МОЙ ДРУГ УЕХАЛ В ИЗРАИЛЬ (снимите шляпу…)

 

Да, уехал. Сам. Не по этапу. Спустя почти десять лет мы встретились и смогли спокойно, не торопясь, повспоминать. Собственно, рассказывал, в основном, Андрей. Мы слушали, лишь изредка встревая с вопросами, или репликами. Передаю рассказ в коротком изложении. Но, сначала немного предыстории.

Андрей прошёл путь, как сейчас принято говорить, от ученика плотника-бетонщика до директора предприятия. Был неплохим горным инженером, работал по контракту в Африке, африканцы оценили его квалификацию так: «Товарищ Андрей, Вы можете работать у нас столько, сколько пожелаете сами. Все вопросы по продлению срока загранкомандировки берём на себя». Тот, кому посчастливилось поработать в загранке, поймёт, что значили такие слова. Не остался, вернулся день в день. И вот, уехал. Резоны обсуждать не буду, у каждого они свои. Сам Андрей – чистокровный русский во многих поколениях, хотя проглядывает некоторая «монголинка», идущая, возможно, со времён трёхсотлетнего ига. В Израиль поехал с женой-еврейкой, с которой, к тому времени, прожил уже не один десяток лет. В любви и согласии. Таня не скрывала еврейского происхождения, но и не выставляла напоказ, закончила, в своё время, институт, работала много лет на разных должностях. И в Израиль они поехали, будучи уже пенсионерами. По российскому законодательству. Ему было пятьдесят пять, ей – пятьдесят один. Его подземный и их общий северный стаж позволили прекратить работу раньше достижения общепринятых шестидесяти и пятидесяти пяти.

Перед самым отъездом, уже в Москве, я спросил:

- Не боишься?

- Я понимаю, - ответил Андрей, - в моём возрасте такой шаг граничит с глупостью. Но решение принято, сожалеть поздно. А бояться? Нет, не боюсь. Руки, ноги, голова пока на месте. Прорвёмся. Будем считать это следующей загранкомандировкой.

И вот пролетело время…

- С чего начинать? – Андрей обвёл присутствующих (меня да жену) взглядом. – Могу с конца, могу с начала – один хрен получится.

Не светились его глаза счастьем. Но, может устал с дороги?

- Давай, как водится, с начала.

- Вот с Шереметьево и двинем. В хронологическом, так сказать.

При вручении авиабилетов в московском отделении Сохнута им сказали: «Вам повезло. Вы полетите самолётом компании «Эль – Аль». У вас будет возможность сразу ощутить комфорт и уровень сервиса современной цивилизации».

Рейс уходил поздно ночью. Кроме немудрёного багажа, Андрей с Таней везли пару маленьких собачонок, которые давно стали полноправными членами семейства. Оформили паспорта, свидетельства о прививках, в общем, всё, что было положено. Решили, что возьмут их с собой в салон, как уже возили не один раз. В клетке, в грузовом отсеке, хины, привыкшие проводить большую часть жизни на руках, могли просто не выдержать. Да и какие могли быть проблемы? Андрей с Таней знали, что месяцем раньше такие же собачки уже улетели в Израиль рейсом Аэрофлота. Весь салон пытался угостить весёлых, большеглазых пассажиров.

Регистрация на рейс резко отличалась от обычной. Молодые люди подробно выспрашивали кто упаковывал багаж, не оставался ли он без присмотра, у кого хранился в Москве, не просил ли кто-нибудь чего-нибудь передать. Церемония строгая, но действующая только на людей неподготовленных. За этим зорко наблюдал средних лет мужчина, стоящий в сторонке. Увидев на руках собак, подошёл, не представляясь, распорядился: «Собак в клетку и в багажное отделение». Андрей с Таней наперебой взялись объяснять, что примут все меры, чтобы животные не мешали пассажирам. Мужчина, не слушая, повторил: «В клетку и в багаж» и отошёл. Андрей заметался по аэропорту. Попробуй, найди в час ночи клетку. В отделении ветеринарного контроля подсказали: лети на шестой этаж, там представительства европейских авиакомпаний, может быть, у них… У нас только для птичек клетки есть.

Наверху всё было закрыто. Купили птичью клетку, с трудом засунули собак. Решили, что пронесут клетку в салон и спрячут под сиденье. И вот – посадка. Мысли только об одном: как спасти собачонок: в грузовом отсеке могут не выдержать, оставить на произвол судьбы – не по- человечески. Все контроли прошли, никто не обратил внимания на клетку с собаками, приободрились. Последние шаги по посадочному рукаву… - у входа в самолёт стоит знакомый уже «смотрящий» и внимательно вглядывается в проходивших. Шагнул, молча вырвал из рук Андрея клетку и ушёл в боковую дверь. Андрей кинулся к встречающим стюардессам, пытаясь объяснить что-то на смеси английского с русским, размахивая руками: « Ту догс! Дид зере! –тыкая пальцем куда-то в хвост самолёта.- Вери-вери смол! Ноу проблем! На руках будем держать! Погибнут ведь!»

Стюардессы, мило улыбаясь, разводили руками и показывали, что надо сесть на место.

Таня плакала, Андрей горячился и просил разрешения поговорить с командиром. Пришёл мужчина в лётной форме, молча выслушал весь запас английского языка Андрея и, так же молча ушёл. Всё. Ошарашенные тем, что их не только не понимают, но и не хотят хоть что-то разъяснить, Андрей с Таней заняли места, указанные в билетах. Андрей успокаивал Таню, говорил, что когда все усядутся и утихнет обычная суматоха, можно ещё разок попробовать упросить кого-нибудь из экипажа принести клетку. Но в душе оба уже поняли – просить бесполезно.

Напротив, через проход, устроились трое мужчин. В чёрных одеждах, широкополых чёрных шляпах. Как только все пассажиры заняли свои места, стюардессы принесли этим мужчинам горячую пищу. Андрей с Таней, летавшие самолётами много-много раз, удивились: самолёт ещё на земле, а уже кормят. Оказалось, что кормят только этих троих. Покушав, они надели на шеи специальные надувные воротники, на глаза надвинули специальные мягкие повязки, на уши – мягкие наушники и устроились отдыхать. Стоило кому-то из них сдвинуть повязку с глаз, стюардесса тут же оказывалась рядом, ожидая распоряжений. Не было вопроса кто здесь кто.

Таня проплакала все четыре с лишним часа полёта. Андрей был подавлен, пытался как-то успокоить жену. Когда в середине пути принесли обед, вкуса они не почувствовали, кусок не лез в горло.

Собаки выжили, только целый год после этого полёта, не могли оставаться одни в квартире. Стоило хозяевам уйти, они бросались к двери и не отходили от неё до их возвращения. Вернувшись, Андрей с Таней всегда находили у двери горку штукатурки. Это собаки скреблись, вырываясь на волю.

В аэропорту Бен-Гуриона вновь прибывшим репатриантам (так теперь будут называться и Андрей с Таней, на иврите: «олим хадашим») выдали что-то около пяти тысяч шекелей наличными, это тогда было тысячи полторы долларов, оформили первый документ - удостоверение репатрианта, на иврите «теудат оле». Разъяснили порядок дальнейших действий: получить в отделении МВД удостоверение личности, открыть счёт в банке, записаться на курсы иврита. В течение полугода будете получать пособие, так называемую «корзину абсорбции». За это время надо выучить язык, найти работу, решить квартирный вопрос. А куда поехать из аэропорта, сразу после прилёта? Тот, кто точно знал, зачем едет в Израиль, поступает просто: пару дней живёт в гостинице, если нет виллы у друзей, за эти пару дней его агенты покупают квартиру или виллу, или что он там себе захочет. Если, конечно, не прикупил заранее, до отъезда. Наши друзья к таковым ни с какого боку, поэтому, как и девяносто процентов приезжих из Советского Союза, поехали к родственнице. Кстати, первая поездка из аэропорта – бесплатная.

На второй день после радостей встречи, поехали получать удостоверения личности.

Служащие отделения МВД по-русски не говорили. Пришлось просить других посетителей, владеющих языком, о помощи: заполнить различные бланки и формуляры.

Не сразу, но нашлись такие.

- Что писать в графе «национальность»? – спросили Андрея.

- Как что? – не понял тот, - я же русский. Вот в загранпаспорте написано.

- Мало ли, многие из тех, кто не является евреем по крови, ставят в этой графе прочерк. Вдруг потом захотите пройти гиюр, обрезаться и стать законным евреем.

- Русским родился, русским прожил и помру русским, - разозлился Андрей, - а обрезать уже нечего. Пишите «русский».

- Да написать-то нетрудно. Потом могут быть проблемы.

- Хрен с ними. Нет таких проблем, ради которых стоит отказываться от предков.

Жизнь показала, что добровольный помощник знал, что говорит.

- Ну, а сейчас не появилось желание переделаться в еврея? – спросил я.

- Даже ни на секунду и мысли не возникало.

Стали думать, как обустраиваться. Андрей готов был пойти работать прямо сейчас. Это в России он пенсионер, а здесь все его стажи всем пофигу, до шестидесяти пяти надо работать. Да и не собирался он отдыхать, силы ещё были, специальность классная – горный инженер-маркшейдер, есть опыт работы геодезистом и в геодезических организациях и на стройке. Не может быть, чтобы работа не нашлась. А найдётся – жить будет легче. Потому как посчитали и вышло: если не найдёшь работу, будешь получать «пособие по прожиточному минимуму», на иврите – «автахат ахнаса». На семейную пару это две с половиной тысячи шекелей. Расклад такой: за мало-мальскую квартирку в полторы-две комнатки, как минимум полторы тысячи шекелей в месяц. Вода, канализация, электричество при самой жёсткой экономии – шестьсот-семьсот шекелей в месяц. Налог на землю – «арнона» - четыреста-пятьсот шекелей в месяц. Телефон, если не говорить, но поставить – ещё сотня, говорить – три-четыре сотни минимум. Первые семь лет имеешь право на помощь в оплате жилья, примерно в одну треть или четверть от его стоимости. Подведите баланс сами.

- Так на еду не остаётся, что-ли?

- Выходит так.

Горных предприятий, как выяснилось, в Израиле нет. По крайней мере, найти их не удалось. Геодезические нашлись. Андрею разъяснили: Ваш диплом не даёт права работать по специальности. Надо подтвердить его здесь, в Израиле. Подтверждение заключается в следующем: устраиваетесь на курсы по изучению геодезии, учитесь, сдаёте экзамен. В случае успешной сдачи ещё два-три года стажируетесь и только потом получаете право работать по специальности.

Курсы платные, стажировка иногда – тоже, это, как повезёт.

- Как? – не понял Андрей. – У меня столько лет стажа, работал маркшейдером-инструктором в Африке. Всё подтверждено документами. Какие курсы, какая стажировка?!

- Таков порядок, - вздохнули ему в ответ.

- В гробу я видал такие порядки. Этак я как раз к шестидесяти годам стану «молодым израильским специалистом». И то, теоретически, денег-то на эти курсы да стажировку всё равно нет.

Серьёзный удар. Профессия, считай, пропала. Андрей крякнул, но сдаваться не собирался. Есть водительские права, открыты все категории, кроме автобуса. Можно и водителем поработать. С правами проще: записываешься в автошколу (их – море), берёшь уроки вождения, инструктор решает, когда ты готов сдавать экзамен, сдаёшь его и можешь искать работу. Это для тех, кто приехал с правами. Первые две попытки – сдаёшь только вождение. Не сдал – учи правила, сдавай теорию и опять по кругу. Урок вождения стоит семьдесят пять шекелей на легковой и сотня – на грузовой. Андрей решил получить израильские права категории «С», до пятнадцати тонн. Говорят, неплохо зарабатывают водители автобусов, но надо учиться на специальных курсах и достаточно долго. То, что на автобусах могут работать и репатрианты, Андрей знал. Выяснилось это случайно. Надо было в очередной раз съездить по каким-то делам в Тель-Авив. Андрей решил поехать один, без сопровождения родственника, могущего объясняться на иврите. Делов-то, сесть на девяносто пятый автобус, сказать водителю: «Тахана мерказит», что в переводе на русский означает центральный автовокзал и протянуть деньги. Дождался автобуса, вошёл, сказал, протянул. Водитель денег не берёт, дверь не закрывает. Что-то говорит на иврите. Андрей растерялся. Пассажиры смотрят кто с любопытством, кто с досадой, задержка ведь. Опять протянул деньги, водитель качает отрицательно головой. Дошло, что произошла какая-то ошибка. Уже машинально по-русски: «Вы разве не едете в Тель-Авив? Почему?» И в ответ на чистом русском: «Да потому, что это не девяносто пятый, а девяносто восьмой. Смотреть надо!» Ах ты с-сука! Что ж ты меня мытарил, видел ведь, что на иврите я ни бе, ни ме! Но это уже в воздух, после того, как вывалился из автобуса. Ощущение, что плюнули в морду. Внутри неприятный осадок. Уже непроходящий, чем же так провинился, что носом тычут, нельзя разве по-человечески? Потом, когда появились знакомые, прожившие в Израиле несколько лет, Андрей получил частичный ответ на этот вопрос. «Каждый из нас в своё время выхлебал свою порцию дерьма. Теперь твой черёд. И уж будь спокоен, твою отмерят полной мерой».

- Как? – не понял Андрей. – Почему не наоборот? Уж кто-кто, но люди, испытавшие на себе трудности адаптации должны и сочувствовать и помогать новеньким. Не так?

- Не так. Совсем не так.

Ну что ж, новую для себя мораль можно не принимать, но считаться с ней необходимо. Андрей пошёл записываться в автошколу. В центре городка Петах-Тиква этих школ – одна рядом с другой, выбирай на вкус. Надо было найти такую, в которой хоть кто-то говорит по-русски. Оказалось, что во многих автошколах хозяева специально берут секретарш, говорящих и на иврите и на русском. Молодая женщина, записывая данные удостоверения личности – «теудат зеут» - сказала:

- Я знаю, что был случай, когда русский сдал на профессиональные права. Так что и у Вас есть шанс.

И опять Андрей не придал особого значения этим словам. Он ещё не делил людей на коренных израильтян, израильтян русскоговорящих и израильтян – неевреев по крови.

Первый урок вождения прошёл даже весело. Грузовичок был в отличном состоянии, рулилось легко. Пару раз Андрей задел бордюры на круговом движении, а так всё прошло нормально. Нисим, так звали инструктора (он же хозяин автошколы), принимая деньги в конце урока, сказал через секретаршу, что Андрею не понадобится много уроков. Надо привыкнуть к дорогам, их обустройству и всё. С вождением проблем не будет. Два раза в неделю Андрей, прихватив деньги, шёл на урок, ездил по городу и уже приглядывался к объявлениям в газетах: водители требовались довольно часто, на этот раз должно повезти. Через месяц Нисим сообщил, что записал Андрея на экзамен на двадцать третье декабря.

- Сколько стоит экзамен?

- Четыре – ноль, - по-русски ответил Нисим.

- Понял, четыреста шекелей. Наличными?

- Да.

В день экзамена Андрей, прихватив остатки денег, сказал Тане:

- Сдаю экзамен, устраиваюсь на работу, и будем искать приличную квартиру. Пора освобождать родственников от своего присутствия.

Нисим, пересчитав деньги, кивнул головой и объяснил:

- Экзамен сдаёте без меня. Едете вы четверо и экзаменатор. За руль садитесь по очереди, по указанию экзаменатора. Удачи.

Андрею выпало ехать последним. Экзаменатор, средних лет чернявый мужчина был вежлив и, как показалось Андрею, доброжелателен. Замечаний не делал, за руль не хватался и тормоза не нажимал. Когда Андрей остановил машину, он сказал: «Бэседер», что означало: «Порядок», улыбнулся всем четверым и ушёл.

- Так сдали мы или нет? – Андрей ничего не понимал.

- Это мы узнаем через неделю, в автошколе, - разъяснил один из сдававших, - здесь никогда сразу не говорят результата.

- А что за секрет? – не унимался Андрей, - разве не экзаменатор решает, сдал ты или нет. Почему не сказать сразу?

- Таков порядок, - услышал он знакомые уже слова.

Через неделю секретарша по телефону сообщила Андрею, что у Нисима угнали его легковой автомобиль, в багажнике которого лежали как раз документы с результатами экзаменов.

- И что теперь?

- Надо снова оформить все документы, взять несколько уроков, так, для проформы и снова сдать экзамен. Поскольку Вы не виноваты, Вам этот экзамен зачтётся, как первый.

- А разве у экзаменаторов и в дорожной инспекции не сохраняются результаты экзаменов?

- Нет, всё возвращается в автошколу.

- Ну хоть скажите, сдал я или нет? Что поставил экзаменатор? Не мог же Нисим не посмотреть сразу, как сдали его ученики.

- Он говорит, что не смотрел.

Потом уже Андрей узнал, что все результаты всех экзаменов навсегда заносятся в компьютер, что экзамен стоил не четыреста, а сорок шекелей и что «потеряны» были только его документы, а машину никто не угонял. Ну и что? Требовать возврата излишне отданных денег? Так, раз Нисим спокойно взял в десять раз больше, он так же спокойно откажется от этого. Знал же, что делает. Доказать невозможно, свидетелей не было, все рассчитывалось на честность. Попросить в инспекции результаты экзамена? Туда входа нет, связь через хозяев автошкол, стало быть, смысла нет. В компьютере результат, нужный инспекции или Нисиму. Единственная зацепка – формуляр, в котором стоит оценка экзаменатора, а он-то и «украден» вместе с машиной. Зачем, почему?! Вывод один: в инспекции просмотрели документы и решили, что Андрей не сдал. Но чем же он отличается от других, чьи документы не украли? Только графой в теудат зеуте. Вспомнились слова секретарши: «Был случай…».

- Был случай – будет и второй, - упёрся рогом Андрей.

Взяв ещё три урока, он попросил Нисима записать его на экзамен.

- Подожди, - прервал я Андрея, - ты что, не спросил у этого, ну… Нисима за что он взял с тебя четыреста, вместо сорока?

- А смысл? Нисим вёл себя так, будто ничего и не произошло необычного. Улыбается, не забывает спросить перед уроком о деньгах. Понятно было и так, что на вопрос он просто разведёт руками и улыбнётся самой благожелательной улыбкой. И потом, в таком вопросе есть что-то унизительное. Поэтому плюнул и забыл. Ну, встретилась очередная сволочь, так мало ли их? Но один вопрос я всё-таки задал. Спросил, нельзя ли, чтобы второй раз вождение принимал тот же экзаменатор?

- И что?

- Объяснили, что это был молодой, не имеющий опыта инспектор и он пока не будет больше принимать экзаменов.

Второй экзамен принимал пожилой, неулыбчивый и неразговорчивый толстячок. Не сказав ни слова, не попрощавшись, сгрёб бумаги и хлопнул дверцей.

Эх, кабы, как говорят на Урале, знатьё! Но каждый спотыкается в одиночку, на своей личной тропе. На этот раз никто ничего не объяснял. Не сдал и всё. Что нарушил? Где? «Иэфшар ладаат», что по-русски, если буквально – невозможно узнать, если по смыслу – не твоё дело.

Но судьба ещё раз предложила Андрею прокатиться с горки, накатом. По цепочке случайных знакомств появилась возможность снять социальное жильё. Правда, в пустыне. В городах и, вообще, в центре страны, такое жильё ждут по пятнадцать-двадцать лет. Чаще не дожидаются. Платить за него надо в два раза меньше. А если живёшь на пособие по прожиточному минимуму, то и совсем мало, почти даром. Что-то остаётся на хлеб. Если из дома вылезать только за хлебом. Поскольку поездка в город на автобусе стоит полсотни шекелей на одного. Так что пару раз в месяц выехать из пустыни – уже роскошь.

Но, что до этого Андрею? Права он получит, работать будет, так что «расстраиваться будем поэтапно», как говорила давняя знакомая ещё в Африке.

После переезда Андрей начал искать в окрестностях работу. Любую, поскольку корзина абсорбции опустошалась быстрее, чем наполнялась.

Окрестности были заселены довольно густо. Мошавами (сельхозпоселения, где каждый хозяин – самостоятельный фермер) и кибуцами (хозрасчётные поселения с коллективным хозяйством). И через полмесяца, по протекции русскоязычных старожилов одного из мошавов, Андрей уже работал. В кибуце, на картонном заводике.

Работа была не пыльная. Но мокрая и грязная. Его поставили на станок, обклеивающий бумагой и плёнкой картонные заготовки. Станку было в два раза больше лет, чем кибуцу, при малейших неполадках он обливался клеем, и Андрей, отчищая его, тоже был в клею с головы до ног. За смену надо было руками загрузить в станок восемь-десять тонн картонных заготовок, сама смена длилась от девяти до двенадцати часов. Ни один из членов кибуца не хотел работать на этом станке – в этом заключался секрет быстрого трудоустройства Андрея. Платили за такую работу минимум – около двух с небольшим тысяч шекелей, но вместе с корзиной это позволяло продолжить получение профессиональных прав.

В Беэр-Шеве автошкол тоже немало. Там Андрею предложили «кабланут». Тебе называют сумму, ты платишь и всё, считай, права в кармане. За эту сумму инструктор возится с тобой до тех пор, пока ты не получишь заветных корочек. Получив деньги, он теряет всякий интерес давать тебе уроки: его задачей становится вытолкнуть тебя на экзамен. Быстрее сдашь – больше ему останется. Андрея это устраивало и он согласился. Глядя ясными глазами, инструктор спокойно выговорил: две с половиной тысячи. Снова крякнул Андрей, вспомнилось у Амброза Бирса: «Цена есть стоимость предмета, плюс разумное вознаграждение за угрызения совести при назначении цены». Какой же большой должна быть совесть, если только угрызения её стоят так много? На следующий день привёз деньги и после двух уроков – на очередной экзамен. Теперь за каждый экзамен Андрей платил через почту сам, это в сумму кабланута не входит.

И началось… Два урока – экзамен – не сдал, два урока – экзамен – не сдал. После пятой или шестой попытки инструктор забеспокоился: этак он скоро кабланут отработает, а потом что? Стал выяснять и говорить Андрею, что пишут экзаменаторы.

И что только они не писали! И на красный свет проезжал, и на зебру не останавливался, и знак «Стоп» игнорировал, и на перекрёстке перестраивался. Андрей бесился, кричал, что даже в жопу пьяным не проедет на красный свет или знак «Стоп», а на перекрёстке захочешь – не перестроишься, скопившиеся машины идут сплошным потоком по всем полосам, требовал, чтобы инструктор сам проехал с ним на экзамене вместе с экзаменатором. В ответ инструктор разводил руками и грустно улыбался: таков порядок, ничего не поделаешь.

- Почему же они не останавливали меня, когда я проезжал на запрещающие сигналы и знаки? – спросил Андрей?

- Они говорят, что ты проезжал их тихо-тихо. Поэтому и не останавливали.

И Андрей сдался. Махнув рукой на кабланут, сказал, что будет сдавать на права категории «В» - на легковую машину.

Успешным для Андрея оказался то ли двенадцатый, то ли тринадцатый экзамен. На легковом автомобиле это был второй. Подсчитав затраты на подтверждение прав, Андрей удивился: свою часть корзины абсорбции он отдал полностью.

Но, удивительный случай, права он получил категории «С». Первоначальные документы оформлялись на категорию «С» и, вероятно, когда появился штамп о сдаче, никто не проверил на какой машине был сдан экзамен. Инструктор, вручая временную бумажку, заменяющую права, сказал Андрею, что такого упорства и терпения ещё не встречал.

И нервные и материальные затраты на права оказались напрасными. Куда бы ни обращался потом Андрей в поисках работы водителя, разговор заканчивался с предъявлением теудат-зеута.

- Оставьте Ваш телефон. Мы рассмотрим возможность трудоустройства и позвоним.

Андрей уже знал, что это одна из форм отказа. Звонков можно не ждать.

Всё. С работой полный облом. На станке долго не протянуть. Когда звонил будильник, Андрей падал с кровати на все четыре, с трудом поднимался и, садясь в машину (на работу его возил сосед, работавший на этом же заводике), снова засыпал. Отработав, в полуобморочном состоянии садился в машину и моментально отключался. Вершиной трудовой карьеры маячила работа батраком у какого-нибудь фермера. Если повезёт.

Тяжело, противно, но не это, в конце концов, главное. Можно ужаться до предела, лишь бы рядом была родная душа, которая поймёт и поддержит. Но…

Таня, привыкшая, что все связи с внешним миром лежат на Андрее, не изменила этой привычке и здесь. Да он и сам не противился, послушно ходил и ездил по всем необходимым инстанциям. Без языка, часто натыкаясь на равнодушие, а то и на откровенную неприязнь, не имея возможности дать достойный отпор, он часто возвращался раздражённым, взвинченным до предела. Но если там, дома, в подобных случаях она поддерживала его, сочувствовала и вместе с ним поругивала, бывало, власти и чиновников, то здесь чаще добавляла масла в огонь. Не сумел объяснить, добиться чего-то от служащего банка, потребовать от руководства местной власти – сам виноват, надо было сказать то-то и то-то. И нечего злиться, твои переживания никому не интересны, оставь их при себе. Друзей у Андрея не появилось, а в разговорах с родственниками Таня решительно пресекала все попытки покритиковать местные порядки. Когда Андрей, не сдержавшись, что-то всё-таки высказывал, его неизбежно ожидал разнос от родственников, а потом столь же неотвратимые слёзы и упрёки от жены. Он понимал, что Таня хочет, чтобы Андрей полюбил страну, не знает, как этого добиться и страдает сама. Результат получался обратным. Андрей научился молчать. Лучше от этого не стало. Он перестал откровенничать с Таней, она, чувствуя это, тоже стала отдаляться от него. Тридцать с лишком лет, прожитых вместе, грозили стать напрасными.

- Уж не собрались ли вы разводиться?

- Нет. Об этом и мысли нет. Ни у меня и, уверен, у Тани тоже. Уехать – бывает. Только я сам себе не позволю оставить её одну. И ещё. У неё не всё ладно с сердцем, давление скачет. И когда ей бывает худо – я забываю обо всём.

- Возвращайтесь вместе.

- Это тоже из области несбыточного. Куда и с чем? Будем жить, сколько Бог даст.

- Скоро уже вы станете пенсионерами и по израильским меркам. Будете отдыхать, ездить по Европам, наслаждаться заслуженным отдыхом. Говорят, все израильтяне любят путешествовать на пенсии.

- А кто не любит? Только с пенсиями дело обстоит так: надо отработать десять-пятнадцать лет на предприятиях, которые производят отчисления в пенсионный фонд. Частники, как правило, этого не делают. Нам, в любом случае, пенсия не грозит.

- А что будет?

- А будет то же самое пособие по прожиточному минимуму. На двоих – две с половиной тысячи.

- И как на них жить?

- Будем учиться. До шука, во всяком случае, не скачусь.

- Это что ещё такое?

- Рынок. В самом начале новой жизни на земле обетованной, в одну из пятниц мы пошли на базар в Петах-Тикве. Купить овощей, фруктов. К концу дня, а в пятницу шук закрывается рано, часа в четыре, я обратил внимание на пожилых людей, чего-то ожидающих. Чистенько одетые старички и старушки с сумочками на колёсиках бродят между рядами, ничего не покупая. Но вот одна за другой стали закрываться базарные лавочки. Хозяева и их помощники стали убирать товар, заодно сортируя свои огурцы и помидоры с морковкой. Испорченные и потерявшие товарный вид овощи они с весёлыми, громкими криками вываливали в проход, под ноги, в грязь. И вот тут-то оживились старички со старушками. Копаясь в выброшенных овощах, они выбирали съедобное и складывали в свои сумочки. Тягостное зрелище, доложу я вам.

- А разве не могли хозяева лавок разрешить выбирать овощи с прилавка? Зачем под ноги-то?

- Видимо, так веселее. Потом я видел подобные картинки и у магазинов. Люди дежурят у мусорных ящиков, дожидаясь, когда из магазина вынесут отбракованные испорченные продукты. И выбирают, что можно. Не бичи, не бродяги. Вполне прилично одетые, правда, по старомодному, видимо из привезённых запасов. Такое вот еврейское счастье.

- Неужели ты хотя бы в мыслях допускаешь это для себя?

- Ну уж хренушки! Скорее сдохну. А вместо эпилога – анекдот, который услышал в Израиле: Старого одесского еврея спрашивают: «Абрам, ты видишь, мы все уже уезжаем в Израиль. Так что ты там себе думаешь? Почему не собираешься?»

- Зачем? Мне и тут плохо, - ответил мудрый еврей.»

- Ну, хватит о весёлом. Наливай! Молча, стоя и до дна!