-Не реви, дура, - это Игнат Ипполитович тщётно пытался успокоить свою единственную на всём белом свете собеседницу, которая вот уже вторые сутки, что называется, ревмя ревела.

Игнат Ипполитович и предположить не мог, хотя, если поточней, не хотел - ибо, честно признаться, Игнат Ипполитович в этом мире мало чего хотел, вёл уже давно, если не растительный, то уж наверняка пресмыкающийся образ жизни, пресмыкаясь то там, то сям - по всем углам в поисках пристанища для своей недиковинной, скуповатой на все случаи жизни - тушки, – так вот не хотел, значится, Игнат Ипполитович, то есть отказывался понимать и предполагать причину этого ревмяревящего рёва его ассистентки, которой такое состояние уж, по понятиям Игната Ипполитовича, и вовсе не было свойственно.

Однако, поставивший в своей жизни немало диагнозов неверно, а порою и вовсе наугад, Игнат Ипполитович и в этой ситуации, конечно же, имел право на ошибку. И он этим правом благополучно воспользовался.

Игнату Ипполитовичу взбрело в голову, что причина всех стонов и криков, так внезапно - словно какая паразитическая инфекция, от которой Игнат Ипполитович вакцин в своём арсенале не имел - поразившая мирный быт деревенского врачевального домика, лежит на поверхности. Игнат Ипполитович, несмотря на всю поверхностность данной ситуации, ударился в воспоминания. Самые наиглубочайшие. Вот он лежит на дощатой кровати в студенческом общежитии медицинского института города С, совершенно один, ибо друзья у него во все времена не водились, и держит в руках - …единственное гениальное чтиво, что изобретало человечество - по понятиям Игната Ипполитовича, разумеется же. Это была его научная диссертация, в которой он подробнейшим образом исследовал болезнь, которую сам же и выдумал – болезнь сломанных крыльев, да-да, Игнат Ипполитович был ещё тем романтиком.

Незатейливый читатель, возможно, предположит сейчас нечто действительно трагическое, сродни депрессивно-пассивному состоянию, в которое все всегда с радостью впадают, чуть только тронь. Сразу приспускаются крылышки, и не хочется лететь. Но нет! Игнат Ипполитович был не так прост. Он был специалистом более узкого профиля, что, бесспорно, придавало ему собственной значимости. Так вот, так как Игнат Ипполитович с детства мечтал стать лётчиком, но глазки со зрением в -5 уже тогда поставили на мечтах крест – жирный. Ему пришлось отказаться, но в своей работе он и решил отыграться за реквием по мечте, который он отпел ещё в далёком детстве. Болезнь сломанных крыльев – это профессиональная болезнь лётчика, вызванная постоянным непрекращающимся страхом перед поломкой крыльев воздушного лайнера. И в ходе всей работы, Игнат Ипполитович взад и вперёд мутузил эту гениальную мысль, и так, и сяк её выворачивал, переваривал за обедом, раскурочивал по вечерам, и защитил в итоге же под дружный скрип преподавателей.

Так вот, Игнат Ипполитович самым образцовым способом предположил, что именно эта болезнь повинна в анфисогеннадиевских мучениях, и потому решил отправиться в кабинет, чтобы выписать рецепт…

Но как только он поднялся, не прекращающиеся уже более 2х суток стон и всхлипы вдруг резко оборвались. Игнат Ипполитович вздрогнул и решил снова присесть в кресло и кое-что обдумать. Вероятно, в его теорию неизлечимости этой болезни вкралась какая-то досадная ошибка.