(Первые три глава романа)

1. Утренние хлопоты

 

Неожиданности... С чем же можно сравнить прелесть того момента, когда человек понимает, что прямо на его глазах зародилась интрига? Очень интересно наблюдать со стороны за людьми, которые переживают, столкнувшись на своём пути с чем-то таинственным. Как они волнуются и суетятся, как они нервничают даже тогда, когда точно знают, что приготовленные судьбою сюрпризы не разочаруют их. А другие люди спокойно проходят мимо тех мелочей, которые могли бы украсить их жизнь или хотя бы сделать её не такой скучной.

Вот например, чем удивительным может обернуться для человека восход солнца? Или вы уверены, что такое событие не может быть неожиданным?

Люди, которые хоть раз в жизни видели восход солнца, почему-то глубоко уверены в том, что оно обязательно должно взойти и сегодня. Что наше светило неспешно, почти лениво, подбросит свою тушку над горизонтом и украсит, таким образом, бесконечный пояс Времени ещё одним днём. И ведь никто при всём этом даже и не задумывается, а заслужил ли этот мир того, чтобы бесплатно получить в своё пользование этот день. И что когда-нибудь такой кредит доверия может быть исчерпан.

У тех людей, которые в этот ранний час уже покинули постель (а может быть, из-за каких-то насущных дел, туда пока что не попали), не возникает даже тени сомнения, что сегодняшнего восхода солнца может и не произойти. Все уверены, что солнце вот прямо сейчас... вот в эту самую секунду должно взойти... Все к этому готовы, но всё равно не обращают никакого внимания на самый важный момент начала дня.

Скажите, а вот лично вы... сколько раз вы любовались восходом солнца? Вот именно так – чтобы никуда не торопиться, а просто стоять и следить за первыми лучиками утреннего солнца? А сколько раз вы имели такую возможность, но не обратили на зарождение нового дня никакого внимания? Давайте теперь сравним эти числа... Ну знаете ли... можно считать, что это мгновение для вас не имеет абсолютно никакого значения.

Итак, можно сделать вывод: почти для всех людей утро наступает совершенно неожиданно.

 

 

Взошедшее только что солнце протиснулось своими лучами в узкую щель между осенними тучами и осветило стены Храма; того самого Храма, который расположился сразу за окраиной города Парт. Солнечные зайчики упали на кирпичи древней кладки и медленно, словно буксуя на маленьких трещинках, ползли давным-давно проторёнными путями. И только через несколько минут лучи солнца проникли в узкое окно обеденного зала.

Там, за длинным столом, который по три раза в день принимал двенадцать человек, сидели два жреца.

Магистр Храма и Учитель. Они встретили восход солнца за этим столом. Магистр был главою этого Храма. Его приказы беспрекословно выполнялись здесь всеми жрецами. Все боялись его, хотя он никак не мог понять – почему. А вот Учитель... его можно было бы назвать простым жрецом. Но в этом Храме все называли его Учителем. Потому что когда-то он выучил всех жрецов. И каждый из них чувствовал себя рядом с ним маленьким мальчиком-послушником, который в первый раз переступил порог Храма. И если бы Магистру кто-то рассказал, что почти все служители Его бежали со своими проблемами сначала к Учителю, а потом уже к главе Храма, то он не очень бы этому удивился.

Они просидели за этим столом всю ночь. Но если Магистр безуспешно пытался любоваться единением душ и пониманием поколений, то Учитель умело наслаждался хорошо приготовленной осетриной и неразбавленным вином. Это подавали каждый раз, когда Магистр решался позвать Учителя для задушевного разговора. Впрочем, к этому раннему часу на столе уже не осталось ни вина, ни закуски. А спор двух жрецов в очередной прервался на полуслове.

Они сидели молча уже полчаса. Магистр как-то растерянно смотрел на пустые тарелки, и могло даже показаться, будто ему жаль потраченных продуктов. А вот Учитель не мог ни на что смотреть. Он был слеп уже много лет. Хотя, полностью незрячим его никто бы не назвал. Затянутые тонкой белой плёнкой глаза видели, но видели они то, что находилось не в этом мире. Ну, по крайней мере, так убеждал всех сам Учитель, когда в очередной раз шарил рукою по столу, пытаясь отыскать там ложку.

– Ты посылаешь его одного, – наконец-то разогнал вязкую тишину хрипловатый голос Магистра, возобновляя прерванный спор. – И при всём этом, ещё и отдаёшь ему всё золото Храма.

– Я помню.

Вот так всегда. Спокойное и тихое изречение, которое, кстати, не даёт никакого решения проблемы.

– Нас могут не понять, – нетерпеливо продолжил Магистр, в очередной раз за эту ночь пытаясь найти доводы поубедительнее. – Скоро здесь соберётся Совет, и там нам придётся ответить на несколько очень неприятных вопросов.

– Тебе известно пророчество...

«Да, известно... Я слышал, как ты читаешь написанные на старом обрывке пергамента какие-то знаки. А вот было ли это пророчеством?» – подумал Магистр, наблюдая, что маленькие пятнышки от лучей только что взошедшего солнца всё ярче проявляются на стене столовой. – «Ведь никто, кроме тебя, как ни старался, так и не сумел овладеть языком северных рун. Ты можешь говорить на Совете всё что угодно, и эти почтеннейшие балбесы будут слушать тебя, развесив уши. Конечно они поверят всему, что ты им скажешь, но вот скажи мне, зачем, по какой такой милости, ты отдаёшь этому сосунку всё золото Храма? Древние пророчества – штука хорошая, и иногда их можно очень умело использовать, но только тогда, когда они не слишком сильно затрагивают кошельки обывателей».

– Пророчество слышали все, – наконец-то заговорил Магистр. – Но, знаешь ли, в последнее время этим рунам мало кто верит.

– И даже ты?

«Э, нет, старый хрыч, – бешеным танцем закрутились тревожные мысли Магистра. – «Этим способом ты смог бы подловить на слове малышей-послушников, но только не меня. Я очень хорошо выучил правила этой игры ещё сорок лет назад», – Магистр ещё раз недовольно поморщился, привычно запустил в свой голос вкрадчивые нотки и только после этого заговорил:

– Я никогда не сомневался в том, что все пророчества идут не иначе как от мудрости Его...

Именно так – «мудрости Его». Вы ещё не знаете, что Он – это здешний бог? Как вы думаете, нужно ли имя тому, кто существует в единственном числе? И при всём этом активно, а можно даже сказать – агрессивно, убеждает всех вокруг в том, что он единственный. И жестоко карает тех, кто высказывает сомнения в неповторимости создателя.

Жрецы Его, жертвы Ему, говорит Он, восхищаюсь Им, иду к Нему... Интересно, что древнее: законы грамматики или Его законы? И за нарушение каких правил последовало бы более суровое наказание? Не надо торопиться с ответом, здесь всё не так просто. Иногда крестьянин страдает от своей безграмотности гораздо больше, чем убийца – от тяжести своих преступлений.

Люди несколько раз пытались дать имя своему богу, но все придуманные названия как-то быстро забывались. Хотя, в этом мире творится такая чехарда с именами, что имя «Он» можно считать не самым худшим. Здесь очень распространенны такие безобидные имена, как: «Эйты» и «Кактебятам». Ну, а некоторых зовут: «Человек». Наверное, Человек всё-таки заслужил для себя хотя бы одну заглавную букву.

– ...и все в нашем Храме верят этим словам. Но ведь в последнее время сомневающихся становится всё больше, а их голоса зазвучали даже на Совете, – наконец-то закончил Магистр.

– Значит, тебе предстоит выдержать нешуточный бой, чтобы переубедить их...

«Ну да, конечно... всё это придётся делать мне. И спорить, и ругаться, и убеждать... Но почему же ты так уверен, что я дам тебе возможность спокойно дремать в кресле, пока я бьюсь с цеховиками на Совете?»

– Может быть, всё-таки стоит послать вместе с ним несколько братьев-жрецов? Из тех, которые... – Магистр запнулся, вздохнул и легонько забарабанил пальцами по столу, старательно отыскивая нужное слово, – ...поопытнее.

– А разве в пророчестве было хоть одно слово про такое... – и Магистр с удивлением заметил, как Учитель зашевелил губами, тоже перебирая непослушные слова, – ... сопровождение?

– Нет, не было, – пришлось согласиться Магистру, и Учитель улыбнулся и промолчал, давая понять, что ответ на вопрос получен.

– Так что же нам теперь делать? – спросил Магистр, внимательно глядя на Учителя.

Если бы здесь кроме них был бы ещё кто-то, то Магистр вёл бы себя по-другому. Конечно он не кричал бы и не ругался, но никто кроме Учителя не должен был чувствовать растерянность главы Храма.

– Помолимся... – ответил Учитель и повернул голову в сторону кухни, откуда уже несколько минут долетали до зала негромкие звуки. Сколь скудным не было меню Храма – кухня всегда просыпалась самой первой.

«Замечательно...» – чуть покачал головою Магистр. Он даже и не подумал послушаться совета Учителя и зашептать тихие слова молитвы. – «Куча денег уходит из Храма; уходит неизвестно куда; уходит именно тогда, когда мы все ожидаем заседания Совета; и уходит из-за какого-то нелепого пророчества, которое, кстати говоря, могло быть прочитано только тобою... И ты предлагаешь нам всем молиться... Тебе-то всё равно, а вот за казну Храма отвечаю я... И хотя мне не перед кем отчитываться, кроме как перед Ним, но ругаться на этом Совете всё же придётся», – подумал Магистр, а вслух тихо произнес:

– Помолимся, Учитель.

Солнечные лучи наконец-то во всю свою силу пробились сквозь крону растущего во дворе дерева и вспыхнули яркими пятнами на стене столовой. Если присмотреться к ним повнимательнее, то эта картинка изображала собою... рисунок листьев дерева, растущего под окном. С каждым днём солнечные пятна на стене становились всё шире и шире. В роли художника сейчас выступала сама осень. Это именно она занялась листьями на ветках дерева, прокладывая дорожки для солнечных лучей. Осень брала штурмом эту страну. Она уже приступила к осаде Храма, и исчезающие и вновь появляющиеся на стенках солнечные зайчики, наверное, были её маленькими разведчиками.

– Он вернётся... – чуть шевельнулись губы Учителя, а его белые зрачки уставились прямо в лицо собеседнику. И глава Храма в эту секунду почти готов был поверить, что слепой Учитель всё-таки что-то видит. Может быть, это что-то находится сейчас где-то там... за спиною Магистра... или в его душе... или вот за этой стенкой?

– Он вернется, – повторил Учитель. – Если только... если мы не будем вмешиваться...

– Но ему же, – в очередной раз попробовал возразить Магистр, – всего семнадцать лет.

– Шестнадцать, – тут же поправил его Учитель таким тоном, словно это кардинально меняло дело. – Семнадцать ему будет только этой зимою. Я хорошо помню тот год, когда этот малыш появился у нас в Храме...

«Пропади ты пропадом, старый дурак... Но только, во имя всего святого, как?! Каким образом тебе удаётся угадывать все важные события, которые должны произойти в нашей стране? И войну с гномами, и смерть старого короля, и набеги пиратов... Неужели всё-таки ты видишь эти пророчества?»

– Пойдём... – решился Магистр, наконец-то поняв, что так и не сможет переубедить Учителя. – Пора его будить.

– У него сегодня будет тяжёлый день. Пусть поспит ещё немного... А вот нам пора идти... приготовить для него несколько мелочей в дорогу.

Осень спряталась за разноцветными пластинами окна и уже была готова подслушать этот разговор; но обиделась и заплакала мелким дождиком в тот момент, когда жрецы встали из-за стола и неторопливо пошли к выходу из обеденного зала.

Проплакав так пару часов, осень сделала небольшую передышку, чтобы полюбоваться, как из ворот Храма (если, конечно, воротами можно было назвать два больших дерева и тропинку между ними) вышел юноша. Тощий заплечный мешок, серый жреческий плащ и длинный посох. Путь жреца лежал сначала до ближайшего города Парт, а потом… ну, а потом – несколько дальше.

Из маленького окна второго этажа Храма два старых жреца наблюдали за неторопливо шагающей по дороге маленькой фигуркой. Вернее – смотрел только один из жрецов, а белые зрачки второго, как обычно чуть дёргались, ни на чём особо не останавливаясь.

– Пойдём... – произнёс Учитель, когда юноша скрылся за поворотом дороги. – Я расскажу тебе, как можно справиться с теми вопросами, которые возникнут у нас на Совете... Кстати, а ты не помнишь, мы объяснили ему или нет: за чем же на самом деле он пошёл?

 

 

2. Один очень простой способ

 

Люди уверены, что их жизнь доверху наполнена всякими неожиданностями. Хорошими и плохими, весёлыми и не очень. Такими, из-за которых хочется смеяться, и такими, про которые потом даже вспоминать неприятно. И вот как раз для того, чтобы с честью выйти из таких ситуаций, и необходимо обычное везение, которого всем людям почему-то никогда не хватает.

Человек легко может казаться и красивым, и умным, и смелым, и ещё черт его знает каким; но если у него нет даже крупицы удачи, то пожалуй, от такого знакомого стоило бы держаться как можно дальше.

А вот некоторые люди убеждены, что удача нужна только слабым и неорганизованным, а им самим она абсолютно ни к чему. Такие мудрецы всю свою жизнь пребывают в полной уверенности, что именно они-то и являются хозяевами своей судьбы. И только на склоне лет они с удивлением понимают, что подобными мыслями всё время отпугивали удачу от себя.

 

 

Капитан всегда считал себя очень удачливым человеком. Ему некогда было заниматься проблемами счастья и везения. Он решал подобные вопросы мимоходом и, не задумываясь ни на секунду, вытаскивал первый попавшийся билет, который предлагала ему Судьба. И билет этот, каким-то непостижимым образом, всегда оказывался счастливым. Может быть, ангел-хранитель Капитана действительно был талантлив, а может быть, составляя эту линию жизни, Судьба находилась в превосходном расположении духа.

Вот и это утро вполне могло бы стать для Капитана и ясным, и беспечным; точно таким же, как и множество остальных. И пусть на улице моросит обычный для этого времени года мелкий дождик, пусть всё вокруг выглядит мерзким и противным. Счастье не покинуло Капитана.

Пока ещё не покинуло...

Всё дело в том, что одна проблема уже целую неделю имела наглость напоминать о себе Капитану. Скажем даже так – Проблема. И большую букву она получила для себя именно сегодня. А до этого она была всего лишь проблемкой и учтиво всплывала как-нибудь невзначай во время послеобеденной дрёмы или, допустим, при обходе квартала перед ужином. То есть тогда, когда Капитану абсолютно нечем было заняться.

Но вот именно сегодня утром Проблема стала изо всех сил теребить Капитана. Она нашёптывала ему про то, что до конца этой недели нужно будет заплатить Барону и, таким образом, продлить ещё на один год пребывание на должности Капитана.

В этой стране Сержант платит Капитану, Капитан – Барону, Барон – Герцогу, Герцог – Королю. Здесь все платят своим начальникам, так что, наверное, даже Король собирает ежегодную пошлину из своей казны. Вот только как он отправляет Ему эти деньги? Неужели доверяет жрецам...

Деньги являются самыми успешными карьеристами. Они легко шагают от подчиненного к начальнику, одним махом преодолевая крутые ступеньки служебной лестницы.

Так вот именно сегодня утром Проблема и решила взяться за дело всерьёз. Она внимательно изучила содержимое карманов Капитана и убедилась в острой нехватке наличных. Впрочем, Капитан пока ещё особо не волновался. Ему хорошо были знакомы способы получения денег от тех людей, которые живут в этом квартале. Вы подумали про угрозы и вымогательства? А, может быть, даже про пытки и казни? Да что вы… способы были вполне законными. Ну естественно, в том смысле, что они не нарушали тех законов, которые Капитан сам и устанавливал для этого квартала. Выплачивая налоги Барону, он имел на это полное право.

 

 

Когда Сержант пришёл доложить Капитану обо всём, что случилось в квартале за прошедшие сутки, Проблема милостиво согласилась сделать небольшой перерыв, на время перестав досаждать Капитану.

Сержант вошёл в комнату и замер у порога, ожидая, когда Капитан соизволит обратить на него внимание. А Капитан в это время смотрел в окно, наблюдая, как на другой стороне улицы маленький котёнок пытается охотиться на хромающего голубя. Капитан наблюдал за охотником и его жертвой и усмехнулся, на секунду представив себе, что такой огромный голубь мог бы, наверное, играючи разделаться с этим малышом. Но при этом у Капитана не могла даже и появиться мысль о том, что сегодня он сам может стать мишенью, которую пытаются ухватить острые коготки Проблемы.

– Говори, – коротко сказал Капитан, но так и не повернулся от окна.

Сержант откашлялся и хрипловатым баском начал говорить:

– Глава Цеха Оружейников просит разобрать один спор.

Капитан недовольно поморщился. Цеховики – люди определённой профессии – были ему неподвластны. Если сказать точнее: Капитан мог судить самих людей за их личные проступки, но он не имел права вмешиваться в дела Цеха, накладывая на них штрафы. Это мог делать только Барон и, стало быть, данное сообщение Сержанта никак не могло помочь в решении Проблемы.

– Что там у них? – негромко спросил Капитан, рассматривая, как котёнок в очередной раз пытается подобраться к нагло идущему по мокрой мостовой голубю.

– Один из мастеров этого Цеха использовал инструменты, которые не записаны в уставе и, стало быть, – не разрешёны для работы. Он взял маленький нож и прикрепил его к деревянному бруску так, – ладони Сержанта как-то хитро сомкнулись, изображая какую-то фигуру, – что получилось...

– Они там что, сами не могут разобраться? – недовольно перебил его Капитан. Технические подробности этой жалобы нисколько его не интересовали.

По улице проехала телега, и голубь взлетел, хлопнув крыльями перед самым носом котёнка. Капитан проследил взглядом за полётом птицы и наконец-то повернулся к Сержанту.

– Они подали запрос по всей форме... – словно в чём-то оправдываясь, пробормотал Сержант.

– Отложи это на потом. Скажи, что мы обязательно решим их вопрос до конца месяца... Дальше.

Сержант на секунду прикрыл глаза, припоминая, о чём же ещё должен сейчас рассказать Капитану. Сержант никогда не пользовался записями. И не потому, что мог бы похвастаться отличной памятью, а просто потому, что был абсолютно неграмотным.

– Цех Магов отказался принять к себе этого мастера, – продолжил Сержант. – Они говорят, что в его изделиях нет никакой магии. А если его щиты и получаются крепче всех остальных, так это просто потому...

– Дальше!! – недовольно рявкнул Капитан. – Хватит про цеховиков, болван! Что там ещё случилось сегодня?

– Умер Старик, – тут же доложил Сержант, нисколько не изменив при этом ни тона, ни интонации голоса. Он уже настолько привык к таким окрикам своего начальника, что почти не обращал на них внимания. – Тот самый, который жил в доме Бородавки на северной дороге.

Капитан чуть приподнял брови, почувствовав – каким-то седьмым чувством, но всё-таки почувствовав – решение Проблемы. Про трупы мелких обывателей, которые находили ежедневно в лачугах этого квартала, Сержант обычно не докладывал Капитану. Даже если трупы были с перерезанным горлом. Значит Сержант решил, что известие о смерти этого Старика каким-то образом может заинтересовать Капитана.

– И-и-и?.. – осторожно протянул Капитан, предлагая Сержанту продолжать.

– У него не осталось ни родственников, ни друзей... а долги остались, – добавил Сержант через секунду и достал откуда-то из-за спины небольшой лист бумаги.

Капитан секунду полюбовался на то, как Сержант вертит в руках мятый листок, словно припоминает, умеет ли он читать или нет; а потом молча протянул руку, избавляя Сержанта от таких мучений. Расправив бумагу обеими руками, Капитан повернулся к окну, чтобы утреннее солнце осветило ровные строчки, выведенные умелою рукой писаря.

Перечень того, что теперь осталось в доме Старика, уместился на одной страничке и содержал восемнадцать пунктов. Первым из них был: «осел, серый с рыжими ушами, ещё пригодный для работы». Второй и третий пункт разделили между собой набор столярных инструментов и… неизвестно каким образом попавший в этот список арбалет. Капитан удивлённо перечитал ещё раз третью строчку и вопросительно повернулся к Сержанту.

– Дрянной арбалет, – тут же принялся объяснять Сержант, предугадывая немой вопрос Капитана. Впрочем, от подобных объяснений ситуация понятнее не стала. – За механизмом совсем не ухаживали, хотя струна и была снята с пружины. Наверное, Старик давным-давно подготовил его для долгого хранения, а потом забыл про него и не прикасался к машинке лет двадцать.

«Интересно, а как Старик, если бы ему это вдруг понадобилось, собирался натягивать струну?» – подумал Капитан, – «Голыми руками этого не сделать, а нужных инструментов у него могло и не быть. Или же он собирался бить врагов арбалетом, словно дубинкою?»

– Старик, конечно, не имел права хранить у себя арбалет, – звучал возле двери голос Сержанта, – он же не был ни знатным горожанином, ни мастером из Цеха Оружейников... Но, он уже отдал Ему свою душу... и нам теперь, вроде как, и наказывать-то некого.

Капитан махнул рукою, заставляя Сержанта замолчать, и уселся в кресло, не сводя при этом глаз со списка. Опытным взглядом он быстро вычислил сумму, которую можно выручить за вещи умершего. Монет пять серебром, ну, может быть, чуть побольше. Старик, как и большинство жителей этого района, не был ни нищим, ни богачом. Наконец-то отложив в сторону список, Капитан медленно вытянул ноги под стол и скрестил руки на груди. И только после этого кивнул Сержанту.

Тот рассказал, что наследники Старика так и не объявились, но зато Сержанту предъявили две записи в долговых книгах Гильдий. Старик обязался уплатить до конца только что начавшейся осени по одной серебряной монете за сено для ослика и за уголь. Сено по прежнему лежало в пристройке дома, а из угля добрые люди сделали погребальный костер для тела Старика.

Сержант умолчал о том, что в таверне ему показали ещё одну надпись. Куском мела над стойкой было записано о том, что Старик задолжал хозяину этого заведения восемь медных монет. Но хозяин таверны с таким же правдивым выражением лица рассказывал и про то, что двадцать лет назад его нос был сломан лично Королем. И после выразительного взгляда Сержанта эта надпись была – со вздохом и лёгкой усмешкой – стёрта кабатчиком.

Капитан лениво барабанил пальцами по подлокотнику кресла, раздумывая над словами Сержанта. Наследников у Старика нет, а его осел и всякий хлам остался... и барону надо платить... совсем уже скоро надо будет ему платить...

– Устроим аукцион? – сказал Капитан, явно не задавая вопрос Сержанту, а просто раздумывая вслух.

– Аукцион? – переспросил Сержант. Это слова явно было ему не знакомо.

– Аукцион, – кивнул Капитан. – Ну, это... – начал он объяснять, заметив недоумение Сержанта, – это такая штука... Вот представь себе, что у тебя есть абсолютно никчёмная вещь, а ты хочешь выбить из кого-то пару монет...

Посмотрев ещё раз на Сержанта, который тут же попытался придать своему лицу многозначительный вид (что, кстати, ему удалось только частично), Капитан замолчал, так и не договорив. Как бы он ни старался объяснить Сержанту гениальность только что возникшего плана, тот всё равно ничего не поймет. Во всяком случае – до тех пор, пока не получит ясную и чёткую команду, чем же теперь надо заняться.

– Ладно, – проворчал Капитан. – Иди собери ребят: тех, которые скучают сейчас в караулке. Пусть они отложат свои карты, пробегутся по кварталу и притащат сюда всех, кто шляется там без дела. И пусть скажут тем лоботрясам, что им всем надо будет купить у меня кое-что... для их же собственной безопасности. Так что – пусть лучше сразу забегут домой за деньгами.

«Ну, вот вам и решение проблемы», – довольно подумал Капитан, когда за Сержантом закрылась дверь.

Капитан поднялся из кресла и выглянул в окно. Котёнка там уже не было. А Проблема... Проблема тихонько вернулась и снова напомнила о себе тревожными мыслями:

«Шесть монет, шесть монет, шесть монет... Где до конца этой недели взять шесть серебряных монет? Можно ли это барахло продать за шесть монет?»

 

 

3. Пункт номер четырнадцать

 

Капитан спустился из своего кабинета во двор через два часа. Он молча оглядел людей, которые столпились перед широкой лестницей.

Осенний дождик этим утром уже обрызгал холодными каплями всё вокруг, словно заботливая хозяйка поливает герань на подоконнике. И весь мир, словно цветок в горшке, расцвел и приободрился; но, честно говоря, ни капельки при этом не улучшился.

Сержант с его ребятами стояли около ворот. А возле крыльца, на утоптанной сотнями ног коричневой земле, несколькими неравными кучками, расположилось человек тридцать. Сержант неплохо потрудился, окриками подгоняя своих ребят.

Капитан внимательно осмотрел хмурые лица людей. Недавно он оценивал вещи, которые остались в доме Старика, а теперь соображал – насколько реально можно было выбить из собравшихся здесь людей деньги.

«Ну... если всё пойдёт хорошо...» – думал он, переводя взгляд с одной физиономии на другую, – «и обойдёмся без зуботычин... может быть монет пять серебром у этого сброда и найдётся. Две монеты – на уплату долгов Старика, а три – для барона... Не хватает. Нужно где-то срочно добыть ещё три... Придётся, наверное, объяснять Цеховикам, что Старик совсем и не был им должен. Ведь не поверят...»

Пять серебряных монет – месячное жалование мастера Цеха, или пяти подмастерьев, или десяти подёнщиков, или… ну, одним словом, это была внушительная сумма. А вот если подсчитать: зарплата скольких подмастерьев равняется зарплате Барона? И сколько подёнщиков можно сравнить с одним Герцогом?

Почти все собранные здесь люди были жителями этого квартала. Их лица хорошо были известны Капитану, хотя он и не мог вспомнить все имена. А вот из чужих… жрец Его, стоял возле самого крыльца и опирался рукою на длинный посох. Этого жреца Капитан, может быть, и видел раньше у себя в квартале, а может быть – и нет. Кто же запоминает лица жрецов? Тем более что внешне служители Его мало чем отличаются друг от друга. Они все как один: худые, бледные, молчаливые и голодные. А вот этот жрец ко всему прочему был ещё и очень молод. Неизвестно почему, но Капитан как-то брезгливо поморщился, когда увидел здесь жреца.

И ещё здесь был один незнакомец, который стоял где-то в задних рядах. Взгляд Капитана на секунду задержался на этом человеке. Плащ из хорошего сукна, добротная кожа сапог… что такому красавцу понадобилось в этом квартале? И как он умудрился попасться ребятам Сержанта?

Капитан был бы очень удивлён, если бы ему кто-то рассказал, что и молодой жрец, и Незнакомец пришли сюда по своей доброй воле. Редко кто из простых горожан появлялся таким вот образом во дворе Капитана.

«Что ж, надо начинать», – и Капитан еще раз осмотрел жидкую толпу. Ему вдруг очень сильно захотелось плюнуть на всё и уйти обратно в дом; туда, где впервые с давным-давно прошедшей весны был растоплен камин. Хотелось забыть всё и выкинуть из головы Проблему, но она ещё раз напомнила о себе, и Капитан вздохнул, решив начинать.

За эти два часа ожидания, когда его солдаты бегали по улицам и собирали народ, Капитану удалось придумать правила аукциона. На его взгляд всё получилось не таким уж и сложным, а самое главное – вполне законным. Он решил называть вещь из списка и объявлять ей цену, за которую кто-то их собравшихся и должен был её купить. Если такой доброволец находился, то он должен был поднять руку. А вот если такого не случалось – дюжие ребята Сержанта начинали нервно покашливать, поторапливая обывателей...

А если же поднятых рук окажется несколько – хотя Капитан в этом и сильно сомневался, но не отвергал полностью такую возможность – то надо было просто увеличить цену, и поднимать её до тех пор, пока в толпе останется один единственный покупатель. Который и заберёт только что купленный товар.

Первый пункт – ослик – не занял много времени. Единственным претендентом на него оказался сосед Старика, тот который и кормил ослика всё это время, ожидая решения Капитана. Покупатель выглядел счастливо, хотя немного и поворчал о том, что он уже потратил на это животное сено. И что с тех двух серебряных монет, которые он сейчас заплатил, хорошо было бы получить сдачу. Но, его здесь никто уже не слушал.

Пункт второй – набор столярных инструментов после непродолжительного торга ушел за двадцать медяков. А вот цену на арбалет Капитану пришлось называть трижды. До тех пор, пока люди не почувствовали, как за их спинами нервно вздыхает Сержант. И вот только тогда кто-то из цеховиков наконец-то вспомнил, что арбалет в домашнем хозяйстве – незаменимая вещь; и что давно надо было собраться и купить его за такую, более чем скромную, цену.

Перечисленные в следующих одиннадцати пунктах списка вещи очень долго искали своих новых хозяев. Никто из горожан не хотел отдавать свою медную монету, чтобы приобрести: «пень, используемый для сидения». И только после очередного покашливания Сержанта люди вздыхали, поднимали руку, отдавали монету и почти бегом направлялись на улицу с покупкой... чтобы сразу же от неё там и освободиться.

Капитану уже стало казаться, что этот аукцион не сможет принести запланированной им суммы в пять серебряных монет. И он уже готов был отдать весь оставшийся хлам за пять... нет, за десять медяков. Но вот тут-то и наступило время для пункта номер четырнадцать.

В списке под этим номером было написано: «адежда умершего бывшая на нем кастяная серьга из уха умершего и чётки Ево бывшие в руках умершего в тот мамент когда он умер». Человек, который написал эти строки, не отличался большим изяществом стиля, но, по крайней мере, он делал не больше пяти ошибок на строчку. А грамотнее писца в этом квартале был только Капитан – он умел ставить запятые.

Капитан громко прочитал эту надпись и, помолчав пару секунд, назначил цену в три медных монеты за все предметы.

И вот тут-то, неожиданно для всех, над головами одновременно поднялись вверх сразу две руки. Жрец Его и богатый Незнакомец, которые ничем до этого момента себя не проявили, решили поторговаться за право обладать этими предметами. По толпе прокатился небольшой вздох. У людей, которые остались к этому моменту во дворе, появилась робкая надежда сохранить хотя бы часть своих денег.

Капитан мысленно усмехнулся, глядя, как молодой жрец старательно тянет вверх руку. Нищета жрецов была хорошо известна всем, и если Капитан рассчитывал сегодня получить от кого-то деньги, то только не от этого юноши. Какие-то там обеты запрещают служителям Его прикасаться к деньгам, а если уж им всё-таки приходится это делать, то они потом долго постятся и молятся, зарабатывая себе прощение.

По крайней мере, так рассказывают всем сами жрецы. И может быть, именно поэтому разбойники пренебрежительно усмехаются, увидев на дороге серый плащ жреца? И даже не заглянув в их карманы, проходят мимо не из-за своей набожности; а только из-за тех слухов, которые так старательно распускают о себе сами жрецы?

Как бы то ни было, а Капитан увидел поднятые руки и поднял цену сначала до пяти медяков... потом до восьми... и десяти. Ни один из претендентов руку не опустил, а шум во дворе стал чуть-чуть сильнее.

Пятнадцать монет... двадцать пять.

Жрец Его стоял с робкой улыбкою и как школяр положил локоть вытянутой вверх правой руки на ладонь левой, при этом изо всех сил пожирая глазами Капитана. А вот Незнакомец держал руку прямой, словно старался до чего-то дотянуться и, не отрываясь, смотрел на какую-то точку у себя под ногами.

Когда Капитан произнёс слово: «тридцать», – толпа людей как-то потеснилась и отступила на полшага от жреца и Незнакомца, и они вдруг оказались в небольшом свободном кругу.

«Зачем тебе эти чётки, Жрец?», – хрипло засмеялся чей-то голос в толпе, – «Ты что, свои потерял?»

Точно такие же четки, которые лежали сейчас возле Капитана, носил с собою каждый служитель Его. Двенадцать деревянных шариков (по числу пальцев на руках Его) нанизанные на толстую серую нитку. Такие четки невозможно было купить. В любом Храме их раздавали всем желающим абсолютно бесплатно. И у Капитана где-то тоже валялась пара таких чёток.

– Может быть, мы на этом и остановимся? – как-то неуверенно предложил Капитан, но оба покупателя промолчали.

Когда была названо: «сорок монет», Капитан понял, что сейчас ему надо будет перевести цены на серебро. И он ещё раз перечитал строчку под номером четырнадцать и оглядел лежащие на крыльце предметы: какая-то грязная хламида, белая капелька серьги и чётки. Капитан был уверен, что ничего из этого пункта не стоит даже медяка, но если какой-то сумасшедший собирается отдавать за это серебро... что ж, пусть платит.

Но, Капитану всё равно было как-то неуютно. Он считал, что можно было требовать с кого-то серебро, допустим, за осла или же за спасение собственной жизни... а вот за это барахло.

Капитан в очередной раз недоумённо пожал плечами и объявил цену сначала в две, а потом и в пять серебряных монет. Шум толпы начал стихать, а жрец и Незнакомец даже не пошевелились.

Абсолютная тишина наступила, когда Капитан сказал: «сорок монет серебром»... Именно столько Капитан платил Барону за год своей службы в его городе. А руки покупателей так и не опустились.

Капитан почувствовал неприятную сухость во рту, болезненно сморщил лицо, сглотнул... и объявил цену в одну золотую монету. Золото в этом квартале было: одна монета лежала у него дома в надёжном тайничке, и ещё одна была в доме главы Гильдии торговцев. Хозяин таверны убеждал всех постояльцев, что у него тоже есть такая монета, но вот как раз то из-за такой болтливости ему никто и не верил.

Покупатели не отступились и тогда, когда цена поднялась до пяти золотых. А вот когда Капитан произнес ранее неизвестные ему слова: «десять золотых», рука Незнакомца дернулась и медлено-медлено опустилась вниз. Он покраснел, и капелька пота величиной с горошину прокатилась по его круглой, гладко выбритой щеке.

Услышав одновременный вздох тридцати глоток, жрец Его понял, кто вышел победителем из этого поединка. Он спокойно опустил руку и, не оборачиваясь на Незнакомца, пошёл к Капитану, аккуратно протискиваясь между стоящими у него на дороге людьми.

Капитан увидел, что жрец протянул ему аккуратно сложенные короткой колбаской и завёрнутые в бумажку десять золотых. И тут ему пришла в голову мысль, что у этого юноши больше нет ни одного медяка. И что жрец заранее знал, какую сумму надо будет выложить, чтобы купить то, зачем он сюда пришёл.

Из пункта четырнадцатого, только что купленного за десять золотых монет, юноша поднял с пола только четки.

Жрец пошёл к воротам, унося свою покупку, а Незнакомец продолжал стоять посреди двора, глубоко дыша и рассматривая носки своих дорогих сапог.

Проводив взглядом фигурку жреца, Капитан внезапно понял, что на остальные четыре пункта из этого списка он вряд ли найдет сейчас покупателей. И ещё одно... заметив, как глаза Сержанта заволакивает мечтательная дымка, Капитан решил прямо сейчас идти к Барону и отдать ему всё золото. Вряд ли кто-то в этом квартале сможет дожить до утра, имея у себя в кармане десять золотых монет. В этом вопросе и сам Капитан не был исключением. А значит – бегом к Барону... и пусть обо всём этом думает кто-то другой.

«Надо посчитать», – подумал Капитан, пряча монеты. – «Если я сейчас отдам всё золото Барону, то за сколько лет, таким образом, я ему заплачу?.. Если считать по пятьдесят серебряных за один золотой… да по сорок в год… получается – двенадцать с половиной лет... в три раза больший срок, чем мне остаётся до пенсии... Значит – переплатил».

Отсюда до Барона добираться не меньше часа... а осенняя дорога скользкая... да и ножи у людей живущих в этом квартале острые... Не предаст ли сегодня Капитана его Ангел-Хранитель? Кажется, ему сейчас придётся основательно потрудиться.

Интересно, а успеет ли Барон не потерять головы (в буквальном смысле слова: «не потерять») и добраться до Герцога, чтобы передать ему эти деньги? И где – на каком уровне власти – за десять золотых монет уже не перережут глотку?