1

Ревел мотор, мимо проплывал берег, возле воды стояли высоченные ели, лиственницы. Всюду буреломы, завалы, в нескольких метрах от воды уже темно – одним словом, тайга. Мы с Серегой шли на лодке уже сутки по маленькой и быстрой речке, глаза слипались от переутомленья. Два стареньких «Вихря» ревели, дымили, но медленно несли Серегину плоскодонку против течения. Ектырныш, так по карте называется речка, но в окрестностях никак, кроме Екти, ее не кличут. На много километров она известна своими изгибами через каждые сто метров, опасными порогами. Если смотреть по карте, то речка представляется тонким, изогнутым червем. И еще на ней стояла изба. Моя изба. Глупости, что хозяин не гордится своей избой. Кто не любит свое творение, на которое извел столько пота и крови? Ведь строил полтора года, на своем горбу тащил материалы, зимой откапывал метр-два снега, летом ставил навес, чтобы не отсырело дерево.

Я развалился на сиденье и лениво осматривал проплывающую тайгу, руку через утепленную куртку защитного цвета приятно холодил железный корпус. В голове крутилась счастливая мысль, что пешком добирался бы дней пять, попробуй быстро пройди таежные завалы с тяжеленным рюкзаком, ружьем и болотниками на ногах.

-Чего жмуришься, как кот? – Проорал Серега, рев моторов перекрывал любой звук.

Я оглянулся на друга. Глазам предстала, грязная, длинная, закрывающая половину толстой морды рыжая борода, за кою прозвали Барабасом, хитрые, маленькие глазки, реденькие волосы, видна розовая плешь – короче, для обычного обывателя зрелище страшное. А если учесть, что Серега был похож на бочонок, за плечом торчали лыжная палка (в лицо накрапывал осенний дождик!) и огромный карабин… Но он, по правде, добродушный человека, способный неделю идти с сорока килограммами веса, останавливаясь только, чтобы нагадить за кустом. И только немногие знали, почему круглый год таскал за спиной лыжную палку.

Лет пять назад, зимой решил на лыжах прогуляться до соседней избы, ружье, конечно, оставил. Кого стрелять на топтаной лыжне? И тогда напал медведь, вылезший почему-то из берлоги. Дурень, улегся спать в ста метрах от человеческого жилья. Быть Сереге ужином зверюге, если бы со страху не подставил палку, концом уперев в дерево. Медведь, бросившись, насадил себя на палку, железо пробило сердце и вышло на мохнатой спине, напротив сердца. Целую неделю с мужиками ели медвежатину, а Серега потом всегда носил с собой палку, прозванную выручалочкой, говорил, что даже кидать научился как дротик.

-Думаю, сколько времени ты потратил, подвозя такого никчемного человека! – Ответил я, губы сами разъехались в широкую улыбку.

-Эх, Вадька! – Воскликнул друг, обнажая крепкие желтые зубы. – Когда тебя пошлю?

Я не ответил, вернулся к созерцанию тайги. Хвойные деревья стояли впритык, развесили пушистые ветки, не давая солнечным лучам пробраться к земле, покрытой мхом, отмершими иголками. Постоянно висела мошкара, слепни, благо дым моторов и встречный ветер отпугивали насекомых. Кто ходил по тайге, знает: под сапогами хлюпает мох, всегда душно и сыро. Часто проваливаешься по колени, с дуру можно забрести в такие болота, что не найдут никакие спасатели.

Через пару часов, за поворотом показался приметный холм, любимая ложбинка, вот здесь, возле трухлявого бревна, набирал воды. Серега направил к берегу, нос уперся в глинистое дно, моторы впервые за сутки затихли, напоследок выплюнув вонючее бензиновое облако. По ушам ударила тишина, нарушаемая криком птиц и жужжанием насекомых.

-Приехали. – Констатировал Серега, полез проверять натрудившиеся моторы.

Я выбрался из лодки, сапоги погрузились в глину, зачмокали, разбрызгивая грязную воду, пришлось попотеть, пока выбрался. Ноги понесли по заросшей, еле заметной тропке. За холмом глазам предстала изба, моя избы. Чуть покосилась труба, придется чинить, а в остальном такая же, как и оставил год назад. Обошел кругом, ладонь легла на сруб, кожу приятно охолодило шершавое дерево, присел на лавку, в грудь ворвался запах подопревшего дерева.

-Вадим! – Заорал Серега из-за холма. – Я тебе что ли носильщик вещи таскать?

Я чертыхнулся, побежал обратно. На берегу друг возился с моторами, вполголоса матерился, здоровенные ручищи что-то подкручивали, яростно скребли рыжую бороду.

-Таскай давай. – Бросил он, не поднимая головы.

Я снова чертыхнулся, но руки уже потянулись за поклажей, нащупали мешки из грубой ткани. Десять минут ушло на перетаскивание вещей. На спине выступил пот, руки чуть тряслись, но мышцы разогрелись, готовые работать после долгого отдыха в холодной лодке. Наконец, победно поставил на крыльцо последний мешок.

-Готово. – Сказал Серега, обтирая руки.

Он стоял в лодке, прощались, пожали руки.

-Через три недели? – Спросил он.

-Да.

-Давай, Вадька. Если что, звони.

Взревели моторы. Лодка понеслась обратно, на реке долго еще волны ударяли о берег. Сереге завтра на работу, потому и уехал, даже не перекусив. Таежники, тундровики и все те, кто ездит на природу серьезно, строят свои избы, охотятся, всегда голодные, хмурые от недосыпа, ведь приходится работать на двух работах: в лесу, тундре и на обычной, получая деньги. Я постоял немного и пошел в избу растапливать печку. Хотелось спать.

 

2

Спать долго не пришлось. Разбудил какой-то резкий звук, глаза открылись, понял, что лежу на нарах, заснул пару часов назад, так как глаза слипались, словно не спал… Резко сел, ноги свесились, ступни уперлись в холодный пол. Две лодки, подумал я. Кто это может быть? Быстро оделся, благо спал, почти не раздеваясь, выбежал наружу. Звук приближался и довольно быстро. Лодки шли быстро, моторы явно мощные, иностранные.

Полминуты ушло, чтобы подняться на холм. Перед глазами раскинулась бескрайняя тайга, петляющая Екти… И две лодки рассекающие воду. Я сощурил глаза, пригляделся. Точно иностранные, дорогие, на одной трое, на другой четверо. Летели, словно черти, опасно близко от берега.

Пригнулся, чтобы не заметили. Не нужны мне такие гости. Они подплыли поближе, я разглядел пять молодых парней и две девушки. Гул моторов затих, я чертыхнулся: причаливали прямо там, где три часа назад стояла Серегина лодка – наверняка, увидели свежие следы.

Бегом спустился к избе, достал ружье. У меня старенькая двустволка, друзья уговаривают купить многозарядное, но зачем? Не воевать же в тайгу иду. Щелкнули патроны, устраиваясь в гнездах. Я вышел из избы, приставил ружье к стене, вряд ли понадобится, по тропинке выходили парни и девушки, все как один в кожаных крутках и штанах, обвешаны цепями, как елки украшениями. Только один в нормальной одежде: болотники, коричневые штаны, куртка маскировочной расцветки.

-Привет, дядя! – Весело крикнул первый. Пьяное лицо скривилось, изображая улыбку. – Встречай гостей!

Дружки загомонили, трясущиеся пальцы указывали в мою сторону. До меня долетел тяжелый запах алкоголя, девки на вид нажрались больше.

-Шли бы вы отсюда, ребята. – Ответил я, поочередно напрягая мышцы. Драка будет, выпивши, чувствуешь себя всемогущим, даже море по колено.

-Вы слышали… - Начал парень, явно главарь шайки, голос срывался на визг, голова замоталась, пытаясь удержать взглядом меня и дружков. – Вы слышали!? Он нас не уважает.

-Паша, успокойся. – Сказал парень в куртке маскировочной окраски. – Что ты ле…

-А он что!? – Перебил Паша, руки летали в воздухе независимо от его воли. – Он чего, а? Да я его!

Парень пошел на меня, взмахивая руками. Я отодвинулся в сторону, коротко ударил в челюсть. Паша всхлипнул, начал заваливаться набок, изо рта потекла тонкая струйка крови. Остальные бросились слаженно, словно долго тренировались, навалились со всех сторон, даже девки визжали, били слабыми ручонками. Я парировал удары, тренированное тело уходило от пинков, взмахов, било в ответ. Наконец, кто-то заехал сзади лопатой. В голове загудело, словно железо столкнулось с железом, я без сил повалился на землю.

 

3

Очнулся вниз головой, ноги стягивала веревка, переброшенная через сук дерева, руки привязаны за спиной к телу. Сволочи, стянули веревки так, что конечностей не чувствую. Все тело болело, особенно лицо и грудь, похоже, сломали ребро, или хотя бы трещина. Били ногами, лопатой, когда потерял сознание. Легко покачивался, до земли полметра, можно разглядеть букашек, копошащихся в сыром мху. Кровь прилила к голове, перед глазами плавали черные точки, ломаные линии, пятна. Я осторожно осмотрелся: привязали на ели возле избы, в метре от боковой стены. Как любил вечером пить чай, прислонившись к стволу! Попробовал пошевелить веревки, напряг мышцы – стало еще хуже, жесткая бечевка больно впилась в тело, сильнее затянулись узлы.

-Эге-гей! – Заорал я.

Из избы все время слышался хохот, пьяный говор. Сейчас затих, дверь с грохотом распахнулась. Я чертыхнулся, придурки, они мне так ее с петель снимут! На пороге показался парень, черт знает, как зовут, не Паша-главарь. Кожаная куртка распахнута, видны ребра, хилые мышцы груди и живота.

-Тебе чего, дядя? – Спросил он.

-Развяжи, придурок. – Сквозь зубы процедил я.

Он заржал, повернулся костлявым задом.

-Слышали? Он развязать просит! – Заорал в проход, в избе будто взорвался артиллерийский снаряд хохота.

Я замотал головой, перед глазами замелькали разноцветные пятна. Потерял сознание от прилившей крови.

Очнулся второй раз от удара об землю. Открыл глаза, возле лица лежала какая-то ветка, кусок выдранного мха. Сообразил, что засранцы обрезали веревку, и я грохнулся об землю с полуметра, как только шею не сломал? Благо земля в тайге сплошь покрыта мхом.

-Очухался, дядя? – Послышался голос сверху.

Меня перевернули. По-вечернему сиреневое небо заслонили уже знакомые протрезвевшие хари. Две девки стояли рядом с парнями, хихикающе переговаривались. Удивительно, как похожи такие сволочи. У всех, как на подбор, осунувшиеся лица, животное выражение, хилое тело, сильны только, когда навалятся скопом. Пнули слабо в ухо, голова мотнулась, взгляд зацепился за парня в нормальной куртке. Вроде, нормальный, не это быдло, видны мышцы под нормальной одеждой, лицо не такое осунувшееся, смотрит живо. Как затесался к этим?

-Очухался? – Повторили, я узнал Пашу.

Я разлепил, покрытые кровавой коркой губы, ответил: «Да». На землю закапала сукровица. .

-Вот и хорошо. Рыпаться не будешь?

Я уставился на Пашу. Лицо у него еще уродливее, чем у других, глаза смотрят с насмешкой и уверенностью в своей силе.

-Не буду. – Ответил через силу. – Воды дай, пить охота, мочи нет.

-Дайте ему воды. – Приказал Паша.

Девка побежала в избу, там что-то упало, разбилась какая-то посуда. Наконец, выбежала с большой кружкой, уши уловили заманчивое плескание. Меня поставили на колени, девка поднесла кружку к губам. Я жадно припал, губы приятно охолодило железо, кадык задвигался, по горлу прокатилась освежающая волна.

-Смотри, как жадно глотает! – Заорал со смехом парень. – Словно сушняк давит.

Остальные загоготали. Лицо Паши вдруг перекосилось, он ударил резко по челюсти, я упал на землю, в мох полетели осколки зубов вперемешку с кровью.

-Хватит пить! – Заорал Паша-главарь. – Думаешь, я тебе поверил? Думаешь, не знаю, что ты что-нибудь попробуешь сделать?

Я слабо заворочался, дрыгнул ногой. Рядом мох прогнулся под ботинком.

-Думаешь, поверил!? – Заорал Паша-главарь в исступлении.

В лицо врезался ботинок, от удара меня развернуло, бросило на полметра, в носу предательски захлюпало. Он подбежал и ударил еще раз, и еще раз, и еще… Остальные схватили главаря, оттащили, он вырывался, что-то орал, но я не слышал. Заехал, сволочь, по уху. Все тело свело болью, из груди вырвался полустон-полувсхлип. В голове что-то вспыхнуло, затрещало, и я в очередной раз потерял сознание.

 

4

Глаза открылись сами, будто кукловод дернул за ниточки. В голове вспыхнуло сознание. Вспомнил, почему лежу на сыром мху. Медленно покрутил головой. Лежал на том же месте, только уже ночь, ни зги не видно, из окон избы разливался свет керосинки, освещал стволы хвойных деревьев. Хоть бы избу не спалили, перевернутая керосинка – гарантированный пожар. Тихо, видно, уснули. Взгляд скользнул по собственному телу. Болотники порвались, кусками висела резина, штаны и куртка стали темно-коричневыми от грязи, много дыр и багровых пятен – хорошо Паша отделал. Попробовал пошевелить мышцами, связанными за спиной руками, тело отозвалось резкой болью – гематомы, ушибы, трещины в костях, похоже, пару переломов, веревки, хотя чуть ослабли, но все равно перетягивают так, что конечностей не чувствую. Но идти смогу, если напрячься – смогу.

Сбоку скрипнула дверь, я выгнул шею. На пороге стоял парень в нормальной одежде, задумчиво смотрел на звездное небо. Я еще раз поразился молодому здоровому телу, как может прозябать среди этих в кожаных куртках?

-Ты, мужик, извини. – Сказал он просящим тоном. – Так получилось. Думали, никого не будет. Еще выпили. Паша обычно спокойный, а тут…

-А тут не сдержался? – Зло спросил я, пытаясь лечь на бок, спина и грудь сильно болели от побоев.

-Да. Он еще молодой…

-Молодой, значит, все можно? – Перебил я опять. – Значит, все прощается? По-моему, сделал – отвечай.

Парень в нормальной одежде кивнул, согласился взглядом.

-Откуда дорогие лодки, моторы? – Спросил я.

-Родители у всех богатые. Кто нефтью торгует, кто газом…

Так всегда. Пороки приходят от пресыщения, бедный (не путать с нищим) обычно много работает, морален, нравственен, а богатые с жиру не знают, что делать.

-Завтра мы уедем, тебя отпустим. – Пообещал парень, я слабо дернул головой, мол, понял. Сделал вид, что устал, сильно хочется спать.

Прикрыл глаза, видел, как парень вернулся в избу. Прошло полчаса, как дверь открылась, на пороге показался парень в кожаной куртке, под глазами громадные синяки. Он спустился с крыльца, подошел ко мне. Нога в тяжелом, окованным железом ботинке ткнулась в грудь.

-Спишь, дядя? – Спросил он ехидно.

Захотелось съязвить, огрызнуться, но покалеченное тело заныло, и я ответил просто: «Нет».

-Ха-ха… Сейчас я тут отхожее место сделаю. – Сказал он, расстегивая ширинку.

-Дурак, «отхожее» от слова «отходить».

-Какой умный дядя! – Весело крикнул он.

Горячая, вонючая стрела ударила в лицо, забрызгала одежду. Я закашлялся, что-то попало и в рот, закричал:

-Ты что делаешь, засранец?

-Ха-ха… Дядя, не горячись, подумаешь – обоссали. – Ответил он и со смехом вернулся в избу.

Я ворочался на земле в бессильной ярости, можно избить и связать – это нормально, не на Марсе живем. Но обгадить – это не прощается. Убью, подумал, обязательно убью, такие недочеловеки, хуже, чем звери, не должны жить. Ничего, сейчас все уснут, наверняка, уже спят, и посмотрим, как дело повернется.

 

5

Прошло пару часов. Из избы не доносилось никаких звуков – уснули мальчики и девочки. Звезды слабо освещали ели, пихты, умолкли птицы, даже мошкара будто уснула, вяло посасывала кровь. Все время лежал и с остервенением старался не уснуть, наконец, решил, что хватит ждать. В молодости умудрился отсидеть три месяца за хулиганство, там научили прятать лезвие за зубами, под языком так, чтобы не мешало и не порезаться. Натренировался так, что часто забывал, и теперь, собираясь в тайгу, припрятал лезвие. И забыл. И это мне поможет.

Я в сотый раз прислушался – ничего. Сначала надо освободить руки, они за спиной. Ноги прижал к телу, руки протащил вперед, суставы затрещали – старею, но выдержали. Языком осторожно нащупал лезвие, через секунду оно было между губами, блестя в звездном свете. Тугая веревка поддавалась плохо, острое лезвие медленно резало крепкие волокна. Шея затекла, приходилось мотать головой туда-сюда, туда-сюда, наконец, веревка отвалилась кусками. На кистях отпечатались багровые рубцы, растер онемевшие пальцы, принялся за ноги. Скоро и ноги были свободны. Я встал, попробовал пройтись, вырвался сдавленный стон, конечности плохо слушались, не сгибались, словно палки.

Пришлось сесть на землю и долго растирать онемевшую плоть. Кровь зациркулировала быстрее, лучше, тело разогрелось, даже боль утихла. Я осторожно встал и побрел. Шаг, еще шаг, еще один… Прошел пятьдесят метров, прислонился к дереву. Грудь высоко взлетала и опадала, сердце громко бухало, гоня кровь. Тяжело идти, но надо. Чуть отдохнул и побрел дальше.

Скоро нашел знакомый пень, обхватил руками. Мышцы вздулись, дыхание перехватило, но тяжеленное дерево отлетело в сторону. Откинул тряпицу, глазам предстала ямка, рыл три года назад. Достал все: длинный нож, легкий топорик, спички в непромокаемом пакете, надувную резинку-одноместку, чистую сухую одежду. С наслаждением переоделся, скинув порванные и воняющие тряпки. Поежился, новая одежда холодная, а ночью в тайге по осени почти лужи замерзают. Оставив меня на улице, придурки могли получить к утру холодненький трупик, и никого не нужно было бы «отпускать».

Подумал и положил лодку обратно. На иностранных моторах догонят, как быстро ни греби. Пошел быстрым шагом по направлению к ближайшей деревне, авось добреду дней за пять. Все! Не найдете меня, тайгу как пять пальцев знаю.

Стало светать. Где-то за еловыми ветками встало солнце, но я этого не видел. Брел и брел, смотря под ноги. Под болотниками хлюпал влажный мох, в стороны летели грязные брызги. Ноги гудели, дыхание сбилось, а желудок скручивало от голода, но беспокоило не это. Это можно перетерпеть. Страшили мысли.

Может, вернуться и отомстить? Хотя бы взглянуть на них, узнать, что делают, о чем говорят. Ноги замерли, тело по инерции качнулось. Я медленно повернулся и побрел обратно.

Но зачем? Оно мне надо? Зрелый мужчина должен думать головой, а не сердцем. Зайду в милицию, накатаю заявление. Можно, даже не писать. Просто в следующий раз буду встречать гостей с ружьем в руках и, если что, говорить «до свидания». Зачем мне нужны лишние проблемы? Опять развернулся и пошел по направлению к селению.

Они избили, связали и издевались над беззащитным. Один даже помочился. Твари! Убить, отомстить! Поворот, ноги понесли к избе.

Стоп, спокойно. Они все-таки люди, еще молодые. Каждый в молодости делает ошибки, которые обычно видны только с высоты зрелости. Если был бы на их месте? Стыдно вспомнить, что вытворял в молодости. Надо прощать, как можно чаще прощать. Иначе жить будем, как звери. Развернулся и с твердым убеждением пошел к деревне, от избы.

Нога зацепилась за корень, растянулся на сыром мху, вырвалось ругательство. Подумал, что мог удариться головой о крепкий, как железо, ствол, и смерть. Паша мог забить меня до смерти, и смерть. На моем месте мог быть другой, например, ребенок или беременная женщина. И Паша мог бы убить их, беззащитных, пронеслась яркая, как электрическая дуга, мысль. Значит, он опасен. Значит, его надо устранить, уничтожить, чтобы не угрожал нормальным людям. Сердце, бившееся учащено, успокоилось, в голове прояснилось от мыслей, осталась только одна: «Не из мести нужно убить этих зверей. Нет, надо защитить нормальных людей». В мышцы словно вливались новые силы, они расширялись от прилившей крови, ноги стремительно понесли вперед, будто совсем не устал.

 

6

Перед глазами мелькали стволы елей, пихт, лиственниц, приходилось перелезать через поваленные стволы, глубокие овраги. Через пару часов вышел к Екти, на следующей петле моя изба. За несколько часов прошел столько же, сколько и за всю ночь. Правда, тогда не было четкой цели. Вдруг, где-то впереди послышались голоса. Я начал подбираться поближе, толстые стволы закрывали обзор, не видно, что находится через десять метров.

-Ищите, ищите! – Уловили уши, узнал голос Паши-главаря. – Не мог же далеко уползти. Если бы меня так избили, я бы не вставал неделю!

Ха! Не вставал бы он неделю. Походил бы ты неделями по глухой тайге с тридцати килограммовым рюкзаком.

-Паша, не волнуйся, найдем мы его. – Ответил кто-то из парней.

-Найдете, как же. – Ответил главарь. – Ладно, я пошел.

Слышно было, как дальше и дальше трещали кусты – Паша ушел в избу. Я осторожно подобрался поближе, выглянул из-за разлапистой ели. Между стволов брели двое парней в кожаных куртках, у одного моя двустволка. Ноги переставляли медленно, глазами вяло осматривали кусты, мох, уже не верили, что найдут. Что ж, я сам вас нашел, можете не стараться. Рука нащупала щербатую рукоять ножа, в армии научили метать, попадая в цель с пятнадцати шагов.

Вдруг сбоку, за деревьями, раздался рев медведя. Парни переглянулись, лица побелели, начали шумно сопеть, пугливо оглядываться. Я обошел пару деревьев, спрятался за кустами.

-Что делать будем? – Спросил шепотом тот, который с ружьем.

-У тебя ствол, ты и вали. – Ответил другой, нервно вытер потные ладони о кожаную куртку.

Из-за елей и лиственниц вышел бурый медведь, мощные лапы несли тяжелое, по-звериному сильное тело легко и бесшумно. Вытянутая морда повернулась, глазища уставились на парней, большой нос зашевелился, шумно засопел, втягивая новые ароматы. Тот, который с ружьем пошел на него, в негнущихся руках держал ружье, как палку.

-Пшел, пшел отсюда! – Закричал он. Дурак, подумал я, сейчас надо было медленно уходить. Медведь, видно, нападать не хочет, просто защищает свою территорию.

Зверь взревел, двинулся на дерзкого. Грохнул выстрел, крупная дробь только рассердила медведя. Я всегда заряжал один ствол дробью на птицу, другой пулей на крупного зверя. Они даже не потрудились перезарядить, патроны ведь лежали на подоконнике. Так были уверены, что сильно ослаб? Грохнуло второй раз, пуля оцарапала медведю лоб, отрекашетила от твердой, как камень, лобовой кости. Зверь взревел, распахнул жуткую пасть и бросился вперед. Парень бросил бесполезное ружье, побежал в сторону, медведь за ним. Не убежит, медведь по пересеченной местности бегает быстро, очень быстро. Другой с безумным лицом помчался в мою сторону, совсем одурел.

Я резко взмахнул рукой, нож пронесся в сыром воздухе и вонзился парню в шею. Тот, выпучив глаза, медленно осел на землю. На мох хлынула парящая кровь. Один готов. Я медленно подошел, выдернул лезвие, из раны брызнул багровый фонтан еще больше, залил кожаную куртку. Подобрал ружье, в карманах у трупа отыскались патроны. Крадучись пошел за убежавшим и медведем. Нашел их через пятьдесят метров по звуку. Парень забрался на нижнюю ветку, орал, бил ногой по морде медведю, лезшему за ним. Клацали страшные клыки, зверь пытался зацепить лапой, стащить на землю.

Наконец, удалось. Парень с воплем грохнулся оземь, попробовал встать. Но сверху придавила тяжелая туша. Длинные когти вонзились в тело, брызнула кровь. Парень закричал, забился. Медведь клацнул пастью, хрустнули позвонки. Второй готов. Я, оставив зверя за трапезой, двинулся к избе.

 

7

Вышел на знакомый холм, за стеной деревьев изба. Осталось пройти совсем ничего и опять придется убивать. Грудь сдавило, сердце заныло, забилось учащенно. Это только в фильмах смерть прекрасна и благородна, в жизни все по-другому. Но надо, надо убивать этих зверей, иначе их станет слишком много, и они задавят нормальных людей. Ноги понесли вперед, руки проверили ружье, зарядили патроны.

Затаился в кустах перед избой. Снаружи никого, внутри, вроде, тихо. Уже собирался выбраться из укрытия, как дверь распахнулась, на крыльцо вышел Паша-главарь и парень в нормальной одежде.

-Убежал, что делать, Максим? – Спросил Паша.

-Уже не найдем, сейчас топает по тайге к ближайшему городу или деревне, где его искать в таких дебрях? – Ответил вопросом Максим, оправил коричневые штаны, куртку маскировочного цвета. – Да и зачем? Все равно собирались отпускать…

Паша осклабился, но ничего не сказал, только рот изогнулся в ухмылке.

-А где Женька? – Спросил он.

-Не знаю, в лес пошла. Сказала, ягоды поесть.

-Пойду прогуляюсь вдоль речки. – Сказал Паша, пошел по тропе к воде.

Максим пожал плечами, присел на чурку. Прошло минут пять, я усиленно соображал, что сделать. Смогу сделать только два выстрела, потом перезарядка, а вдруг у них окажется ружье? В дверном проеме появился еще один парень, голый по пояс, в обтягивающих кожаных штанах.

-Облегчусь. – Бросил он на ходу, подошел к краю крыльца, скрежетнула расстегиваемая ширинка. В груди что-то заворочалось, сердце забилось чаще. Даже лесные звери отходят подальше от норы, чтобы погадить, только свиньи опорожняются там, где спят и едят! Ноги подбросили, как пружины, затрещал ломаемый куст. Максим и полуголый парень с удивлением воззрились на меня, открыли рты, хоть ворона залетай. Я спустил два курка одновременно, парня с расстегнутой ширинкой двойным выстрелом отбросило, страшно ударило об стену, на толстых бревнах осталось большое пятно крови. Третий готов.

Максим секунду смотрел на мертвого товарища, бросился на меня. В сильной жилистой руке блеснул нож – бежав, вытащил из-за пояса. Губы раздвинулись в ухмылку, нож на нож, все честно. Достал из голенища свой. Максим набросился, в прыжке нанес пару ударов, в глаза, сердце, живот. Некоторые я принял на лезвие, от других уклонился, ударил в ответ. Максим умело парировал, ответил. Так мы кружились, пытаясь достать друг друга, на телах появились неглубокие порезы, засочились кровью.

В щели между дверью и косяком показалось женское личико, пугливо спряталось обратно. Максим сделал глубокий, стремительный выпад. Я дернулся, но недостаточно быстро, затрещала пропарываемая куртка, лезвие скользнуло по ребрам, оцарапало кожу и зацепилось за лямку. Максим осклабился, поверил, что нож вошел в плоть, тяжело ранил. Я качнулся, закатил глаза, делая вид, что умираю. Противник сделал шаг вбок, собрался перерезать горло.

Я мощно ударил ножом, лезвие вошло в грудь, затрещали ломаемые кости. Максим застыл, секунду смотрел мне в глаза, затем взгляд потускнел, затуманился. Нож достал до сердца. Еще минуту назад бывшее здоровым тело ударилось о землю, у меня нож вывернулся из руки. Четвертый готов.

 

8

Вытащил нож из груди, из раны полилась еще горячая кровь, тщательно вытер об одежду убитого. Поднял ружье, громко щелкнули патроны, входя в свои гнезда. Ноги понесли к избе, Осторожно вошел, внутри царил полумрак, невесело блестели пустые бутылки на столе, по полу разбросаны окурки, какие-то огрызки. В углу сидела девушка и громко хныкала.

-Вставай. – Услышал я свой голос, слова вырывались из пересохшего рта злые, лающие.

Она поднялась, уставилась на меня большими заплаканными глазами.

-Не убивай. – Тихо сказала она.

Неожиданно распахнула куртку, вывалилась красивая грудь, уставилась прямо на меня.

-Изнасилуй, но не убивай. Я сделаю все, что пожелаешь, лишь бы жить. – Пропела она медовым голоском.

Внизу живота потеплело, зашевелилось, ружье выскальзывало из потных ладоней, глазами раздел до конца, представил, как в этой позе, а вот в этой… Неожиданно взгляд зацепился за подозрительную кучку в другом углу, от нее шел тяжелый смрад. В груди, желудке все перевернулось, скрутило от испепеляющей ненависти. Нагадить там, где спишь!? Разве это люди?

-Лишь бы жить!? – Заорал я. Девушка с испугом посмотрела на мое перекошенное лицо, взвизгнула.- Лишь бы жить?

Грохнуло ружье, девушку отбросило под стол, что-то хрустнуло: то ли кости, то ли ножка стола. В спертом воздухе помещения запахло гарью, порохом. Четвертая или пятая? Готова… Медленно перезарядил, раскаленные гильзы полетели на пол. Волоча ружье вышел на свежий воздух. Удивился ясному небу, такой притягательной тайге. Из-за деревьев выбежал Паша-главарь, взглянул на меня, трупы, все понял.

Паша, сорвавшись, побежал, словно у него выросли крылья. Секунду назад был здесь, а сейчас уже подбегал к лодкам. Я поднял ружье, приклад уперся в плечо, перекрестье поднялось на фигурку человека, залезающего в лодку. Ствол покачивался – устал. Выдохнул, палец плавно спустил правый курок, отдача ударила в плечо, перепонки потряс грохот выстрела. В обшивке лодки на уровне Пашиной груди появилась дырка, он даже не дернул головой, возился с зажиганием. Я чертыхнулся, прицелился тщательней. Теперь должно получиться. Сделал выдох, палец плавно спустил левый курок, но в это время двигатель, чихнув, завелся, лодка дернулась, и пуля только оцарапала ухо Паше-главарю, он дернулся, но руль не выпустил.

Вырвалось длинное ругательство, я огромными шагами понесся ко второй лодке, бросил ненужное ружье, с лодки не постреляешь, похоже, из кармана вывалилось пару патронов, но какая разница? Одним прыжком оказался в лодке, глаза уткнулись в приборы. Почувствовал, как губы расплылись в усмешку, они даже не вытащили ключ из зажигания! Резко повернул, мотор взревел, лодку дернуло, бросило вперед.

Ниже по течению уже неслась лодка Паши, оставляя за собой идущие к берегу волны, водяные брызги. Вжал ручку газа до упора, мотор пронзительно засвистел, меня прижало к спинке сиденья, стрелка на спидометре мелко затряслась, зашкаливала. В лицо бил встречный ветер, резал глаза, приходилось жмуриться, закрываться ладонью. Лодка не плыла – летела, легкий корпус подскакивал на волнах, перед глазами мелькал смазанный берег, тайга. Впереди увеличивалась лодка Паши. Скоро шли впритык друг за другом.

Показался поворот, вышли из него, соприкасаясь бортами. Я разглядел, как капала слюна из Пашиного рта.

-Стой, придурок! – Заорал я, выкручивая штурвал. Лодку кидало в стороны, грозило выбросить на берег.

-Пошел ты, дядя! – Ответил Паша, улыбнулся, обнажая желтые, давно нечищеные зубы.

Пролетели несколько петель бок о бок. Несколько раз приближались к берегу так близко, что протяни руку – дотянешься, благо Екти глубокая, мелеет только ближе к устью. Впереди показался крутой и узкий поворот, с Серегой обычно проходили на веслах. Я понял, что из поворота выйдет только один.

-Тормози, придурок! Убивать не буду! – Крикнул я.

Паша только ухмыльнулся, прибавил скорости. Влетели в поворот. Лодки столкнулись, раздался скрежет металла. Пашина лодка напоролась на бурун, подлетела на метр, железную махину с огромной силой выбросило на берег. Я сбросил газ, вывернул штурвал, но лодка проплыла еще метров пятьдесят – так велика была скорость. Вернулся обратно. Пашина лодка стояла ровно на гальке, он сидел также в кресле, руки держали штурвал. Только от удара лицо и грудь превратились в сплошное кровавое месиво, белели переломанные кости, из живота вывалились смятые сизые внутренности. От таких ран не живут.

Я прибавил газу и поплыл к избе.

 

9

Показалась изба, причалил. В моторе что-то тряслось, позвякивало, говори теперь, что иностранные моторы надежные. Сапоги погрузились по колену в глину, умазюкался по уши в грязи пока выбрался, уставшие ноги понесли к избушке. Все, сейчас чуть отдохну, посплю пару часиков и закопаю трупы. Хотя не получится, придется вычищать свинарник, который они устроили. Хм, странно вроде ружье здесь обронил, или дальше? Ноги вынесли к избе, ружья нигде не было. В животе похолодело, вспомнил, что осталась еще одна девушка, их же было две!

-Повернись. – Сказала она дрожащим голосом у меня за спиной. – И не дергайся.

Я медленно повернулся. Дурак! Должен был запомнить, что девушек было две, что осталась еще одна. Глазам предстала щупленькая девичья фигура в кожаной куртке, штаны тоже черные, кожаные, как только ходят в таких по городу, не говоря уже о тайге? Хотя на шее висит какой-то брелок, в ушах дорогие серьги, ногти и губы накрашены – осталось еще что-то женственное, человеческое.

-Давай поговорим. – Сказал я, пытаясь сделать голос как можно приветливее и спокойнее.

-Не о чем нам с тобой говорить! – Зло ответила она, в больших зеленых глазах стояли слезы, тоненький голос срывался на визг. – Ты убил их всех, всех!

-Пришлось. – Ответил и почувствовал неприкрытую ложь. Мог бы спокойно уйти в город. – Положи ружье и уезжай на катере, не трону.

-Врешь! Ты убьешь, убьешь меня! – Закричала она в истерическом припадке. Ствол замотало в стороны, с двух метров не попадет, девичий пальчик прикасался к курку, грозя выстрелить.

-Прошу, положи ружье… - Начал я, глаза уловили шевеление в кустах, из-под толстых веток поднялась мужская фигура. Я с удивлением узнал Серегу по длинной рыжей бороде, в толстых руках его была лыжная палка, тело напряглось, готовое к броску, в глазах стояла та жалость, с которой добивал раненых оленей.

-НЕТ!!! – Закричал я, но было поздно.

Железная палка вошла девушке сбоку в грудь, пробила грудную клетку и вышла окровавленным концом с другой стороны. Мощным ударом ее отшвырнуло на пару метров, пригвоздило к толстой лиственнице. На красивом личике застыла гримаса боли, из маленького ротика вырвался слабый стон, и она затихла. Тонкое тело дернулось в предсмертной конвульсии, обвисло.

Серега подошел, слабо улыбнулся.

-Рад, что жив.

-Как узнал? – Спросил я, не мог оторвать взгляда от мертвой девушки. Весь запал, с которым убивал остальных, исчез, остались только горечь, боль уставшего тела и неясный стыд.

-Дык, я с ними на Екти разминулся, они мне сразу не понравились. Решил вернуться, проверить, а то предчувствия смутные появились.

Замолчали. Я посмотрел на тела, обезображенные смертью.

-Сволочи, таких надо убивать, где только встретишь. – Сказал с яростью Серега. – Это же не люди, а звери! Настоящие звери.

Я кивнул, умом понимал, но душой не согласился. Должен быть другой выход, обязательно должен быть.