Что хочет автор. Литературные конкурсы

Сидевший на лесной опушке лейтенант-пограничник со злостью швырнул в костёр сухую ветку. Россыпь ярко красных искр на миг высветила в ночной темени молодое скуластое лицо. Жилистые руки обвили согнутые ноги, и подбородок привычно уперся в колени. Взгляд серых глаз равнодушно скользнул по двум спящим, скрюченным ночной прохладой, мужчинам и отрешенно уставился на весело игравшее пламя...

Весь вчерашний день со стороны Бреста навстречу лейтенанту Воронову и Дмитрию Цыганкову, случайному попутчику с разбитого при бомбежке поезда, неслись натужно ревущие "полуторки" и "трёхтонки". В кузовах одних тряслись на ухабах составленные штабелями зеленые армейские ящики и фанерные короба. В других виднелись домашний скарб и, намертво вцепившиеся в борта, дети и взрослые. В первых в спешном порядке эвакуировали архивы государственных и партийных органов, во вторых - членов семей ответственных работников. Народ попроще ехал на безбожно скрипевших подводах и шел пешком. В некоторых телегах ехали раненые. Пока гражданские. Их лица были полны страданий и мученичества.

- Когти рвут, суки, - сплюнул Цыганков.

Воронов долго смотрел на встревоженные лица беженцев, и желваки нервно играли на покрасневших скулах.

- Куда вас черти несут? - кричали им. - Немцы в Бресте!

Воронов тогда не поверил. Какие к чёрту в Бресте немцы? Возможно десант, не более. Прорыв границы при поддержке с воздуха. Сволочи - мирное население бомбить! К вечеру уберутся к себе и назавтра принесут официальное извинение. Что-то вроде того, что проходили учения, да немного ошиблись. Увлеклись, знаете ли.

Сколько народа погубить успели. Одно слово - фашисты!

Воронов поспешал - сильно хотелось повоевать с немцем. Прямо до зуда в руках - вот как хотелось! И не из мальчишеского азарта или, чтобы орден заслужить (хотя, конечно, орден не помешал бы) - хотелось лично наказать за жадность непомерную. Мало им показалось захваченной Европы, так посмели посягнуть на его родину. Ещё хотелось отомстить за тех людей, которые погибли в поезде.

Слышимая канонада к исходу вторых суток войны то затихала, то усиливалась, отдалялась к северо-востоку и югу. "Наши немцев гонят, - думал, вздыхая, лейтенант. - Жаль, если не успею повоевать".

После хлопот у поезда, когда грузили на подводы и машины раненых и убитых, после многочасовой ходьбы по лесу ноги гудели невыносимо. Усталость брала своё, и приходилось отдыхать каждые два часа пути.

На одном из привалов несмело приблизился богатырского сложения сержант, с артиллерийскими эмблемами в петлицах.

Он поправил пилотку, приложил руку:

- Здравия желаю. Разрешите присесть, товарищ лейтенант?

Посидели, раззнакомились... Андрей Ковалёв, так представился артиллерист, стал допытываться у Воронова об обстановке на границе, о том, что такое вокруг происходит, почему немецкие самолёты бомбят нашу землю. Тут же, не дожидаясь объяснений лейтенанта, высказывал свои предположения и опасения.

- Вот приду я в Брест, а части моей нет - допустим, куда-нибудь передислоцировалась. Что делать? - вопрошал он.

- Не знаю, - признался Воронов. - Найди штаб дивизии или армии... А сам-то, откуда идёшь?

- А у меня вот, - сержант извлёк из кармана сложенный вчетверо листок и протянул лейтенанту. - Предписание в действующую часть.

- Так ты со школы младшего начсостава, - ознакомившись с документом, сказал Воронов и с иронией усмехнулся: - Ничего не скажешь - своевременно тебя направили. А чего ж пешком?

- Да нет, ехал на машине. Чего бы я пешодралом шёл? С утра пораньше выехал на попутке, думал скоренько доеду. Чего тут ехать! А потом, вдруг такое началось - конец Света, как сказала бы моя бабушка! Честно говоря, я и сам здорово струхнул. Одна бомба рядом рванул, аж машину тряхнуло. Ну, шофёр обратно повернул. Говорит, мол мне жить не надоело. А мне-то что ж - предписание на руках, должен прибыть в часть вовремя. Вот и пошёл. И хоть бы одна попутка! Только оттуда - прут и прут. А тут смотрю - вы. Ну, думаю, может, попутчики. Вы не в Брест случаем?

- Вот здорово! Я тогда с вами, разрешите?

- Почему нет, - пожал плечами Воронов. - Втроём веселее будет.

Неприязненно покосившись на Цыганкова, Ковалёв вполголоса поинтересовался, что он за тип.

Дмитрий Цыганков с независимым видом разлегся на траве и, блаженно жмурясь на солнце, лениво гонял во рту травинку. Казалось, происходившее вокруг его не касалось, и он самозабвенно наслаждался жизнью. Иногда он отвлекался от созерцания перистых облаков и, матерясь, грозил кулаком вслед проносившимся с грохотом машинам, тянувшим шлейф пыли.

Понять, что за фигура Цыганков, хватало беглого взгляда. Лицо, дубленное сибирскими ветрами да ядреными морозами, особая сухощавость, присущая людям долгое время пребывавшим в заключении, с головой выдавали протокольную наружность Дмитрия. Тронутые ранней сединой виски и трехдневная щетина старили Цыганкова, и в свои тридцать два выглядел на все сорок.

Словоохотливый Дмитрий ещё по пути, сдабривая рассказ матерками и уголовным жаргоном, поведал "начальнику" о своих злоключениях.

Из-за чего на нарах оказался? Да по глупости вышло... По молодости лет захотелось фраернуть перед Ганкой - первой местечковой красавицей и его подругой. В то время Цыганков шоферил в колхозе и был, по его словам, в большом авторитете, в чём Воронов ни на грамм не сомневался. Он помнил, как в детстве ватагой бегали за каждым проезжавшим мимо автомобилем и, как он чёрной завистью завидовал соседскому мальчишке, которого иногда катал отец на служебной машине. Правда, потом выяснилось, что отец враг народа...

Машина Цыганкову досталась не ахти какая - раздолбанный на российских дорогах старый "Форд", невесть как попавший в руки председателя. Подвеска разбита, кабина крыльями махала, как дикий гусь на взлёте. В общем, ещё та "каламбина" была! Дмитрий сызмальства был к механике способен. Он сумел поставить на ход грузовичок, за что председатель назначил его шофером.

С тех пор "форд" часто громыхал по улочкам родного местечка, дразня дворовых псов и гоняя кур и гусей, бредущих через дорогу. Машина ломалась, Дмитрий чинил. И не было этому ни конца, ни края. Сколько он раз просил председателя помочь с запчастями, но тот лишь раздражённо отмахивался. Его Дмитрий не винил - понять можно: кто ж даст запчасти для списанного "форда" - то посевная, то уборка, а то вовсе никак не объясняли - нет и всё!

В тот, несчастный для него день, он, радостный от того, что рядом сидела восторженно вопящая Ганка, разогнал "колымагу" настолько, насколько она позволила и, сигналя, направил её к правлению, где столпились колхозники в ожидании председателя.

- Хотел я перед ними тормознуть, чтоб с визгом и клубами пыли, - говорил, горько усмехаясь, Цыганков. - М-да... В общем, затормозил я у председательского стола. Снёс на хер полправления - тормоза, понимаешь, в пол провалились... Ганка разбилась... А я вот, сука, - уцелел... Десять лет прошло, а я, как вспомню, так...

Вот такую историю поведал попутчик лейтенанту. Что было правдой, а что вымыслом он узнает не скоро.

Воронов смотрел на нежившегося под солнцем недавнего зека и думал, как обманчива внешность. Хлипкий с виду уголовник показал недюжинную выносливость и силу, когда помогал Воронову оттаскивать от горевшего состава раненых. Вспомнив с какой самоотдачей носился с пострадавшими у искореженных жаром вагонов под рвущимися бомбами, лейтенант решил, что Цыганков всё ж человек не пропащий. Неважно, что сидел - не вор всё-таки и не безжалостный убийца. Правда, характер не подарок - дерганный какой-то, разговаривает не пойми как...

К вечеру поток беженцев постепенно иссяк, и странная троица какое-то время уныло брела по пустынной дороге. Цыганков, размазывая по лицу пот, смешанный с пылью, пер чемодан и бросал завистливые взгляды на командирский планшет Воронова и вещмешок Ковалёва. Наконец, он выдохся и стал навязывать сержанту свою ношу.

- Ты чего, голуба, с дуба рухнул? - возмутился Андрей. - Твои вещи - ты и тащи! Нашёл дурака...

- Дурак у тебя в штанах! - завёлся Цыганков. - Бери угол!

- Какой ещё "угол"?

- Како-ой. Темнота. Чумадан, говорю, бери!

- Да пошёл ты...

- Ты кого послал, сявка?! - взъерепенился Цыганков, бросаясь на Ковалёва.

Пришлось Воронову на правах старшего по званию вмешиваться и растаскивать спорщиков, иначе дело дошло бы до потасовки, конец которой предугадать не сложно. Ковалёв на две головы выше Цыганкова и раза в четыре шире. Единственно в чем совпадали размеры - это голова Цыганкова и кулаки Ковалёва...

- Ниче, сопля, я тебе юшку-то пущу, - пообещал Цыганков, свирепо глядя снизу вверх. - В лагере б я тебе быстро перо под ребро замастрячил...

- Ростом не вышел, огрызок...

- Тихо! - рявкнул Воронов, и все замерли, прислушиваясь к ясно различимому шуму моторов.

Лейтенант пожал плечами.

- Быстро с дороги! - скомандовал он. - Сейчас посмотрим - наши или совсем не наши...

Прошла минута, может быть две, и в просвете еловых стволов показался незнакомый профиль машины. Крупный чёрный крест на водительской двери развеял последние надежды. Вереница урчащей техники, растянувшаяся метров на триста, неторопливо змеилась на восток. Мелькала серо-зелёная униформа, и сытые, весёлые лица балагуривших солдат вермахта. Воронов машинально отметил "не по-уставному" закатанные по локти рукава и презрительно сплюнул. Бравируют сволочи...

Землю била крупная дрожь, притихли птицы, затаилось зверье, и только кровь гулко пульсировала в висках лейтенанта, и пальцы добела сжимали рукоять выхваченного из кобуры пистолета...

Когда колонна скрылась из виду, они еще долго лежали не в силах подняться, будто фашисты проехались по их телам. Позже, отойдя от первого потрясения, коротко посовещавшись, решили углубиться в лес и переночевать.

Воронов очнулся от раздумий и подбросил в костёр пару еловых лап, в надежде, что едкий дым отгонит жадных до крови комаров. Сипло закашлял Цыганков и, не просыпаясь, на кого-то застрожился. Ковалёв спал, тихо посапывая, с самым безмятежным видом, и счастливая улыбка сияла на лице.

Лейтенант хмыкнул. Совсем недавно мог ли представить себя в такой компании. А ведь свела же судьба...

Да, судьба... Она - штука не предсказуемая. Страшно подумать, что было бы с ним, если бы не он повёз пана Венявского в Москву.

Невеселые воспоминания вернули Воронова за два дня до начала войны...

В предрассветное время, когда обычные люди видят "десятый" сон, на одном из охраняемых участков брестского погранотряда из реки выбрался человек. Он с опаской оглянулся на противоположный берег и торопливо, оставляя на вспаханной земле глубокие вмятины, пересек контрольно-следовую полосу. Мужчина растеряно посмотрел по сторонам и, наугад, ускоренным шагом пошел по тропинке вдоль КСП. Он не крался, прикрываясь кустами, не углублялся в лес - шёл открыто и только изредка бросал обеспокоенный взгляд на ту сторону границы. Вскоре, вздрогнув от внезапно громко прозвучавшего в приграничной тиши окрика: "Стой!", был остановлен и задержан пограничным нарядом...

Воронов проснулся от робкого стука в дверь. Он открыл глаза и прислушался к тишине. Гулко тикали настенные "ходики", из полуоткрытого окна доносилась ночная трель сверчков, где-то рядом раздражающе пищали комары.

Стучали или показалось? Черт, на самом интересном месте! Только попробовал сахарные губки Машеньки, еще бы немного и... Стук повторился. Черт!

Воронов встал, протяжно зевнул и, стряхивая остатки сна глубоким вдохом и резким выдохом, босиком прошлепал к двери.

- Кто там? Открыто, - хриплым спросонья голосом по ходу сказал он.

Дверь робко скрипнула, и на пороге с виноватым лицом показался посыльный, боец из нового призыва.

- Товарищ лейтенант, вас в штаб вызывают, - с улыбкой сказал пограничник и по-девичьи смущенно отвел глаза от стоявшего в трусах начальства.

- Иду, - буркнул Воронов. Опять не удастся выспаться...

Лейтенант, разогнав складки гимнастёрки, решительно постучал в дверь заместителя начальника отряда по разведке и, дождавшись разрешения, вошёл.

- Разрешите?

- Проходи, лейтенант.

В кабинете кроме майора Молодцова находился неопрятного вида мужчина. Воронов беглым взглядом пробежался по застывшему на краю стула посетителю. Короткий рыжий с проседью ежик, пышные обвислые усы, голубые чуть навыкате глаза, на вид лет сорок-сорок пять. Одежда мятая и сырая. Всё ясно - поляк с той стороны...

- Собирайся в командировку, - проворчал майор. Его тоже подняли с постели. - Доставишь пана Венявского в Москву, - добавил он, кивнув на поляка.

- Есть, товарищ майор!

Майор равнодушно посмотрел на вытянувшегося лейтенанта.

- Пакет возьми, - сказал он и пододвинул к краю стола запечатанный конверт. - Отдашь там...

Воронова и Венявского отвезли на аэродром, и к вечеру военно-транспортный самолет доставил их на один из подмосковных аэродромов. По пути в столицу пан Венявский рассказал, что является членом польского Сопротивления и перешёл границу по "важному" делу. Потом он надоедливо предупреждал, что немцы нападут рано утром 22 июня. Воронов кивал, но разговор не поддерживал. Его то ли с непривычки, то ли от голода мутило, и он с нетерпением ждал конца полёта.

Столица встретила прибывших моросящим дождиком. Настроение Воронова было под стать погоде. Он боролся с рвотным рефлексом и вяло смотрел в иллюминатор. Сквозь залитое водой стекло лейтенант разглядел подъехавшую "эмку". Из распахнувшегося черного зева машины стремительно вышел человек в штатском и бегом направился к трапу.

- Здравствуйте, - он протянул руку сначала Венявскому, затем Воронову. - Прошу в машину, товарищи.

Чуть слышен легкий шепот посеребренного луной леса, потрескивает пожираемое пламенем дерево. Убаюкивающее ночное безмолвие расслабляет, и разум с трудом принимает необходимость постоянной бдительности. Кто знает, что там прячет густая темь леса.

Александр вновь почувствовал прилив злости. Война... Сколько судеб проклятая ломает...

В будущем году он собирался жениться. Семья - великое дело! Разве не здорово, когда два любящих человека создают маленькое общество, небольшое государство со своими законами, большими и маленькими гражданами...

Вспомнилась его первая прогулка с Машей по ночному городу, первый поцелуй...

Маша Егорова... Даже себе стыдно признаться, что до неё у него не было интимного опыта в общении с девушками. Когда служил срочную и после - в училище, товарищи травили байки об амурных похождениях, а он лишь слушал и тихо завидовал. У ребят, на словах, было все просто - прижал да поцеловал. А как ее прижмешь, когда она говорит и скачет, не прерываясь? И он, робея, как бы ненароком касался ее руки, тут же одергивал и вновь касался. А Маша все говорила и говорила...

Когда из-за горизонта степенно выплыл огромный диск Солнца, подсветив небосклон фантастическими розово-зелеными разводами, Маша, непроизвольно стиснув мужскую руку, зачаровано воскликнула:

- Смотри, Саш! Какое чудо! Я еще никогда...

Вот тогда, расхрабрившись, он поспешно чмокнул ее в краешек губ - промахнулся с налету. От такой неожиданности у девушки перехватило дыхание. Широко раскрытые глаза, выражавшие одновременно испуг и восторг, трепетно искали глаза мужчины. Александр же бросил на застывшую девушку виноватый взгляд, промямлил какие-то извинения и от позора не знал куда деться. В пору было провалиться под землю, к чертовой матери, в тар-та-ра-ры...

Маша опустила глаза и улыбнулась. Она несмело взяла его под руку и, чуть прижавшись, пошла рядом. Потом, уже у самой двери Егоровых, охваченные желанием, они самозабвенно целовались и долго не могли распрощаться. Через две недели он, смущаясь, попросил ее руки. Родители, которые их и познакомили, не скрывая радости, договорились на будущий год справить детям свадьбу...

Воспоминания привели Воронова в благодушное настроение и он, не замечая того, расплылся в блаженной улыбке. Мысли унесли его в безоблачное будущее, где он стал мужем Маши и отцом двух очаровательных девочек и маленького сорванца, как две капли воды похожего на него...

- Сколько времени, товарищ лейтенант?- донесся издалека голос Ковалёва.

- Времени сейчас сколько?

- Третий час... Два двадцать, - взглянув на часы, уточнил Воронов.

- Ага, спасибо.

Ковалёв до хруста суставов потянулся и передернулся, сгоняя сон.

- Ух, хорошо поспал, - сообщил он радостно.

- Неужто выспался?

- Не то чтобы выспался... Но спалось хорошо. Лидочка приснилась. Это моя... невеста, - с нежностью сказал Андрей и тут же помрачнел. - Мы с ней договорились, как отслужу срочную - поженимся. А теперь вот и не знаю что думать... Может, всё же провокация, а товарищ лейтенант?

- Не похоже. Как-то слишком уверенно они двигались, по-хозяйски.

Ковалёв достал пачку "Беломора".

- Угощайтесь, товарищ лейтенант.

- Спасибо. Богато живёте, товарищ сержант.

- Да это начальник школы на прощание подарил. Мол, за хорошую службу...

Молча задымили.

- Значит, война, товарищ лейтенант? - нарушил тишину Ковалёв.

- Не знаю, Андрей. Похоже на то.

- Куда же теперь идти?

Воронов дернул плечом.

- Вопрос... Где-то у Бреста идут бои. Доберемся до наших, а там видно будет. Разберёмся на месте, сержант.

Лейтенант швырнул окурок в костёр и протяжно зевнул.

- Я посплю чуток. А вы, Ковалёв, заступайте на пост. Смотрите только не усните. Слушайте лес, а то мы у костра, как под лампой. Бери нас тепленькими и вяжи.

- Не засну, - заверил Ковалёв. - Вы ложитесь, отдыхайте...

Сдавленные хрипы и шум возни прервали тревожный сон Воронова. С трудом разлепив веки, он сквозь сонную пелену увидел намертво сцепившиеся тела сержанта и бывшего зека. Андрей огромными ручищами сжимал горло Цыганкова. Побагровевший Дмитрий хрипел, но не сдавался. Он ожесточенно давил большими пальцами глаза сержанта и часто бил коленом в бедро.

- С-сука... Я тебя ... научу армию уважать...

- Хр-р... хр-рен тебе, падла...

Воронов, позевывая, какое-то время безучастно наблюдал за разыгравшимся поединком, но когда хрипы Цыганкова стали тише, и лицо приобрело синюшный оттенок, скомандовал:

- Отставить!

Он поднялся и тщетно попытался отодрать Цыганкова от Ковалёва.

- Прекратить, я сказал. Ковалёв, отставить! Отпустить Цыганкова!

Андрей с неохотой брезгливо отшвырнул Дмитрия. Тот, сипло дыша, растирал шею и ненавидящим взглядом буравил сержанта.

Воронов, по опыту знал, что раздор в коллективе нужно давить в зародыше, когда неприязнь не переросла в ненависть и чувства не захлестнули разум.

Лейтенант разогнал на суконной гимнастерке складки и приказал:

- Встать! Оба!

Ковалёв безоговорочно поднялся, неторопливо отряхнулся и с открытой неприязнью посмотрел на продолжавшего сидеть Цыганкова.

- Команда "Встать!" была, урка недорезанная, - процедил он.

- Да пошел ты...

- Отставить! - прикрикнул Воронов на дернувшегося Ковалёва. - Цыганков, встать!

- Я, начальник, к тебе в армию не записывался, - огрызнулся тот, но, поймав взгляд лейтенанта, со стенаниями поднялся. - Ну? Может вам еще польку-бабочку сплясать? Вас же тут двое...

Лейтенант, нахмурившись, погонял желваки и, пересиливая раздражение, заговорил:

- Вот стоите вы, два здоровых мужика. У одного уже седина в голове, у другого сержантские погоны на плечах. А ведёте себя, как малые дети! Чего вы не поделили? Немец в двух шагах стоит, а вы мутузите друг друга. Да вы бы с фашистом так дрались! Или с ними кишка тонка? А? Что молчите? Ковалёв, вам, как младшему командиру, должно быть стыдно вести себя так по отношению к гражданскому населению. Видел бы это ваш комполка - со стыда бы сгорел. Точно говорю! А вы, Цыганков, не ухмыляйтесь! Вас это тоже касается! Вы что же, считаете, если гражданский, то никакого долга нет? Есть, дорогой товарищ Цыганков! Есть!

Цыганков иронично скривил губы и цыкнул сквозь расселину зубов:

- Я, начальник, свой долг отдал. Похлебали бы баланду с моё, потом базарили бы про долги.

- Я говорю о долге перед Родиной! Враг пришёл на нашу землю. И нам всем нужно встать против коричневой чумы. Одной стеной!

Воронов замолчал, прислушиваясь к лесу. Тихо. Только ветер, гулявший в кронах деревьев, негромко о чём-то нашёптывал.

- Значит так, товарищи, - сказал он. - К Бресту будем пробиваться вместе. А там каждый пойдет своей дорогой. Как старший по званию, до прихода в Брест принимаю командование на себя. В случае боевых действий - команды выполнять чётко и беспрекословно. Вопросы есть?

- Я воевать не буду! - вдруг заявил Цыганков. - Нашли фраера... Я на "хозяина" по самые некуда спину погнул. Хватит! Вам надо, вы и воюйте, а мне воевать - западло...

- Ах ты, сука! - взъярился Ковалёв. - Жрать не западло, а родину защищать западло?!

- Отставить разговоры! - прикрикнул Воронов. - Цыганков, я не знаю ваших уголовных законов. Я не знаю, что вам там положено, а что нет... Честно говоря, мне на это плевать! Но я знаю одно - или мы будем дальше вместе, или немец перебьет нас по одиночке... Может быть вам, Цыганков, действительно все равно, что станет с родиной, что наших людей превратят в рабов, в бесправную рабочую скотину... Только вы забываете, что среди этих людей ваши мать и брат, что это вас сделают рабом, и будете прислуживать им не только вы, но и дети ваши... - сказал Воронов, глядя в глаза Цыганкову. - С вами или без вас, Цыганков, мы победим. За всю историю еще ни разу немец не одерживал над Русью верх. И в этот раз победа будет за нами. В этом я уверен на сто процентов... - Воронов мысленно отругал себя за то, что говорил, как с трибуны на партсобрании. "Не те слова для Цыганкова нужны, не те", - но и "по душам" говорить не хотелось. Внутри всё клокотало от злости. - Вы вот корчите из себя конченного уголовника, какого-нибудь бессердечного вора-рецидивиста. Но я видел, Цыганков, как вы спасали людей. Тогда вы почему-то не кричали "западло", молча переносили раненых. Так зачем же вы сейчас пытаетесь казаться хуже, чем есть на самом деле?

- Ладно агитировать, - сверкнул глазами Цыганков.

Откуда знать лейтенанту или этому пацану в сержантских погонах, что ему крайняк как нужно в Брест попасть? Ему, Филину, сам Трофим поручил брестскому смотрящему маляву передать. Чтобы признали гонца, Никифор назвал слово-пароль и отзыв. Слова эти Цыганков запомнил крепко. Именно поэтому он увязался за лейтенантом. Командир-пограничник - нехилое прикрытие для бывшего зека. Если что, перед "мусорами" отмажет.

Передать послание с лагеря - дело нехитрое, думал за пять дней обернётся. А опосля и к матери в Новгородскую наведаться думал. В последнем письме, полученном полгода назад, писала, что младший брательник в "люди" вышел - стал агрономом (надо же!). Зажили они теперь не в пример лучше прежнего. "Конечно, - прикидывал Цыганков, - агроном - не шофер. Чего ж не зажить. Только и агрономов пачками сажают". Так что, может, скоро и Лёха загремит. Братку в обиду он не даст. За "колючкой" Филина многие знают.

Цыганков вдруг представил, что сказали бы мать и брат, услышав его "отмазку", и на миг устыдился. Нет, трусом он не был. Но за какой хрен ему идти на нож? За "мусоров", отбивших ему почки? Видел он их всех в гробу!

Цыганков, как и все уголовники, нутром ненавидел "вертухаев" и "мусоров" всех мастей. Хоть и за дело посадили, а всё ж злости за годы отсидки накопилось много. С каждым ударом сапога под зад или в спину, с каждым матерным словом в свой адрес, с каждым днём скотской жизни злость росла и множилась. Закон блатного мира один - пойдёшь работать на "хозяина" получишь перо в бок. И он соглашался с таким законом. Считал его, если не справедливым, то правильным. За это (в том числе за это, если быть до конца откровенным) его "блатные" к себе приблизили. По закону - брать из рук "хозяина" оружие то же, что и горбатиться на него. Приговор "законников" тот же - на нож! Вот и спрашивается - за что? Нет, воевать он не пойдёт.

Тогда как быть? Маляву ту передать надо. Не простая она, Филин это печёнкой чувствует. Какой-то шифр. Не зря же Трофим пообещал, что после выполнения поручение, примут его в авторитеты, а там и коронация светила бы в скором времени. За пустяки такое благо не обещают. Значит, догадка о том, что малява связана с общаком, не такая уж и бредовая.

"Раз такое дело нужно идти с ними до Бреста, - решил он. - Для дела можно и повоевать. А в Бресте разойдёмся, как в море корабли и как будто не встречались".

- Я, начальник, вот что тебе скажу, - кашлянул Дмитрий. - До Бреста я с вами пойду. Если что могу и немца мочкануть. Это ежели он на меня полезет. Я ж не дурень - свой лоб под его маслята подставлять! А дальше, мужики, разбегаемся по своим интересам. Лады?

Воронов опустил глаза. Где-то ухнула ночная птица.

- Что ж, хорошо, Дмитрий, - ответил Воронов. - В общем, я об этом и говорил. Но повторяю мои приказы выполнять безоговорочно! Всем ясно?

- Так точно! - козырнул Ковалёв.

Цыганков криво усмехнулся и сплюнул.

Сергей Павлович Горчаков, служивший последние годы в колхозе "Рассвет" счетоводом, сидел за массивным столом, видавшим лучшие времена. Обложившись амбарными книгами, справками и обычными тетрадными листочками с записями кладовщиков об отпущенном семенном фонде, он каллиграфическим почерком вносил данные в книгу расходов. Его худощавое породистое лицо выражало сосредоточенность, присущую очень ответственным людям. Внимательность, аккуратность и подозрительная для простого счетовода образованность заметно отличали Горчакова от других колхозников. Хотя образованность его могла объясниться прежней работой.

Многие в селе помнили, что Горчаковы появились в Липовицах где-то в середине восемнадцатого года. К чужакам тогда отнеслись настороженно, издали было видно - господа пожаловали: чистенькие, одеты с иголочки и ходят, словно, аршин проглотили. Но вскоре выяснилось, что молодая пара приехала преподавать в школе. Директор, он же единственный учитель, работавший в школе с давних времён, принял их с распростёртыми объятиями. Ещё бы - в такое лихолетье и сразу два новых учителя!

Горчаковым выделили пустующую хату, оставшуюся после смерти бабки Матрены, помогли сделать кое-какой ремонт, и стали бывшие дворяне сельскими жителями. Относились к ним с почтением, с каким обычно относятся в селе к учителям. Правда, Сергей Павлович быстро перешел в разряд чудаков, и отношение к нему стало соответствующим. Молодой учитель принялся каждое утро бегать за село в срамных синих штанах, схожих с мужицкими кальсонами, делал непристойные движения - то задом повертит, то ноги выше пупа задерет. Молодые потешались над чудаковатым учителем, а бабки крестились и плевали в след. По первому времени только и было разговоров о нем:

- Учитель-то, слыхали, чего учудил? С кузни наволок железяк и таскает их во дворе. То поднимет, то опустит. То поднимет, то опустит...

- Барствует сволочь...

- Много ты понимаешь. Они ж телегенция...

- А я так думаю, нравится тягать железо - иди работать в кузню...

До тридцать девятого года Горчаковы, исправно трудились в школе, ликвидируя безграмотность среди сельского населения. Потом, по непонятным для многих причинам, Сергей Павлович в одночасье ушел из школы и устроился в колхоз на скромную должность счетовода. Варвара Ильинична осталась преподавать в школе. Поговаривали, Горчаковым интересовались органы. Мол, потому и убрали от детишек. Только Микулич, председатель колхоза, рад был такому повороту. В колхозе грамотных днем с огнем не сыщешь, а тут учитель арифметики в подчинении! До сих пор в селе его иначе, как "учителем" не называют...

В контору вбежала запыхавшаяся колхозница.

- Немцы! - истошно крикнула с порога и без сил рухнула на стул. Но тут же, опомнившись, подскочила.

Глаза забегали по встревоженным и растерянным лицам выскочивших на крик людей. Выхватив среди них Горчакова, колхозница всхлипнула:

- Сергей Палыч! Там... Там Варвара Ильинична... Там Варвару Ильиничну... Возле школы... И-иии, - она прикрыла пухлыми ладошками лицо и разрыдалась.

- Да что же "там", Татьяна? Что с Варварой Ильиничной? - сердце Горчакова бешено заколотилось. Рука рванула ворот рубашки, ставший вдруг тесным, и пуговицы запрыгали по дощатому полу. - Говорите же, чёрт бы вас побрал!

- У школы... у... уби-иили, - завыла женщина...

Сергей Павлович пришел в себя глубокой ночью. Он вдруг осознал, что лежит одетым на кровати в своей, погруженной в полумрак спаленке. Рукой нащупал на лбу влажную марлю, кем-то заботливо положенной. Убрал ее, пошевелился, скрипнув пружинами. Взгляд еще рассеянный перешел с металлической спинки кровати на старый двустворчатый шкаф, окрашенный темно-коричневой краской. Большое зеркало завешено покрывалом. Зачем?.. Он силился, но не мог вспомнить как оказался дома. Отчетливо помнил утро и день, когда прибежала Татьяна... Варенька! Татьяна сказала - убили...

Горчаков встал с кровати и вышел в горницу.

На четырех табуретах стоял гроб, наспех сработанный столяром. Рядом сидели две сгорбленные годами, одетые в черное, бабки. Они тихо перешептывались, вздыхали и покачивали головами. Тяжелый дух от горящих восковых свечей и едва уловимого кисло-сладкого запаха мертвечины неподвижно висел в хате, будто боялся потревожить вечный сон покойницы.

Кто же в гробу?

Сергей Павлович прошаркал к домовине и заглянул в лицо покойницы. В женщине с обострившимся носом, в по-старушечьи повязанном белом платке, он с удивлением признал жену. "Неужто ты, Варенька?.. Как ты изменилась", - Горчаков наклонился ближе, и слеза упала на скрещенные руки, сжимавшие крест.

Старухи поднялись.

- Посиди, Палыч. Попрощайся с Варварой Ильиничной.

Сергей Павлович опустился на табурет и склонился к гробу. Перед окутанным маревом взором проносились прожитые с Варенькой годы. Много они трудностей пережили, бездну испытаний выдержали, но всегда и страдали, и радовались вместе. И тем были счастливы. Боль стиснула сердце, и пустота навек поселилась в душе. Как жить теперь? И стоит ли...

Смахнув тыльной стороной ладони слезы, Сергей Павлович поднялся, и подошел к плакальщицам.

- Милые, вы побеспокойтесь о Вареньке. Чтобы, как положено... В шкафах там... возьмите себе что пожелаете и людям раздайте. Ей уже ничего не понадобится...

- Да ты не сумливайся, Палыч, мы все сделаем, как надо. Уж не впервой, - деловито закивали старушки. - Иди полежи, а мы посидим с ней...

Горчаков бросил прощальный взгляд на тело жены и печальный вышел из комнаты. В сенях мимоходом прихватил семилинейную лампу и спустился в подпол.

За двадцать с небольшим лет земля уплотнилась, и первое время лопата с трудом вгрызалась в грунт. Но скоро дело пошло и, прокопав на пару штыков в углу подпола, лопата звякнула о жестяную коробку из-под индийского чая, купленного когда-то в Санкт-Петербурге у купцов Елисеевых.

Горчаков сорвал расписную крышку и на тусклый свет керосинки извлек промасленный сверток. Дрожащими пальцами развернул густо смазанный револьвер. Руки привычно разобрали оружие, протерли от смазки и вновь собрали. Щелкнул заполненный патронами барабан. Сергей Павлович со щемящей грустью посмотрел на отливавший вороненым благородством револьвер и с волнением провел пальцем по золотой пластине на рукояти. "Лучшему стрелку поручику Горчакову". В памяти всплыл декабрьский день четырнадцатого года, когда великий князь Константин Константинович перед строем кадетского корпуса вручил ему, командиру лучшей роты кадетов и лучшему стрелку, именное оружие...

Над бывшим правлением колхоза уныло висело красное полотнище с черной свастикой на белом круге. Над входом отсвечивала свежей краской вывеска "Die Kommandantur". (И когда только успели?) Тусклый фонарь слабо освещал камуфлированный бок бронетранспортера, приютившегося у залитых светом окон комендатуры.

Перед входом лениво прохаживался часовой. Серая униформа мешковато сидела на солдате внушительных размеров. Казалось, такого здоровяка пуля не возьмёт. Горчаков понимал, что впечатление обманчиво - пуля-дура, она возьмёт кого угодно. Однако стрелять в солдата Сергей Павлович не торопился - ждал, когда из комендатуры покажется офицер. Сперва умрёт он. А уж потом и этот здоровяк. Каждый патрон унесёт по жизни фашиста. Но сколько бы он не убил сейчас, всё равно будет мало. Нет такого количества фашистской сволочи, смерть которой компенсировала бы смерть Варвары. Разве что, все они сдохнут мучительной смертью.

О собственной безопасности Горчаков не думал. Он осознавал, что погибнет в неравном бою, но что ему жизнь? Теперь, когда нет Вареньки. Бог не дал им детей и забрал саму. Так, может, и его к себе примет, чтобы уже навечно соединить их души на небесах.

Знакомо скрипнула входная дверь, и рука решительно подняла револьвер.

Внимание Воронова привлекла непривычная глазу бронемашина. Она, едва освещенная, стояла у бревенчатой избы, с фашистским флагом на крыше. Залезть бы внутрь, мелькнула у лейтенанта мысль, глянуть - нет ли оружия. Пулемет там наверняка есть, все же боевая машина. А вот личного оружия водителя и стрелков, возможно, и нет - наши бы не оставили. Воронов кивком указал на бронетранспортер Цыганкову и шепотом спросил:

- Сможете по тихому пошарить внутри?

- Обижаешь, начальник, - отозвался Цыганков. Глаза его масляно блеснули и сощурились.

- Гляньте осторожно, может, что-нибудь из оружия есть...

Из-за машины показался часовой. Солдат остановился и склонил набок голову, вслушиваясь в ночь. Где-то побрехивали собаки, доносилась пьяная немецкая речь. Часовой что-то недовольно пробормотал и ушел обратно.

Воронов выдохнул.

Горизонт серел. Ещё полчаса, может, минут сорок и рассветёт совсем.

- Значит так, товарищи, - сказал лейтенант. - Времени у нас в обрез - скоро рассвет. Поэтому действуем быстро и слажено. Задача такая: снимаем часового, захватываем бронетранспортер и по пути уничтожаем фашистов столько, сколько сможем.

- А, если они нас мочканут?

- Значит, Цыганков, у тебя есть шанс погибнуть героем, - тихо хохотнул Ковалёв.

- Я в герои не рвусь...

- Тихо! Цыганков, проверяете бронетранспортер на предмет наличия оружия и ключей в замке зажигания. Надеюсь, разберётесь с немецкой техникой?

- Обижаешь, начальник. Чтоб я да не вскрыл эту консервную банку?

- Так, ладно, успокойтесь, Цыганков. Я уже понял, что сможете. Ковалёв, мы занимаемся часовым.

- А что делать?

Что делать... Что делать понятно - убить часового. Только как? Убить в бою, это одно. А так? Вот он часовой - мирно прогуливается. Такой же человек, как и все...

Воронов сердито отогнал сомнения: "Враг он, а не человек! Зверь! Фашист! С врагом разговор может быть один - смерть!"

- Я обойду дом справа, ты слева. Если будет мне сподручнее - я сниму, если нет - дам знак.

- Какой... Да хоть ветку сломаю. Дай-ка мне вон тот сушняк... В общем, Ковалёв, как услышите треск - действуйте вы!

Воронов посмотрел на усеянное звёздами небо. Они, такие далёкие, безмятежно подмигивали лейтенанту, приглашая радоваться жизни. Сверху всё кажется таким ничтожно малым и незначительным. Что там жизнь горстки людей, когда вокруг бесконечность.

Александр со вздохом "вернулся" на землю. У него в распоряжении бесконечности не было.

- Все, ребята, начинаем. С Богом! - выдохнул Воронов и мысленно усмехнулся - надо же и Бога вспомнил...

Ступая с кошачьей осторожностью, лейтенант продвигался вдоль избы. Ладони слепо шарили по растрескавшимся бревнам. Накалившееся за день дерево еще хранило тепло. У оконного отсвета, Воронов остановился и отдышался. Капелька пота проторила дорожку с виска до подбородка, долго дрожала и, наконец, сорвалась, уступив место следующей. Лейтенант снял фуражку, смахнул пот и осторожно заглянул в окно. За столом, небрежно развалившись на стуле, сидел грузный офицер. На раскрасневшемся лице играла пьяная ухмылка. Судя по пустующим бутылкам, стоявшим на столе, успехи на восточном фронте отмечались изрядно.

Напротив, у стенда с фотографиями передовиков-колхозников, стоял второй, высокий и худой. Посмеиваясь, он тыкал куриной ножкой в фотографии и строил рожицы, копируя изображенных.

Послышалась тяжёлая поступь часового. Воронов вжался в стену и непроизвольно задержал дыхание. Из-за угла выползла удлиненная тень, и следом показался человек. Немец со скучающим видом поправил оружейный ремень и достал портсигар. Со второй попытки подкурил сигарету и глубоко затянулся. По лицу солдата разлилось блаженство.

Шло время, и, казалось, часовой никогда не докурит чертову сигарету. Немец, как чувствовал, что она последняя в его жизни и растягивал удовольствие до последнего...

"Чёрт, здоровый гад - справлюсь ли? - засомневался, было, Воронов, но тут же стал гнать неуверенность. - Чтобы я, красный командир да не одолел какого-то немца? Да хрен ему! Я его, сейчас, паскуду, под орех разделаю. Главное, постараться вырубить с первого удара. Эх, нож бы..."

Гитлеровец сделал последнюю затяжку, поискал глазами урну и, не найдя, бросил окурок под ноги.

Воронов синхронно двинулся вслед за часовым и, когда их разделяло каких-нибудь два шага, под сапогом лейтенанта неожиданно хрустнула ветка. Несмотря на кажущуюся неуклюжесть, часовой среагировал мгновенно. Повернувшись на звук, он скинул с плеча карабин. Воронов сильным ударом ноги вышиб оружие и провёл боковой в челюсть. Голова немца дёрнулась, но на ногах он устоял. В глазах немца первоначальный испуг сменился растерянностью. По его штанам расползалось позорное мокрое пятно. Часовой силился закричать, но лишь как рыба, беззвучно разевал рот.

"Ага, обоссался! Ну, сейчас я тебя сделаю!" - мстительно подумал лейтенант и бросился на часового. Однако немец умирать не хотел. Он обхватил Воронова так, что из лёгких со свистом вышел воздух. Они упали на землю, и лейтенант почувствовал, что задыхается под навалившимся немцем. Коротко размахнувшись, Воронов хлопнул гитлеровца по ушам, и тот, вскрикнув, ослабил захват. Лейтенант сипло втянул ртом воздух.

- Хэк! - услышал он и почувствовал, что немец обмяк.

Неведомая сила подняла и отшвырнула тело часового, и на лейтенанта воззрилась бледная физиономия Ковалёва.

- Товарищ лейтенант, все...

Воронов посмотрел на распростертую фигуру немца.

- Чем ты его?

- Кулаком, - Ковалёв продемонстрировал увесистый кулак.

- Он жив? - спросил Воронов.

- Не знаю. Я его сильно ударил. Прям по шее попал.

Ковалёв, нагнулся к поверженному солдату и прижал сонную артерию.

На крыльце стукнула о косяк распахнувшаяся дверь, и показался худощавый офицер.

- Шнайдер, что за шум?

Продолговатое лицо немца вытянулось еще больше, когда он увидел труп часового и стоявших рядом советских военных. Рука офицера метнулась к кобуре, и в этот момент гулко хлопнул револьверный выстрел. Голова гитлеровца дернулась, ноги подкосились, и тело шумно повалилось на ступеньки.

Мгновенно отозвались дворовые псы, где-то с другой стороны местечка жахнул одиночный выстрел.

Воронов, успев засечь вспышку выстрела из зарослей шиповника, направил табельный ТТ:

- Кто стрелял? Выходи!

Из кустов вышел мужчина лет пятидесяти. Бледное даже в ночи лицо выражало решимость. В опущенной руке он сжимал револьвер.

- Вы кто? - спросил Воронов, не отводя от незнакомца оружие.

- Горчаков. Сергей Павлович, - с вызовом ответил мужчина. - С кем имею честь?

- Лейтенант Воронов. Со мной сержант Ковалёв и... - Воронов вспомнил о Дмитрии. - Цыганков!

- Здесь я, начальник.

Из-за бронетранспортера вышел довольный собой Цыганков. В руке он держал автомат с длинной ручкой-магазином. МП-40 - Воронов без труда опознал модель автомата. На занятия по командирской подготовке майор Молодцов иногда приносил немецкое стрелковое вооружение, и командиры изучали его как оружие наиболее вероятного противника. Спасибо Молодцову за те знания.

- Гля, какая "дрына"! - радостно сказал Дмитрий. - Там еще пулемёт и маслят до хрена и больше...

В этот момент из-за дома донеслись стук оконных створок и удаляющийся заполошный крик второго офицера.

- Чёрт! Второй...

- Ну ты даешь, начальник! Мочи урода!

Воронов вскинул пистолет и, прицелившись, выпустил вдогонку гитлеровцу две пули. Немец вскинул руки и упал. И в этот раз местечко отозвалось стрельбой и лаем собак. В соседнем дворе выскочивший из избы гитлеровец увидел советских военных, закричал и дал в их сторону длинную автоматную очередь. В одном из окон со звоном лопнуло и осыпалось стекло. Несколько пуль с чмоканьем впилось в древесину рядом с Вороновым. Затарахтели мотоциклетные двигатели.

- Быстро в машину! - скомандовал Воронов. - Ключи в замке?

- Нет, но мне еще ни одна не отказала, - с весёлым бахвальством ответил Цыганков.

Четверо мужчин вскарабкались на броню.

- А вы куда? - спросил Воронов Горчакова. - Бегите домой. Пока не рассвело, успеете скрыться.

- Никуда я не побегу, - отрезал Горчаков. - Они мою жену убили.

В это время заработал стартер и двигатель, чихнув, мощно взревел.

- Порядок, начальник!

Машина, дернувшись, подмяла шиповник и рванула по улице. Навстречу, ослепляя фарами, неслись два мотоцикла. По броне тут же забарабанили пули, и Цыганков, непроизвольно зажмурившись, вильнул рулём в сторону. Бронетранспортёр въехал в чью-то изгородь и врезался в яблоню, переломив её ствол. Двигатель всхлипнул и заглох.

- Что там, Цыганков? - крикнул Воронов и бросился к пулемету.

Стартер жужжал и безуспешно пытался завести двигатель.

Воронов осмотрел пулемёт. МГ-34 - тоже знакомая "машинка". Лейтенант, прильнув щекой к прикладу пулемета, сдвинул флажок предохранителя и надавил на спусковой крючок. Пулемет отозвался солидным баском, изрыгнув в противника смертоносный поток свинца.

- Ковалёв, возьмите у Цыганкова автомат. Перекройте правый борт. Вы, как вас там... прикройте тыл.

Сержант взял автомат и растеряно его осмотрел.

- Товарищ лейтенант, а как он стреляет? Я такое оружие впервые вижу.

- Дайте, - Воронов нетерпеливо протянул руку. - Смотрите все. Делаете вот так... и так.

Лейтенант показал, как привести к бою автомат и выпустил короткую очередь по гитлеровцам.

- Понятно? Тогда к бою!

Немцы, рассредоточившись за плетнем соседнего дома и на дороге, вели непрерывный огонь. Пули дробью стучали по броне и визжали, уходя рикошетом в небо. Воронов стрелял прицельно, как будто выполнял упражнение по уничтожению ближней цели на стрельбище. Загорелся мотоцикл, и рванул бензобак. В отсвете пламени было видно, что несколько солдат свалилось под пулеметной очередью. Справа сухо трещал автомат Ковалёва, сзади хлопали выстрелы Горчакова. Сколько в наличии боеприпасов? Четыре коробки с лентами и два автоматных магазина...

- Ну, давай, сука немецкая, заводись! - цедил сквозь зубы Цыганков.

Проснулось все село. В хатах осветились окна. Исходили в хриплом лае собаки. В хлевах испугано ревели коровы.

К бронетранспортеру подтягивались немецкие солдаты.

Несмотря на утреннюю прохладу гимнастерка лейтенанта стала мокрой от пота. Приноровившись к чужому оружию, пограничник посылал каждую очередь точно в цель. Немцы, успевшие приблизиться к бронетранспортеру, поспешно отползали за укрытия, стреляли не целясь, и поэтому особого урона не наносили.

- Все, начальник, приехали, - мрачно возвестил Цыганков. - Аккумулятор сдох, в рот ему ноги. Надо рвать когти, пока тут всех не перецокали.

- Рви! - зло отозвался Воронов, не прекращая стрельбу.

- Товарищ лейтенант, патроны закончились, - сказал Ковалёв и бросил на пол бесполезный автомат.

- У меня тоже, - подал голос Горчаков.

- Карабин! Возьмите пистолет и карабин, - не прекращая стрельбу, выкрикнул лейтенант.

- В карабине уже нет патронов, - тихо сказал Сергей Павлович, но был всеми услышан.

Воронов повернулся. Взгляд на миг погас, но вновь вспыхнул мальчишеским задором. Лейтенант смахнул рукавом пот и неожиданно улыбнулся.

- А здорово мы дали немцам, а?

Ковалёв кисло улыбнулся, Цыганков хмыкнул.

- Я рад, что успел убить больше одного, - сказал Горчаков.

- Ковалёв... Андрей, Дмитрий и вы... Сергей Павлович - вылезайте и отходите, я вас прикрою сколько смогу. И... Все, прощайте, товарищи...

Лейтенант повернулся к ним спиной и продолжил бой.

Горчаков взял со скамьи "Люгер" убитого им офицера и молча вернулся к своему сектору.

- Я остаюсь с лейтенантом, - сказал он. - А вы, молодые люди, уходите.

- Ага, герои, значит, - хмыкнул Цыганков. - А я, значит, говно. Ладно, бля...

Он коротко выглянул и ловко перескочил через борт.

- Гад, - беззлобно заключил Ковалёв.

- Ковалёв, раз уж остались, готовьте ленту!

Андрей бросился к лейтенанту и стал открывать коробку с лентами.

Скоро рядом с бронетранспортером ударила длинная очередь, и послышался мат Цыганкова.

- Эй, герои, мать вашу, принимай!

Через борт перелетело три автомата, а за ними и сам Цыганков.

- Ну что, думали я слинял? - засмеялся он. - Мне токо в жилу пошло фраеров немецких мочить. Держи, начальник, волыны и маслята.

Он, распрямившись, вывалил из-под рубашки несколько автоматных рожков. Воронов улыбнулся. Приветливо взмахнув рукой, и в этот момент увидел целившегося в Цыганкова немца.

- Ложись! - крикнул он Дмитрию, дубом торчавшему над бронёй, и прыгнул на него, валя с ног.

Очередь прошла в паре сантиметров над Вороновым.

- Ну ты, начальник, прямо как на бабу прыганул, - сказал побледневший Цыганков, высвобождаясь из-под лейтенанта. - Спасибо, земеля. Я твой должник по гроб.

- Ладно. Чего там, - отмахнулся Воронов. - Не время сейчас о долгах "базарить", так ты говорил? К бою, ребята!

Когда боеприпасы вновь заканчивались, они расслышали громкие хлопки, резко контрастирующие с винтовочными и автоматными выстрелами.

- Это еще что? - удивился Воронов. - Дробовики что ли?

- Кажется, мужики из ружей палят, - сказал Горчаков и, улыбнувшись, добавил: - Теперь немцу точно несдобровать. Мужики у нас боевые... Да и бабам под руку лучше не попадать.

- Немцы драпают! - закричал Ковалёв, тыча стволом автомата в спешке отползавших немцев, и засмеялся. - Мужиков с "берданками" испугались! Ха-ха, вояки!

- Мочи их! - кричал Цыганков, посылая вслед отступавшим гитлеровцам длинные очереди.

Ковалёв пронзительно засвистел.

С окраины села донеслись орудийные выстрелы, басовитые голоса крупнокалиберных пулемётов и раскатистое родное "Ура-ааа!". Вот почему немцы отступили!

- Наши! Наши-ии! - кричал лейтенант и растирал рукавом слезы радости. - Побе-ееда-а! Братцы, победа-аа!

От захлестнувших чувств четверка обнялась.

- Ну вот, начальник, а ты помирать собирался, - рассмеялся Цыганков.

- Не "начальник", а товарищ лейтенант.

- Да без базара, начальник, то есть лейтенант...

Дружный смех сотряс воздух над немецким бронетранспортером. Тем временем в село с боем вступал отдельный разведывательный батальон.

Липовицы праздновали победу.

Убитых немцев, коих бойцы насчитали тридцать шесть душ, вывезли за село и скинули в общую яму. Раненных фашистов, числом восемь солдат и один офицер, после допроса по приказу командира батальона расстреляли и закопали в той же могиле.

Красноармейцев расквартировывали по хатам липовчан, где по три, а где и по восемь человек, если позволяло жилье. Хозяева, день побывшие в оккупации, с готовностью доставали из погребов съестные припасы, что немцы не успели съесть или испоганить, и кормили голодных, измотанных переходом и боями бойцов. На выездах из села выставили посты, а в здании бывшей школы устроили штаб.

Лейтенант Воронов сидел перед директорским столом. Напротив расположился командир батальона майор Фролов, крепкий мужчина лет сорока трёх. Воронов, свесив голову, слушал горькую правду о "победе" над фашистами. Так он узнал, что немецким войскам сдан не только Брест, но и многие приграничные города и местечки. Войска Красной Армии, застигнутые врасплох артобстрелом и бомбежкой, лишенные связи со штабами дивизий и армий, самостоятельно бились с хорошо организованными и вооружёнными частями Вермахта и несли большие потери.

Майор Фролов рассказал, что ему удалось почти без потерь вывести батальон в район, указанный в "красном пакете", который он вскрыл сразу после начала боевых действий. Но, не дойдя восьми километров, был остановлен механизированными немецкими частями. Неравный бой обернулся для батальона гибелью почти половины личного состава. Из командиров в живых осталось семеро: командир, начальник штаба, командиры мотострелковой роты, кавэскадрона и два взводных, да помпотылу. Из техники уцелело пять танков, шесть бронемашин и два сорокапятимиллиметровых орудия.

- Так что такие дела, лейтенант, - подвёл черту рассказу Фролов. - А ты говоришь, десант.

- Я так думал. Надеялся, то есть.

- Надеяться теперь надо на то, чтобы сил нам хватило устоять. Да не просто устоять, а откинуть эту сволочь назад, в их логово поганое. Так что, лейтенант, давай вливайся в батальон, - сказал Фролов. - У меня, брат, сейчас каждый человек на особом счету.

- Товарищ майор, я же пограничник. Мне в отряд надо, к своим.

- Родной ты мой, где они "свои"? - воскликнул майор. - Я думаю, погранцы твои полегли в первые часы войны. Не могли они сдержать такую махину, понимаешь? Бомбы и снаряды тоннами сыпались на наши головы. Тебе, лейтенант, просто повезло, что не оказался в этот час на границе...

Майор подошел к окну. Воронов, глядя на сжимавшиеся кулаки Фролова, мысленно с ним согласился - да ему повезло... Наверное, повезло. Но с другой стороны он не верил, что мог погибнуть. Кто угодно, но не он. Как это погибнуть? Мёртвым он себя не представлял. Впрочем, кого он мог представить убитым? Молодцова? Жену его, Светлану или, может, их сынишку Виталика? Бред!

- Короче, лейтенант, считайте ваше зачисление в батальон приказом, - перейдя на "вы", жестко сказал Фролов и повернулся к Воронову. - Потом разберемся с ведомствами, я вам обещаю. А сейчас, лейтенант, о родине подумай, а не о цвете петлиц.

- Да я понимаю, товарищ майор, - тускло сказал Александр. - И не о цвете петлиц я думаю. - Воронов замолчал, обдумывая решение, и, посмотрел в глаза майору. - У меня есть просьба...

- Какая просьба? - прищурился Фролов.

- Зачислите вместе со мной Ковалёва...

- Это которого - сержанта?

- Так точно, - кивнул Воронов. - И двух гражданских, что были со мной.

- Лейтенант, - майор поставил стул рядом с Вороновым и сел. - Ты их хорошо знаешь? Я имею виду гражданских.

- "Ну", - передразнил Фролов. - А я вот знаю, что один из них уголовник, а второй, между прочим, царский поручик! Да мне за таких бойцов спецчасть голову снимет!

- Откуда вы про поручика знаете? - изумился Воронов.

- Именной револьвер у него не видел? Вот и взглянул бы на золотую шильду...

- Некогда было разглядывать, - насупился лейтенант. - Этот царский поручик... бывший поручик неплохо стреляет. И, между прочим, он жизни мне и Ковалёву спас, и не одного фашиста на тот свет отправил. Тот же Цыганков, уголовник, как вы говорите, показал себя настоящим героем, когда...

- Да что ты меня агитируешь, - махнул рукой майор. - Хуже политрука, ей-богу...

Мужчины улыбнулись, и напряжение спало.

- Ладно, пригласи их. Я с ними сам поговорю.

- Сначала я с ними, - сказал Воронов.

- Так ты их без согласия сосватал? - удивленно хохотнул Фролов. - Ну иди, поговори, сват. А после все ко мне.

Новых товарищей Воронов нашел в доме Горчакова. Они вернулись с кладбища и сидели за поминальным столом среди немногочисленных селян. Лейтенанта пригласили к столу, налили самогон.

- Выпейте за упокой души Вареньки, - попросил Горчаков.

- Пусть земля ей будет пухом, - проговорил лейтенант и проглотил обжигающий горло напиток. Наспех закусив, он шепнул: - Мне нужно с вами со всеми поговорить. Давайте на воздух выйдем.

Во дворе, уведя их к летней кухне, печке под покосившимся навесом из почерневших досок, Воронов сказал:

- Ну что, товарищи, дальше намерены делать?

- Об чём базар? Немцев побили, теперь у каждого свои пути-дорожки, - рассудил за всех Дмитрий.

- Что вы предлагаете? - спросил Горчаков, уловив скрытый смысл в вопросе лейтенанта.

- К сожалению, товарищи, война не закончена, как мы думали. Немец прорвал границу на обширной территории и углубился на большое расстояние. Захвачен Брест. Наша армия несёт большие потери... Нам повезло, что разведбат шёл через Липовицы. Они услышали стрельбу и поспешили на помощь. А так бы... Ну вы понимаете... Это война, товарищи. И быстро она не закончится. Возможно, нам придётся повоевать несколько месяцев. Враг очень силён.

- Подожди, ты сказал - нам? - переспросил Цыганков.

- Нам, - кивнул Воронов. - Только что я просил майора Фролова зачислить нас в батальон. Я надеюсь, вы не против? Всё равно будет объявлена мобилизация. А так вместе будем...

- Так я же артиллерист, а не разведчик! - сказал Ковалёв. - И потом у меня предписание. Вы же знаете, товарищ лейтенант. Мне в свой полк надо!

- А Цыганков уголовник, так ему что - в тюрьму? - парировал Воронов. - Я, например, пограничник и что с того?.. Сейчас, товарищи, о родине нужно думать, а не о том, кто какому наркомату принадлежит, - почти в слово повторил Воронов Фролова.

- Если мне позволят послужить России, я почту за честь, - сказал Горчаков, посмотрев лейтенанту в глаза.

- Эй, ты чё за туфту гонишь, уважаемый? - покосился на счетовода Цыганков. - Ты случаем не из контры будешь?

- Происхождением из дворян, если угодно. Но я полжизни отдал служению простому народу - сперва в школе, теперь вот в колхозе. За двадцать три года в мой адрес не было ни одного нарекания! Так что стыдиться мне нечего, Дмитрий. И напрасно вы меня "контрой" обзываете.

Цыганков насуплено замолчал, переваривая услышанное.

- А нас дезертирами не посчитают? - спросил Ковалёв.

- Не посчитают. Фролов обещал все формальности решить.

- Ну, тогда я согласен. Разведка, конечно, не артиллерия, но тоже неплохо...

- Цыганков, что скажете? - спросил Воронов.

Дмитрий задумался. Такой расклад ему совсем не фартит. Одно дело дойти с боями до Бреста, защищая свою жизнь, другое воевать. Тут кореша рассудят по-своему. "Ссучился!" - скажут и будут правы. С другой стороны, погранец спас ему жизнь. А за это полагается отблагодарить той же монетой.

На Цыганкова с молчаливым напряжением смотрели три пары глаз.

- Так что скажете, Цыганков? - повторил лейтенант.

- О чём тут базарить, начальник? Филин не сука какая-нибудь. Ты мне жизнь спас, я тебе обязан.

- Я спрашиваю вашего согласия, Цыганков.

- Ну согласный, чего там. Пошли, погоняем немца. Раз все идут, то и я... Еврей и тот, говорят, за компанию повесился, - рассмеялся Цыганков.

Неуместный смех под взглядами товарищей оборвался.

Фролов окинул взглядом мнущихся у порога мужчин. "Хороша бригада: пограничник, артиллерист, поручик-счетовод и бывший уголовник. Хотя... - призадумался майор. - Если эти ребята сработаются, группа получится ещё та!" Уголовник не нравился - уж больно рожа наглая, пронырливая. Но из таких неплохие разведчики получаются.

- Ну так, товарищи, - приняв решение, сказал майор. - Тут лейтенант Воронов просил зачислить вашу гоп-компанию в мой батальон. Скажу сразу - я не военком, чтобы призывать в армию. Поэтому! - повысил голос комбат, заметив попытку Воронова вставить слово. - Поэтому, на свой страх и риск беру вас, но... Но... Дойдём до Кобрина, там попытаемся решить все формальности. Если препятствий со стороны военкома и спецчасти не будет, то будем воевать вместе. Ясно?

- Так точно! - сказали Воронов и Ковалёв.

- Ясно, - ответил Горчаков.

- Да чё там, не тупые ж, - подал голос Цыганков.

Взгляд комбата упёрся в Дмитрия.

- Так, касается вас, - сказал он. - Хоть одна выходка или попытка неподчинения - передам лично оперу в спецчасть. А там прямиком обратно на нары.

- Напугал ежа голой жопой, - вполголоса буркнул Цыганков и отвёл взгляд.

- Значит, будем считать - договорились, - кивнул комбат. - Воронов, иди к капитану Коломийцу. Скажи ему, что я приказал принять тебе первый взвод роты Житкова. Туда же определи своих бойцов. Вопросы есть?

- Никак нет, за исключением одного.

- Ну, давай, - улыбнулся майор.

- Как насчёт довольствия и обмундирования для Горчакова и Цыганкова?

- Это с Коломийцем реши, - отмахнулся комбат. - Пусть скажет зампотылу. Или ещё проще - найди своего старшину Гусака, он поможет. А теперь шагайте отсюда, некогда мне с вами... Скажи Коломийцу, чтобы потом ко мне зашёл.

Начальника штаба они нашли в классе, в котором Варвара Ильинична ещё недавно учила малышей. Глаза Горчакова влажно заблестели, губы до бела сжались в узкую полоску. Без Вареньки класс показался ему неживым, омертвевшим.

- Вы ко мне, товарищи? - спросил капитан, отрываясь от бумаг. - А, герои! - улыбнулся он, узнав вошедших.

Капитану на вид около тридцати. Форма ладно сидит на стройном теле красного командира. Застёгнут на все пуговицы, сапоги блестят, будто только что надраены "бархоткой".

- Товарищ капитан, майор Фролов приказал мне принять первый взвод роты Житкова, а их, - Воронов мотнул головой в сторону товарищей, - зачислить в мой взвод.

Капитан по-новому посмотрел на разношерстную команду и удивлённо качнул головой. С чего бы это комбат гражданских взял? "Впрочем, его дело", - рассудил начштаба.

- Ну что же, раз приказал, надо что делать? Правильно, ис-пол-нять, - сказал начальник штаба и пошёл к выходу. - Пойдёмте, товарищи, я представлю вас командиру роты.

По дороге начальник штаба рассказал, что в их роте сталось всего семьдесят два человека, вместе с командирами.

- В других не лучше, - сказал капитан. - Немец под Брестом сильно нас потрепал. Но и мы дали им прикурить! Жаль, конечно, техники, но больше всего людей. Бойцы у нас, в основном, успевшие пороха нюхнуть. Многие после Финской... О, сам ротный идёт! - воскликнул Коломиец, тыкая пальцем в старшего лейтенанта.

Навстречу им шли командир роты старший лейтенант Житков и старшина Гусак, на петлицах которого поблескивали четыре красных треугольника. Ротный, небольшого роста, худощавый мужчина. Фуражка сдвинута на затылок, из-под козырька выбилась мокрая чернявая чёлка, сапоги мятые, в пыли. Взгляд старшего лейтенанта, как у смертельно уставшего человека, которого заставили бежать на время десять километров. Старшина, сорокалетний пышноусый хохол, возвышался над своим командиром роты на полторы головы и сложением не уступал Ковалёву, разве небольшой животик пузырился под гимнастёркой. Старшина и сержант оценивающе посмотрели друг на друга и непроизвольно набычились, чувствуя достойного противника.

- Житков, принимай пополнение! - радостно объявил Коломиец.

Житков без всякого интереса посмотрел на гражданских и оценивающе на пограничника и артиллериста.

- Знакомьтесь, - сказал начштаба. - Лейтенант Воронов, вишь, пока пограничник. Сержант Ковалёв и два бойца... э-ээ...

- Горчаков и Цыганков, - помог капитану Воронов. - Я назначен командиром первого взвода в вашу роту.

Ротный подал руку Воронову.

- Старший лейтенант Житков, - с ударением на "старший" сказал ротный.

Воронов уголком рта улыбнулся, глядя на командира сверху вниз.

- Лейтенант Воронов.

Рукопожатие ротного оказалось неожиданно крепким.

- Старшина, - полуобернувшись, позвал Гусака командир роты. - Этих бойцов забери и переодень. Я в штаб, - сказал он уже начальнику штаба.

- Да, комбат просил вас после представления нас командиру роты, зайти к нему, - доложил Воронов.

Капитан потёр мочку уха, раздумывая.

- Ладно, пошли к комбату. А вы, Гусак, ведите пополнение во взвод. Да старшему лейтенанту Руденко сообщите, чтобы четверых на довольствие поставил. В Кобрине бумаги оформим. Пусть не переживает.

- Та, нэ турбуйтэсь, всэ зроблю, як трэба, - сказал старшина и кивком показал Ковалёву и гражданским следовать за ним. - Пишлы, хлопци. Зараз вас пэрэодягнэмо, щоб на людэй похожи булы.

- Обучи ты его русскому языку, - ворчливо сказал Коломиец, но в глазах искрились смешинки.

- Да знает он русский, - скривился ротный. - Характер свой показывает. Только что просил разрешения собрать по селу лошадей и подводы. Я отказал.

- Почему? - дёрнул плечом начштаба. - Немцы всё равно заберут.

- То немцы, а то мы, - возразил Житков, и Воронов уважительно посмотрел на ротного - молодец старлей.

- Ну, как знаешь.

В штабе комбат сообщил, что из Липовиц батальон выступает в пять утра. К этому времени личный состав должен быть накормлен и собран по-походному.

- И вот ещё что, - сказал напоследок майор начальнику штаба. - Андрей Иванович, возьми на себя подготовку Воронова и его орлов. Сделай мне из них за месяц настоящих "пластунов".

- Ну, за месяц сложновато будет "пластунов" из них сделать, - усмехнулся капитан, разминая краешек уха. Должно быть, это его любимая "вредная" привычка во время раздумий.

- А никто лёгкой жизни тебе и не обещал, - отрезал комбат. - Мне в батальоне нужны разведчики, а не цыганский табор. На время обучения, лейтенант, от обязанностей командира взвода тебя никто не освобождает. То же касается и тебя, Андрей Иванович. Учёба - учёбой, служба - службой! Всем понятно? Ну и добре! Давайте, хлопцы, действуйте. Андрей Иванович, ты задержись...

Житков и Воронов вышли из штаба и направились в первый взвод, который расположился в двух домах на центральной улице.

- Гусак хорошо расквартировал роту, - похвалил старшину ротный. - Вообще, он толковый мужик. Хоть и с гонором. Я специально хохла старшиной поставил и не ошибся. Гусак - старшина от Бога! Только не называй его хохлом, схлопотать можешь, - краем рта усмехнулся Житков. - Хотя, может, командира и не тронет, но врагами точно станете.

- Понял, - улыбнулся Воронов. - Что о взводе можешь сказать? - Воронов последовал примеру ротного и перешёл на "ты".

- А что взвод? - пожал плечами старший лейтенант. - Взвод, как взвод. Нормальный, в общем, взвод.

- Сколько человек?

- Двенадцать.

- В других не лучше - больше восемнадцати ни у кого нет, - сокрушённо вздохнул ротный. - Столько людей в первый день потеряли... Всю жизнь помнить буду этот кошмар.

- Да-а, - протянул Воронов, вспоминая пережитую им бомбёжку.

- А как ты здесь-то оказался? - спросил Житков. - От границы вроде далековато...

Воронов коротко рассказал о последних днях, удивляясь, что столько событий вместилось в нескольких фразах. Житков слушал, опустив голову и попутно пиная камушки. По выражению лица нельзя понять как относился он к рассказу Воронова и вообще - слушал ли лейтенанта или размышлял о своём.

С одного из дворов, в котором располагалась половина первого взвода, доносилась ругань. Голос одного из кричавших Воронову до зубной боли был знаком. Вошли во двор. Так и есть - Цыганков, брызжа слюной, извергая потоки "страшных" угроз, безуспешно пытается вырваться из объятий Ковалёва и вцепиться в бойца, которого сдерживал старшина.

- Отставить! - рявкнул Житков. - Старшина, в чём дело? Что тут за базар развели?

Бойцы враз присмирели и вроде как попытались ретироваться с места схватки "новенького" и "бывалого".

- Ничого такого, товарышу старший лейтенант, - примирительно пробасил старшина, похлопывая по плечу раскрасневшегося бойца. - Цэ хлопци поспорили, кто з ных краще матюкаеться.

- Цыганков, в чём дело? - спросил Воронов.

- Да, всё нормально, начальник, то есть лейтенант, - пряча глаза, пробурчал Дмитрий. - Малёха поспорили и все дела.

- Сержант Байков, стройте взвод, - приказал Житков и пояснил Воронову: - Это помкомвзвода твой. Неплохой командир, грамотный разведчик. Можешь на него положиться.

Сержант, коренастый парень, прокричал: "Первый взвод строиться!" и проследил, чтобы весь личный состав через минуту был в строю. Подал команду "Смирно!" и отдал рапорт:

- Товарищ старший лейтенант, первый взвод по вашему приказанию построен! Помощник командира взвода сержант Байков.

- Товарищи бойцы, - обратился Житков. - Представляю вам командира взвода лейтенанта Воронова. Ну а с новыми бойцами, вижу, познакомиться успели.

Разведчики заулыбались, кроме того, кто сцепился с Цыганковым. И сам Дмитрий, стоявший с Горчаковым на левом фланге, скрипел зубами.

- Сержанта Ковалёва назначаю командиром второго отделения, - добавил ротный.

- Есть! - вытянулся зардевшийся Ковалёв.

- Есть что сказать взводу? - полушёпотом спросил ротный.

Воронов кивнул и вышел вперёд.

- Товарищи разведчики, - начал он. - До сегодняшнего дня я служил в пограничных войсках в отделе разведки. Это не совсем то, что дивизионная или армейская разведка, но всё-таки специальности родственные. Вместе с прибывшими со мной бойцами буду постигать основы войсковой разведки. Надеюсь и на вашу помощь, - улыбнулся лейтенант и тут же посерьёзнел. - Тем не менее, за соблюдение дисциплины и беспрекословное подчинение буду строго спрашивать. Произошедший сегодня инцидент является нарушением воинской дисциплины, и виновные должны быть наказаны.

Взвод хранил молчание, но по взглядам заметно недовольство бойцов - пришла "новая метла".

- Но в связи со взводным праздником - появлением нового командира, - Воронов широко улыбнулся. - На первый раз объявляю... эту... Цыганков, подскажи?.. Ах да - амнистию!

Разведчики и командир роты засмеялись. Теперь смеялись и Цыганков, и его "знакомец".

Вечером старшина принёс два комплекта белья и формы для Горчакова и Цыганкова. Состоялось торжественное переодевание. Пока Ковалёв, уединившись в Байковым, пытал того об особенностях службы в разведбате, бойцы собрались вокруг новичков, как на премьеру комедийного спектакля. Под их добродушные выкрики Сергей Павлович и Дмитрий сменили цивильное на военное. Горчаков смущённо улыбался, расправляя под ремнём складки и тайком любуясь формой. Вдруг нахлынули воспоминания о буйной молодости, когда форма Серёжу Горчакова делала старше и мужественнее. В то время прапорщик Горчаков с едва пробивавшимися усиками покорил сердце юной Вареньки Растопчиной. "Вот я и снова на службе, - думал он. - Видела бы сейчас меня Варенька. Наверняка не удержалась бы от колкости. А может, наоборот, полюбовалась бы. Теперь не узнать..." Грусть тенью легла на лицо солдата.

Цыганков, напротив, переоблачался с шумом, отшучиваясь от реплик наблюдателей.

- Смотри штаны с гимнастёркой не перепутай! А то на руках ходить придётся!

- А мне хоть на херу прыгать! На него нет сапога, а старшина?

- От чого нэма, того нэма, - утирая выступившие от смеха слёзы, отвечал старшина. - От же бисова дытына, йий-Богу!

Солдаты смеялись, потешаясь над неуклюжестью новичка. Дмитрий, натянув пилотку, подошёл к узкому зеркалу на шифоньере и стал перед ним красоваться. С зеркала на него смотрел солдат в мятой форме, истоптанными сапогами и разошедшейся пирожком пилотке.

- Гарный парубок, - сказал он, подбоченившись и отставив ногу. - Эх, видела б меня маманя!

Любование Цыганковым своим отражением было таким открытым, и таким по-детски искренним, что попросту умиляло бойцов. Он, сунув руки в обширные галифе, прохаживался перед шифоньером блатной развязной походочкой и косил глазом в зеркало.

- Ну, теперь фрицам хана! - сказал кто-то из разведчиков.

- А то! - подтвердил Дмитрий. - Дядя Филин будет мочить немецких сук на вполне законных основаниях. Ай, молодца-аа...

Утром батальон выступил в Кобрин. Липовчане вышли провожать бойцов Красной армии с горечью и обидой. Тепло прощались с односельчанином Горчаковым. Бабы плакали, обнимая Учителя, мужики желали скорее разбить фашистов и вернуться.

Через три года Сергей Павлович узнает, что от Липовиц не останется ни единого дома. Фашисты сожгут деревню вместе с жителями за помощь и активное участие в партизанском движении. А пока они, ещё живые, провожали с центральной улицы разведбат и не расходились, пока последние бойцы из арьергарда не скрылись в утреннем тумане.

По пути к Кобрину в батальон влилось ещё двенадцать бойцов. Сперва четверо, а к вечеру ещё восемь. Вид их был мало похож на бравого красноармейца с агитационного плаката. Грязные, обросшие щетиной, у некоторых порвана или обожжена форма. Только у троих было оружие - трёхлинейные винтовки Мосина, без штыков. Двое были в галифе и цивильных рубашках - сжалилось местное население, а, может, и без спроса сняли с бельевых верёвок.

Комбат, посмотрев на красноармейцев, зачислять их в батальон не стал, но согласился, чтобы они проследовали с ними до Кобрина. А там пообещал отправить на пункт формирования.

С официальным зачислением Воронова и его группы вышла небольшая заминка. Военком долго не соглашался, ссылаясь на приказ мобилизовывать гражданское население для вновь формируемых частей.

- Я их что в балетную школу беру? - горячился Фролов.

- А у меня приказ! Полторы тысячи штыков поставить! А где я их наберу? - кричал в ответ военком.

Так они переругивались, пока Фролов не вытащил из кармана "вальтер".

- Ты что? - опешил военком, привстав со стула. - Ты... С ума сошёл?

- Бери! Трофейный, - протянул оружие комбат. - Только отдай мне этих мужиков, капитан? Я тебе взамен двенадцать бойцов отдам - из окружения вышли. Вот их и зачисляй в своё войско.

Военком не долго боролся с соблазном. Взял пистолет, насладился его тяжестью и строгой красотой оружия и сунул в карман.

- Чёрт с тобой, - вздохнул он. - Оформляй к себе.

Повеселевший комбат, пожал военкомовскую руку и покинул кабинет. Внизу томились в ожидании решения своей участи Воронов со своей группой и приставшие в дороге бойцы.

- Так, вы, товарищи, на переформировку, - сказал комбат, когда вышел из здания военкомата. - Зайдите в двенадцатую комнату к лейтенанту... м-ммм... не помню фамилию. Зайдите к нему. Ну, а вы, товарищи, - обратился он к Воронову и сотоварищи, - теперь мои. Со всеми потрохами.

После оформления чин по чину всех "бумажных" дел, радостная четвёрка погрузилась в "полуторку" и вскоре затряслась к месту дислокации батальона. На узких улочках колоннами двигались какие-то подразделения, тащились подводы с раненными, ящиками и тюками, на малой скорости урчали машины.

На перекрёстках регулировщики пытались упорядочить движение, но иногда какой-нибудь возница-торопыга без очереди выезжал на перекрёсток, и испуганная руганью и кнутом лошадь шарахалась в сторону и окончательно загромождала телегой проезд. Тогда вылезали из машин шофера. Спрыгивали с телег солдаты, и начинался базар-вокзал минут на десять-пятнадцать. Казалось, что в округе всё живое и неживое кричало, сигналило и материлось. Наконец, совместными усилиями движение возобновлялось, и вновь по улочкам текли потоки людей и транспорта.

По прибытии в штаб разведчиков ожидало неприятное известие: приезжал капитан из спецчасти и затребовал всю четвёрку к себе.

- Были цветочки - появились ягодки, - прокомментировал комбат. - Тут я вам вряд ли чем помогу. Не наша епархия. Хотя...

Комбат задумался и совсем по-коломийцевски почесал ухо.

- Попробую. Есть у меня один товарищ, когда-то воевали вместе и даже дружили. Попробую. А вы идите к этому капитану и смотрите не наломайте дров. Цыганков, ты меня понял?

- А чё Цыганков сразу? Я что - рыжий или жид какой?

- А причём тут "жид"? - изумился Фролов.

- А причём тут Цыганков?

Фролов махнул рукой:

- Идите, умники. Не пуха!

Комбат снова запрыгнул в кабину грузовичка.

- В штаб армии, - приказал он.

Если бы у комбата спросили, почему он так печётся об этих бойцах, едва ли он дал бы вразумительный ответ. Может, понравились, а, может, подсознательно чувствовал, что из этих людей может выйти неплохая группа разведчиков. Вряд ли в то время он вообще задумывался над этим вопросом. Он привык действовать, если того требовали обстоятельства.

Оперативный отдел дивизии расположился на первом этаже райкома партии, в левом от центрального входа крыле. Место размещения, скорее всего, выбрано не случайно: в конце коридора был пожарный выход, через который сейчас туда-сюда сновали военные и энкавэдэшники. Через него же конвоировали арестованных в один из гаражей, приспособленных сейчас под "изолятор".

Капитан НКВД, на кабинете которого висела табличка "тов. Головко П.И.", долго и недоверчиво изучал документы Воронова и Ковалёва. Ранняя лысина в ореоле коротких русых волос отблескивала в дневном свете. Воронов почувствовал сильное желание хлопнуть оперативника по темечку. Даже ладонь зачесалась от такого желания. Он перевёл взгляд на шкаф, забитый трудами Ленина и Сталина, и сосредоточился на подсчёте томов.

Оперативник небрежно бросил документы на столешницу и принялся нудно расспрашивать каждого о причинах отсутствия во время боевых действий по месту воинской приписки. Задал массу важных и второстепенных вопросов, касающихся последних дней и бойцов Горчакова и Цыганкова: кто они и откуда взялись. Рассказывали всё, стараясь ничего не опустить. Особенно подробно остановились на бое в местечке и личную отвагу Сергея Павловича и Дмитрия. Капитан не перебивал. Неторопливо заполнил протокол, промокнул пресс-папье и дал расписаться.

- Свободны. Пока, - сказал он бесцветным голосом и протянул документы. - Ступайте в расположение батальона. Потом ещё побеседуем.

Лейтенант и сержант, козырнув, вышли из кабинета.

- Егоров, давай следующих, - прозвучало за спинами. - Давай по одному!

Следующим на допрос вошёл Горчаков.

- Мы на улице подождём, - успел шепнуть ему Воронов.

Горчаков по-военному чётко доложил о своём прибытии и замер перед столом. Капитан равнодушно шарил глазами по фигуре Сергея Павловича, будто выискивал нарушение формы одежды.

- Документы!

Горчаков несколько замялся и опустил глаза.

- Ещё не получили, товарищ капитан. Сегодня майор Фролов обещал выписать книжку красноармейца. Мы с военкомата сразу к вам, а он куда-то уехал.

- Значит, документов нет, - сказал капитан. - Фамилия, имя, отчество.

- Горчаков Сергей Павлович.

Заскрипело перо. Дальше следовали обычные анкетные вопросы: год и место рождения, происхождение...

- Из дворян? - оживился капитан. - Ну-ну... И чем же вы занимались после семнадцатого года, гражданин Горчаков?

Горчаков вздохнул и стал рассказывать о своей жизни после 1917 года. Капитан, подперев подбородок, с интересом слушал Сергея Павловича.

- Значит, в последнее время служили счетоводом... Это хорошо... А скажите, бывали в вашем колхозе какие-нибудь диверсии или антисоветские выходки?

- Помилуйте, товарищ капитан, - улыбнулся Сергей Павлович. - Откуда? У нас в местечке люди простые, крестьяне.

- Ну, как я понимаю, не все простые и не все крестьяне, - натянуто улыбнулся Головко П.И., если на двери была его табличка.

- Не все, - вынужден был согласиться Горчаков.

- Вот и ладненько... Вот и ладненько.

Капитан что-то живо строчил в протоколе и, казалось, даже повеселел. Изредка он прерывался, поднимал к потолку карие очи и снова писал. Исписав два листка, он удовлетворённо положил ручку и потянулся. На лице всплыла улыбка, совершенно не понравившаяся Горчакову. "Какой неприятный тип", - мелькнула мысль.

- Ну что же, - сказал капитан. - Теперь я понял, зачем вы проникли в Красную армию.

- Что значит "проникли"? Я добровольцем... Я Россию пошёл защищать!

- Да бросьте вы, - почти добродушно махнул рукой капитан. - Россия, отечество - всё это мы уже слышали. О своей любви к России вы в трибунале расскажете. Хотя какой там к чёрту трибунал - время военное... М-да... Так кто, вы говорите, входит в вашу группу?

- В какую? - часто заморгал Горчаков.

- Не стройте из себя дурака! - прихлопнул по столу капитан, и взгляд его стал острым, пронизывающим. - Кто и когда вас завербовал? Отвечать!

Горчаков побледнел и выпрямился.

- Вы, наверное, шутите? - холодно спросил он.

- Я похож на паяца? - переспросил опер, и глаза его недобро сверкнули. - Повторяю вопрос: кто, где и когда завербовал вас в немецкую разведку?

- Я служу в советской разведке, - отчеканил Сергей Павлович. - Ни в каких других разведках мира участия не принимал, не принимаю и принимать не собираюсь. Я достаточно ясно выразился для вашего понимания?

- Та-аак, следствию помогать отказываемся, - протянул капитан. - Ну что ж, тем хуже для тебя. Мне и без твоих признаний понятно, что ты за птица, господин Горчаков! Я таких на своём веку немало повидал! Россию он пошёл защищать... Какую - царскую?! Не выйдет, господин хороший! Ишь ты затихарился гнида! Счетовод, твою мать! Всех вас к ногтю! Всех паскуд к стенке! Счетовод... Надо ж придумать такое...

Горчаков, прямой, как стрела, молчал. Его взгляд впервые за много лет был полон ненависти и презрения. Он гадал кем, в сущности, был капитан: быдлом, дорвавшимся к власти или всё же большевистским фанатиком? Что-то подсказывало, что фанатизма в капитане было намного меньше.

Оперативник подошёл к двери.

В комнату вошёл сухощавый боец с автоматом наперевес.

- Этого субчика в гараж, а этого... - оперативник заглянул в записи, - Цыганкова - сюда. Давай мухой! Я и так на обед опоздал.

- Руки за спину, следуйте вперёд, - приказал автоматчик.

Ввели Цыганкова.

Дмитрий, увидев Сергея Павловича под конвоем, сразу понял - ему тоже не сдобровать. Раз уж такого человека повязали, то его и подавно. Навоевался... "Ну и хер с ними! - решил Дмитрий, и на душе сразу полегчало. - В лагере нынче покойнее, чем здеся."

- Ну что, боец, - бодро сказал капитан. - Твой товарищ во всём признался. Давай теперь ты душу изливай.

- Ты ж не поп, чтоб исповедоваться, - с наглостью заявил Дмитрий.

Капитан внимательно присмотрелся к бойцу...

В это же время комбат Фролов, полусидя на столе начальника связи дивизии, орал в трубку:

- Да я за них ручаюсь, Алексеич! Ты ж меня знаешь...

Трубка что-то невнятно пробулькала.

- Да я тебе точно говорю, из них получатся мировые разведчики. Ты сам посуди: раз они не разбежались после первого боя, значит, их что-то сближает. И это "что-то" - сильнее простого товарищества.

- Да причём тут любовь! Тебе бы только шутки шутить, а тем временем твои архаровцы их раком ставят!

- Да что я не знаю ваши подходы, да ухватки? Ну, я прошу тебя. Лично.

- Голову даю на отсечение! Нормальные у них данные. За месяц мой начштаба их поднатаскает...

- Ну ты орёл! Как это заберёшь?

- Да ты что? Он живой ещё? - Фролов над чем-то рассмеялся. - Надо же. Ну, раз так - согласен.

- Вот сам приезжай и посмотри. Через месяц. Лучше через два.

- Всё, Алексеич, договорились. Спасибо и на этом! Прощай и привет Даниле Романовичу!

Фролов повесил трубку и подмигнул сидевшему за столом капитану Синицыну, исполнявшему обязанности начальника штаба дивизии.

- Надо же, живой...

Капитан испытывал необычайный душевный подъём: разоблачение вражеской агентуры попахивало орденом "Красного Знамени". Одна награда у него уже была: "Знак почёта" он получил в 38-м за активное участие в борьбе с врагами народа. Лично им был раскрыт заговор в N-ской дивизии. Арестованы и расстреляны комдив, комбриг и три полковника. Те паскуды тоже отпирались сперва. Но после тщательного расследования признания всё-таки подписали. "Слабаки, - думал о них капитан, тогда ещё лейтенант. - И эти люди командовали Красной армией! Попади они к врагу, первыми бы продали родину!" Капитан ни на минуту не сомневался в том, что очистил армию, если не от врагов, то от мусора, мешавшего обороноспособности страны.

- Всех вас к ногтю, - в очередной раз проговорил оперативник, заполняя протокол допроса.

Цыганков с разбитой губой и синяком на скуле стоял напротив стола. Он ругал себя за то, что поддался на уговоры Воронова и пошёл за ними в армию. "И чего мне не хватало? - корил он себя. - Пробрался бы в Брест и жил бы припеваючи. Нет, попёрся дурень! Знал же, что "мусорам" веры нет".

Дмитрий, не сдержав чувств, протяжно вздохнул.

- Что, совесть мучает? - усмехнулся капитан и, дёрнувшись от внезапно прозвеневшего телефона, поставил на протокол жирную кляксу. - Чёрт! Столько переписывать.

Он рывком поднял трубку и рявкнул:

- Капитан Трегубов! А кто...

- Извините, товарищ полковник, - привстал капитан и сел обратно.

- Да я работаю с ними.

- Лейтенанта Воронова и сержанта Ковалёва пока отпустил. Но я ещё присмотрюсь к ним.

- Как? Не понял, товарищ полковник...

Капитан медленно поднялся. Лицо его вытянулось, и рука судорожно пыталась расстегнуть ворот.

- Товарищ полковник, у меня есть основания, чтобы...

- Есть, товарищ полковник!

- Понял, товарищ полковник!

- Да. Я понял.

Оперативник бережно положил трубку телефона и, наконец, справился с крючком на вороте. Расстегнул и две верхние пуговицы.

- Чёрт знает что, - выдавил он и со злостью разорвал протокол.

Цыганков, наблюдавший произошедшую с "мусором" метаморфозу, понял, что его счастливая звезда вновь всплыла на горизонте.

- Пшёл вон отсюда, - вымучено сказал оперативник.

- Цыганков, - окликнул он, когда Дмитрий взялся за дверную ручку. - Я тебя ещё достану. Меня, старого чекиста, не проведёшь. Ты враг! И я это знаю...

Горчакова отпустили, не объяснив причины. Часовой открыл дверь и сказал:

- Горчаков, на выход.

Мелькнула мыслишка, что сейчас поставят к стенке гаража, и расстрельный взвод по команде спустит курки. Но нет, вернули ремень, часы и выпроводили за ворота райкома.

- Сергей Павлович! - услышал он голос Воронова.

Горчаков повернулся на зов. Товарищи стояли перед центральным входом и приветливо махали руками. Сергей Павлович поправил трясущейся рукой ремень и пошёл к разведчикам.

- Ну, слава Богу, - совсем не по-военному сказал лейтенант и обнял Горчакова. - Мы тут с Ковалёвым ума не могли приложить, почему вас долго не выпускали. Вот Цыганков рассказал нам, что вас на губу отправили.

- Да, отправили, - кивнул Сергей Павлович. - Только почему-то так же внезапно и без объяснений выпустили. Не пойму я логики этих людей.

Цыганков загадочно улыбался и посвистывал.

- Что, Цыганков, вы знаете причину? - спросил Воронов.

- Ну так говорите!

- Этому "мусорку" позвонил какой-то важный чин. На меня, между прочим, тоже дело шили. Стою, думаю - ну, блядь, опять влип. Какого чёрта полез в вашу армию? И тут звонок, капитан аж подскочил. Стоит и только говорит: "Да, товарищ полковник! Есть, товарищ полковник". А потом меня выгнал из кабинета. Правда, сука, пригрозил, что ещё достанет меня. Ублюдок.

- Я думаю, это комбата заслуга, - сказал Горчаков.

- Точно! - поддержал Ковалёв. - Он же куда-то умчался сразу. Сказал: "Помогу" и уехал. Вот человек!

- Хороший мужик, - согласился Воронов. - За таким командиром можно смело и в огонь, и в воду!

Просигналила знакомая "полуторка". Из кабины, хлопнув дверью, выпрыгнул комбат.

- Ну что обошлось? - спросил он, широко улыбаясь.

- Так точно. Хотя, если бы не вы...

- А я-то причём здесь? Я на склад ездил, за овсом.

Разведчики пожали руку комбату и резво запрыгнули в кузов. На полу лежало два десятка мешков с овсом, судя по просыпанным зёрнам.

- В батальон, - сказал водителю майор.

Близко за Кобриным доносилась канонада. Не поймёшь - наша или немецкая. Или это слышен бой танковых дивизий?

Войска по-прежнему двигались в сторону границы. Красной армией предпринимались отчаянные попытки остановить продвижение врага. Но, несмотря на все усилия, с жестокими боями приходилось отступать на восток.

Пока разведчики Фролова выполняли боевые задачи, "новобранцы" в перерывах между короткими боями осваивали азы разведки. Капитан Коломиец, которому комбат поручил сделать из них настоящих разведчиков, в первый же день провёл разъяснительную беседу, которая свелась к аксиоме: разведчик на войне - лучший солдат. А чтобы им стать, нужно многому учиться, долго и упорно тренироваться.

Тренировки начались ещё в Кобрине. Коломиец показал несколько жестов-команд: "ко мне", "становись", "разойдись" и "ложись" и приступил к отработке их выполнения. Команды поступали в самое разное время и самым неожиданным образом. Бывало, даже во время обеда приходилось падать по команде "ложись". Но хуже всего, когда по этой команде приходилось ложиться на марше в грязь. Потом долгое время идти или бежать в сыром и грязном обмундировании, пока оно не подсохнет на теле. Вечером стирка и хорошо, если к утру одежда высохнет. А нет, надевай волглое и становись в строй.

Столько стонов и проклятий в адрес начальника штаба, сколько выдал Цыганков, Воронов за всю жизнь не слышал. Воронова раздражало лишь то, что он, кадровый командир, вынужден наравне с остальными выполнять незамысловатые команды, но крепился - бегал, падал, становился в строй. Особенно его бесили дурацкие, как он думал, "неуставные" команды типа: "Отделение, наПра... Кру-гом!" или "СтаНо... Ложись!" Позже, заметив неудовольствие лейтенанта-пограничника, Коломиец объяснил, что подобные команды вырабатывают собранность, внимание и готовность к перемене обстановки. После этого Воронов перестал возмущаться и отдавался тренировкам в полную силу. Ковалёв, и даже Цыганков, глядя на него, тоже не отставали и впитывали основы знаний войсковой разведки, как губка воду. Удивлял Горчаков. Этот пожилой, с их точки зрения, мужчина после несколько занятий, показывал результаты, которыми мог похвастаться и двадцатилетний.

- Сергей Павлович, поделитесь секретом, - однажды не удержавшись, попросил Воронов. - Скажите, как вам удаётся выдавать такие результаты?

- Вы хотите спросить, как в моём возрасте удаётся не отставать от молодых? - смеясь, уточнил Горчаков. - Так никаких секретов и имперских тайн здесь не скрыто. Вы же помните, что я когда-то в молодости тоже был офицером. И, признаюсь, весьма развитым физически. Так вот, уйдя в отставку, я не прекращал занятий физической культурой: каждое утро пробежка, гимнастика, два-три раза в неделю гири. В Липовицах, правда, у меня гирь не было - я использовал подручные тяжести. Так что ничего удивительного. И вообще, я считаю, что соблюдение режима и меры в еде, культуры духа и тела - есть основа человеческого счастья! Да, не удивляйтесь! Это в первую очередь здоровье, как телесной оболочки, так и духовной сути. Дряблый, больной человек, знаете ли, попросту не сможет в полную силу радоваться жизни...

- Ну да! - не согласился Цыганков. - Были бы деньжата, да девчата, так и до самой смерти можно жизни радоваться...

- Поверьте, Дмитрий, если даже у вас окажется миллион...

- Хо-хо! - оживился Дмитрий, представив такую перспективу.

- Так вот, даже миллион рублей в кубышке, но импотенция, извините, в брюках элементарно не дадут вам возможности испытать наслаждение в общении с женщиной.

- Чего это? С миллионом-то? Да со мной любая баба пойдёт!

- И что вы с ней будете делать? - усмехнулся Горчаков.- Стишки читать?

- Да какие там, на хер, стишки! Ноги на плечи, и вперёд по самые бубенчики!

- Так у вас же предполагаемая импотенция, - напомнил Сергей Павлович.

- Ну и что... А это чего такое?

- Половое бессилие. То есть, когда мужчина хочет, но не может.

- Я вот тебя, Сергей Палыч, уважаю, конечно, но иногда, ей-богу... - возмущённо потряс головой Цыганков. - Надо ж такое сказануть - половое бессилие. Это уже и не жизнь, когда бабу не сможешь приголубить...

- Ну, так тоже нельзя говорить, - возразил Горчаков. - Это я неудачный пример привёл. В жизни много другого интересного есть, ради чего жить нужно. Речь лишь о том, что, когда человек болен, то всей полноты радости бытия он не ощущает.

- О-оо, опять загнул - "бытия". Тебе бы попом быть или книжки писать.

- А я вот понимаю вас, Сергей Палыч, - сказал Ковалёв. - Помню, как-то сорвал на занятии пресс. Поверите, неделю ходил, скрючившись, и не понимал, как это у других не болит живот...

Проходили дни и недели. Батальон Фролова в составе дивизии с боями отходил к Смоленску. Порой в очередной, оставляемой немцам деревне, крестьяне спрашивали, почему без боя сдают их село. Бойцы прятали глаза и ничего не отвечали. А что тут скажешь? Мол, отступаем по приказу, чтобы в "кольцо" не попасть, а из траншей вылезли только вчера.

В один из тяжёлых дней Воронову со своим взводом пришлось участвовать в поиске.

После очередных "измывательств" Коломийца, когда будущие "пластуны" вернулись в свою избу, где разместился взвод, прибежал ординарец Фролова.

- Товарищ лейтенант, вас комбат срочно в штаб вызывают.

Воронов печально посмотрел на остывавший ужин, надел командирский планшет и, вздохнув, вышел вслед за ординарцем.

В штабе кроме комбата уже были Коломиец и Житков.

- Проходи, - сказал Фролов. - Так, все в сборе. Давайте к делу. Присаживайся, Воронов, не маячь.

Комбат раскинул на столе карту и красными и синими "ресничками", кругами и стрелами, обозначавшими расположение наших и противника войск.

- Так, - сказал Фролов и ненадолго уткнулся в карту. - Значит, товарищи, нам поставлена задача добыть "жирного" языка...

Воронов уже знал, что "жирный язык" на сленге разведчиков означал "офицер". Поэтому ассоциаций с упитанным немцем у него не возникло.

- Сегодня ночью с одиннадцати до двенадцати сапёры проделают проход. Дальше в полночь взвод Воронова передвигается по коридору вот сюда, - комбат ткнул толстым пальцем в один из синих значков. - Здесь у немцев командный блиндаж. Захватываете "языка" и возвращаетесь тем же путём. Взвод поведёт старший лейтенант Житков.

- Есть, - равнодушно ответил Житков.

- Почему не я? - спросил Воронов и почувствовал, что краснеет.

Фролов кинул на Воронова понимающий взгляд.

- Потому, лейтенант, что у Житкова есть опыт поиска, а у тебя нет. Вот сходишь, научишься, тогда и будешь возглавлять поиск. А пока сиди и мотай на ус. Можешь задавать вопросы, если есть. Это ко всем относится, - комбат обвёл взглядом присутствующих. - Есть вопросы?

- Сколько человек взять? - спросил Житков.

- А сколько у него в наличии?

- Вместе с "новенькими" пятнадцать. С Вороновым шестнадцать, - ответил ротный.

- Ты семнадцатый. Достаточно. Вон у пехоты в роте столько не наберётся. Так что справитесь. Ещё есть вопросы?

Офицеры молчали, обдумывая задачу. И, если Житкову было всё понятно, то Воронову ничего, кроме того, что нужно взять "жирного языка". А каким образом эти "языки" берутся, абсолютно не представлял. Так какие могут быть вопросы - как взять языка? На дурацкий вопрос наверняка последует дурацкий ответ: "Руками!".

Поэтому вопросов к комбату не возникло. Когда вышли из штаба, ротный, заметив волнение Воронова, сказал:

- Не переживай, Саш, (с недавних пор они в личном обращении звали друг друга по именам: Саша и Юра). Справимся. У тебя разведчики опытные. Сами вы тоже поднатаскались - я видел. Так что справимся. Приведём этого "языка" за вымя. Не в первый раз. Держись рядом со мной, засекай всё вокруг, учись. В следующий раз сам поведёшь. Правда, в основном младший командный состав ходит во главе группы. Средние командиры в особых случаях: наиболее ответственных или в разведке боем.

Разведка боем - самое опасное задание для разведчиков. Как правило, такую разведку проводит пехота. Но, на войне бывает всякое. Прикажут - пойдёшь как миленький. И не пойдёшь, а побежишь!

В двадцать три тридцать взвод Воронова и Житков были на участке перехода. У соседей справа лениво работал "Максим". С той стороны отвечали с такой же неохотой. Как будто пулемётчики переговаривались:

- Да-да-да-дах! Да-да-даа!

- Ду-ду-дух! Ду-ду-ду-дуух!

Житков разместил взвод разведчиков в блиндаже, а сам с Вороновым ушёл на НП. Туда должны прийти сапёры. Пробираясь в окопе почти на ощупь, они в полный рост шли вслед за бойцом.

"Фить!" - что-то просвистело между Вороновым и Житковым. А может и не между, только показалось так.

- Это что свистнуло? - спросил Воронов.

- Пули на излёте, - не оборачиваясь, пояснил ротный. - Ничего, привыкнешь. На передовой это обычное явление. Откуда они берутся - одному Богу известно. Вроде и не стреляли, а видишь - прилетела.

Воронов почувствовал, что ноги становятся ватными. Захотелось упасть и не шевелиться. "Глупо погибнуть от случайной пули. "Пуля - дура, штык молодец", - вспомнились ему слова Суворова. - Точно дура. Дура..." Втянув голову в плечи, лейтенант заставил себя следовать за командиром роты.

На наблюдательном пункте их ждал командир стрелкового батальона. Амбразура затянута одеялом, поэтому "коптилка" чадила не стесняясь. В углу "клевал" носом радист.

- Капитан Лесняк, - представился командир батальона.

Разведчики назвались и пожали капитану руку. Осунувшееся лицо, впалые щёки придавали комбату неприветливый вид. "Ворчун" - определил для себя Воронов.

- Ну что, пойдёте? - спросил капитан лишь бы что-то спросить.

- Пойдём. Куда деваться.

- Ну да, ну да. Деваться некуда.

- Что там у них? - спросил Житков.

- Жарко сегодня было?

- Здесь каждый день, как в Сахаре. Спасибо фрицам танков на нас не бросают. Бомбёжки с лихвой хватает. Утюжат так - головы не поднять! У меня из батальона осталось шестьдесят человек. Это что - батальон?.. А против нас полноценный полк! Вот и попробуй удержать. А ты говоришь...

- Н-даа. Тяжело вам приходится.

Капитан устало махнул рукой.

- Как ты сказал, деваться некуда. Приходится держаться.

Пришли саперы. Чубатый сержант с чумазым лицом, блеснув белыми зубами, доложил комбату:

- Проход есть, товарищ комбат. Три метра шириной - хоть на машине езжай!

- Сегодня я без машины, - пошутил Житков. - Пешком пойдём - на пузе.

- Удачи! - пожелал на прощание комбат.

- Спасибо, комбат!

Когда вернулись в блиндаж, взвод уже был готов к выходу. Помкомвзвода Байков успел проверить экипировку и правильную его подгонку: чтобы ничего не бряцало, не падало и не мешало при передвижении ползком.

Первым пошёл Житков, за ним Воронов со своей группой и замыкал Байков. Полпути прошли, согнувшись, дальше ползком. Над головой ползущих разведчиков зависли осветительные ракеты: говорят "фонарь" подвесили. Видно, как днём. Малейшее движение тени и сразу по тому месту открывает огонь пулемётчик. Разведчики плотнее прижались к земле, моля родимую, чтоб не выдала. Погас "фонарь" - поползли дальше.

Воронов полз позади ротного в двух метрах. Он щурил глаза, пытаясь высмотреть в кромешной тьме хоть что-то. Ничего не видно. Оно и хорошо. Значит и их не видно.

Вот Житков замер и подал сигнал "Внимание!". Цепочка продублировала сигнал до Байкова. Впереди ясно различима немецкая речь. "Неужто уже их траншеи?" - удивился Воронов. К ротному подползли разведчики и замерли в ожидании распоряжений.

- Я, Воронов и его группа к блиндажу, Байков с остальными на левый фланг, - едва слышно прошептал Житков.

Не дожидаясь, когда скроется помкомвзвода, Житков с группой Воронова двинулся к траншее. Нащупав бруствер, разведчики вынули ножи и один за другим запрыгнули в окоп. Справа вскочил немецкий солдат, сразу же осел под ударом ножа Житкова.

- За мной, - сказал ротный.

Они в полный рост уверенно двинулись к блиндажу. Только Цыганков вертел головой по сторонам, то ли опасаясь нападения, то ли в поисках трофеев. У самого блиндажа темнело две фигуры. Они заметили приближающихся, но из-за темноты не могли определить кто идёт.

- Стой! Кто идёт?

- Всё в порядке - разведчики! - ровным голосом на безупречном немецком ответил Воронов.

- Что уже вернулись? - рассмеялись солдаты. - Взяли "ивана"?

- Ивана нет, вот "ганса" сейчас возьмём, - процедил Воронов и с силой метнул нож в одного из солдат.

На второго обрушился кулак Ковалёва.

- Молодцы, - сказал Житков. - Ковалёв, Цыганков - на охранении, Саша приготовься. Открываешь дверь, входим. Не забудь, одного оставляем в живых. На счёт три: раз, два... три!

Воронов рванул дверь блиндажа и вслед за ротным ворвался в блиндаж. За миг сориентировавшись, короткими очередями они застрелили капрала и лейтенанта, оставив капитана. К чести немецкого офицера, он не прыгнул под стол, а бросился к автомату, висевшему на стене. Достать его не успел, поскольку был сбит Житковым, и прижат стволом к дощатому полу. Пока Житков вязал пленного, Воронов с восхищением осмотрел немецкий блиндаж. Пол и стены обшиты досками. В центре стол, две лавочки. На столе лампа с отражателем, бутылка коньяка, консервы, стаканчики. В углу радиостанция и коробка с консервами. Рядом несколько непочатых бутылок.

- Хорошо живут фрицы - поцокал языком Воронов. - Комфортно.

- Ничего. Как видишь, не очень-то комфорт им помог.

В блиндаж заглянул Цыганков и пробежал глазами по блиндажу. Лицо его просветлело.

- Взяли фраера? - спросил он, глядя на коробку с консервами и выпивку.

- Уходим, - сказал Житков и поднял за шиворот немецкого офицера. - Вперёд. Быстро!

Байков волок ещё одного пленного, но не офицера - ефрейтора. Как выяснилось позже, связиста. Разведчики вернулись в батальон без потерь. Кроме немецких военнопленных, благодаря расторопному Цыганкову разведбат пополнился трофейными выпивкой и закуской.

Фролов за успешное выполнение задания пообещал представить участников поиска к наградам.

Несмотря на ведение боевых действий, выполнение ежедневных служебных обязанностей, учёба не прекращалась ни на день. Задания Коломийца усложнялись, но становились более интересными. Из тех, которые были не в чести, даже у Воронова, было ползание "по-пластунски". Животами пропахивали землю километрами. Андрей шутил, что после них, хоть озимые сей. Коломиец, в ответ на подобную иронию, на примерах доказывал, что скрытное приближение к врагу многим спасало жизнь.

- Когда вдруг рядом с врагом вырастает фигура разведчика, он просто впадает в ступор. Этих секунд хватает, чтобы дать ему по чердаку, затолкать в рот кляп, а дальше остаётся связать и доставить в расположение подразделения. Да вы и сами прекрасно знаете это! Ведь в поиск ходили.

Любимыми были занятия по специальной подготовке разведчика. В них, особенно в стрельбе и рукопашном бое, равным Воронову даже среди опытных разведчиков было мало - красного командира-пограничника готовили к встрече с врагом хорошо. Но и он осваивал новые для него премудрости разведки. Много времени посвящали сапёрному делу, изучению оружия противника, ориентированию на местности, метанию гранат. Особое место занимал рукопашный бой и метание ножей. Тренировки по десять-двенадцать часов в день давали положительные результаты. Через месяц группа Воронова мало, чем отличалась от опытных разведчиков батальона.

Фролов часто наблюдал, как проходят занятия, но в процесс не вмешивался. Появится, когда его никак не ожидают, постоит, посмотрит и так же неожиданно исчезнет. Коломиец говорил, что такого, как Фролов больше не встречал.

- Разведчик от Бога! - уважительно отзывался о нём капитан. - Помню, однажды ходил с ним за "языком". Было это на Финской. Взяли тогда белофинна без шума, как по нотам партию разыграли. Чухонец здоровым оказался, тяжеленным. Волокли его по очереди. И вот, когда до наших оставалось всего с километр, нарываемся на их разведку. Те с нашей стороны "языка" тянули. Я пока думал, что предпринимать: стрелять было нельзя - или чухонцы огнём накроют, или наши. А Фролов их уже уделал. Думаю, они и не поняли ничего.

- Как это он их? - выпучив глаза, шёпотом спросил Цыганков.

- Одному нож в глаз по рукоятку засадил, а другому кадык перебил.

- Да-аа, - восхитился Цыганков. - Во мужик! А с виду не скажешь.

- Не скажешь, - согласился Коломиец. - Однажды комбат на спор один против шести крепких разведчиков устоял. Как кутят слепых разбросал.

- Да ладно заливать! - не поверил Дмитрий. - Двое таких вот, как наш Ковалёв, раскатают вашего Фролова, как блин на Масленицу.

- Во-первых, не вашего, а нашего. А во-вторых, боец Цыганков... Ложись!

Цыганков, не думая, рухнул и распластался по земле.

- Молодец, - усмехнувшись, похвалил капитан. - Толк будет...

Возможность узнать будет с них толк или нет, представилась через несколько дней.

На занятии по спецподготовке Фролов, как обычно, появился внезапно. Он, прислонившись к могучему клёну, с интересом наблюдал за работой группы Воронова, так в батальоне окрестили новичков, на "тренировочной дорожке".

Тренировочную дорожку устроили на обычной лесной тропинке. По обеим сторонам, укрывшиеся бойцы создавали неожиданные препятствия и совершали нападения на разведчиков, поочередно двигающихся по тропинке.

- Воронов, вперёд - бегом! - скомандовал Коломиец и лейтенант, пригнувшись, выбежал на "дорожку".

Метров через двадцать на него справой стороны рухнуло "дерево" - срубленный трёхметровый молодняк, брошенный одним из бойцов. Рывком вперёд он кувыркнулся и вскочил на ноги. У следующего дерева боковым зрением Воронов уловил движение слева и едва успел уклониться от тычка шестом в голову. Фу, пронесло!

Дорожка петляла среди могучих деревьев и кустарника, и за каждым мог прятаться "противник". Воронов "стрелял" глазами вправо и влево, не забывая контролировать саму дорожку. Это спасло его от "мины" - натянутой поперёк тропинки сантиметрах в двадцати над землёй проволоки. Лейтенант перепрыгнул ловушку, но тут же был сбит с ног внезапно поднявшейся поперёк дорожке жердью. Падая, Воронов сгруппировался и, когда бойцы из засады накидывали на него плащ-палатку, он уже стоял на ногах. Крутнувшись вокруг оси, он подсечкой сбил одного из нападавших и сдёрнул накидку с головы. Второй успел "мазнуть" лейтенанта ладонью по лицу и ощутимо толкнуть в грудь. Удержавшись на ногах, Воронов отбил удар макетом ножа, и обозначил удар противнику в кадык.

- Беги! - сказал старший из бойцов, и лейтенант, не теряя времени, продолжил маршрут.

Сзади он слышал топот Ковалёва. Сержант ломился по дорожке так, как будто на позиции подносил снаряд к гаубице. "Надо будет указать ему на скрытность передвижения, - недовольно мотнул головой Воронов. - Всех сорок в округе поднял. Разведчик...".

Удачно отстреляв по мишеням, метнув в окоп "противника" гранату, лейтенант выбежал на финишную прямую.

В конце "дорожки" его поджидали Коломиец и комбат.

- Молодец, лейтенант, - улыбнулся Фролов. - А вот бойцы твои сыроваты... Но в целом, пожалуй, неплохо. Сгодится. Остального опыта доберёте на передовой. Ждать, когда из вас получатся настоящие разведчики, мы не можем. И так вас почти не трогали. Тем более опыт ночных поисков у вас уже есть. Правильно? В общем, готовь свою группу для самостоятельного задания.

- Правда? - радостно воскликнул Воронов.

- Не радуйся заранее. Не принято это... - охладил его Фролов. - Значит, сейчас два часа на отдых, а в... - майор вскинул руку и посмотрел на часы. - В восемнадцать часов ко мне.

- Один. Остальным задачу сам доведёшь.

Группе Воронова предстояло провести разведку второго эшелона обороны противника, расположившегося в нескольких километрах позади переднего края, и захватить контрольного "языка". От предыдущих разведок поступали противоречивые сведения о количестве личного состава и техники.

Фролов и Коломиец рассказали Воронову о сложившейся обстановке на рубеже обороны дивизии и конкретно на участке поиска. На карте Коломиец показал предполагаемый маршрут перехода и объект наблюдения: деревню, в которой разместилось командование пехотного полка.

- "Языка" возьмёте у штаба, - сказал Фролов. - Лучше, конечно, офицера. Но, если не получится, то любого, кто туда вхож. Да хоть того же часового! Кстати, ты, кажется, немецким неплохо владеешь?

- Так точно Мне приходилось участвовать в допросах, когда к нам перебежчиков доставляли, - ответил лейтенант.

- Очень хорошо. Тогда, в случае невозможности доставить языка живым - допросишь на месте. Но, это в самом крайнем случае! Ясно, лейтенант? Повторюсь - лучше, если "язык" будет живым.

Они обсудили маршрут отхода после выполнения задания, действия на случай появления раненных и убитых.

- Тех и других не оставлять, - предупредил Фролов. - Надеюсь, что убитых не будет, но сам понимаешь, на войне всякое случается. На то она и война. - Фролов о чём-то задумался, и глубокая складка прорезала лоб. - На выполнение задания даю вам двадцать шесть часов, начиная со времени выхода. Выходить лучше во второй половине ночи. Скажем, часа в два. Немцы в это время более вялые. Вопросы есть?

- Вопросов нет, - улыбнулся Воронов.

- Тогда, Александр Фёдорович, готовь группу к выходу, - майор и капитан подали на прощание руки.

На передовую из посёлка, где базировался разведбат, группу Воронова привезли рано утром и разместили в отдельной землянке. С порога пахнуло сыростью и землёй. У дальней стены располагался покрытый сеном полок. Посредине стоял столик и две лавочки. На столе "коптилка" - семидесяти шести миллиметровая гильза с фитилём.

Вскоре молоденький боец с мальчишеским лицом и торчащими ушами принёс четыре котелка с теплой кашей и буханку чёрного хлеба. Расставляя завтрак на столе, он украдкой бросал на разведчиков горящие любопытством взгляды. Воронов улыбнулся. "Завидуешь, паренёк? Что ж - не удивительно, - рассудил Александр. - Разведка, это вам не пехота. Это, брат, войсковая элита. Почти как пограничные войска. - Вспомнив о границе, он на миг опечалился. - Да... Знать бы, жив кто из наших? Вот удивились бы, узнав, что я здесь..." Лейтенант, погружённый в воспоминания, встрепенулся и принялся за остывавшую кашу. Терять время на воспоминания нельзя...

После завтрака группа выдвинулась на рекогносцировку: разведчики изучали местность на рубеже обороны стрелковой роты и переднего края противника. Подмечались и запоминались все бугорки и впадинки, деревца и кустики, ориентиры - карту, как и личные документы с собой брать нельзя. Воронов поговорил с вернувшимися утром из боевого охранения бойцами, уяснил места наиболее активных действий противника, нанёс на карту и запомнил последние изменения в расположении огневых точек.

После, углубившись на пару километров в тыл, разведчики провели тренировку поиска на местности. Отрабатывались условные знаки, взаимодействие при пересечении линии фронта и действия по захвату "языка". Воронов группу не щадил. Уж лучше сейчас попотеть, но задание выполнить без сучка и задоринки.

Вечером, отужинав постной кашей и поспав пару часов, разведчики стали, не торопясь, готовиться к выходу.

Из всей четвёрки наиболее спокойным выглядел Горчаков. Он деловито натягивал трофейную камуфлированную накидку, без дрожи в пальцах застёгивал пуговицы на карманах, и только взгляд голубых глаз блуждал где-то далеко. Он вёл мысленный разговор с умершей супругой, обещая за каждую пролитую каплю её кровушки отправить в ад по фашистской душе, если она у них имелась. "Они дорого заплатят, Варенька, за твою смерть", - пообещал Сергей Павлович.

Цыганков, уже экипированный, нервно прохаживался взад-вперёд. Он то и дело откидывал брезентовый полог на входе и всматривался в темнеющий горизонт, будто хотел высмотреть нечто особенное, какой-то знак судьбы. Но из-за сгущающейся темноты, он ничего не видел и вновь принимался мерить шагами землянку.

- Да сядь ты, ради Бога! - не выдержал Ковалёв. - Мелькаешь перед глазами, как не знаю кто.

Цыганков открыл, было, рот, чтобы порезче ответить сержанту, но передумал, вздохнул и сел на койку.

- Становись! - скомандовал Воронов. - Так... Попрыгали! Цыганков, нож по другому закрепите, иначе брюхо распорите. Ковалёв, что в карманах? Спичечный коробок оберните промасленной тряпкой. Ну так... - лейтенант придирчиво осмотрел каждого из разведчиков и проверил экипировку: ножницы для резки проволоки, перископ для наблюдения на открытой местности, по две гранаты на каждого бойца, автоматы ППД с диском и по два запасных, кинжалы, моток верёвки. Бинокль и компас у него. Ничего не забыто, всё тщательно подогнано и закреплено.

- Выступаем, в два часа, - сказал он, оставшись довольным осмотром. - Пятнадцать минут можете покурить...

Переходить линию фронта всё равно, что границу. Правда, никаких столбов с обозначением своей и чужой территории здесь не было и нет. Определить местоположение можно только по ориентирам, которые они засекли утром. Полная луна, зависшая над передовой, хорошо её освещала. Это очень мешало скрытному передвижению, но выбирать не приходилось - надо, значит надо.

Ползти ещё долго, вон до того леска. Метров пятьсот будет, а то и больше. Вот когда пригодились изнурительные тренировки! Волнение, охватившее их перед заданием, исчезло, уступив место сосредоточенности и вниманию. Метров через семьдесят должно начаться болотце. Вот по нему и предстояло разведчикам обойти линию вражеских траншей.

Где-то правее заработал немецкий пулемёт. Для острастки или кого-то обнаружили? Совместно с группой Воронова отправлялось ещё две группы разведчиков. Каждой была поставлена индивидуальная задача, о которой другие не знали.

По болоту шли, пригнувшись, вода максимально доставала уровня чуть выше колен. В очередной раз с шипением взлетело три осветительных ракеты. Группа в одно мгновение рухнула в воду и замерла. Вонючая жижа в момент пропитала обмундирование.

- Твою мать, - тихо ругнулся Цыганков, отплёвываясь, когда темнова вновь накрыла болото.

- Разговоры, - шикнул на него Воронов.

Всплеск воды и даже тихий разговор вряд ли выдали бы разведчиков. Беспорядочная стрельба с обеих сторон, служили хорошим прикрытием. Но дисциплина в поиске должна соблюдаться, не зависимо от обстановки, и эту истину Коломиец вдалбливал им на каждом занятии. "Разгильдяи гибнут первыми", - говорил он.

Выбравшись на сухую землю у леска, обозначенного на карте "Урочище "Тихое", группа остановилась. Уходя на задание, каждый думал примерно об одном - вернуться живым и при этом выполнить задание. Но Ковалёва последние полчаса мучило ещё кое-что. От волнения неимоверно крутил кишечник и Андрей, мучаясь "медвежьей" болезнью мечтал добраться до кустов.

- Товарищ лейтенант, - шепнул он с мольбой. - Разрешите на минутку отлучиться?

- Куда? - оторопел Воронов.

- Да... Живот, скрутило меня, - краснея, признался Ковалёв. - Я быстро.

- Давай, мухой! - усмехнулся командир. Чего там, дело житейское, бывает...

- Засранец, - хмыкнул Цыганков, услышав просьбу Андрея. - Обосрёт нам всю операцию.

- Вы бы, Цыганков, помолчали, - оборвал его Воронов. - Дело покажет, кто чего стоит.

- Ага, покажет. Как сказал слепой - увидим...

Ковалёв торопливо удалился от группы разведчиков к облюбованному кусту. Через минуту, испытав неземное блаженство от облегчения, он, натягивая портки, услышал неясный шум. Расслабленность вмиг исчезла и, торопливо закончив одевание, Андрей, крадучись пошёл на звук

За кустами справляли малую нужду два немецких солдата. Судя по знакам различия, одним из унтер-офицер, второй рядовой. Солдаты поливали кусты и о чём-то весело переговаривались. Позади них матово отсвечивали прислонённые к стволам деревьев велосипеды. Куда они, на ночь глядя, или, может, откуда?

Ковалёв выхватил кинжал и тенью шмыгнул к фрицам.

- Хенде хох! - негромко сказал он и сильным ударом всадил кинжал в грудь обернувшегося рядового. Унтер-офицер успел только издать возглас удивления, когда кулак Андрея отправил его в глубокий нокаут.

Ковалёв, чертыхнувшись, приложил пальцы к сонной артерии немца - жив, слава Богу. Подняв свалившуюся с унтера пилотку, он туго свернул её и забил в рот пленного. Перевернув его на живот, сержант ловко перехватил ремнём сведённые за спиной руки. Вот теперь "язык" готов к транспортировке. Сержант взвалил обмякшее тело унтер-офицера на плечи. Нежданный "язык" оказался довольно тяжёлым. Ковалёв в сердцах пару раз пнул немца под рёбра, но тот даже не шелохнулся.

- Что так долго? - недовольно спросил Воронов, когда из кустов показалась голова сержанта.

- Да я тут... Вот! - Ковалёв сбросил ношу на землю и от души пнул фашиста.

Немец в этот раз пришёл в себя и сделал попытку отползти назад, но тут же был придавлен сапогом Ковалёва.

- Куда, голуба?

Унтер-офицер испуганно вращал глазами, переводя взгляд с одного разведчика на другого. Даже в лунном освещении было видно, как в нервном тике дёргалось веко. Он что-то промычал, указывая глазами на кляп, и Ковалёв с разрешения командира, приставив к горлу немца нож, выдернул кляп.

Немецкая речь была скорой, но Воронов, отлично знавший немецкий, без труда понял, о чём говорил пленный. Хотя и без перевода было понятно, что тот просил пощады.

- Чего он там лепечет? - спросил Цыганков, заглядывая в лицо командира.

- Просит не убивать, - ответил за лейтенанта Горчаков. - Говорит, что много знает. Он связист.

- И что с этим гадом делать будем? - спросил Ковалёв.

- Да, не вовремя ты его взял, - с досадой покачал головой Воронов, но тут же поправился: - Но всё равно молодец, конечно. Сергей Палыч, придётся вам доставить этого "фрица" к нам.

- Слушаюсь, - ответил Горчаков, но по лицу разведчика было видно его нежелание возвращаться в начале поиска.

- Сергей Палыч, не в последний раз идём, - ободряюще похлопал по плечу Воронов. - Ещё успеете не одного гада в землю положить... Так, остальным внимание! Первым идёт Ковалёв, вторым Цыганков, я замыкаю. Пошли...

Группа разведчиков растворилась в темноте, оставив раздосадованного Горчакова и пленного.

Горчаков рывком поставил немца на ноги и подтолкнул стволом автомата.

На горизонте брезжил рассвет, когда разведчикам удалось миновать немецкие кордоны и выйти к деревне. Немецкое командование по разведданным, обосновалось в крайней избе. Опознать её труда не составляло: на древке, укреплённом на козырьке, тряпкой обвисло немецкое знамя. У входа с самым серьёзным видом стоял молодой часовой. Было заметно, что ему нравилась служба: очень уж пристально вглядывался в темноту и с готовностью вскидывал автомат на каждый шорох. Второго часового разведчики обнаружили со стороны огородов. Этот, не торопясь, прохаживался вдоль ограды и что-то жевал. "Старослужащий, - определил Воронов. - Или разгильдяй. И чего их бояться? Ишь, вышагивает - дать бы очередью..."

От ржаного поля, где залегли разведчики, до часового простирались крестьянские огороды метров тридцати шириной. Рожь была неплохим прикрытием для ведения скрытого наблюдения, и Воронов приказал Цыганкову оставаться на этой позиции и наблюдать за передвижениями техники и войск. Ковалёв получил приказ обойти штаб укрыться с другой стороны. Сам же лейтенант облюбовал водонапорную башню из красного кирпича, видневшуюся за крышами домов. Он её ещё на рекогносцировке приметил.

- Завтра в час тридцать встречаемся здесь, - сказал он. - При отходе берём "языка" и возвращаемся в расположение роты Семёнова, откуда уходили.

- Ещё одного "языка"? - удивился Ковалёв.

- Их у нас по весу будут принимать, - хмыкнул Цыганков.

- Ну хватит языками молоть, - усмехнулся Воронов. - Значит, в час тридцать здесь. Ждём пятнадцать минут. Если кого нет, уходим. Даже, если не будет меня! Опоздавший возвращается самостоятельно. В случае если меня... если меня не будет - старшим назначаю сержанта Ковалёва. Цыганков, понял? Хорошо. Ну всё, расходимся, товарищи...

Вид с водонапорной башни лучше не пожелаешь! Вся деревня, как на ладони. В предрассветной мгле угадывались очертания домов, огороды, сады. В некоторых избах зажглись огоньки, то ли крестьяне по привычке рано поднялись, то ли немцы зашевелились. Сколько ж их тут?

Воронов поудобнее устроился на крыше башни и прикрыл глаза. Покемарить бы чуток, веки слипаются, хоть спички вставляй. "И почему под утро так в сон клонит? - зевая во весь рот, размышлял Воронов. - Странно... Ещё десять минут назад совершенно не хотелось. А спать хорошо... Не спать, не спать. Лейтенант!"... Воронов, очнувшись, вздрогнул и заозирался. Где-то гавкнул пёс. Сначала лениво, для острастки, потом разошёлся. Тут же подхватили соседние псы. "Кто-то по деревне ходит, - вяло подумал Александр. - Петухов, наверное, всех на суп пустили - ни одного крика петушиного".

Солнечный луч, блеснув на горизонте, стремительно расползся по верхушкам деревьев, полям и избам. Стали хорошо видны раны, которые нанесла деревне война. Несколько дворов было полностью разрушено разрывами бомб или снарядов, во многих избах стёкла заменяли подушки, воткнутые в рамы. Справа от Воронова располагались вытянутые строения бывшей фермы. Понятное дело, животных там уже не было. Только земля хранила тысячи оттисков копыт. Слева в сорока метрах располагалось хозяйство МТС. Из-за полуразрушенного гаража виднелись остовы двух тракторов, груды ржавеющего железа и прочий ненужный теперь хлам.

Всё утро Воронов осматривал деревню и её окрестности. Он пересчитал количество дворов - получилось сто семнадцать. Солдат сосчитать удалось с большой приблизительностью. Как же их сосчитаешь, когда они постоянно перемещаются. Вон тех "футболистов" на выгоне посчитал - двенадцать. Плюс четверо зевак. "Ишь-ты разыгрались! Совсем, как наши, - подумал Воронов. - Хотя, конечно, какие к чёрту наши - фашисты!"

У штаба какое-то оживление. Пятеро солдат что-то таскают из соседнего дома и грузят в один из припаркованных грузовиков.

За дальней балкой Воронов выхватил взглядом поднимающуюся столбом пыль. Он поднёс к глазам бинокль и тихонько присвистнул. Танки! Один, два, три... "Двадцать танков! Ни чего себе! Никак фрицы наступление готовят... Эх, доложить бы. А как? Рации нет, послать некого. Чёрт!" - метался в бессилии лейтенант.

Снизу послышался неровный гул мотора. Вскоре в пяти метрах от вышки остановился грузовик. Из кабины важно вышел фельдфебель и отдал команду сидевшим в кузове солдатам. Из-под тента кузова выпрыгнуло двое солдат. С кузова ещё двое подавали им ящики, и те складывали их рядом с башней. Фельдфебель покрикивал на подчинённых, поторапливая.

Когда уложенные вокруг башни ящики стали опутывать бикфордовым шнуром, Воронов с ужасом понял, что башню готовят к подрыву.

Мозг лейтенанта лихорадочно работал в поисках выхода из ситуации: "Какого чёрта меня занесло на эту башню! Мог бы просчитать, что фрицы захотят взорвать её. Понятно же, что такой ориентир для нашей артиллерии им кол в заднице. Ч-чёрт, что ж делать? Взорвут суки вместе с башней". Воронов усиленно тёр виски, подгоняя мысли, но приходила только одна: "Это конец!".

Подобравшись к штабу со стороны входа, Ковалёв увидел тентованный автомобиль. По внешнему виду немецкого грузовичка было понятно, что он неисправен: передняя правая полуось вывешена на чурбане, колесо под кабиной, крышка капота поднята. Сержант забрался под тент, переступая через ящики, бесшумно добрался до кабины. Привыкшие к темноте глаза выхватили небрежно брошенный на лавку брезент. В "хозяйстве" сгодится. Он тут же лёг на пол и укрылся провонявшей бензином материей. Деловито проковырял ножом в тенте дырочку и прильнул к ней глазом. Отлично - вход в штаб виден лучше, чем экран с первого ряда в кинематографе. Часовой с понурой головой топтался у двери, не зная, чем занять оставшееся до смены время. В освещённых окнах изредка мелькали тени. Не спят гады, придумывают какую-нибудь подлость. "Ух, бросить бы гранату, - подумал Ковалёв. - А что? Если и, правда, бросить? Может, там генерал фашистский, а то и два. Одним махом покончить с командованием! Может быть, меня даже наградят..."

Мечтая о свершении геройских поступков, за которые посыпятся правительственные награды, Ковалёв незаметно для себя уснул...

Возвратившуюся из разведки группу, встречал сам майор Фролов. Каждого разведчика комбат обнимал, как родного сына. В штабе он долго благодарил за службу, за то, что доставили "жирного языка" - немецкого полковника. Потом появился капитан Коломиец и подал Фролову красные коробочки с орденами. Первым наградили лейтенанта Воронова. Понятно, он всё же командир группы. Вторым Горчакова - он самый старый в группе. А вот когда третьим награждали Цыганкова, Ковалёв возмутился:

- А почему его третьим, а не меня? Это же я полковника поймал!

- А тебя, Ковалёв, мы отдадим под трибунал! - рявкнул вдруг Фролов.

- За то, что заснул в разведке! - стукнул по столу майор.

- Я не спал...

- А я говорю - спал! - закричал комбат, стуча по столу. - Под трибунал, мать твою!..

Ковалёв вздрогнул и проснулся. Холодная испарина усеяла лоб мелкими каплями. Сердце колотилось так, что стуком готово поднять на ноги весь полк. Секунда ушла на то, чтобы сообразить, что находится он в тылу врага, а более конкретно - в разведке. Неразличимая в полумраке краска залила лицо Ковалёва. Хорош разведчик! Взяли бы сейчас тёпленьким... Сержант болезненно поморщился. Сонливость сняло, как рукой, лишь сердце всё ещё гулко долбилось.

Стук повторился, и Ковалёв прильнул к "своей" дырочке. Снаружи было светло и оживлённо. Рядом с машиной пожилой солдат возился с колесом (значит, это он, а не Фролов стучал). Его напарник, худощавый рыжеволосый парень с вымаранными смазкой руками, сидел рядом и, смеясь, о чём-то торопливо лопотал. Первый сдержано ухмылялся и изредка вставлял слово-два. Наконец колесо было смонтировано, и пожилой солдат, поднявшись с корточек, размял затёкшие мышцы и повернулся лицом к грузовику. Ковалёву казалось, что немец смотрит прямо на него. Может, дырку заметил? Может, брезент был новым, и он знал, что ещё вчера дырки не было? Солдат отрывисто заговорил, будто отдавал команду и показал пальцем на брезент. Рыжий дёрнул плечом и направился к кузову.

"Это конец!"

Воронов затравленно смотрел на копошившихся внизу немцев, когда вдруг дерзкой искоркой сверкнула мысль, от которой моментом взмокла спина. "Может попробовать? - с надеждой подумал лейтенант. - В конце концов, что я теряю в случае провала? Жизнь? А в случае подрыва башни? Тоже жизнь... Разницы нет. А, если удастся? Черт... Была, не была! Авось не пропаду..."

- Эй! - крикнул он по-немецки. - Вы что делаете?

Внизу, как по команде задрали головы. Лица солдат и фельдфебеля выражали растерянность и тревогу. Не ожидали такого сюрприза... Старший, быстро оправившись от изумления, выкрикнул:

- Вы кто? Какого чёрта там делаете?

- Лейтенант Краузе. Абвер! - гневно ответил Воронов и злорадно усмехнулся - Пусть знает гад.

- Простите, герр лейтенант, - ответил фельдфебель, чуть смутившись. - Но, что вы там делаете? Мы готовим башню к взрыву. Спускайтесь!

"Ага, щас!" - мгновенно отреагировал на приказ Воронов. Но спускаться всё же пришлось. Не мог же он до вечера препираться с немцем. Тот и шмальнуть из автомата мог бы, если что...

Оставив на крыше автомат и гранаты, с достоинством немецкого офицера, каким представлял себе Воронов, он спустился по лестнице. Он, облачённый в немецкий камуфляж, неторопливо шёл к гитлеровцам, готовым в каждую секунду спустить курки направленных на него автоматов.

Воронов, словно не замечая наведённого оружия, подошёл к фельдфебелю и, не дав тому раскрыть рта, рявкнул:

- Представьтесь, унтер-офицер!

- Унтер-офицер Рауфф, герр лейтенант, - вытянулся в струнку немец. - Позвольте...

- Молчать! Кто приказал взрывать башню?

- Капитан Шёнберг, герр лейтенант.

- Чёрт знает что! - возмущённо вскрикнул Воронов. - Запомните, фельдфебель, армию погубит элементарная несогласованность и критинизм некоторых... Впрочем, к вам это не относится. Вы выполняли приказ. Это похвально.

Воронов бегло говорил на немецком и в данный момент старался сбить врага с толку непрекращающимся потоком брани и возмущений, не давая опомниться и потребовать документы. Но всё же фельдфебель оказался неплохим солдатом.

- Простите, герр лейтенант, - быстро сказал он, вклинившись в тираду Воронова. - Я прошу предъявить документы.

- Какие к чёрту документы?! Вы в своём уме, фельдфебель? Вы что же думаете, я отправлюсь к русским в тыл в форме офицера Абвера и полным комплектом документов? - сухо рассмеялся Воронов, но тут же оборвал смех и приблизил лицо к немцу. - Я, по-вашему, такой идиот?

Дождавшись, когда немец, не выдержав тяжёлого взгляда, опустит глаза, Воронов "смягчился":

- Впрочем, то, что вы проявляете бдительность, делает вам честь. Я доложу о вашем служебном рвении. Возможно, вас наградят.

Гитлеровец зарделся и, не сдержавшись, расплылся в широкой улыбке.

- Благодарю вас, герр лейтенант.

- Не за что. Побольше бы таких солдат, как вы... Рауфф. Вы хотели бы служить в Абвере?

- А это возможно, герр лейтенант?

- Почему нет? - пожал плечами советский разведчик. - Завтра же пишите рапорт. Я похлопочу.

- Благодарю, герр лейтенант! - щёлкнул каблуками зардевшийся фельдфебель.

- Сегодня ночью мне предстоит нелёгкая работа, Рауфф, - "по-свойски" поведал немцу Воронов. - Я должен был лично увидеть все изменения в позиции русских. Понимаете, о чём я? А вы с вашим капитаном едва не сорвали подготовку. И, кстати, эту вышку нужно было взорвать сразу же, как заняли деревню. Непростительное упущение вашего... как бишь его... капитана Шёнберга. А вы чего замерли? - заорал на солдат Воронов. - Вы уже всё сделали? Рауфф, вы бы научили ваших солдат такой же исполнительности, какой обладаете сами.

- Живо за работу! - рявкнул фельдфебель и покосился на лейтенанта. Тот одобрительно кивнул...

Ковалёв, как ему казалось, уменьшился до размеров эмбриона. Скрытый брезентом, он молил Бога, чтобы рыжий немец не полез в кузов. Шаги солдата приближались, заставляя надпочечники сержанта усиленно выбрасывать в кровь адреналин.

Откинулся полог тента, и послышалось негромкое ворчание немца. Похоже, молодой солдат не слишком-то доволен положением подчинённого. Он придвинул ящик, неторопливо перебрал какие-то металлические предметы и, выбрав один из них, вернулся к напарнику.

Ковалёв протяжно выдохнул и вытер рукавом выступившую на лбу испарину. Пронесло...

Солдаты вдвоём поставили на место колесо, завинтили гайки. Вскоре машина зафырчала, но только с третьей попытки двигатель запустился. Рыжий, на ходу одёргивая китель, побежал в штаб. "Докладывать, - догадался Ковалёв. - Пора бы отсюда убираться подобру-поздорову". Он скинул брезент и подполз к заднему борту. От машины до плетня ближайшего дома метра четыре. Но преодолеть их незамеченным, нечего было и думать. Повсюду были немцы.

Со штаба рыжий вернулся в сопровождении офицера, державшего тощий портфель из коричневой кожи. Портупея, перетянувшая мундир, утопала в рыхлом теле немца. Сквозь толстые линзы очком он критически осмотрел фургон, бросил на молодого солдата недовольный взгляд, под которым с лица рыжего сползла улыбка, и залез в кабину. Прогазовавшись, грузовик скребанул коробкой передач и, взревев мотором, тронулся с места.

Подпрыгивая на ухабах, Ковалёв сквозь крошечную дырку пытался разглядеть направление движения. Пока ехали по улицам деревни, он изредка замечал работавших во дворах крестьян. Их отрешённые лица не выражали каких-либо эмоций. Работали, как заведённые механические куклы. Лишь у одного дома глаз выхватил веселившихся, как ни в чём не бывало, маленьких детей.

Скоро грузовик достиг края деревни и, прибавив газу, направился в тыл противника. "Метров через двести спрыгну", - решил Ковалёв и в этот момент, проезжая мимо водонапорной вышки, он увидел окружённого немцами командира. Лейтенант стоял с заложенными за спиной руками и гордо смотрел в лицо немецкому унтер-офицеру. "Поймали!" - резануло сержанта.

Когда машина отдалилась от водонапорной вышки на метров семьсот, внезапно прогремел взрыв. Машина резко тормознула, и Ковалёва швырнуло к переднему борту. Хлопнули дверцы кабины и, выскочившие наружу немцы, испугано загалдели. Ковалёв чертыхнувшись, выхватил нож и спрыгнул с кузова. Водитель и офицер стояли с левого борта и смотрели, как оседает пыль после взрыва. Картина была, в самом деле, захватывающая. Только что стояла вышка и вдруг пустота. Ничего, кроме облака пыли, которое уже подхватил ветерок и растянул в дымовую завесу.

Ковалёв в два прыжка оказался у фрицев за спиной и, не раздумывая, всадил нож в стоявшего ближе к нему водителя. Тот, кашлянув, повалился наземь. Офицер, дико взвизгнув, отскочил от трупа и заслонился руками. Ковалёв схватил офицера за грудки, притянул к себе и заорал:

- Хенде хох!

Кроме этой фразы он знал ещё "ферштейн" и "ауф фидерзейн". Если бы ему сказали, что через год он будет шпарить по-немецки не хуже этого офицера, он в ответ только бы рассмеялся.

Офицер с готовностью поднял руки и со страхом уставился на русского "медведя". Ковалёв слегка двинул фрица в живот и вытащил из его кобуры пистолет. Мельком полюбовавшись воронёной сталью, сунул в карман - первый трофей! Пока пленный хватал ртом воздух, Андрей поднял с земли пилотку водителя, отряхнул от пыли и затолкал офицеру в рот.

- Чтоб тихо мне! - сказал он. - Ферштейн?

Немец часто закивал и вновь поднял руки. Похоже, он был согласен на всё, лишь бы остаться в живых. Сержант легко поднял тело водителя и откинул за обочину, где росла высокая трава. Заглянул в кабину, достал моток верёвки (водитель был запасливым служакой) и, заведя офицеру руки за спину, крепко связал.

- Давай в кабину! - он подтолкнул "языка" к открытой двери, и тот суетливо занял пассажирское место.

Ковалёв сел за руль и некоторое время озадачено смотрел на педали и рычаг коробки передач. Однажды ему посчастливилось сидеть за рулём АМО, но это было давно. "В конце концов и там, и здесь руль и педали. Значит, принцип тот же!", - подумал сержант и, газанув, решительно включил скорость. Машина, дёргаясь, тронулась с места и, рыская, поехала по дороге. Отчаянно газуя, сержант развернул автомобиль и направил к руинам вышки.

В отличие от лейтенанта и сержанта боец Цыганков пребывал в превосходном настроении. Он успел сосчитать девять мотоциклов и один фургон с солдатами, проехавших в сторону передовой, и два мотоцикла, вернувшихся оттуда.

Под лёгким ветерком шуршали спелые колоски, и от нечего делать Цыганков срывал их, шелушил и с хрустом поедал. Он вспоминал беспутную молодость, Ганку и мать. Тяжёлым камнем ворошились воспоминания, причиняя душевную боль. Как бы сложилась его судьба, если бы не лагерь? Понятно, что намного лучше, чем нынешняя. Была бы Ганка его женой, и жили бы они...

Его мысли прервал мощный взрыв, содрогнувший землю. Инстинктивно прикрыв голову руками, Цыганков прижался к земле, но сразу поднял голову и увидел, что только что видневшаяся водонапорная башня исчезла.

- Твою мать! - охнул Дмитрий. - Лейтенант...

Цыганков, быстро перебирая руками и ногами, двинулся в сторону прогремевшего взрыва. Он полз с такой скоростью, какую ни разу не показывал на тренировках. Видел бы Коломиец, непременно похвалил бы. Но старался Цыганков не для похвал начштаба. Жив ли лейтенант? Вот, что гнало его.

А ну как погиб, что делать? Был бы хотя бы "вашбродь" здесь, так нет, услал его Воронов. Вот лучше бы Ковалёва отослал. Он, хоть и сержант, но толку, как с козла молока. Зелёный пацан, а не сержант. А вернуться назад без "языка" и лейтенанта - прямая дорога на нары. А может и расстреляют. Уж капитан Трегубов постарается. Раньше с нашим братом не церемонились, а нынче и подавно. "Нет, хоть мёртвого лейтенанта, а надобно притащить обратно, - решил Цыганков. - Но неужто погиб?"

Ржаное поле уходило вправо, отделяя Дмитрия от рухнувшей вышки доброй сотней метров свободного пространства. Осмотревшись, Цыганков куницей прошмыгнул через дорогу и скрылся в буйно разросшейся траве.

Сквозь оседавшую пыль Дмитрий увидел, как из гаража вышли гитлеровцы. Рядом с унтер-офицером важно шёл лейтенант Воронов. Цыганков мог бы поклясться, что в голосе лейтенанта, бойко трещавшего на немецком, слышались начальственные нотки. Его командир расхаживал среди руин башни, пинал кирпичи и размахивал руками, на что-то указывая солдатам. Цыганков озадачено смотрел на происходящее и не верил глазам. Лейтенант командовал немцами. Что за цирк?

Внимание разведчика отвлёк странным образом приближавшийся к немцам фургон. Создавалось впечатление, что за рулём автомобиля сидел пьяный в дымину водитель. Машину бросало из стороны в сторону, подкидывало на ухабах, но скорость она не сбрасывала. Только в метрах десяти от опешивших солдат грузовик замер, как вкопанный. Из распахнувшейся дверцы выскочила широкая фигура сержанта Ковалёва с автоматом на изготовку.

Наверное, немецкие солдаты так и умерли, не успев сообразить, что произошло. Воронов, увидев ошалелые глаза сержанта, целившегося на ходу в гитлеровцев, мгновенно выхватил нож и наотмашь ударил застывшего в изумлении унтера. Тут же, перехватив его, метнул в ближайшего солдата. Одновременно прогремели выстрелы Ковалёва и Цыганкова.

Скоротечный бой закончился. Разведчики насторожено смотрели друг другу в глаза, силясь понять, что произошло. Весь тщательно разработанный план полетел к чёртовой матери.

Из молчаливого ступора их вывели выстрелы у крайних домов, и просвистевшие рядом пули.

- В машину! Живо! - поторопил Воронов. - Цыганков за руль! Ковалёв, автоматы в кузов!

- Есть! - выпалил Дмитрий, не успев удивиться, что впервые ответил по-уставному.

- Я там "языка" прихватил, - предупредил Ковалёв, забрасывая трофейное оружие в кузов фургона. - Не обижай его.

- Что за "язык"? - уже в кузове спросил лейтенант, стараясь перекричать ревевший на больших оборотах двигатель.

- Офицер какой-то. Вышел из штаба. С портфельчиком...

Длинная пулемётная очередь вспорола брезент фургона над головами разведчиков. Они ответили короткими автоматными очередями по приближающимся мотоциклистам.

- Заварили кашу! - весело крикнул Воронов. - Откуда только вас черти принесли?

Ковалёв промолчал, боясь задать вопрос - почему товарищ лейтенант стоял среди фрицев, а не лежал спелёнатым по рукам и ногам.

- Одно хорошо, что вместе, - сказал лейтенант. - Плохо другое - раскрылись... Суки, не отстают...

Упершись в борт, лейтенант стал вести более прицельный огонь. И вот первый мотоциклист ткнулся головой в руль, и мотоцикл круто завалился набок. Но на "хвосте" настырно висело ещё трое.

Машина неслась на предельной скорости по грунтовой дороге. Слева тянулось знакомое им ржаное поле, справа мелькали деревья и кусты придорожной посадки.

Играть с гитлеровцами в "догонялки" нельзя. Неизвестно, сколько они могут проехать. Не столкнувшись с вражеской колонной. Пусть даже не с колонной, а всего с одним грузовиком с солдатами или парой мотоциклов с пулемётчиками. Наверняка немцы сообщили ближайшим блокпостам.

- Ковалёв, как только повернем, стучите по кабине. Пусть Цыганков остановит машину. Сейчас мы сами на них охотиться будем, - объяснил Воронов смотревшему с недоумением сержанту. - Как только Цыганков остановится, прыгаем и из кустов встречаем мотоциклистов огнём.

- Приготовься... Давай!

Ковалёв забарабанил по кабине:

- Стой! Стой, Дима!

Машина резко остановилась.

Лейтенант и сержант спрыгнули с машины. Рывком бросились к обочине и залегли в кустах. Цыганков, выскочив из кабины, лёг рядом с задними колёсами. Его руки сжимали родной ППД.

Мотоциклисты, вынырнувшие из-за поворота, не ожидали встречи с перегородившим дорогу грузовиком. Они завиляли, гася скорость и стараясь не врезаться в задний борт. Одновременный перекрёстный огонь разведчиков уничтожил преследователей.

- Ковалёв, посмотрите их.

- Готовы! - доложил сержант, осмотрев тела убитых.

- Цыганков, как там "язык"? Не обосрался?

Дмитрий открыл дверцу и заглянул в кабину. Офицер часто и поверхностно дышал. Капли пота ручьём стекали по лицу, по тройному подбородку и мочили мундир. Из-под прикрытых ресниц виднелись глазные белки. "Язык" находился в обморочном состоянии. Цыганков дёрнул гитлеровца к себе, и тот мешком повалился на сидение. В правом боку чернели две рваные дыры, выплёскивающие наружу сгустки крови.

- Не, начальник! То есть, лейтенант... Не обосрался, - весело крикнул Дмитрий. - Ему свои пару "маслят" в брюхо засадили. Кончается фашистская морда.

- Ладно, может оно и к лучшему, - сказал лейтенант. - Цыганков, возьмите портфель и будем пробираться домой... К нашим.

Часы Воронова показывали без четверти двенадцать, когда разведчики вышли на окраину неизвестного им хутора. На пригорке, в двухстах метрах впереди, расположилось десять-пятнадцать домов с хозпостройками и нарезанными квадратиками-огородами. Похоже, на хуторе немцев не было, по крайней мере, ни мотоциклов, ни машин не видно.

- Ну что, рискнём, - не то сказал, не то спросил лейтенант.

- Ага, пожрать бы не мешало, - сказал Цыганков.

- Тебе бы только пожрать, да пос...

- Отставить разговоры!

Воронов поднёс к глазам бинокль, прикидывая возможный маршрут. Вот до той крайней избы можно незаметно добраться, если зайти с огорода. Добежать до кустов сирени, дальше ползком до плетня, благо трава высокая. Некому, да и незачем косить - живность немцы отобрали. От плетня пробраться во двор не сложно.

- Первый я, за мной Цыганков, вы, Ковалёв, замыкаете. Ясно?

- Так точно, - ответил сержант.

- Вам, Цыганков?

- Не тупее некоторых.

Приблизившись к ограде, разведчики прислушались. Из ближайшего сарая слышалось негромкое кудахтанье.

- Неужто куры живые ещё, - удивился Ковалёв. - Значит, нет на хуторе немцев.

- Может и нет. Проверим для ясности, - прошептал Воронов. - Цыганков к левому краю дома, Ковалёв к правому. Я к окошку. Вперёд!

Ужами проскользнув к указанным местам, заняли позиции и изготовились к бою. Воронов, коротко взглянув в окно первый раз, ничего не увидел. Окошко оказалось наполовину зашторенным. Во второй раз удалось рассмотреть немногое - часть бедно обставленной комнаты, служившей, скорее всего, спальней хозяев. Пришлось лейтенанту переходить к другому окну. Он увидел сидевшую за столом старуху, сосредоточенно перебиравшую крупу. Её пальцы ловко выискивали сор среди крупинок и тут же отбрасывали в сторону.

- Похоже, никого, кроме старухи, - сказал лейтенант и постучал в окно.

Старуха интереса к стуку не проявила и продолжала свою кропотливую работу.

- Глухая что ли, - пробурчал Воронов.

В следующий раз он постучал сильнее. На это раз женщина оторвалась от своего занятия и мелкими шажками приблизилась к окну. Прильнув к стеклу, она долго всматривалась в лицо Воронова и прошамкала:

- Чаво надоть?

- Откройте, бабушка, - сказал лейтенант. - Не бойтесь, мы из Красной армии.

Старушка махнула рукой и молча возвратилась к столу. Села и, как ни в чём не бывало, продолжила работу.

- Дура что ли? - спросил Ковалёв.

- Да кто их знает, этих старух, - сплюнул Воронов. - Пошли к другому дому.

Соседей застали во дворе. Женщина лет шестидесяти копала картошку, а пятилетний мальчонка очищал её от грязи и складывал по кучкам.

- Здравствуйте, - негромко сказал Воронов.

Женщина вздрогнула и обернулась на голос. Приложив ладонь козырьком, она с подозрением осмотрела мужчин в камуфлированной форме.

- Здравствуйте, - просто ответила она.

- Вы нас не бойтесь, - начал лейтенант.

- А я и не боюсь.

- Вот и хорошо. Мы из Красной армии.

- С Красной армии они... Где ж ваша армия? - внезапно набросилась женщина. - Что ж вы, ироды, нас на немцев побросали. Да, как только у вас совести хватило?

Воронов несколько опешил от нападки и не сразу нашёлся что ответить. Помог Цыганков.

- Ты, тётка, хайло-то прикрой, - сказал он. - Не ори на советских бойцов. Или тебе с немцами лучше общаться?

- Да в гробу я их видала, вместе с ихним Гитлером!

- Вот это другой базар. А то разоралась...

- Ладно, Цыганков, прекрати, - тихо сказал лейтенант. - Вы простите нас, женщина. Скажите, немцы есть на хуторе?

- А чего им тут делать? Одни старики да бабы живут. Да вот внучок мой. Мяса нет, молока нет. Вон картошка только осталась. Дак им картошка не нужна.

- Поесть бы, мамка, - скорчил жалостливую гримасу Цыганков.

- Тихо ты, попрошайка, - шикнул покрасневший Ковалёв.

- Ишь ты - "мамка"! То "хайло" прикрой, то "мамка", - проворчала хозяйка. - Проголодались что ли? Ну, пойдёмте в избу. Покормлю, чем бог послал.

Разведчики гуськом направились за хозяйкой. Пацанёнок остался на огороде. Он выкопал дождевого червя и вытягивал его в ниточку.

Хозяйка ухватом достала с печки казанок с ещё тёплой картошкой. Вывалила на стол несколько луковиц.

- Хлеба, извините, нет, - сказала она, поджав губы и спрятав руки под фартук.

- Да что вы! Спасибо и на этом, - поблагодарил Воронов.

Картошка показалась бойцам такой вкусной, будто лучше еды и не пробовали. Хрумкая луком, тут же в рот пихали очищенный от "мундиров" картофель и запивали водой.

Хозяйка, наблюдавшая за бойцами, с аппетитом наворачивавшими скудный обед, смягчала сердцем и сочувствующе покачала головой.

- Откуда ж вы такие пришли?

- Из-за линии фронта, - весомо сказал Цыганков. - Разведчики мы.

Ковалёв пнул его под столом.

- Чего? А чё я такого сказал?

- Не беспокойтесь, - усмехнулась хозяйка. - Вашей тайны военной не выдам.

- Так немцы не были у вас? - вновь поинтересовался Воронов.

- Да чего ж не были? Были. Приезжали на двух машинах и на мотоциклах. Перевернули весь хутор - коммунистов искали и солдат. Так откуда они у нас. Вот вы первые.

- А самогоночки нет, тётка? - хитро прищурился Дмитрий.

- Да с чего ж я тебе нагоню её - с табуретки? - усмехнулась хозяйка. - Нету, милые. Была б, так не пожалела.

Королёв обеспокоено вскочил из-за стола и подошёл к окну.

- Что там? - встревожился лейтенант.

- Немцы, - ответил сержант. - Двое на мотоцикле. Сюда идут.

- Ой, боженька! - всплеснула руками женщина. - Куда ж вам, деточки? Давайте в подпол! Ой, у меня ж там Василька!

- Так, тётка, не паникуй, - сказал Воронов. - Выходи к немцам, веди себя спокойно. Авось не тронут.

Когда женщина выбежала из избы, лейтенант распорядился, чтобы Ковалёв с Цыганковым спрятались в подпол.

- А я в шкаф залезу. На всякий случай.

Бойцы распределились по указанным местам и затаились. Воронов сквозь оставленную щель между дверьми хорошо видел вход в комнату. В правой руке сжимал нож. Стрелять решил в крайнем случае.

Из сеней послышался топот кованых сапог и властный голос немца.

- Ну-ка, бабка, показывай, где коммунистов прячешь? - разобрал речь лейтенант.

Женщина, не понимая о чём говорил фашист, шла следом и причитала:

- Никого здесь нет. Чего вы тут ездите, ей-богу... Ищут всё, ищут - сами не знают чего ищут.

Немец, плотный мужчина в звании ефрейтора, заглянул на лежанку, подошёл к кровати и стволом автомата стал ворошить стопку одежды. Он бурчал, комментируя бедность женщины. Обзывал русских грязными свиньями, не способными вести хозяйство. И тут его взгляд упёрся в стол.

- А это что? - взревел он. - Ты, мальчик, кто третий? Где русский солдат?

"Чёрт!" - ужаснулся Воронов. На столе лежали три кучки очисток от картофеля, и стояло три кружки.

- Какой "зольдат"? - вскричала тётка. - То соседка приходила.

Она показала на дом старухи.

- Соседка. Баба - понимаешь?

"Молодец, тётка - не растерялась, - удивился находчивости хозяйки лейтенант. - Я бы и то растерялся... Молодец баба".

Однако немец доверчивым не был. Он орал, что расстреляет её и мальчика. Приказывал выдать "зольдата" и продолжал искать.

Воронов затаил дыхание, когда глаза немца сквозь щель уставились на него. Нож в руке мелко затрясся, и лейтенант крепче сжал рукоять. Немец взялся за ручку...

В это время Цыганков, изо всех сил боровшийся со щекотавшей нос пылью от мешков с какой-то трухой, не выдержал и тихонько чихнул.

- Что это? - встрепенулся гитлеровец и обернулся на шум. - Что это, бабка?

- Мышь! - побледнела хозяйка. - Мышь. Пи-пи-пи, - она старательно изображала мышь, но солдат ей не верил. Он отыскал глазами крышку люка и заспешил к ней.

- Открывай! - он подтолкнул автоматом женщину к люку, а сам изготовился к стрельбе.

"Сейчас или никогда!"

Воронов распахнул дверь, выскочил из шкафа и, размахнувшись, метнул нож. Немец успел повернуться и округлить глаза. С таким выражением лица и ножом в груди он упал на пол.

- Ой, мамочки, - только и сказала женщина и рухнула рядом с немцем.

- Выходите! - полушёпотом крикнул лейтенант. Андрей и Дмитрий вылезли из подпола и уважительно закивали.

- Ловко ты его мочканул.

- Ковалёв, посмотрите, где второй!

Сержант метнулся к окну и с осторожностью выглянул. Второго гитлеровца не было видно. Они вышли во двор и услышали в соседнем дворе ругань. Бабка кричала на "проклятую немчуру" за то, что тот убил последнюю курицу.

- Ковалёв, - лейтенант кивков показал на немца.

Сержант понял правильно. Он исчез в траве и через минуту немец упал. Бабка испугано вскрикнула, и тут же возле неё появился Андрей. Он помахал рукой.

- Всё в порядке, товарищ лейтенант.

Убитых немцев решили отвезти из хутора подальше. Чтобы на его жителей не пало подозрение. Зверства карателей уже были печально известны.

Попрощавшись с хозяйкой и бабкой, разведчики поехали на трофейном мотоцикле. Сзади волочились привязанные за ноги трупы немецких солдат. В молчаливом напряжении отъехали километра на два от хутора и загнали мотоцикл в посадку. Его и трупы забросали ветками. С дороги мотоцикл стало не видно.

- Всё, ребята, двигаем отсюда.

Через час разведчики, обогнув большую деревню, вышли на развилку дорог. Воронов в задумчивости походил по перекрёстку, приседая и рассматривая следы, оставленные машинами.

- Интересно, - наконец сказал он.

- Чего там интересного? Следы этого... как его... мамонта, что ли нашёл? - рассмеялся Цыганков.

- Похоже, дорога-то непростая...

- Хорош, пургу гнать. Обыкновенная дорога. Таких тыщи. Подумаешь грунтовка.

- Смотрите, - подозвал лейтенант. - Вот отсюда едет техника, - он указал на одну их трёх соединяющихся дорог.

- Ну и что? Подумаешь...

- Заткнись! - оборвал Ковалёв Цыганкова.

- А что ты мне рот затыкаешь?

- Отставить! - прикрикнул лейтенант. - Лучше смотрите на следы. Видите, они расходятся вправо и влево. А что это значит?

- Это значит, что одни поехали направо, другие налево, - съязвил Цыганков.

- Правильно, Цыганков. Это значит, что мы находимся на стыке двух подразделений. Скорее всего, на стыке двух полков.

- Ну и что? - фыркнул Цыганков. - Тоже мне...

- Это значит, дубина, что на этом участке возможно слабая оборона, - пояснил Ковалёв.

- Сам ты дубина! - огрызнулся Цыганков. - Не, а чё он, начальник - "дубина"! Я, может, это сразу усёк, да говорить не хотелось. Чё я вперёд начальства полезу. А этот...

- Господи, да будьте вы серьёзней! - в сердцах крикнул Воронов. - Как малые дети! Надоели уже своими придирками.

Ковалёв и Цыганков насупились и отвернулись друг от друга.

- Ну что, товарищи, - после изучения перекрёстка сказал Воронов. - Нужно возвращаться по запасному варианту. Иначе рискуем нарваться на встречу с немцами. Думаю, тёплой она не будет. Скорее горячей. Жаль, конечно, "языка" не взяли, но хоть документы прихватили. Тоже неплохо.

- Горчаков-то первого привел, небось, - напомнил Цыганков.

- Будем надеяться, что привёл, - кивнул лейтенант. - Ладно. Двигаемся в таком порядке: впереди я, за мной Цыганков, замыкает Ковалёв.

Разведчики скрытно двинулись по редколесью. Воронов помнил, что на этом участке после лесистой местности было минное поле. Маршрут, по которому они в данный момент двигались, был запасным вариантом отхода. В положенное время, сапёры должны обеспечить коридор. Осталось дождаться полночи.

На краю леска Воронов объявил привал.

- Дальше двинемся ночью. Впереди минное поле.

В метрах трёхстах левее вели перестрелку красноармейцы и немцы. Ухали взрывы мин и снарядов. С обоих сторон работали станковые пулемёты. Иногда гулко стреляли "мосинки" и сухо трещали "шмайсеры".

К вечеру стрельба стала затихать. Лишь изредка раздавались одиночные выстрелы. Это было похоже на то, как в деревне вечерами перебрехиваться соседские псы. Сперва отчаянно рвут глотки, доказывая кто из них страшнее и мощнее, а потом, выдохнувшись, с хрипотцой и ленью только отгавкиваются.

Воронов взглянул на циферблат часов:

- Пора! Идём тем же порядком.

На подходе к своим окопам разведчиков встретили бойцы из боевого охранения. Воронов заметил опасное шевеление кустов и успел выкрикнуть пароль, прежде чем красноармеец изготовился к стрельбе. Из разговора с бойцами они поняли, что вышли в расположение соседнего батальона. Воронов попросил первого попавшегося бойца проводить их к комбату.

Командиром батальона оказался молодой старший лейтенант, как выяснилось, занявший эту должность только вчера.

- Майора Антонова миной убило, - пояснил старший лейтенант. - Из командиров остались только я да лейтенанты Иванов и Следнев. Взводами сержанты командуют, - пожаловался комбат.

- Ясно, - покивал Воронов. Старшего лейтенанта жалеть не хотелось. На то ты и командир, чтобы командовать. Сегодня взводом, завтра ротой, а не станет комбата - батальоном. - Слушай, комбат, нам бы к "соседям" добраться. Ждут нас. Может, думают, что погибли.

- Ну идите, - пожал плечами старший лейтенант. - Тут недалеко - километров пять.

- Лошадёнку дашь?

- Шутишь? - грустно усмехнулся комбат. - У меня из всей вьючной скотины только солдаты остались. Хошь, запрягу пару отборных?

- Понял, - устало вздохнул Воронов.

Пять километров, конечно, не расстояние. Но поиск вымотал даже его, не говоря уж о Цыганкове. Тот с видом издыхающего пса лежал на нарах и только что не скулил.

- Вы, наверное, проголодались, - спохватился комбат. - Сейчас отдам команду, накормят.

- Отец родной! - оживился Цыганков. - Да я тебе за доброту, за такую заботу... - он зашарил по карманам и выудил наручные часы. - На! Трофейные котлы. Чистое серебро... Да я у того фашиста взял, - он поспешил оправдаться под пристальным взглядом "своего" лейтенанта. - Это ж трофей! На память взял.

- И что ты ещё "взял" на память? - двинул бровью Воронов.

- Ничего, - буркнул Цыганков и отвёл глаза. - Ну... Это... Портсигар ещё. На кой хер он ему? А мне самое то. Хотите покурить, товарищ лейтенант?

Командиры засмеялись. Ковалёв осуждающе покачал головой, но потом усмехнулся:

- Горбатого могила исправит.

- Да нет, ваш боец прав, - заступился комбат. - Закон войны: победителю достаётся имущество побеждённого.

- Во! А я о чём толковал! Всё по понятиям, - оживился Цыганков. - Угощайтесь, немецкие...

В расположение своего батальона группа Воронова вышла к трём часам ночи. В штабе их встретил капитан Коломиец. Фролова в штабе не было.

- Вернулись, черти? - радостно спросил Коломиец вместо приветствия. - Как шли?

Воронов показал на карте маршрут возвращения.

- Ну что ж, - разогнувшись, сказал капитан. - Повезло вам, лейтенант.

- Немец, как взбесился. Обстреливал болото и наши позиции со всех видов оружия. Группа Воронца погибла. Думали, и вас накрыло.

Вошёл Фролов. Поздоровавшись, коротко приказал:

- Докладывайте.

- Товарищ майор, - начал Воронов. - При выдвижении к объекту поиска нами взят в плен унтер-офицер. Я приказал Горчакову доставить его к вам. Доставил?..

Фролов махнул рукой: продолжай.

- Во время поиска выяснили следующее: в расположение противника прибыло 12 танков, из них четыре тяжёлых. В деревне находится около двухсот солдат. Нами захвачен портфель с документами.

- Как это "захвачен портфель"? Вы что украли его?

- Никак нет! К сожалению, "язык", захваченный с портфелем, погиб в перестрелке. От своих же фрицев.

- Лейтенант, - нахмурился Фролов. - Почему возникла перестрелка?

Воронов замялся и почувствовал, что краснеет.

- Это я виноват.

Он коротко рассказал о случившемся, но, дойдя до эпизода схватки у башни, Ковалёв его перебил:

- Товарищ майор, это я виноват! Я-то думал, что товарища Воронова взяли в плен. Ну и...

- И ты бросился выручать командира, - закончил за него Фролов. - Плохо, лейтенант. Плохо! Группа могла погибнуть. Взаимовыручка, это, конечно, хорошо. В другое время я бы похвалил ваших бойцов. Но сейчас война! Вас отправили в поиск, чтобы вы вернулись с информацией, способной спасти многие тысячи жизней. Понимаете? Не одну, а тысячи! И, если есть риск не выполнить задание, завалить поиск - к чёрту такие выручки! Вам ясно?

- Так точно, - нестройно ответили разведчики, потупив взоры.

Коломиец с непониманием наблюдал за устроившим разнос комбатом. С чего это он так взорвался? Группа вернулась, да ещё с таким "подарком": портфелем с ценными документами. Если даже не брать того "языка", которого доставил Горчаков.

Тем временем Фролов, отмерив по комнате не один десяток шагов, привёл нервы в порядок и сел за стол.

- Ладно. Всё у вас?

- Так точно, товарищ майор, - с ноткой обиды ответил Воронов. Но, вспомнив, добавил: - Да, есть ещё! Возвращаясь, мы установили, что вот здесь, - Воронов указал развилку дорог на карте. - Здесь, похоже, стык двух полков.

- На чём сделали такие выводы? - живо спросил Коломиец.

- Следы, оставленные техникой ведут по направлению не только к "нашей" деревне, но и к соседней. А дорога, выходящая на развилку, магистральная.

- Понял. Хорошо. Лейтенант, составь отчёт. Остальные свободны, - распорядился Фролов.

Ковалёв и Цыганков вышли из штаба и направились в расположение взвода. Дмитрий громко зевнул и тряхнул головой.

- Ща харю подавлю минуток триста, - мечтательно сказал он. - Чего-то устал я. А ты?

- А я что - железный? Тоже ноги гудят, как те провода. Да и спать, конечно, хочется. Как там наш Сергей Палыч интересно. Волнуется, наверное.

- А чего ему волноваться? Не девка ж во время первой менструации, - засмеялся Цыганков.

- Тьфу! До чего ж язык у тебя противный!

- На свой погляди, - обижено парировал Дмитрий. - Тоже мне Пушкин выискался.

Они молча шли по улочке, освещаемой слабым лунным сиянием, и попеременно вздыхали. Ковалёв поймал себя на мысли, что на душе отчего-то тревожно. С чего бы вдруг?

Дорогу разведчикам перекрыли двое бойцов с автоматами на изготовку.

- Сержант Ковалёв и боец Цыганков? - спросил один из них.

- Так точно, - ответил Ковалёв, удивлённо уставившись на упирающийся в грудь ствол автомата.

- Сдайте оружие и следуйте в спецчасть, - приказал тот же красноармеец.

- Мужики, какого хрена вам надо?- напрягся Цыганков. - Мы с задания отдыхать идём.

- Отдай автомат, - сказал ему Ковалёв и безропотно отдал свой.

- Следуйте вперёд! - приказал старший.

Воронов дописал отчёт и протянул Фролову. Майор кивком указал на Коломийца. Капитан взял исписанные листы, вложил в папку и, неторопливо завязав тесёмки, вышел.

- В общем, лейтенант, тут такие дела... - глухо заговорил Фролов в сторону. - Я тебя ещё тогда, при нашем знакомстве, предупреждал на счёт твоих гавриков...

- А что случилось? - голос Воронова дрогнул.

- Да уж случилось... Иди к особисту. Он тебе сам расскажет, что случилось...

Трусом Воронов не был, но сейчас почувствовал предательскую дрожь в коленях. Он попытался взглянуть в глаза майора, но тот отводил взгляд, выискивая на столе "нужную" бумагу.

- Иди, Александр Фёдорович. Иди, - сказал комбат. - Особисты ждать не любят.

Воронов круто развернулся и вышел из комнаты. За дверью он остановился и с шумом втянул носом воздух. Недоброе предчувствие шевельнулось в груди.

Однажды он с товарищами был свидетелем, когда особист, хорошо известный им капитан Трегубов, хладнокровно застрелил девятнадцатилетнего бойца, отказавшегося идти в атаку. Выстрелив в лоб мальчишки, энкавэдэшник деловито спрятал в кобуру револьвер и обвёл взглядом замерших в строю красноармейцев. Никто не выдержал того взгляда, все опустили глаза долу. Воронов тоже отвёл взгляд. Молящие о пощаде глаза красноармейца и жёсткий, словно через прицел, взгляд особиста ещё долго будут вспоминаться лейтенантом и теми, кто стоял тогда в строю.

- Алло, Охотник? Да я... Он вышел, - услышал Александр приглушённый голос Фролова. - Да... Да, как договаривались. Уже у вас?.. Только аккуратней, я прошу... Понял... Понял, говорю. Всё, отбой.

Лейтенант поспешно вышел на улицу. Предрассветная свежесть дыхнула в лицо, когда за спиной захлопнулась дверь штаба.

"Какой ещё "охотник"? Что это значит? Арест? - мучился догадками Воронов по пути в спецчасть. - Если арест, почему не арестовали в штабе? Значит не арест. Что за позывной "Охотник"? Это майор обо мне докладывал? Или, может, что-то из прошлого Горчакова всплыло? "Предупреждал", говорит... Ладно, сейчас разъяснится".

Первоначальная растерянность сменилась раздражением и некоторой злостью. Бывшие "коллеги" по "конторе" совсем зарвались. Не зря у них репутация палачей, ох не зря...

Особый отдел располагался в бывшей столовой. У входа лейтенанта остановил часовой.

- Лейтенант Воронов. Меня ждут.

Часовой внимательно осмотрел с ног до головы лейтенанта и молча пропустил. Воронов толкнул дверь и шагнул в полумрак. Где-то посреди длинного коридора тускло горела загаженная мухами лампочка. Шаги гулким эхом отзывались в пустом коридоре, и лейтенант умерил шаг, стараясь ступать как можно тише.

У входа в кабинет капитана-особиста Александр остановился, расправил камуфлированную плащ-палатку и решительно постучал:

- Разрешите?!

В кабинете за скромным канцелярским столом вместо капитана Трегубова сидел незнакомый широкоплечий полковник. Из-под развитых надбровных дуг на Воронова немигающе уставились чёрные глаза. Александр, застывший у двери, осознал, что не может оторваться от зениц полковника. Гипнотизирующий взгляд, казалось, выжигал в мозге дыру, проникая до самых сокровенных глубин сознания, и полностью лишал воли. Воронов мотнул головой, стряхивая наваждение, и часто заморгал.

- Ну? - сказал полковник. - Подойти ближе.

На негнущихся ногах Александр подошёл к столу и встал по стойке "смирно". Полковник неторопливо достал из ящика стола папку, несколько листов бумаги, мокнул перо в чернильницу.

- Рассказывай...

Пальцы левой руки особиста собрались в кулак, и он обрушился на столешницу.

- Говори, сука, как родину продал! - рявкнул полковник.

- Что-оо? - глаза Воронова полезли на лоб. - Да... да... да как вы смеете?

Полковник рывком поднялся, повалив стул, и в мгновение ока оказался перед лейтенантом. Он навис над Вороновым, как айсберг над истрёпанной штормами рыбацкой шхуной. Казалось, ещё секунда и смертоносная глыба с треском подомнёт лёгкое судёнышко. Но не таков был лейтенант Воронов. Он с вызовом посмотрел в глаза полковника, и губы тронула презрительная ухмылка. Полковник громко сопел, буравя взглядом лейтенанта, но скоро, почувствовав бесполезность психического воздействия, нехотя вернулся на место. Он вновь взял ручку.

- Фамилия, имя, отчество, дата рождения.

Воронов назвал, и особист заскрипел пером. Пока вопросы носили анкетный характер, Александр не волновался и отвечал чётко, без задержек. Он знал методику ведения допроса. Сам, бывало, допрашивал. Поэтому терпеливо ждал ключевых вопросов-ловушек.

- Где и при каких обстоятельствах вы познакомились с бывшим царским офицером Горчаковым?

"Вот оно что, - мысленно кивнул Воронов. - Всё же Горчаков".

Александр кратко описал встречу с Горчаковым и охарактеризовал Сергея Павловича, как честного и порядочного человека. Полковник с интересом посмотрел на лейтенанта.

- Лейтенант, - вкрадчиво сказал он через некоторое время. - Вы так хорошо знаете Горчакова? Вы готовы подписаться под своими словами о его благонадёжности?

Воронов побледнел, чувствуя зыбкость положения, но всё же твёрдо сказал:

- Я сказал то, что знаю и то, что чувствую по отношению к Горчакову. Если нужно, готов повторить: красноармеец Горчаков патриот, каких ещё поискать.

- Другими словами вы утверждаете, что царский поручик больший патриот, чем красный командир? - с издёвкой переспросил полковник.

- Я этого не говорил. Я выразился фигурально, подчёркивая исключительную порядочность...

- Хватит нести чушь, лейтенант! - прихлопнул по столу особист. - Вы не восторженная гимназистка, чтобы выражаться "фигурально". Вы красный командир... Пока что. Расскажите об остальных "героях", которых вы привели в батальон Фролова.

Воронов смахнул выступившую испарину и стал рассказывать о том, где и как познакомился с Цыганковым и Ковалёвым. По окаменевшему лицу полковника нельзя было понять, одобряет он поведение бывшего пограничника или напротив. Особист старательно заносил в протокол показания лейтенанта, иногда останавливая, чтобы успеть за речью. Когда Воронов закончил, полковник положил ручку и размял пальцы.

- Ну так, - сказал он. - Влез ты, голубь сизокрылый, в дерьмо по самые уши. Это я тебе со всей откровенностью говорю. Так сказать, по большой дружбе.

- Почему это? Что я такого сделал?

Полковник оставил вопрос Воронова без ответа. Пробежав глазами текст допроса, он спросил:

- Слушай, лейтенант, а как получилось, что вы вернулись другим маршрутом?

- Этот маршрут был предусмотрен, как запасной вариант, - не растерялся Воронов.

- Угу, третий по счёту. Вы что пытались вернуться другими маршрутами?

- А другие группы пытались и погибли. Почему вы повели группу самым длинным маршрутом?

Воронов рассказал о стычке с немцами, и особист оживился.

- Вы так хорошо знаете немецкий, что гитлеровцы не распознали в вас советского разведчика?

- Да, я, в общем-то, неплохо владею языком.

- Так, так, так...

Полковник снова взял ручку.

- Как вы оказались в батальоне Фролова? Отвечайте быстро, ну?

- Я ведь говорил, что, возвращаясь из Москвы...

- Что вы делали в Москве?

Воронов, испытывая раздражение к въедливому особисту, звенящим голосом рассказал о Венявском, о командировке и о бомбёжке поезда.

- Остальное я рассказывал, - закончил лейтенант. - Товарищ полковник, в чём меня обвиняют?

Полковник зыркнул на Воронова и молча продолжал что-то писать. Наконец он закончил, сложил листки в стопку, постучал ими о столешницу и спрятал в папку. На лицевой стороне папки лейтенант прочитал: "Дело N 386384. Воронов Александр Фёдорович, 1917 г.р."

Особист покрутил ручку полевого телефона.

Кровь отхлынула от лица Александра. "Арест!", - пронеслось в мыслях.

В дверь коротко постучали и, не дожидаясь разрешения, вошли два автоматчика. Воронов угрюмо глянул на полковника и вышел в коридор.

Через пять минут в кабинет ввели сержанта Ковалёва. Глаза Ковалёва виновато рыскали по комнате, избегая взгляда полковника.

- Ну что, сержант, подумал? В глаза смотреть!

Ковалёв затравлено посмотрел на полковника и опустил взгляд.

- Товарищ полковник, мне нечего добавить.

- Понятно, - протянул особист. - Не желаем родине помогать. Так и запишем. Это, дорогой мой, потянет, если не на вышку, то лет на двадцать пять лагерей. Тебе сейчас сколько?

- Девятнадцать, - буркнул Ковалёв.

- Девятнадцать плюс двадцать пять, сколько это выходит?.. Сорок четыре. Ну что ж, в принципе, выйдешь ещё не старым. Не старым, но больным. Это, если выйдешь, конечно, - уточнил с нажимом полковник.

Ковалёв громко засопел, отвесив нижнюю губу. Со стороны могло показаться, что могучий сержант сейчас пустит слезу.

- Всё равно не стану доносчиком, - тихо сказал Ковалёв.

- Ковалёв, дорой ты мой! - радостно всплеснул руками полковник. - Кто здесь говорит, чтобы ты стал доносчиком? Ты не правильно меня понял!

Сержант недоверчиво посмотрел на сияющее простецкой улыбкой лицо особиста. Ни дать, ни взять лучший кореш!

- Присаживайся, Андрей. В ногах правды нет.

Полковник услужливо подставил стул и вытащил пачку "Казбека". Таких сержанту курить не приходилось. Не по статусу. "Беломорканал" приходилось, спасибо командиру части за подарок.

- Закуривай, не стесняйся, - полковник, уловив завистливый взгляд сержанта, щелчком придвинул раскрытую пачку.

Ковалёв с жадностью затянулся "Казбеком" и с наслаждением выпустил тугую струю дыма. Высший класс папироска.

- Из дома-то пишут? - участливо спросил полковник, вальяжно откидываясь на спинку стула.

- Пока нет. Наверное, моё только недавно получили.

- Большая семья?

- Мамка с батей, да нас четверо. Три брательника и сестрёнка.

- Ну и какой ты у мамки с батей по счёту?

- Второй. Старший, Мишка, с батей в колхозной кузне работают. Мы потомственные кузнецы! И фамилия наша - Ковалевы, самая что ни на есть "кузнецкая", - с гордостью сказал Андрей. - Третий брат, Санька, ещё в школе, в шестой перешёл. А сестрёнка, Маняша, сопля ещё.

Ковалёв впервые за разговор улыбнулся, вспомнив заражающий весельем смех сестрёнки. Смешливая она, Маняша, палец покажи - смеяться будет. Как там домашние? Живы ли? Батя с братом, поди, на фронте уже.

- Н-даа, - прервал воспоминания полковник. - Каково ж будет твоей мамке читать, что сын не геройски воюет, а понёс заслуженное наказание? Не жалко мамку-то, а?

- Ну, товарищ полковник! - взмолился Ковалёв. - Да за что?

- Вот те раз! Опять по новой? - казалось, полковник искренне изумлён. - Я, наше государство в моём лице, поручает тебе, сержант, стать секретным сотрудником, контрразведчиком. А ты? "Доносчиком не буду". Мне доносчиков и без тебя хватает, Андрей. Ты уж мне поверь! А мне нужен преданный родине боец, который будет стоять на страже интересов государства. Отлавливать разную сволочь, затесавшуюся в сплочённые ряды советских граждан. Понимаешь?

- Понимаю. Только причём тут лейтенант Воронов и Сергей Палыч?

- Ни хрена ты не понимаешь! - рубанул кулаком полковник. - Садись, пиши.

- Что писать?

- Я продиктую, - полковник придвинул лист бумаги и ручку. - Пиши. Начальнику Особого отдела Западного фронта...

Ковалёв старательно выводил под диктовку текст, пока не прозвучали слова "обязуюсь сообщать". Он отодвинул рапорт и посмотрел в сторону.

- Я не буду писать, - твёрдо сказал он. - Если встречу среди наших какого-нибудь гада, я его собственноручно удавлю... В крайнем случае, приведу голубу в спецчасть. А писать не буду.

Полковник пристально разглядывал чуть покрасневшее лицо сержанта и барабанил пальцами по столу.

- Как знаешь, - сказал он и крикнул в сторону двери: - Рябов!

В кабинет тотчас вошёл знакомый уже автоматчик.

- Отведи сержанта и давай следующего, - приказал особист и устало потёр глаза.

Денёк у полковника выдался нелёгкий. Занимается чёрт знает чем, но как не выполнить личную просьбу бывшего командира и наставника.

- Арестованный Цыганков доставлен! - бойко доложил конвоир.

Цыганкова втолкнули в кабинет.

- Полегче ты, вертухай! - огрызнулся Дмитрий и повернулся к подходившему полковнику. - Ну чё, начальник, снова на "базар" потянуло?

Полковник неожиданным ударом свалил Цыганкова на пол.

- С тобой, мразь, базар один будет. К стенке! Понял меня?

Цыганков поднялся с пола. Ладонью провёл по губам и посмотрел на размазанную по ладони кровь. Усмехнулся и перевёл насмешливый взгляд на полковника.

- Хороший удар, дяденька. Только мой батя бил получше.

Полковник отвернулся и едва заметно улыбнулся.

- Это я тебя, гниду, пожалел.

- А-аа, тогда благодарствую за жалость.

Полковник сел за стол, прикурил в который раз папиросу и пыхнул дымом в потолок.

- Слушай, Цыганков. Ты думаешь мне охота с тобой париться? Мне, полковнику, по-твоему, делать больше нечего, как с лагерной мордой балясы точить? Что ты глазки отводишь?

- Ничего я не думаю, начальник. Пусть конь думает, у него башка большая.

- А-а, тут ты прав! Конь животное умное. Он бы уже давно сообразил, что надо "начальнику", как ты говоришь, - особист усмехнулся. - Ну так что, ещё раз в морду или поговорим по-человечески?

Цыганков потупился. В морду не хотелось. Удар всё-таки был неслабым. А базарить с таким западло. Но, как говорится, из двух зол выбирают меньшее.

- О чём "базар"-то будет?

- О жизни, конечно, - широко улыбнулся полковник. - По жизни ведь как? Друг другу помогать надо. Что молчишь?

- Это, смотря кому, - криво улыбнулся Дмитрий: "Такому сучаре помогать, себя не уважать!"

- Ты помогаешь мне, я тебе. Говорю тебе без обмана. Сделаешь, как велю - выйдешь отсюда, если не с орденом, то, по крайней мере, с целой мордой и большим почётом и уважением. Ну как?

- Чего надо-то?

- Бери бумагу, пиши все, что знаешь о своих тов... о сослуживцах своих.

Полковник кивком указал на ручку и бумагу.

Цыганков деловито подошёл к столу, придвинул бумагу и взял ручку.

- Дай закурить, начальник, - потребовал Дмитрий. - Положено так.

Полковник усмехнулся, дал подкурить папиросу и стал со вниманием наблюдать, как Цыганков корпел над "доносом". Скоро улыбка сползла с лица особиста. Взгляд стал жёстким, злым. Дождавшись, когда задержанный закончит страницу, он нетерпеливо выдернул из-под руки лист и пробежал глазами текст. По мере прочтения лицо полковника вытягивалось и, наконец, он посмотрел на беззаботно развалившегося на стуле Цыганкова.

- Ты чего тут понаписал? - рявкнул особист.

- А чего, не то? - наивно захлопали ресницы Дмитрия.

- "Начальнику!" - стал зачитывать полковник. - Во-первых, не "начальнику", а начальнику Особого отдела... Ну ладно, это опустим. Дальше... "Я, Цыганков Дмитрий Владимирович, 1911 года рождения, (неплохое начало, почти грамотное) знаю лейтенанта Воронова, сержанта Ковалёва и бойца Горчакова. Вместе с имя (с ними!) я мочил немцев в Липовицах в первый день войны. Там (где там?) мы и познакомились. Мужики они что надо! С имя (опять "с имя") я ни хрена не боюся и пойду куда надо. А надо идти немца бить! Пока нас здеся держат, немец готовит наступление. А бойцов, между прочим, не хватает. Особо хочу сказать про сержанта. Хоть и сопляк наш сержант, а пацан правильный - немца на дух не переносит. Опять же силушкой Бог не обидел. Таких бы бойцов побольше..."

Полковник согнул лист пополам и спрятал в папку.

- Это что за сочинение? А?

- А чего не так? Так я всю правду... А если малограмотно, так извиняйте, гражданин начальник, четыре класса с трудом осилил.

- Цыганков, ты дурак или притворяешься?

Цыганков сделал обиженное лицо и отвернулся, чтобы "начальник" его сияющую физиономию не увидел.

- Надоели вы мне во как! - резанул ладонью по горлу полковник. - На хер, всех к стенке! Рябов!

Вошёл конвоир.

- Увести, - махнул рукой полковник. - Всех в одну камеру. Пусть до утра посидят вместе.

Когда Ковалёва и Цыганкова автоматчики доставили в спецчасть, полковник быстро, до прихода Воронова, провёл первую беседу. Допрос, по существу оказавшийся монологом, свелся в основном к угрозам и обещаниям поставить "сволочей" к стенке. После задержанных развели по разным комнатам, предложив подумать о своём будущем. Каждый их них терялся в догадках, что же послужило причиной ареста. Объяснение было одно - кого-то не устроили результаты разведки. Однако на втором допросе разведчики поняли, что их пытаются заставить "стучать" на лейтенанта и друг на друга. Ковалёв не знал, что полковник требовал от Цыганкова, а тот не знал (но догадывался) чего добивался особист от сержанта. Мучило то, что не знали, что выбрал товарищ - пулю за несговорчивость или жизнь за "стукачество" на товарищей.

Воронов, лёжа на голых нарах, тупо смотрел в потолок. Происходившее с ним казалось настолько нелепым, что сознание отказывалось верить очевидному. Мозг разрывали десятки мыслей, каждая из которых была обрывочна и не приводила к пониманию ситуации. Наоборот, чем дальше Воронов пытался разобраться, тем сильнее запутывался. Даже, если допустить мысль, что Горчаков оказался предателем (а в это ну никак не верилось), то причём тут он? Не будет же полковник строить обвинение только на положительном отзыве о Сергее Павловиче? Хотя...

Воронов вздохнул и лёг на бок.

Хотя, конечно, при желании можно обвинить кого угодно. "А почему не арестовали Фролова? - вдруг подумалось лейтенанту. - Ведь он же призвал Горчакова! Да, по моей просьбе. Но ведь по большому счёту это не важно. Он комбат, а не я. Это странно..."

Громыхнула дверь, и в сопровождении конвоира вошёл Ковалёв.

- Товарищ лейтенант! - удивлённо вскрикнул сержант. - И вы... и вас?

Воронов был удивлён не меньше сержанта. Он порывисто встал и подошёл к бойцу. Они обнялись, будто не виделись век. Рябов хмыкнул и вышел. Лязгнул замок.

- Ковалёв, вас-то за что? А Цыганков где?

- Нас с Цыганковым арестовали, когда мы шли со штаба в расположение. Потом, после первого допроса, нас разлучили, - стал рассказывать сержант. - Бред какой-то, товарищ лейтенант!

- Да уж - бред...

Они сели на нары и помолчали, попытавшись ещё раз разобраться в случившемся.

- Ничего не понимаю, - сказал Воронов. - Меня, похоже, арестовали из-за Сергея Павловича. Полковник всё о нём выпытывал. И о Цыганкове. Где познакомился, как, давно ли знакомы.

- А меня о вас расспрашивал, - краснея, отозвался Ковалёв. - Заставлял написать на вас донос. Но я не написал! - быстро проговорил сержант, заглядывая в глаза командиру.

- Спасибо, - сердечно поблагодарил Воронов. - А что Цыганков?

- Не знаю, - пожал могучими плечами сержант. - Нас же разделили...

- Ладно, время покажет. Давайте, Ковалёв, поспим. Сколько там натикало?

Воронов сдвинул рукав куртки.

- Шесть сорок, - объявил он.

- Я думал уже часов девять, удивлённо сказал сержант.

- Да, время в неволе тянется. Ну ничего, авось прорвёмся! - Воронов ободряюще хлопнул по плечу товарища. - Мы же ни в чём не виновны. Значит, правда на нашей стороне.

- Если Цыганков напишет... - проговорил Андрей. - Не известно, на чьей стороне окажется правда.

Лейтенант пожевал губы, размышляя, и решительно тряхнул головой.

- Нет, Дмитрий не должен... Вряд ли он наклевещет.

- Хотелось бы в это верить, - без особого энтузиазма отозвался Ковалёв. - Ладно, давайте попробуем поспать. Глаза, и, правда, слипаются. Но уснуть, наверное, не смогу. Голова прям раскалывается, - широко зевнув, сказал Андрей.

Они завозились, пытаясь поудобнее устроиться на жёстких нарах, и скоро Воронов услышал мерное сопение Ковалёва. "Не смогу, - усмехнулся Воронов. - Хороший парень. Жаль, если..." Дальше и думать не хотелось, что будет "если".

Вспомнилась Маша, и стало ещё грустнее. Нестерпимо грустнее. Не хотелось верить, что он её больше не увидит. Сердце лейтенанта защемило от жалости к себе. Почему вдруг с ним такое приключилось? Если вдруг расстреляют, какое известие получат родные? Пал смертью храбрых или расстрелян, как предатель Родины? Вряд ли о храбрости напишут. Протяжный вздох вырвался из груди Александра. За что?..

Щёлкнул замок, и внутрь втолкнули Цыганкова. Дмитрий вяло огрызнулся и получил прикладом между лопатками.

- Сука! - беззлобно сказал Цыганков.

Увидев на нарах товарищей, Дмитрий радостно воскликнул:

- Ох, мать моя женщина! Лейтенант, сержант - какие люди! А я думал вертухай пошутил.

Ковалёв проснулся от громкого разговора и недовольно проворчал:

- Чего разорался? Спать не даёшь.

- Ковалёв, перед смертью не накуришься, - засмеялся Дмитрий. - Кончай спать. Через пару часов заснём навеки!

Воронов и Ковалёв сели.

- Цыганков, вам что-то известно?

- Ага. Расстреляют нас, - весело сказал Дмитрий, усаживаясь рядом с командиром. - Полковник сказал, мол, надоели вы мне. Всех на хер к стенке!

Где-то назойливо жужжала муха. "Неужели расстреляют? - вздохнул Александр. - За что?"

- А где, интересно, их бродь Сергей Палыч, а?

Голос Цыганкова разорвал тишину, подкинув Ковалёва.

- Тьфу! Испугал, чертяка!

Цыганков рассмеялся.

- Очко играет?

- Заиграет тут...

- Не, а, правда, лейтенант, где Горчаков?

- Может, его уже того? - Цыганков изобразил петлю вокруг шеи.

- Вряд ли, - неуверенно пожал плечами лейтенант. - Иначе, зачем бы спрашивали о нём?

- Ха! Так может Сергей Палыч дали дёру? С тем фашистом?

- Но ты! - повысил голос Ковалёв. - Сергей Палыч не из таких!

Цыганков пренебрежительно махнул рукой:

- Много ты в жизни видал.

- Успокойтесь вы. Оба.

- Давай, покомандуй напоследок.

Воронов коротко взглянул на Дмитрия, но промолчал. Может прав Цыганков - не долго ему осталось?

Когда за последним допрашиваемым закрылась дверь, полковник скинул с лица маску тупого костолома и вышел в соседнюю комнату, отделенной плотно прикрытой шторкой.

- Ну, что скажете, Данила Романыч? - спросил он сидевшего у окна седовласого человека.

Скрипнул стул, и старик с легкостью поднялся навстречу. Его широкую фигуру облегала белая льняная рубаха, подпоясанная тонким ремешком, брюки из темного сукна заправлены в хромовые сапоги.

- Люди хорошие, молодец Фролов. И тебе, Николай Алексеевич, большое спасибо. Неплохо поработали, - ответил старик и огладил роскошную бороду. - Беру их! Для должного отбора времени нет. А Фролов для начала подготовил неплохо. Дальше уже моя работа. Эх, нет, чтобы раньше Георгию Константиновичу позаботиться... Вспомнил старика, когда жаренным запахло. А ведь я предупреждал - нельзя "охотников" распускать! Любому строю нужны профессионально подготовленные лазутчики. Сколько я писал, ходил - всё без толку. Теперь вот загорелось - срочно понадобились мои "охотники". А сколь нас осталось? Ты, Фролов, Георгий, но его в расчёт не берём. И всё, не осталось больше "охотников". Ну, разве, что ещё я - дряхлый старик.

- Ну, Данила Романыч, на счёт "дряхлого старика", это вы лишку дали, - усмехнулся полковник. - Небось, километров по десять-то наматываете по утрам?

- Ну, по десять не по десять, а двадцать-то я бегаю, - улыбнулся в бороду старик. - Не о том речь, Коля.

- Да я понимаю. Времени, действительно, нет совсем. Успеем ли? Немец прет нахраписто, да размашисто! По всей западной границе ударил сволочь! Честно говоря, даже боюсь представить, что Гитлер подомнёт нас под себя.

- Германец, конечно, силён. Что тут скажешь? Упустили, прошляпили ваши вояки и политики. Теперь вырвавшегося на свободу зверя загнать обратно в логово тяжко будет. Но мы загоним. Русского человека иногда другим способом, как хорошей зуботычиной или обухом по лбу не разбудить. Это уж опосля наш мужик голыми руками штыки гнет. А до тех пор "авось" да "небось" правят. Ничего, ничего, Николай Алексеевич... Встанет Россия, как один человек, и задаст вражине! Да так задаст - мало не покажется! Попомни мои слова, Николай Алексеевич! Не одержать немцу верх над Россией. Никогда, слышишь!..

Они склонили головы, ощущая личную вину за то, что немец топчет русскую землю.

- Ладно, - по-стариковски вздохнул Данила Романович. - Куда ребятушек поместил, "сатрап"? - с улыбкой спросил наставник.

- Трое в подвале сидят, - улыбнулся в ответ полковник. - Горчаков у Фролова. Но с Горчаковым вы уже общались.

- Да. Сергей Павлович мне понравился. Аналитический склад ума, к тому же физически крепкий человек. Фролов говорит, Горчаков прилично стреляет. Я так понимаю, что группу Воронова Фролов не зря пригрел. Небось, не хотел отдавать?

- Зубами цеплялся, - рассмеялся полковник. - Чего и кого только не сулил вместо них. Говорил, мол, слабенькие ещё в разведке. То да сё... Но я то знаю его. Раз упирается, значит, люди сто?ящие.

- Ты же сам убедился, что эта четвёрка одна команда.

- Ну, что вы! Друг за друга горой! А ведь удивительно разный народ: бывший зека, кузнец, пограничник и царский поручик. А вишь-ты - не разлей вода! Удивительно.

- Ничего тут удивительного нет, - возразил Данила Романович. - Все они хорошие люди, честные и порядочные.

- Возможно вы правы... Только я за свою службу повидал стольких людей! - полковник покачал головой. - Некоторые тоже казались порядочными, а на своих друзей клеветали, доносили.

- Ты мне про свою службу, Николай, лучше не говори, - посуровел Данила Романович. - Стольких людей измордовали зазря! И не зыркай на меня! Я знаю, что говорю. Понимаю, что государству от вас великая польза. Но, Коля, и на такой службе нужно оставаться людьми. Разве нет?

Полковник, покрасневший, как проштрафившийся школьник, стоял перед стариком, опустив голову.

- Ладно, Николай Алексеевич, прости ты старика, - примирительно улыбнулся Данила Романович. - Сказанное к тебе не относится. Знаю, что ты честен. Потому и говорю так с тобой. Откровенно.

- Я понимаю, Данила Романович, - глухо сказал полковник. - Спасибо, что верите.

Наставник дружески похлопал по плечу ученика.

- Всё будет хорошо, Коля. Пока жива на Руси Вера, Любовь и Доблесть, жива будет и Россия!

- Я верю вам, Данила Романович! Вы же знаете. Воспитывайте новых "охотников". Придёт время, они воспитают других. И так до бесконечности!

Старик, грустно улыбаясь, кивал. Он хорошо понимал, что в жизни не всё так радужно. Но верил в то, что земля русская щедро рожает добрых людей, готовых встать на её защиту по первому зову.

- Ну что же, Николай Алексеевич. Давай моих ребятушек. Да отправимся мы восвояси. Будем готовить "охотников".

- Вы сейчас забирать их будете?

- Сейчас. Сейчас, Николай Алексеевич. Сам же говоришь, времени мало. Так зачем его терять?

В подвале стоял приглушённый шум спора. Цыганков, срываясь на хрип, доказывал, что выход у них один - побег.

- Да ты соображаешь, что предлагаешь? - шипел Ковалёв. - Ты свои зековские замашки брось!

- А ты что предлагаешь? Ждать пока нас нафаршируют маслятами? - парировал Дмитрий. - Я вот хрен ждать буду! Слышь, лейтенант, ты чего молчишь?

Цыганков и Ковалёв выжидающе уставились на погружённого в раздумья командира.

- Не знаю, ребята, как правильно поступить, - признался Воронов. - Погибать ни за что глупо, а бежать ещё глупее. Куда бежать? От кого?

- Вот и я о том же! - воскликнул Андрей. - Куда нам бежать? Дезертировать?

- Да я лучше буду дураком и дезертиром, но живым, чем праведником, но мёртвым!

Цыганков обиженно отвернулся от товарищей, но скоро вновь обратился к ним:

- Мужики, мы ж не бараны, чтоб ждать, когда нас на мясо пустят! За какой хер погибать? Ладно бы за дело, а так? - он заглядывал в глаза товарищей, но те упорно молчали, погрузившись в свои мысли. - Ну хорошо. Давайте подождём пока нас выведут на расстрел. А уж потом рванём когти!

- Слушай, Цыганков, - вымучено сказал Ковалёв. - Давай посидим в тишине. Хоть пять минут.

- Ты, парень, скоро будешь лежать в тишине. Вечно, а не пять минут, - раздражённо ответил Цыганков. - Лейтенант! Что ты, блядь, всё молчишь?! Ты командир или кто?

- Я командир. И я думаю! - выкрикнул Воронов и извинился за несдержанность. - Цыганков, идея побега, в общем, неплохая. Но это крайняя мера. Понимаешь - КРАЙНЯЯ!

- Так о чём базар? Я и говорю, подождём. А как выведут - рванём...

- Воля к свободе качество положительное.

Насмешливый голос Данилы Романовича вызвал эффект разорвавшейся бомбы. Разведчики подскочили и недоумённо уставились на чудного старика, стоявшего у двери. Как он вошёл - ни замок не лязгнул, ни дверь не скрипнула. Может, дух святой из воздуха материализовался?

- Это еще, что за Дед Мороз? - высказал общий вопрос Цыганков и приблизился к Деду. - Кем будешь, дед? И откуда такой взялся?

- Я, Митя, тот самый дед, который вытащит вас отсюда. Если хотите, конечно, - подмигнул Данила Романович. - А взялся я оттуда, откуда все люди берутся. Ну так что, ребятушки, пошли?

Старик обвел взглядом застывших в растерянности узников, развернулся и пошел к двери.

- Не понял... - спохватился Цыганков. - Дед, ты чего? Не шутил?

- Не досуг шутковать, внучок... Пойдемте, ребятушки. Нужно матушку нашу защищать, истекает горемычная кровушкой.

На улице разведчиков ожидал ещё один сюрприз. На лавочке сидели и мирно беседовали майор Фролов и боец Горчаков. Увидев жмурившихся от солнца товарищей, застывших у двери, Сергей Павлович с возгласом радости бросился к ним. Разведчики обнялись и стояли некоторое время молча, стараясь подавить сентиментальные эмоции, рвущиеся из души.

- Ну что встретились друзья-приятели? - услышали они иронический голос Фролова.

Разведчики расцепили объятия и все, кроме Горчакова, волками посмотрели на комбата.

- Не сердитесь, ребята, - усмехнулся майор. - Так было надо. Вынужденная проверка. И вы её блестяще прошли, с чем и поздравляю.

Фролов открыто смотрел в глаза молчавших разведчиков и нервно жевал губы.

- Данила Романович, да объясните вы им, - попросил помощи комбат.

Старый "охотник" стоял чуть в стороне и, усмехаясь одними глазами, наблюдал за "разговором" Фролова со своими разведчиками. Теперь уже бывшими.

- Они сами скоро поймут, Алёша. Вон и Сергей Павлович объяснит.

- Конечно, - кивнул Горчаков. - Товарищ лейтенант, ребята, всё в порядке. Товарищ майор предложил наши кандидатуры во вновь создаваемую команду "охотников".

- Чё за канитель?

- Это не "канитель", как вы выразились, Цыганков, а секретное подразделение разведки, - пояснил Фролов. - При Верховном Главнокомандующем создаётся подразделение специального назначения "Охотник", предназначенное для выполнения заданий особой важности и сложности. Так что, ребята, вам оказано высокое доверие партии и правительства.

- Вам Россия доверяет. Народ, - поправил комбата Данила Романович. - В первую голову служить нужно Отечеству, а не правительству. Правительства меняются - родина остаётся.

Позади группы сдержано кашлянули. Обернувшись, разведчики увидели полковника из Особого отдела.

- Вы бы, Данила Романович, потише говорили, - улыбнулся Николай Алексеевич. - Не все вас правильно поймут. А мне потом лишние хлопоты.

- Обойдётся, Николай Алексеевич, - отмахнулся Данила Романович. - Ты же помнишь, у меня на руках "индульгенция" - письменное распоряжение Самого - об оказании мне всяческой поддержки и позволении всего, что во благо России, то есть Советского Союза.

- Ну что, разведка? - обратился полковник. - Не держите зла, мужики. Служба, так сказать, государева. А вообще хочу сказать, что держались вы молодцом. Слышишь, Алексей Андреевич, - обратился он к Фролову. - Не бойцы - богатыри. Ты оказался прав, когда отстоял их. Один Цыганков чего стоит! Наглый, конечно, но стойкий парень, - засмеялся полковник, и разведчиков "отпустило".

Напряжение вмиг спало, и они тоже рассмеялись, похлопывая друг друга по плечам и вспоминая теперь забавные эпизоды.

Солнце ласкало лучами группу веселившихся мужчин, вкусивших радость свободы и крепкой мужской дружбы. Никто из них не знал, сколько испытаний выпадет на их долю, но все были уверены, что в тяжёлую минуту спина всегда будет прикрыта товарищем.

Секретное разведывательно-диверсионное подразделение "Охотник" возрождалось в тяжёлое для страны время. Впрочем, рождение "Охотников" происходило по указу Александра III тоже не в мирные годы. Верна русская поговорка: "Пока гром не грянет..."

Поиск Деда близился к концу. Десантировавшаяся три дня назад в таёжную глушь группа Воронова, экипированная только ножами и маскировочными комбинезонами (непатентованным изобретением Деда), пользуясь картой-двухкилометровкой и компасом, шла по "следу". Старый и опытный "охотник", умело маскируя, прятал в условленных квадратах "контрольки" - предметы, не принадлежащие лесному миру: консервную банку, коробок спичек, бесполезный, ввиду отсутствия карабина, патрон для СВТ-40...

Измученная длительным поиском разведывательно-диверсионная группа особого назначения "Охотник" вышла к заброшенному домику, когда солнце достигло зенита и нещадно жарило и без того расгорячённые тела разведчиков. То, что в заимку давно никто не захаживал, они поняли, едва шагнув за порог. Окна и дверные косяки затянуты плотной паутиной, сквозь дощатый пол давно прорвалась трава. Но самое главное съестные запасы, оставляемые таежными охотниками для следующих "хозяев" домика. Их не было... Противный Дед! Мог же вывести на заимку со свежей крупой. Так нет, это был бы не он, если бы "охотники" наконец-то за трое суток нормально поели...

Цыганков от досады пнул лавку, и та, сухо хрустнув, развалилась на отдельные части. Ого! Это ж, сколько лет здесь не ступала нога человека? Сто или быть может триста?

- Тихо! - жестом приказал Воронов и знаком дал команду на поиск "контрольки".

Ковалёв сел на пол и смежил веки. Будь здесь посторонний - непременно удивился бы такому поведению. Все "работают", а этот увалень спать пристроился. Но "охотников" Ковалёв не удивил. Напротив, они, не издавая лишнего шума, рассредоточились по дому. Цыганков принялся осматривать верхнюю часть помещения, Горчаков пол, а Воронов стены. Сантиметр за сантиметром, двигаясь по условно расчерченным квадратам, они исследовали объект. Тем временем Ковалёв не спал. Он слушал. Андрей, от природы обладая не только завидными физическими данными, но и прекрасным слухом, по специальной методике развил его до невероятных возможностей. Дед обучил его различать сотни звуков, улавливать их полутона. За полсотни шагов он уже мог услышать не только крадущегося противника, но и определить его количество. Пока, правда, определял группу людей до шести человек, а если больше, то делил на десятки: до десяти человек, до двадцати...

За два года обучения они научились многим удивительным вещам. Ковалёв стал первоклассным "слухачом", хотя по оценке того же Деда, едва оторвавшимся от тех, кому "медведь на ухо наступил". Цыганков удивлял своими акробатическими выворотами. Пролезть в отверстие, в которое только голова протиснется, если уши обрезать, или освободиться от пут, для него теперь не составляло труда.

- Вот бы раньше этому Дед обучил, - смеялся Дмитрий. - Стал бы фартовым "форточником".

Воронов усовершенствовал навыки "следопыта", полученные еще на службе в пограничных войсках. Собственно, прежние навыки нельзя было назвать умением распутывать следы. Теперь же Александру могла позавидовать собака-ищейка. Воронов "брал" след даже недельной давности. По незначительным приметам: от комочка грязи до угла, под каким сломан лист кустарника, он мог определить в какую сторону шла "дичь", ее характер и количество. Горчаков, проявляя для своего возраста удивительную физическую выносливость, являлся не только превосходным снайпером, но и аналитиком. Выуживая из массы поступающей информации крохи нужного материала, разбивая их по "весу", складывая особым методом, он отсеивал "сор" и выдавал порой уникальные данные. Так, благодаря его аналитической работе, в декабре 1941 года был разгадан обманный маневр группы армии "Центр", грозивший полным разгромом под Тулой 50-й армии и возможным захватом Москвы. Внезапное для фашистов контрнаступление Западного фронта, под командованием Жукова, отбросило превосходящие силы немецких войск на 130 километров и сняло осаду Тулы. За эту "работу" бывший царский поручик был награжден орденом Красной Звезды.

Позже группа Воронова была отмечена наградами за выполнения особо важной операции в тылу врага. "Охотниками" были пущены под откос два состава с бронетехникой и один с горюче-смазочными материалами, направляющихся на Восточный фронт. В то время они "отрабатывали" диверсионный рейд в глубоком тылу противника. Эта операция послужила созданию отдельных диверсионных отрядов, которые, наряду с партизанскими отрядами, с 1942-го года стали костью в горле фашистов. Время от времени группу Воронова забрасывали на оккупированную территорию, где они выполняли задачи повышенной сложности. Дед был хорошим наставником - группа каждый раз возвращалась в полном составе и с выполненным заданием...

По прятавшимся под седыми кустистыми бровями глазам Деда, иногда было видно, что тот доволен результатами группы, но внешне оставался постоянно брюзжащим наставником, будто всамделишным дедом родных внучат.

- Сосунки вы еще, - поддразнивал он. - Сейчас вы открыли в себе то, чем Природа наградила. Вот годков через пятнадцать упорных тренировок Бог даст, станете "охотниками". А пока щенята вы беспомощные: слабенькие и слепые...

После года обучения, когда Дед обозвал группу "кутятами", они впервые возмутились. Кто тут "кутята"? Они?! Да они такое могут! ТАКОЕ!

- Что вы там можете? - добродушно рассмеялся наставник. - Вы со мной-то, со стариком, не справитесь. Даже, если все навалитесь.

- А ну, Коваль, навесь-ка дедушке оплеуху, - подначил Ковалёва Цыганков. - У тебя удар послабже будет...

- Ну давай, внучок, бей старика, не жалей, - улыбнулся одними усами Дед. Зрачки сузились, и взгляд стал жестким, превратив безобидного дедулю в опасного противника.

Ковалёв изготовился для нападения, и Дед одобрительно кивнул - значит, правильно встал. А в следующий момент, когда Андрей хотел нанести рубящий удар по шее, тело вдруг обожгла резкая боль, руки опали плетьми, ноги подкосились, и он кулем рухнул у ног Деда. Удивленно хлопая ресницами, Ковалёв попытался подняться, но смог лишь чуть пошевелить пальцы правой руки.

- Полежи пока, скоро пройдет, - успокоил наставник. - Правило первое, щенята вы мои, не недооценивайте противника...

Многому они научились, но рядом с Дедом всегда выглядели недопесками. Едва начинали чувствовать себя заматеревшими волками, он в очередной раз "окунал" учеников лицом в отхожее место, демонстрируя беспомощность и низкий, в сравнении с ним, уровень подготовки.

- Мы когда-нибудь научимся всему, что умеете вы? - однажды спросил Ковалёв.

- Вы, ребятки, только первый круг "охотников" проходите, - усмехнулся Дед.

- А сколько их всего?

- Семь кругов, родные.

- То есть про пятнадцать лет вы не шутили?!

- Да уж какие тут шутки. Пятнадцать годков - только начало мастерства...

- Да вы не переживайте, время быстро пролетит, - продолжал веселиться Дед. - А учиться что ж... Я сам еще учусь.

- Ну да? - не поверил Воронов. - У кого же?

- У Природы. Она, матушка, лучший учитель...

Природа для Деда была высшим разумом - Богом.

- Живи в согласии с Природой и проживешь лет сто пятьдесят, - говорил он.

- Столько никто не проживет, - уверенно возразил Цыганков. - Может только эта... как её? Попугай!

- Сам ты "попугай", - усмехнулся Дед. - Я знал людей, проживших сто шестьдесят.

- Во врать! - восхитился Дмитрий и тут же получил по лбу.

- Я, Дмитрий, ложью язык не поганю! И никому не советую. Кривда убивает в людях душу. Сбрехнул разок, считай, жизнь на год сократил...

- Ну да! Я б уже помер, если б так было, - заметил Цыганков и на всякий случай отодвинулся от наставника. Но тот лишь посмеялся с остальными.

- Ты не только ложью, но и делами себе жизнь сильно подсократил, парень. Но ничего, за дела праведные нам воздастся...

Дед любил разводить беседы на "душевные" темы. Сперва над ним за глаза потешались - политруком называли или комиссаром. Но через полгода "душевных бесед", Воронов заметил, что Цыганков стал реже материться и его блатной "базар" стал походить на нормальный разговор. Кроме того, они и без Деда, когда выпадает свободная минута, "душевно беседуют".

- Да, удивительный человек, - согласился Горчаков, когда Воронов поделился замеченными фактами.

- Вот она где спряталась! - донесся сверху радостный голос Цыганкова.

Он, сияющий, как начищенная бляха, появился с карабином в руке.

- Понял, зачем Дед патрончик в дупло заложил? Вот же натура - ничего зря не сделает! Живем, мужики! Хлопнем лося и жратвой на месяц обеспечены.

- Мешаешь, - сказал Ковалёв, не открывая глаз.

- Последняя "контролька", командир, - возбужденно зашептал Цыганков. - Задание выполнено.

- Нам еще Деда найти нужно, - остудил пыл подчиненного Воронов. - Только тогда задание будет выполнено.

- Пол чист, - негромко доложил Горчаков.

- Да, стены тоже, - кивнул Воронов. - Что ж, "контролька" обнаружена. Можно уходить.

- Как уходить? - возмутился Цыганков. - Чего на ночь в тайгу переться? Заночуем здесь, а с утреца, на свежую голову, потопаем... Жрать охота - кабана целиком съел бы.

- Цыганков, вы же знаете, что ночевать в домике нельзя, - урезонил Воронов. - В доме нас взять тепленькими проще простого.

- Да кому мы на хер... - взвился Цыганков, но тут же понизил голос до громкого шепота. - Кому мы тут нужны? Немцы за тыщи верст отсюда. Кругом тайга... Здесь же только "наши"!

- Данила Романыч прикладом найденного тобой карабина ночью нам собственноручно зубы пересчитает, - ответил Воронов. - Ты этого хочешь?

- Данила Романыч... С него станется, - недовольно буркнул Дмитрий и отвернулся.

Есть, в самом деле, хотелось нестерпимо. Последний раз они пообедали вчерашним днем найденными "контрольными" консервами и пойманным с помощью силка рябчиком. Патрон и карабин обещали более сытную пищу, и Воронов согласился отправить на охоту Ковалёва и Цыганкова.

Когда те, довольные выпавшей задачей добыть зверя, отправились в тайгу, старший лейтенант (Воронов уже год как "старлей") подозвал Горчакова к лежаку, на котором разложил карту.

- Сергей Павлович, взгляните.

Оба склонились над картой, и Воронов ткнул в выделенный квадрат.

- Вот наш последний объект... Отсюда километров пятьдесят будет, так? Значит, идти к нему день-полтора, как повезет. Рассчитываем на полтора, но будем укладываться в день. Объект на карте не обозначен - тайга тайгой. Согласно "легенде", на пути к нему жилья нет. Не будет же Дед глухарём сидеть на дереве, как считаете?

- Сидеть-то он не будет, - согласился Горчаков. - Но, зная характер Данилы Романовича, не удивлюсь, если он собрался прихватить нас по дороге.

- Нам поставлена задача: собрать все "контрольки", выйти к обозначенному "легендой" квадрату и найти Деда. Так?.. Если нас условно расстреляют по пути или захватят в "плен", задача будет не выполнена. Провал.

- То есть по пути к объекту нужно ждать сюрпризов?

- Очень на это похоже, - кивнул Горчаков и улыбнулся. - Положа руку на сердце, мне даже сейчас мерещится его присутствие.

Они, не сговариваясь, обошли избушку, но присутствия Деда или кого бы то ни было, не обнаружили.

- Нервы, - покачал головой Горчаков. - Старею, наверное...

- Берите пример с Данилы Романовича, - усмехнулся Воронов. - Вот уж кто о старости не думает. Сколько ему интересно?

- Не знаю... Но как-то он вспоминал русско-турецкую войну...

- Эта война была в 1877 году. Вот и считайте, ему никак не меньше девяносто лет.

- Да-а, - протянул удивленный Воронов. - А здоровья, как у двадцатилетнего.

- Удивительный человек. Уникум в своем роде.

Они помолчали, вспоминая Деда, и вернулись к обсуждению плана действий...

Цыганков с Ковалёвым вернулись, когда солнце давно скрылось за горизонт. Оба уставшие, но чрезвычайно довольные и гордые собой. Две задних ноги лося были сброшены на пол с молчаливой торжественностью. Не дождавшись похвалы, Цыганков, живописуя, рассказал о трудностях охоты, о лосиной хитрости и коварстве.

- В общем, лось разозлил нас не на шутку. Если б не мой выстрел, Андрей бы его руками завалил, - подвёл он итог рассказу.

- Ладно, молодцы, - улыбнувшись, смилостивился Воронов. - Давайте часок отдохните, а мы пока готовкой займёмся. После ужина полчаса отдыха и выступаем...

- Выступаем... Когда уже это закончится, - заворчал Цыганков. - Ноги, как провода гудят...

- Не бурчи, - сказал Ковалёв, но было видно, что и ему не понравился план "на вечер".

Мясо лося оказалось жёстким и плохо прожаренным. Да и как ему было прожариться, когда голодные разведчики выхватывали его из огня, как только подрумянилась корочка.

- Горячее сы...ым не бываэт, - разрывая волокна, с набитым ртом философствовал Цыганков.

"Охотники" поглощали лосятину, урча, словно тигры на пиру. После трёхдневного поста оно казалось необычайно вкусным. Насытившись, первым отвалился Горчаков. Следом в изнеможении рухнул Воронов.

- Да-а, - сказал он. - Давно так славно не едал...

- Сейчас бы соснуть пару часиков, - мечтательно протянул Ковалёв.

- Было бы не плохо, но нельзя, - отрубил командир.

- Да я так... Мечтаю.

- Ты полчаса отдыха обещал, - напомнил Цыганков, вытирая о маскировочный комбинезон ладони.

- Тридцать минут есть. Ковалёв - слуховой контроль, - распорядился Воронов, закладывая под затылок ладони.

Мысли Воронова уже неслись далеко от охотничьего домика. Странность последнего объекта не давала покоя. Что же задумал Дед? Устроит ли он сюрприз по пути? "Нужно усилить внимание, - мелькнуло в голове командира группы. - Особенно за вторичными признаками присутствия человека - поведение птиц, запах... Хотя, от Деда давно уже тайгой пахнет..."

Осталось преодолеть около пятидесяти километров по таёжным буреломам и болотцам. Данила Романович постарался - проложил маршрут с такой степенью сложности, что впору бы дня за два дойти. С собой взяли остатки жареной лосятины, на оставшемся отрезке маршрута костров не будет, и карабин, вновь ставшим бесполезным. Но, рассудив, что в пути может и палка пригодится, "доверили" карабин Ковалёву.

Подходили к концу пятые сутки таёжных скитаний. На коротких привалах на шуточки сил уже не осталось. Лежали молча, созерцая игру солнечных лучей в кронах деревьев. Феерическая красота оставалась без поэтических вздохов и ахов. Хотелось спать и есть. Или наоборот - решить было трудно. Полчаса на отдых и в путь. Воронов вёл группу, как всегда уверенно. Через каждый километр останавливались для прослушивания окрестности. Посторонних звуков или испуганного крика птиц не было. Похоже, что Дед не думал устраивать ловушек. Это радовало, но не расслабляло. Наставник мог и такой вариант просчитать.

Какой объект подготовил Дед, они узнали под вечер. Выйдя на пригорок, сразу упали навзничь. Картина открылась невероятная. Там, где секретная карта указывала девственную тайгу, правильным прямоугольником расположился концлагерь. Его окружали два ряда колючей проволоки по внешнему периметру, и один ряд отделял внутреннюю территорию лагеря от административных сооружений и домиков обслуги и охраны. По углам возвышались вышки с часовыми. Рядом с добротной рубленой избой под красным флагом стоял "автозак" - трёхтонный грузовик с металлической будкой. Бараков для заключённых было шесть. Низкий барак наибольшего размера, стоявший отдельно у вытоптанной сотнями сапог площадки, скорее всего, служил столовой. Напротив столовой стояло несколько колонн зеков.

- Вот это сюрприз, - ошалело проронил Цыганков. - Ну Дед в своём репертуаре.

- Разговоры! - скорее машинально, чем осознано оборвал стенания Дмитрия Воронов. - Да, сюрприз... Отползаем.

Группа убралась с поля видимости и отошла на безопасное расстояние. Ещё какое-то время они молча "переваривали" увиденное. Теперь понятно, почему Дед не устраивал засад по маршруту. Этого "сюрприза" хватало с лихвой. Дед там, это к бабке не ходи. Только в качестве кого? Если в гостях у начальника лагеря одно, а если в бараке?

- Что думаете? - спросил Александр и обвёл взглядом команду "охотников". - Сергей Павлович?

- Самое простое было бы для нас, если Данила Романович пьёт чай с комендантом лагеря...

- Значит, он каким-то образом стал заключённым, - закончил Горчаков.

- Цыганков, как вы считаете, на территорию лагеря можно проникнуть? - спросил Воронов.

- Знаешь, лейтенант, - усмехнулся Дмитрий. - Вот оттуда я бы точно сказал - практически невозможно. А туда... Никогда на "зону" не рвался, - тихо рассмеялся Цыганков.

- Придётся всё же, Дима. Сидя на пригорке, Данилу Романыча оттуда не достанем. Так что слушаю соображения...

- Гм... А, если ночью попробовать под проволокой? - предложил Ковалёв.

- А собачек не боишься? - съязвил Цыганков. - Эти звери любят человечинку хавать.

- К тому же на лай собак прибежит караул, - кивнул Воронов. - Ещё мысли?

- Я вот что думаю, - сказал Цыганков и выдержал паузу, насладившись общим вниманием. - Зэков днём, как правило, выводят на работу за пределы лагеря...

- Да не тяни ты! - прикрикнул Ковалёв.

- Продолжайте.

- Так вот... После работы зэков считают по головам...

- Молодец, Цыганков! - улыбнулся Воронов, домыслив идею бывшего зэка. - Другими словами, ты предлагаешь "поменяться" местами с одним из заключённых во время работы? Не так уж и невыполнимо. Варит котелок.

- А то! - самодовольная улыбка расплылась на морщинистом лице Дмитрия, на миг преобразив разведчика в уголовника Филина.

- А в лагере? - спросил Горчаков. - Как проверяют в лагере?

- На построениях, перед хавкой, вечером перед отбоем. Перед работами и после.

- Тогда вам нужно управиться до проверки. Слишком мало времени, - засомневался Горчаков.

- Да чё там мало? - поспешно возразил Дмитрий. - Дед фигура приметная. Я ещё по пути в лагерь выясню, где он сидит.

- Риск, конечно, есть, - согласился с Горчаковым Воронов. - Только выбор у нас, ребята, невелик. Нужно не только узнать, где находится Данила Романович, но и вывести его. А это уже сложнее. Намного сложнее... Так что, Цыганков, скорее всего вас самого там "вычислят" и возьмут в оборот.

- Подумаешь. Может, и похлебаю баланды задарма, - поскрёб пятидневную щетину Цыганков.

- Размечтался, - проворчал Андрей. - После войны похлебаешь...

- Тьфу! Типун тебе на язык, - оскорбился Дмитрий.

- Удивляюсь я вам, - усмехнулся командир группы. - Столько времени, можно сказать, лет вместе, а всё, как кошка с собакой.

- Да не-е, начальник, - широко осклабился Филин и щёлкнул языком. - Это мы с Ковалем по-свойски.

Разведчики заворожено уставились на преобразившегося Цыганкова. Рядом лежал не товарищ-разведчик, а матёрый уголовник-рецидивист. Взгляд Дмитрия стал пренебрежительно холодным, бесцветным. Лицо перечеркнула холодная ухмылка.

- Да-а, поразительная перемена, - зачаровано прошептал Горчаков. - Искусное перевоплощение. У вас, Дима, явный актёрский талант. Вам бы после войны в театральный поступить.

- Ага, уголовников в кино играть, - рассмеялся Ковалёв.

- Хорош баланду травить, - оборвал Филин-Цыганков. - Надо прикинуть, как Деда оттуда вызволять. А то при соскоке влепят нам по горсти маслят и привет семье! А мне такой расклад не фартит.

- Ладно, Цыганков, вы не очень-то лицедействуйте. Знайте меру, - сказал Воронов и уловил проскользнувшую по лицу Цыганкова усмешку. - Давайте, разработаем план ввода Цыганкова в лагерь и вывода его и Деда оттуда.

Предложения, выдвигаемые разведчиками, сопровождались язвительными колкостями со стороны Цыганкова и тут же отметались, как непригодные. Возражения звучали примерно одинаково:

- Вы чё? Чтоб нас замочили к такой-то матери?

"Замочили" иногда заменялось словом "мочканули", а "такая-то мать" - конкретным, исконным названием.

- Короче, - прервал обсуждение Цыганков. - Перед нами стояла задача обнаружить Деда. Так?

- Ну, - не поняв к чему клонит Цыганков, с осторожностью сказал Воронов.

- Ну и всё, - ухмыльнулся Дмитрий. - Я проникаю в лагерь, нахожу Деда, а там пусть у него голова пухнет, как оттуда слинять.

- Вообще-то, он формально прав, - согласился Горчаков.

- Ну так! Я туфту гнать не буду.

- Не знаю, - засомневался Воронов. - Теоретически да - прав. А практически... на "учебную" зону, выстроенную специально для нас, лагерь не похож. А, если так и Данила Романович находится в лагере в качестве обыкновенного зека, то...

- Александр Фёдорович, - отозвался Ковалёв. - А давайте сделаем так: если у Цыганкова с Дедом самостоятельно не получится выйти до отбоя, мы захватим начальника лагеря "языком" и потребуем их освобождения.

- Тогда уж не "языком", а "отмычкой", - усмехнулся Воронов. - Ладно, принимается. Значит, подводим итог...

Воронов вкратце изложил план действий и расписал роль каждого по всем вариантам прохождения операции "Дед".

Следующие сутки ушли на изучение распорядка дня, маршрутов передвижения часовых, конвойных, засекалось время смены караула. Изучался порядок вывода заключённых на работы и их возвращения в лагерь. Получалось, что в ночное время, в отличие от дневного, когда зона охранялась с вышек, службу несли всего двое часовых с собаками по периметру и один у ворот. Внутренний периметр охранял вохровец из числа осуждённых. О том, чтобы проскользнуть незамеченными, можно было и не мечтать. Поэтому ещё раз Воронов согласился с вариантом, предложенный Цыганковым. Поспать почти не удалось. За время таёжного поиска все успели изрядно обрасти щетиной. Матерясь, разведчики скоблили её ножами, местами снимая вместе с кожей. Больше всех повезло Ковалёву. Свой пушок он смахнул за два прохода лезвия ножа и, усмехаясь, наблюдал за мучениями товарищей. В скором времени все были выбриты. Щёки и шея горели до невозможности, но к утру раздражение прошло.

В четыре утра прозвучала труба на побудку, и через час колонна заключённых, численностью около ста человек, пересекала ворота лагеря. Зеков сопровождало десять караульных, вооружённых карабинами, и четыре собаки. Псы, повиснув на поводках, с осипшим лаем рвались к заключённым, с лихвой отрабатывая кусок хлеба, то есть мяса. Разведчики в некотором отдалении шли параллельным курсом. Поверхностным осмотром установили, что в колонне Деда нет. То ли лагерное начальство пожалело "преклонные" годы нового сидельца, то ли ещё по какой причине оставили старшего "охотника" в лагере.

Цыганков посматривал на зеков и смурнел. Отчётливо вспомнились долгие годы заключения, унижения, которыми вдоволь попотчевали вертухаи и матёрые уголовники.

Когда его, тогда ещё молодого деревенского паренька, впервые привезли с этапом в лагерь, жизнь показалась конченной. По ночам, укрываясь с головой, тихо плакал, обильно смачивая ватную подушку горючими слезами. Как жить? Сколько он протянет в неволе?

- Ты чего пацан? - одеяло сползло со щуплого тела, и Дмитрий увидел сухощавое лицо Червонца, жилистого мужика годов пятидесяти.

Почему тот носил кликуху "Червонец", Дмитрий не знал. Может, потому, что уже второй раз отбывал "червонец". А, может, потому, что вором был фартовым - лихо "червонцы" добывал. Хотя какой там фарт, когда такие сроки хапнул!

- Ты чё, фраерок, мокроту разводишь? - хмыкнул Червонец. - Брось! Ты сам-то откуда?

- С Новгородской. Деревня Кирилловка, слыхали?

- Ох, ё! Так я ж сам с Новгородской губернии, - радостно воскликнул Червонец. Это потом Дмитрий узнал, что он ни с какой не Новгородской, а совсем наоборот - из Ростова был. Чтобы расположить фраера к откровенности бывалые уголовники часто прикидывались земляками. Земляку-то кто откажет?

- Правда? - обрадовался Дмитрий. - А откуда вы?

- Да такая ж глухомань, как и твоя, - ушёл от ответа Червонец. - Ну, земеля, повезло тебе! Точняк - у нас за зёму вписаться в разбор первое дело. Так что, если какая канитель будет - зови, подсоблю. В лагере жизнь не кончается. Она, можно сказать, у тебя только начинается. Вот помню, когда меня первый раз на шконку определили...

Червонец ударился в воспоминания о фартовых деньках молодости, когда червонцы под ногами хрустели. С особой любовью он помянул своего первого следователя, благодаря которому получил первый срок - полгода.

- Душевный был человек, Сергей Иваныч. Фамилиё у него было смешное. Щас вспомню... Щас, щас... Бля, памяти совсем нет. Как-то... М-мм... Верёвочкин что ли или Ниточкин... А! Вспомнил! Гы. Помазков! - заржал Червонец. - Прикинь, фамилиё!

Цыганков, всхлипнув, улыбнулся и растёр по лицу остатки слёз.

- Мне тогда по малолетству полгода дали. А щас бы червонец впаяли! Понял? Во, бля, времена настали! Я-то первый червонец тоже по "незнанке" схлопотал. Думал, ломану сейф. Я тогда шниферил, здоровым был, как чёрт. Это щас я высох. Ну вот. Думаю, если чего, на крайняк, отсижу годик, выйду в почёте, при деньгах. Н-да... А ты говоришь "хреново". Ты, главное, корешок, не ссы, и всё будет путём, - улыбнулся щербатым ртом Червонец. - Я слышал, ты тоже на сейфе погорел?

Дмитрий, убаюканный доброжелательным тоном Червонца, рассказал свою историю.

- Понимаете, меня осудили ни за что. - Червонец понимающе кивнул. - Работал я в колхозе шофером. Председатель наш откель-то притащил грузовичок - старый Форд". Зачем притащил, он и сам толком не знал. Наверное, достался задарма. Ну вот. Я этого "форда" отремонтировал, и за это меня назначили шофером. Других-то всё равно не было, а у меня способности к технике с детства.

Тут правдивая история, рассказанная когда-то Дмитрием лейтенанту, обрывалась. Всё остальное было его выдумкой для вызывания жалости у простаков...

Червонец фраера не перебивал - слушал и мотал на ус.

Однажды Дмитрий заехал в правление по какому-то делу: то ли передать чего, то ли наоборот - взять. Войдя в правление, он услышал знакомый голос бухгалтера Иван Степаныча. Тот крыл кого-то матом и чем-то гремел в кабинете. Дмитрий, заинтригованный производимым шумом, заглянул в кабинет. У громадного сейфа суетился взмокший бухгалтер. Он раздражённо совал в замочную скважину ключ, нервно им ворочал в замке и при очередной неудаче швырял ключ в угол, сопровождая полёт многоэтажным матом.

- Здорово, Иван Степаныч! Чего случилось-то?

Бухгалтер зло посмотрел на вошедшего мальца.

- Да вот, зараза! - раздосадовано пнул сейф Степаныч. - Битый час не могу отомкнуть! Ключ где-то посеял. А другие не подходят. Мне председатель голову оторвёт! Там же вся отчётность!

И тут Дмитрий почувствовал в руках знакомый зуд. Так было всегда, когда встречалась заковыкистая задачка. Взять тот же "форд" - так же руки зудели, когда увидел раздолбанную колымагу.

- Дай я попробую, Степаныч, - взмолился Дмитрий.

- Да пробуй, - махнул рукой бухгалтер. - У меня уже силов на этот треклятый замок нет.

- Я только за струментом сбегаю, - обрадовался Дима.

Вернувшись через пару минут, он присел перед сейфом и разложил нехитрый инструмент: отвёртки разных длин, кусачки, проволоку и пассатижи. Он вытер о штаны взмокшие ладони и с трепетом прикоснулся к тёплому металлу. Так он просидел некоторое время, "прислушиваясь" к сейфу. Бухгалтер скептически посматривал на притихшего у "чёртовой железяки" пацана, но в душе лелеял надежду на удачу. Удача дураков любит.

Наконец, Дмитрий взял проволоку, изогнул её крючком и откусил лишнее. Используя короткую тонкую отвёртку и самодельную отмычку, прислушиваясь к звукам внутри замка, Дима елозил по старому механизму, пока тот не издал радостный щелчок. Повернув круглую ручку, Дима отворил тяжёлую дверцу.

- Всё, Иван Степаныч.

Бухгалтер подскочил со стула и подбежал к сейфу.

- Не может быть! Дима! Да это же... это же чудо! - радостно орал он. - С меня магарыч! Вот это да! У тебя же золотые руки!

Дмитрий посмотрел на ладони и смущённо спрятал в карманы:

- Скажешь тоже.

А под утро в избу Цыганковых вломилась милиция. Как позже выяснилось, из сейфа пропали важные документы. Вся отчётность по трудодням, по закупленным и отпущенным семенам.

- Бухгалтера, Ивана Степановича, расстреляли. А мне три года дали, - пожаловался Дмитрий Червонцу. - А за что? Я что ли эти бумаги брал?

- Три года это что, - задумчиво сказал Червонец. - Три года тьфу - пролетят, как один день. Слушай, - встрепенулся он. - А как же тебе удалось замочек ковырнуть?

- Не знаю, - пожал плечами Дмитрий. - Как-то само собой получилось. Как будто почувствовал, что вот сюда надо нажать.

- Да-а, - восхищённо протянул Червонец. - Ты же, малец, прирождённый медвежатник. Тебе ж на воле цены не будет.

Слово "медвежатник" Дмитрий в то время понимал по иному. Думал это тот, кто на медведя охотится - силач, который медведя одной рогатиной берёт да руками зверя заваливает. Таким силачом худощавый Дмитрий не был и воспринял слова Червонца, как незаслуженную похвалу.

- Скажете тоже, медвежатник, - смутился он.

- Зуб даю, - уверил Червонец. - А председателю вашему сколько дали?

- Нисколько. Сперва с нами взяли, а потом отпустили. Вроде, как не виноватого.

- Башковитый мужик, - с уважением отозвался зека. - Ишь ты как всё организовал. Двоих фраеров на "мыло", а сам ни приделах.

- Дак о председателе вашем. О ком же ещё?

- Но его же оправдали! Он нам в камере божился, что не виноватый. Просил пожалеть деток, у него их четверо: три девки и пацанёнок. Говорит, мол, не выдавайте, что у него второй ключ от сейфа был. Мы и промолчали.

- Я и говорю, что башковитый мужик. Тёртый калач. А то, что "мусорам" не сдали, то правильно. Болтливые долго не живут. Ты это запомни...

С того дня Червонец стал опекать деревенского фраерка. Благодаря покровительству Червонца, Дмитрий быстро освоил лагерную премудрость. Через полгода он неплохо ориентировался в уголовной иерархии, занял в ней своё место и получил кликуху "Филин".

То была отдельная история, заслуживающая особого упоминания.

Когда Дима Цыганков "отсидел" пятый месяц, в лагере появился некий Саша Могила, известный как отъявленный беспредельщик. Во время разбойных нападений, чем промышлял на воле Саша, он резал всех - вплоть до младенцев, которые, понятно, показать "мусорам" на него при всём желании не смогли бы.

Скоро по лагерю поползли слухи, что Саша сколачивает банду для того, чтобы скинуть пахана. Удивительным было то, что после устраиваемых иногда потасовок, Саша оставался как бы ни при чём. Всех в карцер кидают, а Сашу вертухаи будто и не замечают. Однажды пахан вызвал Сашу на разбор. И тот без обиняков заявил, что время Никифора кончилось. Пора, мол, старому на покой...

Подобное заявление сравнимо разве с тем, если бы к Сталину пришёл Лаврентий Берия и напрямик заявил: "Хватит, Коба, покомандовал. Теперь я повождюю". Но Лаврентий Павлович был мужиком умным, а Саша нет. Всем в лагере стало ясно, что ночью, последующей за "сходняком", произойдёт развязка.

Саша Могила был молодым и сильным. Никифор старым и больным вора (Вора - так называли себя воры "в законе" - прим. автора) За Сашей стояли молодые фраера из земляков и бандитов, которым был обещан свой кус после "разборов". За Никифором стоял остальной блатной мир. Его сторону принял и Дмитрий.

"Варфоломеевская" ночь выдалась на редкость безлунной. Чернильные тучи с вечера затянули небо сплошным покрывалом, и после "отбоя" на улице было темно, хоть глаз выколи. Лагерь замер в напряжённой тишине. Казалось, даже псы примолкли.

Никифор в два часа после полуночи вышел из барака в окружении урок и двинулся к Саше Могиле. Дмитрий, поддаваясь общему возбуждению, чувствовал, что страх куда-то уходит, оставляя место бойцовому азарту. Так же на воле, в той другой и такой далёкой жизни, он ходил с односельчанами махаться с пацанами и мужиками из соседней деревни.

Он с необъяснимой гордостью шагал рядом с Червонцем и другими бывалыми в двух-трёх шагах позади пахана. Впереди замаячили люди Саши, и лица зеков обрели жуткую маску, расписанную грубыми мазками беспощадности, страха и смерти. Никифор махнул рукой, и толпа бросилась на стаю Саши. Дрались остервенело и жестоко. В ход шли не только кулаки, но ножи и пики. В полной ужаса тишине хрустели кости, слышались сдавленный мат и предсмертные крики.

Дмитрий с расширившимися зрачками молотил руками и ногами Сашиных фраеров, когда вдруг боковым зрением увидел крадущийся к Никифору тёмный силуэт, оказавшийся, как выяснилось чуть позже, Сашей Могилой. Отбив удар, Дмитрий истошно закричал:

- Никифор, сзади!

Никифор с разворота маханул тесаком, перерубив Саше горло. Тот, пустив фонтан крови, с хрипом рухнул у ног пахана и забился в агонии. Тотчас битва прекратилась, и тяжело дышавшие зеки молча уставились на конвульсии несостоявшегося пахана.

Никифор подозвал Дмитрия, потрепал отрастающий на голове "ёжик".

- Глазастый, - усмехнулся он. - Как филин. Кликуха есть?

- Ну, быть тебе Филином, - объявил Никифор.

Вот с тех пор Дмитрия иначе как Филином не звали. Жизнь Дмитрия после того случая изменилась в лучшую сторону. Хоть в авторитеты не вышел, но покровительство Никифора обеспечивало ему надёжную защиту.

Три года пролетели, конечно, не одним днём. Дмитрию тогда казалось, что всю жизнь просидел на "зоне". У ворот "земелю" встречал Червонец, откинувшийся за год до него. Уговорил погостить пару деньков у корешей в Питере. Мол, отъешься перед тем, как предстанешь перед матерью. Знал бы, чем закончится его "гостевание" - бежал бы, как чёрт от ладана. Кореша, матёрые уголовники, "случайно" узнав лёгкую руку молодого медвежатника, попросили вскрыть сейф в одном из магазинов.

- Дело плёвое, - говорили они. - Зато домой приедешь, как царь - в мехах и рыжевье.

Дмитрий сопротивлялся недолго, Червонец попросил помочь корешам.

Сейф он вскрыл меньше, чем за минуту. Подельники обеспечили настоящими воровскими отмычками. А таким "струментом" чего ж не работать? Потом был ещё один сейф, ещё "самый последний". И на одном таком "последнем" их взяли. Вернее, взяли Дмитрия и Червонца. Кореша вышли сухими.

- Ты только молчи, - шепнул Червонец, когда их вязали.

И он молчал. Молчал. Когда били, молчал, когда сулили выпустить, чтоб только сдал подельников. С пересыльной в лагерь он попал уже со славой честного бродяги. Малява пахану каким-то образом дошла быстрее этапа. Встретили их с Червонцем, как почётных колхозников в обкоме партии. Смотрящий лагеря Трофим, неприметный мужичок годков шестидесяти, пристроил в своей свите. Оказалось, что и от Никифора пришла "просьба" уважить его людей. Жилось Филину под Трофимом неплохо. Жаловаться не приходилось. Хавка, чифирь в любом количестве и в любое время. Только во второй раз дали ему не три года, а десять.

- Опять червонец, - смеялся после суда Червонец. - Моя цифирь теперь и твоя.

"А маляву брестскому смотрящему я так и не передал", - подумалось Дмитрию. За последние годы лагерные воспоминания ушли в глубины сознания, заполняя память новыми впечатлениями и знаниями.

И вот, поди ж ты, вспомнилось...

Зеки с хрустом валили вековые ели. Тайга наполнилась звуками ударов топоров, пения пил и мата "вертухаев". "Охотники" залегли в тридцати метрах от делянки и терпеливо ждали момента, когда кто-нибудь из зеков окажется вне поля зрения охранников.

- Дмитрий, помни условие, - предупредил Воронов. - Меняешься с политическим, а не с уголовником.

- Да понял я, начальник.

Разведчик Цыганков исчез, трансформировавшись в Филина. Так было нужно. Перевоплощение поможет Дмитрию гармонично слиться с заключёнными, не выдав себя каким-нибудь словом или жестом. Это "охотники" понимали и не мешали Дмитрию. От его действий зависел дальнейший успех операции, и помочь в данную минуту они могли лишь одним - захватом "кандидата" на освобождение.

Часа через три один из заключённых, худощавый парень, примерно одного с Дмитрием телосложения, стал выпрашивать у конвойного разрешения отправить в кустах "большую" нужду. На счастье солдат оказался незлобливым. Для острастки построжившись, он показал рукой на ближайшие кусты и на всё про всё дал две минуты. Этих минут хватило на многое. Огорошенного внезапным захватом зека Ковалёв приволок к группе "охотников". Филин в спешном порядке махнулся с "политикой" спецовкой и шмыгнул к месту отправления естественной надобности зека.

Поспешно выскочив из кустов, Филин присоединился к рубившим сучки зекам.

- Вы кто? - близоруко моргал раздетый освобождённый, разглядывая незнакомых людей, одетых в камуфлированную форму. - Вы кто?

- Успокойтесь, - тихо сказал Воронов. - Мы свои, товарищ. Одевайтесь. И не шумите.

Трясущимися руками, не веря в происходящее, заключённый натягивал одежду Дмитрия и с опаской поглядывал на разведчиков. А ну как пристрелят?

- Вы не бойтесь, - миролюбиво сказал Воронов и сухо улыбнулся. - Я понимаю, что вы опасаетесь провокации, но, поверьте, плохо мы вам не сделаем.

- Ага, как же, - впервые подал голос осмелевший зека. - Куда мне теперь?

- Ну... - Александр почесал затылок.

А в самом деле - куда? Ну вызволили они его из лагеря, а дальше? Отправить в тайгу? Это всё равно, что на смерть отправить. С другой стороны, они не няньки ему. Сам пусть решает, что с волей делать.

- У вас есть куда пойти? - спросил Воронов. - Ну то есть, вы знаете тех, кто мог бы вам помочь?

- Мама... Мама бы меня приютила, - робко улыбнулся зека. - Но она в Рязани. А как я туда? Без документов...

Воронов зло посмотрел на сгорбившегося мужчину.

- Послушайте, вы! Окажись я на вашем месте - рванул бы на фронт. А там бы уж доказал, что не враг своему народу. На любом пункте формирования сказал бы, что документы сгорели. Назвался бы под другой фамилией - вот вам и новая жизнь. А вы? Мама приютит. В обьщем, как знаете, но с нами нельзя, - жёстко сказал Воронов. - Не имеем права.

Зека погрустнел и опустил голову.

- Я понимаю, - сказал он. - Спасибо и за то, что вытащили. Только зачем ваш товарищ, меня подменил? Ведь я обычный зека. Бывший инженер, а не генерал.

- Считайте. Вам просто повезло, - всё ещё злясь, сказал Воронов. - Скажите, вы видели среди заключённых Деда? Такого старика с седой бородой. Скорее всего, он появился недавно.

- Так вы за ним? - оживился зека. - О! Это необыкновенный старик!

Дальше политзека поведал следующее.

Неделю назад по лагерю разнеслись слухи, что среди заключённых появился дед-колдун. Его обнаружили вертухаи утром на разводе. Обряженный в старинную русскую одежду дед с лопатистой бородой, будто сам Лев Толстой, перед изумлённой толпой заключённых и охранников рассказывал о страданиях России от гитлеровцев. Он совершенно свободно расхаживал перед строем и говорил то, за что в лагере сидела добрая половина. Опомнившиеся вертухаи повязали колдуна (так как никто не мог объяснить, как появился дед в лагере) и отволокли в карцер.

- Говорят, он там сидит до сих пор, - уважительно прошептал зека. - А вы что знаете кто он?

- Приходилось встречаться, - сказал Воронов. - Значит, в карцере...

Рабочий день подходил к концу. Подмену никто не заметил. Зеки работали не разгибаясь. Им некогда смотреть по сторонам. Пришёл зека, ушёл. Одним больше, одним меньше. Конвоирам тоже ниже пояса - лишь бы количество совпадало. А количество совпало.

Цыганков заранее опытным взглядом определил когорту политических и после команды "Закончить работу! Становись!" без задержки занял место в их строю. Уставшие зеки, распознав в Дмитрии уголовника, сперва недоумённо косились, перешёптывались. Но вскоре, потеряли к нему интерес, погрузившись в невесёлые размышления о своих судьбах, о справедливости и несправедливости и о многом таком, о чём на свободе не задумывались. Мало ли чего затесался уголовник в стройные ряды политических. Может, не поделил чего со своими.

Дмитрий зыркал по сторонам, выискивая тех, кто готов раззвонить всю информацию. Через две шеренги шёл человек, бубнивший под нос о несправедливости и Божьей каре. Солагерники, привыкшие к его нудному монологу, не обращали внимания и шагали молча, мечтая об одном - скорее бы добраться до столовой. Филин растолкал впереди идущих и зашагал рядом с "ненормальным".

- Слышь, ты деда видел? С бородой, как у Деда Мороза? - шёпотом спросил он.

Сквозь стёкла круглых очков на Цыганкова посмотрели внимательные карие глаза худощавого человека тридцати с небольшим лет.

- А вы кто? - спросил зека.

- Я? Филин. А ты?

- Алексей Николаевич. Богданов.

- Ага, понял, - сказал Дмитрий. - Так чё там про деда?

- А вы знаете, вы мне кажетесь не тем за кого себя выдаёте, - весело сказал Боровиков. - На первый взгляд может показаться, что вы вулгарис криминалис, то есть уголовник обыкновенный. Но вот ваш взгляд...

- Хорош баланду травить, - грубо одёрнул его Цыганков, и Богданов непроизвольно втянул плечи.

- Простите. Мне показалось...

- Кажется - креститься надо! - наставительно сказал Цыганков. - Ты мне про деда скажи.

- Вы имеете ввиду того человека, что с бородой?

- Это мессия! Я узнал его! - воскликнул "ненормальный".

- Тихо, Алёша! - шикнули на него с другого бока. - Что вы к нему пристали, товарищ? Разве не видите, что он не в себе?

- Да мне по херу, где он: в себе или вышел куда! Пусть мне про Деда расскажет!

- Это мессия. Я узнал его, - продолжал бубнить Богданов. - Да, да... Я знал, знал, что он явится. Ибо я верил! Он нас спасёт. Я знаю.

Цыганков быстро поменялся с сумасшедшим местами и дёрнул за рукав вмешавшегося в разговор "заступника".

- Слышь, мужик. Где находится Дед?

- А вы собственно кто такой, чтобы я отвечал? - окрысился рябой мужчина с большими залысинами. "Профессор" - сразу окрестил его Дмитрий.

- Ты, Профессор, не зарывайся, - посоветовал Цыганков.

- Мы разве вами знакомы? Может быть, пили на брудершафт?

- Ты меня не выводи. Сказывай, где Дед!

Профессор шёл какое-то время молча, решая опускаться ли ему до разговора с уголовником или оставить того без внимания. Уголовник терпеливо ждал, лишь изредка бросал косые взгляды и сердито сопел.

- Я думаю, он в карцере, - сказал Профессор. - Вертухаи его сразу повязали и отволокли к начальнику.

- А карцер где находится?

- А вы кто? Откуда вы?

Сквозь профессорский подозрительный прищур сквозило банальное любопытство. Дмитрию даже показалось, что он ощутил нетерпеливый зуд от прикосновения к тайне, охвативший Профессора.

- Меньше знаешь - крепче спишь! - изрёк Дмитрий. - Так где карцер?

- Между вторым и четвёртым бараком. В землянке.

- Где? - удивился Цыганков.

- Вы "новенький", - понимающе кивнул Профессор. - Да, карцер в землянке. Но, прошу заметить, землянка сия не обыкновенная. Стены её и потолок бетонированы. Впрочем, как и пол. Вы спросите зачем? Так я вам скажу - для издевательств над заключёнными. Товарищ Павлов, вернувшись оттуда едва живым, рассказывал страшные вещи.

Профессор выжидал паузу, надеясь вызвать у "новенького" интерес и поощрение вопросами к дальнейшему рассказу. Но, казалось, что странного уголовника уже ничего не интересовало. Он шёл с опущенной головой, глубоко погружённый в мысли.

- Так вот, - кашлянул Профессор. Ему уже самому хотелось рассказывать. - Стены карцера, потолок и пол, как я сказал, выполнены из бетона. В потолке устроен люк, через который сбрасывают и достают заключённых и тигров...

- Каких тигров? - встрепенулся Дмитрий.

- Мне казалось вы не слушаете, - улыбнулся Профессор. - О тиграх я пошутил.

- Ага, понятно. Ну давай, трави свою байку дальше.

- Через люк, как я уже говорил, сбрасывают и вытаскивают заключённых и...

- Тигров, - хмыкнул бывший уголовник.

- И скудную пищу. В основном воду и горбушку хлеба. Это, если повезёт. Бывает, что вовсе оставляют без еды.

- Ну и что тут страшного? - хмыкнул Цыганков. - Тоже мне страхи.

- Вы, молодой человек, не торопитесь, - учительским тоном урезонил профессор. - Страшно, конечно, не то, что оставляют без еды. Страшно то, что зека сам может стать едой!

- Не понял. Как это?

Профессор, оставшись довольным произведённым на уголовника эффектом, поджал губы. Несколько метров они шли молча. Слышался только лай овчарок. Да и тот был каким-то ленивым, так - по долгу службы. Устали не только зеки, но и вертухаи с собаками.

- Иногда, для развлечения в карцер к заключённому сбрасывают крыс или какого-нибудь зверя. Не тигра, конечно, но барсука или, например, лисицу. Голодные и обозлённые звери набрасываются на ослабленного зека и, бывает, что загрызают насмерть.

Цыганков не знал, верить Профессору или нет. Но вспомнил, что во время его пребывания в одном из лагерей Омска был у них один вертухай в звании сержанта и по фамилии Кощеев. Кличка у него была соответствующей - Кощей или уважительно Кощей Бессмертный. В отличие от сказочного персонажа их Кощей был упитанным и здоровым мужиком с пудовыми кулаками, широченными плечами и шеей быка. Одним ударом он выгонял дух из тела зека. Поэтому попасться под горячую руку Кощею было равносильно смертному приговору.

Однажды, изнывающий от скуки Кощей выхватил из толпы зеков одного несчастного и принялся натаскивать на нём огромную восточноевропейскую овчарку. В первый раз на зека он надел ватник, который от старости при малейшем усилии расползался по швам. Собака сорвала гнилую одёжину с жертвы на втором броске и в следующий раз уже рвала робу вместе с плотью орущего благим матом зека. Тогда собаку оттащили сами конвоиры. Растерзанного мужчину доставили в санчасть, и он остался живым.

В скором времени по лагерю поползли слухи, что Кощей, заступая на службу, устраивал "собачьи" бои. Одной "собакой" была собака, второй - проштрафившийся зека. Преследуя справедливость, Кощей для бойцов оставлял одинаковое оружие - зубы и конечности. Единственным превосходством "первой собаки" было лучшее питание. Но здесь Кощей только беспомощно разводил руками и, жутко улыбаясь, говорил: "Ты ж человек - Царь природы! А это всего лишь простая псина".

Многих загубил этот упырь в форме. Не только "врагов народа", но и блатных. И те, и другие его боялись и ненавидели. Уж сколько раз урки пытались убить мразь, но тот каждый раз оказывался неуязвимым. Во истину бессмертный! Почему Бог берёг Кощеева, для какой такой непостижимой цели - для всех оставалось загадкой. Последним, кого загубил Кощей, был Червонец. Предсмертный крик кореша и воровского наставника поднимал дыбом зековские волосики. Те, кто закапывал Червонца, рассказывали, что тело было обглодано до костей.

Настоящим праздником для лагеря был день, когда Кощея перевели на другую зону. С облегчением вздохнули все: и зеки, и вертухаи, во главе с комендантом лагеря.

- Мне такие развлечения знакомы, - сказал Цыганков и смачно харкнул под ноги. - Барсуки и лисы херня. Лишь бы не медведи.

- Ну от этого Бог миловал, - сказал Профессор и перекрестился.

Впереди показалась лагерная вышка, и гомон, витавший над колонной, как-то сам собою растворился в шарканье сотни стоптанных сапог.

Ворота лагеря Дмитрий пересекал, заметно волнуясь. Не потому, что боялся шмона на входе в лагерь, хотя мандраж был, когда вертухай привычно ощупывал одежду. Потряхивало его потому, что кошмар, иногда преследовавший его по ночам, казалось, воплотился в явь. Он уже видел во сне эти ворота с колючей проволокой, вышку, что только что миновали, псов, рвущихся к колонне зеков. Филину стало страшно. Он помнил, что в том сне погибал мучительной смертью. Каждый раз он вскакивал с криком и тем спасался от "смерти". А как проснуться на яву?

Зеков выстроили на "пятачке" размером метров сорок на тридцать. У противоположной, по отношению к переминавшимся заключённым, стороны располагалось сооружение, служившее для лагерного начальства трибуной. В этот раз она пустовала.

Зеки смотрели под ноги, чтобы неожиданным встречным взглядом не вызвать у вертухая нездоровый интерес и, главное, его последствия. Никто не разговаривал, только слышалось сдержанное покашливание больных и невнятное бормотание ненормального Богданова. Он продолжал свой монолог о мессии.

- А ну подровнялись, черти полосатые! - весело выкрикнул молоденький сержант. Видно из "новеньких", ещё не накомандовался и не огрубел, как старшие товарищи.

Строй неохотно зашевелился, изображая "подравнивание".

- Равняйсь! Смирна-а! Бригадирам провести проверку заключённых, доложить!

Из строя вышли "бугры" и стали громко выкрикивать фамилии:

Звучавшие по всему фронту строя фамилии, сливались в общий гомон, но отклик "Я" выстреливал чётко, дробя гул почти на равные доли.

- Новопольцев!

- Новопольцев! Где Новопольцев?

Дмитрий дёрнулся, как от ожёгшего спину кнута. Ведь он не узнал фамилию освобождённого зека!

- Новопольцев, твою мать!

- Я! - выкрикнул Дмитрий, бледнея.

- Где? - орал "бугор", высматривая в строю нерадивого зека.

- Я! - потряс поднятой рукой Дмитрий. - Простите, задумался!

- Я тебе, мать твою, задумаюсь в следующий раз! Интеллигенция сраная, - пригрозил бригадир и продолжил проверку.

На Дмитрия с недоумением посматривали уже не только Профессор и Богданов, но и остальные. Шушуканье вокруг самозванца могло привлечь внимание вертухаев, и Цыганков ощутимо нервничал.

- Вы же не Новопольцев, - выразил общее сомнение Профессор. - Я Новопольцева знаю хорошо. Мы с ним из одного отряда.

- Заткни пасть, - тихо прорычал Дмитрий. - Знаешь и помалкивай, если хочешь жить.

- Вы не думайте, - поспешил успокоить Профессор. - Мне просто любопытно, куда подевался настоящий Новопольцев. И откуда вы взялись?

- Да закрой же ты рот, сука, - зашипел Цыганков, легонько стукнув любопытного зека по печени.

Профессор ойкнул и сморщил от боли лицо.

- Я предупреждал.

Бригадиры по очереди докладывали сержанту о наличии заключённых и возвращались в строй. С "плаца" заключённых повели в столовую, в которой вместо окон зияли дыры. Кислый запах стряпни местных поваров ударял в нос ещё метров за пятьдесят до "камбуза". Из колонны по три зеки бегом залетали в помещение и сразу рассаживались за длинным столом, где уже стояли металлические миски с варевом.

Несмотря на ощущение голода, есть Дмитрию расхотелось. Он честно попытался пропихнуть в себя баланду, но из-за подступившей к горлу тошноты, едва сдержался, чтобы не разбавить лагерную похлёбку лосятиной употреблённой накануне.

- Вы не будете? - деловито поинтересовался Профессор, сидевший рядом, и протянул руку к миске Дмитрия.

Цыганков с отвращением отодвинул миску и, закинув в рот пайку хлеба, лениво жевал и со снисхождением наблюдал, как его баланду делила "политика". Каждому за столом досталось по паре ложек. На самозванца поглядывали уже не настороженно, но всё еще с интересом. Дмитрий ощутил необъяснимую гордость за такой интерес к своей персоне и слегка приосанился. Он почувствовал своё превосходство, будто был лагерным паханом. Да что там лагерным - всего ГУЛАГа!

Дмитрий скользил взглядом по измождённым лицам "врагов народа", торопливо жевавших "отраву", и неожиданно поймал себя на жалости к этим людям. Ещё три года назад, когда "законно" топтал зону по уголовной статье, он свято верил, что среди "политики" большая часть врагов. Остальные их родственники. С тех пор много воды утекло. Видел он настоящих врагов. У этих с ними общего не было ничего. Может, Профессор когда-то был самым настоящим профессором. Учил студентов или что-то изобретал. Теперь он валит лес, ест баланду, как самое изысканное блюдо в "Метрополе". Это что чья-то чудовищная ошибка? Или... "Или" быть не может. Ведь тогда жить страшно.

Вечером, когда зеков загнали в бараки, профессор показал Дмитрию нары Новопольцева. Цыганков улёгся на шконку и заложил руки за голову. "Вот и опять я на нарах", - невесело усмехнулся он.

- Эй, корешок, откель такой красивый нарисовался?

Дмитрий скосил взгляд и увидел типичную лагерную "шестёрку". Худощавый зека с мелкими чертами лица, делавшими его похожим на куницу, с наглой пренебрежительностью рассматривал новичка. Цыганков отвернулся, не удостоив фраера ответом. Естественно такое поведение неизвестного зека задело "шестёрку".

- Ты чё, баклан, не понял что с тобой люди разговаривают? - взвился зек, бросаясь на Цыганкова.

Дмитрий, не меняя позы, резко выбросил руку, и "шестёрка" схватился за нос. Сквозь пальцы хлынула густая тёмная кровь.

- У-ууу, - громко завыл зека. - Су-ука, нос слома-аал.

В бараке повисла тишина. Политические непроизвольно отступили от места драки.

- Так кто ж такой борзый нас посетил? - услышал Дмитрий сбоку.

Лениво глянул. Рослый уголовник, явный авторитет, испещрённый наколками на всех положенных местах, недобро рассматривал наглеца, рискнувшего обидеть блатного.

Дмитрий спустил с нар ноги и сел.

- Филин. А ты кто - назовись.

Авторитетный уголовник прищурился, раздумывая, но в конце-концов представился:

- Яша Таганрогский.

О Яше Филин слышал. Яша Цыган или Яша Таганрогский слыл бедовым парнем - налётчиком, мочивших всех, кто становился вольным или невольным свидетелем его "работы". Потому он не бывал частым гостем на "зоне".

- Значит, всё-таки укатали Сивку волки позорные? - сказал Дмитрий. - Слышал о тебе.

- Кого из блатных знаешь? - спросил Яша, заметно смягчав.

- Никифора, Червонца, Трофима...

- Трофима? Откуда знаешь его?

- Чалились вместе в Омском...

- Ну, порядок, - осклабился Яша полным рыжевья ртом.

"Надо же не выбили вертухаи", - удивился Цыганков, пожимая Яшину руку на особый манер.

- Ну пошли к нам, бродяга, - сказал Яша. - Чё тебе с этими париться? Чифирьнём малёха.

- Благодарствую за приглашение.

Яша оттолкнул "шестёрку, всё ещё державшегося за окровавленный нос, и Дмитрий проследовал за широкой фигурой уркагана.

Блатные занимали в бараке лучшие места. Хоть их было всего процентов десять от общего числа заключённых, но "верх" держали они. Администрация лагеря специально подселяла к политическим уголовников с тем, чтобы через них управлять наиболее опасным контингентом заключённых. Среди "гнилой" интеллигенции попадались весьма опасные и предприимчивые умники, особенно осуждённые военные.

- Располагайся, Филин, - почти радушно сказал Яша, широким взмахом указав на шконки, занятые такими же расписными уголовниками, как и он.

Филин поздоровался и сел на свободное место. Ему предложили алюминиевую кружку с обжигающим чифирем - он не отказался.

- Благодарствую.

Уголовники выжидательно смотрели как он отхлёбывал питьё.

- Ну так откуда ты объявился, Филин? - спросил Яша, прищурившись. - Этапа, вроде как не было?

- Не было, - подтвердили блатные.

Дмитрий обвёл взглядом уголовников. Поставил на табурет кружку.

- Пришёл вызволить человека, - сказал он.

- Что за человек?

- Про Деда слыхали?

- Это про какого?

- Того, что в карцере парится, - пояснил Цыганков.

- Не понял, Филин, - мотнул угловатой башкой Яша. - Ты-то с какого припёку к нему. Он же "политика".

- "Политика". Ты чего, правда, не слыхал о Деде? - недоверчиво переспросил Дмитрий и удивлённо покачал головой, когда увидел отрицательный жест. - М-да... Хотя не удивительно...

- Ты не тяни. Кто такой Дед?

Дмитрий, быстро соображая, какую бы легенду выдать, неспешно взял кружку и отхлебнул.

- Дед - легенда царской "уголовки". Когда нас ещё не было на свете, он уже щёлкал сейфы, что твои семечки. Меня, в своё время, с ним познакомил Червонец. А его Ильюша Шпаренный. Слыхал о таком?

- Да вроде, - неопределённо пожал плечами Яша.

- Вроде. Таких, как Ильюша знать надо. Это один из самых высококлассных межвежатников в России. Так вот этого Ильюшу мастерству обучал некто иной, как кто?

- Дед? - догадался Яша.

- Точняк! - радостно подтвердил Цыганков. - Вот и я сподобился быть его учеником.

- Так ты медвежатник? - уважительно поинтересовался Яша.

- Ну да, - Цыганков отхлебнул чифирь.

- Слушай, а Дед-то как здесь оказался? - после раздумья, спросил Яша.

- Да, блажь всё старческая, - отмахнулся Дмитрий. - На старости лет чудить стал. Чуть ли не Богом себя считает.

- А-а-а, то-то я думаю, чего он какую-то туфту гнал про природу, - обрадовался Яша, обретя логичное объяснение нелогичному поступку такого авторитета, как Дед.

- Ну! А я о чём говорю, - кивнул Дмитрий. - Короче, мне надо его отсюда вытащить.

- А на кой тебе этот старый пень?

- У больших людей дело к нему есть, - важно сказал Цыганков.

- Яша, - Дмитрий предосудительно поцокал языком.

- Ну да, понимаю, - опечалился урка, но вскорости оживился и даже хлопнул Филина по плечу. - Слушай, Филин, так давай может вместе рванём? Смотри у меня какие хлопцы - как на подбор! Освободим Деда и рванём!

- Подумать надо.

- Думай. Только не тяни.

Никто не обратил внимания как худощавая фигурка одного из заключённых, стараясь быть незамеченной, прокралась к двери и тихо выскользнула наружу. Человек метнулся к одному из костров, из-за отсутствия электричества специально разжигавшихся в тёмное время суток хоть для какого-то освещения территории лагеря. В отсвете пламени он, послюнявив обломок карандаша, быстро начеркал на обрывке листа несколько слов и оставил записку в условленном с кем-то месте: под комлем третьего снизу бревна, уложенного в штабеле. Заключённый посмотрел по сторонам, убедился, что остался незамеченным и вернулся в барак.

Тем временем Филин, развалившись на шконке, рассказывал о воле. Затронув тему войны, привлёк внимание некоторых политических. Одним из них был человек мужественного вида. Его голубые глаза смотрели на балагурившего зека с презрением. Можно себе представить какие чувства обуревали этим человеком, слушавшим разглагольствования урки о мощи немецкой армии и слабости Красной армии.

- Что ты врёшь?! - наконец, не выдержал заключённый, сжав кулаки.

- Закрой пасть, Генерал! - рыкнул Яша.

- Вы, уголовники, только и ждёте, чтобы немец за вами пришёл, - не унимался Генерал. - В зад его готовы целовать. И будете целовать, если в лапы ему попадёте!

- Я сказал заглохни! - Яша вскочил со шконки, а за ним и другие уголовники.

За генералом тут же выросли фигуры крепких зеков из политических. Похоже, такие же, как и Генерал, бывшие военные.

Ситуация, не успев накалиться до предела, разрядилась неожиданным вмешательством.

- Та-ак! - донесся из-за спин "войска" Генерала басок, заставивший всех вздрогнуть. - Это кто ж у нас такой шумный? А-ну покажись!

Заключённые, хмуро потупившись, расступались перед надвигающимся танком охранником и расходились по своим местам, чтоб, не дай Бог, не попасться ему под горячую руку.

"Начальник караула!" - смятенным шёпотом разнеслось по бараку.

Сердце Цыганкова тревожно ёкнуло, когда он услышал и чуть позже увидел старшину. Перед ним стоял вечно живой Кощей. За те годы, что они не виделись, Кощеев сильно раздобрел. Казалось, что только ремень сдерживает от разрыва необъятное пузо.

- Хо-хо-хо! Какие люди! Фи-илин! - радостно воскликнул старшина. Память на клички и лица у него была всегда отменная. - Ты что же в политблоке делаешь, родимый? Никак врагом народа стал, а? Э, подожди-ка! - На лбу Кощея собрались толстые складки, но на мыслителя он всё равно похожим не стал. - Я что-то не помню, чтоб твоё погоняло фигурировало в нашей картотеке. Да и рыла твоего здесь не было. А ну!

Кощеев вплотную подошёл к сидевшему на нарах Цыганкову, выглядевшему невозмутимым. Сохранение равнодушного вида давалось Дмитрию с трудом.

- Так откуда ты взялся здесь? Давай, колись, падло! Не то... Ты меня знаешь!

- Да знаю, Кощей, знаю... Не скажу, что рад тебя видеть. Но замечу, что говна в тебе прибавилось пуда четыре...

Сильная оплеуха свалила Цыганкова на нары. Сграбастав его, Кощеев швырнул легковесного Дмитрия на пол и принялся избивать ногами. Отвыкнув от такого обращения, Цыганков, с ловкостью циркача, вскочил на ноги и нанёс два коротких, но мощных удара в область сердца и в кадык. Уроки Деда не пропали даром. Старшина на миг замер. Бардовый цвет лица сменился бледно-жёлтым. Глаза Кощеева удивлённо хлопали ресницами ещё секунды три-четыре, потом огромная туша рухнула к ногам разведчика.

Опешившие зеки, заворожёно смотрели на поверженного Кощеева.

- Ты чё... вертухая замочил? - спросил Яша.

- Нет, - зло сказал Цыганков. - Через полчаса оклемается сука. - "А Коваль бы убил, - пришло на ум Дмитрию.

- Зря ты его так, - покачал головой урка. - Эта сука теперь тебя замочит, бля буду. Лучше кончи его сейчас.

- Если я его мочкану здесь - хреново всему бараку будет. Нет уж. Я потом с ним рассчитаюсь. - Руки Дмитрия немного подрагивали, и он сунул их в карманы.

Зеки нашли, что лучше разойтись по своим местам и сделать вид, что они ничего не видели. Такая предусмотрительность никого не спасла. Когда очнувшийся Кащей, кряхтя, выполз из барака и через три минуты ворвались "цирики" с винтовками - огребли на пряники все без исключения. Больше всех досталось, конечно, Филину-Цыганкову.

Разлепив веки, он понял, что умер. Перед глазами лучился любовью и добротой лик Божий.

- Ну как ты, Дима? - спросил Господь.

- Думал на том свете боли нет, - надтреснутым голосом ответил Дмитрий.

- На том. Может, и нет, а на этом вдоволь! - улыбнулся Данила Романович.

Конечно, это был он. Дмитрий уже понял, что никакой это не Бог, а всего лишь Дед - чёрт бы его побрал!

- Тогда хенде хох. Мы вас нашли, - сказал Дмитрий, с трудом сглатывая слюну. Башка трещала неимоверно.

Данила Романович усмехнулся.

- Молодец, Дима. Не растерял дух. Когда открылся люк, - сказал, поглаживая спёкшиеся в крови волосы, Дед, - я подумал, что сбросили мешок с дерьмом. А оказалось, что это всего лишь наш "охотник" Митя Цыганков. Я уж подумал убили тебя здешние костоломы. Едва дышал ты.

- Не ругайся, - мягко построжился наставник. - Но, по сути, сказано правильно.

- Сколько я здесь?

- Часа четыре. Я немного сбился во времени. Сижу тут в полумраке уже дней восемь. Да, круто ребятки работают, - покачал головой Данила Романович. - Ну это ничего. Хорошая школа и закалка для нас будет. У немцев, поди, не лучше...

Данила Романович гадал, открыться ли начальнику лагеря сейчас или повременить - посмотреть смогут ли его "охотники" сами вытащить его и Дмитрия из лагеря. В исподнем белье Деда зашит шёлковый лоскуток, на котором напечатано, что предъявитель этого документа, Толстой Данила Романович, выполняет особое поручение Верховного главнокомандующего и обязывает все государственные, военные и партийные органы оказывать содействие. С таким документом Данила Романович мог жить у коменданта дома и гонять чаи в ожидании группы "охотников". Это был бы наиболее лёгкий и, скорее всего, наиболее правильный путь. Лёгких путей Дед не любил и не искал. Тем более, он знал, какое задание ожидает группу после экзамена на выживание.

- Да, это хорошая для нас школа, - вслух продолжил мысль Данила Романович. - Как себя чувствуешь? Болит?

Дмитрий попытался приподняться на локтях, но со стоном повалился на пол. "И, правда, бетонный", - отметил он, больно стукнувшись затылком.

- Так, Дима, сейчас мы с тобой немного полечимся, - объявил Данила Романович, сжимая и разжимая пальцы. - Лежи спокойно и думай о чём-то приятном. Можешь глаза закрыть... Барышня у тебя есть?

- Была когда-то, - ответил Дмитрий, ощущая накатывающееся волнами тепло и покалывание в теле.

- Куда же подевалась?

- Замуж вышла Ганка. Ещё когда я первый раз сел. Да я и не виню её. Понятное дело, зачем молодой бабе муж из зеков. Правда, одно письмо написала. Сообщила, что за кореша моего, Ваньку Громова, замуж выскочила. Мать потом писала, что живут хорошо. Сына родила... А ведь это мог быть и мой сын, если б...

Дмитрий не заметно для себя уснул глубоким оздоравливающим сном. И снились ему тёплые материнские руки, молоко в глиняном кувшине и дворовый пёс, по кличке Жук. Лохматая псина, ласкаясь, лизала его в губы и нос.

- Ой! - вскрикнул Дмитрий, очнувшись.

Над ухом предостерегающе рыкнули.

- Тихо, не пугайся, - услышал он голос Деда. - Это Волчок.

- Какой ещё Волчок?

- А наш с тобой товарищ по несчастью. Мне недавно волка сбросили. Наверное, хотели повеселиться, глядя на кровавую схватку. А мы взяли, да и подружились. Правда, Волчок? Ну, иди сюда. Испугался? Не бойся, это Митрий, наш друг, - тихо ворковал Дед, и Цыганков слышал довольное повизгивание зверя. Вот так расклад!

- Ну, как чувствуешь себя?

Дмитрий осторожно сел. Поднял поочерёдно руки, легонько покрутил головой - никаких болевых ощущений!

- Как заново родился! - воскликнул Дмитрий. - Вы колдун?

Данила Романович рассмеялся.

- Я старый охотник, Дима. И кое-что знаю из мудрости матушки природы. А колдуны в сказках. Человек. Дима, может многое. Надо всего лишь быть внимательным к природе, подмечать явления и учиться у всего живого.

"Ну завёл старую шарманку, - улыбнулся Дмитрий. - Теперь не остановить".

Ему представилось, что Данила Романович его родной дед, и сейчас он неторопливо рассказывает внуку старинные байки: добрые и светлые.

Своих-то дедов Дмитрий не помнит. Мать говорила, что её отец умер лет за десять до рождения Дмитрия, а батин - в 15-м погиб на германском фронте. Отца он помнит больше по запаху, чем по облику. Пахло от него потом и хлебом. И ещё, кажется, табаком. Отец пропал без вести на той же империалистической. Кто говорил погиб, кто в плен попал. По крайней мере, похоронки на него не было. Может, живёт сейчас в Германии и служит у немцев. Хотя, это вряд ли. Не станет его отец немцам прислуживать. Не такой он, Дмитрий в этом уверен. Под негромкий убаюкивающий голос наставника Цыганков снова начал засыпать. На душе его стало удивительно спокойно, по-домашнему, и сон мягко прибрал Дмитрия в свои сказочные владения.

Воронов и сотоварищи обеспокоено ждали сигнала от Цыганкова. Утром он должен был выйти на работу. Колонна заключённых, как и вчера, равнодушно прошествовала мимо затаившихся в десяти метрах "охотников" и Новопольцева. Дмитрия в колонне не оказалось.

- С ним что-то случилось, - предположил Горчаков, когда зеки отдалились.

- С ним всегда "что-то" случается, - буркнул Ковалёв.

Воронов перевернулся на спину. Влажный утренний воздух пьянил лесными ароматами. Прогуляться бы с корзиной - сколько грибов и ягод можно собрать в такой глуши!

- Нужно действовать, - сказал он. - Возможно, его раскрыли. Возможно ещё много чего. Но то, что он и дед находятся в опасности, по-моему, сомнений не вызывает. Вы согласны?

Разведчики согласились.

- Наверное, вашего товарища кто-то застучал вертухаям, - робко подал голос Новопольцев. - У нас это сплошь и рядом. И, главное, никак не можем понять, кто стучит. Вроде бы все товарищи проверенные, ни на кого не подумаешь.

- Давить таких надо, - зло вымолвил Ковалёв.

- Так знать бы кого - удавили бы, - вздохнул Новопольцев.

Отсутствие Цыганкова в колонне несколько выбило "охотников" из колеи. Почему-то они были уверены, что он обязательно вернётся. С чего бы такая уверенность? Ведь знали, что Дмитрий сильно рисковал, претворяя в жизнь свой план. Значит случилось...

- Будем действовать самостоятельно, - повторил Воронов. - Есть у кого свежие мысли? Сергей Палыч?

- Пока затрудняюсь сказать что-то определённое. Все наши планы Дмитрий обосновано "зарубил". А другие мы не обдумывали... Пока ещё.

- Ну так давайте обдумывать! - с раздражением сказал Воронов.

Раздражение он испытывал в первую очередь к своей неспособности придумать слёту что-то гениально простое. Чтобы - раз! - и всё само собой осуществилось. Нелегко вызволить товарищей с хорошо охраняемого лагеря, имея лишь ножи и карабин без патронов.

Взгляд Воронова прошёлся по нахохлившимся разведчикам и упёрся в отдельно сидевшего Новопольцева. Что-то неясное мелькнуло в мозге, и командир группы напрягся, пытаясь уловить идею. Новопольцев... Новопольцев...

- Есть! - воскликнул Воронов. - Кажется, у нас есть возможность проникнуть на территорию лагеря.

- Ну-ну, - оживились разведчики.

- Может быть, это и не самая лучшая идея, но... другого пути я не вижу, - сказал Воронов и посмотрел на Новопольцева. - Нужна ваша помощь, товарищ.

- Пожалуйста, только чем я вам могу помочь?

- Вы должны вернуться в лагерь.

Новопольцев непроизвольно икнул и вытаращил глаза.

- Как же так? Вы же меня освободили. А теперь... Я не хочу обратно! - воспротивился зека.

- Подождите, - поднял руку Воронов. - Сначала выслушайте...

Допрос Цыганкова продолжался третий час. Ночью его вытащили из карцера и привели к коменданту лагеря.

Кабинет мебелью не изобиловал: канцелярский шкаф, массивный стол коменданта, второй поменьше для писаря, четыре стула, один из которых прибит к деревянному полу. На подоконнике горшок с растением, похожим на обыкновенный папоротник. Возле стола неподъёмный сейф времён царя Гороха. "Плёвый замочек", - со снисхождением машинально оценил Дмитрий.

Комендант, лысеющий майор с толстыми влажными губами и глазами навыкате, по-хозяйски восседал за своим столом. Рядом на стуле вальяжно устроился Кощеев. На столе и в правом дальнем от входа углу светили керосиновые семилинейные лампы. Цыганков со связанными за спиной руками стоял посреди комнаты. Он не тратил силы на разговор с начальниками. Стоял и незаметно для них ослаблял узлы на руках.

- Так что, Филин, колоться будем? - спросил комендант. - Как ты появился в лагере? Где Новопольцев? Ну!

- Тебе что, рожа уголовная, вопрос товарища коменданта не ясен? - недобро блеснул глазами Кощеев. - Может тебе помочь? Отвечать!

- Кощей, ты чё так орёшь? Как свинья недорезанная.

Старшина вскочил и наотмашь ударил Цыганкова в ухо. Дмитрию показалось, что в голове ударил набатный колокол. Он тряхнул башкой, но звон не проходил.

Перед глазами маячило гневное лицо Кощеева. Его рот издавал какие-то звуки, но из-за не проходящего звона разобрать слова было невозможно. Да и чего нового он там мог сказать? Какой нибудь вертухайский бред вперемежку с угрозами.

Тело ныло от побоев, ноги устали от многочасового стояния. Знал он все эти "мусорские приёмы" по развязыванию зековских языков. Знал, но устоять всё же трудно. Если бы не "дедовская" закалка - хрен бы устоял. Выложил бы всё что знал и кое-что от себя добавил. Дмитрий видел, что Кощеев недоумевает неожиданной стойкости хлипкого когда-то Филина. Ломает, небось, дурень голову: не подменили ли Филина. Может, это вовсе и не "его" Филин, а другой, похожий на того?

- Странный ты человек, - заметил комендант. - Ты же знаком с нашей системой. Знаешь, что всё равно сломаем тебя, как сухую ветку: с треском. Хотя, признаю - держишься ты похвально. Но насколько тебя ещё хватит, а Филин? Ну прикинь ты своей тупой башкой. Час, ну, может, два и ты нам всё расскажешь. Ведь так? Или ты предпочитаешь умереть героем? - комендант рассмеялся. - Цыганков, дураком ты мне не кажешься, как некоторые, - майор покосился на Кощеева, которого аж перекосило от злобы на зека. - Ради чего или кого ты собрались умирать? Ты ж не большевик, чтоб за "правду" страдать? На хрена тебе это нужно, а?

"Сейчас папироску предложит", - предположил Цыганков и оказался прав. Комендант, кряхтя, вышел из-за стола и достал портсигар.

- Угощайся, Цыганков, - протянул он раскрытый портсигар и споткнулся о насмешливый взгляд Дмитрия. - Ах да, у тебя же руки связаны. Ну развязывать я повременю. Говорят, ты самого Кощеева в нокаут отправил. - Старшина скрипнул зубами и налился краской. - Поэтому, я тебе сам подкурю. Ничего, что я на "ты"? Привычка, сам понимаешь.

Дмитрий сжал зубами папиросу и глубоко затянулся.

- Благодарствуйте, начальник, - кивнул он. Дмитрий решил подыграть коменданту. Сыграть с ним в "дурака". - Я не в обиде. Понимаю, что служба у тебя такая. Не позавидуешь тебе.

- Эт точно, - оживился майор. - Знаешь. Иногда придёшь домой, ляжешь с женой, а ничего уже не хочется - так служба выматывает. Веришь, нет? - Цыганков кивнул. - И вот лежишь, думаешь всю ночь: ну чего вам, зекам проклятущим, ещё надо? Вроде и питание наладил, и быт не сказать, чтоб сильно плохой. Ты думаешь, мне государство что-нибудь даёт на вас? Дулю с маком! Крутись, майор, как хочешь! А вас, между прочим, триста душ на моей шее. И это, заметь, пока лагерь строится. Такую ораву накормить, одеть, обуть надо? Надо! Думаешь легко? А-а-а, задумался? А я каждый день голову ломаю. Между прочим, вон Кощеев не даст соврать, смертность в моём лагере самая низкая в крае! А вот немного подзаработаем, доустановим столбы - проведу я сюда электроэнергию и построю клуб. Да-да, не удивляйся. Самый настоящий клуб. Ты знаешь, сколько артистов сидит? А-а! Цифра точная - до хрена! Так пусть на нашей сцене гастролируют, - засмеялся комендант. - Я, например, искусство уважаю. В отпуске всегда хожу и в кинематограф и в театр. И вот, когда я, не покладая рук, стараюсь облегчить вашу грёбаную жизнь, с разностью в неделю появляются два кадра: дед-столет и братец Филин, бывший заключённый омского ОЛП (*отдельный лагерный пункт - прим. авт.). Так откуда ты взялся? И, главное, зачем? Сбежал с одной зоны, чтоб попасть на другую? Бред. Тогда зачем? Какая такая надобность привела тебя к нам, а Филин? Я ведь всё равно узнаю. Запрос по тебе направил, ты ж понимаешь. правда, я не указал, что ты у меня в "гостях". На всякий случай. Так вот рассуди, что мне делать? Может притвориться, что всё нормально: количество зеков совпадает, и даже на одного больше. Или всё-таки выяснить с какой целью к нам пожаловали такие интересные люди, как ты со стариком? Вот, как бы ты поступил?

- Хм, - улыбнулся Цыганков. - Я, начальник, не "начальник". Это пусть у тебя голова об этом пухнет. А мне своей головной боли хватает. Вон Кощей старается изо всех сил.

- Да ты на него не обижайся, - отмахнулся комендант. - Ну перестарался он. Так ты ж его первый отделал. Что ж ты от него ожидал в ответ - ведро пельменей?

Цыганков и комендант посмеялись. Кощеев наморщил лоб - думал обижаться или посмеяться вместе с ними.

- А вы с Дедом-то говорили? - поинтересовался Цыганков.

- А как же! Интересный тип, твой дед. Его, между нами, мутузили не меньше твоего. А ни одного перелома или хотя бы фингала. Разве не удивительно? Кто он, а, Филин? Мне просто интересно. Так сказать не для протокола.

- Да кто ж его знает, начальник, - Цыганков захлопал ресницами, выказывая искреннее желание помочь коменданту. - Я бы тоже хотел это знать.

- Ну как же так? - изумился майор. - Ты же знаешь его. И не отпирайся, всё равно не поверю.

- Это дело твоё - верить или нет. А я, в натуре, зуб даю, что не знаю что это за фраер. Вон ненормальный ваш, Богданов, сказывал, что он мессия. Вот и захотелось взглянуть на него. А тут, как раз гражданин Кощеев подоспел. Помог по старой дружбе.

Комендант облизал губы и обжёг Цыганкова колючим взглядом.

- М-да... Жаль. Думал, мы с тобой поговорим по-человечески. А ты вот дурака из меня хочешь сделать. Дело твоё, Филин. Ну ладно, время позднее, - комендант посмотрел на часы. - У-уу - опять из-за вас не высплюсь. Я вас тут оставлю, мужики, вам же торопиться некуда: Кощеев на службе, а ты, Цыганков, вообще... Кощеев, - майор повернулся к расплывшемуся в мстительной улыбке старшине. - Вы тут побеседуйте немного. По дружески. Вы же старые знакомые, есть чего вспомнить, не так ли? А я утрецом приду и продолжим.

Майор вышел, даже не взглянув на Цыганкова.

Часовой остановил приближающуюся группу людей окриком: "Стой! Кто идёт?"

- Капитан Данилов. Оперативный отдел. Начальника караула - живо!

Часовой окинул внимательным взглядом трёх человек в камуфлированной одежде и одного жалко выглядевшего в исподнем белье, по виду зека. У одного из "камуфлированных" висел на плече карабин.

- Я не ясно выразился, боец? - повысил голос Воронов. - Начальника караула ко мне! Бегом!

- Щас, разбежался, - чуть слышно пробубнил часовой, однако направился к телефонному аппарату, висевшему под "грибком".

- Алё! - крутанув ручку аппарата, выкрикнул он. - Алё! Первый пост, часовой Сергеев. Где начкар?.. Где? Соедини! Срочно, бля! Жду... Товарищ старшина, часовой Сергеев с первого поста. Туточки на воротах какие-то военные в зелёной одёже и с ними ещё один, похожий на зека... А? Старший сказал, что он капитан Данилов из оперативного отдела... А я знаю?!.. Дак требуют начальника караула... Ага... Ага... Поня?л.

- Внимание, - шепнул Воронов.

Часовой уверенной, несколько развязной походкой приближался к разведчикам. Он вскинул винтовку и направил на Воронова.

- Документики предъявите!

- Сразу надо документы спрашивать, Сергеев. А не ждать распоряжения начкара, - строго выговорил Воронов. - Идите, смотрите.

Он извлёк из кармана изготовленный из бересты муляж удостоверения и помахал им. Часовой, сощурив глаза, пытался рассмотреть "документ", но из-за темноты не смог ничего разобрать. Ругнувшись, он подошёл к воротам.

- Чего-то не разобрать, - промямлил он. - А ну-ка, покажь ещё.

- На, смотри, - сказал Воронов и внезапно нанёс удар в кадык часового.

Подтянув тело Сергеева, командир группы снял винтовку и передал Горчакову. Ключей от замка у часового не было. Несколькими ударами прикладом удалось сбить замки на внешних и внутренних воротах. Залаяли псы и бросились к разведчикам. Не теряя времени, Ковалёв связал бесчувственного часового и подпёр им внутренние ворота. Две крупных овчарки лаяли, подпрыгивая на месте, но на колючую проволоку бросаться не рисковали. Похоже, знали, что будет больно.

- Где находится комендант? - спросил Воронов дрожавшего то ли от страха, то ли от холода Новопольцева.

- Домик "хозяина" вон тот, что справа. А комендатура - та, что с флагом.

- Где сейчас может быть начальник лагеря?

- Да кто ж знает?

Затрещал под "грибком" телефон. Воронов, чуть помедлив, поднял трубку.

- Ты что там, блядь, устроил? - обрушился голос какого-то грозного начальства. - Какого хера собаки заливаются?

- Дак, я это, - сказал Александр, пытаясь подстроиться под интонации Сергеева. - Люди ругаются, вас требуют.

- Ты документы проверил?

- А то как же - сразу и проверил.

- Ну и кто такие? - продолжало рычать начальство.

- Старший капитан... этот как его... Данилов. А с ними зека. Говорят, что наш. Беглый.

- Наш? - оживился собеседник.- А фамилию назвали?

- Кажись Новодольцев или Новопольцев. Не разобрал.

- Новопольцев?! - обрадовался голос. - Сергеев, пусть ждут, сейчас подошлю караульных. Сопроводят ко мне.

Воронов повесил трубку.

- Сейчас караульные подойдут. Распределились, товарищи. Сергей Палыч, вы изображайте часового. Новопольцев, стойте рядом. Ковалёв - в тень справа, я налево. Работаем по свистку. Сергей Палыч, подадите сигнал.

Ковалёв и Воронов растворились в ночи, и сколько не таращил глаза Новопольцев, увидеть их не смог. Горчаков деловито прохаживался вдоль ворот, где псы, надрывая голосовые связки, несли службу, и посматривал в сторону караульного помещения. Вскоре неподалёку замаячили две фигуры с винтовками. В их походке читалось недовольство. Наверное, подняли отдыхающую смену. Они окликнули часового по имени, но Горчаков молчал - делал вид, что отгоняет псов.

- Ты что, оглох?! Где твои беглые зеки?

Сергей Павлович ткнул пальцем в скорчившегося под "грибком" Новопольцева. В темноте не опознав часового, караульные посмотрели на зека, которого трясло, как при лихорадке.

- А те где? Кто привёл...

- Здесь, - сказал Горчаков и коротко свистнул.

Словно выросшие с земли "охотники" несколькими ударами обезвредили солдат. Надёжно связав и забив рты кляпами, их положили рядом с Сергеевым, всё ещё находящимся без сознания.

- А вот теперь идём к начальству, - удовлетворённо сказал Воронов.

Цыганков всё ещё стоял, когда радостно возбуждённый Кощеев положил трубку телефонного аппарата.

- Ну вот, Филин! Щас приведут твоего кореша, с которым ты поменялся. И будете вы вдвоём на одних нарах париться. В тесноте, да не в обиде, да? Будете вы друг дружку дуплить. Да? - заржал Кощеев. - Хотя, думаю, не долго. Ты же у нас не числишься. На довольствии не стоишь. Чуешь, к чему это я?

Цыганков молчал. Он, наконец, высвободил руки из верёвочного плена и стал незаметно вращать кистями, разгоняя застоявшуюся кровь. Отсасывая из разбитой губы кровь, Дмитрий посматривал за хаотичными перемещениями Кощеева по кабинету. Вот он, выставив толстый зад, приник к окну.

- Ни хрена не видно, - пробасил он, всматриваясь в темень.

- Обидно, да? - сказал за его спиной Цыганков.

Кощеев, круто развернувшись, нарвался на удар по переносице. Густая темно-красная кровь хлынула из сломанного носа. Удар по ушам, коленом в пах и локтем в основание черепа свалили старшину на пол. Кощеев не дышал.

- Ублюдок, - брезгливо сплюнул Цыганков.

Он вытащил из кобуры старшины револьвер, погасил лампу на столе и притушил настенную. Помещение утонуло в полумраке, оставив на виду лишь слабо освещённую дверь.

Дмитрий укрылся за столом и изготовился к стрельбе. "Надо, чтобы все вошли в кабинет, - подумал он. - Тогда и уложу". Он не знал кто ведёт освобождённого разведчиками Новопольцева и, главное, почему он вновь появился на зоне. Неужели где-то поймали беглеца? Дела хреновые. Новопольцев, труп Кощеева не облегчат его участи. "Что ж, мужики, - подумал Дмитрий. - Видать, не свидеться нам больше. Помру на зоне, как и должно быть".

За дверью протяжно скрипнула половица.

В метрах пятидесяти от административного здания разведчики заметили, что в одном из окон погас свет. Что-то неяркое подсвечивало изнутри помещения.

- Это у коменданта, - пояснил Новопольцев.

- Сергей Палыч, вы с Новопольцевым - у окна, мы с Ковалёвым входим через дверь. Не нравится мне, ребята, эта иллюминация.

- Александр Фёдорович, - обратился к командиру Горчаков. - Если через минуту из двери никто не покажется - это засада.

- Подождём, - кивнул Воронов.

Ни через минуту, ни через три, ни одна живая душа из двери не показалась. Горчаков выразительно посмотрел на Воронова, тот покивал: похоже засада.

- Может нас заметили? - с сомнением сказал Ковалёв.

- Это вряд ли, - сказал Воронов. - Нас бы уже давно окружили. Да и шум подняли бы такой, что мёртвых подняли бы.

- Это точно, - согласился Новопольцев. - Без шумихи они не могут.

- Какие предложения?

- Если они нас ожидают у входа, то лучше проникнуть через окно. Вряд ли этого ждут от нас, - предложил Горчаков. - С другой стороны, через окно - это шум. Поэтому предлагаю с окна отвлечь внимание, а с двери проникнуть в помещение.

- Годится, - согласился Воронов. - Значит, ровно в три сорок начинаем.

Группа разделилась. Воронов и Ковалёв с ножами в руках подошли к двери. Что она скрывала? Сколько за ней вооружённых людей тоже не известно. Воронов знаком показал сержанту взять на себя левый фланг. Тот сосредоточенно кивнул. Снова жест рукой: начинаем!

Дверь отворилась без скрипа. Разведчики быстро, но бесшумно ворвались в небольшой "предбанник". Внутри никого. Из мебели стол со стулом, небольшая лавочка для посетителей, шкаф-пенал и тумбочка с графином. На столе светила керосинка. На противоположной стене, слева от стола, дверь в кабинет коменданта. Воронов подал знак приготовиться.

В три сорок за дверью послышался стук в окно, Ковалёв распахнул дверь, и разведчики проникли в кабинет коменданта. Бросок вниз и в стороны, вскочили на ноги, осмотрелись: у стола кто-то лежит, в отсвете окна мелькнула тень - вперёд!

Воронов метнулся к окну.

- Эй, мужики, я чуть не обосрался от страха, - подал из-за стола голос Цыганков.

- А кто ж ещё?

Дмитрий выдвинул в лампе фитиль, и кабинет залился мягким светом, озаряя напряжённые лица разведчиков.

- А это кто? - Ковалёв ткнул пальцем в Кощеева.

- Старый дружок, - поморщился Дмитрий. - Кощеев. Я с ним на второй отсидке познакомился. Сука, столько народа погубил. Этого зверя давно хотели мочкануть, да всё Бог берёг собаку. Теперь понятно зачем - чтоб я его сегодня красиво замочил...

- Ладно, с этим позже, - оборвал стенания Воронов. - Где Данила Романович?

- В карцере со своим Волчком.

- С каким Волчком? Кто это, зек?

- Какой там на хер зек! Самый настоящий волчара, - округлил глаза Дмитрий. - Кощеев подкинул Деду, думал, что волк сожрёт его, а они как-то поладили меж собой. Дед с ним как со щенком играет. Волчок даже мне всю морду исслюнявил.

- Врёшь опять, - хмыкнул Ковалёв.

- Чего мне врать? Иди и сам позырь, - обиженно сказал Дмитрий. - Так, родной, - обратился он к вошедшему вслед за Горчаковым Новопольцеву, - клифт (клифт - пиджак, прим. автора) мой не жмёт? Давай сымай.

Они вновь поменялись одеждой.

- Другой коленкор, - Цыганков придирчиво осмотрел комбинезон - не порвал ли его Новопольцев. - Ништяк.

- Скоро подъём, - сказал Воронов, взглянув на часы. Осталось пять минут. Вперёд, ребята!

- Погодите, мужики, - сказал Цыганков. - Надо сейфик ломануть.

- Зачем? - с подозрением сощурился Воронов

- Тут же документы на зеков хранятся. Зуб даю!

- Ну и что? Пусть хранятся.

- Ай, а ещё начальник, - поморщился Цыганков. - Там же и о Деде может какая-нибудь бумажка лежит, и обо мне грешном.

- Вы правы, - подумав, согласился Воронов. - А сможешь вскрыть?

- Обижаешь, начальник, - осклабился Филин. - Я всё ж медвежатник по окраске.

- По какой ещё окраске? И причём тут "медвежатник"? Ты же вроде сидел за то, что девушку погубил, - опешил Воронов. - Или что-то путаю.

- Ладно, чего там, - махнул рукой Цыганков. - Первый раз я, правда, сел ни за что. Пошёл до кучи с бухгалтером колхозным. А второй раз на "сейфе" взяли. Так что вот так, гражданин воинский начальник.

Воронову было неприятно, что всё это время верил в байку Цыганков, но чувств не показал. Сказал только:

- Давай вскрывай... Раз специалист.

Дмитрий пошарил в комендантском столе: перебрал содержимое ящичков, разгребал ворохи бумаг и всякой мелочи, как курица в поисках съедобного. Наконец, под руку попалось маленькое зеркальце с красиво изогнутой ручкой из толстой проволоки. Дмитрий иронично хмыкнул и, не раздумывая, сломал ручку. Изогнул её так, как было нужно ему, а не зеркальцу. Подошёл к сейфу. Присел. Ладонь легла на дверцу.

Разведчики зачаровано смотрели на "колдующего" у сейфа товарища. Вот Дмитрий сунул в щель изготовленную отмычку и, прислушиваясь, стал ею что-то поддевать и двигать. Замок неожиданно щёлкнул, Цыганков повернул ручку и открыл сейф.

- Здорово, - сказал Ковалёв. - А я думал, что врут про таких, как ты, Цыганков.

Пальцы Дмитрия быстро бегали по корочкам папок.

- Ага! Вот они.

Одна за другой на стол легли тоненькие папки. На одной было написано "Цыганков Дмитрий Васильевич, прозвище Филин". На другой значилось "Неизвестный". Внутри протоколы допросов, "свидетельские" показания и донесения "сук"

- Всё, забираем и уносим ноги, - сказал Воронов.

Дмитрий сунул папки за штаны и покосился на сейф.

- Сжечь бы все эти "дела".

- Оставь, - возразил командир. - Не известно лучше будет или хуже от поджога.

Вдали от маячившего вохровца разведчики перелезли под внутренним ограждением, подперев нижние ряды "колючки" палками. Часового у карцера сняли быстро и бесшумно. Охранник, привыкший к спокойной службе, попросту спал, сидя у спецземлянки.

Ударом приклада сбили замок и откинули люк.

- Данила Романович! - позвал Воронов. - Вы здесь?

- Здесь, здесь, - отозвался Дед. Голос его был бодрым и приветливым. - Давайте, вытаскивайте нас.

Цыганков на правах старинного знакомого волка опустил руки и подхватил зверя.

- Ну чё, врал? - радостно спросил он у опешившего Ковалёва. - На.

- Убери его! - завопил Ковалёв, отскакивая. - Я и собак-то боюсь.

- Гы, - осклабился Дмитрий.

Следующим вылез Данила Романович.

- Ну что, сынки, - улыбнулся он и поочерёдно обнял "охотников". - Поздравляю, экзамен вы сдали! Это твой "крестник", Митя? - он кивнул на стоявшего в стороне Новопольцева. - Понятно. Здравствуй, сынок. Ну, что ж, ребятушки, надо поспешать.

Под сереющим предрассветным небом прозвучал сигнал к побудке.

- Пошли, - сказал Дед.

- Я остаюсь, - тихо сказал Новопольцев. - Куда я пойду? Мне осталось всего два года. А, если поймают - расстреляют. Нет, товарищи, я остаюсь. Спасибо вам. Я вас никогда не забуду.

Разведчики с пониманием и облегчением пожали руку, пожелали удачи и бегом направились к воротам.

Заключённые выходили из бараков. Кто-то во весь рот зевал, кто-то заходился в кашле. Никто из них не смотрел по сторонам, никто не вглядывался в предрассветное небо - для них это не представляло интереса. Утро было похоже на утро, как и весь быт за долгие годы отсидки. Конвойные, тоже зевая и матерясь больше для порядка, чем для острастки, строили зеков для утренней поверки: не сбёг ли кто ночью.

Поскольку было ещё темно, "охотники" беспрепятственно добрались до ворот. Вохровец, их охранявший, увидев приближающихся людей, грозно окликнул:

- А-ну стой! Кто такие? Куда? Стой, а то щас пальну!

- Я те пальну! - крикнул Цыганков. - Ты чего, пьяная морда, своих не признаёшь?

Охранник засомневался, но винтовку не отвёл.

- Кто такие?

- "Хозяин" приказал этих двоих после побудки доставить, - спокойно сказал Воронов и подтолкнул Цыганкова к вохровцу.

Спросить, кто сопровождает заключённых, он не успел: Цыганков ударил ребром ладони по шее и добавил локтем по печени. Часовой упал, выронив винтовку.

- Скоро смена часовых, - напомнил Горчаков. - Предлагаю воспользоваться автомобилем.

- Как, Данила Романович? - Воронов повернулся к Деду, который озабоченно всматривался в толпы у бараков. - Что там?

И вдруг от одного из бараков донеслось:

- Смотрите! Смотрите!

Цыганков голос опознал. Кричал "ненормальный" Богданов. Зек, с вытянутой в их сторону рукой, стоял у конвойного.

- Сука. Ну-ка дай винтарь.

- Отставить, Цыганков! - строго сказал Воронов.

- Дак, это ж "сука", стукач долбанный!

- Я сказал нет, - повторил командир. - Они сами разберутся.

К ним уже бежали конвойные, вскидывая оружие.

- Чёрт, бегом!

К "автозаку" бежать было бессмысленно - не успели бы. Прогремел первый выстрел, второй. Разведчики пересекали ворота, когда к преследующим внутренним конвоирам присоединился караул. Открылась стрельба, пули свистели в опасной близости от "охотников". Иногда задевали проволоку, и та, искря, рвалась и тонко визжала.

Волчок бежал рядом с разведчиками, как верная дворняга. Сзади послышался приближающийся лай овчарок. Волк рванул в сторону, и два пса бросились за ним. Один продолжал преследовать "беглецов". Цыганков остановился и вскинул винтовку.

- Подожди, Митя.

Голос Деда был спокойный, с лёгкой отдышкой: всё ж таки преклонные годы давали о себе знать.

Данила Романович встал позади группы и выставил вперёд ладонь.

- Стой! - сказал он непривычно низким голосом, и пёс замер в трёх метрах от человека. Грозный оскал пса и рычание не походили на выражение щенячьей радости, но овчарка не двигалась, лишь нетерпеливо перебирала передними лапами.

- Спокойно, Шарик. Спокойно, - говорил Дед и потихоньку приближался к псу. Разведчики заворожено наблюдали в безмолвии: такого им видеть ещё не приходилось. - Иди ко мне. Иди, мой хороший. Ну? Молодец... Молодец, хороший пёсик...

Дед трепал загривок овчарки, и та, поскуливая, легла на землю и прикрыла глаза.

- Вот и умничка, - ласково сказал Данила Романович. - Поспи, служивый.

- Вот это номер! - засмеялся Цыганков. - Вам бы в цирке...

- Вперёд! - скомандовал Дед. - Потом пошутим.

Разведчики продолжили бег, оставив спящего пса.

- Вот охренеют вертухаи, когда увидят своего Бобика, - весело сказал Дмитрий. - Разбудят, а он их как тяпнет за мудя!

Бежать стало веселее.

Стрельба позади "охотников" не прекращалась. Охрана слабую подготовку в беге на длинные дистанции по лесистой местности восполняла количеством выпущенных пуль. Однако, несмотря на это, преследование ещё долго не прекращала. Почти до самого вечера слышались отдалённые матерки и стрельба. При желании таких преследователей можно было повязать и обезоружить, но Данила Романович наотрез отказался от подобного предложения Цыганкова, заявив, что тратить время и силы на охранников чересчур роскошно.

- Вам, ребятушки, силы скоро понадобятся для более важных дел.

Воронов рассказал о том, что Цыганковым "случайно" убит один из охранников. Когда выяснилось, что им оказался старшина Кощеев, Данила Романович ругаться перестал. Не похвалил, конечно, просто умолк. Зато похвалил Цыганкова за то, что уничтожил их бумаги.

- Следы нужно подчищать, - сказал он. - Это, Дмитрий, ты молодец, что догадался.

Дед тайгу знал. По каким-то, только ему известным признакам, он находил места, где на глубине пары штыков бил ключ. Лесные ягоды, грибы - всё находил Данила Романович. Прежде чем дать что-либо съесть, он, как казалось голодным разведчикам, долго и нудно объяснял, что это за гриб или ягода, где она растёт и в каком виде это можно есть.

- Гриб, - говорил он, - это природное мясо. В растительной природе встречается много, что заменит из животного мира. Прожить в тайге можно бесконечно долго. Здесь есть всё необходимое для жизни. Взять, к примеру, колбу. Это таёжный чеснок. Я вот вас, когда вернёмся домой, накормлю настоящей сибирской окрошкой. Когда-то, во времена раскола русской церкви...

- Это во времена Никона? - уточнил Воронов.

- Да. Так вот целые семейства безвозвратно ушли в тайгу. Уходила не только чернь, но и знатные боярские роды. Так вот их потомки до сих пор живут в таёжных глубинках. Без всяких сношений с цивилизованным миром. А почему? Потому, что тайга даёт для жизни всё. Умеючи, можно добыть здесь пропитание голыми руками. Потому я вам и дал одни ножи на задание. Надо было и карабином вас не баловать. Разведчик, а особенно лазутчик-диверсант должен уметь выживать в любых условиях при любых обстоятельствах. Учитесь, ребятушки, пока есть возможность. Запоминайте травы и корешки, учитесь отличать ядовитое от съедобного.

- А я без мяса не могу, - гнул своё Ковалёв. - Грибы, конечно, хорошо, но лосятину или телятину они не заменят. Или хоть ту же зайчатину. С удовольствием бы сейчас побаловался мясцом, - сглотнул слюну Андрей.

- А к зайчатине и бабу бы, да самогоночки грамм семьсот для аппетита, - мечтательно продолжил Дмитрий.

Все рассмеялись.

- Ковалёв, - сказал Воронов. - Всё в ваших руках. Поймайте зайца - будет вам зайчатина.

- И бабу поймай.

- Бабу ты заказывал, тебе и ловить, - смеясь, парировал Андрей.

Такие разговоры возникали на привалах, когда желудки настойчиво напоминали о своём существовании. На ягоду и грибы смотреть было тошно. Но голод, как известно, не тётка - ели. Только через короткое время вновь ощущали голод.

На одном из дневных привалов Дед решил побаловать группу мясом. Взял у Воронова нож, отвергнув предложенный револьвер убитого Кощеева, и скрылся в лесу.

- Ща медведя за уши приведёт, - ухмыльнулся Дмитрий.

- А я бы уже и не удивился, - философски заметил Ковалёв. - Деду, что волка, что медведя приручить всё едино.

- А может на лосе приедет, - продолжал Цыганков. - Прикинь, въезжает на поляну верхом на лосе. За рога держится и говорит: "Тпр-рру, приехали, мой хороший!"

Посмеялись. Очень похоже Дмитрий изобразил Деда.

Через полчаса Дед вернулся пешком - без лося и медведя. Вместо них он нёс какие-то два хвоста, при ближайшем рассмотрении оказавшимися обычными змеями.

- Это зачем вы их? - спросил изменившийся в лице Ковалёв, справедливо подозревая, что оправдаются его худшие опасения.

Дед загадочно подмигнул и принялся разделывать гадов. Отрубил голову, сделал надрезы, стянул чешуйчатую кожу и удалил внутренности. Все, кроме Ковалёва, с интересом наблюдали за приготовлением старым охотником необычного кулинарного блюда. Когда от костра повеяло жаренным мясом, не вытерпел Ковалёв всё же не вытерпел и сел возле огня. Теперь, когда мясо, кусочками нанизанное на веточки, казалось мясом, а не змеёй, он убедил себя, что оно не хуже курицы или рыбы. Есть же рыба, подобная змее - вьюн называется. "Да, пожалуй, вьюн ничем не лучше этого", - привёл последний довод Андрей и сунул в рот кусок нежного мяса.

- Ну, как? - усмехнулся Данила Романович. - Съедобно?

- Угу... Только мало. Жаль у нас не водится этих... анаконд, что ли. Здоровенные змеюки такие. Говорят, такая змея корову съесть может.

- Хе! Тогда она тобой пообедает, а не ты ею, - усмехнулся Цыганков.

- Вообще-то, корову анаконда вряд ли осилит, - сказал Данила Романович. - Козлёнка или телёнка, это пожалуй. И то, если змея крупная.

- А какой они длины? - спросил Ковалёв, зубами снимая с палочки ароматное мясо.

- Да метров десять, а то и двенадцать будут.

- Ничего себе ужик! - присвистнул Цыганков. - Не хотел бы с этой гадиной повстречаться.

- Если не собираешься в Южную Америку, можешь спать спокойно, - сказал Данила Романович. - Лучше наших гадюк опасайся.

- Не, этих я не боюсь, - отмахнулся Дмитрий. - Столько их в детстве переловил.

- Данила Романович, а куда мы направляемся? - подал голос Воронов.

Он разложил на земле карту и водил по ней пальцем, определяя направление их движения.

- Я уже подумал. Что вам это не интересно, - усмехнулся Дед.

- Почему не интересно - интересно. Я вот смотрю, что с тропинки, ведущей к железной дороге, мы ушли резко влево, и впереди у нас, кроме болота, ничего нет, - задумчиво сказал Воронов. - Поэтому и спросил.

- А лагерь на карте был? - весело прищурился Данила Романович. - Вот то-то!

- Ну, а всё-таки?

Дед, не торопясь, погасил костёр, присыпал пепелище землёй и только тогда ответил:

- Через километров десять-пятнадцать будет военный аэродром. Там нас ждёт самолёт.

- На базу полетим? - деловито поинтересовался Цыганков.

- На базу, Митя. На базу...

Данила Романович в задумчивости ходил по облюбованной "охотниками" полянке и машинально отламывал от еловой ветки коротыши. Разведчики молча наблюдали за его перемещениями, не рискуя нарушить тишину. Дед зря молчать не будет.

- Вот что, ребятушки, - обратился Данила Романович, приблизившись к группе. - Будем считать, что первое испытание вы прошли.

- Как это первое? - начал Дмитрий, но осёкся под жёстким "дедовским" взглядом.

- Первое, потому, что первое. Ваши предыдущие поиски, рейды в немецкий тыл были первыми вехами на пути к искусству диверсионной разведки. Таких вех у вас будет ещё множество. И каждая поведёт вас по более сложному пути. Каждая задача, поставленная перед вами, будет не легче предыдущей. Вы пионеры. За вами идут остальные. К сожалению, приходится многому обучаться на скорую руку... Но, может, и не к сожалению, а к лучшему. Через шишки быстрее доходит, - улыбнулся Дед одними глазами. - По прибытии на базу, у вас будет неделя на отдых и тренировки. После - новое задание.

- Какое, Данила Романович? - спросил Воронов.

- Саша, всему...

- Своё время, - покивав, закончил командир группы.

То, что узнал из разговора с Жуковым Данила Романович Толстой, знать группе пока не следует.

- Готовь группу для сверхсекретного задания, - сказал маршал. - Пока даже тебе не скажу для какого. Извини, Данила Романович, но у меня приказ. Единственно, что сообщу - группа будет действовать в немецком концлагере. Это всё.

- Кого-нибудь нужно вывести из лагеря?

- Не кого-нибудь, а конкретного человека. Такого конкретного, что... - Жуков заложил руки за спину и нервно прошёлся по кабинету. - Всему своё время, сам же говорил. Твоя группа будет работать не одна. Готовятся и другие. Ты ж не думаешь, что у Ставки кроме вас больше никого? Кто из вас будет основным, кто запасным - решим позже. Твои "охотники" кутята ещё. А мне волки нужны! Такие, чтобы смерти в лицо могли плюнуть.

- Это ты, как раз, о моих сказал, - усмехнулся Данила Романович. - Они хоть и щенята, но хватка будь здоров.

- Знаю. Потому и разрешил в 41-м взять их в группу, - напомнил Жуков. - "Охотники"... Не те уже "охотники", что раньше были.

- Вспомнил. Я тебе когда ещё говорил, что будет нужда в нас. А ты?

- Ладно, - поморщился маршал. - Некогда вспоминать тут, что было и чего не было. Всё, готовь группу к заброске. Две недели на подготовку.

"Эх, ребятушки, чувствую, что ждёт вас в этот раз нелёгкое испытание", - с грустью подумал наставник.

К вечеру уставшие разведчики вышли к аэродрому, окружённому "колючкой", но охранявшемуся на порядок надёжнее, чем концлагерь. Начальник караула, вызванный часовым, выслушал "пароль", назвал "отзыв".

- Следуйте за мной, - официальным тоном сказал он.

Вместо того, чтобы вести к транспортному самолёту, который запускал для прогрева двигатели, начкар повел их к одному из аэродромных строений. На вопрошающие взгляды разведчиков, Дед пожал плечами - мол, сам удивлён. В голову полезли неприятные предположения: кто-то узнал об убийстве Кощеева и приказал арестовать группу. Может по другой причине, но непременно арестовать. В любом случае ничего хорошего от такого поворота не ожидали.

Конкурс/проект