Элла Ольха ОСВОБОЖДЕНИЕ Дуся сидела за столом и зубрила латынь. Болела голова, слова плохо запоминались, но девушка, стиснув зубы, упорно повторяла латинские названия. Она слышала, как мать возится на кухне, стирая бельё. Каждый день бельё, бельё, бельё. В послевоенные годы работу в городе, где жили Дуся с матерью, было найти очень трудно. Поэтому Катерина, мать Дуси, не гнушалась стирать бельё состоятельным дамочкам. На то и жили, да плюс мизерная пенсия за отца, который умер от чахотки. Дуся была хороша собой: статная, густые, тёмные волосы, заплетённые в тугую косу, выразительные глаза чайного цвета, молочный цвет лица. Только чувствовала себя девушка всегда униженной и оскорблённой, живя на грани нищеты. Ей хотелось быть такой, как те дамочки, которые приносили стирать матери бельё: разряженные, пахнущие духами, уверенные в себе, небрежно вкладывающие деньги в натруженные материнские руки. А её Дусю, эти дамы вообще не замечали. Господи, она должна учиться, обязательно учиться, чтобы не заниматься грязной работой, как её мать. Девушка опять уставилась в книгу… Дуся держала в руках, честно заработанный диплом фельдшера. Направление на работу ей выдали ни в какой-нибудь колхоз. Она будет работать в городе, на большой фабрике, выпускающей фурнитуру, где был оборудован замечательный фельдшерско-акушерский пункт, в должности фельдшера. Девушка светилась от счастья – мечты сбываются. За свои сбывшиеся надежды она должна была сказать не только себе спасибо, но и своей матери, которая кучи белья перестирала бесплатно, жене директора фабрики, чтобы её ненаглядная дочка осталась работать в городе, да ещё на таком хорошем месте. У Дуси появилась новая цель в жизни. Она должна выйти замуж. Только за военного или инженера. Никаких рабочих! Теперь девушка работала и могла вносить хорошую лепту в семейный бюджет. Появились наряды и обновки, так необходимые в её возрасте. Она ходила с подругами на танцы, приглядываясь к парням. А выбор был большой. В городе стояла лётная часть и полк ракетчиков. Вон уже подруга Тонька подцепила себе Эдика. Лётчик! Красавец! Москвич! А она чем хуже? При одном взгляде на него, у Дуси разливались приятные волны по всему телу. Тонька тоже хороша собой и педучилище закончила. Свадьба у них через месяц. Ей тоже надо поторопиться, чтобы от подруги не отстать. За ней давно ухаживал скромный, вечно улыбающийся инженер электростанции, Вася Коноплёв. Поразмыслив, практичная девушка решила, что инженер даже лучше и надёжней, чем военный. Зарплата хорошая. Тащится за ним никуда не надо, если вдруг переведут. Дети пойдут, мама поможет. Свадьбу сыграли скромную, позвав самых близких родственников и друзей. Теперь Дуся не ходила, а проплывала по улице, высоко подняв голову и вздёрнув нос. Обращались к ней на фабрике не иначе, как Евдокия Михайловна. И это обстоятельство поднимало её в глазах семьи и окружающих. Она займёт своё место под солнцем! О ней ещё все узнают! В семье Дуся стала главной: распределяла семейный бюджет, решала, что купить, что готовить, когда стирать, когда убирать и так далее. Домашние заглядывали ей в рот, и во всём соглашались с образованной Дусей. Она была идолом, которому мать и муж поклонялись. Вася никогда не возражал жене: смотрел на красивую Дусю, улыбался и кивал головой. Дочка категорически запретила матери стирать бельё. Они обеспеченные, интеллигентные люди, и она не позволит, чтобы мать гнула спину на чужих людей. Теперь мать гнула спину на своих детей. Все-таки не чужие. Однажды Дуся пригласила на свой день рождения подруг с мужьями. Пусть посмотрят, как они живут: у них появился новый буфет и диван, кисейные занавески на окнах. Она, Дуся, покажет, как надо угощать гостей. Подумаешь, что у Антонины лётчик из Москвы. Она всех удивит! Накануне готовились разные яства и пеклись пироги. Дуся с матерью встали ни свет, ни заря: жарили, парили и накрывали столы. В обед, разряженная Дуся, встречала гостей. Весь её вид говорил: «Вот, я какая умница, да затейница!» Матери к гостям выходить было не велено. Нечего старухе с молодёжью делать. Да она и сама не собиралась. Боялась даже нос высунуть. Вон, какое общество собралось: учителя, офицеры, инженеры, не забыли про начальство. Куда ей! Она лучше к соседке пойдёт – да похвастается, как они с дочкой готовились. Вася в новом костюме и при галстуке, встречал гостей, улыбка не сходила с его лица. Гости сначала скромно угощались тем, что им предлагали, но, выпив по рюмочке, быстро нашли общий язык друг с другом. Началось всеобщее веселье. Вынесли на улицу патефон, крутили пластинки одну за одной. Благо на дворе стояла тёплая осень. Дуся веселилась от души. Вот так! Вот так! Теперь и на её улице праздник жизни! Она отплясывала с Тонькиным лётчиком: ноги топали в такт музыке, лицо раскраснелось, причёска немного растрепалась, глаза сверкали, высокая грудь подпрыгивала в такт мелодии. Эдик, славившийся большой слабостью к женщинам, не мог остаться равнодушным к имениннице. Он ловко вывернул её за темный угол дома, воровато оглянулся: нет, никто не смотрит, все заняты весельем. Евдокия Михайловна, ох, и хороши вы сегодня. – Томным голосом проворковал он. Прижал Дусю к стене дома, поцелуем закрыл рот. Она задохнулась. Её никогда так не целовал Вася. Голова слегка закружилась, ноги ослабели. По телу разлилась сладостная истома. Она понимала, что поступает очень нехорошо. Нет, она должна оттолкнуть Эдика, крикнуть. Но в это время он властно провёл руками вдоль её тела, нежно сжал грудь, опять поцеловал её властно и страстно. Она дрожала мелкой дрожью, не совсем понимая, что происходит. Горячая волна разлилась по всему телу, сердце бешено колотилось, ей не хотелось останавливаться, ей хотелось большего. Такого сильного желания она не испытывала никогда в жизни. Эдик почти грубо просунул колено ей между ног, раздвинул их… Дуся билась в экстазе наслаждения, не понимая где она, и что с ней. - Ох, вы и страстная, Евдокия Михайловна, приятно иметь с вами дело, - горячо прошептал на ухо Эдик. – Уходим по одному, чтобы никто ничего не заметил. Я первый, вы – за мной. Евдокия долго стояла, опершись о стену, представляя себе вновь и вновь то, что с ней произошло. Умом она понимала, что поступила гадко и подло, но дикий восторг, испытанный ею, оправдывал всё. Она вышла к гостям, внимательно вглядываясь в лица. Тоня танцевала с директором фабрики, улыбалась, что-то рассказывала. Муж Вася стоял у патефона, чтобы вовремя сменить пластинку. Кажется, никто, ничего не заметил. Слава Богу. В последствии она часто приходила на это место, закрывала глаза, опиралась всем телом о стену, расставляла ноги и вспоминала то, что делал с ней Эдик. Представления были яркими, а ощущения сильными. Шли годы, образ Эдика стёрся в памяти, но каждый раз приваливаясь к стенке и раздвигая ноги, она чувствовала, как в неё входит нетерпеливый и желанный мужчина, доставляющий ей несказанное удовольствие. Зимой и летом, в жару и в мороз она подходила к волшебной стенке, чтобы ещё и ещё испытать плотское наслаждение. Дуся решила не обременять себя сразу детьми. Надо немного стать на ноги: сделать ремонт в доме, прикупить мебель, приодеться, положить деньжат на книжку. А, уж потом и о ребёнке подумать. Ей хотелось мальчика. У неё непременно должен родиться мальчик. Наш сын будет великим, - говорила она мужу, - он будет играть на музыкальных инструментах и будет знаменитым. Он прославит нашу семью. Все узнают, какой гениальный сын у Евдокии Михайловны. Вася улыбался, слушая жену, и молча кивал головой. В запланированный срок Дуся родила сына. Она дала ему имя – Слава. Как иначе она могла назвать ребёнка, который должен был прославить её перед всем городом, как минимум. Всё внимание было приковано к новорожденному. Дуся даже реже стала ходить к своей «стенке». Слава рос красивым мальчиком. Был умным и любознательным. В детский сад его не отправили, мать решила, что ребёнок должен воспитываться дома, под её контролем. Никакие педагоги не смогут правильно воспитать её сына. До школы Слава не понимал, что есть дети, которые играют коллективно, что есть друзья, он тоже не знал. Мальчик всё время играл во дворе, окружённым высоким забором. Его никогда не оставляли без внимания. Он всегда находился под строгим контролирующим оком бабушки или мамы. Больше всего Слава любил ходить гулять с папой, который водил его в парк, покупал тайно от мамы мороженное и катал на каруселях. Иногда, малыш знакомился, с каким ни будь мальчиком, и играл с ним. Славе очень нравилось играть со своими сверстниками. Это было так интересно! Даже желания и мысли у них были похожие. Но такое случалось очень редко. Мама часто поднимала крик, если папа предлагал погулять с сыном. Он боялся маму. И Слава боялся маму, поэтому им позволяли гулять вместе очень редко. Рядом, по соседству, жили два мальчика-братика: один немного постарше Славы, другой – помладше. Они всегда весло резвились у дома: играли в жмурки, боролись, забивали в ворота мяч, брызгались водой. Их никто никогда не ругал за эти шумные забавы. К ним часто приходили другие ребята, и они все вместе играли в свои, неведомые Славе, игры. Мальчик часто подходил к забору и наблюдал в щёлочку, за самыми счастливыми детьми на свете. Он смотрел и смотрел, ловил каждое движение и каждое слово. Иногда с братьями играла мама, высокая, красивая женщина с чёрными кудрями и смуглым лицом. Она весело и заразительно смеялась вместе с сыновьями, сгребала их в охапку и звонко целовала их чумазые рожицы. Мальчики висли у неё на шее, отвечая ей лаской на ласку. Славик! Ты опять торчишь у забора! – Раздавался грозный окрик мамы или бабушки. Ребёнок вздрагивал и нехотя отходил от забора. Он тяжело вздыхал. Никогда бы не посмел он играть так вместе с мамой. Как он хотел оказаться там, с этими мальчишками! Гонять мяч и прятаться за деревом. А, потом выскочить, чтобы его никто не заметил, и крикнуть весело и громко: «Стукали-пали Слава!» Или стоять на воротах и отбивать мячи так, как это делает старший брат Вова, давая ценные указания младшему – Саше. Но вместо этого он слушал маму, которая говорила: Эти безотцовщины тебе не друзья. Не смей даже смотреть в ту сторону. Голодранцы! Их мать на заводе работает, простой рабочей. Они нам не чета. Слава с нетерпением ждал, когда его поведут в школу. Накануне он волновался так, что даже плохо спал. Боялся проспать первый школьный день. На него надели новый костюм, ботинки, дали в руки большой букет цветов и повели в школу. Мальчик был в восторге! Его оставили одного с учительницей и другими ребятами в классе. Учительница рассказывала много интересного. Но больше всего ему понравилась перемена: можно было со всеми разговаривать и не бояться, что мама запретит это делать. Можно было бежать рядом с остальными мальчишками наперегонки или играть в интересные игры. И, конечно, Славе нравилась сама учительница. – Елена Алексеевна. Она никогда не ругалась и не кричала на своих учеников, правда голос у неё был громкий, но это был не крик. Громко она говорила потому, чтобы все ученики хорошо её слышали. Первый месяц Слава с удовольствием ходил в школу и таял от восторга. Трудности начались, когда надо было писать в тетрадках, да ещё выполнять домашние задания. Слава очень старался и писал довольно хорошо и чисто, но маме хотелось, чтобы сын писал очень красиво, лучше всех. Слава всё должен делать лучше, чем остальные дети. Он обязательно должен быть отличником, обязательно. Дуся рвала тетрадки сына, заставляя переписывать домашнее задание по несколько раз. Слава плакал, но возразить боялся. Отец пытался вступиться за сына, но Дуся приходила в такое негодование, что бедный инженер оставил попытки вмешиваться в процесс учёбы, дабы не накалять атмосферу и не навредить ещё больше сыну. Под вечер Слава валился спать без единой мысли в голове, абсолютно вымотанный уроками. Бесхитростные одноклассники, перезнакомившись в классе, решили продолжить дружбу и вне школы. Несколько раз они заходили к Славе домой, приглашая в кино, на футбол, просто поиграть. Но Дуся была непреклонна: Слава занят. Ему надо учить уроки. – Она вежливо выпроваживала одноклассников за порог дома. Однажды Слава взбунтовался и стал требовать, чтобы мать пустила его поиграть с друзьями. Дуся пришла в негодование и сильно избила мальчика. Он несколько дней не ходил в школу, мать его сама и лечила, не чувствуя никаких угрызений совести. Ужас в душе ребёнка поселился навечно. Слава был круглым отличником. Ни одной четвёрки не было в его дневнике. На школьных линейках ему вручали грамоты, на родительских собраниях хвалили мать: «Вот такое внимание надо уделять своим детям!». Дуся была счастлива и горда тем, что она воспитала такого сына. Но внезапно её голову посетила новая блажь: Слава должен стать великим музыкантом! Надо отдать его в музыкальную школу. Сказано, сделано. Дуся повела Славу на прослушивание. Пожилая женщина-педагог сказала: Я не советую вам отдавать ребёнка в нашу школу. У него нет музыкального слуха. Ему будет очень трудно учится. Но Дуся ничего и слушать не хотела. Её Слава будет учиться в музыкальной школе! Это он будет преодолевать трудности, а не она. А он обязан их преодолеть и стать музыкантом ради неё, своей матери. И Слава стал посещать музыкальную школу, получая отличные оценки. Иначе, ему было просто нельзя. Он знал, что если получит тройку или четвёрку, будет избит. Он боялся. Страх не покидал его ни днём, ни ночью. Иногда мальчик просыпался в холодном поту, вспомнив, что не сделал какого-то задания. Он на цыпочках вставал, проверял портфель и тетрадки. Удостоверившись, что всё в порядке, с облегчением вздыхал и дрожащий ложился в постель. По выходным Дуся наряжала Славика и ходила с ним в город – гулять. Сначала она водила его за ручку, потом под ручку. Славик к четырнадцати годом превратился в рослого красавца. Девочки невольно на него заглядывались. В классе он ни с кем не дружил. Дуся не разрешала. Все друзья на него плохо влияли. Бабушка и мама по-прежнему контролировали каждый шаг и требовали отчёт за малейшее опоздание. Постепенно одноклассники перестали обращать на него внимание. Некоторые – его жалели, некоторые – были абсолютно равнодушны. Нет сегодня Славы в классе, никто и не заметит. Слава давно жил своей внутренней жизнью. Он мог часами сидеть, смотреть в одну точку и мечтать. В мечтах он был свободен. Никто не мог ему запретить мечтать! Школьные уроки он учил с удовольствием и легко. Свой же аккордеон он ненавидел, но старательно учил гаммы и сольфеджио. А пред сном занимался самым любимым занятием – он уходил в мир грёз. В мечтах он видел себя свободным: вот он до изнеможения гоняет мяч, вот мчится на велосипеде, вот катается на коньках, вот плывёт наперегонки с ребятами в речке, вот загорает на солнышке, а рядом девочки, они шутят и заигрывают с ним… Слава, пора спать! – раздаётся окрик матери. Он вздрагивает и молча ложиться в постель. Перед тем, как заснуть, он может ещё немного помечтать, пока веки не сомкнёт тревожный сон. На улице стояла весна, цвели сады. Последнее время Славой владела какая-то необъяснимая тревога. Во всём организме чувствовалась то какая-то истома, то напряжённость. Чего-то хотелось. Чего? Он не мог понять. Было так приятно посидеть тихо под яблоней, чтобы никто не мешал и помечтать. А здесь экзамены в музыкальной школе, надо усиленно готовится, а он так устал. Так устал! И мама всё время, как заводная, твердит, что он должен, должен, должен. Ему противен её голос, вечно орущий, и высказывающий, своё недовольство. Если бы она знала, как он её ненавидит! А, сегодня в школе, старшеклассница взяла его за руку и повела под тёмную лестницу. Он молча пошёл. В полумраке она обняла его и прижалась всем телом, обдав горячим дыханием, незнакомым запахом, взволновав упругостью молодой груди. Он почувствовал, что кровь ударила ему одновременно в пах и голову. Всё закружилось и поплыло. Стало так хорошо, как никогда в жизни. Он смотрел девушке в лицо, на полуоткрытые губы и не знал, что надо делать. И тут девушка его поцеловала: робко и несмело. Губы напоминали лепестки роз, только горячие. Слава почувствовал, что он парит. Зазвенел звонок, девушка убежала. А Слава не мог двинуться с места, стоял и думал. Истома и напряжение в теле не покидали его. Ему не хотелось двигаться. Хотелось сидеть тихонько под лестницей и мечтать. И чтобы его никто не трогал. Он хотел, чтобы опять пришла старшеклассница и поцеловала его. Так он прогулял первый в жизни урок. С тех пор, старшеклассницы часто увлекали его под тёмную лестницу. Им нравился этот загадочный парень. Тихоня с виду, а какой красивый и страстный. Они знали, что он никому ничего не скажет, и с ним было можно экспериментировать свои первые поцелуи. Он осмелел, и уже не стесняясь, сам наслаждался поцелуями, стараясь ненароком коснуться девичьей груди. После ласк, он целый урок сидел под лестницей, переживая свои ощущения и предаваясь мечтам. Гром грянул, когда Дусю вызвали в школу. Она вылетела из учительской, схватила Славу за шиворот и потащила по коридору. Она дёргала его за волосы и наотмашь била по щекам, при этом кричала на всю школу: Уроки прогуливать вздумал! Я тебе покажу! Меня позорить! Слава тащился как бычок на поводке, парализованный ужасом, в голове стоял звон, который нарастал с каждой минутой. За сценой наказания наблюдала вся школа. «Классная» была в шоке, она горько сожалела, что пожаловалась матери. Девочки, которые водили Славу под лестницу целоваться, изумлённо смотрели на происходящее. Слава краем ока видел сотни глаз, уставившиеся на него: испуганные, изумлённые, смеющиеся. Глаза, глаза, лица, лица… Знакомые и незнакомые люди наблюдали за ним, за его позором. Звон в ушах нарастал. Потом в голове, что-то щёлкнуло, и он почувствовал невероятное облегчение, дух его как бы воспарил над всеми. Он услышал ласковый голос, откуда-то сверху: «Ты свободен, сын мой, делай, что хочешь». Слава почувствовал в себе невероятную силу и радость. Радость – свободы! Он свободен! В следующую минуту он ловко вывернулся из цепких рук этой чужой, страшной женщины, с силой оттолкнул её от себя. Потом немного разбежался и опять толкнул её в грудь. Женщина упала и растянулась во весь рост на полу. А он захохотал громко и радостно. Потом подбежал и ударил её ногой в это страшное, вечно кричащее лицо. Вот так! От этого действия ему стало хорошо на душе. Он свободен от неё, свободен! Слава повернулся и пошёл прочь. Он не видел больше ничьих лиц. Ему было хорошо, хорошо! Он никого, никого не боялся! Он свободен! Я свободен! – Что было силы, закричал он. - Меня освободили! Он шёл. На ходу расстегивал и снимал с себя рубашку, брюки, трусы, майку, туфли. Как хорошо! Как хорошо! Он шёл и пел, громко и весело. Голос был звонкий и сильный. Он раздавался на весь школьный двор и нёсся дальше, эхом разливаясь над улицей… |