- Домнул Ионел, вставайте! Вставайте, домнул Ионел! (домнул с молдавского – господин)

Под одеялом было тепло. Открывать глаза не хотелось. Он знал, что над ним стоит старый Михай и, не решаясь тормошить барина, монотонно гундосит одно и тоже:

- Вставайте, господин!

Молния, сверкнувшая в мозгу, сразу отогнала дрему. Он рывком откинул одеяло и открыл глаза. Слуга, испугавшись, отшатнулся. Затем радостно перекрестился:

- Славэ Думнядзэулуй! (С молд. – слава Богу) – И обиженно добавил. – Все не встаете…Сами же просили разбудить…

- Ладно тебе! – Ион поежился от холода и стал, не поднимая головы, искать шаровары. – Лошади готовы?

- Да, господин.

Вообще-то, Ион так рано никогда не вставал. Но сегодня у него много дел. Было пять утра, за окном едва рассвело. Ион натянул папуши (туфли сверх сафьяновых носков) и вышел во двор мошии (усадьбы). Раннее утро встретило его запахом навоза, озабоченными царанами (крестьяне), готовящимися к новому рабочему дню и кудахтаньем птиц на подворье. Готовая каруца (повозка, телега) стояла у сарая. К Иону подбежал Михай.

- Счас позавтракаю и едем! – Ответил на его немой вопрос Ион.

- Хорошо, домнул Ионел!

Никак старый слуга не мог отучиться называть своего господина уменьшительным – Ионел. Михай с детства был в услужении у своего мазила (боярина). И до сих пор относился к нему, как к маленькому. И как не сочеталось это ласковое - Ионел со здоровенным 19 – летним боярином, перед которым открыты все дороги к блестящему будущему.

- В городе не смей называть меня Ионелом! Понял!

Михай быстро закивал. Ион прошел в свою комнату и достал из шкапа заранее припрятанный ящик. Пару дорогих дуэльных пистолетов он приобрел недавно у соседа – отставного поручика Мелестиу. И, хотя семейство Раковицэ считалось самым богатым в Вадуленах, покупка обошлась Иону совсем недешево. Да еще пришлось покупать украдкой от родных. Инкрустированное тяжелое с черным отливом оружие он сам воровато отнес к каруце и положил на самый низ, упрятав поверх ящика баул с вещами. Слуга не должен узнать, а то мигом родителям доложит. Бед не оберешься…Показался отец.

- Буна диминяца! (Доброе утро)

- Буна, тата! (тата – отец)

Отец подошел к сыну.

- Смотри, в Кишиневе не бедокурь! Веди себя, как полагается сыну своего отца!

- Понял, тата!

- Все – таки, может, остановишься у моша Василе? (Дедушка)

- Я к нему сразу же в гости зайду и ваше письмо передам. Не за границу ведь еду!

- Он тебе поможет. Устроит на хорошее место. Ну, друм бун (счастливой дороги) сынок!

Они обнялись. Ион собирался остановиться на первое время у своего друга детства Тодэрикэ Штэфырцэ, с которым вместе учился в школе. Тодэрикэ окончил пехотное училище в Одессе и поступил на службу в русскую армию. Пора и самому Иону определяться со своим будущим.

Новую венскую коляску, купленную пару месяцев назад именно для визитов в столицу, две заморенные лошаденки вынесли со двора. До Кишинева было около трех часов пути. Можно было поспать или подумать. Спать не хотелось. Мысли неслись скачками, как по ухабам:

«Как же мне его вызвать на дуэль? Какой предлог найти? Говорят, он вспыльчив до невозможности. Тем лучше! Как же надоело в этих Вадуленах! Надо в столицу перебираться! Поступлю на службу, женюсь на Маричике! А может, не буду торопиться? После дуэли обо мне узнают, станут говорить, сделаю себе имя! Хотя, Маричика…»

Он поглубже укутался в полушубок, натянул на голову кочулу (смушковая серая шапка, не снимается ни в церкви, на даже перед султаном), у него от воображаемых объятий Маричики сладко заныло в желудке.

«А что, я - парень видный! Понравлюсь свету, обучусь манерам! А если застрелю этого хлыща, обо мне мигом узнают в Петербурге! А там…»

Стало трудно дышать и перехватило дыхание. Ион представил себя молодым раззолоченным генералом. Вот он стоит немногословный, чуть прихрамывая после недавнего ранения, герой войны. А вокруг него фрумошики (красавицы) с томными взглядами с нетерпением ждут, кого же он пригласит на вальс. Ион долго выбирает, делает длинную паузу…Затем щелкает каблуками, шпоры звенят, красавица краснеет…» Кочула упала на глаза Иона – каруца налетела на кочку.

- Осторожнее, Михай!

- Скозацы – вэ (извините), домнул Ионел! – Ямщик оглянулся. – Помните, барин, вы в бары играли намедни.

- Ну, помню! А что такое!

- Да, отец ваш страшно ругался. Снова грязный, говорит, пришли…

- Оставь меня в покое! – Ион рассердился. – Мешаешь думать!

Он снова уставился на дорогу. Но мысли успели куда – то разбрестись и собрать их в кучку стало невозможным. Уже совсем рассвело и вскоре в мутной дымке показался Кишинев.

 

* * *

 

Каруца страшно дребезжала по небрежно мощеным извилистым тесным улочкам. Ион придерживал двумя руками дорожный баул и, самое главное, лакированный ящик с пистолетами. Вдобавок овчинная шапка держалась только на левом ухе. Даже в сухую ледяную погоду колеса чавкали в грязи, с трудом преодолевая очередной подъем, скрипя мимо чалм князей и кушм (овечьи шапки) бояр, мимо толп народа, мимо деревянных одноэтажных чахлых строений, мазанных глиной и известкой. Кишинев – всегда спокойный и тихий городок - наводнили толпы греков, армян, евреев, русских. Все ждали вестей о греческих делах: одни радовались успехам фанариотов, другие их проклинали. Все же большинство молдаван желали победы именно туркам.

Тодэрикэ жил на улице Голенищева - Кутузова, но сначала Ион купил папе на Торговой у жирного грека новый чубук. Лишь около десяти утра он постучал в низкую красную калитку.

- Норок (привет), Ион! – Друг вышел встречать его сам. – Как я рад тебя видеть!

Тодэрикэ был в форме офицера-де-императ (так молдаване называли офицеров свиты его императорского величества по квартирмейстерской части, производящих съемку земель Бессарабии) . Это был образованный и хорошо знавший по-русски офицер. Зависть волной окатила Иона. Даже стало жарко.

«Ничего, - подумал он, успокаиваясь. – Сегодня – завтра обо мне тоже хорошенько узнают!»

- Проходи в дом! Ты надолго? Кого из наших видел?

- Погоди! – попросил друга Ион. – Приехал местечко искать. Осмотрюсь, на службу устроюсь. У папы связи, да и ты мне поможешь…

- Конечно, помогу! – Ответил корнет. – Только тебе русский надо подучить. Акцент сильный.

- Выучу.

Молодой офицер провел Иона в низкую темную комнату со скудной холостяцкой обстановкой и развел руками:

- Ты пока располагайся. Я - в часть, вечером буду. Тогда и поговорим. Хорошо? – Не удержался и похвалился. – Я сейчас при штабе 16 – й дивизии состою!

- Рад за тебя, - ответил гость и придержал стремительного хозяина. – Тодэрикэ, а ты домнула Пушкина знаешь? Ну, он поэзии разные пишет…

- Сашу? Знаю! В картишки пару раз играли, на балах встречались, – друг посмотрел Иону в глаза. – Большой поэт! А что?

- Как его найти? Хочу с ним познакомиться.

- Гм…Он большой оригинал. То боярином вырядится, а то оденет феску и турецкие шаровары и ну давай разгуливать в Александровском парке! – Тодэраке внимательно посмотрел на Иона. – Проказник! И очень вспыльчив! Запросто тебя оскорбить может.

- Я тоже кого хочешь оскорблю! – обиделся Ион. Южная кровь ударила в голову. – Не на того напал! Я тоже могу кого хочешь на дуэль вызвать!

- А ты хоть раз «полевал»? - нежно, но с насмешинкой спросил офицер.

- Н-нет!

- А Пушкин здесь уже два раза успел. Горяч он! Вот, расскажу. Однажды Саша вызвал штабиста Зубова. Не поделили они что – то. Пришел он на «поле» с черешнями и завтракал ими, пока Зубов стрелял. Сам же выстрела не произвел. Только спросил: «Довольны ли вы?» Зубов бросился ему в объятия, а Пушкин его оттолкнул, мол, это лишнее и удалился, - он рассмеялся и продолжал. – А как – то раз, проезжал он с другими на лошади по Архиерейской, мимо модного магазина мадам N, увидал на крыльце ее хорошенькую дочку. Она тоже на него глядела. Дал шпоры и въехал на то самое крыльцо. Девушка – в обмороке, все всполошились, друзья спешно ретировались. Родители пожаловались Инзову. И его высокопревосходительству пришлось улаживать дело…

- А где у вас дуэли происходят? - Как бы между делом поинтересовался Ион.

- Да тут, в двух километрах. На Малой Малине (ныне район Кишинева), там садов много, - Тодэрикэ внимательно посмотрел на собеседника. – А ты, часом, не стреляться ли вздумал?

- Нет, нет, - поспешил его успокоить Ион. – Просто так спросил. А Пушкин где живет?

- У Николая Степановича Алексеева. Достойный офицер. Снимает жилье неподалеку, на Золотой.

- Ну, что ж, – Ион сделал вид, что торопится. – Я к мошу Василе заеду. Поговорю с ним насчет службы. Вечером встретимся у тебя.

- Договорились!

 

* * *

 

И каруца покатила на Мильонную, в канцелярию наместника края. В высоком двухэтажном здании, сложенном из белого кирпича, находился и Верховный совет Бессарабской области. Знатный дворянин Василе Балш был сенатором.

По пути Ион взглядом искал Пушкина. Авось, по пути попадется. И успевал еще попутно рассматривать кукониц (барышень), сновавших среди луж с нечистотами и оврагами, покрытыми доверху помоями. Ион старался не обращать внимания на резкий, неприятный запах, доносившийся отовсюду.

Повозка, дребезжа, катила мимо сплошных заборов, за которыми прятались низкие домишки с маленькими окнами под самой крышей, обузданные решетками. Кишинев был похож на один большой острог.

В приемной, как только он назвался, Иона сопроводили к сенатору.

- Бадя Василе! – радостно сказал Ион. – Бунэ зиуа (добрый день)!

- Оставим это, мы не в деревне, - морщась, ответил полный, в сюртуке модного парижского покроя, седовласый с крупными бакенбардами, Василе Балш. – Я рад тебя видеть, мон шер неве (с фр. – мой дорогой племянник)!

Сенатор слыл западником. Он ненавидел турок за несколько веков их владычества над его Родиной. Это не позволило, как он считал, стать Бессарабии уже сегодня частью просвещенной Европы и занимать то место, которое она заслуживает. Он любил вставлять в свою речь французские словечки, хотя языка почти не знал, и считал себя широко образованным человеком.

- Ну что, мой брат по –прежнему нюхает навоз и делает вино? – как бы шутя, спросил он улыбаясь.

- Да, - потупил глаза Ион. – Он вам привет передал и письмо.

Сенатор быстро пробежал глазами текст.

- Похвально, юноша! – Он встал и обнял племянника. – Твое желание служить Родине меня радует. Хватит нам быть провинцией. Со времен Великого Штефана нам не выпадало такого удачного случая стать вровень с Францией, Англией, Австрией! Сегодня нам по пути с Россией, главное избавиться от магометан! А завтра…- Он мечтательно закатил глаза.

- Бьен! Я подумаю, как тебе помочь, - он сел за широкий дубовый стол. – Ты где остановился?

- У Штэфырцэ Тодэрикэ. Да вы его должны знать, дядя…

- Знаю! Славный юноша. Плохому он тебя не научит, - он опять встал и стал ходить по кабинету, покрытому мягким ворсистым ковром, с вмятым национальным орнаментом. – Только тебе надо обтесаться, навести лоск. Завести полезные знакомства. Выучить языки, наконец! – Он остановился на секунду, затем продолжил свой променад. – Наше общество малокультурно и необразованно. Даже лучшие его представители…Вот помню был случай. Его императорское величество Александр Павлович проезжал через Бессарабию на свидание с императором австрийским. В его честь был дан бал в доме Тудора Крупенского. Так что, наши бояре учудили? Пришли все в кочулах, да в папушах сверх желтых и красных мешти (носков)! А их жены в драгоценных турецких шалях! Хорошо, Виктория Александровна, наместница наша вовремя спохватилась. Все шали были сняты, а папуши и кочулы в несколько сот голов свалены в кучу за колоннами! А еще хвалятся, что государь назвал Бессарабию «золотым краем»!

Он остановился и замолчал.

- Шер ами! Ладно, поворчал я по – стариковски. – Он опять отечески приобнял племянника. – Ты к нам запросто заходи, без всяких чинств. Введу тебя в свет. Прежде познакомлю с благородными семействами Кантакузи, Крупенских, Варфоломеевых..

- Бине! Э – э, хорошо! – сказал Ион и решился. – А с Пушкиным?

- Т-с-с! – Зашипел мош Василе. – Как ты смеешь! – Он гневно посмотрел на племянника. - Сей неучтивый и богохульный юноша не пара тебе! Это моветон! Да будет тебе известно, - он понизил голос, – что Пушкин находится здесь в ссылке по высочайшему повелению! – Мош Василе благоговейно поднял вверх указательный палец и глаза. – Да и поведение его неблагонравно. Жуирует, волочится за барышнями, дуэлирует. Целый день спит, днем голый валяется в постели, в стену стреляет для тренировки. Ногти отрастил в-о-т такие! – Он растопырил руки. – Часами носится по городу на лошадях. Вечером карты, пьянка, ночью – девичий пансион мадам Майе! Не говори мне больше о нем! Никогда!

- Не буду, дядя, - смиренно сказал Ион.

 

* * *

 

Каруца опять катила по городу. До Золотой было недалеко и Ион лихорадочно размышлял. «Ишь, тренируется – вспомнил он рассказ дяди о стрельбе Пушкина в стену. – Может, он стрелок хороший! – вдруг Ион испугался. – Ненароком убьет! Но нет, не на того напал!»

- Быстрее! – скомандовал он Михаю.

Возница обернулся

- Я ж города не знаю, домнул Ионел! – Но увидев бешеные глаза хозяина мигом исправился. – Тьфу, скозацы-вэ, домнул Ион!

- Русский учи! – уже беззлобно проговорил ему Ион.

Домик Алексеева нашли быстро. Из – за невысокого, покрытого плющом забора, был виден аккуратный двор. Сам дом был расположен буквой «П». С четвертой стороны притулилась глинобитная лачужка с двумя окнами.

«Здесь, наверное, слуги живут» – подумал Ион и постучал. Спустя мгновение, словно ждали стука, открылась дверь белой мазанки и оттуда буквально вырвался молодой, одних лет с Ионом, курчавый с всклокоченными черными волосами и безумными глазами, человек. На нем была только нестиранная белая рубаха, по земле волочились тесемки от панталон. В одной руке он держал надкушенную булку, в другой – недопитый стакан красного вина. Он внимательно посмотрел на гостя и недовольно кинул с набитым ртом:

- Ну?

- Мне бы господина Пушкина, - робко спросил Ион. - Стремительность слуги почему – то вызвала у него смущение. Каким же в таком случае будет сам хозяин? И неожиданно для себя, добавил. – Большого писателя…

- Ну, значит, тебе повезло! – Ответил весело слуга. – Ты теперь видел большого писателя. До свиданья, господин не знаю – как – вас – там!

И смеясь, он опять исчез в домике.

 

* * *

 

Уже ночью, сильно пьяный, Ион на каруце подъезжал к салону мадам Майе. Тодэрикэ давно спал тяжелым сном, слугу будить не хотелось, еще отцу доложит о непотребстве. Салон ярко освещал один из немногих в городе фонарей. Ион резко осадил, бросил вожжи и, не обращая больше внимания на лошадей, на еле передвигающихся ногах, заскочил вовнутрь. Он стоял, покачиваясь, пока к нему плыла грузная с ярко окрашенным вульгарным ртом, в накинутой на плечи и необъятную грудь цветастой турецкой шали, дама.

- М-мадам Майе? – промычал Ион.

- Да, - она с редким достоинством кивнула. – Что вам угодно, сударь?

- Я хотел бы познакомиться с девицей!

- Извольте, - она посторонилась.

- Только, - как будто спохватился Ион. – Именно с той, к которой ходит господин Пушкин.

- С мадемуазель Жу-жу? – Она оценивающе взглянула на посетителя. И добавила ледяным тоном, не допускающим никаких возражений – Силь ву пле (пожалуйста), только это вам будет стоить в два раза дороже. У месье Пушкина безукоризненный вкус.

- Хорошо, - покорно согласился Ион, торопливо доставая из – за пазухи кошель. Аккуратной пачкой банковских билетов в нем покоилось месячное содержание столичной жизни. – Зовите скорее мадемуазель Жу – Жу! Заплачу, сколько надо.