Tabula rasa. Чистая доска. Чистый холст, белоснежный лист. Когда-то она испытывала по отношению к нему нечто вроде священного трепета. Тщательно мысленно прорабатывала сюжет картины и… не могла решиться воплотить задуманное. Казалось чуть ли не кощунством нарушить белую гармонию. Тогда она закрывала глаза и, собравшись с силами, не глядя, ставила первую точку. Все, лист больше не был безукоризненно чистым, трепет пропадал, можно было спокойно работать. Студийцы частенько подшучивали над этой ее причудой, да и сама она понимала всю нелепость происходящего, но… каждый раз история повторялась.

Когда же она излечилась от этого? Арина и не заметила. Просто почему-то вспомнила сегодня, легко и свободно приступая к работе.

«Если видишь на картине

Нарисована река

Или ель и белый иней,

Или сад и облака,

Или снежная равнина,

Или поле и шалаш

Обязательно картина называется пейзаж»

Мысленно по привычке напевала слова из известной детской песенки. Пейзаж – ее любимый жанр. Ей всегда нравилось писать красками. Раньше это была акварель, теперь – масло. Нежные акварели остались в прошлом вместе с радужными мечтами и безмятежной наивностью.

Арина чувствовала частые взгляды мастера, которые он бросал на нее из разных уголков студии. Переходил от мольберта к мольберту, следил за работой учеников, делая замечания, подсказки… За Ариной наблюдал издали, но наблюдал пристально. Она это чувствовала, это отвлекало и немного раздражало.

После занятий он попросил ее немного задержаться, пошел провожать. Значит, предстоял разговор. Такая уж привычка у мастера: все неприятные разговоры оставлять на дорогу домой.

- Ариша,- начал он после долгой томительной паузы. – Простите, что лезу не в свое дело, но… у Вас что-то случалось? Какие-то неприятности?- немного помолчал, глядя ей в глаза.- Вы простите, что я спрашиваю, но, может, я чем-то могу помочь?

- Нет, что Вы, Николай Фомич, все нормально. С чего Вы взяли?- Попыталась придать голосу беззаботное удивление.

Учитель грустно покачал головой.

- Просто Вы вдруг стали злоупотреблять черной краской, в Ваших пейзажах появилась какая-то гнетущая мрачность.

- Но Вы же сами предлагали поэкспериментировать с цветом и светом. Вот я и экспериментирую.

- Я не хотел говорить, но Ваша техника изменилась не в лучшую сторону, стала схематичной, небрежной… что ли…

- Да? А мне кажется, все нормально…

Мастер разочарованно помолчал, чувствовалось, что он мучительно подбирает слова, и сам же их отвергает.

- Да… не получилось у нас разговора… что ж… не смею задерживать. – Он попрощался и быстро пошел в свою сторону, словно бы действительно, торопился избавить ее от своего общества.

«И чего вы все лезете с вашим сочувствием? – зло думала Арина. – Какое вам всем дело до моей жизни? Нет, обязательно надо покопаться в чужой душе, посмотреть на чужую боль, полюбопытствовать…». Она машинально обдирала листья с растущего вдоль тротуара кустарника, раздраженно рвала их на мелкие части, швыряя обрывки под ноги. Хотелось кричать и плакать. Хотелось закатить истерику, но …. Как бы ни было плохо, нельзя показывать этого окружающим. Нельзя давать недругам повода к радости. Так учили ее родители. Это было золотое правило их семьи. «У нас нет проблем. А если и есть, то это наши проблемы».

У подъезда остановилась, постояла немного, возвращая себе показушно-безмятежный, чуть усталый вид. Родителям тоже никчему знать, что у нее на душе воют волки от безысходности и тоски. «Господи, как же мне плохо!»

Растерла руками лицо, стараясь убрать напряженность, ощутила странную смесь запахов краски, растворителя и терпкой горечи листьев, машинально отметив необычное сочетание. Попыталась улыбнуться. Не получилось. «Ну и ладно, я устала, я хочу спать».

С этими словами она и вошла в дом. Вяло кивнув родителям, прошла в свою комнату.

Ирина Львовна проводила ее задумчиво-тревожным взглядом. Она не была излишне строгой матерью, но все же именно она научила Арину сдерживать свои эмоции и чувства, не пускать посторонних в свой внутренний мир. Ей казалось, что только так возможно уберечь тонкую, чувствительную душу дочери от боли и разочарований, которыми полна жизнь. Как же она ошибалась!

И как сейчас ей хотелось обнять дочь, прижать ее к себе крепко-крепко, выслушать ее торопливый, сбивчивый рассказ, вытереть слезы, но… Она боялась, что внезапная, непривычная душевная забота только все испортит, заставит глубже спрятать боль. Куда уж глубже? Ирина Львовна с тревогой наблюдала, как депрессия, словно топкое болото, затягивает ее хрупкую девочку в свою трясину. Наблюдала день за днем и напряженно размышляла, чем же и как она может помочь дочери. И самое главное - как убедить Арину принять эту помощь. Гордость и самолюбие, заботливо взращенные в ее душе родителями, стали сейчас злейшими врагами. Мир перевернулся.

 

Едва переступив порог комнаты, закрыв за собой дверь, Арина почувствовала невероятное облегчение. Наконец-то можно снять маску кажущегося благополучия, наконец-то можно стать собой, а не куклой по имени Арина.

Она упала на кровать и в тусклом свете ночника стала разглядывать облака, когда-то любовно нарисованные ею на потолке. «Пусть они унесут меня далеко-далеко, туда, где нет боли, печали и слез. В страну радужных акварелей».

А начиналось все как в сказке. Как в старой, банальной сказке.

Они познакомились на одной из вечеринок у друзей. И он действительно был похож на того сказочного принца, которого в детстве рисовала Арина. Она потом показывала ему рисунки. Они стояли у зеркала, сравнивали и смеялись, удивляясь почти полному портретному сходству. Высокий, стройный, спортивно-подтянутый. В его лице не было идеальной, кукольной, красивости, но была особая мужская грубоватость, которая всегда так нравилась Арине. Девчонки в детстве еще смеялись: «Что же у тебя принц-то такой некрасивый, художница?»

Ей нравилась его манера ухаживать: он не дарил ей букетов и шоколад, словно бы угадав, что она не любит срезанные цветы, предпочитая любоваться ими в естественной для них, цветов, среде; не любит сладкое, особенно шоколад. Он вообще не дарил ей подарков. Сначала она радовалась тому, что нет необходимости объясняться при отказе, потом стала задумываться, потом поняла. Увы, поздно.

Нравилась его независимость и то, что он не требовал отчета о том, как Арина проводит свободное время без него. Ее, не привыкшую к такому обращению с детства, угнетала подобная «навязчивость» прежних поклонников.

Они подолгу гуляли в выходные дни, много разговаривали. Говорили обо всем. Арина радовалась, что наконец-то встретила мужчину, которому интересны ее мысли, с которым можно говорить на любые темы, нет необходимости тщательно подбирать слова, боясь быть превратно понятой. Какие бы невероятные глупости ни говорила, он внимательно слушал, лишь изредка, приговаривал: «Ну и сказочница ты у меня!». Приговаривал нежно и совсем не обидно, она таяла от таких слов, чувствуя себя счастливой.

 

- Зачем бередить незажившие раны? – Плакала душа.

- Пусть отболит. Прежде чем начать подъем надо окончательно упасть, почувствовать твердь под ногами. – Спорил разум.

 

Арина устала от таких внутренних диалогов, устала от боли. Ей было все равно, лишь бы поскорее кончилась эта мука. Все равно как, лишь бы кончилась, лишь бы пришел покой…

 

Почему-то вдруг вспомнился его первый приход к ним в дом. Почему любовь всегда ослепляет? Почему влюбленные видят не то, что есть на самом деле, а то, что хотят видеть?

Он с интересом разглядывал мебель, картины. Только сейчас она поняла, что взгляд у него был оценивающим, тогда казалось – удивленным. Отец – мастер на все руки. Почти вся мебель в их квартире была сделана или собрана им из полуфабрикатов- заготовок по проекту матери, театрального декоратора, решившей заняться дизайном помещений. Она же настояла, чтобы Арина расписала мебель, потолки, стены. Оттого и интерьер выглядел необычно, стильно, дорого. Они любили свой дом, гордились им. И все же Ирина Львовна так и не решилась включить его фотографии в свое портфолио. Не захотела выставлять на показ.

- Ну и зря, - заметил «принц», узнав об этом.- Да от клиентов бы отбоя не было!

- У мамы достаточно клиентов. А дом – это личное. Зачем пускать в него посторонних? И потом, я же не собираюсь расписывать чужие квартиры. Я художник, а не декоратор.

- Художница.- Мотнул он головой,- Но за декор, за дизайн платят больше.

Ее покоробил его практицизм, но все же она отмахнулась от неприятных мыслей. Зачем думать о плохом, когда самый любимый человек рядом? Как можно думать о нем плохо, ведь он лучше всех?

Ей казалось, он гордится тем, что всего добивается сам, без протекций. А то, что она не из бедной семьи, знал и раньше. Ее родители тоже добивались благосостояния своим трудом. Может быть, им повезло чуть больше, чем кому-то, но работали они всегда много. И ее приучили к тому же.

Почему он так вдруг изменился? Или просто она стала замечать то, на что раньше не обращала внимания? Да нет, раньше он не был таким жестким, раздражительным.

Его внезапные вспышки гнева пугали ее. Они начали ссориться. Правда, вскоре мирились, но все равно, осадок, и очень неприятный, оставался.

В тот день, предложив помириться после очередной ссоры, он пригласил ее на дачу. Она долго сомневалась, стоит ли ехать. Почему-то было тревожно, наверное, интуиция пыталась предостеречь.

С самого начала все пошло не так. Она опоздала. Впервые он ждал ее. Злился.

- Почему ты опоздала?- Холодный вопрос вместо приветствия.

- Извини, задержалась на работе. И потом, женщинам свойственно опаздывать. Ожидание усиливает радость встречи. – Она решила пошутить.

Любимый не принял шутку.

Оказалось, он постарался создать некий уют, насколько это возможно в заброшенной даче. Приготовил ужин, накрыл на стол, зажег свечи и неизвестно где найденную керосинку. Расставил все так, что комната приобрела загадочно-таинственный вид. Арина оценила старание, простив неприветливость. Понятно, он старался, волновался….

И все же даже за ужином он не смог расслабиться. Арина чувствовала напряжение, но не знала, как убрать его, боясь сделать что-то, что только испортить вечер, все еще кажущийся таким романтичным. Вздохнула с облегчением, когда он предложил потанцевать, включив тихую музыку. Он был хорошим танцором, даже вроде бы занимался в танцстудии в детстве. Они поплыли по волнам медленного танго. Места было мало, но это не мешало, наоборот, придавало некоторое очарование. В раскрытые окна проникал пьянящий майский воздух, насыщенный ароматами молодой зелени. Голова начинала кружиться в такт музыке, а все волнения, страхи, обиды казаться такими далекими и нелепыми…

Танго кончилось, но объятия «принца» стали теснее, неприятно теснее. Арина попыталась освободиться. Не получилось. Только злой, какой-то даже хищный огонек появился в его глазах.

Что он кричал тогда, когда она попросила отпустить ее? Она плохо разбирала слова. Казалось, его агрессия сделала воздух вокруг густым, давящим, слова отказывались проникать в сознание (или это сознание отказывалось принимать их?). Только пропитанные злостью, желчью обрывки остались ей на память.

«Конечно, для тебя деньги ничто!» «Ты привыкла получать от родителей все, что захочешь!» «Настало время платить, моя дорогая!» «Ты останешься здесь, и будешь делать все, что я захочу!» «Кричи, тебя никто не услышит! Сторож спит»

Когда он замолчал, устав от собственного гнева, она, собрав остатки воли, тихо, но твердо сказала:

-Я уезжаю домой. Никто и никогда не сможет заставить меня делать то, чего я делать не хочу. Даже ты. - Собрала вещи, поправила одежду и направилась к выходу.

- Иди, иди, все равно вернешься. Автобусы уже не ходят. Я подожду, я терпеливый.- Он как-то гаденько усмехнулся ей вслед.

Откуда же ему было знать, что еще в школьные годы вместе с разрешением пойти на свою первую ночную вечеринку она получила от отца довольно солидную сумму денег.

- У тебя с собой всегда должны быть деньги самой заплатить за ужин и вернуться домой на такси, если вдруг возникнет такая необходимость. Истратишь, дам еще. Я хочу, чтобы ты всегда и везде чувствовала себя независимо.

И хоть до сегодняшнего дня необходимости такой не возникало, она, оценив мудрость отцовского наказа на примере подруг, всегда брала с собой нужную сумму, корректируя ее в зависимости от ситуации.

 

Сказка закончилась. Началась жизнь. Тусклая и серая. Николай Фомич не прав. Это не она стала злоупотреблять черной краской, это черная краска пропитала ее жизнь.

«Как же все это банально. Банально и глупо. Вот только почему-то очень больно. Сколько девушек, женщин попадало в такие ситуации! Почему природа до сих пор не помогла нам выработать иммунитет?» Идти в ванную умываться не хотелось, раздеваться тоже. Она просто щелкнула выключателем ночника и провалилась в темноту. Сна не было. Была тягучая, мутная дремота, не дающая отдыха, но занимающая время.

 

Родители тоже не спали. Делать вид, что они не замечают, что происходит с дочкой, дальше было просто невозможно и, как они единодушно решили, опасно для ее здоровья. Только к рассвету, после долгих обсуждений, подбора всевозможных аргументов, нашли оптимальное решение: отправить Арину в Дом отдыха. Сменит обстановку, подышит свежим воздухом, погуляет по лесу…

Оставалось самое сложное: уговорить дочь.

К их удивлению особенно уговаривать и не пришлось. Арина спокойно и безразлично согласилась, даже не дослушав всех припасенных для нее доводов.

 

Да, она согласилась. Родители, наверное, правы, надо уехать, сменить обстановку, так, чтобы ни одного знакомого лица рядом… Прежняя жизнь закончилась, новая еще не началась. И Арине надо самой решить, какой она будет , эта новая жизнь… А то, что в Доме отдыха скучновато: тихая размеренная жизнь пенсионеров, так это даже хорошо. Ей и самой сейчас не до веселья. Она поставила родителям условие: не провожать и не звонить. Мудрые родители обреченно согласились, они всегда понимали ее.

Сборы не были долгими. По графику отпуск у нее должен был бы быть в сентябре, но отпустили ее с нескрываемым облегчением. Все равно в последнее время она была «не работник», не смотря на все попытки быть старательной и аккуратной, зацепиться хотя бы за работу, если уж в личной жизни все так плохо… Необходимый минимум вещей уместился в дорожную сумку. Брать или не брать телефон, эту последнюю привязку к прежней жизни? Родители настаивали: «Возьми на всякий случай, мало ли что… Мы звонить не будем, мы же обещали… Если хочешь - смени номер, тогда тебя уж точно никто не побеспокоит…»

Уходила, не глядя на часы, а до отправления автобуса еще целый час. Хорошо, что рядом с автостанцией есть небольшой скверик. Села на пустующую скамейку, прикрыла глаза, подставляя лицо нежаркому августовскому солнцу. Так и незамеченное ею лето подходило к концу. «Бархатный сезон, - подумалось вдруг. - Ну какой же он бархатный? Он мягкий и нежный, как плюшевый медвежонок». Откинулась на спинку скамейки, прислушиваясь к шорохам и стрекоту за спиной. Там шла своя жизнь. Арина попыталась представить себе всех этих букашек, спешащих по своим делам. Натренированное воображение живо нарисовало картинку. «Счастливые, они не знают предательства и подлости. Это свойство лишь человеческой натуры».

- Девушка, извините, Вам плохо?

«Обязательно надо влезть и все испортить». Она с нескрываемым недовольством открыла глаза.

- Я похожа на больную?

Молодой человек смутился, не ожидая такой реакции.

- Нет… Просто… Вы так сидели… У Вас очень усталый, печальный вид… я подумал…

- Да, я сидела, сижу, и у меня, возможно, усталый вид. А Вы куда-то шли.- Ей не хотелось разговаривать, а он, видимо, не собирался уходить, не желая замечать своей ненужности.

- Извините, но… Вы не могли бы одолжить мне телефон на минутку, очень надо позвонить, а мой разрядился, я заплачу.- Он виновато покрутил мобильник в руке.

Она с удивлением обнаружила телефон на своей груди. Никогда не носила его таким образом, но…

- Звоните. – Протянула трубку. Лишь бы поскорее отвязался.

Молодой человек присел на другой конец скамейки, занявшись клавишами. Вернул с сокрушенным вздохом.

- Большое спасибо. Не отвечают. Еще раз извините.

Арина попыталась снова «раствориться» в природе. Не получилось. Настроение ушло. «Что ж, будем ждать автобуса».

Первые полчаса дороги оказались сущим кошмаром. Крикливо-суетливая женщина громогласно рассказывала о том, какой у нее замечательный сын, как не повезло ему с женой, а шалаве-дочке с мужем. Как она работает, забывая о своей личной жизни, чтобы содержать себя и дочкину семью. «А ведь я еще не старая, могла бы замуж выйти, или роман какой закрутить. А? Как вы думаете? Могу я еще нравиться мужчинам?» - терзала она очередную жертву, подсев на свободное место. Для каждого вновь входящего история повторялась почти без изменений.

«Какой ужас! – думала Арина,- неужели она тоже едет в Дом отдыха? Три недели в такой компании… лучше застрелиться…» Но нет, женщина вышла у санатория. Оставшиеся пассажиры, водитель и даже, кажется, сам автобус облегченно вздохнули. Остаток дороги провели в вожделенной тишине.

 

***

Ни разу за свою жизнь Арина не была не только в Доме отдыха, но даже в летнем лагере. Не зная местных порядков и правил, решилась обратиться за помощью к пожилой интеллигентного вида спутнице.

- Пойдемте со мной, я покажу. – Женщина пошла рядом.

Старая учительница, как окрестила ее про себя Арина, не лезла с расспросами, просто по дороге рассказывала, где что находится. Она приехала сюда второй раз и уже все это знала. «Вот бы и жить с ней, а то еще неизвестно, кто попадется»,- подумала девушка, мысленно поежившись при воспоминании о крикливой попутчице.

Они сдали путевки, оформили все документы. По дороге в корпус Валентина Витальевна, оказавшаяся действительно бывшей учительницей, предложила:

- Давайте попросимся жить в одну комнату?

- А это возможно? – С радостью, на какую была еще способна, откликнулась Арина.

- Попробуем. Почему нет? Какая им разница?- пожала плечами Валентина Витальевна.

 

- Вы только посмотрите, Арина, как нам повезло! Солнечная сторона, окна выходят в лес. О такой комнате можно только мечтать! – Радовалась она позднее, когда они осваивались в своем номере.

После ужина Валентина Витальевна ушла на вечер знакомства в «клуб». Арине не хотелось ни с кем знакомиться, она вышла на балкон, села опершись подбородком на перила, стала смотреть на сосны. «Хорошо, что окна выходят на лес, - мысленно согласилась она с соседкой.- Можно «гулять» и никого не видеть». Высокие стройные сосны росли в десятке метров от корпуса. Вечернее солнце, играя с оттенками, придавало им загадочный вид. В золотистых бликах хвоя казалась почти прозрачной, в тени же наливалась темно-зеленой, почти черной, тяжестью. Зеленый цвет успокаивает. Зеленый – цвет надежды. Зеленая энергия – это энергия любви, сострадания и вселенской гармонии…Вспоминались когда-то приобретенные знания.

Вечер наполнял воздух запахами и звуками. Арина всегда любила синие сумерки за красоту красок, призрачность, неясность силуэтов. Время между кошкой и собакой. Эту фразу она впервые услышала лет в пять, и когда родители объяснили ее значение, стала проситься по вечерам гулять, проверяя, действительно ли трудно отличить кошку от собаки. К сожалению, воздух наполнялся не только запахами и звуками, но еще и комарами. Эти маленькие кровопийцы пробирались даже под одежду. Пришлось уходить с балкона.

Смотреть сквозь стекло на небо не хотелось. Сосны утонули в темноте. «Легли спать и выключили свет. Наверное, и мне пора». Арина знала, что не уснет, она и раньше, в прежней жизни, не могла первую ночь спать на новом месте, а уж теперь… Но делать было нечего, точнее не хотелось. Легла, закрыла глаза, мысленно нарисовала сосны, стоящие за окном. Они окружили ее, заботливо прикрывая своими лапами, казалось, она даже чувствовала их аромат, от которого кружилась голова, и щекотало в носу…

Когда Валентина Витальевна вернулась, девушка уже мирно спала. Пожилая женщина подошла к ее кровати, заботливо поправила одеяло.

«Спящая Ассоль» - родился в голове образ. У бывшей учительницы литературы, страстной книгочейки, литературные образы частенько переплетались с реальной жизнью.

Сразу же, с первой минуты знакомства она почувствовала в этой худенькой девочке скрытую боль. Должно быть, у нее произошла какая-то трагедия, скорее всего любовная драма. И почему многие люди считают, что любовная драма – это несерьезно? Впрочем, так считать может только тот, кому так и не довелось испытать настоящее чувство. «Бог есть любовь», - сказано в Библии. Не потому ли, когда гибнет любовь, кажется, что и мир тоже рушится?

Ничего, девочка сильная и гордая, она справиться, обязательно справиться со своей бедой. Нужно только время. Хорошо, что приехала сюда. Лес поможет. Заберет все плохое, придаст силы. Поможет, как помог в свое время и ей самой.

Три года назад, после смерти мужа, ей тоже казалось, что жизнь потеряла смысл. Нелегко примириться с потерей самого близкого и дорого человека. Да, остались дети, внуки, друзья, но… У них своя жизнь, у всех своя жизнь. А ее жизнь тогда остановилась. Не хотелось ничего. Зачем готовить вкусные блюда, наряжаться, если все это некому оценить? Зачем читать, зачем смотреть фильмы, если не с кем обсудить все это? Они с мужем так любили читать вместе! Не хотелось выходить лишний раз на улицу, не хотелось ни с кем разговаривать. Она как сомнамбула бродила по опустевшей квартире, где каждая вещь напоминала о муже. Они редко говорили о любви, а оказалось, именно любовь и была главным составляющим их жизни. Дети сочувственно берегли ее покой. И только внуки, маленькие озорники, выводили из этого заледенелого состояния. Друзья похлопотали, и чуть ли не насильно привезли сюда, в Дом отдыха, самое скучное место на свете, как ей казалось раньше. Но неожиданно оно и стало местом ее исцеления. Второй раз поехала уже сама, по собственному желанию.

Время немного притупило боль потери, она научилась жить одна, без своего любимого. Но сейчас, ложась спать, до боли, до острой, воющей тоски захотелось снова ощутить его дыхание у щеки.

 

***

Солнце рано заглянуло в комнату, заполнило ее своим теплым светом. Валентина Витальевна встала, тихонько, чтобы не разбудить спящую девушку, открыла балкон, впуская утреннюю свежесть.

Также тихонько, стараясь не шуметь, сама вышла на балкон. Потянулась. Медленно вдохнула, задержала дыхание. Когда-то давно муж научил ее этой дыхательной гимнастике. «Вдохни, представь, как свежий воздух, силы природы заполняют тебя, давая энергию обновления. Выдохни из себя все черное, тяжелое, мешающее радоваться. И так несколько раз, пока не почувствуешь, что светлая жизненная энергия природы заполнила все твое существо»

Раскинула руки.

- Почему люди не летают так, как птицы? Иногда так и тянет взлететь! – Испугавшись неожиданной громкости собственного голоса, с тревогой заглянула в комнату.- Я разбудила Вас, Арина?

- Нет, что Вы. Я давно уже не сплю.

Ассоль снова превратилась в Аленушку, печально сидящую у ручья.

Девушка отправилась в душ. Глядя на струи воды, омывавшие тело, вдруг подумалось: «Вот бы и душу также вымыть. Смыть с нее всю боль, как грязь с тела. Может, легче бы стало? Жаль, что это невозможно. Даже в сказках, живая вода возвращает жизнь, но бессильна перед болью, которую эта самая жизнь приносит». Она стала яростно тереть тело мочалкой: «Ладно, прорвемся!»

 

Ей действительно, удивительно повезло с соседкой. Она по-прежнему не лезла ни с расспросами, ни с разговорами. Разговаривать Арина просто не могла, ни с кем. Те редкие фразы, что по необходимости все-таки приходилось произносить, давались ей с огромным трудом. После завтрака Валентина Витальевна отправилась на прогулку в веселой компании. Арина села у открытого окна. Когда-то, в прежней, теперь уже казавшейся такой далекой жизни, ей тоже нравилось жить в состоянии проснувшегося вулкана. Чтобы все вокруг кипело, бурлило, крутилось, вертелось. Чтобы вокруг было много людей, и постоянно что-то происходило, а она бы в этом участвовала. Теперь же ей не хотелось ничего. Общество раздражало и утомляло. Хотелось сидеть одной и просто, не думая ни о чем смотреть на сосны.

Неожиданно-резкий писк прервал ее бездумное созерцание. Экранный человечек перестал доверчиво улыбаться и предложил почитать. Арина не стала возражать.

«Роман» - высветилось на экране.

«Роман, так роман»- она снова не стала спорить.

«Извини, я немного похозяйничал в твоем телефоне».

Не поняла. Вернулась назад. И только сейчас разглядев обозначенные дату и время, сообразила, что «роман» это не литературный жанр, а имя.

«Надо же, кто-то еще помнит обо мне. - Подумала отстраненно.- Хотя…» Нет, как ни напрягала память, не смогла вспомнить обладателя столь литературного имени. Как он оказался в памяти ее телефона? Ах, да, он же сказал, что «похозяйничал». Но когда? Кто? Каким образом? Какая разница… Еще раз посмотрела на телефон, сверяя время. Пора идти на обед. Зачем? Есть не хочется., и потом, в столовой столько народу… Отложила телефон, тут же забыв и о нем, и о странном сообщении, и об обеде… Снова погрузилась в созерцание.

Тихо хлопнула входная дверь.

- Арина! Так нельзя, девочка. Вы, что голодом себя уморить решили? И на обед не ходили, и на ужин не собираетесь…

Искренняя забота соседки тронула девушку. Она встала, с трудом выпрямилась. От долгого сидения в одной позе затекли спина и ноги. Ощутила в них неприятную дрожь и легкое онемение. Покорно поплелась в столовую. Что-то съела, не ощущая ни вкуса, ни сытости, впрочем, голода не было тоже. Немного посидела, из приличия, не вникая в общий разговор. Когда же приличествующая норма была выдержана, с облегчением встала, попрощалась. Вернувшись в комнату, тут же заняла свой «пост», вяло, скорее по привычке, отметив изменения в картине за окном.

Снова пискнул телефон. Тот же таинственный, но почему-то узнаваемый определителем Роман пожелал спокойной ночи. Действительно, уже совсем стемнело, пора спать. И все-таки, что это за Роман? Мысль была единственной в голове, и потому чувствовала там себя спокойно, не мешая привычным замедленным действиям. И уже в полусне, увидела Арина силуэт молодого мужчины с ее телефоном в руках. «Странно, я совсем не помню, как он выглядел, не помню его лица».- Подумалось с вялым удивлением. Все в ее жизни теперь было вялым, неторопливым…

 

Август выдался на редкость теплым, но все же ночи уже прохладные. Валентина Витальевна зябко поежилась, вставая со скамейки. Конечно, вместо того, чтобы сидеть ночью одной на скамейке у корпуса, она бы лучше почитала своего любимого Бунина, лежа в кровати. Но… Надо дать Арине время и возможность устать от одиночества… Она это понимала, добровольно и сознательно идя на жертвы. «Нет, это не жертвы, это всего лишь временное неудобство. Временное и необходимое. Девочке надо помочь. Ей просто не надо мешать»

 

***

Сосна за окном казалась уже почти родной. Арина пожелала ей доброго утра, но садиться на прежнее место не хотелось, да и спина побаливала. Сделала несколько упражнений для разминки. С удивлением, поняла, что ей это нравится. Мышцы с радостью вспоминали полузабытые движения. Сознательная отрешенность от внешнего мира принесла покой и пустоту. Арина радовалась покою, заполнять же пустоту не спешила, наоборот, ей хотелось удержать это состояние, как иной раз хочется удержать ощущение приятного сна, сохранить его, просыпаясь. Она прикрыла глаза. Солнечный луч, запутавшись в ресницах, разбился на множество радужных зайчиков.

И почему завтракать надо вместе со всеми? Почему нельзя прийти позднее и выпить чашку кофе в одиночестве? Ей не хотелось видеть никого, даже просто видеть рядом, не то что разговаривать. Наскоро выпив кофе и проглотив какой-то бутерброд, девушка отправилась в лес, подальше ото всех.

Брела, избегая тропинок. Вдыхала терпкие лесные ароматы, недоступные никаким парфюмерам. Вяло отмахивалась от комаров и мух. Ощущала под ногами упругую мягкость хвои. Куст ежевики ухватил ее за руку. Машинально отдернула. Равнодушно погладила багровеющий след царапины. Все как будто со стороны, как будто это не с ней происходит… Утомившись от долгой ходьбы, села на землю, прислонившись спиной к стволу дерева. Закрыла глаза, представляя, что слилась с сосной, стала ее частью .Арине даже начало казаться, что она чувствует, как бежит сок вместо крови по ее сосудам, как ветер качает руки-сучки, как ползают по ее телу-стволу разные жучки-паучки. Показалось или нет? Ветки закачались сильнее. Открыла глаза. Огляделась кругом. Все тот же лес. Тот же, да не тот, что-то изменилось в нем. Или в ней самой? Вот бежит по тропинке муравей по своим муравьиным делам, летают пчелы, собирая нектар, готовя запасы на зиму. У каждого из них есть свое дело. Все в природе рационально, все наполнено действием. И только у нее, у Арины, нет никаких дел. Никаких дел, никаких желаний, почти никаких мыслей.

И все же она не чувствовала себя здесь чужой. Лесные обитатели не прятались от нее, она не нарушила их ритма жизни. На смену покою пустоты в душе пришел покой умиротворенности. Немного отклонилась от ствола, откинулась на спину, раскинув руки. «Я дома…» - думала она, глядя в небо. Ее взгляд, ее душа поднимались вверх по стройным стволам, блуждали по ажурной кроне, растворялись в бездонной голубизне…

Крохотная лягушка скакнула по ладони, возвращая на землю.

Пора на обед. Организм на эту мысль отозвался легким чувством голода. «Я хочу есть! - радостно пропела Арина. – Я хочу есть!» Радуясь, возвращающимся желаниям, она почти побежала к столовой.

Валентина Витальевна, заметив румянец и едва заметный блеск в глазах своей соседки, мысленно радостно улыбнулась: «Исцеление началось».

- Вам очень идет румянец, Арина. Вы, кажется, немного загорели.

- Да, я гуляла в лесу. Даже проголодалась немного.- Девушка с аппетитом принялась за обед. А здесь неплохо готовят, оказывается.

- Так, Вы наверное, устали?- «посочувствовала» Валентина Витальевна, стараясь не показать своей радости от возбужденного вида девушки. – А мы на Матрешку собрались. Я хотела и Вас пригласить….

- Куда?

- На Матрешку. Матренино озеро. Здесь недалеко, километра три. – Женщины за столом заговорщицки переглянулись. – Наталья Ивановна дорогу знает.

Столик был на четверых. Напротив Арины сидели еще две женщины, она не обращала на них внимания. Сейчас ей стало неловко за свою невнимательность. Та, которую, видимо, звали Наталья Ивановна, начала спокойно рассказывать.

- Когда-то в давние времена здесь недалеко было большое село Видное. Это сейчас от него только несколько домов осталось, да с десяток дач. А тогда оно было большое и богатое. Жила в нем красавица Матрена, дочка церковного старосты. Много парней на нее заглядывалось, много женихов сваталось. Только сердце свое отдала она пастуху Васе, Васильку, как ласково его называла за ясные голубые глаза. Знал Василий, что не отдадут ему Матрену, богатого жениха для дочки своей ждут. Знал, да сердцу не прикажешь. В единственной своей дочке староста души не чаял, да только счастье ее по-своему понимал. Просватал ее за купца, что держал в окрестных селах лавки бакалейные. Горько плакала Матрена, но из воли отцовской выйти не смела. Попросила только перед свадьбой на лодке по озеру покататься, да взять с собой Василька, чтобы он на жалейке играл. Не мог жених невесте в такой просьбе отказать. Да невеселой прогулка получилась. Грустная сидела она на корме лодки. Плакала-рыдала жалейка Василька. А как доплыли до середины озера, Матрена и говорит:

- Прости меня, жених сосватанный, нет твоей вины передо мной, нет и моей вины перед тобой. Только обещала я любимому, что ничьей не буду, кроме как его. Слово свое не нарушу, с ним и останусь.

Только сказала, взялись они с Васильком за руки и в воду прыгнули. Жених за ними – невесту спасть, да только не судьба, видно… Даже тел не нашли. А озеро с тех пор Матрениным стали звать, а проще, Матрешкой. Вот такая легенда.

- Странная легенда - Арина в задумчивости помешивала остывший чай.

- Обыкновенная. Сколько таких Матрен в реках да озерах перетопло, и не сосчитать. - Отозвалась женщина «из практичных» с соседнего столика.

- Нет, Вы неправы. – Девушка отставила чашку.- Легенд похожих, действительно, очень много, но… Как правило от нежеланного брака таким образом спасались только девушки. Парни, мужчины спокойно женились на других… А тут они вместе утопились…

-А ведь верно, - изумилась соседка. – Подишь ты, Василька то она зачем с собой потащила? Вот стерва!

Это неожиданное заключение отбило желание спорить, что-то доказывать, объяснять. Какой смысл? Если человек говорит на другом языке, и не хочет ничего понимать…

Они словно сговорившись, встали, пошли к выходу. И уже выйдя за дверь, Наталья Ивановна забавно сморщив лицо: «Вот стерва!», - спародировала соседку. Вся компания, включая Арину (к ее собственному удивлению) весело рассмеялась.

Немного отдохнув после обеда, переодевшись, отправились на прогулку. Встретились в условленном месте. Наталья Ивановна устроила комичную поверку своей команде. «Не знала, что люди пожилого возраста могут так шутить! Сколько же в них юмора и энергии!» - Размышляла Арина, топая вслед за спутницами.

- Стоп! – Наталья Ивановна, шедшая впереди, резко остановилась, развернулась, строго оглядывая спутниц – В лес собрались, голубушки? Ничего не забыли? А комары?

- Возвращаться нельзя, дороги не будет. – Отозвалась до сих пор молчавшая женщина, определить возраст которой Арина не могла.

- Я не верю в приметы. Давайте сбегаю! – предложила девушка.

- Сбегай, дочка, сбегай. Только не забудь в зеркало посмотреть.

- Ну, что за суеверия, Мария Степановна? – попыталась усовестить приятельницу Валентина Витальевна. Но Арина уже не слушала их, она бежала к корпусу.

Вбежала в комнату и растерялась. Взяла ли она с собой мазь? Вот неудобно получится: вызвалась принести, а нести то и нечего. Покопалась в сумке. Ура! Нашла! Теперь посмотреть в зеркало. Взгляд упал на телефон. Он радостно затренькал.

«Привет! Как настроение?» - Послание все от того же таинственного Романа.

«Ответить? Или не стоит? Ладно, если еще раз позвонит, отвечу»- решила Арина, показав зеркалу язык.

Они как заправские следопыты шли гуськом по лесной тропинке. Шли молча. Лишь изредка Наталья Ивановна предупреждала о возникающих препятствиях на пути: яме, крапиве, коряге. Или Валентина Витальевна призывала полюбоваться какой-нибудь очень живописной лесной картинкой. «Странно, почему я ничего не замечаю, иду словно слепая, ничего вокруг не вижу», - мысленно удивлялась Арина. Молчание не было тягостным, напротив, оно словно бы роднило женщин. Арина вдруг вспомнила, как мама часто говорила: «по настоящему близки не те, с кем интересно говорить, а те, с кем интересно молчать». Родители были сейчас далеко. И не только по километрам. Они, казалось, остались в той, другой жизни, жизни из параллельного мира. А в сегодняшней жизни ближе этих женщин для Арины никого не было. Так ей казалось. «Странно, ведь, я совсем не знаю их. А они кажутся такими родными, такими уютными» – думала она с удивлением, разглядывая своих спутниц. Все они были старше не только нее, но и ее матери. Определить же их возраст очень сложно: где-то между… Арина даже затруднилась поставить рамки. Ясно, что пенсионного, но это если рассуждать логически… Морщинки на лицах, веселый блеск в глазах, упругая походка и неиссякаемая, кажется, жажда жизни, интерес к ней. Такую жажду нечасто встретишь и у молодых. У Арины вот интерес к жизни вообще пропал. Хотя… кажется, начинает просыпаться под воздействием новых подруг.

- Внимание! Торжественный момент! – прервала ее размышления Наталья Ивановна.- Пришли. Отсюда лучше всего смотреть на озеро. По крайней мере, в первый раз.

Она раздвинула ветки, и… Вид действительно открылся превосходный. Высокий обрывистый берег, на котором они стояли, позволял видеть озеро целиком и сверху. Небольшое, почти овальное оно блестело на солнце черной жемчужиной неправильной формы. И как жемчуг манило взгляды в самую глубину, в сердцевину, завораживая, обещая раскрыть тайны… Где-то там, под толщей воды скрыто изначальное страдание, изначальная боль, как скрыты в жемчужине боль и страдание моллюска от маленькой песчинки, зародившей эту жемчужину. Много ли этих тайн у Матрешки? Да, наверное, немало. Иначе как бы смогли утонуть Матрена и Василек? Озеро то небольшое, течения здесь нет, а спасти их не успели, и тела не нашли…

Женщины постояли немного, впитывая открывшуюся красоту. Осока, кувшинки и прочая зелень, названия которой Арина не знала, обрамляя берега, словно бы защищали свою драгоценность от досужего вмешательства.

- Пойдемте, здесь мы не спустимся. – Наталья Ивановна вновь повела свою команду, встав во главе ее. Они немного вернулись назад и спустились по извилистой тропочке.

- А почему вода черная? – робко, немного опасаясь насмешек, поинтересовалась Арина.

- Торф. – Спокойно отозвалась «предводительница». – Вода чистейшая, а кажется черной. Ее даже пить можно. Семь ключей питают озеро, потому и вода в нем местами ледяная.

- А оно глубокое?

- Глубокое. Пробовала нырять на середине, дна не достала. Может, тебе повезет. Ты плаваешь то хорошо?

Арина кивнула, слегка замявшись. Замешательство не ускользнуло от внимательных глаз Валентины Витальевны.

- Что-то не так?- озабоченно поинтересовалась она.

- Я купальник не взяла.- Посетовала девушка.

Однако спутниц ее это почему-то развеселило.

- Какой купальник, дочка? Нет же никого. Давай как мы, в костюме Евы. – Мария Степановна озорно подмигнула девушке, снимая с себя одежду.

Арина с опаской последовала ее примеру. Озеро приняло купальщиц, ласково обволакивая их тела. Вода, теплая у берега, чуть подальше от него приятно бодрила. Вечернее солнце наполняло ее золотом и медовым теплом. Ароматы леса и воды слегка пьянили. Плыли молча, стараясь не нарушить покой озера.

Девушка вдруг почувствовала в теле необыкновенную легкость. Вода поддерживала, ласкала, нежила… Не хотелось двигаться, хотелось просто качаться на воде, плыть по течению. Хотя какое в озере течение? Но отчего то думалось именно так… Оглянувшись на нее, Наталья Ивановна решительно скомандовала:

- Пора на берег!

Выходить не хотелось, но ослушаться Арина не посмела. «Я приду сюда потом, одна… и тогда…» - мечтательно думала она, растираясь полотенцем.

А Наталья Ивановна внимательно и строго наблюдала за ней. Девушка чувствовала это, но понять причину не могла, да и не хотела, в общем-то…

Назад они шли другой дорогой, которая показалась короче. То ли, действительно, была короче, то ли шли быстрее… Уже на подходе к воротам Наталья Ивановна подошла к Арине, тихо, но твердо произнесла:

- Не надо Вам на Матрешку одной ходить. Не надо.

Та удивленно вскинула голову.

- Я видела Ваше лицо, когда Вы плавали, видела, как плыли… Вам ведь не хотелось выходить, верно?

Арина кивнула.

- Озеро это странное, много тайн в себе хранит. – Спокойно и по-прежнему твердо продолжала Наталья Ивановна.- Прячутся эти тайны одна в одну, как матрешки. Может, отсюда и название… Я в мистику не очень верю, но природа вообще много тайн от человека хранит и раскрывать не торопиться. Так что уж лучше поостеречься. Матрешка Вас приняла. Бойтесь, чтоб не оставила. Я каждый день хожу после завтрака, захотите – присоединяйтесь. А одной не надо. Ни к чему так рисковать.

Арина сдержанно поблагодарила. Было над чем задуматься. Выходить ей действительно не хотелось. И легкость, почти блаженство… Глубина влекущая за собой… Пожалуй, Наталья Ивановна права, одной ходить на озеро не стоит. По крайней мере пока… А может наоборот? Мечтала улететь в страну радужных акварелей, можно ведь и уплыть в густую манящую темноту… Все та же черная краска…Может не стоит противиться, лучше отдаться ей до конца…

Солнечный блик ослепил на мгновенье. Нет, теперь уже не получится отдаться до конца.

«Черный цвет не так однороден и прост, как кажется. У него множество оттенков и нюансов».- Вспомнились слова Николая Фомича. Да, черный цвет состоит из всех цветов спектра. Вот и попробуем его разложить на составляющие. По крайней мере, золотой уже проявился самостоятельно.

Вернувшись в комнату, обнаружила целых три сообщения от Романа. Отвечать не было ни сил, ни желания. Выполнение обещания отложила на завтра, «на потом»… Легла, чувствуя усталость от непривычно-бурного дня. До ужина оставалось еще два часа, еще можно немного отдохнуть. Валентина Витальевна тоже прилегла с книжкой.

Арина прикрыла глаза, по привычке начала воссоздавать так поразивший воображение пейзаж, переходя от целого к деталям. Лес, озеро, блики солнца на черной воде, листья кувшинок, заросли осоки, птицы вспархивающие из этих зарослей, редкий всплеск рыбы… И незримое присутствие внимательных глаз, наблюдающих, оберегающих… «Не надо туда ходить одной… Не надо….» «Надо… Надо…» - не соглашается озеро, уводя за собой, укачивая, убаюкивая…

Противный нудный писк. Арина тряхнула головой, разгоняя остатки дремоты, пытаясь определить источник жуткого звука. Конечно, это телефон. Конечно, это Роман. Надо же, как не вовремя. Все пишет и пишет. Звонит и звонит… И что ему нужно от меня? Было так хорошо… Да и Валентину Витальевну потревожил. Она досадливо поморщилась, глядя на телефон.

- Неприятные вести? – участливо спросила соседка.

- Да нет, - Арине почему-то захотелось рассказать историю этих странных отношений, (если, конечно, это можно назвать отношениями) и коротко, без подробностей, историю своей неудавшейся любви.

- А он, должно быть, очень хороший человек, этот Роман. - Заключила Валентина Витальевна, внимательно выслушав рассказ.

- Почему Вы так думаете? Может, обыкновенный авантюрист?

- Нет, - соседка задумчиво покачала головой, - уверена, что нет. Только хороший человек может заметить чужую боль под маской равнодушия, неприветливости. Вы обязательно должны ему ответить. Это ведь ни к чему не обязывает, простая вежливость. И потом, - она лукаво подмигнула, - легкий флирт лучшее средство от женской депрессии.

- Вы так думаете? Ну, хорошо, я попробую. Только.. что отвечать? «Как отдыхается?» Ответить: хорошо? Банально и глупо. Подробно описывать все, что делаю? Еще глупее…

- Девочка моя, поверьте, это не так уж и важно, что именно Вы ему ответите. Важно то, что Вы ответите. Значит, готовы к общению. Это главное. Все остальное – детали, антураж.

Арина задумалась. Конечно, Валентина Витальевна права, ответить надо, тем более что она и сама об этом думала. «Надо же, - с удивлением заметила она, - уже второй раз за день меня «учат жить», и я, как ни странно, соглашаюсь. Может, потому, что правота этих женщин очевидна, может потому, что уж как-то очень доверительно и мягко они это делают. Что ж, ответим банально и кратко».

«Хорошо»

«Я рад»- пискнуло в ответ.

Вот и славно. Все довольны. Можно спокойно идти на ужин.

После ужина вся компания отправилась смотреть какую-то старую, «всеми любимую», как восторженно щебетали за столом соседки, мелодраму. Арина идти отказалась. Впечатлений на сегодня ей вполне хватило.

- Пойду лучше спать. До свидания!

- Арина, если захотите почитать перед сном, можете взять что-нибудь у меня на тумбочке.- Напутствовала ее Валентина Витальевна.

«Почитать…- Арина улыбнулась, вспомнив телефонное недоразумение.- Роман почитать мне уже предлагали. Посмотрим, что предложит соседка». На тумбочке лежало несколько книг. Бунин «Рассказы». Раскрыла, пробежала содержание глазами. «Легкое дыхание», «Антоновские яблоки», «Холодная осень». Нет, про чужую любовь она читать не хочет. Ей бы со своей разобраться, забыть поскорее. Под ней - книга в затертом переплете, названия не разобрать. Надо же, как зачитали, значит, интересная. Раскрыла: стихи. Да, не повезло… К стихам она особой любовью никогда не пылала. Так, читала, заучивала по необходимости в школе, но не любила. Делать анализ, определять размер, выискивать метафоры, сравнения… Такая морока… Уже хотела отложить книгу, как вдруг глаза выхватили строчки:

Оборваны корни

Плавучей, плакучей травы…

Так и я бесприютна!

С легкой душой поплыву по теченью,

Лишь только услышу: плыви!

Ведь это же про нее. Она тоже была готова плыть и плыть по течению, почувствовав, что вода приняла… Какие странные стихи. Словно бы и не стихи, так, мысли вслух… Ни рифмы, ни ритма… Хотя нет, ритм есть… Посмотрела, кто автор. Оно-но Комати. Открыла титульный лист. «Из японской поэзии». Прихватив книжку, отправилась на свою кровать. В памяти всплыл термин «картинки плавучего мира». Когда-то давно, на границе детства и юности, ей довелось вместе с родителями побывать на выставке японского искусства. Там, да, именно там она и слышала этот термин. Пейзажи, поразившие тогда ее своей красотой, были написаны в этом стиле (японский термин она, конечно же, не запомнила). В этих пейзажах не было привычной русской широты. Просто маленький кусочек природы. И еще гравюры. «36 видов Фудзи». Тридцать шесть разных видов одной и той же горы, выполненных одним и тем же мастером. Запомнились слова экскурсовода, что любование природой возведено чуть ли не в ранг религии, по крайней мере, это свято чтится как одна из основных народных традиций. Стихи на той выставке тоже звучали, только она не обратила на них внимания. Сейчас же – читала с наслаждением, поражаясь живописности «картинки», несмотря на краткость ее описания. Пять строк, три строки… А как точно, тонко, емко они передают и пейзаж, и настроение того, кто им любуется…

Валентина Витальевна возвращалась слегка возбужденная. Фильм «Первая учительница» - любимый фильм ее молодости. В решении стать учительницей, во многом и его заслуга. В окне горит свет, значит, Арина еще не спит. Интересно, она видела эту картину?

Девушка мирно спала, не выпуская из рук книгу. Трогательно-беззащитная, сумевшая сохранить душевную чистоту, иногда принимаемую за наивность. Валентина Витальевна осторожно забрала книгу, укрывая спящую одеялом. Японская поэзия. «Милая моя «мадам Баттерфляй», твоя любовь и верность тоже оказались не нужны. «Все мужчины – сволочи» - эту расхожую фразу придумали наверняка сами мерзавцы для оправдания собственной подлости. Это, мол, не мы виноваты, природа у нас такая. Ничего, девочка моя, время залечит раны, тем более, что и помощник у тебя в этом деле появился. Он не может быть плохим человеком, авантюристом, жаждущим только развлечений. Он просто не имеет права быть таким. Он обязательно поможет вернуть тебе веру в мужчин, веру в любовь этот таинственный Роман»…

 

***

«С добрым утром! Можно я поработаю будильником?» - писк sms-ки стал уже привычным.

«Очень кстати, - мысленно ответила Арина, - не то я могла бы проспать завтрак». На улице шел дождь. Капли воды, шурша, стекали по сосновым лапам, мягко падали на землю. Сонная, уютная тишина. Даже Валентина Витальевна, обычно встававшая рано, еще нежилась в постели.

 

Откуда вдруг такая лень?

Едва меня сегодня добудились…

Шумит весенний дождь.

 

Процитировала Арина невесть как запомнившиеся строки.

-Да, - Отозвалась Валентина Витальевна.- Только дождь у нас не весенний, а почти уже осенний. Любите японскую поэзию?

- Не знаю, честно говоря. Я вообще думала, что стихи не люблю, но это… это же даже не стихи. Это пейзаж, нарисованный словами. Почему русские поэты так не умеют?

- Простите, что не умеют? – не поняла соседка.

- Не умеют также словами рисовать пейзаж, так любоваться его красотой.

- Почему Вы так думаете?

- Я как-то не встречала до сих пор таких стихов у нас.

- А Вы много стихов читали? Вы внимательно изучали творчество русских писателей и поэтов.

Арина задумалась.

- Нет. Если честно. Только то, что в школе проходили.

- Проходили… - Валентина Витальевна горько усмехнулась.- Русскую литературу читать надо и любить, а не «проходить» около нее. Она же вся пропитана любовью к родной природе, ее лиризмом и красотой. И проза, и поэзия. Вспомните произведения классиков: Пушкина, Толстого, Тургенева… Пейзаж у них зачастую является едва ли не полноправным действующим лицом… Да, техника описания отличается от японской. Это естественно. Разные культурные традиции. Даже разные люди по-разному проявляют свои чувства. У японцев, любовь к природе – это, прежде всего, восхищение, созерцание. У нас – взаимодействие, единение… Вот послушайте:

 

В степной глуши над влагой молчаливой,

Где круглые раскинулись листы,

Любуюсь я давно, пловец пугливый,

На яркие плавучие цветы.

 

Они манят и свежестью пугают,

Когда к звездам их взорами прильну,

Кто скажет мне: какую измеряют

Подводные их корни глубину?

 

О, не гляди так мягко и приветно!

Я так боюсь забыться как-нибудь.

Твоей души мне глубина заветна,

В свою судьбу боюсь я заглянуть.

 

Скажите, разве в этих стихах нет любования природой? Есть. Но есть не только красота природы, есть и человек, любующийся этой картиной, есть его размышления о жизни, о душе. Вот. Пожалуй, главное отличие русской литературы - главное это душа человека, ее движения, ее развитие. Именно за это она и ценится во всем читающем мире.

Она говорила и говорила… Арина слушала с интересом, поддаваясь убежденности бывшей учительницы, слегка завидуя ее ученикам. «У нас литературу преподавали иначе. Какая там душа? Образ, сюжет, композиция, оценка критиков. Все».

- Скажите, а чьи это стихи?- спросила вслух.

- Афанасия Фета. Был такой замечательный русский поэт с немецкой фамилией. Впрочем, почему был? Есть. Умирают люди, творцы остаются жить в своих творениях. – Валентина Витальевна мягко улыбнулась.- Совсем заболтала я Вас. Села на своего любимого конька и – вперед! А нам уже пора идти, а то без завтрака останемся.

Да, пора. И кто только придумал жить по расписанию? Почему есть надо тогда, когда «пора», а не тогда, когда хочется? Дома Арина утром ограничивалась чашкой кофе. Здесь же кофе если и давали, то только с молоком. Первое время ей было все равно, сейчас, когда начали просыпаться желания, захотелось хотя бы уловить знакомый запах, запах настоящего кофе. Но нет, на завтрак была каша, бутерброд и чай. Арина вяло ковырялась в каше, глядя на стекающие по стеклу капли дождя.

- Значит, на Матрешку сегодня не пойдем.- Печально заключила она.

- Не пойдем, передышку нам дает погода, время подумать. – Подтвердила Наталья Ивановна.

- Вам так понравилось озеро? – За соседним столиком появился новый сосед, статный седоволосый красавец, похожий на старого графа.

- Понравилось.- Кивнула Арина. – Здесь вообще природа очень красивая.

- Природа она везде красивая. Некрасивой ее делает человек.

- Наверное, никогда не задумывалась об этом…

- Ну, Вам еще не поздно… Вы еще успеете задуматься над очень многими вещами.

« А у него очень приятный голос»- отметила про себя Арина, а вслух спросила:

- Вы, наверное, певец?

«Граф» изобразил удивление.

- Почему вы решили?

- У Вас очень красивый голос.

- Баритон. С карьерой певца у меня не получилось. К сожалению или к счастью не знаю. Хотя возможность была. – Он погрустнел.

Арина не решилась продолжать расспросы. Да и соседки за столом как-то подозрительно притихли. По привычке, воспитанной матерью с детства, поблагодарила всех за завтрак и вышла из-за стола.

Дождик был мелкий и теплый. Раскрывать зонт не хотелось. Она просто брела по дорожкам, подставляя лицо небесной влаге. Укрывшись пеленой дождя, лес казался чужим, словно и правда не хотел, чтобы Арина ходила в него, не хотел пропустить ее к Матрешке. «Что ж, подождем под дождем.- Нечаянный каламбур напомнил утренний разговор о поэзии.- Надо будет попросить у Валентины Витальевны Фета почитать. «В свою судьбу боюсь я заглянуть…» Да…»

Валентина Витальевна с готовностью протянула ей томик стихов. Немного подумав, предложила:

- Давайте гостей позовем. Устроим поэтические посиделки.

-Давайте. А кого?

- Было бы желание, а гости найдутся. – Соседка лукаво подмигнула и взялась за телефон.

После обеда в их комнате собралось вполне приличное общество: человек пятнадцать мужчин и женщин. Пришел и «седой граф», как мысленно окрестила его Арина, принеся с собой гитару. Стараниями мужчин и Валентины Витальевны места хватило всем: стулья были собраны, наверное, со всего этажа. Рассадив гостей, хозяйка кивнула «графу», он тронул струны и…

Утро туманное, утро седое,

Нивы печальные, снегом покрытые…

Знакомый романс в его исполнении звучал как-то особенно проникновенно. Казалось, это были его слова, его мысли, его чувства…

И сразу же за ним, почти без перехода, без перерыва вступила женщина, закутанная в красивую шаль:

Тоска по родине! Давно

Разоблаченная морока!

Мне совершенно все равно –

Где совершенно одинокой

 

Быть, по каким камням домой

Брести с кошелкою базарной

В дом, и не знающий, что – мой,

Как госпиталь или казарма.

Сколько одиночества и отчаянья было в ее голосе! Арина и не подозревала, что можно так читать стихи. Читать душой, читать не потому, что надо, а потому что душа просит. И сразу почему-то вспомнилось, что Тургенев много лет прожил заграницей, уехав вслед за любимой женщиной…

И были еще стихи, были романсы и песни…

Арина тихо сидела в уголочке, смотрела, слушала и не понимала, кто срежиссировал, кто поставил этот удивительный спектакль? И когда они успели все отрепетировать? Или это экспромт? Было непонятно, как могут малознакомые люди так тонко чувствовать настроение друг друга. Странным, непривычным казалось и то, что все они собрались просто почитать стихи, поговорить о поэзии. Просто так, потому что захотелось… Весь день она думала об этом.

- Я и не подозревала, что такое возможно в жизни. Только в кино про старую жизнь… - поделилась она своим удивлением с Валентиной Витальевной вечером перед сном.

- Почему же? В жизни все возможно. Просто иногда люди стесняются обнаруживать свои интересы, свою любовь к поэзии, к таким вот тихим вечерам, к задушевным беседам о жизни, о душевных исканиях. Это кажется старомодным и вычурным. А на самом деле это просто праздник души. Мы сами порой загоняем наши души за решетки условностей и страдаем от невысказанных желаний, несбывшихся ожиданий. И не желаем замечать, что тем самым обедняем, обкрадываем самих себя…

Душа, спрятанная за решетки условностей. Как это верно сказано, думала Арина. Моя душа тоже спрятана за этими самыми решетками. Любой узник мечтает о свободе, но обретя ее, зачастую не знает, что же с ней делать. Просто не умеет жить на свободе, без привычных решеток. Она вдруг вспомнила своих родителей. Никогда не сомневалась в их любви, но говорить по душам в семье не принято, не принято обсуждать свои чувства. Конечно, они переживают за нее, но… Самое печальное, что изменить уже ничего нельзя. Невозможно представить, что они с мамой сядут рядом и начнут задушевный разговор. Это просто невозможно. А хотелось бы? Арина задумалась. Наверное, стоит задать его немного по-другому: сможет ли она рассказать своей маме, что твориться у нее на душе? Вряд ли. Вот и весь ответ. А Валентине Витальевне рассказывает…

И уже засыпая, вдруг вспомнила про Романа. За целый день только одно послание. Стихов было много, а вот Романа мало. « Вот я уже и ждать начинаю, начинаю привыкать…» - Она улыбнулась этому открытию, подмигнула экранному человечку и мысленно пожелала спокойной ночи.

 

***

И снова утро, и снова дождь, и снова писк телефона… все как вчера… Вот только сообщение не раскрылось. «Эх, я растяпа… Возможности памяти ограничены, даже электронной, - ругала себя за забывчивость Арина.- Теперь даже не узнаю, что он мне написал». А телефон обиженно пискнул еще раз, через минуту еще, но… Она еще не успела очистить память, а значит, не сможет прочитать… «Надо же, разволновалась как, - удивлялась она сама себе, - а ведь еще два дня назад и знать его не хотела, и недовольна была его настойчивостью…» Исправила накладку, отбросив сомнения, отстучала: «Извини, забыла почистить память»

«А я уже начал волноваться. Все в порядке?»

«Да, спасибо» И подумав немного, добавила: «А у тебя?»

«Я счастлив! Ты мне отвечаешь!»

Арина хмыкнула, и довольная пошла на завтрак. Валентина Витальевна, как всегда оказалась права, легкий флирт – лучшее средство от депрессии. Главное, не увлекаться.

За столиком шла оживленная беседа. «Седой граф» развлекал всех своих соседок. Арина попыталась вслушаться, но мысли ее путались, и уследить за беседой не получалось.

Опять нельзя на Матрешку, опять надо будет сидеть в комнате. Вчера хоть гостей позвали, а сегодня… вчера было интересно, но сегодня такого уже не хочется, ей бы вчерашнее уложить в голове. «Отвыкла я от общества, дичаю…» - подтрунивала мысленно над собой, шагая по дорожке, залитой дождем.

- Прогулка после завтрака? Можно нарушить Ваше одиночество?

Арина обернулась на голос. «Седой граф» под огромным зонтом.

- Можно пригласить Вас под крышу?

Пошла рядом. Он галантно предложил руку, она отказалась чуть заметным кивком головы.

- Любите гулять под дождем?

- Просто люблю гулять. – Арина немного помолчала, - Вот Вы вчера говорили, что с карьерой певца у Вас не получилось. А почему?

- Так жизнь сложилась. Она штука сложная, но интересная. Мало иметь талант, уж простите мою нескромность, надо его еще и развивать. А мне не до этого было, а потом уже поздно.

Арина с удивлением и интересом посмотрела на спутника.

- Что значит «не до этого»? А родители что же не могли настоять? Или не хотели?

Он печально вздохнул.

- Родители… История моя, Аринушка, позвольте Вас так называть, проста и банальна.. Отец не вернулся с войны. А нас у матери пятеро, я – старший. Надо было помогать младших поднимать. Правда мать все же настояла, чтобы я музыкальное образование получил… отец мечтал… Сейчас сам учу ребятишек в школьном кружке на балалайке да на гитаре играть. А пел всегда. Для себя, для души.

- А почему потом не пошли дальше учиться. Ведь база у Вас была?

- Потом… Так только в кино бывает… А в жизни все надо делать вовремя. Да и своя семья появилась, свои дети, заботы…

- И никогда не жалели, что не стали артистом?

- Нет. О чем жалеть? Жизнь сложилась, как сложилась.

 

Арина остановилась, заглянула ему в глаза. Она никак не могла понять, действительно он ни о чем не жалеет, доволен жизнью, или просто смирился.

- Конечно, Вам может показаться, что я так говорю только потому, что ничего уже не изменить, - Арина вздрогнула, он словно прочитал ее мысли,- но это не так, мне и не хочется ничего менять. Я свой выбор сделал еще тогда, когда понял, что остался за старшего в семье. Для меня благополучие моих близких важнее всего. А карьера певца… Значит, не был я рожден для сцены, раз так легко от нее отказался.

Он мягко улыбнулся., но улыбка получилась с оттенком легкой грусти… И Арина поняла, что тень несбывшейся мечты все-таки иногда тревожит душу. Она не хотела бередить его раны, сама слишком хорошо знала, что такое душевная боль. Надо сменить тему, но…. «Я совсем разучилась общаться…», - с ужасом подумала она.

- А чем занимаетесь Вы, Арина?

-Сижу в скучной конторе, занимаюсь скучными бумагами. А еще… - Арина немного замялась - а еще я немного художница. Совсем немного, так же как Вы певец.

- И что Вы любите рисовать?

- Писать, - мягко поправила Арина, - люблю пейзажи.

- Здесь очень красивые места. Написали что-нибудь?

- Н-нет. Я сейчас не могу, творческий кризис.

«Граф» понимающе покачал головой. Они пошли молча. Капли дождя гулко стучали о крышу зонта. Может, поэтому на душе такая грусть? И разговор не клеится? Дождь пройдет, выглянет солнце, и все сразу станет иначе?

- Вот мы и пришли. Ваш корпус.

Арина шла не задумываясь, куда идти, просто шла… Сейчас же, оказавшись перед своим временным домом, даже обрадовалась - так захотелось в тепло, под уютное крылышко Валентины Витальевны.

Соседка читала, полулежа в кровати. Арина, переодевшись в сухое, последовала ее примеру. Чтение шло не очень хорошо. Хотелось поговорить с Валентиной Витальевной, но отвлекать ее, мешать не решалась. Отложила книгу, и стала просто думать о своей жизни. «Странно. Три дня назад я вот так же лежала, глядя в потолок. Тогда казалось, что жизнь кончилась, что в ней нет и не будет уже ничего хорошего. Что изменилось за эти три дня? Живу в чужом месте, среди чужих людей, а мне почему-то очень комфортно. Позволяю учить жить, давать советы, и не просто позволяю, а даже сама хочу этого. И это я? Или это уже не я? И люди здесь все какие-то спокойные, доброжелательные… интересно, они всегда такие, или это обстановка так действует? Вот уж, действительно, дом отдыха. Отдыхают от обид, от ссор, от проблем, от суеты…»

 

И почему в дождь всегда так хочется плакать? Дождь успокаивает, расслабляет, но почему-то именно в дождь острее чувствуешь одиночество. И такая тоска… Валентина Витальевна держала перед глазами книгу, но мысли ее метались между строк, между слов, уводя в далекие воспоминания… Воспоминания счастливой жизни, где они были еще вдвоем. «И почему здесь, вдали от дома, где ничто не напоминает о нем, я так часто вспоминаю?» - она попыталась взять себя в руки, чтобы не расплакаться. И все же слезинки покатились по щекам. «Только бы Арина не увидела»,- она поспешно стерла их, опасливо оглядываясь на соседку. Взяла книгу и заставила себя читать.

 

« Серый день. Не поймешь: день или вечер. Интересно, который час?» - Арина потянулась к телефону. Так, обед они, похоже, благополучно проспали. Ну и ладно. Новых сообщений нет. Перечитала те, что есть. «И почему он замолчал? - мысленно обратилась она к мобильнику.- Может, самой что написать? А что? Может, он просто занят? Какой сегодня день?» - напрягла память, смотреть на телефон, зная, что там нет привычного конвертика в углу, не хотелось. Кажется, пятница, но неуверенна.

- Валентина Витальевна, а какой сегодня день недели?

- Пятница. – Ничуть не удивившись вопросу, ответила соседка. – Сегодня вечер вальса. Пойдете?

- Не знаю… может быть… А Вы?

- Обязательно. Очень люблю танцевать. Знаете, когда бывает особенно муторно на душе, я надеваю красивое платье, туфли на каблуке, включаю музыку и танцую… Помогает. А вальс – это король танцев. Танец влюбленных, танец романтиков… Обязательно пойдемте.

Они начали собираться, чтобы после ужина не заходить переодеваться, не бродить лишний раз под дождем.

«У меня так давно не было праздников, на которые надо собираться, наряжаться… - Арину охватило радостное волнение. – Вот уж действительно, ожидание праздника – половина самого праздника»

Оформление зала было никаким. Это она отметила сразу. Для вечера вальса можно было придумать что-нибудь поинтересней шелковой драпировки. Ладно, это не главное, это все антураж, как говорит Валентина Витальевна. Арина стряхнула критиканское настроение. Ведущие что-то рассказывали в микрофон, стараясь заглушить веселый гомон собравшихся. Наконец объявили первый танец, полилась музыка… пары начали выходить в круг. «Седой граф» галантно склонился перед Ариной, приглашая на танец. Через минуту и они плыли по залу. Вот когда Арина пожалела, что не взяла с собой ни одной юбки. Брючный костюм - это, конечно удобно, но… как бы красиво развевался подол вокруг ног! Она заметила восхищенные взгляды, обращенные на них. Захотелось закрыть глаза и представлять себя дамой на балу какого-нибудь дворянского собрания… и чтобы вальс не кончался… Они много танцевали вместе. Только на белый танец Виктора Васильевича пригласила какая-то другая женщина. Арина ревниво проводила их взглядом.

- Ну и задали Вы нашим дамам! Такого кавалера запросто увели у них из-под носа! – Веселилась Валентина Витальевна, вернувшись «домой».- Вот уж посплетничают! Берегитесь, Арина!

- Да какие могут быть сплетни? Мы же только танцевали? – удивилась девушка. Ей было хорошо. Впервые за последние месяцы.

И все же слова соседки запали в душу. «Увела кавалера». А ведь, пожалуй, что так это могло выглядеть со стороны. Как ревниво смотрела на них та женщина в шали! Ей стало смешно, неужели в этом возрасте тоже возможны какие-то романы, увлечения, любовь, ревность… А почему нет? Жизненная энергия бьет в них ключом. Только как-то немного странно все это, непривычно… что ж надо будет быть поосторожнее, повнимательнее. А то, пожалуй, наломаю дров… Надо будет расспросить Валентину Витальевну обо все переплетениях, может, она знает… она, кажется, уже всех здесь знает…

 

***

- Арина… Арина… Вы здесь или Вы где?- Наталья Ивановна о чем-то спрашивала ее, но разобрать Арина не смогла. Ночное видение не отпускало ее.

- Знаете, мне сегодня очень странный сон приснился,- вырвалось у нее вместо ответа.

- Про Матрешку?

- Да.

- Знаете, я уже жалеть начинаю, что показала Вам ее.

-Да, подождите Вы со своими выводами. Какой сон, дочка? - Мария Степановна неожиданно резко оборвала подругу, та недовольно хмыкнула.

- Сон… - Арина прикрыла глаза, чтобы сосредоточиться – Да, это была Матрешка, только не такая, как сейчас, другая… Там была деревня… небольшая, несколько домов… были мостки на берегу… женщины полоскали белье… и я была с ними… Потом они закричали испуганно и побежали. Я осталась и увидела лодку, а на ней женщину и мужчину. Женщина очень красивая, грустная, она смотрела на меня так, словно просила остаться, словно сказать что-то хотела и боялась, что не сможет… Мужчина тоже грустный, он играл на дудочке, почему-то вальс… И вода набегала мне на ноги, теплая, ласковая… Я уже хотела шагнуть к ним, мне так этого хотелось, но… Вернулись те женщины, они стали что-то бросать в воду. Тут небо потемнело, началась гроза… Я так боялась, что лодка перевернется… стала кричать: «Помогите! Они утонут!». Внезапно все изменилось. Мы с вами, вчетвером, стоим на берегу, собираемся купаться… Больше никого нет, все как было тогда… Я смотрю на озеро, а там она, та женщина, в воде ее лицо, манит меня к себя… Так жутко… Я даже проснулась…

- Жуть какая! Не надо Вам больше на нее ходить… - Наталья Ивановна зябко поежилась.

- Наоборот, надо сходить. – Неожиданно твердо (она вообще сегодня удивляла своей твердостью) заявила Мария Степановна. – Сегодня и пойдем. Погода налаживается, к обеду разведрится.

Женщины, удивленные ее решимостью, не стали спорить, решать-то ведь Арине. А ей было немного жутко. После завтрака, Мария Степановна задержала Арину, решив поговорить наедине.

- Ты не бойся, дочка. Не бойся, все будет хорошо. А чтобы страх твой убрать, обязательно надо сходить. Иначе он так и будет в тебе сидеть. Озеро красивое, чего его бояться? Пойдем.

И они пошли. По дороге Мария Степановна рассказывала, какие бывают озера, рассказывала, какая предположительно глубина Матрешки, какая рыба в ней водится, какие птицы живут, какие травы на берегу растут. Дошли они быстро. Видимо, действительно был короткий путь. Вышли сразу к берегу, к самой воде.

- Ну, вот и оно, Матренино озеро, Матрешка. – Мария Степановна стала раздеваться, приглашая Арину искупаться.

Девушка подошла к воде. Странно. Озеро как озеро. Маленькое. Скорее большая лужа. Ничего таинственного, манящего. Разделась, вошла в воду. Немного поплавала, ожидая возвращения того блаженного состояния. Не дождалась. Вода теплая, спокойная, плавать одно удовольствие, но и только. Вышли на берег, и Арина поделилась своими мыслями со спутницей.

- А ничего удивительно в этом нет. Все зависит от точки зрения. У тебя бывало так, что сначала какой-нибудь человек кажется очень хорошим, а потом вдруг – раз! Как будто выключатель переключили, и он, человек этот, уже видится совсем иным. Только что был героем, а оказался подлецом, или наоборот.

Арина кивнула.

- А что изменилось? Человек этот, каким был таким и остался. Просто ты его по-другому увидела. Это не он изменился, а твое отношение к нему, твоя точка зрения, точка, с которой ты на него смотришь. Потому и поступки и слова его ты по-другому оценивать стала. Вот и все. Так же и тут. В прошлый раз легендой, да прогулкой с соответствующими разговорами мы романтическое настроение создали. Девушка ты впечатлительная, вот и отложилось… А сегодня я тебе просто лесное озеро показала, ты его и увидела… Так, что не бойся, купайся, сколько хочешь… никакая Матрена тебя никуда не заманит, если сами этого не захочешь.

Точка зрения, ракурс… Арина очень хорошо знала, что это такое, как много зависит в картине от выбранного ракурса. Снова вспомнились «36 видов Фудзи». «Вот уж кто был мастером в экспериментах с ракурсом. Вернусь в город, надо будет обязательно найти этого художника, его альбом или хоть что-нибудь, хоть отдельные репродукции», - Строила она планы, не замечая возврата своей устремленности в будущее. Никогда прежде не думала, что выбор ракурса относится и к человеческим отношениям.

- Мария Степановна. А Вы психолог?

- Я то? Да нет, дочка. Я и не училась почти, семилетку только закончила. Потом уж, когда дети учились, с ними учебники читала…

- Не может быть! – искренне удивилась девушка.

- Может, дочка, может. Главное ведь, не где и сколько человек учился, а чему он смог научиться. Меня жизнь учила. Всю жизнь с людьми работаю. Сначала нянечкой в больнице. Это теперь их санитарками называют, а раньше были нянечки. Вот мы больных и нянчили, утешали, жалобы их выслушивали. Больному человеку всегда есть на что пожаловаться, всегда утешения хочется, как ребенку. Потом мама моя слегла, за ней ухаживала, потом свекровь… на целый день оставить нельзя без присмотра… Перешла в социальные работники, за стариками ухаживать… А у них у каждого жизнь за плечами. А жизнь это не только количество прожитых лет, это еще и опыт. Им рассказать хочется, поделиться, а я слушать всегда любила… Вот и училась у них мудрости жизненной. Они много интересного рассказывали. Была б писательницей, не на один роман бы хватило.

- А Вы напишите! – Загорелась Арина. По крайней мере, об озерах Мария Степановна рассказывала ей почти профессионально, по книжному, – обязательно напишите! Мне кажется, у Вас получится. Вы так интересно, своеобразно рассказываете.

- Да, нет, каждый своим делом должен заниматься. Какая из меня писательница? Сказки внукам сочиняю, так это другое дело, а так….

- Сказки? А о чем?

- Сказки то? О жизни, конечно. О чем же еще? – Мария Степановна непонимающе посмотрела на девушку.

- Ну, как … о животных, о чудесах всяких…

- О животных? И много чего из жизни животных можно узнать из этих сказок?

- Нет, конечно, - вынуждена была согласиться Арина.- Это аллегория.

- Вот именно, за животными люди «спрятаны». Зачем? Может, чтоб не обидеть кого, может еще зачем…- Она помолчала, сосредоточенно глядя под ноги, - В старину, дочка, через сказку, через легенду люди опыт поколений передавали. Ну, сама посуди, как еще ребенку рассказать об устройстве мира, об обычаях его рода, и не просто рассказать, а так, чтобы он запомнил? Да и не только ребенку. Вот ты, легенду о Матрешке, наверное, сразу запомнила, а то, что я тебе об озере совсем недавно говорила, уже и не помнишь.

-Нет, почему? – Арина немного смутилась (а ведь права Мария Степановна – забыла) - кое-что помню.

- Да ты не смущайся, дочка. Так уж память у человека устроена. Древние это знали и использовали. Не в чистом виде знания передавали, а с историей, вроде как с примером. Это сейчас сказки только детям читают. А напрасно, взрослым бы тоже не мешало. Они, сказки то, многому могут научить. И как детей воспитывать, и как дом держать, и как мужу с женой ладить… Замечала, что женщины, девушки в сказках всегда мудрее мужчин оказываются?- Удовлетворенно поймав удивленный взгляд девушки, продолжила – Как в сказках невест выбирают?

- Что б была работящая, скромная, добрая…

- Верно, да не все. И красоту лица ценили, и красоту души. Какие испытания девушка должна выдержать? Уметь хозяйство вести, суметь зверя дикого приручить (сумеет зверя приручить, сумеет и с человеком общий язык найти), в незнакомце доброго человека распознать, и загадки разгадывать должна уметь… и добра молодца очаровать лаской да вниманием. Женщина – хранительница очага. А очаг – это ведь не только огонь, на котором что-то там варится. Это то, что объединяет семью, объединяет род. Поэтому и должна женщина быть мудрой, терпеливой, внимательной, чтобы семья не распалась, не погибла. Мужа выслушать, утешить, совет ему дать, ежели что (только так ненавязчиво), на подвиги его вдохновить опять же… Это же большое искусство быть женщиной и матерью, ему девочек с измальства учили. Жаль теперь те традиции у нас утратились… Теперь в первую очередь о себе заботиться принято. «Человек создан для счастья». А в чем оно, счастье то? Только ли в телесных удовольствиях? Вот и страдают, бедные, от одиночества, от несбывшихся надежд и ожиданий…- Она снова замолчала.

Арина, пораженная услышанным, начала вспоминать народные сказки. Те немногие, что удалось вспомнить, представали теперь в совершенно ином свете.

- Странно, я никогда так сказки не воспринимала, и не слышала ни от кого. А Вы откуда все это знаете?

- Я умных людей слушаю, да над словами их размышляю. Кое-что девчонкой от бабушки слышала, а потом… Ухаживала я одно время за профессором фольклористом. Интересная женщина. Она, видишь ли, всю жизнь наукой занималась, да по деревням разные сказки, легенды собирала, своей семьей обзавестись некогда было. Осталась без семьи, без детей, одна-одинешенька на старости лет. Но все же в дом престарелых, даже самый-самый, идти отказывалась. Я, говорит, всю жизнь по общежитиям, гостиницам да чужим углам скиталась, умереть хочу в своей постели. Вот она мне много интересного про старые обычаи да про сказки рассказывала, а я слушала, потом сказки дома перечитывала, думала что и как. Все жалела она, что книгу издать не успела. Черновики только остались, да только никому она их не доверяла…

- Жаль, интересно было бы почитать… и поучиться…

- А кто ж мешает то? Бери сказки и читай, думай. Только точку зрения поменяй, смотри на них не как на развлекательную безделку, а как на кладезь мудрости и сама все поймешь…

Арину не переставали удивлять перемены в Марии Степановне, произошедшие у нее на глазах за одну только прогулку. Обычно немногословная, склонная к разным суевериям, она вдруг оказалась вполне эрудированной натуралисткой, потом - тонким психологом, затем превратилась в философа-фольклориста (или как это еще можно назвать?)… А сколько еще ипостасей осталось скрыто? Ей вдруг подумалось, что человек похож на огромную мозаичную картину, состоящую из разных фрагментов. Вот только целиком всю картину увидеть невозможно, по крайне мере другому человеку. «Мы видим лишь отдельные фрагменты и по ним пытаемся судить о целом. Все опять таки зависит от точки зрения, от выбранного ракурса».

«Искусство художника состоит и в том, чтобы из бесконечного количества ракурсов выбрать один единственный» - Вспомнились слова Николая Фомича. Но это же не значит, что остальные – «негодные». Нет, из них каждый по-своему прекрасен, несет свое значение, имеет свой смысл… Получается, что в самом факте выбора и лежит первопричина всех происходящих событий. «Я и не хочу ничего менять. Я свой выбор сделал…»- почему-то в памяти всплыл разговор с «седым графом». А следом, без перехода – плутоватая сказка о дележе гуся. «Муж - голова, а жена – шея. Куда шея повернет, туда голова и посмотрит». Мысли Арины лихорадочно скакали, словно торопясь подвести ее к чему-то главному. И вдруг – действительно, как щелчок выключателя - пришло Понимание. Понимание того, что с ней произошло, причин трагедии. Женщина должна быть мудрой, чтобы суметь понять мужчину, утешить его, направить (мягко, ненавязчиво) в нужную сторону. И от этого понимания зависит единение людей. Она любила его, так ей казалось. А он оказался подлецом. Но ведь до этого она любила его, считала самым лучшим. Да, все зависит от точки зрения. Ей нравилось, что можно с ним говорить обо всем, и она часами развивала свои идеи. А он? О чем думал он? Какие идеи были у него? Он не говорил. Но ведь она и не спрашивала. Свои идеи интересовали гораздо сильнее. Его понять она и не пыталась. Как он называл ее в тот вечер? Избалованной, взбалмошной девчонкой… она обиделась, себя такой не считая… Но он то, получается, видел ее именно такой. И имел на это полное право, право на свою точку зрения.

Впервые в жизни Арина так честно и жестко говорила с собой. Словно бы совесть ее спала, а теперь проснулась и начала проверку: что, мол, ты натворила со своей жизнью без меня?

И чем дольше она размышляла, тем яснее понимала, что в случившейся трагедии большая доля и ее собственной вины. Это она придумала образ своего возлюбленного, пыталась подогнать под него реального человека. Не смогла, не захотела понять, что он на самом деле собой представляет. Обиделась, когда выяснилось, что он придуманному образу не соответствует. Можно ли было избежать трагедии, прояви она к нему больше внимания? Вполне возможно… С друзьями порвала все связи. Они то чем виноваты? Они же не знали ничего, но пытались помочь… Николай Фомич… Сочувствие приняла за навязчивое любопытство. Ой, как стыдно…

Конечно, ее подавленное настроение не осталось незамеченным.

- Что-то не так, Арина?- Участливо поинтересовалась Валентина Витальевна. «Не надо было их одних отпускать. И зачем я только послушала Наталью Ивановну. «Пусть сходят сами, пусть убедятся, если мне не верят…» Вот и убедились… Девочка только-только отходить начала, и вот опять…»

-Нет, все нормально.- Арина попыталась улыбнуться. – Мария Степановна так интересно про озеро рассказывала.

Наталья Ивановна бросила на соседку ревниво-недовольный взгляд. «Да что она может рассказать?».- Читалось в нем. Та невозмутимо занималась трапезой.

- И вода такая теплая! Мы так хорошо искупались! – Продолжала девушка, с завидным аппетитом поглощая пшенку.

Женщины переглянулись «что-то здесь не так, что-то темнят они обе. Если так хорошо прогулялись, почему на Арине лица нет?»

- У вас очень усталый вид, Арина. – Решила все-таки выяснить причину Валентина Витальевна. – Вы не заболели?

- Нет, все нормально. Просто, действительно, немного устала от дум. Скажите, а почему люди сильнее всего обижают самых близких людей, тех, которые их любят?

- Не помню, кто сказал, не ручаюсь за точность цитаты, но примерно так: человеческое общество похоже на стадо замерзших дикобразов. Им холодно, они жмутся друг к другу, пытаясь согреться, и колют друг друга своими иголками. – Валентина Витальевна продолжала озабоченно смотреть на девушку: с чего это у нее такие мысли появились?

- Все проще, Арина, - Наталья Ивановна, поборов обиду, решила вступить в разговор.- Перед чужими мы всегда стараемся себя в самом лучшем свете выставить, хотим понравиться. А перед своими… Они нас и так знают, и любят, зачем же перед ними «расстилаться»? К сожалению, это так. И потом, близкие знают слабости друг друга, болевые точки. Потому и знают, куда надо бить, чтобы было больнее. Хотя бьют иногда инстинктивно, не задумываясь, а потом уже остановиться не могут. Кому же хочется свои ошибки признавать? Всегда проще другого обвинить.

Арине было интересно, что скажет Мария Степановна, но она молчала. Спрашивать девушка не решилась, чувствуя, что у Марии Степановны есть на это причины. «Всегда проще другого обвинить»- эхом звучало у нее в голове. Так вот она в чем причина. Мы оба не смогли, не захотели понять друг друга, оказалось проще обвинить во всем другую сторону, обвинить за то, что несоответствует представлению о ней.

 

Вернувшись в комнату, первым делом проверила телефон. Ура! Есть сообщение!

« Привет! Я соскучился. А ты?»

«Соскучился? Странно. Разве можно соскучиться по тому, кого совершенно не знаешь. А ведь он даже имени моего не знает. Интересно, как он меня называет? Спросить? Нет, не сейчас, потом как-нибудь… Да, он меня совсем не знает, но пытается понять, утешить, пытается завязать общение… А я?» - Арине стало неловко за свое недавнее раздражение.

«Я ждала твоего письма»

«Правда? Я рад! Можно, я позвоню?»

Нет, разговаривать она пока не готова. Разговор всегда казался ей более личным общением, чем sms-переписка. Она к нему пока не готова, и все же обижать его не хочется.

«Нет, пожалуйста, пока не надо»

«Хорошо, я подожду»

Он понял ее! Как хорошо, что он смог понять ее!

Она все же никак не могла успокоиться. Мысленно «переживала» свою жизнь, ища ответы на вопросы. «Еще немного и я сойду с ума. Надо отвлечься».

- Валентина Витальевна, дайте, пожалуйста, японцев почитать.

- Вам бы поспать, Арина, выглядите Вы очень неважно. – Заботливо посоветовала соседка, протягивая книгу.

- Да, нет, я не усну. Мысли одолевают, совесть грызет.

-Совесть грызет?- удивилась бывшая учительница.- Что же Вы такого натворить успели?

- Много чего натворила, только сегодня понять смогла. – Девушка не хотела продолжать разговор и углубилась в чтение.

«Вот это, новости, - изумлялась Валентина Витальевна, - Хотя… Может и хорошо, что девочка о жизни задумалась, что с себя спрашивать начала, значит, взрослеет».

Арина перечитывала ставшие уже знакомыми стихи. Перечитывала, и видела их по-новому. В прошлый раз она любовалась пейзажем, сейчас ее больше привлекал сам поэт, его настроение, его мысли. Попробовала изменить ракурс. Мысли вслух, стихи-размышления. Так называла их Валентина Витальевна. Японцы постигают истину через созерцание. Потому, наверное, в их стихах нет активных действий, нет страстей… Легкая, философская грусть и размышления… Они не стремятся объять необъятное: увидеть всю «картинку» целиком. Они знают цену фрагментам, умеют ценить малое…

 

Наша жизнь – росинка,

Пусть лишь капелька росы

наша жизнь - и все же…

 

Ей все-таки удалось заснуть. Снов не было. Просто, когда встревоженная соседка положила руку на ее лоб, проверяя нет ли жара, открыла глаза и поняла, что спала. Сладко потянулась, улыбкой разметая тревогу Валентины Витальевны.

- Пора на ужин?

- Да. Вы уверены, что у Вас все в порядке?

- Более чем. Все хорошо, правда, не волнуйтесь. Какая сегодня программа на вечер?

- Сегодня танцы. Придут гости из соседнего санатория.

- Из какого?

- Здесь недалеко. Да мы его проезжали, помните? По лесу – полчаса пешком. Наши к ним в прошлую субботу ходили, сегодня они к нам.

Арина вспомнила тот санаторий, еще бы, он принес такое избавление и желанный покой на остаток пути.

- Интересно, а та женщина тоже придет? Та, помните, которая всю дорогу нас терзала своими рассказами.

- Не знаю, - улыбнулась наконец-то соседка, - а вообще, должна бы, ей это по характеру.

 

«Сегодня праздник у девчат,

сегодня в клубе танцы»- неслось из репродуктора над входом в клуб. «Девчата» и «ребята» потихоньку собирались в фойе, радостно приветствуя друг друга, с интересом поглядывая на гостей. Появление Арины вызвало некоторое смятение. Мужчины, естественно не ожидавшие присутствия молодой особы, как-то сразу подтянулись, женщины затаили ревнивое недовольство. Наконец всех пригласили в зал. «Да здесь просто никто не занимается оформлением каждого вечера» - догадалась Арина, увидев знакомую драпировку на стенах. На входе ведущие раздавали всем какие-то жетончики с номерами.

- Что это? – не поняла Арина.

-Это Ваш номер, его нужно приколоть на грудь. – Пояснила Валентина Витальевна.

- Зачем?

- Здесь так принято. Если кто-то стесняется подойти, он может отправить записку. Пары для танцев тоже иногда образуют по номерам, чтобы всех перезнакомить.

- Да? И чем его можно приколоть? У меня с собой нет булавки.

-Пойдемте, там должны быть иголки и нитки. – Соседка повела ее к эстраде, там уже толпилось несколько человек.

Арина посмотрела на свой номер – 13.

- Очень счастливое число. Что бы сказала Мария Степановна?

- Она на такие мероприятия не ходит. Живет отшельницей. А число… У женщин всегда – нечетные, у мужчин четные. Так проще потом пары составлять… У меня – 7.

Прикрепив номера, они отошли, давая возможность другим сделать то же. Арина разглядывала публику, ища взглядом знакомые лица. Любителей вальса было гораздо меньше.

- Смотрите, она действительно пришла. – Валентина Витальевна кивнула в сторону их шумной попутчицы.

Та в знакомой манере что-то рассказывала статному седому мужчине.

- Бедный «граф» - посочувствовала Арина.

- Кто? – не поняла соседка. Приглядевшись, узнала Виктора Васильевича. – Почему Вы его так называете?

- Он похож на седого графа.

- Седой граф. «Earl Grey». А что… он действительно похож на состарившегося капитана Грея. Такой же благородный и романтичный. Вот только сегодня, похоже, станет заложником своего благородства. Вряд ли он сможет от нее избавиться.

Зазвучала музыка, и «попутчица», подхватив Виктора Васильевича, понеслась по залу. Именно понеслась, поскольку, видимо, плавность танца была противна ее натуре. Не отпустила она его и на следующий танец, не обращая внимания, что парами никто не танцевал. «Граф» тоскливо поглядывал по сторонам, но отказать даме не мог. На помощь ему пришли ведущие – они пригласили мужчин для выбора номеров партнерш на следующий танец.

- Забавно будет, если он выберет ее. – Прокомментировала Арина.

- Да уж, - согласилась соседка.

К ним подошла Наталья Ивановна.

- Дети звонили, вот и опоздала.

Арина заметила, что номерок у нее приколот булавкой. Женщины в радостном возбуждении щебетали «ни о чем», Наталья Ивановна изредка бросала быстрые взгляды в сторону эстрады, туда, где шел выбор. «Интересно, у нее уже есть, поклонник, кандидаты в кавалеры? А муж? Валентина Витальевна, я знаю, вдова…» - размышления девушки прервал гонг, означающий, что выбор жетонов завершен. Мужчины стали расходиться по залу в поисках пары. Самые удачливые уже кружились в вальсе. Невысокий, полный, чуть лысоватый мужчина подошел к ним и расплылся в довольной улыбке, приглашая Арину на танец. Симпатии он не вызвал, но отказывать было нельзя. «Это же что-то вроде игры» - успокоила себя девушка. И не пожалела. Оказалось, что это очень милый, тактичный человек. Он умело перемежал комплименты с шутками, не переходя грань приличия. «Как обманчиво бывает первое впечатление. Мне он показался пошлым стареющим дон Жуаном…» - мысленно удивлялась Арина. «Все зависит от точки зрения» - звучал в голове голос Марии Степановны.

Медленные танцы сменялись быстрыми. В зале образовалось несколько маленьких кружков. Только к середине вечера «седой граф» смог присоединиться к их кругу. Женщина, закутанная в шаль, тихой тенью ходила за ним. «Она ее когда-нибудь снимает?» - Арина никак не могла вспомнить имя этой странной особы. «Вот у кого надо учиться флиртовать» - думала она, отмечая какими взглядами стареющие дамы одаривали Виктора Васильевича. Объявили белый танец. «Тень» оказалась проворнее остальных и победно положила руку на его плечо. Арина отошла в сторонку. Ей хотелось немного отдохнуть, посидеть… В дальнем углу уже сидело несколько человек, и она порадовалась, что не окажется исключением.

- Что же Вы не танцуете?

- Немного устала.

- Устали? Вы, такая молодая? Разрешите? – ее первый кавалер опустился на соседнее кресло.

- А Вы думаете, молодые не устают? Еще как устают. Тем более что наше поколение к такому танцевальному разнообразию не привыкло: и вальс, и танго, и чарльстон… – Арина улыбалась. Даже простые фразы получались у него как-то особенно мило и мягко.

- Только не говорите, что для Вас все это в диковинку! – рассмеялся он в ответ.

- Нет, конечно, меня мама научила.

Их милую болтовню прервали ведущие (называть их диджеями было бы странно).

- Кто не танцует, с того фант!

«Детский сад, да и только! - Ничего не поделаешь, пришлось снимать колечко.- Еще и стихи заставят рассказывать, стоя на табуретке».

Стихи рассказывать не заставили. И все же розыгрыш фантов превратился в забавный концерт. Арине досталось – «мимикой и жестами изобразить сказку «Репка». «Седой граф» вызвался помогать и почти профессионально поставил уморительную пантомиму, задействовав в ней неимоверное количество участников.

За гостями пришел автобус из санатория. Начали расходиться. Ночь была тихая, звездная. Сполохи зарниц делали ее еще более романтичной. Спать не хотелось. Арина с Валентиной Витальевной пошли провожать Наталью Ивановну, живущую в дальнем корпусе. На обратной дороге девушка все-таки решилась спросить о том, что ее интересовало весь вечер.

- Конечно, есть и симпатии, и романы заводятся, - Валентину Витальевну не обидел и не удивил вопрос.- Помните: «В сорок лет жизнь только начинается»? И в шестьдесят, и в семьдесят она еще не заканчивается. Мужчины и женщины остаются мужчинами и женщинами, а не только бабушками и дедушками. И нам, так же как и молодым хочется любви и внимания. Может, даже больше, потому что страсть уступает место нежности. И никакой жизненный опыт не спасает от ревности, от мук неразделенной любви…»

Она печально улыбнулась, видимо, вспомнив что-то свое. Арина не стала нарушать ее задумчивость.

 

«Спокойной ночи, радость моя» - прочитала оставленное Романом сообщение.

«Извини, что не ответила, а сейчас уже слишком поздно - мысленно послала в ответ, чувствуя, как начинают смежаться веки.- Спокойной ночи!»

 

***

 

Воскресенье. В этот день дома всегда был пирог. Куда бы они ни уезжали, в воскресенье пирог был всегда, и всегда были гости. Ирина Львовна хранила эту традицию. Никакие дорожные или бытовые трудности, никакие увлечения подруг диетами не принимались во внимание. Арине диета была не нужна. «Хрупкая веточка» - называл ее отец. Невысокая, стройная до хрупкости с копной пепельных волос она оставалась «вечной девочкой», которую нужно было оберегать. И оберегали по возможности, уважая ее свободу. Она этого не замечала, казалось, что вполне самостоятельна. Вот только первый же удар, не смотря на свою банальность и обыденность (она и сама это прекрасно знала) поверг ее в состояние глубокой депрессии…

Она отключила телефон. «Мне надо подумать, Хорошенько, спокойно подумать… не обижайся, и не мешай…» - мысленно извинилась перед Романом.

Валентина Витальевна была совершенно сбита с толку. Весь ее опыт, жизненный и педагогический, был бессилен. Она не понимала, что происходит с Ариной. Боль от любовной утраты начала ослабевать, это очевидно. Девушка, казалось, начала «оживать»: улыбаться, танцевать, знакомиться с людьми, в глазах появился интерес… Мужчины окружили ее вниманием… И вдруг… снова эти резкие перепады в настроении, тяжелая задумчивость… «Совесть грызет»… О чем это она? И все это после того их похода на озеро… Что же такого там случилось, что произошло? И Мария Степановна молчит, слова от нее не добьешься… «Мы просто купались и разговаривали, все нормально». Надо было все-таки идти с ними. Она в очередной раз упрекнула себя за то, что пошла на поводу у Натальи Ивановны.

 

- А где все? – удивилась Арина полупустой столовой.

- Спать меньше надо, все уже позавтракали. – Ворчливо отозвалась женщина, убирающая со столов посуду.

Арина в недоумении посмотрела на Валентину Витальевну. На завтрак они пришли в обычное время.

- Сегодня многие домой уезжают, близких проведать. Вот и позавтракали пораньше.- Объяснила та.

Домой… Арина никогда не жила так долго одна, без родителей… И вот прожила неделю в чужом месте, среди чужих людей… и ничего страшного с ней не случилось… «Наверное, взрослею… - подумала она. – Давно пора…».

- Пойдемте сегодня на озеро? День обещает быть жарким. – Предложила она.

Женщины переглянулись. Арина заметила, как по-разному они восприняли ее предложение. Мария Степановна кивнула в знак согласия, полыхнув радостью в глазах. Наталья Ивановна в недоверчивом сомнении поджала губы, она не еще не простила их за своевольный поход. Валентина Витальевна, с тревогой посмотрев на девушку: «Стоит ли? Не будет ли хуже?» - решилась прийти на помощь.

- Конечно, пойдемте, искупаемся, по лесу погуляем. В такую погоду грех в комнатах сидеть.

И снова Наталья Ивановна вела их своей тропой, дальней, кружной. Лесной воздух, еще не успев пропитаться зноем, хранил утреннюю свежесть. Комары и мухи еще не досаждали путникам. Сегодня уже не только Валентина Витальевна, но и Арина призвала полюбоваться ажуром паутинок, сотканных между ветками, необычным изгибом ствола березы, игрой красок и оттенков. Валентина Витальевна восхищалась Арининым умением разглядеть, даже то, мимо чего она сама прошла равнодушно.

Понемногу холодок отчуждения и сомнений растаял. Женщины снова начали подшучивать друг над другом… Купались и плескались как дети. Озеро смеялось вместе с ними, эхом разнося смех по окрестностям.

Утомленные, голодные, но совершенно счастливые, они вернулись на базу.

Привычно взглянув на телефон, Арина удивилась погашенному экрану. «Ах, да, я же сама его выключила, – вспомнила она свои утренние мысли. – Вот глупости! Жизнь продолжается, а, значит, все еще можно изменить. Надо только захотеть». Включила телефон, и через несколько мгновений он обиженно запищал, принося сообщения от Романа. Сообщений было два.

«С добрым утром! Как спалось?», «Ты не отвечаешь. Я тебя чем-то обидел?»

«Извини, мне надо было подумать» - тут же отправила вместо приветствия.

«О чем?»

«О жизни»

«Полезное занятие»

- Очень. – Мысленно ответила она и, немного подумав, добавила.- «Звони. Хочу услышать твой голос»

 

***

 

Ирина Львовна не поверила глазам, увидев на экране звеневшего телефона имя дочери. Радость смешалась с тревогой. Что случилось?

- Мамуль, привет! Как вы там?

- Все хорошо. А ты? – ответила чужим, замирающим голосом, сердце бешено колотилось в ожидании вестей, страшась их.

- Все нормально. Мам, завтра к вам придет женщина, моя знакомая, Валентина Витальевна. Передайте мне с ней, пожалуйста, - возьми ручку запиши, - И Арина стала диктовать список необходимых ей вещей.

Возвращения домой мужа она едва дождалась. Едва заслышав его шаги в прихожей, бросилась навстречу.

- Володя, Ариша звонила.

- Что-то случилось? – Встревоженный вид жены напугал его.

- Говорит, все нормально.

- Что же тогда ты так переполошилась? На тебе же лица нет.

- Да, но голос… у нее стал какой-то другой голос. Почти совсем чужой….

- Она что-нибудь еще сказала?

Ирина Львовна тяжело вздохнула: «Ох уж эти мужчины! Никакого сочувствия»

- Сказала, что завтра придет какая-то ее знакомая, просила с ней передать – она протянула список.- Володя, что это?

Владимир Петрович, внимательно изучив список, с недоумением посмотрел на жену:

- Ну и что ты так волнуешься? Что тебя так удивило?

- Как это что? – взвилась было она, но осеклась: список действительно был обычным, обычное «снаряжение» художника. – Но пастель! Володя, почему пастель? Она же никогда ей не работала. Нет, я, пожалуй, не буду ничего ни с кем передавать, поеду сама.

Он нежно обнял жену, готовую расплакаться.

- Успокойся, Ленушка, никуда ты не поедешь. Мы же обещали. То, что ее к мольберту потянуло – это хорошо. Значит, интерес к жизни возвращается. А остальное… Вот придет завтра ее знакомая, ее и расспросим…

Разумные доводы мужа немного успокоили, но только немного… Все долгие десять дней она старалась держать себя в руках, старалась сдерживать эмоции, но сегодня этот звонок… Может, правда она просто отвыкла от Арининого голоса… Не простыла ли она там? Кто за ней ухаживать будет? Она ведь и не пожалуется никому…

 

***

- Здравствуйте, я Валентина Витальевна. Меня Арина просила к вам зайти. – Она пришла точно в назначенное время.

- Здравствуйте. Проходите, пожалуйста. Мы Вас ждали. – Ирина Львовна облегченно вздохнула. Если у Арины такая знакомая, за нее можно не волноваться. Женщина эта сразу внушила ей доверие.

Валентина Витальевна прошла в комнату. Огляделась.

- Это все Арина расписывала. – Поймав ее взгляд, объяснила хозяйка. – Вообще то это, так сказать, семейное творчество. Я делала макет, чертежи. Владимир Петрович – кивнула в сторону мужа, входившего в комнату с подносом, уставленным чайными принадлежностями, - воплощал их в жизнь, а Арина расписывала. Как она там?

Гостья понимающе улыбнулась, присаживаясь на предложенное кресло.

- Уже все хорошо, Вы не волнуйтесь. Сначала, конечно, была очень замкнута в себе, а сейчас… Гуляет, танцует, улыбается, заводит знакомства… Купаться на озеро ходит каждый день. Даже немного загорела. – Она прекрасно понимала волнения матери и старалась ее успокоить, тем более что и поводов для волнения, действительно, уже не было. – Вы правильно сделали, что отправили ее в Дом отдыха. Знаете, там такой воздух, такой лес, такие места красивые!...

Ирина Львовна еще долго расспрашивала Валентину Витальевну, как ее девочка выглядит, что она ест, как она спит… Расспрашивала, забыв обо всех своих принципах. Какие могут условности, когда речь идет о благополучии ее дочери? И только получив на все вопросы самый полный, исчерпывающий ответ, немного успокоилась. Расстались они уже почти подругами.

 

В ожидании, пока привезут ее любимый «чемоданчик с красками», Арина делала рисунки-наброски шариковой ручкой на тетрадных листах. «Это вам не 36 видов Фудзи. - размышляла она, приходя в состояние творческого ража, - тут задачка посложнее. Три вида Матрешки: загадочно-таинственный вид первой встречи, обычное лесное озеро второй встречи, озеро, про которое можно сказать «мое», любимое, почти родное, каким оно стало сейчас». Она старательно выбирала ракурс, решив, что все три картины будут написаны с одной точки. Самым сложным было придумать, как передать свое видение озера, свое настроение, свое состояние… так, чтобы эти три картины были разными… Она мучительно выбирала ракурс….

 

Валентину Витальевну поразило, что Арина не стала расспрашивать ее о родителях. «Нежели я в ней ошиблась? – думала она. – Неужели ей совершенно не интересно, здоровы ли они, все ли у них хорошо… Они так переживают, а у нее никаких вопросов… Обрадовалась посылке как ребенок желанному подарку… Поблагодарила и все…».

Арина, подхватив чемоданчик, убежала в лес. Ей не хотелось, чтобы кто-нибудь, пусть даже Валентина Витальевна, видел ее слезы. Только сейчас она поняла, как соскучилась по родителям, как любит их…. Достала свой разборный мольберт, который смастерил ей отец… бумагу, кисти, краски, уголь, пастель, купленные матерью… «Сколько переполоху я наделала своим звонком, своей просьбой! Надеюсь, Валентина Витальевна сумела вас успокоить… - Мысленно разговаривала она с ними. – Вы уж извините, но больше звонить я вам пока не буду. Еще восемь дней… А пока буду работать… я так соскучилась по работе». Чтобы отвлечься от мыслей о доме, о родителях, Арина достала пастель, стала проверять ее оттенки на альбомном листе.. Рисовала полоски, растирала их пальцами, подбирая цветовые сочетания. Масляные мелки оказались очень податливы, очень послушны ее фантазии. «Она как нельзя лучше подойдет для воплощения моего замысла. Это видно даже на альбомной бумаге. А если взять специальную… - Арина достала пачку бумаги для пастели. Сверху к ней была приколота записка от матери: Извини, я не знала, какой цвет тебе нужен.- Мамулечка, умница ты моя, я и сама еще не знаю. Спасибо тебе»

 

***

 

Беспорядок в комнате поверг Валентину Витальевну в состояние шока: повсюду были разложены какие-то листы, обрывки цветной бумаги. Среди всего этого «великолепия» бродила Арина, в глубокой задумчивости перекладывая листы, делая на них какие-то пометки цветными, кажется, карандашами.

- Арина, что, что это такое?

Словно очнувшись и, наконец, заметив соседку, девушка оглядела комнату.

- Извините, Валентина Витальевна, - творческий процесс. Я сейчас все уберу.

Она стала собирать листы, раскладывая их на несколько стопок. Какой-то обрывок выпал. Арина нагнулась, чтобы поднять его и просияла, словно нашла что-то важное. С вдохновенным, сияющим видом стала копаться в своих стопках, снова разложила бумаги. Валентина Витальевна с удивлением и любопытством наблюдала за этим процессом. Вот девушка, кажется, нашла, что искала. Приложила обрывок к листу, прикрепила к мольберту, отошла в дальний угол полюбоваться.

- Да. Это именно то, что надо. – Заключила с облегчением. И спокойно закончила уборку.

Работала Арина с упоением, сразу же после завтрака уходила в лес, на Матрешку. Иногда она забывала об обеде. Тогда подруги приносили ей сухой паек. Смотреть на неготовую работу Арина не разрешала, и они просто купались, загорали где-нибудь поблизости. К ужину едва ли не силой, уводя девушку с собой. И только одну вещь, не имеющую отношения к творчеству, она всегда брала с собой – мобильный телефон. Теперь она часто говорила по нему, уходя куда-нибудь в сторонку, где ее никто не мог слышать. И только Валентина Витальевна знала эту маленькую тайну.

- Сегодня на танцы снова придут гости из санатория. Будет весело. Арина, пойдемте, Вам надо развеяться. – Не предложила, а скорее приказала Наталья Ивановна за ужином.

Арина не возражала, она и сама чувствовала некоторую усталость, чувствовала, что начинает «зацикливаться на картине».

- С удовольствием.- Отозвалась она.

Женщины вздохнули с облегчением: крайности до добра не доводят, - и они уже начали опасаться за здоровье девушки.

Жетончиков им уже не выдавали. Зачем? Все познакомились в прошлый раз. И сегодня как-то очень быстро поделились не только на группки, но и на пары. Арина отметила, как изменилась женщина-тень. Она по-прежнему не расставалась со своей шалью, но в ее осанке, в ее взгляде появилось что-то такое, что уже не позволяло назвать ее «тенью». Нет, это была не тень, это была уже женщина, уверенная в себе, своих достоинствах, женщина, которая знает, что ее любят. Девушке показалось, что она похожа на …графиню. Да, а вот и граф. Виктор Васильевич подошел к ним, бережно поддерживая за локоток свою даму.

«Вот это да! - мысленно восхитилась Арина. – Они шикарно смотрятся вместе»

- А мы ведь с Вами так и не познакомились. – Услышала она за спиной. - Позвольте представиться: Викентий Викентьевич.

Ее первый, «жетонный», партнер по танцам галантно склонил голову в знак почтения. Арина протянула руку.

- Арина.

- Я так и думал, что у Вас какое-нибудь необыкновенное, редкое имя. Надеюсь, первый танец, как обычно за мной?

- Конечно. – Улыбнулась девушка, кладя руку ему на плечо.

Ей нравилось танцевать с ним, он напоминал ей отца. Внешне они с Владимиром Петровичем не были похожи, скорее их роднили какая-то особая мужская уверенность в себе и надежность. Сразу становилось как-то спокойно, комфортно…

Он развлекал ее весь вечер, не позволяя другим мужчинам даже подойти… Впрочем, никто особенно и не рвался… Шутил, рассказывал забавные истории про своих внуков… Арина смеялась, она давно так много не смеялась, и уже готова была просить пощады – болели щеки. Она растирала их руками.

- Ай-ай, Арина, где это Вам удалось поставить такой изумительно красивый синяк? – взглядом он показал на локоть.

Арина развернула руку: действительно синяк. Потрогала – не больно, но зато синяк благополучно размазался, увеличиваясь в размерах.

- Викентий Викентьевич, Вы не знаете, здесь где-нибудь поблизости есть магазины?

- Магазины? – удивился он. – Зачем Вам магазины?

- Мне нужен лак для волос.

- Я завтра буду в городе. Если хотите, могу привезти.

- Ой, спасибо огромное! Вы меня очень выручите!

Он с сомнением посмотрел на густые, остриженные в аккуратное длинное каре волосы. «Никогда не думал, что такие волосы нуждаются в лаке. Впрочем, у девушек свои причуды».

- А Вы рано поедете? А то у меня сейчас с собой денег нет.

- Может, колье с тридцатью бриллиантами я и не потяну, но на лак для волос у меня денег хватит, не беспокойтесь. – Ответил он в своей шутливой манере.

- Нет, нет, я подарков не принимаю.- Полыхнула в глазах оскорбленная гордость. -Заплачу, сколько скажете.

- Хорошо, только, не обманывайте. – Почему-то обрадовался он. – Помните: заплатите, сколько скажу. Вы обещали.

 

***

Он ждал, когда они выйдут из столовой.

- Вот, Арина, как обещал,- протянул сверток с видом заговорщика. – Самой что ни на есть сильной фиксации.

Она развернула сверток.

- Что-то не так? Не угодил? – Сменил он тон, видя недоумение девушки.- Мне показалось, что серебристые блестки должны прелестно играть на ваших волосах.

- На волосах?

- А разве… конечно, на волосах, на чем же еще? Вы же просили лак для волос… - Он решительно ничего не мог понять.

Арина наконец-то догадалась, в чем дело, рассмеялась.

- Это недоразумение, извините!

- Недоразумение?

- Да. Я не пользуюсь лаком для волос, именно для волос его никогда не использовала. – Уточнила она. – Видите ли, я художница. Пишу картину пастелью. Всерьез ей никогда не работала, вот и упустила из виду капризный характер. Она мажется. Это ее след Вы вчера приняли за синяк. Пастель надо закрепить на бумаге. Если нет специального средства, подходит лак для волос.

- А этот совсем не подойдет? – расстроено поинтересовался Викентий Викентьевич.

- Подойдет, наверное, вот только блестки… хотя… - Арина на минуту задумалась – Знаете, с блестками, наверное, и есть самое оно. Сколько я Вам должна?

- Не забыли? Обещали заплатить, сколько скажу. – Он, совершенно успокоившись, лукаво улыбнулся. - Тогда с вас пятачок. Меньше извините, не могу, боюсь, у Вас меньшей монетки не найдется.

- Пятачок? Но лак же дорогой?

- Вы обещали - сколько скажу. Обещания надо выполнять. – Напомнил он притворно-назидательно.

- Хорошо, хорошо, только у меня с собой денег нет. Пойдемте к нам, если Вы не очень торопитесь. – Арина обернулась за поддержкой к Валентине Витальевне.

- Пойдемте, поддержала та. – Только Вы ведь, наверное, голодный, без обеда остались? Может, вернемся, попросим что-нибудь с собой?

- Не беспокойтесь, я пообедал в городе. Я на машине, и временем своим могу располагать свободно. А что Вы рисуете этой самой пастелью? – обратился он к Арине.

- Пишу пейзажи. – Чуть устало улыбнулась девушка. Ей не хотелось в очередной раз объяснять, что художники пишут картины, а не рисуют.

- И что на нем изображено?

- Матрешка.

- Матрешка? – С видимым недоумением переспросил он. – На пейзаже матрешка? А мне всегда казалось, что пейзаж – это природа…

- Конечно, природа! – Рассмеялась Арина. – Матрешка – это Матренино озеро. Вы не знали? Обязательно сходите. Удивительное озеро. С ним связана очень романтическая легенда…

Он так интересно слушал, что Арина невольно увлеклась рассказом, и от описания озера перешла к описанию своих картин, своего замысла.

- Вообще-то это три картины. Разные лица озера: таинственное, обычное, любимое… Одно включает в себя другое, как матрешки. Три лица, написанные с одной и той же точки.

- Разве это возможно – три разных картины с одной и той же точки в один временной промежуток, написанные одним и тем же художником?

- Честно говоря, это было самым сложным, – удовлетворенно кивнула девушка. – Но мне, кажется, удалось. Надеюсь, лак с блестками не только закрепит пастель, но и поможет усилить акценты.

Они вошли в комнату. Внезапно Арине захотелось показать ему свои работы.

- Хотите посмотреть, что у меня получилось? – Предложила она к ревнивому неудовольствию Валентины Витальевны.

- Конечно. А можно?

Арина попросила его и Валентину Витальевну отвернуться, немного полюбоваться видом из окна. Сама расставила картины на кровати, прислонив к стене.

- Прошу! Вы мои первые критики.

Они дружно повернулись. Арина внимательно наблюдала за выражением их глаз, лиц, зная по опыту, что словами в таких случаях люди могут и соврать, чтобы не обидеть художника. Ей же хотелось знать правду.

Смотрели на картины они по-разному. Валентина Витальевна подошла поближе, внимательно вглядываясь в каждую картину. Викентий Викентьевич так и остался стоять у окна.

- Что скажите? – Не выдержала Арина. Ее начали одолевать сомнения: смогла ли она действительно отразить то, что хотела, или ей это только кажется…

- Арина, Вы – настоящий талант. Я даже не ожидала. – Первой заговорила Валентина Витальевна. – Мне кажется, Вам абсолютно удалось воплотить Ваш замысел. Вечер, утро, день. Игра со светом и цветом, действительно, отражает и таинственность, и Вашу любовь к озеру…

Девушка в волнении перевела взгляд на Викентия Викентьевича.

- Знаете, Арина, я жалею, что на мне нет шляпы. Я бы ее сейчас с удовольствием снял в знак глубокого почтения перед настоящим Мастером. Я уже готов влюбиться в это озеро. Где оно находится?

- Здесь недалеко. – Ответила за нее Валентина Витальевна. – Но один Вы не найдете. Пойдемте лучше с нами.

- Почту за честь. Когда?

- Да когда угодно. Можно прямо сейчас. Если Вы не торопитесь.

- Срок моего пребывания в санатории истек, к тому же я на машине. Торопиться мне некуда и не за чем.

- Подождите, подождите, я еще должна расплатиться. – Опомнилась Арина.

Спокойно убрала картины, достала из кошелька сторублевую купюру, протянула.

- Нет, нет, нет, Арина, мы же договорились – пять рублей.

- Но он же дорогой. – Продолжала настаивать девушка.

- Ну и что? Считайте, это - мой вклад в развитие российской культуры.

- Но…

- И никаких «но»… Вы обещали. И потом, знаете так приятно чувствовать себя немножечко Третьяковым…- Перед его обаятельной улыбкой Арина устоять уже не могла.

 

***

 

Закрепив пастель лаком, еще раз критически оглядев свое творение, Арина почувствовала некоторую усталость и опустошенность. Так всегда бывало. С завершением картины приходила опустошенность: не было ни мыслей, ни новых идей, начинало казаться, что лучше она уже ничего не напишет. Проходило время и настроение менялось: росло недовольство собой, в картине она видела массу недостатков, недоделок… Ругала себя за бездарность и «малярство». Требовались усилия, чтобы избежать искушения начать переделывать. Потом все успокаивалось, приходил новый сюжет, и она с прежней безоглядностью отдавалась ему.

Надо было отвлечь, немного развлечь себя. «Что будем делать?» - мысленно спросила она у телефонного человечка. «Читать?» - пискнув, поинтересовался он.

«Читать, конечно, читать».- Она нажала на клавишу.

«Как прошел день?»

«Да, вот и еще один день прошел. А куда он прошел? Зачем он прошел? Где он прошел? Никто не знает. Прошел и ладно». - Она отбросила невеселые размышления и отстучала в ответ:

«Завершила картину»

«Поздравляю»

«И почему принято поздравлять с завершением дела? С началом редко поздравляют… Хотя… конечно… попробуй отследи его, это начало… Ладно, хватит рассуждать» - прервала сама себя Арина.

-Валентина Витальевна, дайте что-нибудь почитать.- Попросила она.

- Что же Вам предложить? – Соседка начала перебирать свои сокровища.- Почти весь мой запас Вы уже перечитали.

- Что-нибудь… Только не Бунина.

- Почему? – Слегка обиделась за любимого писателя Валентина Витальевна.

Арина неопределенно хмыкнула.

- Ну, хорошо. Попробуйте тогда Вересаева. У него есть совершенно изумительный рассказ «Состязание». Не читали?

- Нет. Даже не слышала о таком писателе.

- Вот и прочтите. Мне кажется, Вам будет интересно.- Соседка подала книгу, хитринки мелькнули в ее глазах.

Начав читать, Арина поняла причину их появления. Рассказ о художниках. «Что ж, это все-таки лучше, чем о любви. Итак, было объявлено состязание между художниками, кто лучше сумеет изобразить «высшую Красоту, которая где-нибудь да должна быть»- Небольшой рассказ был прочитан быстро. Она отложила книгу, оставив закладку – надо будет перечитать. Оглянулась на соседку, та мирно спала. «Что ж, отложим разговор до утра. Утро вечера мудренее. Народ зря не скажет» - Однако сон не спешил к Арине. Мысли ходили по кругу: Матрешка, Фиалковенчанная, Зорька… Помучавшись какое-то время, она встала, плеснула в лицо холодной водой, чтобы остановить этот безумный хоровод... Не помогло. Тихонько, чтобы никого не разбудить, вышла на улицу.

Ночь была полна запахов и звуков. «Жизнь продолжается, она не замирает никогда…» - Арина брела по белеющим в темноте дорожкам. Приятно было ощущать себя частью этой невидимой остальным обитателям их огромного, многокорпусного дома, жизни. Прохладный, почти уже осенний воздух, напоенный ароматами земли и опадающей листвы, приятно освежал. Глаза начали слипаться…

- Спать… Спать... - заворчали лягушки.

- А я и не спорю.- Зевая, отозвалась Арина.

 

***

С утра шел дождь, предсказанный лягушками. Тихий и мелкий он обещал затянуться надолго.

Они уютно расположились в холле возле огромной пальмы. Валентина Витальевна устроила очередной литературно-музыкальный вечер среди бела дня. Виктор Васильевич тихо играл на гитаре. «Графиня», Аделаида Павловна, читала стихи какого-то испанского поэта. Было грустно и тоскливо. Дождавшись паузы, Арина решилась сменить тему, и заодно обсудить прочитанный накануне рассказ.

- Как вы думаете, что такое Красота?

Пауза, подпитанная недоумением, затянулась.

- «И что же есть такое красота,

И почему ее обожествляют люди?

Сосуд она, в котором пустота,

Или огонь, мерцающий в сосуде?» - Снисходительно процитировала Аделаида Павловна. – Вы это имеете в виду?

- Не совсем, пожалуй… Я вчера прочитала рассказ Вересаева «Состязание», - она обвела глазами общество, пытаясь угадать, кто из них тоже читал его. – Рассказ о состязании художников на лучшее изображение Красоты. Почему-то имелось в виду, что красота эта должна быть заключена в женщине. Мне же всегда казалось, что по-настоящему красивой может быть только природа.

- Но человек – часть природы…- Возразил кто-то.

- Да. Но самая несовершенная. В природе есть совершенство линий, форм, красок, звуков… В ней есть рациональная гармония, или гармоничная рациональность, если угодно. Человек же, создавая свои шедевры, только пытается копировать ее.

- Бог создал человека по образу и подобию своему. Что может быть совершеннее Бога? Может ли быть несовершенным его подобие? – не согласилась Наталья Ивановна.

- Возможно. Бог совершенен, но у каждого из его подобий столько недостатков и пороков… - Не сдавалась Арина.

- Для мужчины, высшая красота всегда заключена в женщине. В любимой женщине. По большому счету, только женщина способна вдохновить мужчину на подвиги, на научные открытия, на величайшие изобретения… Ее он воспевает в шедеврах искусства. – Вступил в разговор Виктор Васильевич. – Да и разве может быть иначе? Ведь женщине от рождения Богом и природой дано великое чудо – способность продолжать род, продолжать жизнь…

Они еще долго и длинно рассуждали, цитировали классиков. Арина скучала, она так и не смогла во всем этом обилии слов найти для себя ответа. Ждала, что скажет Мария Степановна. Но та привычно молчала, сидя в углу, перебирая спицами. И только, когда все уже начали расходиться, отозвала Арину в сторонку.

- Человек несовершенен, это верно, дочка. И все же в каждом из нас есть частичка Бога, Его Искра. Вот она то и есть самая подлинная, Высшая Красота. И гармония здесь не при чем. Она опять же от точки зрения зависит. Абсолютно гармоничен только шар. Однако люди другие, более сложные формы, предпочитают… Искра же глубоко в душе спрятана. Разглядеть ее не так то просто бывает. Для этого особый талант нужен. Вот у Единорога он был. Он не просто сумел сам разглядеть в своей любимой Искру, другим ее показал, да так, что они и в себе эту Искру увидеть смогли. Потому то и стал он Триждывенчанным.

- Искра Божья в каждом человеке… - Засомневалась Арина. – Выходит и в преступниках, в грабителях, убийцах она тоже есть?

- Есть, дочка, есть. Только души их об этом забыли. Не бывает ведь абсолютно плохих или абсолютно хороших людей. – Она вздохнула с сожалением. – В каждом из нас много чего понамешано. И что наверху окажется, что вглубь спрячется – поди угадай. Никто ведь не рождается ни святым, ни убийцей…

- Все то у них тайны, все то секреты… - Наталья Ивановна с плохо скрываемым раздражением прервала разговор.

- Никаких тайн. Мария Степановна обещала научить меня вязать. – За чем-то соврала Арина.

«Странные у них отношения. – Думала она, поймав благодарный взгляд Марии Степановны. – Вроде подруги… Почему такое недовольство вызывают у Натальи Ивановны наши разговоры? Не первый раз уже замечаю. При ней Мария Степановна всегда молчит. А ведь ей есть, что сказать… Других же Наталья Ивановна выслушивает спокойно, даже если не согласна, а тут… Непонятно…»

Наталья Ивановна и сама бы не смогла объяснить причину своего недовольства. Впрочем, она и не пыталась. Просто ее всегда раздражали «умничанья» необразованных людей. Что они могут рассказать? О чем судить? Какое они на это имеют право? Нашлись тоже, философы доморощенные… Какое право они имеют учить чему-то, давать советы образованным людям. Привыкли судить обо всем со своей колокольни… А мир огромен и сложен… Об этом знать надо. Знать, а не рассуждать на догадках… В такие минуты она почему-то забывала о своей любви к легендам и преданиям…

Весь день Арина думала, как и где можно спокойно поговорить с Марией Степановной. Наконец, придумала. Вечером, когда вся их компания засобиралась в кино, она громко во всеуслышание «напомнила» Марии Степановне об «обещании» дать уроки вязания. Та спокойно согласилась, и они отправились к ней в комнату. Там Мария Степановна начала рассказывать о пряже, петлях, спицах… Арина слушала, ей вдруг стало интересно. «Жаль спиц у меня нет… Да и времени осталось мало…»

- Мария Степановна, - Все-таки решилась она. – Скажите, почему Вы позволяете Наталье Ивановне так с собой обращаться?

- Как? – Словно не поняла та.

- Она же слова Вам не дает сказать…

-Видишь ли, дочка, Наталья Ивановна – женщина образованная и очень гордится своей образованностью, нелегко она ей далась… А мне что? Я и помолчать могу, и других с удовольствием послушаю…

- Но ведь, это должно быть обидно…

- Запомни, дочка: никто тебя не обидит, пока ты сама не обидишься. Вот, если ты (ну не ты, конечно, это я к примеру) будешь ждать, что тебя все любить будут, восхищаться тобой, все твои желания исполнять, а они не станут этого делать… обидно? Обидно. А если разобраться, чем тебя обидели?

- Ну, как чем? Невниманием.

- А почему они должны тебя любить, считать самой лучшей? Это ведь ты так решила, а не они. У них своя жизнь, свои желания… Вот и получается, что не они тебя обидели, а ты сама. Сама напридумывала себе всего, а не получилось… Все зависит от точки зрения. Да, мы уж, вроде, говорили об этом.

- Говорили… - Согласилась Арина. – Только… все равно…

- Ну промолчу я в разговоре. – Понимающе улыбнулась Мария Степановна. – Кому от этого плохо? Да никому. Бывают, конечно, ситуации, когда и на конфликт пойти надо… Только лучше все же его обойти попытаться, договориться миром… Миром то, оно всегда лучше…

Она посмотрела на часы.

-Ну, все, хитруля, давай заканчивать наш урок. Сейчас подруги из кино вернутся.

Мария Степановна начала собирать клубки. Арина наблюдал за ее неторопливыми, полными особой грации движениями и вдруг… поняла, что хочет написать ее портрет.

 

***

Восемнадцать дней пролетели быстро. «Завтра разъедемся по домам. Кто бы мог подумать, что здесь я найду друзей, что мне не захочется с ними расставаться…». - Арина потянулась в кровати. Вставать не хотелось. Привычно зазвенел телефон.

- С добрым утром, дорогая!

- С добрым утром.

- Какие планы?

- Завтра возвращаюсь в город.

- Здорово! Когда мы увидимся?

- Завтра не смогу. Надо будет побыть с домашними. Давай послезавтра?

- Я буду ждать тебя! Где и во сколько?

- Днем сможешь?- Арина поняла, что до вечера ждать просто не сможет.

- Смогу!

Договорились в полдень. Арина продиктовала адрес любимого кафе.

 

- Вставайте, графиня, Вас ждут великие дела. – Пошутила Валентина Витальевна, возвращаясь с балкона, где делала зарядку.

- Я не графиня! – фыркнула девушка, вспоминая Аделаиду Павловну.

Дел действительно, предстояло много: в последний раз сходить на Матрешку, со всеми попрощаться, собрать вещи…

После ужина устроили вечер прощания. Обменивались адресами и телефонами, говорили друг другу прощальные теплые слова. Арина протянула своим друзьям и подругам по небольшому конверту с условием открыть только, когда будут уже дома. Она почему-то застеснялась открытого обсуждения. В конвертах были карандашные портреты. Потом был прощальный вальс. И все разошлись собирать вещи.

Арина стояла в недоумении посередине комнаты. У нее оказалось слишком много вещей. Звонить домой, чтобы отец приехал за ней? Нет, уже слишком поздно, может, они уже спят…

- Я помогу Вам, Арина, не волнуйтесь. В крайнем случае, в городе возьмем такси. – Успокоила ее Валентина Витальевна.

- Спасибо, пожалуй, Вы правы. Здесь до автобуса как-нибудь доберемся, а в городе возьмем такси.

«Последняя ночь в Доме отдыха… Завтра я буду дома… Послезавтра увижу Романа. Интересно, как он выглядит? Сможет ли узнать меня? По телефону мы общались легко и свободно. Сможем ли так же разговаривать при встрече? И вообще, как у нас все сложится? Нет, нет, не буду ничего загадывать. Как будет, так и будет. Уже скоро….»

 

***

«Возвращайся поскорее! Я тебя жду!!!!!» - возвестил телефон о начале нового дня.

В предвкушении долгожданной встречи, все трудности предстоящего пути показались сразу какими-то незначительными.

В дверь тихонько постучали.

- Кто это? – хором удивились женщины.

- С добрым утром! Позволите войти? – на пороге стоял улыбающийся Викентий Викентиевич.

- С добрым утром.- Удивленно поздоровались они.

- Извините, Арина. Я подумал, как же Вы с альбомами, мольбертом, чемоданом, сумкой… И решил Вас подвезти.

Арина вопросительно посмотрела на соседку.

- И очень хорошо придумали. – Ответила за девушку Валентина Витальевна.

- Милые дамы, если возражений нет, карета у подъезда. Валентина Витальевна, Вам ведь тоже в город?

Втроем они быстро погрузили вещи. «Приеду ли я еще сюда? Увижу ли еще Матрешку? А почему нет? Автобусы ходят довольно часто…»

 

« И почему я не позвонила, не узнала, когда она приедет? Мы бы встретили. У нее так много вещей… надо было поехать за ней… Надо было подумать об этом раньше, сейчас уже поздно… можем разминуться…» - Ирина Львовна в ожидании не находила себе места, бродила по квартире… Подошла к окну.

- Володя, Володя! Ариша приехала! Господи, с кем она?

Викентий Викентиевич доставал из багажника вещи. Вышла попрощаться Валентина Витальевна, чем успокоила встревоженную Ирину Львовну: если они вместе, значит все в порядке. Владимир Петрович уже выходил из подъезда.

Перемены, произошедшие с дочерью, сразу бросились ему в глаза. Теперь это была уже не хрупкая веточка, а молодое деревце. Тонкое, но крепкое и гибкое: можно согнуть, но сломать уже трудно…

Ирина Львовна так и стояла у окна не в силах оторваться. Вот Аринины спутники о чем-то перемолвились с ее мужем. Владимир Петрович, подхватив вещи дочери, направляется к подъезду. Арина осталась, они прощаются. Господи! Ее дочка вернулась! Здоровая и веселая, как прежде! Все обошлось! Вздох облегчения вывел ее из оцепенения. Она поспешила на кухню ставить чайник.

 

***

Утром телефон молчал. Это было странно. «Ничего, я же дома. Мы с ним сегодня встречаемся! Зачем звонить? - Успокоила себя Арина.- Пора вставать, надо еще привести себя в порядок: как никак первое свидание».

Без пятнадцати двенадцать она уже сидела в любимом кафе, за своим любимым столиком у окна. Ей почему-то хотелось, чтобы было именно так: она сидит, он входит, подходит к ней… Внимательно разглядывала всех входящих, очень хотелось узнать его еще до того, как он подойдет к ней. Минутная стрелка на часах двигалась очень медленно… Все же она переползла заветную цифру, продолжила свой путь… Арина заказала чашечку кофе. Уже половина первого. «Почему он опаздывает? Что-то случилось? Почему не позвонил предупредить?» - она с надеждой посмотрела на телефон. Он молчал, сам он ничего не мог ей ответить. Набрала номер. Гудки… длинные гудки… пять… шесть… семь… десять… Подождала еще. Снова набрала номер. Снова – гудки… только гудки… Она не могла понять, что случилось, почему он не отвечает? Волнение, тревога… неизвестность… Посмотрела на часы. Уже два часа. Подождать еще или уже не имеет смысла? Пожалуй, пора уходить…

Арина брела по аллее парка. Тревога и неизвестность были ее спутниками, а мечталось… «И почему в моей жизни все так несуразно? Почему, как только я начинаю кому-то верить, судьба обязательно бьет меня по носу? За что? Стоп! – ее горькие размышления прервал воображаемый голос Марии Степановны. – «Ты сама себе всего напридумывала. Поменяй точку зрения!» Что ж, попробуем. Что мы имеем объективно? Роман не позвонил, не пришел, не отвечает на звонки. Целых три «не». Что это может значить? Что с ним что-то случилось плохое, и он не может позвонить. Может такое быть? Может, но это самое худшее. Еще варианты? Он мог оставить где-нибудь телефон, потерять, телефон могли украсть, наконец… Такое может быть? Может. Номер моего телефона он не помнит и потому не может позвонить с другого. Только и всего. Надо ждать. Он обязательно должен объявиться. Он же обещал…» Немного успокоившись, она прибавила шаг.

Почувствовав на себе чей-то пристальный взгляд, остановилась. Присмотрелась, точно, это Николай Фомич сидит на скамейке и приветливо улыбается. Подошла, поздоровалась.

- Николай Фомич, я хочу перед Вами извиниться. У меня действительно была черная полоса в жизни. Точнее, серая или бесцветная… в общем, очень неприятная… Вы извините, что я так с Вами тогда разговаривала.

- Что Вы, Арина, я не сержусь… В жизни бывает всякое. А как у Вас теперь дела?

- Не скажу, что все нормально, - Арина грустно улыбнулась, врать ему не хотела.- Но жить уже можно. Знаете, я отдыхала в Доме отдыха. И там… Там очень красивое озеро, Матрешка. Мне почему-то захотелось написать его пастелью. Представляете? И манера, не моя…

- Да что Вы говорите? – Он лукаво подмигнул. – А чья же?

- Просто я так раньше не писала.

- Ну и что же? Арина, Арина… Творческий человек находится в постоянном развитии. Использование штампов для него не приемлемо. У Вас просто начался новый этап, в жизни и в творчестве. Присаживайтесь, рассказывайте.

За разговором время пролетело незаметно, да и тревога отошла в сторонку. Домой она вернулась с солидным багажом творческих идей и планов. Новый творческий сезон открылся.

Роман не позвонил ни на следующий день, ни через неделю… Его телефон неизменно отвечал длинными гудками. Их постоянство больше всего удивляло Арину. Если бы он потерял телефон или его украли, Тогда бы Роман обязательно заблокировал номер. Нет, телефон исправно работает… только … Уехал в другой регион и заблокировал? Почему не предупредил? Ведь он же сам предложил встретиться… Непонятно…

 

***

Отпуск закончен. Пора выходить на работу. Пора начинать занятия в студии.

Звонить или не звонить друзьям? А если звонить, то кому? Она перелистала записную книжку: имена, адреса, даты, номера телефонов… В душе не всколыхнулось ничего. Неужели они все остались в прошлом? А была ли их дружба настоящей? Позвонить недолго и несложно: просто набрать несколько цифр на клавиатуре телефона… вот только, о чем разговаривать? « Девочка моя, это не так важно, что именно Вы скажите, важно, что Вы покажете, что готовы к общению» - вспомнились слова Валентины Витальевны. «А готова ли я к прежнему общению? Нужно ли оно мне? Нужно ли оно им? Вот в чем вопрос. И ответа на него пока нет. А раз нет ответа, то и звонить пока не буду. Пусть все идет, как идет. Там будет видно»

В конторе Арину встретили с настороженностью: прошла ли ее депрессия? Сможет ли она работать в напряженном режиме периода отпусков? Смогла. Спокойно и уверенно выполняла все, что ей поручали, по-прежнему очень аккуратно и внимательно заполняя документы. Главный бухгалтер, понаблюдав за ее работой, со спокойной душой ушла в отпуск, оставив Арину за себя.

 

В студию в качестве «отчетной работы за лето» принесла «Матрешку». Николай Фомич, первым посмотрев триптих, покачал головой, оглянулся на Арину, снова покачал головой и… так ничего и не сказал. Арину одолели сомнения и страхи. Одно дело, когда хвалят подруги, родители… другое дело оценка специалистов, собратьев по палитре… С волнением ждала реакции остальных. «Они что сговорились? Пусть даже плохо, почему молчат? Или настолько никак, что и сказать нечего?». Посмотрели, разошлись по своим местам, принялись за свою работу. Арина не выдержала:

- Господа-товарищи, кто-нибудь мне скажет, что происходит? Почему вы все молчите?

Дружный смех, аплодисменты. Еще немного, и она сойдет с ума.

- А что говорить? Ты, Пахомова, художник. Зачем тебе словами все объяснять? Посмотри на рисунки, и все поймешь – невозмутимый бородач Саныч протянул ей листок.

Дружеский шарж или что-то вроде. Если бы он только знал, насколько близок к истине… Арина зажмурилась, потрясла головой, разгоняя наваждение.

- Не может быть… Саныч, ты был там? Знаешь легенду?

-Какую легенду, Пахомова? Где я был?

- На озере этом… Матренином… был?

- Нет. С чего ты взяла?

- Там легенда есть о Матрене и Васильке, преданно влюбленных, они вместе утопились, чтобы не разлучаться… Мне однажды сон приснился… Матрена над озером вот также стояла, как я на твоем рисунке…

- Нет, не был я там… - бородач смутился, задумался. – Просто, мы договорились заранее, что рисунками тебе свое мнение выскажем… Мне ты вот такой показалась… А вообще идея интересная… Три лица озера… Я бы даже соединил их в одно полотно. Попробуй, интересно может получиться. Без промежутков, без переходов… И с блестками хорошо придумала…

«Интересно, что у других?» - Арина обвела вопросительным взглядом студийцев. Лица растерянные. Переглядываются в недоумении. И только Саныч, заглянув во все рисунки, вдруг задорно рассмеялся.

- А ты что хотела, Пахомова? Показала нам картины с лесным озером… Думаешь мы тебе горы Кавказские изобразим или тундру белоснежную?

«Господи! Конечно, он прав. Как все просто, а я опять чуть было не начала уходить в мистику. И почему мне всегда так хочется верить в чудеса, мистические совпадения?- Арина с благодарностью собрала шаржи.- Интересная у них традиция появилась… Разве можно объяснить словами те, чувства, эмоции, что остаются в душе после увиденной картины?...»

Вернулись к своим мольбертам, к своей работе… И снова, как обычно, Николай Фомич добродушно наблюдал за работой каждого…

«В каждом человеке - Искра Божия. Увидеть ее не так-то просто бывает, другим показать – особый талант нужен». – Вспоминались слова Марии Степановны. Арина подарила ей карандашный портрет, как и всем остальным, но… Мыслями все чаще и чаще обращалась к ней, вспоминала ее слова, ее переменчивый облик. Ей все сильнее хотелось написать портрет этой удивительной женщины, но она не знала, как к нему подступиться, как отразить все то, что скрывается за ничем не примечательной в общем то внешностью… С озером было проще…

- Вы не перестаете меня удивлять, Арина. – Она и не заметила, как подошел Николай Фомич. – Портрет… Пытаетесь работать по памяти?

Арина кивнула: «Да, по памяти… Так. Что я помню о ней? Какой образ у меня в памяти?» Она прикрыла глаза. Перед внутренним взором предстала мудрая сказительница с живым, чуть ироничным взглядом. На плечах цветастая шаль, толстая коса аккуратно уложена вокруг головы, в руках неизменное вязание. «Просто Арина Родионовна какая-то. – Мысленно изумилась девушка созданному образу. – И коса вокруг головы…. Почему коса? У Марии Степановны короткая стрижка… Хотя… коса бы ей пошла... Нет, это банально. Почему, если мудрость, то сразу стилизация под сказочную старину? Она же в современном мире живет… Значит и выглядеть должна как современная женщина…». Достала общую фотографию. Снимок мелкий, но это не беда, главное – стереть из мыслей сказочность, вспомнить реальный облик».

- Интересная женщина. Хотите ее изобразить? – Мастер снова оказался рядом.

- Да. Это моя знакомая. Она очень разная…. Наверное, как и мы все… Просто у нее это ярче проявляется…

- Это видно. Глаза у нее вдохновенные, живые, так и светятся. А лицо спокойное, даже немного как бы безучастное, никакой улыбки…

- Да… глаза… зеркало души… зеркало… Все! Нашла! – Просияла Арина.

Она действительно нашла нужный образ. Зеркало. Оно поможет отразить то, что прячется в душе.

 

***

 

Роман по-прежнему не звонил. Теперь уже она каждое утро начинала с попытки дозвониться. «Где тебя искать? И как? Я же ничего не знаю о тебе, оказывается…». Да, она знала, какие книги он любит читать, какую музыку слушать, какие фильмы смотреть… Знала, что он внимательный и отзывчивый… Знала, что он мечтает увидеть пустыню весной, во время цветения… Увы, все эти знания были сейчас бесполезны. Они не могли облегчить поиски. Она не знала самого главного: не знала, где он живет, где работает, даже фамилии его не знала… и совершенно не помнила, как он выглядит… Она даже не знала, почему так страстно хочет его найти, получить от него хоть какое-нибудь известие…

- Привет! Ты чего такая невеселая, Пахомова? О чем задумалась?

- Саныч, миленький, скажи, как найти человека, если ничего о нем не знаешь? - Арина даже не удивилась, встретив бородача у своего подъезда, обрадовалась, словно спасителю, посланному самой судьбой.

- Как это ничего?

- Так… Мы общались только по телефону… Разговаривали о всяких пустяках… Договорились встретиться, а он не пришел и не позвонил… и я до него дозвониться не могу.

- Веселая история! И долго вы с ним так общались?

- Три недели, что я в Доме отдыха была.

- Как же вы познакомились? На чате?

- Нет. Что ты? Я тогда вообще разговаривать не хотела ни с кем, тем более знакомиться… да еще на чате… Это он сам меня с собой познакомил через телефон.- Арина рассказала о таинственных сообщениях, вытащивших ее из депрессии.- Я не могу его потерять! Мне обязательно надо его найти! Саныч, помоги! Придумай что-нибудь!

Куда подевалась ее гордость? Ее самолюбие? Ее принципы? Она просила о помощи постороннего по сути человека, открывая ему душу, доверяя тайну… Даже с Валентиной Витальевной она не была так откровенна.

- Чудная ты, Пахомова! Как можно потерять то, чего не имеешь? Ты же даже фамилии его не знаешь, только имя, не факт, что настоящее… Люди по-разному развлекаются. Ты об этом думала? А был ли мальчик-то? А может, мальчика-то и не было? А, Пахомова?

Его слова жесткие словно пощечины… И словно пощечины помогли остановить начинающуюся скрытую истерику.

- Ты прав, возможно… Только… Понимаешь… мне не нужны были его фамилия и адрес, как и ему мои. Классика цитируешь? Что ж… «Что есть Ромео? Разве так зовут лицо и руки, шею, грудь и плечи?». Я знаю, что он очень порядочный, умный, внимательный и интересный человек… А где он работает, где и с кем живет… это его личное дело. Мне он не этим интересен. Он бы обязательно позвонил, если бы мог…

Саныч ненадолго задумался.

- Можно, конечно, объявление дать по радио или на телевидении, что просишь откликнуться, ждешь. Телефон в редакции оставить. Это не сложно… вот только нужно ли? Подумай!

- А что тут думать? Я должна его найти! Спасибо за совет.

- Тогда уж прими еще один. Как врач советую, учти. Нельзя ждать бесконечно. Установи для себя срок, какой угодно, только конкретный, в течение которого ты ждешь звонка. Иначе сойдешь с ума или снова в депрессию провалишься. Удачи тебе, Пахомова!- и он поспешил куда-то по своим делам.

Только сейчас, заметив чемоданчик в его руке, Арина вспомнила, что Саныч работает врачом.

 

***

Руководство к действию она получила. И почему сама не додумалась дать объявление? Оставалось продумать технические детали. Прежде всего - куда дать объявление так, чтобы Роман его обязательно увидел. Радио и газеты она решительно отмела, не хотелось никуда звонить, ни с кем объясняться. Оставалось телевидение, благо там действуют sms-чаты. Можно послать сообщение, и оно пройдет в эфире бегущей строкой. Надо только выбрать телеканал, а для этого вспомнить, что он говорил о любимых телепередачах. Арина села на диван, закрыла лицо руками, уткнувшись в колени - любимая с детства поза, когда надо что-нибудь вспомнить. Она всегда садилась так, и начинала мысленно воссоздавать внешние обстоятельства разговора, так ей было легче. Большинство разговоров происходило в комнате. Мысленно представила обстановку комнаты: большое окно, залитое солнечным светом, завешенное невесомой занавеской, бледно-зеленые стены, у окна кровать Валентины Витальевны, рядом тумбочка, у противоположной стены Аринина кровать, на тумбочке рядом лежит телефон. Экранный человечек привычно улыбается. Вот экран загорается зеленым светом, человечек деликатно исчезает, высвечивая имя: Роман. Она берет трубку, мягкий, по-мужски мелодичный голос, знакомое: «Привет! Как настроение?». От одного только воспоминания о его голосе ей стало немного легче, словно бы услышала его наяву. Ей казалось, что они много разговаривали, а оказалось, что больше она говорила с ним мысленно. Все же нужная информация всплыла в памяти: он как-то хвалил любимую музыкальную телепередачу, советовал ее посмотреть, говорил – это лучшее из всего предлагаемого на экране. Взяла телепрограмму, выяснить время выхода в эфир. Повезло - сегодня через пять минут. Включила телевизор, стала ждать, мысленно прося у кого-то: «Пожалуйста, пусть там будет чат, ну, пожалуйста, пусть он будет». Началась передача. Ей было все равно, о чем она. Увидев бегущую строку, вздохнула с облегчением. Теперь можно посмотреть внимательнее: интересно, да и Романа поможет лучше понять. Речь шла о джазе. Он любит джаз? Ах, да, он говорил, что любит хорошую музыку независимо от жанра и направления. Арина к джазу была равнодушна, но все же смотрела и слушала с интересом, сделана передача была действительно очень хорошо.

Теперь надо придумать текст сообщения. Это, пожалуй, не так то просто: кратко, но понятно. Перебрав несколько похожих вариантов, остановилась на самом простом: «Роман, позвони, пожалуйста, я жду. Арина». Номер телефона вроде бы можно не «высвечивать» на весь город, его при желании можно будет уточнить в справочной службе редакции. Немного поразмыслив, решила все-таки не отправлять сообщение немедленно, а дождаться следующего выпуска передачи, так было больше шансов, что Роман его увидит. Три дня. Долгих три дня. А, может, за это время он все-таки сам отзовется?

 

***

Саныч оказался прав: конкретный срок переждать легче. Три дня, мучительно растянувшись в ожидании, все же короче томительно-бесконечной неизвестности. Придя с работы, Арина сразу же включила телевизор, чтобы даже случайно не пропустить нужную передачу. Через пять минут после ее начала, с волнением набрала заготовленный текст, отправила, стала ждать. Слова, бегущие по экрану казались чужими... Все. Теперь надо ждать ответа. Будет ли он? Надо ли повторить объявление еще раз, на следующей неделе? Снова вопросы, вопросы, вопросы… А так хочется услышать ответ. Услышать голос вместо гудков… Надо назначить конкретный срок ожидания. Надо… Неделя – повтор объявления – месяц. «Странно, почему я назначаю повтор и месяц ожидания? Словно и сама уже не верю, что он позвонит…»

Через неделю снова отправила sms-ку на чат. Тридцать дней ожидания чуда, ожидания звонка, сообщения… Почему-то вспомнилась Кончитта и Резанов. Она ждала его всю жизнь. Но, ведь, она его любила. А Арина? Разве это любовь? Нет, это всего лишь ожидание любви, мечта о ней, надежда на нее… Тридцать дней ожидания… А что потом? Потом начнется другая жизнь, жизнь, в которой больше не будет Романа, не будет ожидания его звонков. Но если она уже сейчас почти уверена, что ждать бесполезно, то почему уже сейчас нельзя начать эту новую жизнь? Зачем надо ждать целый месяц? Кому это надо? Арина задумалась. Странные вопросы она сама себе задала, сможет ли сама найти на них ответы…

«Нужно ждать. Нужно мне. Не Роману же? Если он не звонит и не отвечает, значит, ему это не нужно. Только непонятно тогда, зачем он завязывал это странное знакомство… Простое участие и сострадание? Возможно… Только зачем? И зачем в таком случае было договариваться о встрече? Валентина Витальевна говорила: неприятности нас не только удручают, но и учат, без них мы бы ничему не научились в жизни. Вот только чему я должна научиться в этот раз? Впрочем, за тридцать дней у меня будет время и возможность это понять…» - решила для себя Арина, отметая последние сомнения.

Она запретила себе ждать его звонков. Сама же трижды в день пыталась дозвониться, впрочем, это был уже скорее ритуал… Она запрещала себе представлять их возможную встречу… запрещала вслушиваться в голоса прохожих: лица его она не помнила, только голос, да и то искаженный телефоном. Надо было заполнить свою жизнь другими делами и заботами, не зацикливаясь на чем-то одном. Вспомнила свое недавнее увлечение японским искусством и отправилась в библиотеку. Часами просиживала в читальном зале за альбомами, энциклопедиями… проникалась восточной философией, училась ценить детали, даже самые краткие мгновения жизни… ведь из них соткан многоцветный узор вечности. Почему-то ей думалось именно так. От японской живописи перешла к китайской.

«Горы и воды», сочетание светлого и темного, устремленного вверх и стремящегося вниз… Музыкальные ритмы линий, просчитанные для всех элементов картины… Она узнала, что китайский художник брался за кисть, чтобы изобразить ни много, ни мало – весь мир, во всем его многообразии. Мир вещей в сверхтекучей, предваряющей все сущее символической реальности. Его интересовали не темы и предметы, а вариации и нюансы… Картины всегда подразумевают сотворца, зрителя с его проникновением в картину. В произведениях китайских мастеров всегда присутствует два изобразительных плана: зримый и незримый, обращенный к интуиции… Арине захотелось постичь эту технику, она оказалась близка ее душе. Постигать пришлось самостоятельно…

Несколько раз Ирина Львовна просила дочь о помощи при оформлении интерьеров: клиентам нужен был восточный стиль. Арина с неожиданным удовольствием приняла заказы. Искусство должно украшать жизнь. Так ли уж важно: картина это на стене в рамке или фреска на потолке, стене? Великие мастера прошлого расписывали тоже не только храмы. Ей вдруг стало действительно интересно работать в разных стилях, жанрах, техниках… Особенно полюбила пастель. Ее мягкая податливость, нежность в сочетании с капризным своенравием казались Арине воплощением абсолютной женственности, наиболее подходящей для выражения женского мировосприятия.

Портрет Марии Степановны написался неожиданно быстро. Пожилая женщина смотрится в зеркало, самое обычное зеркало, висящее на стене. А в нем отражается вся ее жизнь, изображение призрачно, неявно, чтобы его увидеть, различить детали надо присмотреться… А беглый взгляд различит только неясное, размытое изображение этой же самой женщины только с другой стороны… Все как в жизни, чтобы узнать человека, понять его, надо приложить усилия. Долго думала, как назвать картину: не хотелось просто называть «портрет такой-то». Наконец придумала: Мария – означает «печальная», Степан – «венок». Объединив эти значения, получила «Венок печали». Тем более что у слова «печаль» есть ведь не только грустное значение, в старину оно означало еще и «забота». Арина мечтала показать портрет самой Марии Степановне. Жаль, что она живет далеко, в маленьком районном центре. Арине так не хватало ее спокойной мудрости, а по телефону… по телефону… да еще по межгороду, обо всем не поговоришь… Перезванивались они только с Валентиной Витальевной и Викентием Викентьевичем. Теперь у нее только такие взрослые друзья, пока только такие…

Ежевечерним ритуалом стало и зачеркивание черным карандашом чисел в настенном календаре. С каждым днем все ближе и ближе приближались черные крестики к числу, обведенному зеленым цветом. Зеленый цвет стал не только символом надежды, но и цветом, открывающим путь, как на светофоре, путь в новую жизнь. Впрочем, может ли жизнь быть новой или старой? Жизнь – одна, она не кончается и не останавливается, только все время изменяется. Еще несколько дней, и будет открыт ее следующий этап.

 

***

Серые дожди смыли сусальное золото осени.. С каждым днем ярких красок становилось все меньше и меньше… Как будто дождь смывал их с деревьев, с газонов, с домов и даже с людей… разноцветные наряды они сменили на темную, немаркую одежду, прикрылись зонтиками, даже лица стали казаться какими-то однообразно-неузнаваемыми… В такую погоду почему-то всегда особенно чувствуется одиночество, особенно остро переживается недостаток внимания, кажется, что вместе с теплыми солнечными днями уходит радость из жизни…

- Арина… Это ты что ли? – Арина оглянулась на знакомый голос, пытаясь различить его хозяйку в глубине автобуса.

- Ольга? – наконец-то разглядела самую близкую некогда подругу.

- Ты куда пропала? Очень торопишься сейчас?

- Нет, не тороплюсь. Домой еду. А что?

- Давай выйдем, хоть поговорим нормально. Сто лет не виделись…

Они вышли на ближайшей остановке.

-Куда же ты пропала, Аринка? Что случилось? Пропала на все лето… И на звонки не отвечаешь, и сама не звонишь… - Ольга говорила быстро, взволнованно, словно боялась, что Арина опять исчезнет, прежде чем она успеет узнать, что же случилось.

- Ольга… Оленька… - пыталась вставить хоть словечко Арина. – Как я рада, что мы встретились!

- Ты изменилась, Арин. Стала какая-то серьезная, совсем взрослая…

- Да, уж пора бы и повзрослеть. – Рассмеялась в ответ.

- Ты все смеешься! Где пропадала то? Я Ирине Львовне звонила несколько раз, спрашивала, только она что-то невразумительное отвечала… Вроде приболела ты, не то в санатории, не в доме отдыха отдыхаешь… Правда что ли? Просила не звонить тебе, не беспокоить…

- Правда, Оль, правда. Я, знаешь ли, жизненного опыта набиралась, собственные шишки набивала, а это очень больно… Вот и пришлось раны в Доме отдыха зализывать.

- Зализала? – подруга посмотрела на нее с недоверием.

Арина грустно покачала головой:

- Одни зализала, другие появились… Это долгая история. Пойдем, сядем где-нибудь…

Они зашли в первое попавшееся кафе. Сели, как обычно, в углу у окна. Согреваясь чашечкой кофе, Арина начала рассказывать подруге все с самого начала, с той самой ссоры… Рассказывала, словно раскладывала, расставляла по полочкам картины своей жизни, наводила порядок в своей мастерской, убирая ненужное, оставляя важное… То ли от этой своеобразной уборки, то ли от искреннего душевного участия близкой подруги стало легче, ушло внутреннее напряжение, державшее ее так долго…

Ложась спать, бросила взгляд на календарь. Остается пять дней, пять чисел до заветного зеленого кружочка: « А стоит ли ждать? К чему это напрасное ожидание? Может быть, зачеркнуть все числа сразу, сделать «зеленый коридор»? Нет. Обещания надо выполнять, пусть даже данные самой себе. Столько ждала, подожду и еще немного. Хотя…». Она решила оставить все как есть в благодарность судьбе и Роману за помощь при выходе из депрессии. «Может, ему сейчас тоже плохо? Тоже не хочется ни с кем разговаривать? Вот он и молчит». Она сама себя успокаивала, прекрасно понимая, что при желании можно найти объяснения всему, чему угодно.

Утром привычно позвонила, прослушала привычные гудки, вспомнив вечерние мысли, решила отправить sms-ку: «Привет! Как настроение?». «Сообщение доставлено» - оповестил ее экранный человечек. Другого ответа она не получила, но ее вполне устроил и этот. Раз сообщение доставлено, значит, Роман его прочитает, наверное…

А дождь между тем смывал, отодвигал все летние потрясения… Жизнь потихоньку возвращалось в привычное русло… Конечно, оно уже не было прежним, оно было другим. Другой стала и Арина. Она поставила последний крестик в календаре. Время подводить итоги. Прежде чем начинать новый этап в жизни, неплохо бы понять, чему ее научил предыдущий. Она долго сидела с телефоном в руке. Вспоминала, оценивала, размышляла… Потом решительно нажала на клавишу, удаляя имя из адресной книги: «Все. Больше никаких романов. Только повести и рассказы».

В эту ночь впервые за последние полгода ей снились прежние безмятежные сны….

 

***

В рождественские каникулы их художественная студия устраивала выставку-продажу картин. Год назад они уже предпринимали подобную попытку. Правда, тогда получился всего лишь тихий междусобойчик: никакой рекламы, только объявление на дверях Центра народной культуры, при котором существует студия. Вот и получилось, что посетителями выставки были только друзья и родственники самих студийцев. В этот раз Николай Фомич настоял на том, чтобы выставка получила статус городского мероприятия. Убедил в этом студийцев, отстаивал эту идею и перед руководством центра и в департаменте культуры.

- Да, они пока еще неизвестные и непризнанные. Как они смогут стать известными, если их картин почти никто не видит? Далеко не каждый сможет выйти на улицу продавать свои картины. Для этого особый склад характера нужен, нужна решимость определенная. В художественные салоны их картины тоже не примут – непрофессионалы. Можно подумать, что талант художнику только вместе с вузовским дипломом выдается! – Горячился он. – Дело художника – творить. Наша с вами задача – найти талант, поддержать его, помочь развитию, сделать ему рекламу… Давно известно: талант надо поддерживать, бездарность пробьется сама.

В конце концов, сумел убедить и заразить своей идей всех «заинтересованных лиц». Каких усилий ему это стоило, не знал никто. Сам же мастер всегда повторял: «Людям надо помочь прийти к правильному выводу. В глубине души они и сами так думают». Мастер же нашел и спонсоров, оплативших широкую рекламу, пригласил на открытие представителей прессы. Студийцы, естественно, тоже не остались в стороне: приглашали своих родственников, друзей, знакомых.

Арина три дня просидела на телефоне. Очень обрадовалась, услышав обещание Марии Степановны обязательно приехать на открытие. Радость быстро сменилась волнением. Как воспримет она свой портрет? Как воспримут его остальные «взрослые» друзья? Не вызовет ли он новую, серьезную, способную испортить праздник вспышку ревности у Натальи Ивановны? «Не пугай себя раньше времени. - Успокаивала дочь Ирина Львовна. – Художник имеет право на свое авторское видение. Тем более ты писала по памяти. Твоя картина будит воображение, мысли, чувства… Это главное. А насколько точно, фотографически точно, соответствует прототипу в данном случае абсолютно неважно». Арина не спорила, она была согласна с матерью, тем более что и картину назвала «Жизнь. Венок печали». И все равно волновалась…

 

***

 

Через неделю в одной из городских газет была опубликована статья об открытии выставки.

« 8 января в Центре народной культуры открылась выставка непрофессиональных художников. Широко разрекламированная, она привлекла внимание как молодежи, так и ценителей живописи старшего поколения.

На выставке представлены работы разных жанров, стилей, техник. Художники, не смотря на свой «непрофессионализм», смогли показать высокий уровень мастерства и одаренности. Каждый посетитель смог найти то, что взволновало именно его, тронуло его душу, то, что отвечает его эстетическим потребностям: красоту российских пейзажей, изысканность и простоту натюрмортов, тонко подмеченную психологичность портретов, абстрактные цветовые композиции…

Особый интерес у посетителей вызвали работы молодой художницы Арины Пахомовой. Они останавливают взгляд, трогают душу. Простые, незатейливые на первый взгляд внимательному зрителю они открывают свою визуально-смысловую многоплановость. Похоже, художница продолжает традиции китайских мастеров.

Наиболее интересной в этом смысле мне показалась одна из картин. Золотая осень. Девушка идет по аллее парка, печально глядя куда-то вдаль. Она идет «на зрителя», но поймать ее взгляд невозможно, он устремлен куда-то за границы картины. Внимательно присмотревшись, можно обнаружить своеобразную заполненность картины силуэтом молодого мужчины. Он смотрит на проходящую мимо него девушку, выглядывая из-за ствола клена, он идет к ней навстречу с огромным букетом осенних листьев, он догоняет ее из глубины парка, протягивая руки в немом стремлении удержать… Картина называется «Несбывшееся»…

 

Пока материал готовился к печати, стало известно, что картина «Несбывшееся» была подарена автором одному из посетителей выставки. С согласия нового владельца, «Несбывшееся» будет демонстрироваться на выставке до окончания ее работы».

 

Август 2005.