Как на ладони

Ясность, проникновенность сближают. В детстве Сапожникова с родителями часто ездила на выходные с ночёвками к какому-нибудь озеру. Один из таких походов был окутан таинственностью. Родители поставили палатку и отправились вдвоём на берег озера, строго-настрого приказав Сапожниковой-ребёнку сидеть у костра и никуда не отходить. Вокруг было уже темно, и Сапожникова сама никуда не хотела уходить от ласковых, что-то шепчущих и одновременно греющих и светящихся язычков весёлого пламени. Но распоряжение родителей на какой-то миг насторожило её. К утру вместе с темнотой страхи все куда-то подевались, как будто их и не было. И Сапожникова даже не вспомнила об обещании, данном самой себе у костра, утром заглянуть под каждый листик, чтобы выяснить причину таинственности.

Когда папин знакомый приплыл с турбазы, находящейся поблизости, на лодке, то папка, как обычно, взял Сапожникову с собой на рыбалку. Они отплыли от берега на пару метров и, забросив удочку, Сапожникова стала смотреть по сторонам. Папка говорил, что это озеро — Увильды, то есть жемчужина, потому что в нём самая чистая вода в мире. Сапожникова нагнулась, чтобы зачерпнуть ладошкой немного водички, и пальцы тут же свело от холода, а во рту затрепетали хрусталики ледяной влаги. Рыба не клевала, спала, наверное, и Сапожникова уставилась в воду. Дно было совсем рядышком. Весёлые солнечные лучи пронизывали воду и зажигали на дне озера искорки. Наверно, в камнях были какие-то вкрапления других пород, скорее всего, слюда. И Сапожникова, замерев от восторга, разглядывала донные красоты. Но когда глаза выбрали один, как ей показалось, самый-самый камешек, и она вскрикнула тихонечко: ой, какой хорошенький! — То отец, почувствовав, что сейчас может быть, сурово сказал:

— Сиди смирно. Здесь глубина с километр. Ещё упадёшь, а я плавать не умею.

Плавать умела мама, но она была на берегу, до которого было подать рукой, то есть совсем не километр. Сапожникова ещё не ходила в школу, но с километром была знакома не понаслышке. Как-то давным-давно, может быть, месяц, а может и год назад, когда они ездили на турбазу на озере Горькое, папка сказал, что от станции до турбазы всего один километр. И Сапожникова сопела весь этот бесконечный километр, который почему-то никуда не проходил, и поэтому они шли очень-очень долго, и конца и края не было видно. Сапожникова даже сказку успела придумать. Но то, что до этих хорошеньких камешков, которые лежат, как на ладошке, километр, было непонятно. И Сапожникова грустно вздохнула. Она знала, что папка — самый умный на свете человек и никогда ничего не путает. И раз он говорит, что километр, так оно и есть, — Сапожникова это точно знала. А папка, видя распахнутые дочкины глаза, рассказал о свойствах предметов, воды и окружающего воздуха и о их способности нагреваться. И о скорости нагревания не забыл, и о тумане, который от разности между тёплой и холодной средой появляется А в Увильды вода всегда чистая, ледяная, поэтому и ясность такая. И Сапожникова почему-то это раз и навсегда запомнила.

А будучи взрослой, Сапожникова поняла, что ясность сближает. А ясность бывает при трезвом, разумном подходе, не с бухты-барахты. Сапожникова это всё поняла, но применить на практике никак не могла. И тут ничего не поделаешь. Да и сердце у неё было слишком горячим, раскалённым, как камень, который долго-долго лежал на солнце. Какая тут ясность, а тем более близость. Скорее, сказка о Горючем камне.