Там в кустах сидел, плешивый, говорил: "Почеши, почеши за ушком!" "Ай-яй-яй, что за ласковый шерсти комок совсем промок, угощу пирожком!" Вилял хвостом, махал языком, трусил по дорожке, тыкаясь мордой мне в голень- не больно, а как-то упруго и горько: так мы доплелись до моей каморки. "Вот, собака, и мой дворец. Щас приготовлю тебе поесть..." Нажравшись, он сел и зажмурился и завыл, и я поняла что все уже было, и я устала и села, зажмурилась и заревела: "Тошно!" "Гав, гав!"- говорил он, а я говорила:"Вон! вон отсюда, мерзкая псина!" - и мерзкая псина обиделась и укусила меня. А шерсть торчком, Отползал рачком и с упреком рычал: "Совсем,-говорил,-одичала, ведьма, зачем тогда было надо меня жалеть?!" Так бестолково сидели, скулили, и вдруг за спиной у него я увидела крылья "Ух ты! откуда, они же птичьи?!"- а он мне: "Дура, давай сюда свой стан девичий, я его обхвачу, ты держись за меня, а я полечу за горный хребет там и будет нам гетто ты будешь там жить, а я буду тебя сторожить!" |