Знаешь, сегодня осень. Листья летят с деревьев и, шурша, падают на землю. Как думаешь, они умирают?

Нет, они живые. Я это точно знаю. Посмотри, как весело они кружатся. Посмотри на эти цветные хороводы! Разве смерть может быть такой яркой и разноцветной? Они живые, ты мне веришь?

Да, верю, конечно, верю. Ты права, они живые. Теперь я слышу, как они прощаются с деревьями перед тем, как отправиться в свой последний полет. Наверное, деревьям холодно будет стоять вот так, когда последний лист покинет их?

Ну что ты, разве им холодно? Просто они скинули одежду, чтобы уютно устроиться на роскошном осеннем ковре. Опусти глаза, ты увидишь красные, желтые, оранжевые, малиновые листья - их счастье. Забавно, правда, иногда, чтобы увидеть счастье, надо только посмотреть под ноги?

А что такое счастье? Пусть осень... пусть тепло. И он. Идет, руки в карманы. И рядом чтобы она. И чтобы солнце в ее волосах. И чтобы непременно листья шуршали под ногами. И еще у нее листья в руках, самые красивые в руках. И чтобы молчать. И чтобы молчать об одном. Ты думаешь, это счастье?

Я не знаю. Может и так. А может просто ноябрь, слякоть и пасмурно. И она идет медленно, устало. Думает о чем-то, может, даже о неприятном. И вдруг она поднимает голову – и свет! И небо алое, а потом оранжевое... и радуга! Радуга в ноябре. И она точно знает, что сейчас он тоже смотрит на небо и видит тоже алое, а потом оранжевое. И у них сегодня одна радуга на двоих.

Значит, счастье – это когда двое? Просто идти по городу, взявшись за руки. Потом сесть в поезд, и куда-то ехать. И чтобы были яблоки. И ее голова на его плече. Она тихонько спит, а он думает о ней. А ей снится сон. Про него. Только чтобы обязательно про него...

Конечно, если она видит сны – то эти сны только про него. А как же иначе? Знаешь, что ей снится?

Наверное, ей снится вечер. Блюз, немного грусти, и луна в окно. Свеча на столе, и еще вино, наверное, красное. А потом ночь, и ее волосы на его груди, и его рука на ее плече. А утром она проснется от аромата... булочки, только чтобы с ванилью... и кофе... с корицей... Это он приготовил для нее.

А знаешь, может, ей снится зима? Морозно. И так солнечно, что невозможно смотреть на снег. Он слепит глаза, она счастливо жмурится, как кошка... Вокруг холмы и высокие худые деревья. Снег поет под ногами, она идет, ставя ногу след с след.. И в голове – ни одной мысли.

Как же так? Неужели она не думает о нем? А как же радуга – одна на двоих? И та луна в окне? И листья у них под ногами? И если она одна, то где же он?

Он? Он в большом доме сочного деревянного цвета. Еще раннее утро, и он спит на большой кровати. Она идет к нему, чтобы обнять его, пока он еще спит и прижаться своей мягкой щекой к его небритой щеке. И, может быть, даже поцеловать его... А потом умоститься в кресло-качалку напротив камина, завернуться в старый плед цвета листьев той самой их осени и смотреть на огонь. И ждать, когда он проснется. Чтобы принести ему булочки – и непременно с ванилью, и кофе – и непременно с корицей... и сказать то, что она поняла, пока гуляла по лесу...

А может быть, он уже знает. Потому что они умеют молчать вдвоем – и, конечно, об одном и том же. Помнишь? Была осень, и было тепло... И солнце в волосах. И листья под ногами шуршали, наверное, о том, о чем они сами молчали. Эти листья такие сплетники, ты знаешь....

Если он знает, почему же молчит? Разве он не думает также, как она? Разве у них нет одной радуги на двоих? И разве не он тогда показал ей звезды на небе? Ведь до него она никогда не смотрела вверх, только под ноги. Ведь до него она не знала, что бывает луна в окно, и что на черном небе звезды желтые, и что радуга бывает в ноябре...

Конечно, он думает также. Разве он может думать иначе, ведь это она научила его, что счастье не всегда в небе, что оно может быть под ногами. Ведь он не умел смотреть вниз и не знал, что листья под ногами не умирают, и что снег поет... Просто она ведь раньше не знала... и он ждал, когда ей станет ясно.

Да, он был прав, как всегда. А вдруг она бы так никогда и не поняла? Неужели тогда ничего бы не было? И никогда бы не было этого утра? И она не ждала бы его вот так, сидя в кресле у камина? Что было бы тогда?

Тогда бы он проснулся, надел привычные джинсы и свитер. Потом куртку, руки в карманы. И вышел бы на мороз. И снег пел бы для него, а он бы курил. Сквозь дым он бы увидел ее следы на снегу. Смешные такие следы. Он бы сразу понял, что это ее. Потому что только она ставит ноги вот так, след в след. Он нашел бы ее в лесу. Наверное, она бы там кормила белок. И тогда он бы сам сказал ей.

А давай он скажет ей первым, а? Пусть она уснет, глядя на огонь, а он, когда проснется, подойдет к ней тихонько, и сядет рядом на ковер перед камином. И пусть он положит руки ей на колени, и заглянет ей в лицо.

Тогда она должна обязательно проснуться от его взгляда, хорошо?

Конечно, она непременно проснется, и улыбнется ему. Хорошо так улыбнется, как это умеет только она. Нежно-нежно и немного грустно. Как будто где-то играет блюз.

И тогда он ей обязательно скажет... Потому что он мужчина. А она женщина.

А что он ей скажет?

Я тебя люблю.

И я тебя люблю. Как хорошо, что ты сказал это первым.

Я бы сказал это и раньше... давно... Только я раньше не знал, что это так просто....

И я не знала. Как хорошо, что мы теперь знаем, правда?