"Вам подправить память?" – участливый голос целительницы.

"Не надо. Это всё, что осталось у меня".

 

Черные тонкие прямые стволы, словно знаки южного письма, написанные тонкой кистью каллиграфа. Яркая зелень мелких листочков, неплотной дымкой наползающая на них. И четкий след, полный воды от прошедшего недавно дождя.

Первый след жэня, увиденный мной с начала похода. Даже не похода, а так, странствия. Я ни к чему не стремился. Просто шел, просто чего-то искал. Оказалось, мне не хватало одного – свежего следа ужасной твари.

Когда-то их было столько, что они приходили к воротам замка, садились в ряд и внимательно смотрели. Никто не смел выйти, пока не приносилась обязательная дань. Жэни вставали, надменно смотрели на людей, забирали туши быков и уходили до следующего раза.

Больше они не просили ничего.

Не знаю, кто пустил слух о том, что жэни не брезгуют человечиной. Якобы, один из западных горных князей отказался давать дань. И звери съели его самого. Не думаю, что было так. Но людская молва всегда преувеличивает и разносит то, что беспокоит ее. А что может беспокоить больше, чем собственная смерть?

Вот так жэни и стали злом.

Всегда находятся герои, желающие снискать славу. И не всегда они погибают прежде, чем убьют чуждое существо. Иногда им везет. Но чаще везет зверю.

Это равновесное состояние. Выживает сильнейший.

Но с недавних пор численность зверей резко пошла на убыль. Их перестали видеть. Никто не приходил за данью. Жизнь стала другой. Навсегда ушла одна из ее частей. Многие вздохнули облегченно.

Некоторые почувствовали утрату.

 

Это сложно – идти по следу. Особенно по следу жэня. Когда лес сдвигает кривые колючие стволы, наполняет холодной водой бездонные топкие ямы, наваливает буреломы. На каждой травинке сидит клещ, от укуса которого поднимается жар и человек сгорает за два дня. Ядовитые шипы прикрыты слабыми зелеными листиками, подернутыми ржой.

Раньше лес был другим. Чистым, светлым. Прямые стволы уходили в небо. Трава под ними приглашала отдохнуть. Ни одно животное или растение не угрожали человеку. Кроме, разумеется, жэней. Так думали многие.

Они были правы. По-своему правы. Человек всегда отвергает то, что ему непонятно. То, что он не хочет понять. Ведь понимание требует усилий. Работы над собой она требует. Зачем утруждаться, когда и так хорошо? Мало кто способен преодолеть себя сам. Тогда человеку требуется помощь. Жаль, что она всегда отвергается. И главным врагом становится тот, кто заставляет принимать новое.

Интересно, сколько человек считают меня личным врагом? Сколько хотят моей смерти? И сколько из них что-то делают, чтоб она пришла ко мне поскорее?

Не думаю, что у кого-то получится. Я умею постоять за себя.

След прямой, четкий. Всё легче идти по нему: деревья словно расступаются, выпрямляются, прячут колючки, подстилают под ноги мягкую зеленую травку… Это значит, что недалеко убежище жэня.

 

Я выхожу на небольшую поляну, освещенную ярким солнцем. Неказистая избушка. На двух столбах, врытых в землю, натянута веревка, на которой на ветру полощется разнообразная одежда: и мужская, и женская.

На крыльце сидит девушка с пушистыми светлыми волосами. Странная и опасная встреча. Но не стоит поступать так, как не свойственно людям.

Красавица снисходительно разглядывает меня, пока я подхожу к ней.

- Ты что, живешь здесь?

- Живу, - она смеется надо мной. Смех во взгляде, в изломе тонких губ, в ехидном прищуре.

- Я видел след жэня. Это может быть опасно.

- Конечно! Но сейчас здесь ты! Ты ведь спасешь меня от него?

- Нет.

Я вижу, как мрачнеет ее взор, как хмурятся брови, сжимаются зубы. Она негодует.

- Почему же? – яд слов капает с нежного язычка.

- Потому что, спасая тебя, я могу убить его.

Девушка фыркает и отворачивается.

- Как зовут тебя? – спрашиваю я.

- Тебе-то что? – презрительно цедит девушка. Но, видимо, с человеком она не разговаривала так давно, что отказаться от пустой болтовни с прохожим нет ни сил, ни желания. – Салли. Саль.

- Почему ты одна здесь?

- Одна? Разве одна? Тут кругом мои слуги, друзья, множество охотников, рыцарей, весь королевский двор, - сарказм Салли льется на меня водопадом.

- Ты одинока, – говорю я.

- Не твое дело!

Салли встает и уходит в избушку. Правильно. Возможно, она не спугнет жэня. И я увижу его. Пусть все считают их тем, что не должно существовать, но кому понятна их истинная сущность?

Я поднимаюсь вслед девушке и останавливаюсь на пороге. Осматриваю небольшую комнату. Неухожено, пыльно и безжизненно. Словно не женщина живет здесь, а нелюдимый мужик. Или же она бывает здесь очень редко, только что вернулась и еще не успела прибраться.

- Разрешишь войти?

Салли угрюмо смотрит на меня, стараясь не ответить. Не получается.

- Ты так и не назвался.

- Да, - подтверждаю я.

Саль поднимает правую бровь в ожидании, что я продолжу и скажу ей свое имя. Но я молчу. Ни к чему отвечать на незаданные вопросы.

- Так как твое имя?

- Джерр - защитник жэней.

Да, это производит впечатление. Всегда, когда я называюсь полным именем.

- Знаешь, я другого мнения о них, - зло говорит Салли.

Еще бы! Никто не сомневается в этом. Люди всегда говорят, что убийство жэнев – благое дело. Что они режут скот, губят посевы, утаскивают маленьких детей. Что ни один человек не ушел от разъяренного зверя.

Хорошо бы им вспомнить, кто этого зверя разъярил. Но я соглашаюсь с ними. Всегда соглашаюсь. Что моя правда против их правды? Пресная капля в океане соленой воды.

Но некоторым всё равно хочется убедить меня. Вот и Салли – тоже.

- Они – зло? Так?!

- Так.

- С ними надо сражаться?

- Надо.

- Но побеждает тот, кто сильнее, или, хотя бы, такой же силы.

- Должно быть… - разговор становится для меня всё более тягостным.

- Но ведь они – самые сильные, ведь так?

- Замолчи! Я знаю, к чему ты клонишь!

- Нет, не знаешь, - Саль тихо смеется. – Чтобы победить, надо стать такими, как они. Только, в отличие от них, я становлюсь жэнем, чтобы убивать их самих.

Как пощечина, от которой жжет щеку и гудит в голове.

- Дура! – я плюю слово, как раскаленный кусочек металла.

И мгновенный метаморфоз, когда тело девушки колышется, словно в горячем мареве, и появляется жэнь.

Острые сменяющиеся зубы в открытой пасти, злобные немигающие глаза, тонкий стреловидный язык. О-о-о! Сама доброта!

- Ты готова съесть меня? – спрашиваю я. – Давай. Позавтракаешь.

Саль мгновенно переходит обратно в человеческую форму. Зря. Я не успел как следует разглядеть ее. Она тяжело дышит и с ненавистью глядит мне в глаза. Смешная. Так меня не запугаешь. Я отвык бояться. И я никуда не уйду.

 

Смотреть на нее одно удовольствие: как она выходит ранним утром на крыльцо, сонно потягивается, приподнимаясь на цыпочках, раскинув руки и запрокинув лицо к встающему солнцу. А потом она обращается в жэня. И тихо уходит по своим делам. Неслышно и неспешно.

Я уже понял, что больше жэней нет. Месяца оказалось достаточно, чтобы выспросить у нее всё.

Всё обычно. Обида. Старая книга с чердака. Заклинание, прочитанное в нужное время. И появляется некая способность, которой даже можно управлять по своему желанию. Саль была еще в том возрасте, когда во всё веришь. Когда мир делится на две части – хорошее и плохое. И есть стремление защищать, и есть способ помочь вековечной борьбе. Неважно с кем.

Почему молодые идиоты совершают одни и те же ошибки? Каждый раз. И никто не поправляет их. А если поправляет, то они не верят. Как же так? Что правильного может сказать человек, не разделяющий их взглядов? Да, действительно, ничего. Ничего, понятного этим идиотам.

Вечером Саль возвращается. Возникает на крыльце, грациозная, сильная и смертельная. Потягивается так, что трещат старые доски крыльца, и снова становится человеком. День за днем.

Она называет это "совершать обходы".

Кого она ищет? Я не знаю точно. Лишь догадываюсь.

Когда солнце касается горизонта, мы садимся и разговариваем.

- Ты убила их всех?

- Я, - гордо говорит она.

Да, тяжелый труд. Неблагодарный. К тому же, для этого ей пришлось стать метаморфом. Она так хотела помочь людям. Подвижница. Возможно, когда-нибудь ей станут поклоняться. Если узнают. Или проклянут, связав гибель жэней со смертью леса.

Мне интересно, что же будет дальше. С нею, со мной, со всеми нами.

- Скажи, каковы жэни на вкус?

Она смущается, но отвечает:

- Нормально. Много мяса.

- Что же, Салли, ты ешь сейчас?

Она смущается еще больше и не отвечает.

И не надо. Хищник всегда ищет легкую добычу. Его может удержать либо страх, либо чужая сила. Или прямой запрет своего разума. Вы думаете, Саль запрещает себе делать что-либо? Не знаю. Не уверен.

Я мог бы много рассказать про их разум, чуждый человеку. Но кому нужно это? Саль – последняя из жэней. Но она даже не настоящая жэнь, а метаморф. Не понимает – во что обращается.

Мне хуже всех. Я нашел жэнь, но не могу поговорить с ней. Она просто не слышит. Надо прекращать. Лес погибнет, переродится, пусть. Люди – нет. Но как же она красива. В обоих своих обличиях.

 

- Я слышал – недалеко пропал ребенок.

- Девочка? Мало ли детей заблудилось в лесу? – слишком поспешно говорит Саль.

- Не мало. И кто знает – куда все они делись?

- Да. Кто?

- Ты, голубушка.

Они прищуривается и гордо задирает вверх подбородок. Салли красива всегда.

- Мы будем драться? – спрашивает Саль.

- Зачем? Чтобы доказать, что я сильнее?

Она бьет мне кулаком в лицо.

Я делаю шаг к ней, и она промахивается. Успокойся, милая. Особенно хорошо это делать с заломленной рукой, уткнувшись носом в землю. Напрасно ты считаешь, что можешь вырваться. А рука может и сломаться в суставе. Да, плакать разрешается. От боли, от бессилия, от унижения. Ты могла бы разжалобить кого угодно. Не меня.

Ты хочешь что-то сказать? Как вовремя. Что-то про любовь? Да, я знаю это слово, слышал. Вряд ли я единственный, кто нужен тебе. Думаю, тебе нужны многие. И я должен сделать так, чтобы этого не случилось.

 

Запах крови. Его не должно быть здесь – жэни не едят вблизи логова. Но не надо забывать, что Саль всё еще человек.

Я захожу за избушку и натыкаюсь на большую яму, вырытую совсем недавно. Она почти пуста. Лишь кровавые потеки на стенках и немногочисленные останки.

Я не буду говорить – чьи.

 

Последний жэнь. Последняя.

Я убил ее.

Так что не нужно подправлять мне память. Я должен жить с этим.