Кажется, середина июля. Невероятная жара. Мы едем по старой, разбитой дороге. Традиционная летняя поездка к бабушке, но в этот раз вдвоем: только я и отец. Мне скучно. Пейзаж за окном остается неизменным уже два часа. За это время двенадцатилетней девочке успели надоесть даже темно-зеленые склоны гор и лес, идеальный, как на картине. Единственное развлечение – облака, постоянно меняющие свою форму, но я, кажется, видела все, на что они способны. Как хорошая девочка, я не достаю отца своим нытьем и скучаю молча. У нас заканчивается бензин. Я тогда ненавидела заправки: серые, холодные, неприятно пахнущие площадки асфальта, где нам то и дело приходилось останавливаться. Так что настроение мое изменилось не в лучшую сторону. Мы сворачиваем с основной трассы. Теперь придется еще и возвращаться назад. Поездка становится длинней на полчаса, если не больше. На-конец, мы останавливаемся у самого бездушного и противного участка земли, именуемого бензозаправкой, который я когда-либо видела. Никаких ярких вывесок, разноцветных надписей с номером бензина, рекламы кафе, с изображенным на ней мороженым, нет даже табло, мигающие цифры которого могли бы как-то развлечь меня. Смотреть на серые бензоколонки, потертый дом с маленьким зарешеченным окошком и стоящих в очереди людей совсем не хочется. Я отворачиваюсь от окна, достаю свой рюкзачок и начинаю в нем что-то искать. Возвращается папа. Он предлагает мне посмотреть волка, прямо сейчас, живого. Конечно, я с радостью соглашаюсь. Выбегаю из машины и начинаю осматриваться по сторонам. «Где, где он, этот волк?» - думаю я, пытаясь найти во всем этом серо-асфальтовом безобразии хоть какой-то намек на живое существо, дикое существо, на которое можно посмотреть. Наконец, слева от бывшего когда-то белым домика с окошком я замечаю стоящую между деревьями металлическую клетку. Только я не вижу в ней волка – большого грозного зверя с острыми клыками, бросающегося на прутья клетки и вечно требующего мяса: "волки, они ведь такие!" Я подхожу ближе к клетке. В ней нет ничего, кроме старой кастрюли, на которой когда-то были нарисованы цветы и ягодки, пары капель воды на дне этой кастрюли и серой грустной собаки, свернувшейся калачиком в дальнем углу. Зверь устало открывает глаза, медленно поднимается и, поджав хвост, подходит ко мне. Теперь я, кажется, понимаю, что передо мной именно волк: на собаку он не совсем похож. Волк опускает морду в кастрюлю, и, не найдя там воды отбрасывает ее в сторону. Кажется, этот зверь боится людей. Даже на меня он боится смотреть и то и дело прищуривает глаза и прячет голову. Кроме того, ходит он исключительно поджав хвост... - Он меня не укусит? - спрашиваю я, хотя в способность этого существа хоть как-то мне навредить верится уже с трудом. - Нет, он домашний. Раньше жил у хозяина дома, а потом его отправили сюда, - объясняет мне папа. - Он кого-то покусал? Зачем его выгнали? - больше ничего не приходит в голову. Выгнали, значит, был виноват. - Нет, просто его поселили тут... - папа, похоже, понимает, что не может объяснить мне, за что зверя выгнали из дома. Я сажусь в машину. Едем дальше. Только недавно я вспомнила уже совсем потерявшуюся в архивах памяти картинку. Асфальт. Запах бензина. Когда-то белый домик, когда-то красивая кастрюля, превратившаяся в плошку с водой, и когда-то дикий зверь, ставший грустной серой собакой. |