КРУГИ ПО ВОДЕ. Расплываясь кругами по воде, Мои чувства плывут среди людей И летят к тебе как ветер… Круги по воде… Такое обычное и одновременно завораживающее явление. Плавные, идеально округлые очертания, растревожившие еще минуту назад такую спокойную водную поверхность. Гладкую словно зеркало. Прозрачную как стекло. Такую прозрачную, что видны прошлогодние листья, устлавшие дно разбухшим, почерневшим ковром. Их скопилось там уже много – безмолвный привет из прошлого, немое напоминание об ушедшей осени и еще о многих, что были до нее. Словно весть из прошлой жизни… А когда-то, совсем давно, они ведь тоже были молодыми и полными сил и шелестели на весеннем ветру, словно болтливые девчонки, радуясь зарождавшейся жизни, теплу и солнцу. И вечно спешащие прохожие, бросив на них озабоченный, еще по-зимнему хмурый взгляд, вдруг замирали на полпути, останавливались, любуясь изумрудной зеленью, так радующей глаз после черно-белых зимних красок. И неприветливое, пасмурное выражение постепенно начинало сходить с их лиц, уступая место еще неуверенной, робкой, но уже по-весеннему светлой улыбке. Круги по воде… Словно кольца отмеренной жизни… А потом было лето с душными, напоенными солнцем днями и редкими короткими дождями, приносившими столь долгожданную прохладу; со звонким пением птиц по утрам, возвещавшем о приходе очередного бесконечного дня. Их яркая, так бросавшаяся в глаза зелень слегка померкла, припорошенная пылью и выжженная жаркими солнечными лучами. А изнуренные жарой прохожие теперь спешили укрыться в их тени, спасаясь от полуденного зноя. Круги по воде… А затем на смену ласковому теплу и солнцу пришла тихая золотая осень. И теплый, насыщенно-зеленый цвет они сменили на золото и багрянец, став на короткие несколько недель персонажами волшебной сказки. Теперь они уже не шумели, словно оголтелые подростки, а тихо перешептывались, будто усталые, умудренные годами старцы. И сосредоточенные, подмоченные первым осенним дожем люди неторопливо брели по аллеям, погруженные в свои мыли или сидели на скамейках, любуясь несгорающим пожаром ветвей. Робко-салатные… насыщенно-изумрудные… темно-зеленые… багряные… золотые… Сколько оттенков они сменили за эти стремительно пролетевшие месяцы? Круги по воде… Извечный круг… А потом? Потом они тихо сыпались золотым дождем, устилая пустынные аллеи, ложась на зеркальную поверхность пруда, намокали, блекли, оседая на дно, и лежали там – потемневшие, сгнившие, забытые всеми, ненужные никому. Как его жизнь… А ведь когда-то, давным-давно - так давно, что, теперь казалось сном – он тоже был молодым. И так же радовался солнцу и своей казавшейся нескончаемой юности. И был весел и полон надежд, что весь мир открыт для него. Он встречал каждый день так, словно он обещал подарить ему все чудеса этого мира. И у него были друзья… Много друзей. И любовь. Да, у него была любовь! Смешная веснушчатая девчонка с озорными косичками, в которых словно запутались яркие солнечные лучи. Казалось, они знали друг друга всю жизнь – сначала, она – в забавной панамке и ситцевом платье в горошек – строила с ним фигурки в песке; потом он как прилежный рыцарь носил за ней в школу портфель, дрался за нее с соседскими мальчишками, обрывал с клумбы перед подъездом ромашки под громкое ворчание дворовых бабулек и разрисовывал стены рядом с ее дверью, рискуя быть пойманным ее строгим отцом. Странно, он и сейчас еще помнил номер ее квартиры: «35», хотя как ни старался, не мог выудить из задворков памяти имя той, что столько лет безраздельно царила в его сердце. Лена? Катя? Он сокрушенно покачал головой. Теперь уже и не вспомнить. Как странно, ведь помнил же он ее красивые длинные волосы цвета гречишного меда, и похожие на бирюзу глаза; помнил ее открытую, светлую как солнечный день улыбку, звонкий переливчатый смех и всегда исходивших от нее запах свежей сирени. Может быть, Тамара? Резкий порыв ветра сорвал с промокшей ветки последний лист и бросил к его ногам, словно обрывок непрочитанного письма. …Он так и не смог признаться ей, не сумел найти нужных слов и трусливо позволил ей уйти, не остановил, не удержал… Круги по воде… - Бабушка, смотри! Звонкий детский крик вырвал его из тревожных мыслей, заставив оторвать потухший, отрешенный взгляд от покрытой рябью поверхности пруда и посмотреть на усыпанную листьями аллею, по которой прыгала, играя в «классики», задорная светловолосая девчушка лет семи, а со стоящей напротив скамейки на нее с теплотой и любовью смотрела… Не может быть! Он схватился за сердце, сразу вспомнив, что врачи запретили ему волноваться, но разве он мог… Разве мог быть спокоен, когда прямо перед ним, всего лишь на соседней скамейке сидела та, о которой он помнил каждое мгновение своей никчемной, растраченной впустую жизни? Круги по воде… - Катя! Имя вырвалось само – словно осколок прошлого, вихрем ворвавшийся в настоящий мир. Она подняла голову – растерянно, удивленно, и он увидел те же самые, веселые глаза цвета бирюзы, правда, немного выцветшие, окруженные тонкой сеточкой морщин, но совсем не потухшие, а все такие же молодые и задорные. Посмотрела на него, недоуменно, вопросительно, строго. - Катя, это же я… - он не сумел больше ничего сказать – просто смотрел на нее, чувствуя, как от волнения нестерпимо жжет в груди и бешено стучит о ребра больное сердце. – Я… Она нахмурилась, словно что-то припоминая, а затем в ее взгляде мелькнуло изумление, недоверие, радость. - Максим?! Он радостно кивнул, спеша к ней через усыпанную осенней листвой аллею, улыбаясь до ушей, словно шестнадцатилетний мальчишка, приблизился, неловко замялся, не решаясь сеть и не зная куда деть дрожащие, ставшие вдруг ужасно мешающими, руки. Она торопливо подвинулась, словно боялась, что он сейчас повернется и уйдет, и снова исчезнет из ее жизни. Как тогда… И он сел – робко, примостившись на самом краешке скамейки, продолжая улыбаться и смотреть на нее так, словно хотел наглядеться за все эти годы. - А ты совсем не изменилась! – наконец выдохнул Максим, справившись с гулко стучащим сердцем. Она смутилась, отвела глаза, поправив рукой в замшевой перчатке выбившуюся из-под шляпки прядку медовых волос, чуть тронутую сединой. - Перестань, Максим, я постарела… - с грустью сказала Катя, и что-то мелькнуло в ее глазах – отголосок забытых, давно ушедших дней, заставивший его в неожиданном порыве сжать ее руку и горячо прошептать: - Не правда! Ты все так же прекрасна, как тогда, и для меня ты по-прежнему самая красивая женщина на земле! Ее взгляд изменился, неожиданная радость негаданной встречи сменилась тихой, глухой грустью, словно она вдруг вспомнила что-то, что не хотела вспоминать. - Почему ты не сказал мне, Максим? – тихо спросила Катя, заглянув в его усталые, высвеченные годами глаза. – Почему не признался? Он посмотрел на нее – растерянно, смущенно. - Так ты знала?! Она чуть слышно усмехнулась, вдруг сжав его ладонь. - Конечно, я знала! Женщина всегда знает, когда нравится мужчине – у нас это в крови. Я так ждала, что ты скажешь… - Я не смог… - он ненавидел себя за эти слова. За эти и еще за те, другие, самые важные, которые должен был сказать ей тогда, много лет назад. Но не сумел. – У меня не хватило смелости. Ты… была такая красивая… Мечта любого мужчины. Ты могла выбрать любого! - Но выбрала тебя. А ты… - А я оказался трусом. Я боялся, что будет со мной, если ты мне откажешь. И я предпочел промолчать… А потом… - Потом я уехала. - Да. И я понял, что потерял. Но было поздно. Он вдруг вскинул голову, удивленно посмотрел на нее. - Как?.. Она понимающе кивнула, поправив растрепанный ветром кокетливый шарфик. - Мой муж умер полгода назад. Дочь предложила мне переехать к ним, помочь с внучкой. Он кивнул, не зная, что сказать. - Знаешь, если бы ты тогда остановил меня… Он прервал ее, снова схватив за руку и прижав ее к своей груди, там, где под теплым осенним пальто неистово билось сердце. - Знаю. И больше тебя не отпущу! Ее глаза потеплели, вдруг снова став глазами семнадцатилетней девчонки – озорными и искрящимися, и тонкие пальцы согласно сжали его ладонь. - Бабушка, нам пора! Звонкий детский голос вернул их на землю, развеяв осеннее колдовство, но Максим так и не отпустил ее руки. - Мне надо идти, - сказала Катя, улыбаясь ему той самой лучистой улыбкой, которая так врезалась в его сердце. И глядя на морщинки, брызнувшие при этом тонкими лучиками из уголков ее глаз и едва заметную седую прядку, украсившую виски, он вдруг понял, что любит ее еще сильнее, еще больше, если только такое было возможно. - Я буду ждать тебя завтра, здесь! - прошептал он, не отпуская ее руки. - Я приду! – пообещала она. Высвободила ладонь, по-девчоночьи помахав ему на прощанье, взяла за руку смешную светловолосую девчушку и побрела через парк, улыбаясь своим мыслям. В самом конце аллеи остановилась, снова помахала ему и скрылась за поворотом. А он так и остался сидеть на скамейке посреди пустеющего парка и смотреть на то, как на гладкой поверхности пруда плавают листья. Круги по воде… А на следующий день он спешил в парк, торопясь так, как только позволял возраст и больное сердце, по-мальчишески перепрыгивая через лужи и прижимая к груди огромную охапку разноцветных пушистых хризантем. Он даже не обращал внимания на горячее, нарастающее в груди жжение, которое постепенно переросло в боль, пронзило грудь раскаленной иглой, заставив его задохнуться, судорожно пытаясь схватить губами воздух, выронить цветы и бессильно осесть на землю, под испуганными взглядами прохожих. Он еще слышал, как они бежали к нему и чей-то крик: - Кто-нибудь, вызовите «скорую»! А потом мир для него померк, и не осталось ничего: ни света, ни голосов, ни звуков – только тьма… Круги по воде… Завершенный круг… - Бабушка, мы скоро пойдем домой? Очнувшись, она растерянно посмотрела на стоящую перед ней внучку. - Что ты сказала, дорогая? - Я замерзла, мы скоро пойдем? Вздохнув, Катя в последний раз посмотрела на пустую аллею. Он не пришел… Глупо было надеяться. Она горько усмехнулась. Старая наивная дурочка! Тебе-то куда… - Бабушка! - Идем, дорогая. Встав со скамейки, Екатерина Аронова - в девичестве Катя Стрижак - взяла за руку внучку и устало побрела прочь, оставив на лавке тоненькую тетрадку, исписанную наивными, юношескими стихами. Круги по воде… …Вздрогнув, он удивленно моргнул, словно потрясенный яркости и реализму своего воображения. Привидится же такое! Круги по воде! Ему надо прекратить писать свои истории, может, тогда в голову перестанет лезть подобная чушь? А то ему уже начинало казаться, что он живет в мире, придуманном им самим, а это уже попахивало клиникой… Хмыкнув, он оторвал рассеянный взгляд от гладкой поверхности пруда, поднялся, торопливо направляясь к выходу. - Бабушка, посмотри! Застыв, он медленно, словно нехотя обернулся, растерянно уставившись на забавную светловолосую девочку, что играла в «классики» посреди аллеи. А вслед за ней, прямо навстречу ему шла, лучезарно улыбаясь, опрятная пожилая женщина с чуть тронутыми сединой медовыми волосами и искрящимися, не по возрасту молодыми глазами цвета бирюзы… Круги по воде… | 
Положение о Клубе
Сделать стартовой
