Мета Морфос

Петр Хакс

(Перевод с немецкого языка Веры Трифановой)

 

Жила-была Мета Морфос – маленькая девочка, которая любила во что-нибудь или в кого-нибудь превращаться. Иногда она превращалась в раковину и тихо лежала на дне пруда среди водорослей, мечтая. А когда мальчишки ныряли на дно и пытались поднять раковину на поверхность воды, она захлопывала свои створки и пугающим голосом говорила: «Но я же Мета!»

Или она превращалась в ангела и, размахивая медленно крылами, летала по вечернему небу. Бывало, летит ей навстречу самолет, и капитан удивляется: «Странно, здесь летает ангел». Летчик так напряженно смотрит в окно, что самолет начинает раскачиваться из стороны в сторону. И Мета кричит ему вслед: «Но я же Мета!».

Или она превращается в паровоз весом в 100 тонн и мчится по рельсам со страшным шумом. Но железнодорожные рельсы предназначены для настоящих поездов, перевозящих людей или товары. И управление железной дороги выработало, наконец, точное расписание движения поездов, чтобы они не сталкивались друг с другом. Машинисты каждый раз пугались, видя, как им навстречу несется паровоз вне расписания, о котором смотритель железной дороги не предупредил заранее. Конечно, Мета в последний момент успевала превратиться в маленькую девочку и спрыгнуть с железнодорожного полотна. В позе наивежливейшего реверанса она говорила: «Но я же Мета!».

И какая же от этого польза, если едва не происходил несчастный случай, а машинисты и летчики сильно пугались?! Нужно честно признать, что Мета причиняла людям массу неприятностей, хотя она делала это без злого умысла. Но ведь большинство людей редко превращаются во что-нибудь другое, а если это так уж необходимо, то прежде следует задуматься, не помешает ли это окружающим?

В маленьком доме на окраине парка Мета жила вместе со своими родителями и тетей, у которой росли усы, и поэтому ее звали господином Мафродитом. Родители Меты уже привыкли к странностям своей дочери с того первого раза, когда они вместо грудного ребенка в детской кроватке нашли бутылочку для молока, заговорившую икающим резиновым голосом: «и-а Мета!» (Как уже упоминалось, она была еще очень мала и не могла правильно говорить).

Теперь родители уже ничему не удивлялись: шел ли в гостиной проливной дождь, росла ли на ножке стола орхидея, переливавшаяся несвойственными ей красками, время от времени поедавшая мух. Или лежал на швейной машине господина Мафродита шерстяной носок длиною в четыре метра, который ни одному жирафу не был бы впору. Фрау и господин Морфос знали давно, что это Мета и не обращали на нее никакого внимания. Хотя это, может быть, ошибка, когда все знаешь наперед и не обращаешь внимания больше ни на что. Вот, например, какая необыкновенная история приключилась однажды вечером.

Один плохо воспитанный молодой человек города имел обыкновение в безлунные ночи повязывать на лицо черный платок и, засунув в карман револьвер (из которого, к счастью, нельзя было стрелять), отправляться на разбой в дома, стоящие на окраине, где он воровал кольца с бриллиантами и спортивные машины. В тот самый вечер, о котором идет речь, разбойник выбрал себе мишенью дом Меты. Господин Морфос смотрел телевизор, его жена читала газету, а господин Мафродит, тетя, вязала шерстяной носок нормальной длины.

В это время в окно влез вор и сказал: «Сидеть тихо, не двигаться!» Все подумали, конечно, что это Мета. Откуда в наши дни взяться грабителям? Господин Морфос спокойно пошел к телевизору и переключил его на другую, такую же неинтересную программу. Фрау Морфос не подняла даже глаз от газеты, а господин Мафродит продолжала стучать своими иголками.

Взломщик же, размахивая револьвером, рычал: «Руки вверх! А то буду стрелять». Это никого не взволновало. Вор – домушник от гнева чуть с ума не сошел, а поглупел, так это уж точно. Он ткнул револьвером господину Морфосу в живот и хриплым голосом прошептал: «Кошелек или жизнь?» «Ну, хорошо-хорошо, - сказал терпеливо господин Морфос, - ты же Мета!» Вор понял, наконец, что его здесь не боятся и растерянно пошел прочь. И он засомневался с этих пор в своем ремесле и вскоре забросил это занятие. А позже, насколько нам известно, он стал хорошим автослесарем.

Дома Мете жилось, как обычно живется всем маленьким девочкам. А как обстояли дела в школе? Это сложный вопрос и на него ответим с самого начала: по порядку. Учитель, господин доктор Паулис, попросил Мету рассказать все, что она знает о небе. А у Меты было скверное настроение: иногда это случается у маленьких девочек. Она встала и произнесла с серьезным лицом эту чушь: «Небо - большая, круглая, голубая тарелка. Вечер – это шоколадный соус, украшающий края тарелки. Когда тарелка заполняется им, наступает ночь. Утром восходит солнышко и слизывает шоколад, как кошка”. “Да что такое ты нам рассказываешь?” – спросил господин доктор Паулис. “А я уверена, что солнце – это кошка”, сказала Мета. ”Скажи-ка, ты немного не в себе?” – сухо заметил господин учитель.

В это время, прервав разговор, Мета превратилась в профессора Альберта Эйнштейна, который уже давно ушел из жизни. Это был добрый человек с взлохмаченными белыми волосами. В то же время он лучше других ученых знал небо. Мета, или профессор Эйнштейн, если угодно, очень достойно поднялась, прошла к доске и мелом написала на ней несколько трудных формул, которые никто не мог понять и даже сам господин учитель.

Потом она откашлялась и сказала: “Мои многоуважаемые дамы и господа! Все звезды вращаются вокруг звезд. Есть звезды маленькие и большие, светлые и темные, важные и менее важные, но нет ни одной ненужной или незначительной звездочки. Каждая звезда немножко, по -своему права. И чему мы, люди, можем у звезд поучиться, так это тому, насколько они милы друг к другу, хотя каждая звезда лишь частично права. Звезды всегда между собой договариваются. Спасибо за внимание!”

После выступления она взяла скрипку и сыграла чудесную мелодию. “Вы не профессор Эйнштейн”, - отметил учитель доктор Паулис.

“Опля! – ответила Мета озадаченно, - откуда Вы это знаете?” “Во -первых, как известно, - сказал господин доктор Паулис, - профессора Эйнштейна, к сожалению, нет в живых. А во-вторых, что тоже немаловажно, он очень плохо играл на скрипке. “Нет, нет, - добавил он, - кто так хорошо играет на скрипке, тот не может быть Эйнштейном”. “Верно, - согласилась Мета, - что касается игры на скрипке, то тут вмешался Ойстрах”. “Остается прояснить, - сказал учитель, - кто Вы на самом деле?” “Но я же Мета!” – воскликнула Мета. (Мы уже это выяснили.) “Я должен сделать запись в журнале замечаний”, - сказал господин доктор Паулис строго. И он вынул из кармана блокнот для записей происшествий.

Мета, которой проступок не казался таким уж грубым нарушением дисциплины, рассердилась и быстро превратилась в перьевую ручку господина учителя с тем, чтобы поставить в журнале кляксу. Но как велико же было ее удивление, когда доктор Паулис только сделал вид, будто он что-то на самом деле писал, а писал он буквы ее имени в воздухе, но не в журнале. Тут она поняла, насколько хорошо относился к ней господин доктор Паулис. С этих пор Мета перестала заниматься превращениями, как бы ей ни хотелось, на занятиях у доктора Паулиса.

Теперь становится понятным, почему Мета позволяла себе «расслабляться» в послеурочное время. Шесть – семь уроков терпела она без превращения в кого-то или что-то, хотя обычно она превращалась, если ей было необходимо, мгновеннно. Ну, а когда ей особенно трудно давалось оставаться просто Метой, то она превращалась во что-нибудь неприятное. Например, в конце прошлого лета ей захотелось превратиться в крокодила, сидящего на дороге и щелкающего зубами. Она выглядела довольно страшно, потому что у крокодилов длинные желтые зубы. Прохожие боязливо и осторожно пятились, прижимаясь к стенам домов. Даже водители грузовых машин объезжали чудовище.

На ту пору появилась мусорная машина с господином Карзунке за рулем, подметавшая улицы города, и он решил почистить это место на дороге особенно тщательно. Но поскольку Мета превратилась в крокодила, лежащего на дороге и лязгающего зубами, то мусорщику так и не удалось справиться с ним, хотя он бросил его в кузов. Поэтому Мета осталась сидеть на дороге впереди машины. «Черт! Еще один крокодил?» – спросил себя господин Карзунке. Он и этого крокодила поднял в кузов машины, как ему казалось. Но Мета, сердито щелкая длинными желтыми зубами, через мгновение снова сидела впереди машины на дороге. Господин Карзунке убрал с дороги много крокодилов и думал, что его огромный мусорный ящик полон этих рептилий. Когда довольный мусорщик приехал на место сдачи мусора и открыл заднюю дверь машины, то к его удивлению из кузова с мусором не выпал ни один крокодил. Выкатилась смятая бумага, спирали из дивана и несколько черепиц с крыш, кровельная дрань. Господин Карзунке потирал от изумления глаза. Он точно знал, что загрузил много крокодилов. Но не знал, куда они все подевались. В смущении пошел он назад к кабине. А рядом с ней сидел крокодил. Щелкая длинными желтыми зубами, он, извиняясь, сказал: «Но я же Мета!». «Ах так! Я буду жаловаться твоим родителям», – отреагировал сердито мусорщик.

И в тот же день, приняв душ и съев два бутерброда, господин Карзунке пошел к родителям Меты в дом семьи Морфос и позвонил в дверь. Ее открыла тетя. «Карзунке», - представился он с небольшим поклоном. «Мафродит», - представилась тетя. «Ну, поговорим как мужчина с мужчиной», - произнес мусорщик. «Мужчина с женщиной», - поправила его тетя Мафродит, подкрутив ус. «Извините, фрау Мафродит, - сказал мусорщик. «Господин Мафродит, пожалуйста!» - еще раз поправила его тетя. «Итак, господин Мафродит, как мужчина с женщиной или, скажем, между нами говоря. У меня жалоба на Вашу племянницу». «Заходите в дом! Господин учитель тоже здесь. Устроим ей головомойку!» Господин Мафродит пригласила господина Карзунке последовать за ней в гостиную, где уже были фрау и господин Морфос, а также господин учитель доктор Паулис. Все поздоровались с вошедшим.

Господин Морфос принес несколько баночек пива, все сели за стол и заговорили о Мете. Фрау Морфос сказала: «Не знаю, от кого это у нее. Ни у меня, ни у мужа нет никого в роду, кто бы имел потребность превращаться во что-либо или в кого-либо. И мы ее этому, конечно, не могли научить». «Детям иногда приходят в голову идеи», - сказал господин Морфос. «Я должен заметить, что она часто разумно ведет себя», - высказался господин учитель. «Лишь только тогда, когда она не превращается в крокодила», - закричал господин Карзунке. «Согласен, - добавил господин учитель, - это уже слишком: она далеко зашла!» «Она ужасна!», - вскричал господин Карзунке. «Даже когда она превращается в ангела?» – возразила фрау Морфос. «Как, она еще при случае и ангелом бывает?», - удивился мусорщик. Фрау Морфос подтвердила сказанное. «Ну, тогда дело обстоит хуже, чем я думал, - отметил мусорщик, - если бы она была только крокодилом, то бы знал, с кем имеешь дело. Это еще не самое страшное. Но ангел…» «А что Вы имеете против ангелов?» – спросил господин учитель. «Совсем ничего», - ответил господин Карзунке. «Напротив. Мне ангелы кажутся милыми созданиями, - я требую лишь, чтобы она превращалась в кого-нибудь одного: либо крокодила, либо ангела. Пусть решит, кем хочет стать, чтобы к ней можно было привыкнуть». «Но это же и так ясно, кто она. Это же Мета!» – воскликнула фрау Морфос.

Слово взяла тетя, господин Мафродит: «Конечно, надо стараться предотвращать ее проделки, но я думаю, ее уже не изменишь. И если бы я даже и знала, как ее изменить, я не уверена в том, что имею на то право». Все замолчали.

А потом господин Морфос пошел в кладовку и принес еще несколько бутылочек пива. И они пили пиво, разговаривая о посторонних вещах. Наверное, Мета никогда не прекратит свои перевоплощения то в скалу, то в золотую рыбку или еще во что-нибудь, что нам, взрослым, и в голову не придет. Может, однажды, взяв в руки для чтения книгу, открыв ее, мы услышим очень вежливый голосок: «Но я же Мета!» И удивимся, потому что в жизни чудес, возможно, больше, чем мы думаем…