1.

Я Азра, я мертвая и ходульная, я прописана небрежно, я разговариваю вычурным языком, я одинока и лишь Мерке приходит ко мне ночами взять своё. Я плачу и тоскую.

У моей матери трагическое лицо. Она явилась в мир согласно роковому предначертанью. Мой отец - опустившийся тиран. Он явился маме согласно роковому предначертанью. Я появилась в жизни мамы по роковому предначертанью.

Все мы, отец, и я, и Мерке, лишь стеклышки в витраже маминого фатума. Я пурпурного цвета, я в самом центре, я самой неправильной формы, я самой редкостной красоты, я плоть от плоти, я самая мучительная, я самое мучительное стеклышко, я кровоточу в самом центре.

 

2.

Когда мать освободили из родильного дома, у её девочки уже было имя. Плохое и некрасивое имя придумала злая ведьма и тайком выжгла на бересте. Это был самый первый девочкин конфуз. Это была самая первая досада матери о маленькой дочке. Злая ведьма сказала: «Послушай мои слова, Обиженная Мать. Сменить чудовищное имя можно будет лишь однажды – в день девочкиного совершеннолетия. Выжги его новым огнем на новой бересте, и тогда все станет по-прежнему».

Мать поплакала и зареклась выжечь новое имя новым огнем на новой бересте точно через 18 лет. Через 18 лет мать замоталась и забыла о своем намерении. Лишь когда огненные сполохи стали терзать грохочущее небо, мать всё поняла. Она встала под ливнем, градом и снегом, превратилась в раненную волчицу и скорбно завыла.

 

3.

За праздничным столом мать рассказала о стыдной инициатической нелепости и покачала головой. За праздничным столом в день вхождения в совершеннолетие девочка узнала тайну о себе и удивленно застыла. За праздничным столом было принято говорить всё с хохотком и слушать с симпатией. Поэтому мать заволновалась об этикете и сказала с хохотком: "У моей дочери ну просто идиотская манера держать себя за столом! Вот так сядет иной раз и застынет, и застынет словно бы чучело самое себя, да, кисонька моя?" Все слушали мать с симпатией.

 

4.

Каждую ночь Азра видит сон о своём появлении на свет. О страхе и сиянии, о фантазиях маминой зловещей свекрови, о вороватых перебежках маминой полоумной свекрови, к роддому, и к загсу, туда и обратно. О том, как плакала ночи напролет мама, сопротивляясь дочкиному имени, не желая называть Азру, не зная, как разговаривать с Азрой. О том, как мать пела ей грустные колыбельные песни на неведомых языках голосом низким и глубоким, то и дело заходясь в стенаниях и пламенных бредах.

Азра каждую ночь видит сон о том, как мать её говорит: «Азра, вот я и приучилась называть тебя так, но знай, имя это не настоящее, имя это гнусное и не твоё, а твоё будет, будет едва лишь ты войдешь в совершеннолетие».

Но ничего не случилось, едва лишь Азра вошла в совершеннолетие. Азра застыла за праздничным столом, Азра без имени, Азра, словно бы чучело самое себя.

 

 

5.

Мерке пришел. Азра взмахивает ресницами, Азра взмахивает подолом, Азра взмахивает крыльями.

 

6.

Азра выходит и встречает Мерке.

Мерке говорит: «Как тебя зовут, прекрасная лань?»

- «Меня – Жемчужная Нить. Я рассыпалась росою на заре. Но солнце к обеду иссушило мое тело, и меня уже нет. Если завтра снова будет солнце, я думаю, завтра к обеду меня тоже не будет».

- «Я знаю, что ты Азра, а не Жемчужная Нить, я просто хотел тебя испытать. Но ты не выдержала испытания, ты начала обманывать меня, лгунья».

- «Ах, зачем ты разоблачил меня Мерке, меня нельзя разоблачать».

 

7.

Дневник Азры испещрен таинственными знаками, в нем тысячи тысяч страниц, он тиснен золотом и изумрудами, он лежит на мраморном пьедестале и излучает сияние. Все подходят к нему, читают его и плачут. Дневник её белый от слез, черный от крови, зеленый от мха и сорной травы.

 

8.

Азра плачет и пишет в дневнике:

«Так счастливо замыслила себе вчера зачать дитя и так позорно передумала. От пустоты даже не знаю, чем занять себя до обеда. В обед выйдет солнце и высушит моё мокрое бисерное тело, тогда я исчезну. Мерке я отравила, и потому спала очень дурно. Просыпалась поминутно от ненависти, нежности и жажды. Мерке стал отцом ребенка-призрака, он мучился бессонницей и тревогой. Ближе к утру Мерке напоил меня водой и впал в плаксивое любовное томленье. Мерке перестал моргать и застекленел. Я осиротела вчера, а думала зачать дитя. И зачем я отравила Мерке?»

 

9. Азра пришла домой, сбросила с себя сари и осталась нагая индийская принцесса.

«Азра…

Деточка… Опять.

Вернулась? Ночь-полночь?

Лиса? Мерзавка? Неблагодарная?

Ты? сведешь меня в могилу?

Я. Ночей не сплю. Я ночей. Мерзавка.

Я твоя мать. Я устала.

Устала. Я не могу. Ты.

Меня в могилу.

Мать превратилась в густое облако любви и ненависти.

Сквозь дымную завесу матери проступил переминающийся в дверях отец с саблей.

Азра устало говорит:

«Отдай мне саблю, я сама нарежу. Где?»

-«В холодильнике и чайник поставь, я прошу». - «Хорошо, отец…»,

«Азра!» - «Да, отец». - «Азра, ты поэма!» - «Ты тоже, отец».

Азра плачет и тихо причитает, и засыпает с открытыми глазами, со словами скорби на устах.

 

10.

Наутро Азра смотрит в небо и говорит маме слова скорби: «Мама, у меня тоска по Богу». - «Это пройдет, милая, тоска по Богу, - это так или иначе неизменно проходит». Тоска по Богу пройдет, Азра, так или иначе.