Солнце палило нещадно. Июль. Марина из последних сил старалась ступать со мной в ногу, изредка переходя на крупную рысь. О том, чтобы немного притормозить, у меня и мысли не возникало – домой! домой! ванна, душ, да что угодно!!!

Впереди замаячил Маринкин подъезд, и она взмолилась:

- Лер, давай зайдем ко мне. Пожалуйста, пойдем. Если Колька опять на рогах, я за себя не отвечаю. А тут ты за мной приглядишь, что б чего не вышло. А?

- Твой Колька душ отремонтировал? – обреченно вздохнула я.

- Да уж пару дней, как починил… У меня тортик остался вчерашний, пойдем? - использовала запрещенный прием Маринка.

Нас уже встречали. На лестничной площадке. В позе деревянной лошадки.

- Леее-ее-ыкк-роч-ык-ка…, - вопил Маринкин супруг, когда я помогала затаскивать его в квартиру. Мне достались руки и голова. Самое обидное – это то, что очередь в душ пришлось уступить ему. Ну и подруге, которая с остервенением принялась вытрезвлять своего ненаглядного ледяной…. бррр… водой. Ее усилия не пропали даром, Коля уже не икал, и можно было приступить к допросу.

Коля трагически пошевелил бровями.

- Дронов умер, - выговорил он голосом Левитана, - прямо у меня на руках умер.

В тот миг я узнала, что холодный пот вполне может заменить водные процедуры. На время. Хорошо прошибает, уже не жарко. А надо сказать, что Дронов – старинный приятель моего отца, и они буквально на днях мило беседовали по телефону и договаривались о встрече – посидеть, повспоминать, ну и прочее… И тут – умер…

- Да, девчонки, жалко мужика. Ведь прямо на руках у меня… повалился на меня, повалился… и умер.

- А от чего? – осторожно спросила Марина. Я присела на стул и молча слушала.

- Умер, девчонки… Повалился на меня и говорит: «Слышь, Колюха, как чувствовал сегодня утром, что в последний раз бреюсь».

- Так он что, не сразу умер?

- Марин, ты чем слушаешь? Я же говорю – чувствую, что в последний раз… А потом уже умер. С сердцем что-то. Хороший был мужик.

Маринка достала заначку, налила полстакана беленькой и поднесла мужу. Я попробовала пошевелить одеревеневшими конечностями и тихо спросила:

- Коля, а похороны когда?

- Хммм…. похороны. Так его уже похоронили.

- Как похоронили? Он же только что умер!

- Девчонки, вы обалдели? Я же говорю – умер Дронов. Умер. Сегодня и хоронили, а умер вчера. Я что, сказал, что сегодня умер? Нет.

Марина, утирая слезы, вспомнила, что ее любимый вчера был, скажем так, не особенно трезв. Стресс заливал, не иначе… Ну а сегодня – дело такое… похороны.

- Ой, девчонки, - голосил Колька, - какие поминки были! Но… О! Казус! Представляете, в гроб его положили, а ноги торчат. Мал гроб-то оказался. Пришлось срочно другой доставать, чтобы по размеру подошел. Ну, ничего, все путём… схоронили… Как положено, по всем обычаям.

- Коль, а почему не на третий день хоронили, а на второй? Ведь положено на третий…

Коля почесал затылок и продолжил:

- Ну как почему? Глянь, какая жара стоит. Он портиться начал.

- Кто портиться начал? – оторопела я.

- Ну как… Дронов, конечно. Побоялись, что протухнет.

У меня в глазах потемнело.

- Просто удивительно, никогда о таком не слышала. Сейчас много различных препаратов – и в морге, да и вообще…никто не портится, всех на третий день, а он… Ладно. Где его похоронили-то? Я отцу скажу, хоть на могилку придет поплакать, помянуть.

- Лер, его не на кладбище отвезли. У них какой-то семейный склеп имеется, вот там он и лежит теперь, - глаза у Кольки осоловели, или он вид такой сделал, не знаю… Собственно, когда я попыталась выяснить координаты этого склепа, он ушел в полную несознанку и совсем перестал реагировать на внешние раздражители.

Поняв, что толку тут не добьешься, я развернулась, и, сшибая все углы, вылетела из квартиры прочь. Какой там прохладный душ! Бегом к родителям! Но как я скажу отцу?

Ничего, сказала… Что тут началось! Мама в слезы, отец – эхх… да что там, отец… руки дрожат, губы дрожат…

- Почему же мне-то ничего не сообщили, - сокрушался отец, - как же без меня? Как без меня его… Лер, а где его… ну… Ты спросила у Николая? Они что, вместе работают?

- Да, папа. Дронов – его начальник. А где находится этот склеп, я не знаю. Дурдом… склеп какой-то… Откуда у нас тут склепы?

- Ладно, я сейчас позвоню ему домой и все узнаю.

- Виктор, да ты что! – очнувшись от рыданий прохрипела моя матушка, - у людей горе такое, а ты будешь им названивать, напоминать. Не до этого им сейчас.

- Да… не до этого. Хорошо, у меня есть его рабочий телефон. Сейчас все узнаем.

Я принесла отцу телефонную трубку, и он набрал номер. Дождавшись любезного «алло», папа осторожно произнес:

- Добрый день, простите меня… Я бы хотел узнать, - видно было, что папа нервничал и не знал, как и что говорить дальше. Не будешь же спрашивать, в самом ли деле Дронов умер и где его теперь искать? – Скажите, пожалуйста, Андрей Палыч… мммм… не заболел? Он жи… он здоров?

Папа выслушал ответ и нажал кнопку отключения.

- Она сказала, что Андрей Павлович на совещании и предложила перезвонить через час-полтора…

Как там классики пишут? Немая сцена? Вот-вот… это про нас.

На следующий день я зашла к подруге, точно зная, что дома ее нет. Дверь была не заперта, я прошла на шум льющейся воды – в кухню. Колька мыл трехлитровую банку. Я забыла все слова, которые крутились у меня в голове, пока шла к Николаю на разборки. Так ничего и не сказала. Колька, видимо, спиной меня почуял. Он не оборачивался, только левая щека у него медленно окрасилась в пунцовый цвет.