Часто, много раз я уезжал. Из многих мест. Из городов, стран. От памяти, от дождя, от стен. От красоты, от поцелуя, от себя. Уезжал громко, тихо, каясь и прося. Бросая все, но, надеясь вернуться…

Забирая все с собой, думая, что не вернусь.

Уезжал.

Одно было одинаково. Настроение легкой грусти. Оно приходило или сразу, или немного погодя.

Это от отстранения. От приподнимания над…

 

***

 

Настроение.

Выпитое случаем до дна…

 

Пуст.

Пробежал мимо апострофов жизни.

Отрывок вычитан кем-то до точки. Отполирован, выхолощен идеальностью. Не хватает жестов. Не хватает мимики.

Душит.

 

- Незнакомое солнце. Не наше. Не близкое.

- И луна. Почему-то днем. Висит.

 

Несочетаемое лучше не сочетать.

 

 

***

 

Странная суета отъезда. Кажется, что все понарошку, не на самом деле. Понарошку вечер дома в семье вчера, понарошку беглая суета на работе сегодня, сам понарошку, утяжеленный думами и планами «на будущее».

Озарение в словах. Откуда они? «Она: - А если тебя обнять, процесс будет отвлеченнее от мыслей? Приятнее? Ты: - Честно? Я не знаю… не знаю. Чувствую, что рамки опять сужаются, а сделать ничего не могу. А когда-то мог! Она: - Обнимаю… Чувствуешь?»

 

И спросить себя: «Знал ли я ответ?»

Бормочут шпалы: нет…

Кричат столбы: нет…

 

 

***

 

Странно. Память подкидывает совсем недавний разговор. Ее слова сквозили волнением и непонятным мне тогда грустным азартом.

- Мне не понравилось твое настроение… - растерянно говорила она. – Ты почти прощаешься. Ты не уезжаешь… Ты едешь к… кому?

- Чувствуешь? – переспрашиваю, и успокаиваю ее… и себя: - Если мой разум не подведет, то все будет хорошо.

- А пусть разум подведет! – советует от противного она, азартно по-женски, в надежде, что будет не так. Так чувствуется. Но не значит, что так есть.

- Ты бы спросила, хочу ли я этого…

Детали громоздились без осознания… нами обоими. Разговор завершился молчанием.

После молчания она спросила:

- А не слишком ли ты много думаешь, Дева?

- Конечно, слишком, но… Дева же…

Станция. Металлические нагромождения старого металлургического завода задерживают поезд на две минуты. Но вот он снова вырывается из темного облака остановки и натужно дробится на эхообразные глотки нового движения. Очередная короткая трель мобильного телефона…

- Я же тоже Дева… - слышу ее странно тихий голос.

А ты думаешь, что я не такой? Такой же. Так что можешь проецировать: свет… экран… контур… насыщение… результат. В этой жизни разум считаю своим помощником. Он сам знает, когда уходить.

- А ты думаешь, что я не такой? Такой же… - отвечаю.

- П-ф-ф-ф… - выдыхает она. - Пограничник с Весами…

Пограничник с весами. Не чистая Дева, нечистый опыт природы, неспрогнозированый результат… и нет ответа на вопрос: «А что если… все-таки… разум сдастся?». Уверенность имеет только контур.

Контур… насыщение… результат.

Контур… пока только контур…

- Ты обещал не забывать. Еще часа три…

- Я помню, помню. Возможно, что слишком многое. Но я не могу по-другому. Тяжесть, есть тяжесть накопления.

 

***

 

Я уезжаю… совсем.

В вагоне жарко. Окна открыты, а жарко. Прямой поезд в Крым всегда такой: недобитый – недостроенный, снаружи красавец, внутри – половина жизни. Зимой холодно, летом жарко. Белье хоть и чистое, но… лампочка перегорела. Смеюсь. Это ли замечать?

За окном ровная зеленость донецкой степи, кое-где нахохлившаяся деревьями-рощицами. Речушка, петляя, ведет за собой вереницу вышедших из рощицы, деревьев. Солнце спотыкается где-то справа, то пропадая, то появляясь, теряя яркость и приобретая пустоту оранжево-красного.

Станция, гудок. Жесткий лязг маневрового. Опять гудок.

Потянуло свежестью.

Вечер входит, пожимая руку дню, чуть улыбаясь снисходительно, прощаясь и покровительственно похлопывая его, уставшего и оплывшего от своей собственной жары.

Вдоль железной дороги деревья теперь постоянно. Зелень заметно посвежела,

обступив поезд, не пуская к нему низкое солнце.

 

А тому – все равно.

Умывается…