Ангина уже целую неделю. Скучно, детские книжки читаны-перечитаны, а взрослые - не дают. Да еще и есть нужно. Бабушка то и дело приносит не сырок, так картофельное пюре, или протертый супчик, либо чай с малиной.

- Аля, ты совсем ничего не ешь! Так не выздоровеешь. Тебе уже шесть лет, скоро в школу, пора бы понимать: чтобы побороть болезнь, нужны силы, а силы ищи в тарелке, - увещевает бабушка.

- А как же в войну? Еды не было, а больные все равно выздоравливали! - парирует Аля. Бабушка часто рассказывала ей о войне, о годах эвакуации, о лишениях и трудностях, пришедшихся на ее долю, о тяжелом военном детстве ее четырех детей, Алиных мамы, тети и двух дядь.

Аля хитрила. Она хотела переключить бабушку на эту тему, чтобы та забыла об остывшей котлетке на тумбочке у кровати. Этот ход срабатывает всегда.

- Вот если бы у моих детей в войну была такая котлетка! Они бы ее разделили на четыре части, съели и, может, один день были бы счастливы, и у них на всю жизнь осталось бы воспоминание об этом чуде, случившемся в самое голодное время!

- А вдруг бы она к ним попала! - мечтает Аля. - Дядя Миша ее сразу съел бы!

- Да, - улыбается бабушка, погружаясь в воспоминания почти сорокалетней давности. - У него всегда был прекрасный аппетит. Он больше всех хотел есть. Да, собственно, тогда все всегда были голодными. Делали драники из сладковатой мороженой картошки, когда в военкомате выдавали немного муки на детей, делали лепешки, а сушеные картофельные очистки были лакомством, как семечки... Жидкий суп заправляли пшеном, когда оно было. Это спасало... - бабушка задумалась, но потом встрепенулась: - Так что ешь, пожалуйста, мне некогда тебя уговаривать, сейчас Митя из школы придет, надо обед варить.

Аля улеглась поудобней, подложила руку под щеку и погрузилась в свои фантазии. Вот бы кастрюльку котлет с кухни унести туда, в сорок второй, на станцию Ак-Булак, в землянку, где ютилась бабушка с детьми. А еще можно бы батон хлеба и пачку сахара с полки. А еще...

Вдруг она подняла голову. Ее кто-то звал. Странно, она ведь одна в комнате!

- Аля! - настойчивей повторил незнакомый голосок.

В уголке между шкафом и окном Аля увидела девочку лет пяти, в ободранном сарафанчике и босиком.

- Ты кто? - удивилась Аля.

- Я Маша. Ты вот тут лежишь и мечтаешь, а я могу тебя проводить туда, куда ты хочешь попасть. Только надо идти прямо сейчас!

- Но я же болею! - огорчилась Аля.

- А ты сделай вид что спишь, когда войдет бабушка. Она тебя не будет трогать, а мы за два часа управимся.

- А куда мы пойдем?

- Ты же хотела на станцию Ак-Булак, в землянку!

- Это ж было так давно!

- Ну и что? В будущее попасть нельзя, а в прошлое можно. Я же сказала, что провожу тебя!

- А назад я вернусь? - Але не хотелось бы переживать всю войну. По рассказам выходило, что это очень нелегко. Да еще и не все выживали.

- Да, конечно! Тебе никто не позволит там остаться. Собирайся скорее, скоро зайдет бабушка!

Аля вскочила с кровати. Что же взять с собой?! Она схватила новенький школьный ранец и бросилась к своим вещам. Вот байковое платье, которое ей мало, надо захватить, варежки ненавистные - тоже. Если из стопки теплых носков взять две пары, мама не заметит. И, главное, - Аля выскользнула из комнаты и бесшумно приблизилась к кухне - бабушка заворачивала пакет с мусором и собиралась его выносить. Ура! Когда бабушка вышла, Аля мигом подбежала, схватила банку из-под огурцов, переложила в нее котлеты из холодильника, сунула в ранец батон и пачку сахара, спички, плитку шоколада, сгущенку и побежала скорей назад. И как раз вовремя. Стукнула входная дверь, бабушка вернулась. Заглянула в комнату. Аля еле успела прыгнуть в постель и укрыться с головой одеялом.

- Аля? Спишь? - шепотом спросила бабушка и, не дождавшись ответа, прикрыла дверь.

- Ты готова? Идем. - Маша направилась к шкафу, открыла дверцу и обернулась.

- Через шкаф? - растерялась Аля.

- Нет. Через альбом.

- Какой альбом?

- Какой-какой... С фотографиями! Как же еще мы можем пройти в прошлое?

Девочки вошли в шкаф, достали альбом, раскрыли на нужной странице и положили на фотографию, где были запечатлены четверо детей, ладошки. В ту же секунду у Али заложило уши и перехватило дыхание. Она ввинчивалась в какую-то трубу и, зажмурившись, крепко прижимала к груди свой ранец. Наконец, это стремительное ввинчивание закончилось. Открыв глаза, Аля увидела странную крышу, возвышающуюся над землей, с ведущими вниз земляными ступеньками.

- Здесь? - догадалась она.

- Угу, - кивнула Маша. - Только не задерживайся слишком долго, нам еще возвращаться. Я тебя тут подожду. - Фотогрфия

С сильно бьющимся сердцем, Аля спустилась по ступенькам и постучалась. Дверь приоткрылась и из нее выглянула девочка лет семи.

- Тебе чего? - спросила она.

- Тебя зовут Лариса? - еле прошептала Аля, судорожно вспоминая, сколько же лет должно было быть в сорок втором ее тете.

- Да, - удивилась девочка. - Ты откуда? Тебе что-то нужно?

- Я должна отдать вам кое-что, только мне сказали, что вас тут четверо.

- Детей? Четверо. Заходи! - она открыла дверь пошире и пропустила Алю. Аля хотела потрогать девочку, но испуганно отдернула руку. Вдруг она прикоснется к ней и та исчезнет?!

В землянке почти ничего не было. Вместо стола - перевернутый ящик с самодельной коптилкой на нем. Два топчана. Корзина. В корзине - годовалая девочка. Двухлетний мальчик копался в углу, а другой, лет шести, сидел на полу и расщеплял чурбачок на щепки. Лариса тут же присоединилась к нему, не сводя взгляд с незнакомки.

Аля осмелилась заговорить.

- А где ваша мама?

- Скоро придет. Пошла в военкомат, может, дадут талоны.

- А как зовут малышку? - вздрагивая всем телом спросила Аля, и так уверенная в ответе.

- Лидочка.

- А мальчики - Леня и Миша?

- Да.

Теперь на Алю смотрели все четверо. Она засмущалась и заторопилась.

- Передайте маме, что приходил мужчина. Не говорите, что это я принесла! Здесь котлеты, хлеб, сахар, сгущенка, спички, шоколад. Вот еще платьице, варежки и носки. - Аля судорожно вытряхнула все из ранца и от резкого движения ее красивая заколка упала к ногам старшей девочки. Та несмело взяла ее в руки.

- Если хочешь - можешь взять, - поспешно сказала Аля и вздрогнула. Это был подарок... Той самой тети Ларисы! Нет, не думать об этом, а то можно сойти с ума! Аля так расстроилась, глядя на этих плохо одетых детей, что хотела снять с себя все, что только было. К сожалению, на ней только пижама, тапочки и толстый вязаный шарф на шее.

Младший мальчик тем временем подобрался незаметно к банке. Он запихивал котлету в рот и жевал, глядя на Алю сияющими глазами. Но Лариса отняла у него банку и пересчитала котлеты:

- Так, тут девять штук. Мишка одну уже съел, значит, каждому по две.

- Неееет, - заныл Миша, - Лидочка еще не ест котлеты, ей не надо!

- Мы размочим котлеты в кипятке и она прекрасно съест их, - серьезно сказала старшая сестра. - Ей ведь тоже нужно расти. Хлеб, сахар и сгущенку пока спрячем. Спички тоже.

- А это что? - потянулся к шоколаду старший мальчик.

- Шоколад. Ты что, не помнишь? Папа нам покупал! Я все помню, - хвастливо и назидательно ответила Лариса. - Это мы не трогаем до прихода мамы. А по одной котлете можно съесть уже сейчас.

С этими словами она откусила кусочек и принялась жевать с полузакрытыми глазами. Леня сделал то же самое, а Мишка прыгал вокруг на одной ноге и пытался дотянуться до банки, чтобы схватить еще одну свою котлету, но Лариса предусмотрительно подняла ее вверх. Малышка вылезла из корзины и поползла к старшим. Лариса подхватила ее, отдав банку Лёне, и усадила на место.

- Тебе нельзя ползать. У тебя нет теплой одежды, а пол холодный.

Аля протянула байковое платье:

- Может, в это ее одеть?

Лариса внимательно осмотрела красивую добротную вещь.

- Очень большое для нее. Мама сошьет из него платьице поменьше, может, и на штанишки хватит.

Аля стащила с себя шарф и скинула тапочки.

- Вот еще одежда! - чуть не плача сказала она, досадуя, что собралась так поспешно и не взяла куртку, из которой выросла, да и другие необходимые здесь вещи.

- А ты? - удивилась Лариса.

- У меня еще есть!

- Ну, тогда спасибо.

Мальчики потянулись к теплым носкам. Мише они были велики, зато Лёне подошли. Лариса все время трогала заколку, поглядывая на Алю с интересом, но недоверчиво.

Аля не знала, что еще сделать.

- Может, поиграем во что-нибудь? - предложила она.

- Ну что ты, - сказал вдруг Лёня деловито. - Мы не успеем настрогать лучинок, чем будем растапливать?

Аля залилась краской. Придя из беззаботного детства, она и забыла, что эти дети совсем другие. Ей стало не по себе.

- Ну хорошо, тогда я пойду, - неуверенно сказала она.

- Оставайся, если хочешь. Придет мама, мы поужинаем твоим хлебом с сахаром, - предложила Лариса.

- Нет-нет, - поспешно сказала Аля. - Мне пора. Не рассказывайте, что я приходила.

- Приходил мужчина, я запомнила, - без лишних вопросов сказала Лариса. - Из военкомата, - уточнила она.

Аля взяла ранец и пошла в одних носках к двери. Ранец оставить она не могла. Его подарили мамины друзья, они расстроятся, если узнают, что он потерялся. Она оглядела еще раз землянку, холодное тесное помещение с глиняным полом и стенами и крохотным слюдяным оконцем, через которое едва мерцал слабый свет, и остановила взгляд на малышке. Та уже теребила подол платья и слюнявила пуговицы.

- Когда кончится война и приедет папа? - спросил Мишка, но старшая сестра одернула его:

- Скоро. Мама всегда так говорит.

Аля промолчала. Она-то точно знала, что война закончится через три года, что отец этих ребят, которого они так ждут, не вернется, что им предстоит трудная жизнь... Ничего этого она не сказала. Хотя Маша не запретила ей говорить о том времени, из которого она пришла, но что-то останавливало Алю.

Аля притворила за собой дверь. Маша ждала на ступеньках.

- Мы успеем вернуться? - спросила Аля озабоченно.

- Успеем-успеем. - усмехнулась загадочная девочка.

Точно так же они положили ладошки на фотографию и их всосало в шкаф.

В комнате Аля стала спешно собирать всю свою одежду. Она запихивала в ранец свитерки и брючки, фломастеры и конфеты, оглядывалась в поисках книг с картинками и кукол... Но Маша остановила ее:

- Что ты делаешь?

Аля продолжала хватать все подряд:

- Я хочу еще раз сходить туда, отнести всего побольше!

- Успокойся, пожалуйста, - с усмешкой, по-взрослому сказала Маша, - Такое путешествие можно совершить только раз в жизни. Ты его уже совершила. Больше нельзя.

- Как?! Никогда больше?

- Никогда. Сейчас зайдет твоя бабушка. Да и мне пора. Нужно еще привести одну старушку к ее дочери.

И Маша исчезла за занавеской. Аля бросилась за ней, но за занавеской стояла только швабра. Ничего не оставалось, как лечь в постель и задуматься о произошедшем. Но тут вошла бабушка с чаем.

- Ты уже проснулась? Хочешь есть? Или опять ничего не будешь?

- Буду. Еще остались котлеты?

Бабушка, изумленная тем, что внучка сама просит есть, заспешила на кухню, стала греметь кастрюлями и сковородками. Вернулась она с бутербродом с колбасой.

- Ничего не понимаю. Котлеты исчезли. Наверное, Митя съел. И хлеба почти нет. Скушаешь бутербродик?

Аля хотела было скривиться, но вспомнила голодные глаза ребят и молча взяла тарелочку с бутербродом.

Вечером зашла тетя. Але разрешили встать с постели и попить чаю со взрослыми. За столом она не могла удержаться и не задать вопроса, мучившего ее весь день.

- Теть Ларис, бабушка часто рассказывала, как в эвакуации к вам приехал летчик Матвеев и принес посылку от дедушки. Помнишь?

- Еще бы не помнить! Таких счастливых дней у нас было не так уж много. Мы потом долго играли в летчика Матвеева.

- А больше никто не приходил к вам с посылками?

- Ты знаешь... - Тетя задумалась, - Не понимаю, почему мы никогда не вспоминали, как нас посетил один военный их военкомата. Это же тоже был большой праздник для нас.

Аля улыбнулась.

- А мамино первое платьице ты помнишь?

- А, да, этот военный принес и платье, но оно было велико для годовалого ребенка. Бабушка из него сшила твоей маме красивый костюмчик. Это было очень кстати, потому что Лидочка была совсем раздетая. А еще Лидочке натягивали на ножки варежки, принесенные этим же военным - это была ее "обувь". А мальчишки набивали варежкин палец ватой и веселились, когда Лидочка ковыляла на своих "каблучках". Даже мама не сердилась, у ребят было так мало поводов для смеха. Особенно после папиной смерти... Странно, почему-то я никогда не вспоминала этого случая!

Аля помнила этот рассказ по-другому. Бабушка никогда не упоминала о платье, которое она перешивала. Только про то, что не было одежды. Значит, Лидочка не схватила тогда воспаление легких, и плеврит, и ревматизм, значит, этого страшного рассказа больше не будет!

- А заколочку, которую он принес тебе, я потеряла... - призналась Аля.

- Ты потеряла заколку? - удивилась Лариса. - Разве я тебе ее уже дарила? Кажется, она все еще лежит у меня. И откуда это ты узнала, что я приготовила ее тебе к Новому году?

Аля немного удивилась, но потом решила, что, наверное, так и надо, раз все вернулось на свои места.

- Но самое сильное воспоминание у меня не о заколке, хотя она была единственной и я ее очень берегла, - сказала вдруг тетя. - А о хлебе и сахаре. Ты не можешь себе представить, какое это было счастье, когда после ухода незнакомца вернулась мама и мы собрались за столом, насыпали в миску сахар, наломали хлеба и ели его, макая в сладкий песок... Наверное это один из самых ярких моментов детства.

Аля впервые слышала эти подробности, хотя и бабушка, и дядя Миша, и тетя Лариса многократно рассказывали и ей, и Мите о злоключениях военного времени.

Она пошла в свою комнату и достала альбом. Открыв, долго всматривалась в фотографию военных лет, где сидели и стояли четверо детей. Теперь она увидела, что Лариса с Лидочкой на руках сидит на перевернутом ящике. Она улыбнулась Лидочке, и та улыбнулась в ответ, а Миша и Лёня помахали Але руками. И только Лариса оставалась неподвижной, будто это обычная фотография.

Аля вздохнула. Что ж, тётя не улыбалась - это и понятно. Военное детство делает из детей взрослых. Особенно когда у тебя на руках годовалая малышка...