1.

Красивым январским вечером она шла домой, утопая в снег почти по колено. Опустив глаза, она казалась красивой и немного задумчивой, хотя и была жутко зла на себя. Она злилась на этот вечер, на снежинки, оседавшие у нее на ресницах, на два часа, напрасно проведенных у зеркала, на новые сапоги, купленные только вчера, которым определенно был нанесен непоправимый урон, и на человека, идущего на шаг впереди нее.

Они познакомились где-то полгода назад: недостаточно для дружбы, но слишком долго для ожидания соответсвующих шагов. Она до сих пор не понимала, что связывало их кроме двадцати минут от института по дороге и пары совместных лекций, и все же, по привычке, в дни их коротких встреч задерживалась возле зеркала дольше, чем обычно.

Да только сегодняшний день ничем не отличался от предыдущих, и с усмешкой она уже предвкушала десять минут живого разговора, во время которого забывалось все на свете, короткое прощание, и затем, постепенно наполняющее душу разочарование в том, чего так и не происходило: все как всегда.

После десятиградусного мороза (шутка ли! в красивой, но не по погоде легкой дубленке) войти в метро было неожиданно приятно и тепло. Продолжая улыбаться, она немного замешкалась на эскалаторе, пряча в кошелек деньги, когда он поцеловал ее.

И лишь тогда она, словно в первый миг после рождения, увидела свет. И ей открылось, что есть в мире три константы: Жизнь, Смерть и Любовь. И она осознала, что любовь является главной из трех, и что она намного, в тысячи раз сильнее, совсем иная, чем она себе представляла. И, вдохновившись новой силой, осонав, что в ее праве замедлить ход времени, или раскрутить планету , как волчок, она полюбила дождь и солнце, людей и демонов, огонь, воду, деревья и землю.

И он поцеловал ее еще раз.

2.

Зима в этом году с самого начала незапогодилась: где вы видели, чтобы в январе люди покрывали головы от дождя зонтами? Снег вроде бы и начинал сыпать, но таял, даже не успевая долететь до земли, образуя все новую грязь.

Грязь была вокруг. Люди, такого же цвета, как машины и дома, неопределимого и не отмеченного даже в словаре Даля, опустив головы, спешили домой: да и на что им было смотреть?

В перепачканной пылью и бедностью кухне грузная некрасивая женщина с растрепанными, рано поседевшими волосами мыла посуду. В углу, словно вторя непрерывно падающим каплям, протяжно ныл ребенок: "М-а-а-а-м, мама, - тряс он усталую женщину за руку. - Мам, когда папа придет?"

Женщина усиленно концентрировала свое внимание на монотонных движениях: намылить, смыть, поставить, намылить, смыть... "М-а-а-а-м! - с истошной требовательностью повторил ребенок, - где наш папа?"

Да, это была последняя капля. "Откуда я знаю где этот... где твой папа шляется опять?! Вот придет, и спроси, с кем он проводит свое время. Если разберешь, что он несет, конечно!"

В комнате мгновенно воцарилась такая тишина, чтостало слышно, как тикают старые часы на стене. Ребенок так и остался стоять, забыв закрыть рот и вытереть набежавшие слезинки. "Сынок, - тихим, и уже заметно смягченным голосом повторила мать, - сынок, я не знаю, где папа, но ты иди спать, уже поздно."

Мальчик непослушно мотнул головой, и упорно простоял у двери еще полчаса, стараясь скрыть от матери зевоту, пока его, сонного, мать не отнесла в постели сама.

Уложив сына, женщина подошла к окну, посмотрев на ставший уже привычным, как полосы на неисправном телевизоре, пейзаж. Дождь. Дождь, покрывающий все вокруг, вымывающий последние силы у людей и краски у природы. Нескончаемый дождь. Барабаня пальцами по стеклу, она стояла так невозможно долго, пытаясь вспомнить, когда же в последний раз она видела свет.

И не вспоминала.