ЯПОНСКИЙ СОНЕТ:

 

"ТРОЙНОЕ ХОККУ" или "РАЗЛОЖЕНИЕ ТАНКА"

 

 

 

Классическая японская танка – это нерифмованное пятистишие с жëстким распределением количества слогов в строках по формуле 5·7·5·7·7. Первые три строки – 5·7·5 – выделились в самостоятельную форму хокку.

 

Я сочинял много танка и хокку в классическом размере. Особенностью такого стихосложения является иная, менее привычная для русского слуха, система ограничений. Поэзия (и вообще искусство) всегда существует в той или иной системе ограничений, которую поэт вынужден преодолевать, чтобы выразить то, что он хочет. Будучи по своей природе стремлением к свободе, поэзия обнаруживает эту свободу как свободу внутреннюю в противовес ограничениям формы. Вообще, свобода без ограничений не существует (вряд ли можно говорить о свободе Бога) и состоит в преодолении их.

 

Для чего нужна иная система ограничений? Для того, чтобы преодолеть инерцию старой, привычной, освоенной системы. Примером этого является "инерция ямба", о которой писали еще в 19 веке. В наше время, после столетий русского стихосложения, эта инерция столь велика, что почти любое стихотворение, которое казалось бы пишется легко и свободно, без оглядки на какие-либо ограничения, оказывается написанным ямбом. Дело не в том, что ямб плох, а в том, что эта привычная форма провоцирует привычное – ямбическое – мышление: привычные, ставшие уже стандартными, шаблонными, обороты речи, образы и мысли. Тем самым шаблонным становится не только форма (что хорошо), но и то, что в этой форме написано, то, ради чего стихотворение сочинялось (что плохо). Так исчезает поэзия.

 

Иная система ограничений вынуждает и мыслить по другому, привычные шаблоны оказываются противоречащими этим ограничениям, и поэт вынужден искать новые выразительные средства, новые образы и новые мысли. Что характерно для танка и хокку? С одной стороны, эта система легче для стихосложения, а с другой – сложнее. Легче, потому что не нужно искать рифмы и не требуется правильное чередование ударных и безударных гласных, определяющее размер стихотворения в силлабо-тоническом стихосложении. Сложнее, потому что приходится следовать жëсткой заданности числа строк и числа слогов в каждой строке (силлабика). Как результат, стихи получаются не такие, как если бы их писать безо всяких ограничений. Иногда я даже удивлялся, какие образы, мысли и обороты речи находишь в процессе поиска тех слов, которые "влезли" бы в прокрустово ложе танка или хокку. Не было бы этих ограничений, не было бы и поиска; не было бы поиска, не было бы и находок. А искать нужно, потому что первый приходящий на ум способ выражения, как правило, всегда стандартен и потому не годится для поэзии. Иногда в процессе такого поиска начальная мысль-чувство, ради которой и затевалось сочинение стихотворения, изменяется до неузнаваемости и становится маленьким открытием. Только так – через труд – только и можно высекать строки из "граненой яшмы" (Ли Цинчжао). А вдохновение – всего лишь радость ожидания и предчувствия, сопровождающая такой труд.

 

До какого-то времени я писал классические танка и хокку от случая к случаю. Летом 1998 г. в деревне Липовка я написал первый цикл из 28 хокку "Хайку·Липовка·1998·Лето". Там же можно прочитать мои тогдашние соображения об этой стихотворной форме в русской поэзии "5+7+5 ( возможна ли русская хайку ? ) ".

 

Через какое-то время, проведëнное за сочинением как обычных (силлабо-тонических) стихов, так и танка и хокку, мне захотелось большей свободы, что, в силу вышесказанного, означало – новых ограничений.

 

Год назад, осенью 2003 г., во время путешествия по Израилю, я подумал: а что если для трëхстишия брать не первые, а средние три строки танка: 7·5·7. Я назвал эту форму сердцевиной танка или обратное хокку, поскольку оно получается из обычного хокку обращением числа слогов 57. Так получился "Израильский цикл" из 18 обратных хокку.

 

И, наконец, этим летом 2004 г. всë в той же деревне Липовка я сделал следующий естественный шаг: выделил последние три строки танка: 5·7·7. Такое трëхстишие можно назвать нижнее хокку или половина сэдока, если вспомнить о древней и редкой форме японской поэзии – шестистишии сэдока по формуле 5·7·7·5·7·7. Такие шестишия были уже в первом японском поэтическом собрании Манъëсю ("Собрание мириад листьев", VIII в.), правда в малом количестве (из 4516 песен 57 сэдока, 4194 танка и 265 нагаута – длинных песен, также построенных на чередовании 5- и 7-сложных строк ). В своей наиболее древней форме сэдока выражает перекличку двух сторон, т.е. женской и мужской половин хора, в виде вопроса и ответа. Шестистишия сэдока ещë называют песни гребцов, так что половина сэдока – это песня одного гребца.

 

Я решил соединить все три способа выделения трëхстиший из танка так, что получается девятистишие из трëх строф по три строки в каждой: тройное хокку или разложение танка (на хокку). Его формула: 5·7·5+7·5·7+5·7·7. Ближе всего такая форма к европейскому сонету, так что это можно было бы назвать также японским сонетом. В Липовке я и написал 11 таких стихотворений, предлагаемых вашему вниманию.

 

 

28 июля - 9 августа 2004. Липовка

 

 

 

 

 

Дневные сны

 

 

 

Жаркое солнце.

В недвижимом воздухе

Травы уснули.

 

Усталого дерева

Отражение

Спит в зазеркалье воды.

 

Целую вечность

Над притихшей деревней

Всë те же два облака.

 

 

 

 

 

На закате

 

 

 

Около дома

Комаров будет меньше –

Траву покосил.

 

И прилëг на веранде

Смотреть на закат,

На запад открыв окно.

 

Зажглись облака.

Тихо садится Солнце.

Медленно гаснет Земля.

 

 

 

 

 

 

Белые облака

 

 

 

Белые лодки

В солнечном свете плывут.

Плывут и плывут.

 

Мне сегодня лениво

Постель покидать –

Довольно Неба в окне.

 

Вот день уплывëт,

Встречу ночь и прохладу

И челн Луны в волнах звëзд.

 

 

 

Сфера Луны

 

 

 

Лунная сфера

Над лугами ночными

Кружит и кружит.

 

То над рощей погоста

Подолгу висит,

Озаряя сияньем,

 

То вдаль улетит,

Чтоб у звëздного Неба

Вновь наполниться светом.

 

 

 

 

 

 

Прогулка с Луной

 

 

 

Иду налево –

Луна налево следом

В ветвях мелькает.

 

Тогда иду направо.

Луна – направо,

Будто на верëвочке.

 

Так и ходили

Всю ночь напролëт вдвоëм

По Земле и по Небу.

 

 

 

Цикады звенят

 

 

 

Цикады звенят.

Лëг и слушаю голос

Ночной тишины.

 

Мышь прошуршит по траве.

Цикады звенят.

Птица кричит за рекой,

 

Лает собака.

Кто-то смеëтся в доме.

Цикады звенят в ночи.

 

 

 

 

 

 

Жëлтая пыльца

 

 

 

Сегодня с утра

Наша Старица стала

Рекой Хуан-Хэ.

 

Жëлтые волны гонит

Ветер Восточный

К чужим берегам.

 

Вот лодки плывут.

Рыбаки тянут сети,

Полные жëлтой пыльцы.

 

 

 

Вечерние тени

 

 

 

Вот-вот упадëт

Солнце дневное за край

Вечерней Земли.

 

Тень на траве всë длинней

С каждой минутой.

Видишь, какой великан!

 

Мог бы до Неба

Достать, но бледнеет тень,

Сливаясь с тенью Земли.

 

 

 

 

 

 

Дикая ромашка

 

 

 

Мал и невзрачен

Дикой ромашки цветок –

Меньше копейки.

 

Чей прохудился карман?

Кто сосчитает

Россыпь монет на лугах?

 

Гномы-цикады

Считают без устали

И пересчитывают.

 

 

 

Рассвет в тумане

 

 

 

Восходящее

Солнце в красном тумане

Словно замерло.

 

Там по небу резные

Деревья плывут,

Срезая стебли лучей.

 

А на западе

Выше холодных высот –

Луна уходящая.

 

 

 

 

 

 

Грущу об отъезде

 

 

 

В середине дня

Дождь прошëл. Посвежело.

Плывут облака.

 

Скоро ехать в столицу,

Где нет облаков,

Где радость не дарит дождь.

 

Кто в доме пустом

Будет встречать-провожать

Все рассветы-закаты.