Скиталец Желал романтиком-скитальцем Я растоптать беспечный мир, И голоса зовущих странствий Нас выгоняли из квартир. И я был выдворен на волю, Чтоб воздуха хлебнуть глоток. Но выпала иная доля: Свободу пить за кошелек. Над кумачами стынут ветры Необъясненных мне побед. И, лишь, пылятся километры Дорог, стремящихся в рассвет. Старая Москва Старая Москва. Тишина аллей. Мне была мила скромность площадей, Чистота дорог, плавный ход машин. И никто из нас злобой не грешил. Я покой любил в зелени садов. И просил её: «Двери на засов!» Не пускай в свой дом чужеродный рой, Кольцевой щитом заслони, укрой… Суета толпы ветром в окна бьет, Потерял себя в той толпе народ. Удаль да кураж променял на шик. Где теперь живёт широта души? Со двора зайду в Храм я – не с крыльца. Мне былой Москвы не узнать лица. В нищете холоп, коли барин плох! Напишу стихи, чтоб услышал Бог. Пассажир В переплетеньях бытия Мне виделись картинки мира… Хотел же поезд, чтобы я Его стал верным пассажиром. В пути мерещилось: в страну Врывалась купленная осень, И, отдавая жар окну, Писал: две тысячи ноль восемь! Но я всего лишь пассажир, Мне не сойти с дороги этой. Стальная скоростная жизнь – Как неизбежная примета. Стучит в такт сердцу полотно. Под мерный звук я засыпаю. И может это только сон, А, может, жизнь моя – слепая?.. Паром Горизонт. Переправа. Остров. Паром. Берег левый и правый. Шторм за бортом. Волны вырубят дыры, Словно топор, Мы не свяжем два мира В общий узор. Я стою, не качаясь, Я – волнорез! Крики вскормленных чаек, Как гром небес. Брызги солью отметят Новый камзол, А подкупленный ветер Выправит ствол. Вот и остров замечен. Чья сторона? Ну, какие же бредни! Земля – одна. Просто мы не успели Уберечь и спасти, Просто сели на мели В середине пути. И когда вижу остров, Переправу, паром, Возникают вопросы: А кто за бортом? Пророк в портупее Был представлен идол в портупее, Пояснили в прессе: ваш Пророк! Возродить великую идею Обещал он за короткий срок. Дали горн, и встали все под ружья, Указали в будущее путь. С барского стола маячил ужин – На толпу людей, но по чуть-чуть. Став живой мишенью для картечи, Наш народ ту битву проиграл. И кружил над полем ворон вечный, А Пророк взошел на пьедестал. И остались, лишь, воспоминанья, И напрасны слезы у могил, Гложет стыд за славу и страданья, За народ, что Бога позабыл. Пусть пророк, пусть идол в портупее, Черт, иль ангел, но изводит мысль: Что цена навязанной идеи – Наша человеческая жизнь! * * * Зимняя Сказка. Выборам 2007-2008 годов посвящается По-ноябрьски сыро, И на сердце – слякоть, И в обнимку с Лирой Мне стихом не плакать. Лижет парапеты Дождик за оконцем. Русскому поэту Далеко до солнца. Рупором забитый, Слово – черствый пряник, Гибнет в лабиринтах Лилипут-Титаник, Разглядеть пытаясь Жизнь в иллюминатор, Где не люди – стаи! Где душа – в заплатах! Ни гроша, ни цента, И пуста квартира. Только экскременты На моем мундире. А смешки да песни – По команде «вольно!»… Эх, налить бы двести Да уйти б на волю. В царствиях дремучих Праведны законы: Побеждает – лучший! Проигравший – воин! По-ноябрьски сыро, Выбор кем-то сделан. Налакалась Лира, Вскрыла слогу вены. Не сберег, не спрятал От разрухи совесть: Прозой стих заляпан – Заказная повесть. Разговор с Москвой Серебрится, словно зебра, река В отраженье городских фонарей. Оттого ты красотою редка, Что от русских зарождалась царей. Но откуда подростковая блажь На искусственном румянце страниц? Ты лицо, родная, ярко не мажь, Не наклеивай грошовых ресниц. Пред тобою и правдив я, и чист, Да пьянящей не испить синевы, А мозолит глаз исписанный лист, Не стихом моим – а злобой молвы. Целовать больные руки готов, Оскорбленные удавками пут, И под свист идти шеренг и рядов За тебя на ими купленный суд. * * * Не покушайтесь на свободу – Дана не вами. Она не шлюха, а – порода, Притом с зубами. Не открывайте спьяну двери – Ограбят точно. И нынче трезвым быть труднее, Я пью и точка! Ущербной жизни мне не надо – В ней всё продажно. Сбивая на пути ограду, Споткнется каждый. * * * Я вам скажу: моя стезя! Здесь не последний и не первый. И прохриплю: согреть нельзя Мои простуженные нервы. Я – надоевший бутерброд, Который вечно метит брюхом В залитый кровью натюрморт, Где смерть нашел бедняга Блюхер. Но обречен грехом одним: Что не служил, не преклонялся – Нам было с наглостью сродни Стихами по бульварам шляться И словом шаркать о забор, И клеить баб у подворотен, Желая спелой, жаркой плоти, Бросая слог на их затвор. Стихом рубить и ваш престол, Причесывать зубами прозу. Ступайте прочь, вино и стол! Моя тропа – для вас заноза. Идите вон, пока прошу! Не первый я и не последний. Не стоит ждать меня в передней – Я ныне пасквилю служу! |