Я опять здесь. Опять в этой проклятой комнате сплошь уставленной зеркалами. Зеркальная комната. Опять я среди множества своих отражений. Опять я теряюсь. Опять я исчезаю. Но куда? – позвольте спросить. Да и кого я могу спросить то? Кто тут может ответить мне? На что ответить то? Откуда этот странный звон? Как откуда? Конечно же, изнутри. Попробуй пошевелить рукой. Шевелю. Отражения ни как на это не реагируют, лишь насмехаются надо мной. Да от смеха за животики схватились. Злюсь. Но злобу не на ком выместить. Тогда решаю пойти от обратного, и начать вертеться и красоваться перед зеркалами. Фу как это низменно и пошло с вашей стороны – снова слышу этот омерзительный и звенящий голос в голове. Ну, на то они и нужны, что бы красоваться перед ними – отвечаю я невозмутимо, и умиляясь новым формам своего тела. Теперь я стал больше, крепче, здоровее, на моем некогда тощем и уродливом теле появились мускулы, появилась даже какая-то уверенность в себе, что я способен и горы свернуть, и даже перепрыгивать с крышу на крышу. Зеркала мне льстили, впрочем, это главное их свойство. Не так ли? Ну, вообще то они на многое способны – ответили мне. Например? Они способны запоминать изображения, пользоваться ими в своих корыстных целях, они способны красть души, они способны поглощать личность, и даже способны уничтожить тебя. Ты что никогда не слышал про Замок зеркал – Замок душ? Ты что же совсем газет не читаешь? Почему же, читаю – ответил я, сев на пол, уставившись задумчиво в зеркало, в котором я лежал в гробу, с бледным лицом, а в скрещенных руках у меня было горящая свечка. Какой я отрешенный – подумал я, и мне вдруг показалось, что я всегда таким был, с самого рождения. Словно меня родили, и тут же за ненадобностью положили в гроб и отправили в вечное плавание по бесконечной реке, и в напутствие сказали мне тихо на ухо – просто созерцай. Созерцай… Вот так я всю жизнь и провел, скитаясь то тут, то там. И я ни когда не был способен что-либо создать, только лишь созерцал. Наверное, это моё предназначение. Просто созерцать. И не шевелиться. Замри и смотри! Да и мое пребывание здесь наверняка не случайно. Верно мыслишь дорогой товарищ – раздался смех, и эхом все зеркала задрожали, словно они насмехались надо мной, но мной уже овладело чувство совершенного безразличия.

Я полез в карман куртки, вынул оттуда пачку сигарет и коробок спичек, и закурил, томно выпуская клубы дыма в зеркала, где я его вдыхал, лежа на плоту, и сплавляясь по тихой реке куда-то к неведомым мне краям. Я помню этот плот. Это даже был не плот, а огромных размеров кусок пенопласта. Я был тогда еще совсем мальчишкой. Мне было лет десять. Тогда около моего дома, через дорогу начинался лес, а в нем протекала маленькая речка, среди каких-то сараев и огородов. Весной, когда началось половодье, я гулял там, и думал о том, что как бы было здорово плыть по этим речным простором и созерцать эти древние деревянные замки. Тогда то я наткнулся на кусок пенопласта, он был прислонен к одному из заборов, не долго думая, я уже плыл на нем по реке, и внутри было так тепло и умиротворенно, что я даже и не заметил, как уплыл в неизвестность. Зеркала играли с моей памятью, вытаскивая наружу самые потаенные куски прожитой жизни. Но мне было хорошо и уютно здесь. Где-то играла музыка, слышался гул какого-то невиданного водопада, и кругом ощущалась гармония. Я ведь здесь навсегда? – спросил я. Пока нет еще, ты же знаешь прекрасно, что хоть твоя душа похищена навсегда зеркалами, но тело твое еще живет, и твое время не настало – ответили мне зеркала, показывая мне, как я шел по осеннему парку, держа за руку девочку и неся её школьный ранец. Я о чем-то ей весело рассказывал, а она, смущенно прикрывая рот, смеялась. Мы бегали по парку и подкидывали в небо золотые кленовые листья, и они, кружась в воздухе неизменно осыпали нас, погребая в запахе бабьего лета. Это была моя первая мальчишеская любовь, такая чистая, такая невинная. Но имя навсегда уже исчезло, память не стала утруждать себя тем, что бы запомнить несбыточное. Но первая любовь всегда врезается в память, от этого никуда не деться, пусть то была и вовсе не любовь, и пусть даже я никогда так и не успел познать, что же такое на самом дело любовь, но ведь мне то отведена совершенно другая доля, я и не должен создавать - моя роль созерцать, и наслаждаться.

Я пытался усердно вспомнить тот день, и тот парк, и чем я так смешил ту маленькую девочку, но тщетно. Я докурил, и швырнул окурок в зеркало. Я поднял бычок, стоя на общем балконе, присел и затянулся. О, да! Моя первая затяжка. Я помню тот самый миг, тот самый вкус, и даже горький кашель, и такое терпкое чувство отвращения к табаку, которые со временем кануло в лету, и я стал получать удовольствие от того, что я могу вот так вот стоять на крыше, запрокинув голову к звездам, и выпускать дым, пряча в нем серебряный диск луны, сидеть на пляжной гальке, и вдыхать дым с запахом морских волн, и наблюдать, как волны ведут бесконечную борьбу между собой, или, бродя в вечерней темноте по зимнему лесу, видеть, как снег искрится под лунным светом, и как снежинки исчезают в неизвестности над маленьким, но жарким пламени сигареты. Все эти картины проносились в зеркалах, передо мной, и в воздухе ощущались запахи то зимнего леса, то моря, то запахи лета и черемухи, все это по переменно витало в воздухе, и создавало неведомой силы гармонию, которую так не хотелось мне покидать. Мне просто захотелось остаться здесь навсегда. Мне просто захотелось…

Мне вспомнилось, как я впервые оказался здесь, в моем пристанище. Мне вспомнилось, как моя беспокойная душа, навсегда исчезла в зеркале. В тот день, я встал как всегда рано утром, как вставал изо дня в день, и, приняв холодный душ, стоял перед зеркалом, намылив пеной для бритья лицо, и разглядывал себя. Внешность не приметная, и часто вызывало чувства отвращения к самому себе, но потом, правда, эти чувства исчезли, и на их место пришло безразличие, которое поглотило меня полностью, и ни что не могло во мне возбудить какие-либо эмоции. Будь то смех, или горечь отчаяния. Я стоял перед зеркалом, и размышлял о надобности этой нелепой ежедневной процедуры, как бритье. И тут я стал замечать, как в зеркале ванная комната стала меняться. Я смотрел, как осыпаются стены, и исчезают в сером мареве, как чугунная ванна разлетелась на мелкие осколки, как пол свернулся гармошкой и куда-то уплыл. Я смотрел, как все исчезало, но не мог оторвать взгляда от зеркала. Я стоял в зеркале и смотрел наружу, на себя. Потом моё изображение, обернутое полотенцем вокруг талии, отвернулось от меня, и пошло вдаль. Я обернулся - ванная комната была все той же, как и прежде, я вышел из неё с какой-то невероятной пустотой внутри, которая с того дня все росла и росла, и я знал, что в один миг она меня поглотит полностью, и я вовсе исчезну. Душа иногда возвращалась ко мне, и забирало с собой, и я оказывался в этой зеркальной комнате. По началу это были короткие прогулки, и комната меня жутко пугала, и мне нестерпимо хотелось наружу, но с каждым разом эти прогулки становились все дольше и дольше, а сегодня я и вовсе осознал, что я безмерно люблю это своё пристанище.

Послушайте, а что вы там говорили, про Замок зеркал – Замок душ? Что такое? Неужели тебе и впрямь хочется об этом знать? Знания очень коварны по своей природе, не забывай об этом. Я не боюсь. Тот, кто познает тайну замка, тот должен будет её хранить вечность. Я же сказал, что не боюсь. Что ж, тогда время твое настало, но смотри - я предупреждал тебя. Тут все зеркала закружились, завертелись, стены рухнули, и я остался сидеть на каком-то плывущем по небу островке, на котором вращались зеркала, и передо мной возникали лица, и картины, что стояли пред зеркалами. Там были и отец, учащий бриться своего сына, там была и девушка с обреченным взглядом, которая сушила феном волосы, там была и кровать, с занимающимися любовью парочкой. Передо мной лежал весь мир. Я мог лишь протянуть руку и шагнуть в зеркало, что бы познать чью-то тайну, забраться к кому-то внутрь. Но я лишь сидел и охранял спокойствие душ, пуская сигаретный дым в облака. Я стал хранителем в Замке зеркал – Замке душ.