Моей мамочке посвящается…

 

Сибирская деревенька с простым названием Сидорово этим летом особенно пышно утопала в цветах. Население ее было немногочисленно и дома, ютившиеся близко друг к другу, составляли всего лишь одну улочку. Вблизи домов располагались садики, где буйным цветом пестрели разнообразные цветы. Хозяйки этих садиков старались вырастить на своем маленьком угодье что-нибудь необычное, чтобы другие подивились да позавидовали. Но так как их деревенька затерялась где-то на берегу могучего Енисея и до крупных населенных пунктов был не ближний свет, приобрести разнообразные семена было затруднительно, поэтому особым разнообразием цветочные насаждения не отличались. Повсюду возвышались гордые гладиолусы, поражали своими расцветками астры и георгины, смотрели в небо нежные журавлики. Казалось, что все цвета земли собрались и перемешались в этом маленьком, отгороженном от всего мира уголке: бархатно-бордовый, белоснежный, ярко-желтый, темно-лиловый и все оттенки красного, розового, голубого.

Эта женщина приезжала в деревню третье лето подряд. Причем люди поговаривали, что она тяжело больна и ее привозил из далекого Ленинграда муж – летчик. Она отличалась от местных женщин городской ухоженностью, утонченностью, была красива. И даже восковая, болезненная бледность ее, кажется, не портила. Женщина жила в доме у местной знахарки. Тетка Арина лечила ее молитвами да отварами целебных трав. Неизвестно, что помогало ей больше – то ли знахаркины наговоры, то ли чистый воздух и дыханье еще нетронутой природы. Проводя здесь вот уже третье лето подряд и наблюдая любовь и тягу местных жительниц к разведению цветов, женщина привезла тетке Арине из города семена бессмертников.

Маленькая Люба каждое утро бегала в свой и соседние садики, чтобы полюбоваться на яркие краски цветов и, упаси Бог, не пропустить появление из хрупкого бутона новой жизни. Свою трепетную любовь к цветам она пронесла через многие годы и уже, будучи взрослой, старалась высадить на своем дачном участке цветы посочнее да покрасочнее.

Когда Ванька прибежал к Любе, было раннее утро. Люба только собиралась совершить свой каждодневный обход местных цветочных садиков. Ванька приходился ей двоюродным братом и жил по соседству. По его виду Люба сразу же поняла, что брату не терпится сообщить ей что-то очень важное. Ванька неистово размахивал во все стороны руками, глаза его горели, волосы были взъерошены.

- Любка, иди сюда, скажу что!

Люба, всем видом показывая, что ей сейчас совсем не до него, не спеша подошла к забору садика.

- Чего еще?

Ванька свесился с забора и затараторил.

- Любка, у тетки Арины цветки новые расцвели, как гумага!

Девочка посмотрела на него исподлобья, с большим недоверием.

- Вот еще придумал – как гумага!

Ваньку она знала с тех пор, как помнила себя. Вместе они росли, вместе шалили, вместе играли. И на мгновенье заглянув в его глаза, Люба поняла, что не обманывает. Уже через минуту Ванька с Любой бежали вприпрыжку друг за другом к тетке Арине полюбоваться на диковинные цветы.

С тех давних пор бессмертники ассоциируются у них с чудом. Люба с Ванькой уже выросли, обзавелись семьями, детьми и внуками, к их именам уже давно пишут отчества, но по сей день, кончики пальцев помнят ощущение от шуршащих, будто неживых лепестков тех чудесных цветов из далекого детства…