Что хочет автор. Литературные конкурсы

Куклы могут быть: наручные, тряпичные, бумажные, теневые, марионетки, ростовые, воображаемые. Ещё в роли кукол могут выступить: свето-и-звуко эффекты, предметы интерьера в зале, детали костюмов, руки, ноги и другие выразительные средства актёров, а также подсадки в зале, обескураженные зрители, монтировщики, билетёры и т.д., в соответствии с неуёмной фантазией постановщиков.

ИТАК: на сцене и по периметру зала – сундучки, картонки, саквояжи и другие дорожные вещи. Внутри, до поры до времени зрителю невидимые, куклы – герои сказок Андерсена. Несколько стульев, кресло-качалка. В кресле, накрытая пледом, сидит рассказчица, то ли спит, то ли задумалась.

Старинная музыкальная шкатулка играет волшебную мелодию.

Сказочник выходит, осматривает свои дорожные вещи, останавливает музыкальную шкатулку.

АНДЕРСЕН. Если бы в детстве, когда я бедным мальчиком один пустился по белу свету, меня встретила могущественная фея и сказала бы мне…

РАССКАЗЧИЦА (из кресла). Выбери себе дорогу и цель, и я, в соответствии с твоими дарованиями и разумными возможностями, буду охранять и направлять тебя!

АНДЕРСЕН. И тогда моя судьба не сложилась бы счастливее, мудрее и лучше. История моей жизни поведает миру то, что она говорит мне: Господь милостив и все творит к лучшему. (Уходит.)

Рассказчица встает из кресла, складывает плед.

РАССКАЗЧИЦА. Так он говорил о своей судьбе, оглядываясь назад в тысяча восемьсот… в каком же это было году?.. А, в 1855-ом, тогда уже он был ужасно знаменит… Кто он? А! Я не сказала? – Андерсен. Ганс Христиан, да-да, тот самый!

Дом Андерсенов в Оденсе, 1819 год. «Поперёк родительской воли».

Выходит мать, за ней бежит маленький Андерсен.

АНДЕРСЕН. Ну, мама!

МАТЬ. А я сказала – нет!

АНДЕРСЕН. Но когда папа был жив, он говорил, что мальчика нельзя ни к чему принуждать, – пусть станет, кем захочет.

МАТЬ. Люди нашего круга… должны становиться ремесленниками!

АНДЕРСЕН. А помнишь, что предсказала тогда старуха!

МАТЬ. Да она ведь не в своем уме!

АНДЕРСЕН. Старуха предсказала, что когда-нибудь в мою честь по всему Оденсе устроят фейерверк…

МАТЬ. Ты никуда не поедешь. Дорога полна опасностей! К тому же надо пересечь пролив.

АНДЕРСЕН. Я знаю, я буду работать в театре. Меня примут, примут… Я буду очень стараться!

МАТЬ. Если не хочешь быть башмачником, как отец, можешь стать портным или…

АНДЕРСЕН. Я знаю наизусть столько стихов! И еще умею танцевать!

МАТЬ. У всех дети как дети…

АНДЕРСЕН. Я даже написал пьесу. Трагедию. «Абор и Эльвира»!

МАТЬ. У нас нет в Копенгагене ни одного знакомого!

АНДЕРСЕН. Сначала надо много-много перетерпеть. А потом станешь знаменитым.

МАТЬ. А всех сбережений наших – всего 13 риксдалеров…

АНДЕРСЕН. Господь не оставит меня! К тому же, все сказки кончаются хорошо!

МАТЬ (плачет). Нет, нет, я же сказала – нет!..

АНДЕРСЕН. Тогда я уйду пешком.

МАТЬ. Ну… ну, я поговорю с почтмейстером. Может быть, он возьмет тебя безбилетным пассажиром.

АНДЕРСЕН. Мама!

МАТЬ. Когда через две недели ты вернёшься – пойдёшь работать, куда я скажу! (Плачет.)

Меняется освещение, действие переносится в сказочное измерение.

Из сундуков появляются несколько Утят, Мама-утка. Главная утка. Петух, Гадкий утенок.

«ГАДКИЙ УТЕНОК НА ПТИЧЬЕМ ДВОРЕ».

ГЛАВНАЯ УТКА. Славные у тебя детки! Очень милы. Кроме вот этого! Бедняга не удался! Хорошо бы его переделать…

УТКА-МАТЬ. Он некрасив, но… у него доброе сердце. А плавает он не хуже – смею даже сказать – лучше других.

ПЕТУХ. Ужасный уродец! Такой большой и несуразный!

УТКА-МАТЬ. Я думаю, со временем он выровняется и станет поменьше. Он слишком долго пролежал в яйце…

ГЛАВНАЯ УТКА. Слишком велик. И совсем не похож на других!

УТКА-МАТЬ. Он немного перерос… Но он вырастет сильным, а красота не так уж…

ПЕТУХ. Позор для нашего двора!

УТЁНОК-БРАТЕЦ. Хоть бы кошка утащила тебя, несносный урод…

Утка-мать плачет. Главная утка сокрушается. Петух петушится. Утята шумят. Все исчезают в сундуке.

Копенгаген. Служебное помещение театра. «Мечты рушатся».

На сцену выходит важный чиновник, Андерсен застыл перед ним в ожидании решения своей судьбы.

ЧИНОВНИК. Вы, молодой человек неплохо декламируете. Но Вы – слишком худощавы. На сцене это вызовет смех. (Собирается уходить.)

АНДЕРСЕН. Если бы меня взяли в труппу с жалованьем в сто риксдалеров, я бы сразу потолстел!

ЧИНОВНИК (рассерженно). А вы знаете, что в театр берут только молодых людей со специальным образованием?!

АНДЕРСЕН. Тогда, может быть, в балет или в хор…

ЧИНОВНИК. Способность петь, танцевать и декламировать чужие произведения не есть еще признак гения…

АНДЕРСЕН. Но я ещё могу...

ЧИНОВНИК. Учеников принимают в начале мая. И поначалу – без жалованья.

Уходит. Пауза.

АНДЕРСЕН. Теперь остается только найти капитана, который отвез бы меня назад. А если корабль по дороге утонет, то… всему придет конец….

Меняется освещение, действие переносится в сказочное измерение.

«СТОЙКОСТЬ ОЛОВЯННОГО СОЛДАТИКА».

Из сундука появилась крыса.

КРЫСА. Это кто такой? А паспорт у тебя есть? Давай сейчас же паспорт!

Появляется бумажная лодочка с Оловянным солдатиком

СОЛДАТИК (напевает). Шагай вперёд, всегда вперёд!

Тебя в награду слава ждёт!

Лодочка с Солдатиком проплывает мимо крысы. Крыса щёлкает зубами.

КРЫСА. Держите! Держите его! У него нет паспорта!

СОЛДАТИК (напевает из последних сил).

Тебя в награду слава ждёт!

Шагай вперёд, всегда вперёд!

Солдатик уплывает, крыса – за ним, все исчезают в сундуке.

Приёмная адмирала Вульфа. 1822г. «Снова – надежда».

АНДЕРСЕН. Вы перевели Шекспира, а я его ужасно люблю, и поэтому я именно Вам прислал свою трагедию. Вы ее, конечно же, уже прочитали.

АДМИРАЛ ВУЛЬФ. Я?.. Да… Почти…

АНДЕРСЕН. Мне очень важно знать ваше мнение!

АДМИРАЛ ВУЛЬФ. А не хотите ли со мной позавтракать?

АНДЕРСЕН (себе). О!.. как хочется есть! Но за столом я наверняка буду чавкать. И приборы… Бог знает, как их держать, как положено знатным господам? Он же сразу поймет, что я не настоящий писатель, а всего лишь сын башмачника…(Вульфу.) Спасибо, я сыт. Скажите про мою трагедию. Выйдет ли из меня что-нибудь? Я так об этом мечтаю!

АДМИРАЛ ВУЛЬФ. Видите ли, молодой человек, у Вас, бесспорно, есть талант, но… Напишите что-нибудь еще. А пока заходите просто в гости.

АНДЕРСЕН. Спасибо. Я непременно приду. Как только напишу новую трагедию.

АДМИРАЛ ВУЛЬФ. Ну, тогда это будет не очень скоро.

АНДЕРСЕН. Отчего же, я думаю, недельки через две.

Меняется освещение, действие переносится в сказочное измерение.

Из коробки появляются Курица, Кот и Гадкий утенок.

«Не ко двору».

КУРИЦА. Умеешь ты нести яйца?

ГАДКИЙ УТЕНОК. Нет…

КУРИЦА. Так и держи язык на привязи!

КОТ. А умеешь ты выгибать спину и мурлыкать?

ГАДКИЙ УТЕНОК. Нет.

КОТ. Так и не суйся со своим мнением, когда говорят умные люди!

ГАДКИЙ УТЕНОК. Мне бы так хотелось выйти на улицу и немного поплавать в пруду…

КУРИЦА. Ну, что еще выдумал? Бездельничаешь, вот тебе в голову и лезет всякая чепуха! Неси-ка яйца или мурлычь, дурь-то и пройдет.

ГАДКИЙ УТЕНОК. Но плавать так приятно… Такое удовольствие нырнуть вниз головой…

КУРИЦА. Ты совсем с ума сошел! Спроси у Кота, нравится ли ему плавать и нырять? О себе самой я уж не говорю. Спроси, наконец, у нашей госпожи, старушки. Умнее ее уж наверное нет никого на свете! Она тебе скажет, любит ли она нырять вниз головой.

ГАДКИЙ УТЕНОК. Вы меня не понимаете.

КОТ. Если уж мы не понимаем, так кто тебя и поймет?

КУРИЦА. Ты, видно, хочешь быть умнее Кота и нашей госпожи, не говоря уже обо мне!

КОТ. Не дури и будь благодарен за все, что для тебя сделали!

КУРИЦА. Тебя приютили, пригрели, ты попал в такое общество!!!

КОТ. Но ты пустая голова, и разговаривать с тобой не стоит.

КУРИЦА. Мы желаем тебе добра, потому и браним. Мы хотим тебе помочь! Старайся же нести яйца!

КОТ. Или научись мурлыкать.

ГАДКИЙ УТЕНОК. Я думаю, мне лучше уйти отсюда куда глаза глядят.

Гостиная богатой дамы. 1820 г. «Визит благодарности»

АНДЕРСЕН подбегает к богатой даме, театрально раскланивается.

АНДЕРСЕН. Могу ли я иметь честь выразить мою любовь к сцене в стихах, которые я сам сочинил?

ДАМА. А Вы… кто?

АНДЕРСЕН (не обращая внимания на замешательство дамы, начинает читать стихи и разыгрывать их). Играл на роге этом Оберон.

Послушайте, как чист, прозрачен тон!

Сейчас мы взовьемся над домом и башней,

Над крышей и кроной, над лугом и пашней!

Пути мне известны – и верхний и нижний,

И трудный и легкий, и дальний и ближний.

Сейчас отправляемся. Все ли на месте?

Я кучер Фантазус, я всем вам известен.

Фантазус – не новость для дам и господ,

Ведь все мы, конечно, ученый народ!

Хоть я не велик и почти что не сед,

Но мне уже многие тысячи лет!

Я парень веселый и очень живой,

За мной приключений вздымается рой.

Я дом с эскимосами строю из снега,

Встречаю под пальмой себя самого.

Я в замок вхожу, и в шалаш дровосека,

И в елке нарядной живу в рождество.

Цветок ледяной на стекле я рисую

И даже издателей интересую!

Не встретить, поверьте, нигде, никогда

Подобного кучера вам, господа!

Стремительно исчезает, оставив даму в недоумении.

ДАМА. Что это было?

СЕКРЕТАРЬ ДАМЫ. Этот молодой человек пришел выразить Вам благодарность за участие в сборе пожертвований в его пользу. Он сказал, что он нанесет визит благодарности каждому, кто пожертвовал хотя бы один далер.

ДАМА. Ах, так это тот самый писатель?! Да, да, да, мне говорили, что он очень странный, но я не думала, что до такой степени!

Меняется освещение, действие переносится в сказочное измерение.

Из сундука вылезает Оле-Лукойе со своими зонтиками. На стене оживает портрет Дедушки.

«Можно ли чистить звёзды?»

ОЛЕ-ЛУКОЙЕ. Прости меня, Яльмар! Простите меня все! Я сегодня не буду рассказывать сказки. Потому сто сегодня мне ужасно некогда. К завтрашнему дню нужно принарядить весь мир. Ведь завтра праздник, воскресенье! Надо проверить, как почистили колокола церковные карлики. Надо посмотреть, смел ли ветер пыль с травы и листьев. Самая же трудная работа еще впереди: надо снять с неба и перечистить все звезды! Я собираю их в свой передник, но приходится ведь нумеровать каждую звезду и каждую дырочку, где она сидела, чтобы потом каждую поставить на свое место. Иначе они не будут держаться и посыплются одна за другой!

ПОРТРЕТ ДЕДУШКИ. Послушайте, господин Оле-Лукойе! Я – прадедушка Яльмара и очень Вам признателен за то, что Вы рассказываете мальчику сказки. Но Вы не должны извращать его понятий. Звезды нельзя снимать с неба и чистить. Звезды – такие же небесные тела, как наша Земля.

ОЛЕ-ЛУКОЙЕ. Спасибо тебе, прадедушка. Ты, конечно, глава фамилии, родоначальник. Но я – все-таки постарше тебя. Римляне и греки звали меня богом сновидений! Я… Впрочем, если не нравится, можешь рассказывать сам… (Исчезает.)

ПОРТРЕТ ДЕДУШКИ. Ну, уж и нельзя высказать своего мнения.

Дом Йонаса Колина и гимназия в Слагельсе. 1822 – 1827 г. г. «Гимназист-переросток».

Выходит жена статского советника Йонаса Коллина, Генриетта.

ГЕНРИЕТТА. У меня для Вас хорошая новость! Помните того молодого автора пьес, которого Вы рекомендовали. Он действительно талантлив, но ему не хватает образования. Так вот, Йонас добился для него королевской стипендии! Он будет учиться в гимназии, в Слагельсе. Правда, ему придется сесть за парту с мальчиками гораздо младше его, но это его шанс.

Андерсен сидит за партой. Ректор Мейслинг находит тетрадку со стихотворными строчками. Гневно обводит глазами класс. Слышны смешки гимназистов.

МЕЙСЛИНГ (Андерсену). Вы очень глупый юноша, из Вас не выйдет ничего путного.

АНДЕРСЕН. Да, я пишу стихи. Но это – написал не я. Это не мой почерк.

МЕЙСЛИНГ. Зато очень в Вашем духе. Вы собираетесь заняться бумагомараньем, когда встанете на ноги. Но никто не будет читать ваших писаний.

Генриетта в Копенгагене пишет письмо.

ГЕНРИЕТТА. Дорогой Андерсен, пишите мне откровенно, что Вам будет нужно, и как идут дела.

В гимназии.

МЕЙСЛИНГ. …не будет читать Ваших писаний…Их будут скупать на макулатуру в лавке Сольдина. Вы еще поплачете, верзила эдакий!

АНДЕРСЕН (сочиняя письмо Коллинам). Я изучаю латынь, греческий, историю, закон божий, геометрию, географию… Пишите мне, пожалуйста, чаще! Одно приветливое слово сразу делает меня счастливым, а холодное лицо может привести мою душу в уныние. Может быть, я вам наскучил?.. Если так, то это ужасно.

МЕЙСЛИНГ (гимназистам). Вы видите за окном стадо баранов? У меня есть подозрение, что эти твари поумнее некоторых из вас.

В Копенгагене.

ГЕНРИЕТТА. Мы все очень рады за вас. Вы перешли в следующий класс и снова с отличными отметками. Мы ждем вас на каникулы!

На каникулах.

АНЕДЕРСЕН. Я так боялся этих экзаменов. Я был уверен, что латынь непременно провалю! Господи! Спасибо тебе за все! Как ты милостив! Господи Боже мой, вот если бы можно было сделать так, чтобы у меня было новое черное платье и чтобы я стал настоящим человеком!

В гимназии.

МЕЙСЛИНГ. До меня дошли слухи, что Вы развлекаетесь чтением вслух своих виршей, да еще в приличных домах! Вы позорите гимназию. Я сокращаю ваши каникулы. Немедленно возвращайтесь.

В Копенгагене.

КОЛЛИН. Не падайте духом, дорогой Андерсен. Ректор Мейслинг желает Вам добра. Может быть, его манера поведения своеобразна, но приводит к той же цели. Бог Вам в помощь!

В гимназии.

МЕЙСЛИНГ. По-вашему, одна-единственная буква ничего не значит, не важно, пишите вы «е» или «и»? Вы ни на что не годитесь! Застольные песни Вы, может быть, и будете писать. Но это всё мальчишеские забавы, шутовство! Вы – лентяй и несносный болван!

АНДЕРСЕН (сочиняет письмо Коллину). О, мой дорогой благодетель, ничего из меня не выйдет! Я глуп, беспорядочен и легкомыслен. Какой толк, что я получаю хорошие отметки, если я – душевнобольной и ни на чем не могу сосредоточиться, кроме своих фантазий…

В Копенгагене.

ГЕНРИЕТТА. К нам заезжал Ваш преподаватель закона Божьего, Верлин, он рассказал… Боже мой, мы же не думали, что всё так… Короче, мы решили, что Вы продолжите образование частным образом, в Копенгагене.

Меняется освещение, действие переносится в сказочное измерение.

Появляются Дюймовочка и Мышь.

«На свободу!»

МЫШЬ …Пустяки! Не упрямься! Чем тебе крот не муж? Одна шуба чего стоит.

ДЮЙМОВОЧКА. Мне придется жить с ним в темной норе, глубоко-глубоко под землей, и никогда не видеть ни белого света, ни ясного солнышка.

МЫШЬ. У самого короля нет такой шубы! Да и в погребах у него не пусто. Благодари судьбу за такого мужа.

ДЮЙМОВОЧКА. Позволь мне проститься с солнышком.

МЫШЬ. Эх, не понимаешь ты своего счастья… (Уползает в норку.)

ДЮЙМОВОЧКА. Прощай, солнышко. Милый цветочек, если увидишь ласточку, передай ей поклон от Дюймовочки. (Из другого сундука вылетает ЛАСТОЧКА.) Ласточка! Как я рада еще раз увидеть тебя!

ЛАСТОЧКА. Наступает зима, и я улетаю далеко-далеко, в дальние страны!

ДЮЙМОВОЧКА (плачет). А я должна выйти замуж за старого, угрюмого… и жить с ним глубоко под землей, куда никогда не заглядывает солнце…

ЛАСТОЧКА. Хочешь лететь со мной? Садись ко мне на спину, мы улетим далеко, за синие моря, в теплые края, где стоит вечное лето, и всегда цветут цветы!

Дюймовочка и Ласточка улетают.

Копенгаген. 1828 г., 1842 г. «Сила псевдонима».

АНДРСЕН. Удивительно, но мое имя как будто отгоняло от меня признание. Что бы я ни написал, даже друзья снисходительно кивали головами. А в театр по-прежнему не брали ни одной пьесы. Однажды я опубликовал два стихотворения, подписавшись просто Х. Я даже не подумал, что имя популярного в то время писателя Хайберга начинается с той же буквы.

Выходит отец семейства с газетой.

ОТЕЦ СЕМЕЙСТВА. Сегодня в газете два превосходных стихотворения! Ну и молодец этот Хайберг! Сейчас я вам их прочту:

«…Отчего ты руки сжала мне так больно

И ко мне прильнула мокрою щекой?»

ДОЧЬ ХОЗЯИНА. Да ведь это стихи… Андерсена!..

ОТЕЦ. Что? Как?!..

ДОЧЬ. Ну, что же вы молчите, Андерсен? (Теребит его, он смущённо улыбается.)

ОТЕЦ. А почему Х?

ДОЧЬ. Ханс Кристиан…

Недоумевающий отец уходит, молодые люди смеются.

АНДЕРСЕН. Пьесу «Первенец» я послал в театр под псевдонимом. И ее… приняли! А когда я пришел с другой своей пьесой уже под своим именем, директор мне сказал:

ДИРЕКТОР. Вот если бы Вы написали что-нибудь вроде превосходного «Первенца». Прелестная вещица! Но, конечно, это за пределами Вашего таланта… Вы лирик и не обладаете таким темпераментом, как её автор.

АНДЕРСЕН (смиренно потупившись). Увы, у меня для такой вещицы не хватило бы чувства юмора…

ДИРЕКТОР. Вот именно, учитесь, молодой человек!

Директор уходит

АНДЕРСЕН. А много лет спустя я специально написал о себе очень критическую статью, ругал себя последними словами. Прочел эту статью друзьям. Они стали меня защищать от нападок едкого критика, но при этом один заметил.

Выходит друг.

ДРУГ. Но, если честно, все-таки признайся, что кое-что в этой статье написано очень точно.

АНДЕРСЕН. Еще бы! Если это написал я сам.

ДРУГ. В каком смысле?

АНДЕРСЕН. В прямом. Это моя статья.

ДРУГ. Ну, ты даёшь.

Друзья смеются и расходятся.

Меняется освещение, действие переносится в сказочное измерение.

Из корзины вылезает китайский придворный.

Кто признан, тот и «Соловей».

ПРИДВОРНЫЙ. Девочка, я назначу тебя придворной судомойкой, если ты покажешь мне, где живёт соловей. Он приглашён сегодня вечером ко двору.

ДЕВОЧКА (выглядывает из саквояжа). Конечно, покажу, ведь он живёт в нашем лесу. Ах, как он поёт! Идёмте.

Идут по лесу, вдруг где-то замычала корова.

ПРИДВОРНЫЙ. О! Это, наверное, и есть соловей. Какой, однако, у него сильный голос!

ДЕВОЧКА. Да что Вы! Это корова мычит.

Идут дальше. Вдруг заквакали лягушки.

ПРИДВОРНЫЙ. Чудесно! Наконец-то я слышу соловья. Точь-в-точь серебряные колокольчики в нашей молельне!..

ДЕВОЧКА. Нет, это лягушки.

Идут дальше. Запел соловей.

ДЕВОЧКА. Вот, слышите?

ПРИДВОРНЫЙ. Что? Где?

ДЕВОЧКА. А вот и он сам! (Указала на птичку в ветвях.)

ПРИДВОРНЫЙ. Пф! Какой невзрачный с виду! Так это и есть знаменитый соловей?

ДЕВОЧКА. Ну, разве Вы не слышите?!

ПРИДВОРНЫЙ. Ну, если действительно соловей, то… Несравненный господин соловей! Вы несомненно будете иметь огромный успех при дворе! Я приглашаю вас к императору во дворец.

1830 – 1832 г.г. «Любовь поэта».

Через сцену проходит девушка.

ДЕВУШКА. Меня зовут Риборг. Риборг Войт, я сестра вашего товарища, Кристиана Войта.

АНДЕРСЕН. Да-да, он говорил, что у него есть сестра…

ДЕВУШКА. Я очень люблю читать. А Вы, говорят, писатель…

Девушка интригующе уходит.

АНДЕРСЕН. Я по-настоящему влюблен?.. Я встретил любовь. И она принесла мне горе.

К нему подходит один из товарищей.

ТОВАРИЩ. Нынче несчастная любовь в моде среди молодых поэтов.

АНДЕРСЕН. У меня нет сил жить. Меня ничто не радует… Я увядаю в болезни и одиночестве… Это ничуть не забавно.

ТОВАРИЩ. Если бы кое-кто чуть больше постарался… В тот момент Риборг была только помолвлена и была готова…

АНДЕРСЕН. Я один на этом свете, и мне не за что уцепиться, но брак – это значит бросить стихи, занять какое-то место в обществе…

ТОВАРИЩ. Вот! Дорогой Андерсен! Ваша следующая великая любовь будет снова несчастной! Вам просто нужен кто-то, о ком можно скорбеть и страдать!

АНДЕРСЕН. Темно-карих очей взгляд мне в душу запал;

Он умом и спокойствием детским сиял;

В нем зажглась для меня новой жизни звезда:

Не забыть мне его никогда, никогда!

ТОВАРИЩ. Любите безнадежно! И пишите об этом стихи! Ваша неуемная фантазия заменит Вам все остальное…

По сцене проходит другая девушка

АНДЕРСЕН. Луиза! Я слишком многим обязан Вашему отцу, поэтому я даже не смею мечтать… Луиза Коллин! Я ведь знал Вас еще ребенком… Впрочем, я что-то не то говорю… Я заходил в гости, но Вас не застал. Должно быть, Вы меня избегаете. Сейчас я ухожу, послезавтра я уезжаю – скоро я умру! И это будет только к лучшему. С почтением, Ганс Христиан.

ТОВАРИЩ (прочитав официальную бумагу). Андерсен! Везунчик! Черт… Вы получили-таки королевскую субсидию и можете ехать… Швейцария, Франция, Италия… Счастливчик…(Отдает Андерсену бумагу, вместе с девушкой уходят.)

АНДЕРСЕН (разглядывает листок бумаги). Я поеду во Францию? Я своими глазами увижу Италию?! Господи! Я просто на седьмом небе от счастья. Я как будто летаю в облаках!!!

Меняется освещение, действие переносится в сказочное измерение.

Появляется Царь Духов и его камердинер.

«Заботы царя духов».

ЦАРЬ ДУХОВ. Кто стелил мне постель вчера вечером?

КАМЕРДИНЕР. Я, повелитель.

ЦАРЬ ДУХОВ. Так другой раз не бери мокрых облаков… Я не желаю спать мокрым. Право, ты будто нарочно выбрал дождевые. Что за шум был в передней? Кто там?

КАМЕРДИНЕР. Там целая толпа духов, фей и троллей первых классов. Они жалуются.

ЦАРЬ ДУХОВ. Принеси сюда челобитные.

КАМЕРДИНЕР. Вот они – полон карман.

ЦАРЬ ДУХОВ. Это что? (Просматривает бумаги.) Могильная свинья и трёхногий конь, много лет скрывавшие свою помолвку, просят разрешения вступить в брак. Нельзя: они в близком родстве. (Берёт другую бумагу.) Двенадцать знаков Зодиака перессорились! Стрелец выстрелил в глаз Козерогу, этот наскочил на Весы и сорвал одну чашку, Близнецы вмешались в ссору, и их чуть не растерзал Лев, – пришлось спрятаться за Деву. Теперь все требуют ремонта. Какие расходы! (Берёт третью бумагу.) Две старые бабки-кошмарихи опять добиваются прежней должности. Из ума выжили! Ввести опять кошмары, в наш-то просвещенный век… Бедное человечество, мучить его еще и кошмарами!.. А где мой советник?

КАМЕРДИНЕР. Сидит на облаке и режется со Снежной королевой «в дураки».

ЦАРЬ ДУХОВ. «В дураки»! И я играл когда-то «в дураки», бродя по земле переодетым… (Мечтательно.) Сколько воспоминаний пробудило во мне слово «ду-ра-ки»…

Дания – Италия. 1833 г. «Прискорбная плодовитость».

АНДЕРСЕН. Надо же! У меня так много идей, что я трачу их впустую… А что, если издать целую книгу под названием «Идеи для тех, у кого нет собственных, необходимая и полезная книга в наши суровые времена»!

Выходит Эдвард Коллин, сын покровителя писателя Ионаса Коллина пишет письмо Андерсену в Италию.

ЭДВАРД. Вы слишком много пишете! Одно Ваше произведение еще печатается, а у Вас уже почти готово в рукописи другое. Такою ужасающе прискорбной плодовитостью Вы обесцениваете свои труды! В конце концов, ни один издатель не захочет издавать их и даром… (Пишет письмо.)

АНДЕРСЕН. Меня считают серьезным писателем по всей Европе. Даже в Англии начали интересоваться моими книгами… Меня принимают везде, кроме нашей Дании. Ну почему?

ЭДВАРД. Вы и Дания прекрасно уживались бы друг с другом, не будь в Дании театра…(Смеется.)

АНДЕРСЕН. …А я писал пьесы и буду их писать, хотя... Если их и ставят в театре, то они чаще всего проваливаются.

ЭДВАРД. Судя по Вашему письму, Вы опять собираетесь описать Ваше путешествие, путешествие, которое сделали до Вас тысячи людей? Неужели тысячи глаз могли пропустить столько нового и интересного, что рассказов об этом хватит Вам на два тома? Ваш преданный друг, Эдвард Коллин. (Запечатывает письмо.)

Меняется освещение, действие переносится в сказочное измерение.

Из сундуков появляются две Феи. Это Фея Счастья и Фея Печали.

«На пороге счастья».

ФЕЯ СЧАСТЬЯ. Хоть ты и Фея Печали, сестрица, но нельзя все время иметь такой грустный вид! Посмотри, что мне сегодня подарили на день рождения!

Показывает на пару калош.

ФЕЯ ПЕЧАЛИ. Калоши.

ФЕЯ СЧАСТЬЯ. Они обладают замечательным свойством: тому, кто их наденет, они могут мгновенно исполнить любое желание. Я отнесу эти калоши людям! И среди них появится один, абсолютно счастливый!

ФЕЯ ПЕЧАЛИ. Ты так думаешь?.. Знай же, он будет самым несчастным человеком на земле и благословит ту минуту, когда, наконец, избавится от своих калош.

ФЕЯ СЧАСЬЯ. Ну, это мы еще посмотрим! А пока что я поставлю их у дверей. Авось кто-нибудь их наденет по ошибке вместо своих и обретет счастье.

Феи исчезают.

Кабинет сказочника. «Писать ли сказки?»

Поднял калоши счастья.

АНДЕРСЕН. Мне кажется, что я нашёл… Да! Теперь я знаю, что мне нужно писать.

ДОБРОЖЕЛАТЕЛЬ. Вы опять впали в ребячество! Подав такие надежды своим романом – снова писать детские сказки! Ну, я не знаю…

АНДЕРСЕН. Но я нашёл…

Куклы из одного сундука, под руководством Доброжелателя, кричат: «Холодно! Холодно!»

Андерсен ставит на пол калоши.

Куклы: «Теплее! Теплее!»

ДОБРОЖЕЛАТЕЛЬ. Сказки эти могут позабавить детей, но считать их мало-мальски назидательными или ручаться за их полную безвредность нельзя.

Андерсен ищет по всей сцене, куклы орут: «Теплее! Теплее!». Как только он приближается к калошам, они орут: «Холодно!»

ДОБРОЖЕЛАТЕЛЬ. Вряд ли кто найдёт особенно полезным для детей читать о принцессе, разъезжающей по ночам на собаке к солдату, который целует её, и т.д.

Андерсен ещё раз пытается взять калоши в руки. Куклы орут: «Холодно!»

ДОБРОЖЕЛАТЕЛЬ. И вообще, советую Вам впредь не тратить времени на писание сказок для детей. (Уходит.)

АНДЕРСЕН. Ну, вот я и перестал писать сказки. Юмор мой не раз сменялся унынием. Окончил очередной роман. (Встряхнувшись.) Поехал сфотографироваться. Позировал три раза. Похож на прилизанного Щелкунчика. (Куклы смеются.) И над этим нечего смеяться. (Куклы пристыжено замолкают.) Хотя некоторые смеялись. (Смеётся сам, играючи, надевает калоши, вприпрыжку убегает.)

Куклы вылезают из сундуков, находят письмо, читают: «Дорогой друг! Прочитал Ваши последние сказки. Может Вам покажется это странным, но я уверен: «Импровизатор» вас прославил – сказки сделают Ваше имя бессмертным!»

Куклы весело хихикают.

Лондон. 1857 г. «Цена таланта».

АНДЕРСЕН. Я очень благодарен Вам, что Вы снова пригласили меня в Лондон.

ЧАРЛЬЗ ДИККЕНС. Что Вы! Ерунда. А, кстати, какой гонорар заплатил вам датский издатель за Ваш нашумевший роман?

АНДЕРСЕН. За «Импровизатора»?

ДИККЕНС. Ну да.

АНДЕРСЕН (вспоминает). Кажется… да, точно – 19 фунтов стерлингов.

ДИККЕНС. За лист?

АНДЕРСЕН. Нет, за всю книгу.

ДИККЕНС (потерял дар речи от изумления). А… Э… О… Вы… – шутите?

АНДЕРСЕН. Нисколько.

ДИККЕНС. Боже мой! Ни за что бы не поверил, если бы не услышал от Вас лично. (Смеётся.)

АНДЕРСЕН. А что? Это ещё ничего. Вот когда мне совсем не на что было жить, я хотел устроиться библиотекарем в книгохранилище. Знаете, почему мне отказал директор библиотеки?

ДИККЕНС. Почему?

АНДЕРСЕН. Он сказал, что я слишком талантлив для такой банальной должности…(Оба смеются. Диккенс уходит.)

Меняется освещение, действие переносится в сказочное измерение.

Из одной коробки появляется Оле-Лукойе с двумя зонтиками: черным и пестрым.

«Не продаётся вдохновенье».

ОЛЕ-ЛУКОЙЕ. Кстати, если кто-то не знает. Оле-Лукойе в переводе на русский язык значит: «Оле-Закрой Глазки».

Просто не верится, сколько есть пожилых людей, которым страх как хочется заполучить меня к себе! (Андерсен входит в сказку, играет зонтиками, гладит Оле-Лукойе по голове.) Особенно желают этого те, кто сделал что-нибудь дурное.

АНДЕРСЕН (подыгрывая Оле.) «Добренький, миленький Оле…

ОЛЕ-ЛУКОЙЕ. …говорят они мне,

АНДЕРСЕН. …мы просто не можем сомкнуть глаз, лежим без сна всю ночь напролет и видим вокруг себя все свои дурные дела. Они, точно маленькие гадкие тролли, сидят по краям постели и брызжут на нас кипятком. Хоть бы ты пришел и прогнал их. Мы бы заплатили тебе!..»

ОЛЕ-ЛУКОЙЕ. Ха-ха-ха! Зачем мне деньги? Я ни к кому не прихожу за деньги! (Исчезает в сундуке.)

Комната Андерсена в доме его друзей. 1975 г. «В отсутствие Музы».

РАССКАЗЧИЦА (записывая его автобиографию). Моя жизнь – это прекрасная сказка… (Бормочет неразборчиво, пишет.) …и тогда моя судьба не сложилась бы счастливее… (Бормочет, пишет.) …Господь милостив и всё творит к лучшему. Точка. Я всё записала, господин Андерсен.

АНДЕРСЕН. Муза меня покинула, сказки больше не стучатся в мою дверь…(Фру Мельхиор приносит ему письменные принадлежности.) Моя Муза больше не хочет меня посещать… Должно быть, к больным писателям она не приходит. Надо срочно выздоравливать… А пока я болею, она где-то тут прячется… Фру Мельхиор, Вы не могли бы ее поискать?!

ФРУ МЕЛЬХИОР. А помните, 2 апреля, в день Вашего 70-летия, был накрыт стол, и каждое блюдо в меню было названо в честь какой-нибудь Вашей сказки!

АНДЕРСЕН. А!.. Да-да-да.

ФРУ МЕЛЬХИОР. «На утином дворе».

АНДЕРСЕН. Индейка.

ФРУ МЕЛЬХИОР. «Суп из колбасной палочки».

АНДЕРСЕН. Бульон.

ФРУ МЕЛЬХИОР. «Дикие лебеди».

АНДЕРСЕН. Дичь…

ФРУ МЕЛЬХИОР. «Под Ивой».

АНДЕРСЕН. Шампьньоны.

АНДЕРСЕН (пишет письмо). Дорогой Хартман, обращаюсь к Вам с несколько необычной просьбой, Вы – великий композитор, и Вам будет нетрудно ее выполнить. Нельзя ли приспособить похоронный марш к шагам детей, ведь за моим гробом пойдет больше детей, чем взрослых…» (Смеется.) А хотелось бы мне хоть одним глазком взглянуть на свои похороны! (Уходит в глубь сцены.)

Меняется освещение, действие переносится в полусказочное измерение (пограничное между сказкой и былью).

Появляются куклы – ФЕЯ и ТРОЛЛЬ.

ФЕЯ. Не будь у людей этой привычки умирать, им, право, жилось бы лучше нашего.

ТРОЛЛЬ. Ваша правда! Ни один из нас, не смотря на все наши достоинства, никогда не сможет стать человеком, а вот они…

ФЕЯ. Ну, это было раньше! Сейчас, после указа его величества царя Духов…

ТРОЛЛЬ. А вот и нет. Вчера в царство духов был принят один… Фокусник.

ФЕЯ. Фокусник?

ТРОЛЛЬ. Или сказочник, что, в сущности, одно и то же. И, кажется, ему сразу дали влиятельнейшую должность.

ФЕЯ. Как же так, не может быть… ведь опубликован закон: «Ни один смертный не дерзает приблизиться к дворцу царя Духов без входного билета – пера из хвоста птицы Феникс.»

ТРОЛЛЬ. Должно быть, эта птица вздумала ронять свои перья на кого ни попадя.

ФЕЯ. Что Вы, это перо очень трудно добыть. Искатель должен отправиться в царство Обезьян, добиться там доступа в лучшее общество и потихоньку выдернуть перо из хвоста. И беда, если его изловят…

ТРОЛЛЬ. Ну что ж, если так, значит, этот Фокусник был парень не промах. Стоит пойти с ним подружиться!

Появляются из сундуков все куклы – герои сказок, начинают, перебивая друг друга рассказывать, какой «не промах» был Андерсен, и как его любили и дети и взрослые.

РАССКАЗЧИЦА (утихомиривая кукол). Один ироничный очевидец сказал: «Казалось, в тот день копенгагенцам нечего было больше делать, как только хоронить Андерсена». Гроб «короля сказок» несли на руках по улицам города. Перед ним склонили траурные знамена. А на следующий день в газете напечатали стихотворение:

Литературный конкурс «МИССИЯ: ОТЕЦ»