом и смотрели на языки пламени из очага.

- Поедем ко мне? Я тебя с мамой познакомлю, она у меня мировая.

- А дочка не будет против?

- Думаю, нет. Ты ей понравишься.