Моя машина тащилась в пробке со скоростью пять километров в час, и тщательно продуманный мною план рушился, как карточный домик. Я планировал в восемнадцать ноль-ноль уже выехать из города, но вместо этого, все еще находился в самом его центре. Между тем маленькие зеленые циферки штатных часов автомобиля показывали уже девятнадцать тридцать. Ну, что собой представляют транспортные артерии Новосибирска в пятницу вечером вы, я надеюсь, знаете. Сплошной тромб! Причем во всех направлениях. Кроме топ-менеджмента следующего к местам развлечений, и среднего класса спешащего отметить «день водителя», в пробке присутствовала и значительная фракция дачников, грибников, рыболовов, охотников стремящихся, как и я покинуть мегаполис. И сейчас в районе площади Труда, где я находился, произошло наложение двух экстремумов - сезонного и еженедельного. Был последний день лета, чего я не учел! Впрочем, видимо, не я один - черная спортивная «Ауди» металась в пробке, как мышь в захлопнувшейся мышеловке. Она то приближалась к мятому борту «Камаза», ехавшего перед ней, то, пытаясь объехать грузовик слева, едва не касалась изящным зеркалом лакированной дверцы джипа, то опасно приближалась к моей грузо-пассажирской «Тойоте», имевшей несчастие оказаться справа от нее. Все эти метания сопровождались гневным ревом клаксона и испепеляющим взглядом владелицы авто, обращенным в мою сторону. Конечно, она бы, точно так же испепеляла и водителя джипа слева от нее, но ее машина была сильно ниже. Я же делал вид, что «моя хата с краю» и мирно катился вдоль тротуара, не нарушая размеренного движения пробки. Делать было особенно нечего, перепрыгнуть пробку моя «Тойота» все равно не могла, и я краем глаза изучал даму за рулем «Ауди». На вид ей было лет тридцать, тридцать пять. Круглолицая и полноватая. Окрашенные в платиново-блондинистый оттенок волосы, были уложены в некую замысловатую прическу, из которой отдельные пряди торчали, напоминая перья. Крючковатый нос женщины, в купе с вышеописанной прической придавал ей однозначное сходство с совой, которое еще более подчеркивалось неправильно подобранной оправой дорогих очков. В довершение всего дама была одета в платье из золотистой ткани. В недостаточном освещении ранних сумерек благородный металлический блеск ткани гас, воспринимаясь лишь желтовато-пегими оттенками, как бы имитируя окрас оперения ночной хищницы. Короче, сова совой! Я едва удержался чтоб, в ответ на ее нещадное сверление меня глазами, не показать ей язык. На наше обоюдное счастье машины к этому времени выползли на Димитровский мост. Здесь я пропустил Сову вперед. Она же объехав, наконец, грузовик, притормозила перед носом моей машины, наказывая меня за предыдущее, не джентльменское на ее взгляд, поведение. После осуществления этого символического возмездия черная «Ауди» унеслась вдаль сигналя и лихорадочно лавируя между рядами машин. Эта не запланированная задержка в городе грозила обернуться для меня массой приключений в последствии. И они не заставили себя ждать. Дело в том, что запланированный мной на сегодняшний вечер маршрут состоял из трех очень неравноценных частей. Первой его частью, которой, как оказалось, я не уделил должного внимания, был город. Второй, не представляющей особой сложности, восемьдесят километров Кемеровской трассы. Третьей частью, заранее вызывавшей у меня опасения, были двадцать пять километров грунтовой дороги. Дорога эта, то петляющая по заросшим сорной травою полям, то прорезывающая березовые околки, то углублявшаяся в сосновый лес, изобиловала всяческими сюрпризами. Как драгоценная диадема бриллиантами она была инкрустирована бесчисленным количеством колдобин, луж неопределенной глубины и вязкости, оплетена колеями крупнотоннажного транспорта и неведомой сельскохозяйственной техники. Ее вполне могли перегораживать стволы рухнувших деревьев или промоины шириною в противотанковый ров. Петляя по неотличимым друг от друга поворотам, она вполне могла завести в дебри какой-нибудь браконьерской порубки и там бесследно раствориться в хаосе гниющих сучьев. А в случае внезапного дождя она, вообще, могла оказаться категорически не проезжей для автомобиля любого класса. Не даром же все местное население давно пересело на нивы и уазики. Эту часть пути я, естественно, планировал проскочить еще засветло. Увы, увы - когда, наконец, по днищу машины застучали комки глины и щебень, возвещающие о начале грунтовки, стояла непроницаемая темень. К тому же начал сгущаться туман. Дальний свет фар превращал его в творожное месиво, и я переключился на ближний. Комья давно отвердевшей глины при такой подсветке выглядели куда рельефнее, а тени выбоин пугали кажущейся глубиной. Неожиданно посреди дороги обозначился овальный валун, поставленный на попа. «Ничего себе шуточки!» - подумалось мне. - «Об такой и бампер расколотить можно!» Я уже принял вправо, к обочине, объезжая препятствие, когда «валун» вдруг расправил крылья и практически без взмахов растворился в темноте, в направлении строго перпендикулярном нашему движению. Сова! Да какая огромная! Мужики в машине оживились, обсуждая увиденное. В это время на этой дороге нам «посчастливилось» оказаться впервые, так что подобные впечатления были в диковинку. Однако не успели мы изложить друг другу имеющиеся сведения о пернатых данного вида, как фары выхватили из темноты следующую сидящую посреди дороги хищницу. Потом еще одну, и еще… Совы сидели на дороге на расстоянии метров сто одна от другой. Я насчитал их не менее десятка. Это была не одна и та же птица - они различались по размеру. Сидели совы по большей части затылком к машине, или так быстро отворачивались, что я этого не успевал заметить. Только иногда птица оказывалась повернутой «лицом». Свет фар, почему-то не отражался в их глазах как, например, у кошек или собак. Да даже у мышей! Последние часто шмыгали через дорогу. Видимо, на них совы и охотились. Хотя может, целью их охоты были лягушки, бросавшиеся время от времени под колеса автомобиля с отчаянием камикадзе. Совы, попадая в луч света, срывались то влево то вправо и сразу улетали прочь от дороги, растворяясь в темноте, как зеленка в чернилах. А мы ехали, рассуждая о том, какие они умные птицы, в отличие от ворон которые часто взлетают вдоль дороги, становясь жертвами доморощенных шумахеров. Очередная сова возникла перед автомобилем, как черт из табакерки. Однако, эта не отворачиваясь смотрела на автомобиль. Нет, глаза ее не горели зловещими огоньками, но у меня почему-то мурашки по спине поползли. Сова не собиралась никуда улетать, и таращилась на меня сквозь зарево фар своими желтыми глазищами. Пришлось остановиться. Крупная птица продолжала сидеть в освещенном круге, как актер нас цене, услышавший неодобрительный свист гневно глядящий в зал на его источник. Чувствуя некую театральность действа, я, тем не менее, отпустил педаль тормоза и автомобиль, скрипнув рессорами, медленно покатился на живое препятствие. Но с жизнью эта сова прощаться не собиралась. И еще - ее поведение явно отличалось от поведения ее подруг встреченных нами ранее! Лениво взмахнув крыльями, она не ушла в темноту и неизвестность, она вернулась к дороге и полетела рядом. Сопровождая автомобиль, сова перелетала с одной обочины на другую, стараясь при этом не попадаться в освещенную зону и забирая при перелете дороги вверх. Долгое время она оставалась в поле видимости неясным, серым пятном. Вскоре дорога сделалась хуже, бурьян на ее обочинах поднялся в рост человека, и я потерял сову из вида. Да и не до нее стало. Мы, как показалось нашему проводнику, сбились с нужного направления. Туман то сгущался, то рассеивался - в зависимости от рельефа местности. Дорога петляла, а луна, изначально выбранная нами в качестве ориентира, оказывалась то справа, то слева, то прямо по курсу. Окончательно потеряв под колесами колею, мы выбрались с фонариками в звенящий комарами лес. Желтое пятно луны, как-то уж совсем зловеще выглядывало из налившихся свинцовой тяжестью березовых крон. Шаря лучом фонарика по трухлявым сучьям под ногами, я краем глаза уловил неясное движение. Бесшумная тень скользнула по ущербному светильнику, коряво вплавленному в чугун ночного леса. Потерянная дорога была рядом. Две полосы сорванной до грунта травы уводили с опушки в чащу. Нам ничего не оставалось, как следовать по ним. Под шуточки о том что, мол, здесь мы и заночуем, что здесь и найдут наши обескровленные комарами трупы через недельку-другую, мы достаточно удачно проскочили лесной массив, и снова оказались среди высоких луговых трав у очередной развилки. Заметив едва угадываемые в зарослях колеи, я свернул но, метров через двадцать, понял что ошибся. Искомая дорога должна была быть плохой, но не настолько! Таких глубоких ям, наполненных по края водой, на ней не должно было быть однозначно! Развернуться в узкой изрытой колдобинами колее не представлялось возможным, и мне пришлось сдавать задним ходом. Товарищи высадились в ночь, отправившись на поиски нужного поворота, а я, врубив скорость, понял, что ориентироваться через заднее стекло универсала не смогу - на нем лежала плотная штора пыли. Приоткрыв дверцу, я осторожно двинул автомобиль обратно к месту злополучного поворота, ориентируясь по едва освещаемым задними фонарями примятым стеблям травы. Во тьме уже появились фигуры возвращавшихся разведчиков. Сгусток тьмы, падающий на мою высунутую из приоткрытой дверцы голову, я скорее почувствовал, чем увидел. Дернувшись обратно в машину, ощутил волну воздуха, пробежавшую по лицу, взъерошившую волосы на голове. Инстинктивно отпрянув в салон, я видимо чуть вывернул руль, да еще и на газ даванул. Машина, взревев, махом соскочила с колеи в придорожную канаву и села, не в силах ее преодолеть. «Ты, что? Очумел!?» - тормошили меня подошедшие к машине мужики. Спасаясь от моего внезапного маневра, они сиганули в придорожные заросли, и теперь с досадой отряхивались от грязи и налипших на одежду репьев. Естественно они ничего не видели! Да ведь и я практически ничего увидеть не успел. А ощущения, как известно, к делу не пришьешь. Но в том, что это была та самая «сумасшедшая» сова лично у меня сомнений не было! Машина села не серьезно и ее быстро вытолкали. А вскоре, найдя нужный сверток, мы выбрались на дорогу получше и, часов в одиннадцать, в бревенчатом деревенском доме уже пили водку за успешное завершение маршрута. Однако уже утром следующего дня мне пришлось убедиться, что сова не сочла инцидент исчерпанным. Это была уже полная мистика. Но продолжу в хронологической последовательности. Утром мы решили выспаться после ночных блужданий, и на рыбалку не пошли, наметив на более позднее время поход за грибами. Благо по данным агентурной разведки начался слой опят. Выдвинулись за ними опять таки на машине - слаб современный человек и ленив! Опят было много, поэтому довольно быстро мы набили ими все имеющиеся емкости и собрались в обратный путь. Не тут-то было! Разворачиваясь, Тойота вдруг провалилась правым передним колесом так, что заднее левое оказалось в полуметре над землей. Откуда на абсолютно ровной поляне взялась такая ямища, да еще так тщательно замаскированная травой приходилось только догадываться. Мужики костерили меня последними словами, грозясь, что больше не будут наливать. Я чувствовал себя как оплеванный, а мой имидж опытного «водилы» превратился в эфемерное ничто. Вдобавок, на меня откуда-то сверху посыпались труха и мусор. Взглянув вверх, я тут же встретился взглядом с совой, сидящей на корявом сосновом суку, прямо над моей головой. Вывернув голову каким-то абсолютно немыслимым способом, она издевательски смотрела на меня одним глазом. Взгляда обеими глазами, я, по-видимому, уже не заслуживал. Убедившись в том, что дело сделано, сова, стряхнув на меня очередную порцию сосновой шелухи, сорвалась с сука и неспешно полетела в чащу, оставив разом замолчавших мужиков в непривычном раздумье. Теперь-то сову видели все! Кое-как выдернув машину из западни, в которую она угодила (кстати, метровая яма имела какой-то уж больно рукотворный облик, хотя тщательное исследование ее дна и практически вертикальных стенок не позволило сделать вывод об орудии труда, которым она могла быть вырыта) мы вернулись в деревню, где нас уже ждал горячий обед. Смысл застольных разговоров можно было бы выразить одной лаконичной фразой - «Что-то совы разлетались…» Вечером того же дня мы решили сходить на реку порыбачить на вечерней зорьке. В наших планах была и вечерняя рыбалка и утренняя. Вечерняя была скорее разведывательной вылазкой для определения мест завтрашнего лова и прикорма рыбы. Тем не менее, забросив удочки мужики быстренько стали таскать относительно крупных чебаков и сорожку. Мне же опять не везло! Даже захудалые ерши, обычно с жадностью бросавшиеся и на голый крючок, в этот раз обходили аппетитнейшего, на мой взгляд, червя три-десятой дорогой. Солнце свалилось за горизонт. Догорала вечерняя заря. Мужики, наловив по два-три десятка рыбешек на брата, стали сматывать удочки. Мне ничего не оставалось, как присоединился к ним. Собравшись, забросив за спину пустой рюкзак, я уже почти выбрался на обрывистый берег, как вдруг увидел метрах в ста удалявшиеся габаритные огни черной спортивной «Ауди». Это было не вероятно! На разбитой дороге идущей вдоль берега вязли даже уазики! Легковушке здесь было не пройти! Никогда! Ни за что! Ни при каких обстоятельствах! От неожиданности я поскользнулся и, вырвав судорожным движением клок травы на обрыве, скатился обратно к воде. Я не вымочил одежду, не сломал удочки, только подвернул ногу. Только и всего! Попытавшись подняться, я тут же сел обратно на сырую глину. От острой боли в голеностопном суставе, молнией пронзившей все тело на глаза навернулись слезы. Сверху, с трехметрового обрыва на меня уже смотрели мужики: «Ну че там опять с тобой приключилось? Опять сова?» - ржали они. А я, сквозь пелену застилавшую глаза, зачем-то попытался рассмотреть пучок травы, вырванный мной при падении на обрыве, и все еще судорожно сжимаемый в кулаке. В блеклом свете гаснущей зари пряди травы на моей ладони казались уже совсем черными, но среди них белели пух, перышки и часть крылышка - все, что осталось от какого-то мелкого пернатого создания сожранного беспощадным хищником. Я как ошпаренный отдернул руку, стряхивая с ладони издевательское послание оборотня. Не помню как, превозмогая жуткую боль я вскарабкался на скользкий берег, и хромая поплелся за мужиками. В деревне мою уже сильно опухшую ногу отерли холодной водой, а когда боль ослабла, туго забинтовали чистым тряпьем. Тяпнув без тоста пол стакана водки, я тут же отправился спать, оставив мужиков трепаться «за жизнь». Спал без снов, как убитый. За ночь опухоль на ноге несколько спала, но ни о какой рыбалке не могло быть и речи. И мужики, обозвав меня симулянтом, ушли на реку одни. Был тихий, теплый сентябрьский день. Я хромая слонялся по двору не зная, куда себя деть. Шелестели крыльями стрекозы гоняясь друг за дружкой, у желтых шаров осенних цветов гудели трудяги пчелы, бешенными вертолетиками носились кусучие осенние мухи. И только птиц не было ни слышно, ни видно. А ведь я точно знал, что под битым шифером на летней кухне живет трясогузка, что за наличником окна прячется воробьиное общежитие, что неприкосновенный дровяной запас давно облюбовала семья поползней. Куда девалась вся эта веселая дворовая живность? Какой невидимый враг заставил ее уйти в подполье? Над двором и домом угрюмо возвышалась высоченная старая ель. Бывало, в ее густых ветвях прятались коршуны, но если пристально присмотреться, их всегда можно было различить. Красновато-коричневое оперение выдавало стервятников с головой, да и не лезли они в гущу колючих ветвей, выбирая более-менее открытые сучья для своего насеста. Сейчас же я, как не присматривался, не видел на ели никого. Часа в два по полудни вернулись с рыбалки мужики. Благодаря вчерашнему прикорму в их улове теперь красовалось десятка полтора крупных подлещиков, не говоря уже о значительном количестве язей, чебаков, сорожки. «Килограммов десять, наверное, будет!» - оценил на глаз я их улов. Почистили рыбу, пообедали, послонялись по огороду. «Ну, что поехали?» - предложил я. Пора было возвращаться домой. Воскресенье перевалило далеко за середину. Но, мужики неожиданно оказали сопротивление: «Может позже поедем? Сейчас на Сокуре, знаешь какая пробка? И теперь это надолго! Пока весь народ с дач не выберется. То есть часов до восьми точно….» Какая сейчас пробка на Сокуре я, конечно, знал, но что-то совсем не прельщала меня перспектива поездки через лес в сумерках. Перед глазами почему-то всплыли поочередно две, не связанные на первый взгляд, картинки - летящая вдоль дороги сова, и горящие в прибрежном ивняке габариты черной «Ауди». Задумавшись, я рассматривал ель уже накрывшую густой тенью весь двор. Вдруг ветвь у самой вершины дерева чуть заметно шевельнулась. Я насторожился, но, сколько не всматривался, различить источник движения так и не смог. Плюнув на это неблагодарное занятие, я резюмировал: «Не, мужики… Поехали сейчас!» И добавил, глядя на одного из товарищей: «Кстати, рулить сегодня будешь ты!» |