Анна сделала себе бутерброд и, пристроившись в кресле возле журнального столика, развернула последний номер газеты с вызывающим названием «Желтая пресса». Сама она работала в другом печатном органе. Если бы редактор «Свободного слова» только знал, что читают его сотрудники! Прежде в городе выпускалась только одна «вольная» газета. Правда, несмотря на независимое название, она была зависима: и от самодурства главного редактора, и от указаний основных информаторов – местных властей, и от спонсоров и рекламодателей, которые, в общем-то, и содержали «Слово». «Желтая пресса» родилась недавно, не более полугода назад. Но ее тираж уже достиг пяти тысяч экземпляров и постоянно увеличивался. Между тем «Свободное слово» медленно, но верно теряло своих читателей. Даже темами своих репортажей корреспонденты «Желтой прессы» словно спорили с прежде популярным «Словом». Вот, например, в прошлом номере «Свободного слова» была опубликована статья Анны – на правах рекламы, разумеется, - о сети «Супермагазинчиков» и шикарном «Супермагазине», в котором есть все. В свежем номере «Желтой прессы» появляется статья «Почему возле «Супермагазина» нет бродячих собак» - полная противоположность Аниной. Анна представила, как отреагировал на нее «супербизнесмен» Толя: готов, наверное, разорвать автора, как бык тореадора, дразнящего его красной тряпкой. Тореадор подписался под статьей псевдонимом – Ева Волкова. Анна давно уже стала постоянным читателем «Желтой прессы» и без труда угадывала резкий стиль ее редактора – Жанны Подгорной, которая своим именем подписывала только относительно безобидные передовицы.

В коридоре зазвонил телефон. Анна очень удивилась, услышав голос редактора – Николай Николаевич никогда не звонил ей домой.

- Есть срочное задание, - без предисловий буркнул он. – Первая публикация – в ближайшем номере. Конечно, шедевра от тебя не ожидаю, но что-нибудь накропаешь. Больше все равно некому, все в отпусках…

Анне никогда не поручали ничего серьезного. Николай Николаевич вообще не доверял женщинам, считая их «недостаточно умными». Она почему-то сразу почувствовала, что неожиданное задание – ее шанс.

- Я все сделаю, Николай Николаевич. Какая тема?

- Журналистское расследование. Читателям будет интересно узнать, кто и за что убил редактора «Желтой прессы».

- Как, разве ее убили? – остолбенела Анна.

- Ну и журналисты у меня, - вздохнул Николай Николаевич. – Обо всем узнают последними. Да! Так что, действуй… - и повесил трубку.

Анна быстро собралась с мыслями. Жанну она почти не знала. Но много слышала о ней. Много всякого, противоречивого и не факт, что достоверного. На Николая Николаевича Анна обиделась: мог бы, в интересах дела, выложить побольше информации. Впрочем, если знает Николай Николаевич, то знает половина Дома журналистов. И, вооружившись записной книжкой, авторучкой и диктофоном, Анна направилась именно туда.

 

В редакции Анна быстро разведала, откуда стало известно об убийстве Жанны. Ее обнаружила машинистка и корректор «Желтой прессы» Людмила Иванова. И теперь Людочка не без удовольствия делилась новостями со своими коллегами. От Анны она тоже не стала держать секрета, а охотно рассказала все, что знала.

В пятницу вечером коллектив редакции «Желтой прессы» - всего четыре человека – задержался, чтобы обсудить только что вышедший номер газеты. Собрание продолжалось до семи часов, то есть до тех пор, пока Сергей не посмотрел на часы и не заметил, что уже семь, а у него на вечер свои планы. В начале восьмого Жанна всех распустила. Жанна и Люда жили в одном дворе, и домой пошли вместе. Пешком. За квартал до дома Людочка встретила старинного приятеля. Он предложил посидеть в летнем кафе, выпить пивка. Жанна выпила полбутылки, выкурила пару сигарет и сказала, что ей пора. Люда осталась. Позже – во сколько точно, Люда сказать не может, так как забыла в тот день часы, - Жанна позвонила ей на сотовый и велела срочно зайти. Голос у нее был слабый. Но Люда тогда еще ничего такого не подумала – может, просто устал человек. Неспешно допила пиво, попрощалась с приятелем и пошла к Жанне. От кафе до дома Жанны было недалеко, не больше пяти минут. Долго трезвонила в дверь, но никто не открывал. Тогда Люда поняла, что что-то случилось, и позвонила в милицию. Дежурная бригада приехала без десяти девять – Люда спросила время у одного из милиционеров. А потом, когда взломали дверь, в спальне обнаружили Жанну с пробитой головой. Она была мертва. Вызвали врача и следователя. Издергавшуюся Люду отпустили только после допроса. Ничего подозрительного Люда в квартире Жанны не заметила. Да у нее и не было никакого желания глазеть по сторонам. Все это время она просидела на кухне.

Больше ничего интересного Аня от Люды не узнала. Но и этого было пока достаточно. Аня могла определить примерное время совершения преступления. Ей неоднократно приходилось преодолевать пешком расстояние от Дома журналистов до типографии, которая находилась почти напротив того самого кафе. Это занимало минут 30, может, чуть больше. Чтобы выпить полбутылки пива и выкурить две сигареты нужно не менее 10-15 минут. Значит, если женщины вышли из редакции в начале восьмого, то домой Жанна пришла часов в восемь. Милиция приехала в 20.50. Получается, преступление совершено в этот промежуток времени. Скорее всего, именно тогда, когда Жанна позвонила Люде. Зная Люду, Аня могла предположить, что та была у двери не раньше, чем через 10 минут после звонка. Плюс еще 5минут до приезда милиции. Значит, убийство произошло приблизительно в половине девятого, с поправкой в пять – десять минут. Скажем, между 20.20 и 20.40. На это время Анна и решила ориентироваться.

Установив время, она решила составить список подозреваемых. Жанне давно прочили, что ее когда-нибудь прикончит один из героев какого-нибудь скандального репортажа. Анна попросила у Люды разрешение полистать подшивку. Всего 24 номера.

Анна выписала двадцать фамилий. Их обладатели должны были бы испытывать бурное негодование по поводу существования «Желтой прессы». После разговора с Людой вычеркнула добрую половину из них – они уже получили удовлетворение через суд. Большую часть оставшихся Анна знала. Далеко не все из них способны на убийство. Одни наверняка предпочли бы решить конфликт законным путем, другие со временем остыли и забыли о скандальной публикации, у третьих – руки коротки. После того, как Анна старательно перетрясла весь список, в нем осталось только две кандидатуры: владелец «Супермагазинчиков» Анатолий Рубальский по прозвищу Топор и организация молодых нацистов «Чистая раса», осмеянная Жанной в 20 номере «Желтой прессы».

Прежде, чем расследовать дальше, Анна решила узнать, чем располагает милиция. Им-то уж наверняка известно больше, чем Люде или Ане. Людочка любезно сообщила коллеге телефон Виктора Андреевича Дубовицкого – следователя, ведущего дело Жанны. Анна набрала его номер сразу же, как вернулась в свой кабинет.

 

Искать причину гибели Жанны в плодах ее труда додумалась не только Анна. Виктор Дубовицкий угрохал свои выходные на то, чтобы перечитать 24 номера газеты, которую из-за ее идиотского названия он до этого сам никогда не покупал. С первого взгляда казавшиеся острыми материалы навряд ли могли доставить кому-то серьезные неприятности. Тон, конечно,неприятен и даже оскорбителен, но содержание – так себе. Убивать из-за таких пустяков догадается только сумасшедший. Если у парня совсем тормозов нет. Впрочем, у молодых нацистов, возможно, тормозов и вправду не было. К тому же против них была улика – под кроватью Жанны был найден значок с изображением свастики. «Чистую расу» Виктор занес в список №1. Туда же вписал Анатолия Рубальского. Он славился непредсказуемостью, и его имя уже фигурировало в некоторых уголовных делах. Следующим в списке оказался хозяин казино «Красное и черное» Семен Кукушкин. Его звонок был записан на автоответчике телефона Жанны. Он звонил, чтобы остановить готовящуюся публикацию, предлагал встретиться и обо всем договориться. Тон его был достаточно агрессивен.

Тяжелый предмет, которым был нанесен смертельный удар, обнаружен не был. Зато с фортепьяно, по свидетельству Людмилы Ивановой, исчез антикварный подсвечник. А с самой Жанны – золотые украшения, тоже дорогие и, судя по описанию подруги, весьма экстравагантные. Так что нельзя было отбрасывать и предположение об убийстве с целью ограбления. В этом случае есть надежда, что попытка сбыть необычные вещицы не пройдет незамеченной.

В первую очередь надо было выяснить, не собиралась ли Жанна с кем-то встречаться в пятницу вечером, и не видел ли кто кого-нибудь возле ее двери. Опрос соседей ничего не дал – по воле судьбы никого из них в этот вечер дома не было: все разъехались по дачам, разошлись по магазинам или просто гуляли.

От размышлений Виктора оторвал телефонный звонок – женщина, представившаяся корреспондентом «Свободного слова», интересовалась официальной версией случившегося. Он довольно резко отказался обсуждать эту тему и повесил трубку. И внес в графу «Подозреваемые» еще одну строчку – «Свободное слово». Борьба за рынок сбыта – это тоже мотив, хоть и притянутый за уши. Это было его первое дело, и потому Виктор пытался четко следовать рекомендациям, полученным в вузе – проверять все, даже самые пустяковые, версии.

 

После грубого ответа следователя Анна поняла, что рассчитывать придется на собственные силы. Встретиться с пятидесятилетним бизнесменом Толей было несложно – беря у него интервью пару недель тому назад, она заметила его явное расположение к своей юной персоне. Договориться о встрече ей ни составило никакого труда. Гораздо сложнее оказалось достать телефон «Чистой расы», которая, как оказалось, даже не была зарегистрирована. Пришлось снова обращаться за помощью к Люде, которая без труда нашла в редакционном компьютере нужный номер. С Андреем Московским Анна договорилась о встрече под предлогом подготовки статьи о партиях и движениях города.

 

С пионером местного игорного бизнеса Виктор беседовал в тот же день. Семен произвел не него впечатление прямого человека. Он не стал скрывать, что действительно в пятницу утром звонил Жанне, и, предваряя возможные вопросы, тут же рассказал всю подоплеку этой истории:

- Около недели тому назад моя супруга познакомилась в театре с этой самой Жанной. Они как-то очень быстро сошлись. И Оля с дуру рассказала этой аферистке много такого, что не может предназначаться для публикации. В четверг Жанна позвонила Оле и начала ее шантажировать. За кассету с записью их беседы и молчание она потребовала десять тысяч баксов. Платить Оля отказалась, но, разумеется, растревожилась и утром в пятницу обо всем мне рассказала. Мне не хотелось, чтобы мое имя трепали в прессе, и я решил заплатить. Но на мой звонок госпожа Подгорная так и не ответила.

Когда Виктор попросил рассказать Семена о том, как тот провел пятничный вечер, тот расписал все довольно подробно. Где-то в половине седьмого он взял машину и отправился на футбольный матч, заехав предварительно за своим приятелем Евгением Ермаковым. Когда игра закончилась, они тут же, возле стадиона, поделились впечатлениями и распрощались. Это было где-то без двадцати или без пятнадцати минут девять – домой Семен вернулся как раз к программе «Время».

Евгений Ермаков, утонченный и благоухающий владелец местной имидж-студии «Ева», полностью подтвердил рассказ своего приятеля.

 

Редактора и основного учредителя «Свободного слова» Николая Турчанникова Виктор застал на рабочем месте. Скрытое предположение о возможности его причастности к преступлению Николая Николаевича возмутило.

- Да если вы хотите знать, эта совершенно непрофессиональная газетенка никому не могла составить никакой конкуренции. А в пятницу я был на работе, задержался по делам. Ушел только в десятом часу. Можете спросить у сторожа. Тот, кто дежурил в пятницу, будет дежурить завтра, вот и поговорите с ним.

И Николай Николаевич отвернулся к компьютеру.

Внизу Виктор узнал домашний телефон пятничного сторожа.

- Да, - подтвердил тот, - точно я вам, конечно, не скажу, когда Турчанников в пятницу ушел, но поздно ушел, позже всех.

- Около девяти?

- Где-то так.

Алиби Николая Николаевича подтвердилось. Да и с самого начала Виктор сомневался, что тот имел какое-то отношение к этому делу.

 

В семь часов Анна сидела с Анатолием в кафе и пила коктейль. Она еще не сказала ему, что убили Жанну. А только сказала, что читала ее статью о нем. Заметила, как Анатолий стиснул зубы.

- Шлюха. Облила грязью ни за что ни про что. Змея подколодная. Придушил бы ее на месте.

- А ее уже. То есть не придушили, а по голове чем-то стукнули.

- Жанну избили? – Анатолий выглядел удивленным.

- Даже убили. У нее же дома. В пятницу вечером. Уж не ты ли?

- Да что я, идиот, из-за этой дряни в тюрьму садиться?

- Может, у тебя и алиби есть?

- Может, и есть – в пятницу я весь вечер просидел в «Полнолунии». Кстати, не хочешь ли туда сходить? А то отметили бы знакомство по-настоящему. Да, чуть не забыл тебя поблагодарить – твоя статья мне очень понравилась.

И Анатолий вынул из кармана красиво упакованную коробочку.

Подарок Аня взяла, но в «Полнолуние» идти отказалась, мол, как-нибудь в другой раз – уж очень нехорошая репутация была у этого заведения.

 

На следующий день, во вторник, Виктор встретился с Анатолием Рубальским. У него тоже было стопроцентное алиби – в пятницу почти с самого открытия и до полуночи он просидел в ночном клубе, никуда не отлучаясь. Это подтвердили бармен и официант. Последний, правда, заметил, что минут на тридцать куда-то отлучался его то ли водитель, то ли телохранитель, то ли просто собутыльник и друг – здоровяк Павел.

Виктор спросил Анатолия и об этом. На что тот ответил, что посылал Павла за сигарами.

- Он брал машину?

- Нет, он был не совсем трезв, и я советовал ему воспользоваться общественным транспортом.

- Можно с ним поговорить?

Павел объяснил, что обычные сигареты Анатолий Николаевич не курит, а потому он, действительно, в пятницу ездил в «Супермагазин» за сигаретами. Ездил на автобусе, прямо туда и обратно, и заняла вся поездка не больше времени, чем должна была занять – от силы минут тридцать. Ему часто приходится выполнять подобное поручение, и всегда это занимает именно столько времени, на машине чуть быстрее.

То, что периодически такие ЧП с сигарами случаются, подтвердили все работники «Полнолуния». Меньше, чем за двадцать – двадцать пять минут, по их мнению, обернуться у Павла, и вправду, не получалось. Машина Рубальского в пятницу весь вечер безвыездно простояла у входа в клуб – это тоже было подтверждено как сотрудниками клуба, так и его тогдашними посетителями.

 

В списке подозреваемых оставались только ребята из «Чистой расы». Но вот вычислить их оказалось нелегко. Зарегистрирована организация не была, опрос участковых занял два дня. Наконец, один из них подтвердил, что к ним, как раз в пятницу, поступала жалоба на то, что в квартире номер два дома номер пять по улице Садовой наблюдается странное сборище. О том, что там встречаются нацисты, сигнализировала соседка из первой квартиры. Она была напугана и просила ее «не выдавать».

Телефона у Синицыных, проживающих по Садовой, 5, квартира 2, - не было, и Виктор направился туда без предварительной договоренности. Но ему повезло – дверь открыл парень лет двадцати в черных джинсах и черной футболке. На груди у него был прицеплен значок с какой-то символикой и надписью «Чистая раса» по окружности. Оказалось, что в сборе вся организация – все восемь человек. Все они были одеты в черное, у всех были одинаковые значки. Встретили они Виктора без какой-либо агрессии. Показали ему список членов организации: Андрей Московский – председатель, Михаил Синицын – секретарь, и еще шесть фамилий. Объяснили, что готовятся к официальной регистрации, показали устав. В нем тоже не было ничего агрессивного, ни одного призыва к какому-либо виду насилия. Целью было «повышение самосознания русского народа». Основное направление деятельности – пропаганда русской культуры, русского искусства, начиная с былин и народных сказок. «Уважение надо заслужить, а не вбить, мы это понимаем», - улыбнулся Андрей.

В пятницу, когда убили Подгорную, все члены «Чистой расы» были здесь, у Михаила, и обсуждали этот самый устав. Никто между семью и девятью часами из квартиры не выходил. Появление в квартире убитой значка их организации объяснить не могут.

Старушки, сидящие на скамеечке возле подъезда, где жил Михаил, подтвердили, что в пятницу к нему приходили семеро друзей, которые разошлись только в десятом часу. Старушки были довольны, что ребятами заинтересовалась милиция, но алиби всех членов организации на пятницу подтвердили – «тут сидели, не отходили никуда - чего уж напраслину возводить».

 

Список подозреваемых опустел. Конечно, можно было покопаться в прошлом Подгорной. Оставалась в силе и версия об убийстве с целью ограбления – Жанна могла застать в квартире грабителя и заплатить за это жизнью. Поэтому во все ювелирные лавки города был передан список украденных вещей, участковые провели работу с лицами, неформально скупающими золото на рынке. Но это направление разрабатывалось не слишком тщательно, так как, по словам Ивановой, из квартиры ничего не пропало. Обычный вор не побрезговал бы дорогой аппаратурой, например, обязательно захватил бы цифровой фотоаппарат, музыкальный центр, видиоплейер – все новенькое и довольно компактное.

Так что следствие, похоже, заходило в тупик.

К тому же ему на пятки наступала эта неугомонная Анюта Пчелинцева, с которой соперничество у него началось еще со школы. Похоже, этой девчонке нравилось его дразнить. Вот и теперь она, как выяснилось при разговоре с ребятами из «Чистой расы», вышла на них еще вчера. Да и Рубальский признался, что уже знал о гибели Подгорной – об обстоятельствах этого дела Аня поведала ему в ходе приватной беседы. И неизвестно еще, что поведал в ходе этой же беседы Ане сам Рубальский. Возможно, эта пронырливая женщина разузнала что-то такое, что не помешало бы знать и ему.

Виктор отнюдь не был лишен самолюбия. Но и честолюбия он тоже не был лишен. А завалить первое порученное ему дело – означало бы завоевать себе славу ни к чему не годного следователя и до конца жизни забыть о громких делах. В результате борьбы мотивов победил последний, и Виктор, скрепя сердце, позвонил в редакцию «Слова», чтобы узнать уже подзабытый за годы Анин телефон.

 

Они сидели в летнем кафе недалеко от редакции и пили пиво.

- Ты так и не захотел мне тогда помочь, - упрекнула Аня, - но я и без тебя справилась. Завтра выходит моя статья.

- Хочешь сказать, что знаешь имя убийцы? – с деланной иронией поинтересовался Виктор.

- Нет. Пока пишу только об обстоятельствах гибели. Высказываю версии. И мимоходом замечаю, что алиби нет у многих кандидатов в подозреваемые.

- И пальцем в небо. Алиби есть практически у всех.

- А именно?

- Только не для печати, - предупредил Виктор. – Например, твой редактор до девяти торчал на работе, и это подтверждает ваш вахтер. Рубальский в это время уже квасил в «Полнолунии», что подтверждено показаниями бармена и официанта. Кукушкин на городском стадионе болел за любимую команду. А «Чистая раса» в полном составе сидела у Синицына и обсуждала устав, и все это время за ними зорко наблюдали бабушки-соседки.

- Можешь забыть всю эту ерунду, эти алиби гроша ломаного не стоят.

- Это еще почему?

- Давай по порядку. Во-первых, редактор. У меня нет доказательств, но он явно ненавидел Подгорную, и было в этом что-то личное. Конкуренция тут ни при чем. Это о мотивах. А теперь об алиби. В ту пятницу меня как раз отправили на футбол – сделать репортаж. Это было где-то около семи часов. Когда я проходила мимо Цербера – это прозвище нашего вахтера, - он был крепко пьян и спал сном младенца. Не думаю, что за два часа он мог проспаться, всем известно, что если бы ему удалось продрать глаза, он тут же залил бы их снова. Так что можешь вернуть Николаича в список подозреваемых.

- Теперь перейдем к Кукушкину. Кстати, что у него за мотив?

- Говорит, Подгорная шантажировала его, грозилась обнародовать какие-то нелицеприятные сведения о нем?

- Интересно, какие?

Виктору стыдно было признаться, что он не догадался спросить об этом у Кукушкина, и поэтому язвительно заметил, что не имеет право разглашать доверенную ему тайну.

- Ну, хорошо, сама узнаю, - милостиво согласилась Аня. – Когда я пришла на стадион, а это было около половины восьмого, матч уже начался. По привычке я прежде всего окинула взглядом автостоянку. Ну, чтобы выяснить, кто из городских знаменитостей сюда пожаловал. Руку даю на отсечение, что машины Кукушкина там не было. Не видела я ее и тогда, когда возвращалась. Зато чуть позже, около девяти, я видела, как из автобуса выходил «адъютант его превосходительства» Толи Рубальского, больше известного в народе, как Толя Топор.

- Ну и что? Он ездил в «Супермагазин» за сигарами.

- А в какой стороне от «Полнолуния», по-твоему, находится «Супермагазин» - к севкеру или к югу?

- К северу.

- А он приехал с юга.

- Это не важно, «Супермагазинчики» разбросаны по всему городу.

- Зато в «Супермагазинчиках» нет сигар, они продаются только в центральном «Супермагазине». Я недавно писала об этой торговой сети, так что знаю. И еще на твоем месте я бы поинтересовалась, почему Павел не воспользовался автомобилем.

- Уже поинтересовался. Он был нетрезв.

- А через пару часов вдруг протрезвел и отвез хозяина домой, - победоносно заключила Аня.

Виктор покраснел.

- И еще, - решила окончательно добить его Аня, - я знаю, чей именно значок ты нашел у Жанны.

- Не блефуй!

- А я и не блефую, - заявила, вставая из-за стола, Аня, - У Московского рисунок на значке немного другого оттенка, чем у остальных. Думаю, это подделка. И еще – квартира Синицына находится на первом этаже, и окна выходят не во двор. Так что и у ребят алиби может оказаться липовым.

 

Весь вечер Виктору не давали покоя неприятные мысли. Прошла неделя, а он, по сути дела, так ничего и не выяснил. Ни одного шага вперед. Скоро у него спросят о достигнутых результатах и… если все останутся по-прежнему, Иван Николаевич займется расследованием сам. А Виктору придется распутывать обстоятельства пьяной драки с трагическим концом или выяснять причины гибели какого-нибудь бомжа. Или вообще направят ловить мелких мошенников и карманных воришек.

К ночи разболелась голова, Виктор никак не мог заснуть. Закончилось тем, что он обозвал себя «бабой» и выпил снотворное, которое врач выписал его матери. Это дало эффект. Неприятные мысли вернулись к Виктору только утром следующего дня.

По дороге на работу он купил свежий номер «Свободного слова» - интересно все-таки, что там написала эта колючка. Нужную станицу нашел не сразу. «Тоже мне, статья», - усмехнулся про себя. Небольшая заметка на предпоследней полосе напоминала скорее некролог и не содержала сколько-нибудь ценной информации:

«В пятницу, 15 июня, - писала Анна, - между восемью и девятью часами вечера в своей квартире была жестоко убита редактор «Желтой прессы» Жанна Подгорная. Неизвестный убийца нанес ей тяжелый удар по голове и оставил умирать. Смертельно раненая женщина собрала последние силы и дотянулась до телефона. Вызванная Жанной коллега и подруга Людмила Иванова позвонила в милицию. Однако было уже поздно. Прибывший врач зафиксировал смерть.

На страницах своей газеты Жанна Подгорная публиковала острые материалы, она не боялась говорить правду. Многим это могло прийтись не по вкусу. Желать гибели отважной журналистки мог почти каждый герой ее публикаций. Причем у доброй половины из них нет алиби.

В настоящее время правоохранительными органами ведется следствие. Параллельно редакция нашей газеты начало свое журналистское расследование. О его ходе читатели узнают из ближайшего номера «Свободного слова».

Виктор злился на Анну за вчерашнее, но еще больше злился на себя. В чем-то она была права. Виктор извлек из этого урок: любое алиби надо не просто проверять, а сто раз перепроверять.

Впрочем, времени на самоистязание у него не было. В первую очередь он достал из стола диктофон и несколько кассет, обнаруженных в сумочке Жанны. Долго искать не пришлось – нужная уже находилась в диктофоне. Беседовали две женщины. Одна из них, вероятно Жанна, больше слушала, поддакивала, сочувственно вздыхала, задавала вопросы. Другая, Ольга, жаловалась на поведение своего супруга, Семена Кукушкина. То, что она говорила о нем, Виктор ожидал услышать меньше всего.

«Сначала я сама себе не верила, - делилась Ольга, - но факты – упрямая вещь. Представь только, что бы ты сама подумала? – Раньше он об одежде вообще не думал, в зеркало смотрелся, только когда брился. А теперь рубашки дважды в день меняет, туфли по полчаса начищает, духи купил себе дорогущие, и весь шкаф шарфиками и галстуками забит. И журналы читает модные. Но это еще не все. Будь дело только в этом, я бы решила, что любовница у него появилась. Тоже, конечно, обидно, но хоть не противно. Но он в салон ходить стал, каждую неделю маникюр делает. Представляешь? На кой черт нормальному мужику маникюр! И с этим своим Женечкой не разлучается. До того доходит, что он мне его в пример ставит! А Женя вот как сказал, а Женя это вот так делает… Чуть ли не молится на этого своего Женю!

- Успокойся, может, ты преувеличиваешь, может, они просто друзья… Знаешь, такое тоже бывает.

- Да что я, слепая? Волка от овцы не отличу? Да там ведь и другие признаки есть… Даже рассказывать и то противно!..»

Потом к женщинам, видимо, кто-то подошел, и разговор оборвался. Так что больше никаких порочащих Семена фактов Виктор из магнитофонной записи не узнал. Но и этого достаточно. Теперь понятно, почему Семен согласился заплатить Жанне за молчание. А если бы она не согласилась молчать? За такое, наверное, и убить можно?

Так что и Семен Кукушкин, и Евгений Ермаков тут же были вызваны для дачи показаний. Встреча с ними должна была состояться после обеда, а пока можно было решить еще пару вопросов.

Виктор взял Жаннин диктофон, вставил в него чистую кассету и направился в гости к некоему Владимиру Сергеевичу Александрову, работающему вахтером в Доме журналистов. Тот был дома, и, похоже, сильно мучался с похмелья. Узнав, что Виктор расследует убийство Подгорной, он впустил его в квартиру, честно предупредив, что вряд ли сможет быть полезен. Конечно, Владимир Сергеевич много раз видел редактора «Желтой прессы», но никогда с ней не общался. Во сколько она ушла с работы в пятницу, точно не помнит. График у нее был совершенно свободный. Она редко появлялась редакции – раз или два в неделю. Как раз по пятницам – у них было что-то вроде «летучки». Расходились они часов в шесть-семь.

- А почему Вы не можете сказать, когда Подгорная ушла 15 июня? Ведь Вы дежурили в этот день?

- Дежурил-то я. Но я тогда, как говорится, слегка приболел и решил немного вздремнуть. Видно, прозевал я ее.

- Однако Вы утверждаете, что видели в тот день, как уходил редактор «Свободного слова». Это действительно так?

- Разумеется. Зачем бы мне лгать?

- Как же, если Вы спали?

- Да очень просто. Он уходил уже поздно, в десятом часу, и разбудил меня, чтобы я закрыл за ним дверь. После этого меня уже никто не беспокоил.

- А он не мог выйти куда-нибудь на полчасика, а потом вернуться и разбудить Вас?

- Теоретически мог. Дверь была открыта. Я ее только после него и закрыл.

 

После разговора с Александровым Виктор направился в редакцию «Свободного слова». Николай Николаевич снова был на месте. Виктора он узнал.

- Извините, что в прошлый раз принял вас в штыки. Меня оскорбила ваша подозрительность, но если трезво рассудить, это и есть ваша обязанность – подозревать. Чем на этот раз могу быть полезен?

- Кто, кроме Александрова, может подтвердить ваше алиби? – напрямик спросил Виктор.

- Сначала я постараюсь объяснить Вам, почему у меня не было никакого интереса устранять Жанну Подгорную. Вы читали ее газету?

- Всю подшивку перелистал.

- В таком случае Вы должны были обратить внимание на то, что она любила бросать ничем не подкрепленные обвинения и имела обыкновение писать в ироническом тоне. Но не приводила никаких аргументов. Это не профессионально. И речь здесь не только о нарушении журналистской этики, но и о неуважении к читателю, который рано или поздно должен был понять, что его дурачат. Сами посмотрите: в одном номере – статья, в другом – опровержение. Жанна работала против себя. «Желтая пресса» скончалась бы и без постороннего вмешательства.

- Это дело вкуса. Но Вы так и не ответили на мой вопрос: может ли кто-то еще подтвердить ваше алиби?

- Представьте себе – да! В тот вечер я имел беседу с корреспондентом «Желтой прессы» Сергеем Бессоновым. Думаю, он не откажется это подтвердить. Ушел он лишь на пару минут раньше меня.

- А могу я поинтересоваться предметом вашей беседы?

- Что ж, теперь это не имеет значения. Сергей – хороший журналист, и я ему предлагал перейти в нашу газету. Так что со вчерашнего дня он работает у нас.

Нечего говорить, что Сергей Бессонов показания Турчанникова подтвердил.

 

Семен вальяжно уселся в кресло и достал длинную сигарету. Одет он, и вправду, был, как говорят, «с иголочки»,и, вероятно, по последней моде. От него несло какими-то терпкими духами. Шелковый галстук какого-то невероятного цвета, изящный портсигар с «дамскими» сигаретами, сладковатый парфюм… Если бы не прослушанная накануне запись, Виктор, пожалуй, не обратил бы на все это внимания. Но теперь все это наводило на определенные мысли.

- На чем вы приехали со своим другом на матч? Вы воспользовались автобусом?

- Зачем? Я вообще не пользуюсь общественным транспортом. У меня свой автомобиль, - Семен удивлено поднял брови. Он не видел связи этого вопроса с обстоятельствами дела.

- Можно поинтересоваться, какой марки?

- «Шевроле» жемчужного цвета.

- Кажется, в городе больше ни у кого нет такого?

- Вам виднее. Но почему такой интерес к моему имуществу?

- Этого автомобиля не было у стадиона в прошедшую пятницу.

- Может, его просто не заметили… - как-то неуверенно предположил Семен.

- Не думаю. Это подтверждено показаниями нескольких свидетелей.

Виктор блефовал, на самом деле ему приходилось полагаться на слова Ани.

Семен поморщился.

- Хорошо, его там не было. Я смотрел игру по ящику. Прямая трансляция по местному ТВ. Но я не убивал вашу Подгорную. И весь вечер провел с Евгением Ермаковым.

- Где?

- У него дома.

- Кто еще был с вами?

- Никого.

- Почему вы сразу не сказали правды?

- Не захотел.

- Не потому ли, что у вас с ним несколько необычная дружба.

Семен побледнел и ответил не сразу.

- Вы прослушали запись? Я думал, это мания моей чрезмерно впечатлительной супруги, не более того… Но вам-то не подобает верить эдаким сплетням. Мы с Евгением друзья. Может, это и впрямь не совсем обычная дружба, но вовсе не в том плане. Просто сама по себе дружба перестала в наши дни быть обычным явлением. Если хотите, поспрашивайте его соседей, может, кто-то из них подтвердит мое алиби. Но в любом случае, к Подгорной все это не имеет никакого отношения.

Виктору пришлось извиниться за оскорбительные намеки и подписать пропуск. В беседе с Ермаковым Виктор решил быть осторожнее в выражениях, а, может даже, постараться вызвать его на откровенность.

 

По сравнению Ермаковым Кукушкин, несмотря на свое доморощенное изящество, выглядел неуклюжим медведем. Евгений носил длинные волосы, уложенные в изящную прическу с ниспадающими на лоб прядями какого-то иссиня-черного цвета, длинные ногти были покрыты бесцветным лаком, над лицом тоже, было видно, успел поработать визажист. Как только он вошел в кабинет, Виктор сразу же утратил достигнутую в разговоре с Кукушкиным уверенность в том, что мужчин связывает просто крепкая дружба. И понял, что удержаться от нетактичных намеков ему будет не просто.

Но как оказалось, ошибся. Ермаков повел себя самым неожиданным образом, с ходу приведя Виктора в замешательство. Поздоровавшись, он подошел к столу и выложил на него какие-то чертежи и брошюры. Сверху он положил папку с заполненными файлами.

- Ознакомьтесь. Это проект нашего будущего дела. Я имею в виду себя и Семена. И копии всех необходимых документов. Это то, чем мы занимались в последнее время. К слову, Ольга неоднократно приглашалась к участию в обсуждении этого проекта, но отказывалась за неимением времени. Зато охотно в обсуждении данного проекта принимала участие моя невеста. По профессии Наташа имиджмекер, и она посчитала, что мое дело будет продвигаться более успешно, если я буду иметь тот имидж, какой имею сейчас. Это роль, и не более того. Наташа считает, что народ с большим доверием отнесется к стилисту-гею, потому что все известные стилисты и модельеры относились к сексуальным меньшинствам. Ради поддержания такого моего странного имиджа Наташа даже согласилась скрывать наши с ней отношения. А если вы повнимательнее взглянете на Семена, то поймете, что в его образе нет ничего порочного. Все самое традиционное, дорогое, проверенное временем, может только в избытке. Но люди с недостатком вкуса нередко склонны к некоторым излишествам.

Вы, наверное, скажете, что наши взаимоотношения, сексуальная ориентация вас не интересуют. И правильно. Просто не хочу, чтобы Семена воспринимали неправильно, он к этому слишком болезненно относится. Он вообще не обладает сильным характером и зависим от мнения окружающих. Кстати, решимости убить кого-то у него тоже не хватило бы. Это скажет любой, кто его давно знает.

По существу дела скажу, что 15 июня мы весь вечер были у меня. Мы были одни, но подтвердить наши показания смогут женщины, которые в это время всегда сидят во дворе и сплетничают, и мужчины, которые футболу предпочитают домино – они весь вечер забивали козла.

Закончив эту пространную речь, Евгений вызвался даже подвезти Виктора до своего двора, и тот любезно принял это приглашение – Ермаков проживал довольно далеко от отделения.

На его счастье жизнь во дворе уже кипела. Мамы с колясками, малыши в песочнице, женщины на скамеечках, любители домино за столиком под деревьями в глубине двора – все были в сборе.

Словоохотливые пенсионерки охотно отвечали на расспросы Виктора. И Евгения, и Семена они хорошо знали – когда-то те жили в одном подъезде, учились в одном классе и были «не разлей вода». Причем худенький Женя был негласным лидером, хотя всегда оставался в тени. Потом Женя уехал учиться в Москву, а Семен провалил экзамены, вернулся, отслужил в армии, а потом неожиданно открыл небольшую закусочную, которая со временем преобразовалась в доходное казино.

Насчет 15 июня соседки засвидетельствовали, что Семен был у Жени часов с семи вечера и ушел где-то ближе к девяти – Екатерина Ивановна с первого этажа как раз загоняла домой дочку.

Взамен одного алиби у Кукушкина появилось другое, причем более надежное, так как его подтверждали с полдюжины соседок и столько же мужичков-«доминошников». А то, что Семен и Евгений скрывали свои встречи наедине легко объяснялось подозрительностью супруги Кукушкина.

 

Узнать адрес Анатолия не составило труда. Дверь открыла красивая женщина. На ней был шикарный халат яркого шелка, на лице слишком много косметики. Кажется, она пыталась скрыть синяк под глазом и припухлость щеки, но ей это не слишком удалось. «Похоже, Топор поколачивает свою миловидную женушку», - заметил про себя Виктор. Впрочем, больше ничего об Анатолии Рубальском он не узнал. Дома Анатолия не было, где его искать супруга не знала, и вообще супруг ее, по ее же словам, в свои дела не посвящал. Так что общаться с Виктором она не пожелала.

Рубальского Виктор нашел все в том же «Полнолунии». Было всего восемь часов, но Анатолий уже был изрядно пьян.

- Интересно, что вас привело в это злачное место, господин следователь, - встретил он Виктора, устремив на него мутный взгляд. – Или решил отпраздновать победу? Тебя можно поздравить? Преступник пойман и сидит за решеткой?

- Почему в прошлый раз Вы мне солгали? – начал Виктор сходу.

- Солгал? Не может быть! Может, просто допустил неточность… - поморщился Анатолий. – Что там тебе не понравилось в моих показаниях?

- Неправда. Куда ездил Павел?

- Я же сказал. Он выполнял одно мое мелкое поручение, связанное с моими привычками, если так можно сказать, даже с привязанностями.

- Вы сказали, что он ездил за сигарами, но это не соответствует действительности.

- Ты разговорил продавцов?

- Я не обязан раскрывать источник информации, но, поверьте мне, этот источник есть и он достоверный. Или мне лучше порасспрашивать вашего помощника?

Павел сидел за тем же столиком и имел самый невозмутимый вид. На его лице просто невозможно было прочесть, даже элементарного интереса.

- Павел ничего не скажет тебе, пока не получит моего разрешения, - зло засмеялся Анатолий.

- В таком случае у вас нет алиби.

- У меня-то как раз есть, это у него – нет.

- И вы готовы подставить своего верного помощника?

- Ему ничего не грозит. У него не было повода совершать это преступление. Он никогда не бывал у Подгорной ни дома, ни в редакции. Он вообще с ней даже не разговаривал. Так что у вас не будет никакого основания обвинить его в этом.

- Он мог это сделать для вас. Маленькая оплачиваемая услуга. Не правда ли, Павел Андреевич? – обратился Виктор к холодной глыбе рядом. Глыба даже не шелохнулась.

Прошло несколько минут. Анатолий медленно опрокинул в себя рюмку водки.

- Ладно, Паша, расскажи мальчику о той мелкой услуге, - неожиданно бросил он. И встав из-за стола, слегка пошатываясь, направился в сторону уборной.

- Итак? – выжидательно напомнил Виктор.

- Я ездил к нему домой.

- Зачем же?

- У него было подозрение, что Светлана Павловна ему не верна. Если это так, я должен был ее наказать.

«Вот откуда у не синяки», - подумал Виктор.

- Она была дома?

- Да

- Одна?

- С любовником.

- И что вы сделали.

- Ударил ее пару раз. Несильно. Только чтобы визжать перестала. А мальчишку отделал по полной программе.

- А почему поехали на автобусе?

- Да это же понятно. Если бы на машине приехал, они бы решили, что муж вернулся, придумали бы, как следы замести. Ведь мальчишка не сторонний был, он у нас же автомеханником работал.

- Кто может подтвердить?

- Светлана Павловна, Шурик… Но они молчать будут, если шеф им не скажет говорить. Они за свою шкуру страсть как боятся.

Заручившись запиской Рубальского: «Расскажи все, как было. Толик», - Виктор снова направился к нему домой. На этот раз Светлана оказалась куда более разговорчивой. Конечно, видно было, что говорить обо всем этом ей неприятно и тягостно. Но главное она рассказала. Мол, вызвала она в тот день вечером к себе автомеханика Сашу, который еще иногда ее за покупками возил, чтобы обговорить с ним график завтрашних поездок. А тут вдруг влетает в комнату неизвестно откуда взявшийся Павел, отталкивает ее в сторону и начинает избивать Сашу. Она закричала и попыталась прекратить эту экзекуцию, но попала под горячую руку – левый глаз тут же начал заплывать. Когда Саша потерял сознание, Павел избиение прекратил, и, заорав ей в лицо: «Заткнись, сука!» ударил ее ладонью по щеке. Потом вышел в соседнюю комнату, она вышла за ним – ей было страшно оставаться в одной комнате с покойником – она думала, что Саша умер. Но минут через десять «покойник», с трудом передвигая ноги, появился у порога. Павел велел ей взять свою машину и отвезти Сашу домой, и сразу же вернуться, не задерживаясь ни на минуту. Она все сделала, как он велел, хотя очень боялась – она очень плохо водит машину и прав у нее тоже нет.

- Ночью, когда Толик вернулся домой, всю прояснилось. Оказалось, что Толик меня к Саше приревновал. Мы с ним объяснились, он попросил прощения, и я его простила. Вот и все.

 

Домой Виктор вернулся в двенадцатом часу и сразу же заснул. Во вторник он планировал заняться «Чистой расой», и почему-то казалось, что на этот раз он там кое-что нароет. И сны ему снились самые обнадеживающие.

Приятные видения прервал телефонный звонок. Виктор посмотрел на часы – был уже десятый час. Значит, это с работы, сейчас ему устроят справедливую взбучку за опоздание. Так уж у них было заведено: если не можешь быть на месте с утра из-за ведения следствия – предупреди дежурного. И вообще все встречи лучше назначать после десяти, так как по утрам шеф имеет обыкновение устраивать внеплановые планерки.

Но оказалось, что звонили не с работы. Это была Аня.

- Привет, Витек! Не пора ли нам обменяться информацией?

- У меня для тебя ничего нет.

- Совсем, совсем ничегошеньки?

- Пока да.

- Ну, так у меня есть. Жду тебя через час в горсаду, на скамейке возле колеса обозрения. Пока!

И Аня повесила трубку. Ее звонкое вмешательство снова расстроило планы Виктора на сегодняшний день. Не идти на назначенную ею встречу было никак нельзя – Аня с ее всегдашней пронырливостью и поразительной какой-то детской наблюдательностью и впрямь могла что-нибудь узнать. Ее голос звучал ликующе.

На кухне Виктора ждала записка: «Сынок! Я на даче. Разогрей себе котлеты и компот. Мама».

 

Аню он узнал издалека. На ней был очаровательный по-детски короткий сарафан на широких бретельках: белый в мелкий красный горошек. Странно, но она носила его еще лет десять назад, когда училась в школе. Или это была просто похожая модель? Вероятно, она надела его специально, чтобы напомнить Виктору то старое, давно забытое… и вызвать на откровенность. Он почувствовал, как внутри закипает ярость. Как он не любил этих женских штучек! Но когда она подошла к нему и протянула руку для приветствия, он принял самый дружелюбный тон.

- Привет! Ты совсем не изменилась. И тебе по-прежнему идет это платье. Что ты там хотела мне рассказать?

- Ну, уж нет. Сперва ты поделись со мной. Своими открытиями. А то получится нечестно. А то знаю я тебя: я тебе все выложу, а ты мне ничего не расскажешь. И останусь я в дураках.

- Хорошо. Я проверил алиби Кукушкина и Рубальского. На этот раз все верно. Я бы даже сказал, что у них были причины солгать в первый раз. Но к делу Подгорной эти причины не имеют отношения.

- А с Московским ты еще не говорил?

- Не успел. Хотя, может, и стоило начать с него. Если это и вправду его значок… Ведь это означает, что он бывал у Жанны. Не исключено, что он обронил его в день убийства, скажем, Жанна сорвала его во время драки… Хотя эксперты утверждают, что драки, по всей видимости не было – у Жанны обнаружено одно-единственное повреждение от удара каким-то тяжелым предметом.

- Вот и хорошо, просто замечательно, что ты еще не успел им заняться. Теперь ты пойдешь на беседу с ним во всеоружии. Точнее мы вместе пойдем. Это мое условие. А то я ничего не расскажу, а сам ты, могу поспорить, этого не узнаешь. Ты не знаешь, где копать.

- Ладно, выкладывай…

- Короче, я вчера поговорила с Людочкой и соседями Жанны. Точнее с одной соседкой, но это вполне достаточно. Потому что эта соседка – моя родная тетя, и она по-родственному выболтала мне все дворовые сплетни. Можешь не сомневаться: ты нашел его значок, потому что сам он неоднократно бывал у Жанны. Он там очень часто бывал. И знаешь почему? – Они были любовниками! Он дарил ей цветы и оставался на ночь, их видели страстно целующимися то возле подъезда, то на балконе…

- Но ведь Жанна лет на 10, если не больше, старше его?

- Ну и что? Он же совершеннолетний.

- Представляю, как понравилась ему статья о «Чистой расе»!

- А вот здесь есть небольшая странность. Тетя Катя уверена, что они из-за этого даже не ссорились. Более того, она говорит, что слышала через открытую балконную дверь, что в день выхода того номера газеты они сильно веселились. Жанна вслух читала статью, а он дополнял ее иронические фразы еще более едкими характеристиками. Похоже, для него «Чистая раса» - это только игра. Он просто набрал себе свору верных псов, объединив их национальной идеей.

- Но его своре вряд ли понравится, что он продал их Жанне.

- Думаю, что они не знают об их связи. Если бы знали, то наверняка бы обиделись и поставили бы его перед выбором. Ведь Жанна была еврейкой. Может, и нечистокровной, но внешность у нее явно не русская.

- Значит, Московский – вероотступник?

- Получается, так. Предатель и вероотступник. И еще знаешь, что я сейчас подумала? А вдруг он все-таки фанат. И, допустим, его очень мучила совесть, что он связался с еврейкой. Вот он и решил покончить с этой связью таким ужасным способом. Или кто-нибудь из его друзей узнал о Жанне и помог товарищу вернуться на путь истинный.

- По-моему, это домыслы. Характер преступления таков, что убийство не выглядит запланированным. К тому же исчезли ее украшения.

- Но все равно – Андрей может быть убийцей. Жалко, такой милый мальчик…

Вдвоем они направились к Андрею Московскому, но дома его не застали. Родители сказали, что он решил пожить недельку на даче. Уточнив у них месторасположение этой дачи, Виктор и Аня распрощались, договорившись встретиться в четыре часа на станции.

 

Они остановились возле песчаной косы. Закат окрасил воду в багровый цвет, а лицо Андрея казалось тоньше и печальнее.

- Мы познакомились в поезде. Я возвращался с соревнований по конному спорту, а она ехала куда глаза глядят на постоянное место жительства. Я заметил, что девушка нервничает: она часто выходила в тамбур курить и всю ночь не ложилась спать. Ночью в тамбуре мы и разговорились. У нее был проницательный взгляд и острый язычок. Сначала она дала меткие и остроумные характеристики нашим попутчикам, а потом, когда наступила тишина, вдруг разрыдалась у меня на плече. Меня это почему-то тронуло. Она еще не знала, где остановится и чем будет заниматься, и я оставил ей свои координаты. Но позвонила она только через месяц, когда уже обосновалась на новом месте: купила двухкомнатную «сталинку», отремонтировала и обставила ее по своему вкусу. Даже зачем-то приобрела фортепьяно, хотя сама и играла. И вообще, у нее в доме почему-то было много лишних и совсем ей не нужных вещей: цветы в больших кадках, которые она всегда забывала поливать, подсвечники, для которых она так и не успела купить свечи, всевозможная кухонная утварь, хотя сама Жанна ничего, кроме кофе и бутербродов, не готовила, и вот это фортепьяно, на котором никто не когда не играл. Она всеми силами пыталась создать у себя уют, но у нее это совсем не получалось. Домашнее хозяйство – это был не ее удел. Да что и говорить: она могла неделями не убираться и даже пыль не смахивала. Может, все это из-за того, что на душе у нее не было ясности и покоя.

Андрей замолчал, устремив взгляд в никуда. Аня и Виктор молчали, боясь спугнуть воспоминания и нарушить вдруг возникшую между ними откровенность. Только он сейчас мог рассказать о Жанне что-то действительно ценное, о чем не скажут никакие документы и официальные бумаги.

- Ведь она сюда не просто так приехала, - продолжил Андрей, - и не зачем-то конкретным. Она от любви сбежать пыталась. И мою любовь как лекарство от той любви принимала.

Андрей снова замолчал, а потом вдруг улыбнулся, как будто стряхнул с себя что-то и повернулся к ним лицом:

- Только не надо думать, будто это я ее… из досады или там из ревности.

И снова отвернувшись к горизонту, не обращаясь уже ни к кому, будто сам себе, пояснил:

- Я знал, что у нее были связи с другими мужчинами, она не скрывала, что изменяет мне, ведь сама она все это за измену не считала. С некоторыми она спала, чтобы что-то от них узнать, разведать какие-то тайны, с другими – чтобы их скомпроментировать, а потом шантажировала и тех, и других.

А я ревновал, конечно, и обижался поначалу, а потом почти привык. Перед ней делал вид, будто мне это тоже все равно, будто я весь легкий такой и совсем не собственник. Я очень боялся в ее глазах оказаться обычным мужиком, заявляющим свои права на женщину. И себя заставлял поверить, что я не собственник, не ревнивец, и что люблю и принимаю ее именно такой, какая она есть, со всеми ее связями и другими закидонами.

Я почему сразу всего не рассказал? Думаете, боялся попасть в число подозреваемых? Или не хотел, чтобы мои узнали, что я предал наши идеи, связавшись с еврейкой? Ничего подобного! Могу прямо хоть сейчас перед ними открыться: если не смогут понять и отвернутся от меня – пускай уходят, какие они тогда друзья…

Просто – не смейтесь только – я сам хотел за нее отомстить. А потом день прошел, два прошло, неделя – а я так ничего и не сделал. Рисую в воображении картины кровавой мести, и тем самым себя утешаю. И даже не знаю, кому вообще-то мстить надо. То думаю, что это – Топор, а то грешу на ее прежнего любовника, ну, на того, от которого она сбежала…

И Андрей, с трудом преодолевая себя, рассказал им все, что знал о прежней жизни Жанны. О том, как она еще девчонкой 18-летней вышла замуж за сорвиголову Дениса из соседнего двора, а потом долго терпела его оскорбления, побои, пьянки и измены. Как ушла от него, оберегая от семейных скандалов свою маленькую дочку. О том, как не уберегла она ее – четырехлетняя Лизонька попала под колеса, выбежав на дорогу за укатившимся мячиком. Как потом жила она в полусне, не ощущая вкуса жизни, не интересуясь мужчинами, пропуская занятия… Как потом устроилась секретаршей на кафедру философии, став любовницей немолодого уже профессора. От него взамен на нечастые встречи и мелкие машинописные услуги она получала нескончаемые жалобы на несправедливость судьбы и происки врагов, а также хорошие отметки в зачетной книжке.

Окончив институт, она решила отправиться на заработки в столицу, где, по протекции своего бывшего любовника устроилась машинисткой в редакцию какой-то маленькой газеты. Редактор этой газеты в обмен на услугу, связанную с трудоустройством Жанны, не стесняясь, потребовал от нее услуг другого рода. Это было унизительно, тем более, что этот лысоватый, полноватый и пошловатый, изрядно пообносившийся и далеко уже не молодой мужчина не вызывал в ней никаких чувств, кроме отвращения. Однако вернуться домой ни с чем – это было не в характере Жанны, и оскорбительное предложение нового шефа было принято женщиной без показной обиды. Новый любовник оказался намного щедрее и храбрее первого: рискуя быть замеченным многочисленными друзьями и родственниками супруги, он водил Жанну по недорогим ресторанам, дарил ей всякие безделушки и, что тоже немаловажно, не ныл с утра до вечера. Правда, и требования у него были не те, что у профессора – в постели он заставлял Жанну делать все то, что видел в дешевом порно. И при этом она должна была изображать, будто ей все это несказанно нравится. К счастью, продолжалось это недолго – смерть матери заставила Жанну вернуться в родной город.

Здесь она, имея высшее образование и опыт работы в столичном издании, устроилась в местную газету уже в качестве корреспондента. Скудная зарплата провинциального журналиста не позволяла Жанне вести тот образ жизни, к которому она уже начала было привыкать. И поэтому когда судьба в лице редактора улыбнулась ей и отправила взять интервью у директора только что открывшегося ломбарда, Жанна уж постаралась не упустить свой шанс. Самым бесстыжим и отвратительным себе самой образом она пустилась кокетничать с этим предприимчивым ростовщиком, который был сед и далеко уже немолод. Но Жанне было уже не привыкать вступать в связь с мужчинами не ради удовольствия, а ради достижения каких-то своих целей. Так что в тот же день она стала любовницей Владика.

Тогда она еще не знала, что на самом деле судьба сыграла с нею злую шутку – Владик оказался совсем не похож на тех «старичков», что были у нее раньше. Она в него влюбилась скоро и крепко. Хотя, если взглянуть на их взаимоотношения трезво, влюбляться в него было совершенно не за что. Он не дарил ей никаких подарков. Только раз он приглашал ее в кафе – это было в день их знакомства. Но для Жанны, конечно, не это было главное. Подарка она ожидала лишь однажды – на свой первый после знакомства с Владиком день рождения. А потом не его, а себя винила за неоправданные ожидания, за эту мнимую меркантильность. Куда важнее было для нее другое: только в самом начале их знакомства Владик дарил Жанне теплые слова, называя ее милой, солнышком, солнечным зайчиком. А потом даже имя свое из его уст услышать стало для нее большой радостью.

Сначала они встречались часто, чуть ли не каждый день, и говорили обо всем. Точнее говорила она, а он слушал и гладил ее по голове. А он давал ей читать свои любимые книги, и она еще сильнее начинала любить его за эти книги, за героев этих книг, как будто лучшее и самое трогательное в них – это и есть его душа.

Потом встречи становились все реже и короче. Он перестал провожать ее до дома, просил не звонить без дела, не позволял говорить о своих чувствах. Когда она пыталась прояснить их отношения, он давал ей понять, что считает себя свободным от каких-либо обязательств, и она тоже – если ей будет угодно, то она может уйти хоть сейчас – раз и навсегда, и он не будет на нее за это в обиде. Один раз, когда она слишком настойчиво просила о встрече, он отрезал, что больше не хочет ее видеть, что между ними все кончено. Так бы все и было, если бы судьба не свела их через пару месяцев на какой-то презентации, где она попросила прощения. Прощение было ей даровано, правда с кучей условий – то есть она окончательно утратила право заявлять о своих правах. Даже о праве ревновать. А он, надо сказать, не прочь был приударить и за другими для разнообразия. Бывали случаи, когда он ухаживал за кем-то прямо на ее глазах!

Теперь она ждала его звонка, как манны небесной, бросалась к нему по первому зову и в проливной дождь, и в лютый холод, иногда даже рискуя потерять работу. Ожидание встречи стало ее постоянным душевным состоянием. Ей стало казаться, что она настолько привыкла к этому, что это ее уже не ранит, что это ей нетрудно. Но иногда она замечала, как сильно сжалось ее сердце, как будто оно уже не может разжаться, сжалось и остановилось. Надо было бы поплакать, но не получалось, как будто так опустело все внутри, что не осталось и слез.

Последней каплей стала ее беременность. Это произошло случайно, Жанна сама не знала, как. Но это произошло. Она не сразу решилась сказать об этом своему возлюбленному, и лучше бы ничего не говорила. Нет, он не кричал на нее, не психовал, не требовал сделать аборт. Он только поинтересовался холодно и язвительно: «Ты что, решила уподобиться героиням мыльных опер? Не будь смешной! Иди проветрись. И раз уж дело так пошло – не возвращайся». И распахнул перед нею дверь.

Конечно, она сделала аборт. И тогда, корчась на диване от боли и унижения, задумала уехать из этого города. Сначала она хотела просто собрать вещи и уехать. Потом сделала по-другому. Чтобы уж совсем отрезать пути к отступлению. Она уволилась, продала квартиру… В день отъезда она все же не выдержала и пришла к нему – попрощаться. Когда она сказала, что уезжает, насовсем, он ответил: «Слава Богу!». А потом у него в соседней комнате зазвонил телефон, и он вышел. И только тогда в голову Жанне пришла эта бредовая идея. Она и потом не могла объяснить, зачем это сделала. Вобщем, она ссыпала в сумочку лежащие на столе драгоценности и убежала. Украденные ею вещи были не совсем обычны, как будто бы она сама тщательно выбирала их для себя: массивное кольцо в форме причудливо переплетенных геометрических фигур, серьги-русалки и круглый золотой диск с янтарной вставкой на толстой грубой цепочке.

Жанна взяла билет на ближайший проходящий поезд – ей было безразлично, куда он направляется, и через час уже смотрела на мелькающие за окном березы.

 

Среда. С самого утра Виктор направил на родину Жанны запрос и оформил себе командировку. И собирался спокойно дождаться Московского, чтобы снять с него показания. Елизавета Петровна, стенографистка, уже сидела в кабинете и позевывала: «Кофе что ли заварить?..».

Спокойное течение дня нарушил визит Ивана Николаевича, который в настоящее время руководил их отделом. В силу то ли возраста своего, то ли характера, громких дел он не любил, сам предпочитая заниматься расследованием «бытовухи». Но дело Подгорной он поручил молодому Дубовицкому вовсе не поэтому. Он помнил, как хочется в юности почувствовать себя этаким Шерлоком Холмсом, и как быстро угасает огонь в глазах при столкновении с рутиной, которой и в их работе хватало. Да и в процесс ведения расследования он не вмешивался сознательно – пусть новичок побарахтается сам, так он скорее научится плавать. Но вчера ему за это здорово влетело от начальства, так что надо было «проконтролировать».

И не зря. Этот Дубовицкий многое упустил. Даже прошлым Подгорной не удосужился поинтересоваться. Да и об ее окружении можно было побольше узнать, стоило только поподробней порасспрашивать соседей и сослуживцев. Как можно было не выяснить, каким образом проник преступник в квартиру: обнаружены следы взлома или жертва сама открыла ему дверь? И почему до сох пор не подшиты в дело результаты дактилоскопической экспертизы?

Все это было высказано Виктору в резкой, даже грубой форме. Но самое обидное было то, что все замечания были справедливыми. Так что после разговора с Московским Виктору предстояло угрохать весь день на подчищение этих хвостов.

 

Когда Жанна убежала, совершив при этом совершенно необъяснимый поступок – кражу, Владислав, конечно, был удивлен и даже обескуражен, что с ним случалось нечасто. Он никак не мог понять его причины. Ей нужны были деньги? – Попросить денег у него гордость ей, ясно, не позволила бы. Владислав давно понял, что, несмотря на свою покладистость и терпимость, на привязанность к нему и определенную зависимость от него, Жанна была очень самолюбива. Но тем более – эта же гордость никогда не позволила бы ей опуститься до кражи. А если сюда еще добавить ее рационализм… то этот поступок казался еще более невероятным. Не могла же она не понимать, чем ее все это обернется, решись он заявить на нее в соответствующие органы! Тем не менее, она украла – в этом не могло быть ни малейших сомнений. Может, ей так сильно приглянулись эти необычные вещицы? – Но Жанна была безразлична к украшениям, он бы обязательно заметил ее слабость к этим побрякушкам, если бы таковая имелась. Клептоманией она явно не страдала. Или она хотела доставить ему неприятности? – Нет, кто угодно, только не она. Жанне была не свойственна мелкая мстительность. В конце концов он решил для себя, что Жанна сделала это из желания, может даже неосознанного желания, отрезать себе пути к отступлению, чтобы уйти навсегда, не имея возможности вернуться. Таким образом она просто сжигала мосты.

Значит, ей удалось совершить то, на что он так и не смог решиться. Да и сейчас, спустя почти год, его временами одолевало сильнейшее желание пуститься на ее поиски, чтобы вернуть ее и сделать, наконец, счастливой. Он знал, что для этого нужно: просто признаться ей в том, в чем он боялся признаться даже самому себе – в том, что он любит ее, что она безумно ему нужна.

Сколько раз при встречах с ней он испытывал этот порыв – прижать ее к себе крепко-крепко и прошептать, что больше никуда ее не отпустит, или осторожно, кончиками пальцев, смахнуть с ее ресниц едва сдерживаемые слезинки и пообещать, что больше никогда она не будет плакать из-за него…

Но он не мог позволить себе этой роскоши – роскоши любить любимую женщину. Вот такой вот печальный каламбур.

Его жизнь клонилась к горизонту. В этой жизни было поздно что-то менять. Он любил свою кудрявую дочурку, и ни на что не променял бы вечера, которые проводил с ней, рассказывая сказки собственного сочинения и помогая решать ее самые первые задачки. Он любил своего сорванца сына, в тайне переживая из-за его слишком поздних возвращений домой. И ему были несказанно дороги эти переживания. Он любил свою жену Веру, с которой более 15 лет они делили радость и горе. У него была семья, которую он любил и которую не мог предать. Да и не хотел предавать. Потому что это была настоящая семья.

Жанна была лишней в его жизни, она только мешала и тревожила. Хоть и любил он ее больше, чем Веру, и больше, чем любую другую женщину за всю свою бурную жизнь. Ее одну он любил по-настоящему. И не ее вина, что она вошла в его жизнь так поздно, перед закатом. И не его вина тоже. Все, что он мог сделать для нее – это не обнадеживать, не приручать, а гнать ее, гнать к новому этапу жизни, который будет ярче и светлее прежнего. Ведь ее жизнь только начиналась…

 

Как Виктор и предполагал, данные экспертов ему нисколько не помогли: следов взлома не обнаружено, отпечатки пальцев представляют собой такую мешанину, что даже нельзя наверняка определить, сколько человек побывало в квартире. Это и неудивительно, если учесть, что там неделями не делали уборки.

Беседы с соседями и коллегами Подгорной тоже не были продуктивными. Виктору поведали, что Жанну частенько навещал очень уж молодой человек по имени Андрей. Что изредка навещали ее и другие мужчины, из которых назвать соседки смогли лишь одного – Анатолия Рубальского. Бывший сотрудник «Желтой прессы» Сергей Бессонов поделился своими предположениями, что Жанна шантажировала героев своих будущих публикаций, и некоторые из них откупались. Иногда порочащая кого-то статья снималась за несколько часов до выхода газеты, а это могло означать, что клиент заплатил. Людмила Иванова все, что знала, рассказала уже при первой беседе, и больше ничего добавить не могла, хоть и очень хотела.

Не пролил света на это дело и полученный уже к вечеру ответ с родины Подгорной относительно ее прошлого. До октября минувшего года она трудилась в качестве корреспондента одной их самых крупных городских газет «Местное время», потом неожиданно уволилась, продала квартиру и уехала в неизвестном направлении. Причины столь поспешного отъезда не выяснены. С бывшими коллегами и соседями связи не поддерживает. Родственников в городе у нее не осталось. Отчет также содержал краткие биографические сведения и словесный портрет Подгорной.

Владельцем единственного в городе ломбарда, согласно этому же отчету, является Владислав Григорьевич Медведев, 1952 года рождения, отставной военный, женат, двое детей, под судом и следствием не состоял. 15 июня, по предварительным данным, постоянного места жительства не покидал. О краже какого-либо имущества никогда не заявлял.

 

Еще с утра Влад почувствовал, что день будет неудачным. То ли от непогоды, то ли от нехорошего предчувствия сдавило сердце. Не успел зайти в кабинет – телефонный звонок. Молодая журналистка из какого-то незнакомого ему издания просила об интервью. Как тогда, четыре года назад.

- Нет, - холодно ответил ей Влад, - в настоящее время я ни в каких публикациях не нуждаюсь и сам выбираю издания для размещения рекламы.

- А я не по поводу вашей коммерческой деятельности, - заявила незнакомка. – А в связи с гибелью Жанны Подгорной. Вы ведь были ее близким другом, не так ли?

«Гибелью Жанны? – пронеслось в голове. – Неправда, это чья-то злая шутка. И еще эти скользкие намеки…»

- Вы обратились не по адресу, - ответил он еще холоднее и, не попрощавшись, повесил трубку.

Гибелью Жанны? Он не хотел в это верить. Но сколько он не пытался убедить себя в том, что это ошибка, недоразумение, чьи-то козни или неудачная шутка, в глубине души понимал, что это может оказаться правдой, что это и есть правда. Молодая Жанна, свежая и наивная, отважная и никогда не унывающая, у которой столько всего впереди… ее больше нет…

Новый звонок рассеял последние сомнения – его вызвали в отделение внутренних дел для дачи показаний по делу Подгорной.

Хотелось забыться… Напиться, что ли, до одуре6ия? Нет, нельзя, сегодня ему нужна трезвая голова. И чудовищная выдержка. Милиции откуда-то известно, что они были близки. Жанна вела дневник? Или у нее была подруга, о которой он не знал? В любом случае отрицать, что они знакомы – глупо. Однако нельзя позволить им и лезть в душу. Что бы там у него ни было с Жанной – это было давно, и к делу не имеет отношения!

Интересно, когда это произошло? И как? Несчастный случай? Самоубийство? Или ее убили? За что, почему? Ей было больно? Она мучалась? Все эти вопросы метались в голове, парализуя сознание.

Нет, не выпить нельзя. Выпить, но не напиваться.

Нет, нельзя пить. А то они сразу решат, что он чего-то боится. А если боится – то виноват. Они не способны мыслить шире этого алгоритма.

Стоп! А в прессу это тоже просочилось? Если Вера прочитает повесть о его «левой» любви – семье конец.

Лучше бы он покончил с этим сам, еще тогда, раньше. И Жанна была бы жива… Он чувствовал, что останься она с ним, она была бы жива.

Лишь бы не винить себя. Он не виноват. Он не мог ее спасти. Это – судьба.

Бедная Жанна!.. Если правду говорят про загробную жизнь, про бессмертие душ, она сейчас свободно читает в его сердце, как в открытой книге. Она видит все его страхи, всю его скорбь, всю его боль. Она знает о его любви к ней. В его сердце живет эта любовь, всегда жила и будет жить вечно. Теперь она купается в этой любви… Счастливая Жанна!

 

Втайне Виктор ликовал: на этот раз Пчелинцевой не удалось опередить его – разговаривать с ней Медведев отказался. А вот от беседы с ним отказаться не сможет. Бывший возлюбленный Жанны Подгорной с минуты на минуту должен переступить порог этого кабинета, любезно предоставленного Виктору местными коллегами.

И вот долгожданный момент настал. Дверь распахнулась, и в комнату, слегка наклонив голову, вошел высокий широкоплечий мужчина, уже седой, но выглядящий не старше, а даже моложе своих лет. Держался он прямо и уверено, карие глаза были непроницаемы.

- Владислав Медведев, - представился он. – Приглашали?

- Да, проходите, пожалуйста, присаживайтесь, - приветствовал его Виктор. – Моя фамилия Дубовицкий, Виктор Андреевич. Я расследую дело, связанное с убийством Жанны Подгорной. Надеюсь, Вы не откажетесь ответить на несколько вопросов.

- Пожалуйста, спрашивайте. Я вас внимательно слушаю.

- Так вы были знакомы с Подгорной?

- Был.

- И какие вас связывали отношения?

- Хорошие. Впрочем, с осени прошлого года я ее не видел, так что в последнее время, можно сказать, нас никакие отношения не связывали.

- И когда вы видели ее в последний раз?

- Точно не скажу, где-то в конце сентября – начале октября прошлого года.

- Не известно ли вам, что побудило ее оставить родной город?

- Она никогда не делилась со мной никакими планами. И сам ее отъезд для меня был неожиданностью, я узнал о нем от нее непосредственно в день отъезда.

- Может, у нее были опасные враги?

- Ничего не слышал о таких.

- Может, ей угрожал герой одной из ее острых публикаций.

- Об этом лучше спросить в редакции. Но не думаю. Дело в том, что у нее не было острых публикаций. Жанна была очень миролюбивым журналистом.

Виктор удивленно поднял брови и перешел к другой группе вопросов.

- Если не ошибаюсь, вам уже было известно о гибели Подгорной? Мое сообщение об этом вы восприняли, как мне показалось, без особого удивления.

- Совершенно верно. Об этой трагедии мне еще утром сообщила журналистка, фамилии которой я не запомнил. Она хотела получить какие-то комментарии по этому вопросу. Но мне здесь нечего комментировать.

- Тогда вы, наверное, уже вспомнили, где находились в день убийства?

- Мне не сказали, какой это был день.

- 15 июня, пятница.

- Ну, что ж. Детально, конечно, по памяти расписать весь день я не смогу, но в общих чертах, пожалуйста: днем – в конторе, ночью – дома. Мои сотрудники и домочадцы легко это подтвердят. Если даже окажется, что час или полтора я провел без свидетелей, это, думаю, тоже не должно бросить на меня тень подозрения. Ведь, если не ошибаюсь, преступление совершено в другом городе?

- Да, вы правы, это находится, по меньшей мере, в 12 часах пути отсюда. Так что если окажется что хоть какое-то время и днем, и ночью вы были здесь, то подозрение с вас автоматически снимается.

- Кроме того, у меня нет мотива.

- А совершенная Подгорной кража вашего имущества? Вдруг вы захотели его вернуть.

- Не понимаю, о чем вы говорите. У меня никто ничего не крал. Можете осведомиться у своих коллег – ни о чем подобном я не заявлял. Да и зачем искать мотив, если ясно, что я физически не мог совершить этого преступления, находясь в другом месте. Больше ко мне вопросов нет?

Виктор поблагодарил Медведева за помощь и отпустил восвояси. Никогда еще ему не приходилось встречать столь непробиваемого человека. Казалось, его ничуть не взволновало ни известие о гибели его бывшей любовницы, ни павшее на него подозрение, ни вмешательство посторонних в его личную жизнь. До чего же непонятные существа эти женщины! Как можно влюбиться в такого истукана? Если бы он был способен что-то чувствовать, хоть какая-то тень его переживаний, да отразилась бы на его лице. Да есть ли у этого человека сердце?

 

С той кошмарной пятницы прошло три дня. Как обычно, выходные Влад посвятил семье. В субботу они ездили на дачу, в воскресенье гуляли в горсаду, а потом он до вечера учил дочурку кататься на велосипеде, а вечером играл с сыном в шахматы.

Сорвался он только в понедельник. Проходя мимо ларька напротив ломбарда, он остановился и взял большую бутылку пива и пачку сигарет, хотя не курил уже больше года. С утра он пил пиво, после обеда – водку, и непомерно много курил. Но по-прежнему чувствовал себя трезвым – душевная боль никак не хотела притупляться. Он испытывал потребность в одиночестве. Его никто не тревожил, но он чувствовал присутствие за дверями кабинета многих людей: ворчливого оценщика, с подозрением относящегося к напивающимся в одиночку, миловидной продавщицы Кати, которая вечно пытается строить ему глазки и ревниво следит за каждым его шагом, уборщицы тети Лизы, которой сегодня почему-то вздумалось устроить генеральную уборку… В итоге уже в пять часов он объявил всем, что рабочий день закончен и можно расходиться по домам.

Но как только Влад остался один, его обступила такая пустота, что неудержимо потянуло туда, где много людей. Таких же, как он, пытающихся забыться, утопить свою тоску в рюмке. Он знал такое место – через пару кварталов от ломбарда находилась закусочная «Якорь», куда мог причалить любой заблудившийся в бурном житейском море корабль. Он решил отправиться туда. По крайней мере, там его никто не узнает – люди его круга выбирают заведения поприличней.

Когда он уже собирался выходить, в дверь ломбарда робко постучали. Довольно молодой, но сильно поизносившийся мужчина робко объяснил:

- Здесь написано «закрыто», но я заметил вас через стекло. Может, вы согласитесь меня обслужить. Мне очень нужны деньги.

Судя по внешнему виду посетителя, деньги ему нужны были на выпивку, и Влад решил его «угостить». Чем эта компания хуже той, которую он намеревался найти в «Якоре»?

- Проходи, - кивнул он парню.

Тот, видно, неправильно истолковал это приглашение, и, пройдя в зал, поспешно вывалил на прилавок свои «сокровища», которые принес в залог. Влад остолбенел. Это были вещи, увезенные Жанной: янтарный диск, серьги-русалки, кольцо, сплетенное из эллипса, ромба и каких-то еще фигур. Это не могло быть простым совпадением. Влад понял, что перед ним – убийца Жанны. Между тем парень медленно извлек из пакета и водрузил на прилавок бронзовый подсвечник – вероятное орудие убийства.

Влад с большим трудом сдержал порыв вцепиться парню в горло и сжимать его, сжимать, пока этого мерзавца не покинет жизнь. Или бить его, бить кулаками, ногами, вот этим самым подсвечником, наблюдая, как тот корчится от боли, орет благим матом, стонет, харкает кровью и погружается в небытие. Нет, так нельзя, Влад знал, что нужно делать на самом деле.

- Извини, парень, но я не оценщик, он будет только завтра. А сам я владелец этого заведения. Просто на душе у меня что-то сегодня скверно, хочется напиться. Вот я и хотел пригласить тебя составить мне компанию, думаю, не зря тебя бог сюда послал… Понимаешь, жена от меня сегодня ушла…

- Все они, бабы, стервы, - сочувственно кивнул парень, - только мне пить чего-то неохота. Мне бы денег…

- На наркотики? – догадался Влад. – да ты не бойся, не заложу.

Парень молча кивнул.

- Ну, что ж парень, - задумчиво протянул Влад, - не оставлять же тебя в беде, коли свела нас судьба в такое непростое для каждого из нас время. Сколько тебе?

- Рублей двести.

- Хорошо, давай так: оставляешь эти побрякушки и получаешь двести рублей.

- Ну, уж нет, так нечестно, эти вещи гораздо дороже стоят, - засомневался парень.

- Разумеется, - согласился Влад. – Пока двести, а завтра, когда оценщик будет, за остальными придешь. Да ты не бойся, не обману, хочешь, даже расписку дам…

- Так пойдет, - облегченно согласился подозрительный клиент.

 

В том, что завтра этот парень придет, Влад не сомневался – деньги ему нужны. Надо срочно сообщить обо всем этом в милицию. Правда, это значит, что Влад окажется замешанным в этом деле. Если даже ему придется свидетельствовать только то, что эти вещи когда-то были его, а потом принадлежали Жанне – от Веры это не скроешь. Семейного скандала не миновать. Но просто выкупить эти вещи и сложить в сейф – значит, оставить убийцу Жанны свободным, навсегда свободным, потому что при таком раскладе его никогда не поймают. И Влад все-таки позвонил в милицию. Причем объяснять, кто он такой и по какому делу, пришлось долго. В конце концов его соединили с каким-то следователем местного РОВД и дали телефон Дубовицкого, ведущего это дело. В результате удалось договориться, что с утра в ломбарде вместе с Владом и оценщиком будет дежурить парочка сотрудников правоохранительных органов, чтобы произвести задержание. Дубовицкий обещал выехать тут же.

 

Московский был прав – разгадку преступления надо было искать в прошлом Жанны. Только вот преступником оказался не любовник ее, а бывший муж, оставленный и забытый много лет назад. Тяга к разгульной жизни забросила его когда-то в тот же город, который позже выбрала для переезда Жанна. Работал он грузчиком как раз в том магазине, где бывшая супруга покупала продукты.

Судя по всему, она его не узнала, - нездоровый образ жизни, вероятно, сказался на его внешности, превратив из молодого, стройного и мускулистого парня с задоринкой во взгляде и лукавой улыбкой в сутулого заросшего мужчину неопределенного возраста с вечно угрюмым выражением лица. А вот сама Жанна не слишком изменилась, и Денис ее сразу узнал. Но подойти долго не решался – стыдно было за то, каким он стал, вдруг бы она еще стала смеяться над ним и злорадствовать. Но в конце концов это ему пришлось сделать. Дело в том, что около года назад он решил попробовать наркотик, и пришло время, когда ему уже нечего было продать, чтобы раздобыть дозу. А Жанна всегда была так шикарно одета, покупала все самое дорогое в их магазине и один раз даже заходила туда под ручку с его хозяином, то есть явно жила безбедно.

Однажды он проследил за ней до подъезда и решил вечером встретить ее здесь, когда она пойдет домой после работы. И встретил. Жанна удивилась, когда сообразила, кто он такой, но согласилась впустить его в квартиру, чтобы поговорить.

Он солгал ей тогда, что ему срочно нужны деньги на лечение матери, но она не поверила, и заявила, что даже если бы дело обстояло именно так, как он говорит, помогать ему не стала бы. А потом она стала издеваться над ним, говорила, что он похож на бомжа, и это для него еще неплохой исход. В ответ он обозвал ее сукой и шлюхой, за что получил пощечину.

Во время ссоры он все думал, как бы заставить ее дать ему денег. И решил ее попугать: взял в руку массивный подсвечник и пообещал, что если она сейчас же не выложит ему тысячу баксов, он ее прикончит. Она засмеялась ему в лицо и заметила, что для этого надо иметь характер, которого у него нет. И тогда он ударил ее, но не так, чтобы убить, а чтобы только оглушить и, пока она будет без сознания, самому взять все, что нужно. Денис был уверен, что она была жива после удара, так как она дышала в то время, когда он снимал с нее украшения и доставал из кошелька деньги. Остальное он трогать не стал, так как боялся, что у него мало времени, что она вот-вот придет в себя. Только еще подсвечник почему-то решил захватить, сам толком не зная почему.

А насчет милиции он сильно не волновался, так как хорошо знал Жанну – для нее обращение в милицию означало бы признание в собственной беспомощности, в том, что она потерпела фиаско. Единственное, что на работе после содеянного ему лучше было не появляться. К счастью, украденных денег было достаточно не только для покупки билета до своего родного города, но и на то, чтобы прожить пару недель, ни в чем себе не отказывая. Но эти деньги закончились, и он решил сдать в ломбард снятые с Жанны вещи…

Задержание прошло гладко. Да в этом и не было ничего удивительного – после доверительной беседы с хозяином ломбарда Денис был вдвойне уверен в своей безопасности. Да и какое он, слабый и заторможенный, мог оказать сопротивление? Правда, процесс омрачился одним неприятным инцидентом – у одного из свидетелей, Владислава Медведева, случился сердечный приступ, и его в срочном порядке пришлось отправлять в больницу.

 

Проходя мимо киоска, Виктор купил первый номер новой городской газеты «Желтая правда», по виду очень напоминавшую ту, что когда-то издавала Подгорная. Виктор улыбнулся – молодец все-таки эта Анька Пчелинцева. Каким-то образом ей удалось уговорить Медведева, когда тот выписался из больницы, спонсировать это издание. Став его редактором, она обещала, что постарается доказать, что Подгорная задумала неплохое дело. Мол, нечего спать спокойно всем тем добропорядочным горожанам, в ком совесть нечиста. Но первая полоса должна будет отличаться по тональности от газеты в целом – ее украсят материалы о людях, которые смыслом своей жизни выбрали служение любви.

С обложки «Желтой правды», улыбаясь, смотрела Жанна…