Сносила-истрепала осень ситцы, снег ноября – рябой, ни лета, ни зимы, ни инвестиций ни во враждебность, ни в любовь… И только смелая синица, и хвост, и клюв – трубой, без лисьей шубы, вне инвестиций, сама с собой… Ни осень, ни зима, всё голо всуе, а лёту 3 часа отсель – Булонский лес, где, голосуя, слоняется мадмуазель… И всё-таки зима, снежок, белёсый холст – не ситцы, мороз мадмуазели нос обжёг, ещё чуток бы инвестиций! Зима-зима, невЕстись-инвестИсь, стели сугробы, как постели, стреми под шины гололёд и слизь, и не забудь про гардероб мадмуазели! Вишнёвый цвет у лисьей шубы, и тормозну – бес в бок, товар лицом, чуть-чуть пощупал бы, а так – хоть на зубок! Вишнёвый цвет у шубы лисьей, а распахнула зря, я - мимо мелкой рысью, мадмуазель заглядом только зля… А обернулся, сзади нету кроме обрезов полуздешних партизан: “Нихт шиcсен, мужики! Я ж сам - из коми, из наших, из Казани, из зырян…” И тем кто жив, и тем, кто в зимней коме, мадмуазели нету той знакомей: тоску залей, в тоске - не кисни злей, пусть по зиме облез Булонский лес, питай к мадмуазели интерес, там, в глубине аллей - мадмуазель! (13.12.2001) |