(Сон есть сон и какой бы он ни был, его надо изложить. Этот был сплошь сексуальный. В качестве предисловия скажу то, чему учит наука: сексуальное состояние мужика во многом зависит от того, насколько заполнен его семенник. У молодых он всегда готов, но с годами время готовности растягивается уже на недели...

Хоть убейте, причину и повод такого сна не могу найти в своем понимании мужской жизни..).

 

Макарыч, один из последних мужиков мужского населения курской деревни, кончался долго, считай ден пять кряхтел на кровати. Нужду справлять выходил во двор аккуратно, но становился все хуже и хуже. Был абсолютно одинок, о нем заботились три соседские старухи – все сестры, поскольку у них наоборот не о ком было заботиться. (Вот отсюда начался сон, но в сознании до сна было и предисловье). Прасковья в последний раз слегка прикормила его ячневой кашицей и он испустил дух. Не то, чтобы выдохнул, голова откинулась и глаза закрылись. Нет. Он просто застыл да так прочно, что если даже и дергать его, все бесполезно. Застыл.

По русскому обычаю его надо обмыть (для того и баньку растопили) и одеть во все чистое, если можно и белое. Сестры знали все его хозяйство, приготовили белую рубашку, никогда не одеванные кальсоны и начали его раздевать. Но тут-то и произошла заминка. Брюки не снимались как будто зацепились за что-то, и никак. Если бы через голову, то пошли бы, а вниз к ногам не сползают, хотя старшая держала Макарыча за подмышки, а остальные две сестры тащили каждая свою брючину. Решили выяснить, что держит... и застыли. У этого тщедушного, мало заметного и хилого мужичонка вдруг набрало силу и застыло в полной красе его мужское достоинство. А было оно таких размеров, что многое повидавшие в своей жизни бабы так и стояли с открытыми ртами. Было оно размером почти под грудину да и в руку его не взять – пенек длиной чуть не в полметра. Ну про полметра Прасковья лишку сказала, однако ж вот такое чудо торчало в направлении к голове и опускаться никак не хотело. А как его, Макарыча, такого одевать и отпевать? Все же торчит. Пытались было прижать полотенцами к животу – не дается, то есть начинает понимать ноги Макарыча. Грешно, а смеялись до упаду. Еще хуже того, когда хотели к ногам потянуть этот член тела Макарыча, ан не дается. Дубовый сук можно куда-нибудь повернуть? Вот то-то и оно...

Единственный способ – удовлетворить мертвого Макарыча. А кто ж возьмется искусственно это сделать – рука не понимется на это дело да и кулака не хватит. Нужна баба – решили сестры и в один голос сказали – надо звать Марью. Это точная копия жены Сухова, только лицо у нее другое. (Во сне я видел, по крайней мере, несколько лиц. Причем только знакомых и когда-то любимых женщин). Марья была одинока. Жила в достатке поскольку не отказывала ни одному мужику. Но за хороший куш. У нее наверное побывала вся мужская половина деревни, но что удивительно, ее никто никогда не обсуждал. Все было так тихо и достойно сделано, что за долгие годы каждый мужик считал, что он единственный у нее. Все так считали, кроме Макарыча, который даже и намека не давал. Да и Марья внимания на него не обращала – мал как пацан какой-то. Ну что в нем интересного...

Зашла она в залу, где лежал уже голый Макарыч с своим флагштоком стоячим и поразилась. Да что ж я тебя, живого то не разгдядела? Да как же разглядеть-то. Только голого да в своей постели. А такого не было.

-Ну, ладно – сказала она сестрам – попробую помочь, но чтобы никого здесь пока не позову не было. Все удалились, Марья закрыла дверь и плотнее прикрыла занавески и начала готовиться. (Однако я присутствовал как бесполый наблюдатель – в этом и есть преимущество собственного сна). Марья потрогала лицо Макарыча – нет, нет той мертвой холодности - прогладила грудь, живот, дошла до объекта, прогладила. Горячий, как живой. Она снова вгляделась в лицо Макарыча, прислушалась. Лицо светлое, задумчивое, не дышит. Если бы хоть затаенно дышал. Нет, не дышит. Прогладила головку, прошлась по корню и к яйцам – не, небольшие. Точно по правилам – или то, или другое большое, но не все вместе. Как-то задумчиво начала снимать с себя все, что ниже пояса. Юбку сбросила, теплые штанишки – дело зимой было, легенькие, с кружевами трусики – все мужики здесь просто теряли сознание – отстегнула чулки от пояса, стянула. Пояс оставила, потому что любила быть с поясом в постели с мужиком. Бояться – не боялась, что-то настороженное сидело в ней, мертвяк все же, но горячий ведь. А аппарат, никогда такого не видела. Еще раз прогладила и вдруг ее пробило. Так захотелось этого мертвого, что чуть не взвыла, а чего шуметь, вот он перед тобой, лежит на столе, в теплой горнице весь готовенький... Марья как-то никогда не интересовалась его лицом, а тут увидела – светловолосый, сивобородый, спокойный и мудрый.... Марья взобралась на стол, зависла над Макарычем и привычным движением начала насаживаться на его инструмент. Торопиться в этот момент она не любила. У нее все уже было влажно и даже немного текло, так что надо было чуть-чуть вибрируя задом заводить его член в себя пока не сядешь на лобок. Тогда и действуй. У Марьи невольно вырвался стон, так она почувствоала твердый и теплый корень во всех местах внутри себя, Марья была заполнена до отказа Макарычем и тогда она шевельнулась. Чуть вперед – назад. Не вверх и вниз, а именно вперед и назад. Член послушно заскользил, да так плотно, так чувствительно, что через пару минут Марья и кончила. Не могу описать ее чувств – не имею возможности, не был в роли женщины. Не успела Марья слезть с Макарыча, как захотела снова. Такие женщины бывают, они кончают раз десять – двадцать подряд и вообще не знают усталости. Но у нее такой болезни не было. Природа – да, а болесть – нет.

Во второй раз решила Марья-чудеснца повернуться задом к Макарычеву лицу и снова сесть наверх, другого варианта пока не придумала. Макарыч-то недвижим. Снова села и долго, сдерживая себя, ходила туда – сюда, пока не почуствовала, что приходит пора кончать, она не стала сдерживатьсвои вопли и хоть тихо, но стонала поддаваясь свербящим чувствам идущим из самого ее заветного места. К ее подвываниям присоединился стон, член задергался, начал ее подбрасывать, затем не ритмично задрожал, бросился вперед, назад и все это в ней... И вдруг внутрь ее потекла горячая река...

Запахло так, что им снова захотелось обоим сразу. Она не заметила как очутилась на полу на спине, широко раздвинув ноги, на нее упал Макарыч и начал медленно и бережно вводить в нее свой член и когда достиг дна, начал ритмичное покачивание. Руки его подхватили Марьину жопу, поднимали вверх и бросали вниз, она была заполнена Макарычем до отказа, такого никогда не было...Потом еще несколько раз один акт за другим, наконец в один из бешенных моментов Марья прорыдала ему – люблю, люблю...

Дальше я дописывал во сне – про то, как они пошли в баньку, как обмывали чудесное оживление с сестрами... Потом они поженились и у них были дети. Машка ему враз родила тройню – так они были готовы к любви... Люди знают - в деревне народ мудрый. Никто, никогда и ни разу не вспоминал прошлое.

А умирать Макарыч действительно решил. Так ему хотелось женщину и такой он был недотепа, что он решил ему и жить-то незачем. Но вот когда он начал умирать, тут-то и сыграла его фантазия, привиделось ему, что он берет Марью, тут его корнь и встал, а он застыл. Пока Маша не оживила его.

И никакой политики. Это только жизнь, то есть то, что каждый из нас делает в хорошие часы своей жизни.

 

33kb