Холодная, золотая осень. Холодный ветер пронизывает душу какой то устрашающей тревогой. Я сижу на холодном камне и мерзну, пытаясь согреть своё замершее тело слегка поношенной курточкой, но это самообман. Я все равно мерзну. Мой холодный взгляд бессмысленно разглядывает сухие, безжизненные ветви деревьев, которые покорно качаются под мелодичный вой ветра. Я мерзну. По моим озябшим щекам плывут капельки холодных слезинок. Не ужели я плачу? Я плачу. Но не от переизбытка чувств… я не в силах объяснить причину этих слез. Они текут против моей воли, в них не заложен отпечаток ни горя, ни радости. Это просто две бессмысленные, холодные ничего не говорящие капли.

А на небе все так же однообразно, впрочем, как и всегда…холодные стада серых и покорных туч испуганно убегают от холодного дуновенья шаловливого старика Борея. А солнце так тускло светит, не пытаясь согреть замерзшую землю, что душа испуганно, трепещет при одной только мысли о вечном холоде.

Чтобы выбросить эту мысль из головы я начинаю вырисовывать в глубинах своего сознания некие подобия образов. Постепенно образы срастаются между собой, и превращаются в единую картину.

Моя рука, посиневшая от холода, тянется к потайному карману куртки и, достав записную книжку и карандаш, судорожно начинает писать картину образов:

«На голубом прозрачном полотне

Возвысилось холодное светило

И силою таинственной извне,

Она покорно в воздухе застыло

 

Вокруг нее глумятся стаи туч

Кружась под музыку Борея

А солнечный холодный луч

Не греет нас, тепло свое лелея.

 

Вновь опускается холодный шар,

На край земли, а призрачные дали

Приняв к себе, сей огненный пожар,

Холодным обелиском игриво засверкали.

 

В вселенский мгле шар кружится веками,

Спасая этот мир холодными лучами».

 

Я писал свой сонет в забытьи, не понимая ещё или не желая понимать подарок пасмурного вдохновенья. На какой то момент я забыл о холоде и не чувствовал его, но он вновь напомнил о себе сильным порывом моросящего ветра. Я укутался в куртку, пытаясь внушить себе что, легонькая курточка поможет мне согреться. Самообман. Боже, я обманываю себя, осознаю это и пытаюсь поверить в свою ложь. Глупо.

Я сидел и размышлял о холоде, о холоде сердец, душ и мыслей. Странно, если замерзает человеческая плоть её можно хоть как - то отогреть и вернуть к жизни, но кто или что в силах отогреть холод души? Вера в Бога?! Вряд ли. Ведь у каждого человека свой Бог. Тот Бог, которого он представляет, в которого он хотел бы верить. Человеку вообще свойственно рисовать в своем продрогшем от холода сознании, образ своего Бога. Человек наделяет вымышленный идеал своими, человеческими недостатками, вот почему у многих такие холодные Боги…

Искусство…. Искусство тоже не может спасти от холода души, так как она отогревает лишь тех, кто преданно служит ей, а таких единицы. Остальные же имитируют преданность и пытаются согреться от потухшего костра. Они роются в золе, который некогда была пламенем искусства, но их старания тщетны. Им суждено либо испачкать, либо обжечь руки о горячую золу, но не согреться…

Я сидел и размышлял на темы, о которых не понимал ничего и вряд ли когда ни будь пойму что-либо. От этого осознания в душе становилась ещё холоднее.

Трудно сказать, сколько я просидел, так как потерял контроль времени, и был даже рад этому. Я не хочу разбивать свою и без того короткую человеческую жизнь на крохотные единицы времени: часы, минуты, секунды… Я хочу прожить хотя бы один день, не мелочась.

Ход моих мыслей прервали грубые голоса, раздавшиеся за моей спиной. Я обернулся и увидел две человеческие фигуры. Они разговаривали ровным монотонным голосом, изредка улыбаясь, друг другу желтозубой, устрашающей улыбкой похожей на звериный оскал. Ледяные глаза прохожих сияли какой-то зловещей искрой. Эти бессмысленные глаза не выражали ни элементарных человеческих чувств, ни эмоций…

Боже! Впервые за сегодняшний день я увидел теплые, живые глаза. Это были глаза дворняги, которую вели на длинном, кожаном повадке. Он гордо и величаво шагал у ног своего владыки и счастлив был лишь тем, что его хозяин был рядом. Собака была стара, часто спотыкалась и порой не успевала за своим господином.

-Ну, Дружок - произнес хозяин, с какой то демонической усмешкой дойдя до маленького болота, заросшего камышами – Вот мы и пришли…

 

Подобрав, подходящий булыжник и, завязав его на поводок, хозяин небрежно бросил взгляд на собаку, которая, радостно виляла хвостом, и покорно лизала ему руки.

-Ну, все хватит Дружок - закричал хозяин. Собака присмирела и испуганно взглянула на своего владыку.

Холодным выражением лица он небрежно толкнул камень в болото. Камень канул в воду, волоча за собой пса. Собака упиралась всеми лапами о землю, и глазами полными надежды и покорной преданности глядела на своего Бога. Тяжелый камень затащил в грязную воду несчастное животное. Лишь край хвоста и задние лапы были едва заметны с поверхности воды и активно барахтались, пытаясь бороться за бренную жизнь.

Холодная, золотая осень. Холодный ветер все ещё пронизывает душу, какой то устрашающей тревогой. Я сижу на холодном камне и мерзну. На небе все так же однообразно, стаи туч покорно убегают от холодного дуновенья шаловливого старика Борея, все так же холодно и тускло сияет солнце. Я плачу. Но на этот раз это не бессмысленные слезинки, а зов души, крик сердца, вызов сознания. Я сижу и мерзну, но меня согревают две горячие слезинки, оплакивающие обманутую преданность.