As tear is go by from your eye

Не плачь, Гвоздогрызка, don’t cry!

В ночи их шаги чуть слышны,

Бесшумно шагают слоны,

И быть где-то рядом должны.

As tear is go by from your eye

 

 

Не плачь, Гвоздогрызка, don’t cry!

Ты поступи легкой внимай,

Незримы, чуть слышны они,

Куда-то уходят слоны,

Взамен оставляя мечты.

Не плачь, Гвоздогрызка, don’t cry!

 

 

В ночи их шаги чуть слышны,

И в грусти – полет тишины,

Но ты тишину обними

И нежно к груди приСлони,

И в сердце с тобою ОНИ -

В ночи их шаги чуть слышны.

 

Бесшумно шагают слоны,

Уйти непременно должны

И в поступи легкой – покой

Щемящею сердца тоской:

«Уходим, но все же с тобой!»

Бесшумно шагают слоны.

 

И быть где-то рядом должны,

Незыблема ткань тишины,

В ночи и, прекрасен собой,

Им месяц подарит покой,

Сердца их остались с тобой

И быть где-то рядом должны.

 

As tear is go by from your eye

Не плачь, Гвоздогрызка, don’t cry!

Бесшумно шагают слоны,

Уйти непременно должны

Взамен оставляя мечты.

As tear is go by from your eye.

 

***

Мы проходим ночною порой,

Нашей поступи тверды шаги,

Мы – слоны, мы – солдаты-слоны,

Мы – слоны, боевые слоны.

Там, в Италии, есть перевал,

Нас туда устремил Ганнибал,

Мы победу с собою несли,

Мы латинян топтали в пыли –

Мы – слоны, наши кости крепки.

 

Так случилось: последним я пал,

И погонщику глядя в глаза,

Я ни слова ему не сказал,

Молча приняв копье, умирал –

Мы – слоны, нам слова не нужны.

Там вершины блистают вдали,

Там мы спим у подножья горы,

Там легли мы, туда мы ушли.

Мы – слоны, наши дивные сны.

 

***

Посвящение Адаму Мицкевичу.

 

Я люблю тебя, Белая Русь,

Ты светла для меня, я с тобой.

Ты – серебряный голос Святой

Евфросиньи, моя Беларусь.

 

Беларусь, для меня нет милей

Васильковых сияющих глаз,

Тот поймет, кто влюблялся хоть раз

В белокурых твоих дочерей.

 

Дочерей я твоих обнимал,

Как дарили мне ласки они!

Скоротечны счастливые дни…

Сердцем, сердцем тебя воспринял.

 

Воспринял в дивный миг и в тебя,

Свою душу готовый вложить,

Для тебя Беларусь, моя жизнь,

Если нужно - умру для тебя.

 

Для тебя предвечерней порой,

На исходе последнего дня,

Легким вздохом, дыханьем огня,

Прошепчу : «Беларусь, я с тобой!»

 

Я с тобой, краше нет твоих рек

Неман плавною плещет струей

И Двина белопенной волной –

Все текут и текут, столько лет…

 

Столько лет, Беларусь, столько лет,

Я тобою, всем сердцем , пленен,

Подари же мне сладостный сон,

Коль умру я, тебе мой обет.

 

Мой обет, моя Белая Русь:

Сыном стать я хочу для тебя,

Ты прими, не отринь же меня,

Сыном преданным стану, клянусь!

 

Я клянусь, что тебя я люблю,

Что тобою дыханье мое,

Что тебе мое сердце поет,

Я клянусь – лишь тебя я люблю!

 

Я люблю мою Белую Русь

И дыханьем последнего дня,

Прошепчу, все что есть у меня:

«Закаханы у цябе, Беларусь!»

 

Баллада о Нгвеле Нгвеле Мануну

 

Был мне матерью, братом мне был,

Он со мною с рожденья моего,

Как слоненком увидел его,

Так всю жизнь я под ним проходил

Мы – слоны, нас взрастить нелегко.

 

Нелегко ему было со мной:

Своенравен, капризен, я – слон,

Он тщедушен, а я так силен,

Ненавидел его я порой,

Мы – слоны нам характер такой,

 

Нам характер такой , мы – трудны

Невозможно себе подчинить,

И покорности в нас не вложить,

Только сердца призыву верны,

Мы – слоны, мы умеем любить!

 

Мы умеем любить, это да,

Нгвеле Нгвеле, тщедушен собой,

Ты, погонщик, слона добротой

Верным сделал себе навсегда.

Мы – слоны, нас терпеньем возьми!

 

Нас терпеньем возьми – мы верны,

Нас почти невозможно убить,

Потому нам с Мануну – служить,

Мы Ему, Ганнибалу нужны.

Мы – слоны, нам солдатами быть!

 

Нам солдатами быть и в боях ,

Через Рону уже перешли,

Мы латинян топтали в пыли,

Виден нам перевал Латеррах.

Мы – слоны, наши кости крепки!

 

Наши кости крепки, мы идем!

Нашей поступи тверды шаги,

Нас победы к победам влекли,

Мы победу с собою несем,

Мы – слоны, боевые слоны!

 

Боевые слоны, Рим падет!

Мы ужасны во гневе своем,

Мы тебя уничтожим, сметем,

Рим! К тебе наша ярость грядет!

Мы – слоны, мы безумно храбры!

 

Мы безумно храбры и вперед

Устремляются наши шаги,

Мы взошли от подножья горы,

К перевалу дорога влечет.

Мы, слоны, своим духом сильны!

 

Своим духом сильны, высока,

Камениста дорога – вперед!

Нас десятник ведет: «Все вперед!»

Перевала черта далека….

Мы – слоны, отступать не должны!

 

Отступать не должны, как белы

Там вершины заснеженных гор,

Жгучий холод, тускнеющий взор,

Первых умерших нас, кто легли…

Так слоны умирать не должны!

 

Умирать не должны, не должны,

Ночь настала, еще переход,

Холод, с холодом жизнь истечет,

Солнце встало, рассвет, живы мы?

Мы – слоны, мы уже холодны…

 

Мы уже холодны, и снегов

Яркий блеск, умертвляющий хлад,

Мы попали наверное в ад,

Если выдумать ад для слонов.

Мы , слоны, до вершины ль дошли?

 

До вершины ль дошли? Не дошли…

Так случилось: последним я пал

Встать не смог, я смертельно устал,

Синь небес, мне бы теплой земли…

Мы, слоны, перевал не прошли….

 

Перевал не прошли и слезой

Нгвеле Нгвеле меня согревал

Я ни слова ему не сказал,

Молча приняв копье, умирал…

Мы – слоны, нам слова не нужны….

 

Нам слова не нужны..Перевал..

Там вершины блистают вдали

Там мы спим у подножья горы,

Там легли мы, туда мы ушли…

Мы - слоны, наши дивные сны..

 

Наши дивные сны и порой,

У Дории, реки под горой,

Мы восходим на тот перевал,

Нашей поступи тверды шаги.

Нам, слонам, не вернуться домой.

 

 

 

Босса Нова и Григорий Фламаенко.

 

Примитив-поэма на манер жестокого городского романса. Распевается после пятой на мотив «У церкви стояла карета».

 

В неком городе с трудным названьем,

Парень жил, Фламаенко Рыгор,

Ликом странен, но чистый стараньем

И усердьем до угревых пор.

 

В детстве мальчик ребенком послушным:

Кашу ел, молоком запивал,

Лопоухим ушам золотушным,

На ночь сказку дедуля читал.

 

Как –то раз любопытный мальчонка

Залезает в кухонный буфет

Там находит дуршлаг и воронку

И большой разноцветный пакет.

 

На пакете написаны буквы,

но малыш не умеет читать,

А умел бы , так толку , что с брюквы –

Япониста сюда бы позвать.

 

Распечатав ручонкой находку,

Наш Рыгор восхитился внутри:

Осторожною робкой походкой,

Он крадется с пакетом к двери.

 

У себя в уголке потаенном,

Рассмотреть он поближе решил.

Корешок из пакета зеленый

Достает, надкусить поспешил.

 

Прожевал , проглотил и внезапно

Его личико стало краснеть –

В том пакете васаби отвратный….

Не успеть к докторам , не успеть…

 

И, когда возвернувшись с работы,

Мама Гришу на кухне нашла,

Позабыв про другие заботы,

Тяжкий вопль исторгла она.

 

У Григория у Фламаенко

От васаби лицо – не лицо..

Стал лицом он похож на Фоменко :

«Потерял бы ты лучше яйцо!»-

 

Мать сказала в сердцах и от горя

Из комода берет документ,

На лицо же Григория споро

Толстым слоем кладет линимент.

 

Линимент не поможет мальчонке,

Но спокойна что б совесть была,

Мажет мордочку мама ребенку,

Позабыв про другие дела.

 

«Документ отнести к паспортистке,

Пусть внесет измененья в него,

Раз васаби сожрал ты, пиписка,

Будешь рожей навеки , во во!»

 

И отныне он - Р,О, Васаби –

Так прозвали его с детских пор,

Но взгляните другими глазами:

Если б вдруг он сожрал мухомор….

 

Мухомором куда как обидней

Называться, кого ни спроси..

Не берут мухоморов к обедне

И не хочут возить на такси.

 

Так что Р,О,Васаби – отлично,

Славным имечко кажется мне,

Отдает запашком заграничным,

То есть пахнет как будто извне…

 

Так и рос себе Гришка Васаби

До неполных семнадцати лет,

Прикрывая густыми власами,

Выраженье лица, короед.

 

Но однажды наш друг Фламаенко

Боссу Нову увидел и вдруг

Увлекла его эта девчонка,

Приключился сердечный недуг.

 

Заговаривать с ней не решился

Он сперва и лишь сладко вздыхал,

Верно парень любовью томился,

Видно не был совсем маргинал

 

«Босса Нова ты дивно красива»-

Вечерами он нежно шептал –

«Ненаглядная вешняя дива,

Я с рожденья такую искал!»

 

Босса Нова, младая девица

Покорилась и с первого дня

Фламаенко успел полюбиться ,

Ее сердце вкусило огня.

Все бы славно, но папенька Боссы –

Мойша Нова – шнурковый барон..

Возмутился: «Мы важные боссы

И достойны со всяких сторон,

 

Невозможно , что б Р,О,Васаби

Из семьи Фламаенко – в наш род,

Торговавший от века шнурками,

Вдруг проник. И на что нам урод?

 

Босса , девочка, разве не знаешь,

Отчего Фламаенко лицом

Перекошен, уже ль представляешь

Ты себя за таким огурцом?

 

Огурец иль капуста - да ладно,

Овощ это еще не беда…

Так ведь рожа его от васаби

Перекошенной будет всегда!

 

Нам, шнурковым баронам, обидно

Называть Фламаенко родней,

Люди скажут: «Да где это видно?

И возможен ли казус такой?»

 

Мы шнурками торгуем от века,

Ныне нам и доход и почет,

А Васаби же нечеловеком,

Всяк , кто видит , тотчас назовет!

 

Нашей гордости веской причиной,

Стало то, что один даже раз

Я известному очень мужчине,

Продал как-то шнурок «Адидас»

 

И теперь Фламаенко – не ровня,

Мы должны быть отныне горды,

А иначе познает он кровной

Мойши Новы ужасной вражды!»

 

-Молчил гневно отец Боссы Новы

И ушел к своим милым шнуркам,

А девица не молвит ни слова –

Только горечь скользнула к устам.

 

Через улицу в доме напротив

Проживал одинокий купец

Нашу Боссу за этого Мотю

Хочет выдать жестокий отец.

 

Мойше Нове девичьи страданья

Совершенно чужды, он к ним глух..

Запер дщерь, запретив ей свиданья :

«Даже имени выродка вслух..

 

Произнесть ты не смей коли любишь,

Ибо знай: я во гневе жесток.

И своим ослушаньем погубишь

Ты его как осенний листок!»

 

Убоявшись отцовского гнева,

Босса и ни жива, ни мертва,

Лишь с печальным и горьким припевом

Прячет горе в свои рукава.

 

И осенней порой как свадьбу,

Наконец порешили сыграть,

Со слезами Рыгор у усадьбы

Век уж Боссы ему не видать.

 

Босса Нова невестой несчастной

С не любимым пошла под венец –

Против правил я вынужден, братья,

Написать для поэмы конец.

 

Не всегда хэппи-энд – оправданье

Для изжития тяжкой тоски..

Жить теперь Боссе Нове в страданье,

До могильной до самой доски.

 

Но, замечу, сердечным метаньям

Притупиться возможно вполне,

Не давать если повод терзанья

Прочь уплыть на житейской волне.

 

Мил-не мил – для потомства неважно,

Генофонд ныне больше ценим,

Ну, а муж, не вздыхайте так влажно,

Муж со временем станет любим.

 

Босса Нова порою ночною

По Григорию тихо взгрустнет

Тихой светлой печалью такою

Она счастье свое обретет

 

Было б хуже , когда обаянье,

Если б с Боссой случился он вдруг,

Он утратил – разочарованье

Ранит зело больнее, мой друг.

 

Ну а так Босса Нова до смерти

Будет образ Васаби хранить,

И печалиться тихо, поверьте:

В том ей счастье и с этим ей жить.

 

А Васаби Григорий терзался,

Но недолго, девиц – пруд пруди,

И нашлась среди них , с кем остался,

Что пригрела его на груди.

 

Вот и все, полагаю не нужно

Проповедовать пуще мораль,

Поучительной правдой натужно

Я писал, пусть дадут мне медаль.

 

Или премию братьев Гонкуров,

Не дадут ничего? – как ни жаль,

Я утешусь пойду перекуром

И недолгой пребудет печаль.

_________________

При сем © Сабуро Ихара

 

Баллада о пулемете

 

Я был рудой вначале, бессмысленным куском,

Стояли сосны лесом к обрыву над песком,

Пониже, где болото, с рогозом камыши,

Лежал под ржавой жижей и не было души.

 

Лесным многоголосьем не тронут мой покой,

Нет места для смятенью вселенскою тоской,

Вонзилась в землю кирка предутренней порой,

И сосны расступились дорогою лесной.

 

Вода, что сокрывала меня из века в век,

Сошла в реку каналом, покоя срок истек.

На тряской вагонетке везут руду к печи,

И красный жаркий отблеск - зарницею в ночи.

 

И мастер сталеваров, прижав к лицу ладонь,

Насупившись, взирает в мартеновский огонь.

Седой как лунь рабочий, скрипит рычаг тугой

И в ковш стальной стекаю я огненной рекой.

 

Огромный тяжкий молот, фрезы изящный ход,

Затвор, ребристый кожух и собран пулемет.

Дымят заводы Круппа, клокочет Рейнметалл –

В Империи Вильгельма оружья час настал.

 

Приемщик ставит росчерк, выводится прицел ,

В четыреста патронов произведен отстрел.

Пилот Ференц фон Зильхер отныне мой кумир.

В эскадре «Ягдфлюгцойген» он славный командир.

 

Наш «Таубе» быстрокрылый, как стрепет взмоет ввысь.

Не знать врагу пощады, ведомые, держись!

Крылом к крылу четверка от солнца вниз падет

И «Сопвичам» английским последний час грядет.

 

Застыло вязко время. Стремителен вираж.

О, боя упоенье, о, как пьянит кураж!

В растяжках воет ветер, надсадно рвет мотор.

Заходим в хвост «девятке» - ужасен наш напор.

 

«Нажми, нажми гашетку, мой Ференц, я с тобой!

И сотню пуль отдам я смертельной чередой!»

Летят куски обшивки, подскок и разворот,

Не провожаем взглядом, как «Сопвич» упадет.

 

Махнув платком, подали ведомым мы сигнал,

Четвертый , третий – рядом, а где второй - отстал….

И вот охотник – жертва, как ястребы вокруг

Свинца смертельных нитей британцы сеть плетут.

 

На равных мы деремся , на равных мастерство,

И храбр пилот британский и мы - враги его.

Натужно в элеронах гудит тугой поток

И каруселью смерти - еще один виток.

 

Уходим со скольженьем, опять вираж, нырок

Увы, простор у неба уже не так широк.

И вот на встречных курсах, вираж, опять вираж,

И ос свинцовых стая дырявит фюзеляж.

 

Мы высоту теряем , но не заглох мотор –

Враги еще узнают, как страшен наш напор!

Ну что ж, средь нас потери, товарищ наш убит,

Но дух тевтонский крепок, не терпим мы обид!

 

Мы отомстим, товарищ, за смерть возьмем вдвойне!

Мы вдов врагам прибавим , мы преданны войне!

Солдат служить обязан, где Фатерлянд велит

И на восток наш поезд колесами стучит.

 

Военным эшелоном мы двинулись под Брест.

Мы русским аэропланам несем немецкий крест!

Могучая машина как паровой каток,

Мы кайзера веленье исполним – на Восток!

 

И вновь аэродромов короткая трава

И пулеметов громом из «Муромцев» дрова.

Дубовою листвою овит «Железный Крест»

Гордимся командиром, не так уж крепок Брест!

 

И вот опять четверкой мы в небе над рекой,

Искрится Буг, блистает, зеленою волной.

Внизу леса Полесья и желтые поля,

И кронами качают по шляху тополя.

 

Опять заходим к солнцу. Мы выше всяких гор.

Два «Муромца» , «Мораны» и ниже - «Святогор».

«Моран Солнье» - не «Таубе», зачем таким летать?

От солнца вражьих пташек спешим атаковать.

 

И два звена «Моранов» враз потеряли строй,

Две этажерки сходу сожгли – итог простой.

Крылом к крылу четверка проводит разворот,

И вновь ведет нас Зильхер на боевой заход.

 

На каждого я трачу не больше двадцати,

Но от моих снарядов никто не смог уйти.

Истерзанный, дымящий, свалился на крыло

«Моран Солнье» лядащий, ну, видно повезло!

 

 

 

Уходит вон из боя ? – Не станем добивать.

Там бомбовозов трое, есть цель, в кого стрелять.

Заходим с превышеньем на грузный тихоход.

Вираж, пике, сниженье – живучий самолет!

 

В него всадил с полсотни, кто знает, то поймет,

Насколько смертоносен на «Таубе» пулемет.

И снова в хвост заходим на правом вираже.

Вдруг застучали пули о плоскость как драже.

 

«Из Гочкиса, ферфлюхте!» - заклинен элерон

И стал белее мела внезапно мой барон.

Рубиновые капли на шелк воротника,

Но держит рукоятку железная рука.

 

И снова дробный стрекот, из Льюиса берет!

И ровною цепочкой теперь пробит капот.

И «Таубе» клюнул носом, застыл недвижим винт –

Судьба преподнесла нам свой неприятный финт.

 

Но я с тобой, мой Ференц, еще рука тверда,

Не мы не мы сегодня - упавшая звезда….

И силу тяготенья сумеем обуздать,

Нет места для смятенью, держать, барон, держать!

 

Планируя, заходим на поле за леском

И шасси уж коснулось земли с тупым толчком,

Ах, Ференц, не с тобой нам то поле перейти,

Банальная корова – конец твоего пути…..

 

Рогатая скотина, чьи тощие бока

Являли миру ребра, заместо молока,

И на костлявой туше ты, Ференц мой, лежал..

И «Таубе» хвост с крестами вам памятником стал.

 

За кузней деревенской валяться мне в пыли,

Когда бы с продразверсткой в деревню не пришли.

Тачанка-растачанка, четыре колеса,

Теперь с тобой , тачанка, не взмыть под небеса….

 

Баллада о Пулемете

(Часть вторая)

 

Тачанка-растачанка, на лаковом боку

Играет юркий зайчик к утру, к утру, к утру.

 

На бархатных подушках, рессорный плавный ход,

Несет меня тачанка вперед, вперед, вперед.

 

За счастьем, не за славой, наш эскадрон идет

И будущее с нами грядет, грядет, грядет.

 

Мы новый мир построим, нас Троцкий в бой ведет.

Труба в руках горниста зовет, зовет, зовет.

 

Товарищ Елизаров наш красный командир,

Степною пылью серый мундир, мундир, мундир.

 

Нам выпала с тобою нелегкая стезя.

Холодной сталью серы глаза, глаза, глаза.

 

Под красною звездою , алмазом твердый взгляд:

«Не отступай , товарищ, назад, назад, назад!»

 

Бугрятся мощью мышцы орловских рысаков

И грозный топот рядом подков, подков, подков.

 

Зеленой вереницей по шляху тополя

И вертится под нами земля , земля, земля.

 

Как туча грозовая столбом за нами пыль

И морем по-за шляхом ковыль, ковыль, ковыль.

 

И крепко как влитые бойцы о конь сидят

На Южный фронт стремится отряд , отряд, отряд.

 

Широкою дугою прикрытия замах

Идем мы от Калуги в боях, в боях, в боях.

 

Четверками шеренги , сплоченные ряды.

Стоит в зените солнце: воды, воды, воды.

 

За рощицей - станица. Краском приказ отдал.

Как просветлели лица! – Привал, привал, привал.

 

И очередь повзводно к колодцу с журавлем,

А кухня полевая - дымком, дымком, дымком.

 

Станичников не видно, стоят домишки в ряд

И окнами слепыми глядят, глядят, глядят.

 

 

В подворьях живность квохчет и слышен лай собак.

Болтается на шашке темляк, темляк, темляк.

 

«Видать, спужались, контра! Не кажут носа, чай!»

«Когда б не контра – хлебом встречай, встречай , встречай!»

 

И каптенармус Карпыч с командой по дворам,

И возглас заполошный :»Не дам! Не дам! Не дам!»

 

Над балкой сонной дымка, предутренний постег.

Алеет яркой кровью восток, восток, восток.

 

Отборные дрыкганты, отважен атаман.

Идет с казачьей сотней туман , туман, туман.

 

«Дадим им жару, братцы! Замажем петуха!»

Рука на симитаре легка, легка , легка.

 

Подъесаул с десятком бывалых пластунов

И караул в наряде готов, готов, готов.

 

Щемящей перепелкой, как часовой упал,

Был подан атаману сигнал, сигнал, сигнал.

 

Товарищ Елизаров! Открой глаза, не спи!

Стремительно смертельны враги, враги, враги…..

 

Лишь посвист симитара замахом из седла…

Вот новый день начался : тела, тела, тела…

 

Тачанка –растачанка, гулял бы я с тобой,

Но «Остин» стал моею судьбой, судьбой, судьбой.

_________________

При сем © Сабуро Ихара

 

Пехотная

 

Товарищ, мы вышли с тобою в поход,

Вперед!

Земляк ветеран, что поддержит тебя:

Вперед!

Поверишь ли нет ли, но кругла земля,

Вперед!

Дождется ли , нет ли тебя жена –

Вперед!

Красавица? Что же не будет одна.

Вперед!

И , значит, не будет с тобой холодна.

Вперед!

А, значит, не сильна ее вина.

Вперед!

Тебя маркитантка в обозе ждет.

Вперед!

На зимних квартирах у старосты дочь.

Вперед!

И станет морозная жаркой ночь.

Вперед!

А ныне с тобою нас враг не ждет.

Вперед!

И если мандраж тебе жопу жмет –

Вперед!

Винтовке покрепче цевье сожми.

Вперед!

И страх свой штыком от бедра коли.

Вперед!

Сегодня тебя не убьют, земляк.

Вперед!

Сегодняшний бой - это так, пустяк.

Вперед!

 

Не бойся, земляк, заживет, эта боль – не боль.

Не раз и не два нам еще в бой ходить с тобой.

Тебе повезло, коль ранен не пулей - штыком.

И в месте, скажу, совсем неопасном таком.

 

Товарищ, терпи, но воды тебе пить нельзя.

Ты выживешь, если того же хотя друзья.

Медалью ночью на небе луна взойдет.

Останешься здесь, батальон наш уйдет вперед.

 

Когда-нибудь, верно, лягу в бою. и я.

И станет, товарищ, нам домом одним земля.