«А знаешь, я боюсь России… Мне кажется, я был бы в ней как робот* посреди трясины. Есть парламентаризм коней* – душевной дюжинности силой ничто не впустящий извне, что предпочтёт Батыя* снова, чем экспорт взрослости и Слова. И, может, Надя, это к благу, что мне сегодня шестьдесят, и моя нива лишь бумага, а не колония бесят*. Пусть водят Сириных к оврагу* и пусть Есенины висят*, их смысл – их крик… я всё предвидел, и Цюрих не сменил на Питер*. Там кто Пилат сейчас, кто Агнец, но Пониманье – это я, то, чем у них неиностранец не может стать. С ушей до пят там все во всём, и этот танец существованья, словно яд*, их изнутри щекочет зудом, чьи тени ползают досюда. Мы полунищие швейцарцы с тобой, но с этим не сравнить плен повсемглистости той адской, в которой красный ищет нить». «Ты снова прав». «Нет, таки прав? Ска…» «Да-да, ты прав…» «Скажи!» «Глотни бульона, он сейчас остынет*. Бессмертье завтра. Ныне – ныне». И она глянула в окно, где горизонт (в шпилях*, как ёж) плыл. «Вот, – покусывая ногти, она подумала, – Идёшь, идёшь к нему, а он уходит...»* «Чорт! Кажется, собрался дождь. Теперь опять с дырявой крыши польёт к нам. Ставь горшки! Эй, слышишь!» В тот миг её и обожгло*, там под левой грудью – точно взрыв. «Прочь из истории! Как Лот*. Я хочу открытий, не норы; угрюмый Кремль, стада илотов…» Но отпустило. И, ковры – все в дырах – смяв, она посуду суёт под струи отовсюду. «Вот Джугашвили это впору, тот был прекрасно недалёк всегда, и налегке брал гору, очередным став королём, живущим, зло косясь на свору». Он резко встал и шлёп-шлёп-шлёп поплёлся за лекарством в спальню… «Все пузырьки пусты. Забавно! – сказал он, горсть аптечных склянок снеся в ладонях до ведра. – Что ж, шизофреников* и пьяных в державу запросто собрать. А – смысл? Чтоб вечно им бурьяны в мозгах пропалывать?! Мура. Упало что-то? На полу, где? Не наклоняйся, плохо будет. Так вот, я счастлив за наш выбор. Мне рано на берег, пока клёв душ капризней клёва рыбы*. Я… Ну, нашла? Эй, Н а д е н ь к а… Давай же, встань же. Meine Liebe, Надя! Надя!!!» …и пришли века в тот миг, которых ждал он, – прежде чем он умрёт вослед своей надежде*. ---------------------------------------------------------- 1 Бета созвездия Центавра – звезда Хадар (вместе с тем, Хадар – название района в Эфиопии, где в 1974 году найдены останки так называемой «Евы», самки австралопитека, единой прародительницы всего вида homo sapiens, согласно показаниям генного анализа, т.е. это родина первой реально существовавшей женщины). Бета Центавра является двойной звездой и 11-й по яркости на ночном небе (число «11» состоит из двух не складывающихся в двойку единиц – как и чета Ульяновых). Бета – вторая буква греческого алфавита, «бетой» принято называть нечто второе, второстепенное. Слово «хадар» с арабского переводится как «низ, низменное, дольнее». Название этого стихотворения, посвящённого Крупской, распадается на три слова «Бета цен Тавра» (лат. Taurus – «телец», зодиакальный знак Ленина), т.е. «второстепенная вещь среди ценностей, существующих для [известного] Тельца». Ещё одно возможное прочте-ние: «Второй компонент Кентавра (Центавра), т.е. некоего тандема из разумного человека и тягловой скотины». 2 В 2004-2005 гг. автор, редактор подпольной антиправительственной газеты «Правда», вынужден был жить с молодой супругой в эмиграции на территории сепаратистского Приднестровья, попросив там официального политического убежища. По сути, образ отношений в семье аутсайдеров [в том историческом «если бы», которое здесь смоделировано] Владимира и Надежды Ульяновых списан с реальной истории семьи Андрея и Олеси Версиловых. 3 Ленин и в 60 лет продолжает коллекционировать в своей речи новомодные термины, как то слово «робот», появившееся в 1921 году, т.е. менее десятилетия до описываемых событий «альтернативной» биографии В.Ульянова. 4 «Парламентаризм коней» – намёк на коня, которого Калигула произвёл в парламентарии [в сенаторы]. 5 Батый – здесь: в целом татаро-монгольское иго. Ленин имеет в виду ту особенность этого ига, что при нём русские несли лишь чисто экономический гнёт, но сохраняли свой образ жизни и ментальные схемы. 6 Аллюзия на роман «Бесы» Ф.Достоевского. 7 Аллюзия на стихотворение «Расстрел» В.Набокова (Сирина): «Бывают ночи: только лягу, / в Россию уплывёт кровать, / и вот ведут меня к оврагу, / ведут к оврагу убивать». 8 Сергей Есенин повесился. 9 В центре сюжета стихотворения – «судьба в сослагательном наклонении» Ленина и Крупской, которые остаются навсегда жить в Швейцарии, а не переезжают в Петроград осенью 1917 года. 10 «Яд… [и далее] чьи тени ползают досюда…» – неведомо для самого Ленина пророческие слова. 11 Бульон – здесь: символ семейного тепла, тихой радости земной жизни. «Он сейчас остынет», – говорит Крупская, имея в виду небрежение мужа ко всему этому и как бы предупреждая о том, что она уже приняла яд, и скоро он останется один. Ключевая аналогия с семьёй Версиловых. 12 Крыши цюрихских зданий, как правило, украшают всевозможные шпили. 13 Двусмысленная фраза. То ли про горизонт (что является не вполне осознанным самой Крупской возражением на перфекционистское резонёрство её мужа), то ли про самого Ленина, невнимательного к жене, душевно отчуждённого. 14 Сочетание в трёх строках выражений «дырявая крыша» и «горшки… обжигать» [аллюзия на «Не боги горшки обжигают»] создаёт подсознательно образ некоего безумного божества, каковым и предстаёт Ленин. 15 Символично, что Ленин упомянул Лота, библейского праведника, отвернувшегося от истории (которую для него олицетворяла «греховная» жизнь городов, в частности, Содома и Гоморры): за свой побег он заплатил гибелью жены. 16 Ещё один «свежий» термин в коллекции Ильича. Всего за 19 лет до описываемых событий для синдрома dementio praecox было придумано название «шизофрения». 17 Намёк на апостола Андрея, ловца рыбы, которого Христос пригласил быть «ловцом душ». Говоря, что рыбный клёв менее капризен, Ленин имеет в виду, что развитие социальных идей не подчиняется пока какой- либо закономерности [либо эта закономерность ещё неизвестна], и поэтому построение из людей каких-то структур представляет из себя чистой воды авантюризм, не достойный его, Ленина, участия. 18 Строка очень рельефно передаёт весь ужас «выбрасывания» из теоретического полёта в одиночество и потерю, которое пережил спустя 75 лет редактор «Правды» социолог-аналитик и несостоявшийся революционер А.Версилов. | 
Положение о Клубе
Сделать стартовой
