Слушай меня дорога! Знаешь, я знаю Бога! Веришь, я верю в небо! Чувствуешь – это лишь небыль! Поезд – ночной тунеядец! Тянется так заунывно И лишь бесконечности глянец Умеет дрожать непрерывно Странно, вроде бы все на месте, да только вот где-то не складно. Живешь, а никто и не знает, что есть «Я» такой несуразный. Помнишь, я был маленьким … когда я был мелкий, то думалось жизнь – это счастье, ставшее после проблемой … ну а теперь – ненастьем. Так вот глядишь – все на месте: люди, дома, сновиденья, даже в забытом богом подъезде можно увидеть в свет направление… Светает… спокойно… так не бывает!… Я словно покойник; холодный и смелый, яко воин убитый… время уходит, а ты, но кто, кто же мне ты… аскет и еретик… нудист неприкрытый… Кажется мне, что мир раскололся на то, что мое и то, что чужое; чужое мне близко – свое не понятно и так бесконечно, что кажется поезд, поезд… поезд… поезд, ползущий (допустим куда-то) станет движением из мерти в мерть, люди и я как будто солдаты отправленные на смерть… Нет…, что за бред… спать! Надо спать! … хотя ни мне рано вставать… смерть не так уж и плохо, Кто же Тот Кто-то, Кто знает хоть Что-то среди Знающих Все? Так идешь, идешь и смерть – глупо! Хотя опять же сидишь, сидишь и… и всё одно… Наверняка в этой жизни что-то не так, словно все сошли с ума, перестав на время быть собой, и это время затянулось на всю жизнь… Позже понимаешь, что надо что-то менять, а уже достаточно поздно; думаешь, что подождешь, а еще чуть-чуть и нечего будет ждать; что необходимо в срочном порядке решать, а вдруг в никуда исчезли силы. Так вот и живешь, загоняя себя в острый угол непонимания. Думаешь, что прав, действуя по знакам, по принципу разума, а все зря и пусто… Понимаете, трудно понять до конца – о чем язык не в силах сказать о том, что дает свое… как понять «дембелей», да и вообще людей, державших в руках оружие; как понять их состояние и, может быть, ту боль, вскормленную 2-мя годами или больше… и как объяснить скорбь… Быть… Как быть?… да и стоит ли быть вообще? Допустим, я видел глаза, а в них Бога, … но есть ли он, а может, и нет? Трудно не сломаться и остаться собой вопреки всему: вопреки искусу крови, вопреки искусу славы и почести, вопреки всему и всем, … Но кто же сильный и что есть сила… Еще шесть часов, шесть с половиной непрерывности в блеске ожидания – вокзал … вокзал встреч и разлук, разлук и встреч в связке перипетий и железнодорожных развязок, а за всем стоит… неважно… и наивно, стоит лишь закрыть глаза, … коль это ничего не изменит, не лучше ли раскрыть глаза и видеть, хотя видеть, наверное, грех так как зрение вряд ли дает понимание… Ах да, о чем же он говорил? – ни о чем, просто спросил, зачем я ездил в Москву? И цель моей жизни? Восемь ноль-ноль … не может быть, чтоб оставалось … хотя пятнадцать минус восемь равно семь… Как медленно тянется время, словно ночь и день сговорились… что за лента небытия Ярославского зала ожидания… Будто ждёшь того, кто уже никогда не придет. Будто время играет в «гляделки» и кто кого непонятно … время, время, время… Нет тебя, почти нет денег, но есть билет… (хм) … меня даже ждут, только я не сказал когда буду… А может не ехать – просто остаться и все… Нельзя Вечерний поезд на Москву отправлен утром и со мной На верхней полке я лежу и думаю – «что там с тобой?» Вечерний поезд – стук колес, увозит вдаль от тех проблем, Которые все ждут меня готовы с чертом на размен А я лежу, мне ни почем – дела, заботы, суета, Москва, Москва и голова одной тобою занята. Что день? Что свет? К чему ответ? Вечерний поезд не обман, А в голове, а в голове волос твоих густой туман. Забыть про все я не смогу, быть может, просто не хочу Зачем себе все время лгу, что все невзгоды по плечу. Я – человек, не полубог, хотя как будто всемогущ, По позвонку скользит к мозгам сомнений ядовитый плющ. Вечерний поезд на Москву Отправлен все же не со мной. На верхней полке только тень, А я остался лишь с тобой… В Е-бурге сейчас около полудня, как там они… правду говорят, что пока следить за минутами время тянется бесконечной нитью… хотя следи, не следи – без разницы, в любом случае, раньше поезда не уедешь… жаль… А голова, не спеша и еле заметно, проваливается в густой, белый туман; глаза закрываются, но через некоторое время открываются и кажется, что тянется тягучая вечность, поскольку минуты, словно замедленные сменяются, а порой просто неподвижно стоят. И так час за часом монотонно и однообразно капает время, капля за каплей кап… кап… кап … А ты, облокотившись на сумку, тщетно пытаешься бодрствовать, дабы не заснуть, но кап… кап… кап… и ты начинаешь думать, пытаясь сохранить хотя бы частички растерянного сознания, но кап… кап… кап… кап… Неожиданно из тумана выплывает вопрос «Чем мне понравился город Москва?», а потом кап… кап… кап… И снова в туман застилает сознание, погрузив тебя в бездну безумно-сочного серого цвета (и все кап… кап… кап..) Город чужой и незнакомый - Встречает огнями, но все же не греет На темном перроне никто не встречает, Меня уходящим никто не заметит… И лишь машины гудят неуклюже, Улиц московских сгорблены спины. Я не узнаю случайных прохожих, Я не пойму, меня не обнимут. За горизонтом смеется дорога, Стуком колес, чаем в пакетах, То ли от дьявола, то ли от бога Отправлюсь я в путь – оттуда и где-то Голос любимой покоем украдкой Ляжет неслышно на пыльные плечи. Нежно погладит дорог отпечаток, Моего непокоя погасит свечи. Ну а сейчас ночными огнями Город глядит в зал ожиданья, Завтра я буду мотать километры, Чтоб разгадать секрет мирозданья… Стоп! Ну, уже хватит капать Нет, я понимаю, что циферблат, что электронное табло… красные тараканы собирают черные крошки с черной скатерти судеб – ей богу смерть лучше ожидания… смерть… Смерть и память, дорога, путь, прошлое, памятная дата… Печальная дата 20 января 2000г. - смерть Андрея Валентиновича Фёдорова. И только сегодня во вторник 25-го я осознал, что случилось. Похороны... не веселое зрелище. Гроб с телом, скорбные лица и слезы в глазах… утрата лучшего учителя в этом мире. Холодное, оплывшее лицо, закрытые глаза, сомкнутый рот и безмолвное спокойствие смерти. В красном гробу лежало тело, одетое в выглаженный чистый костюм, красиво завязанный галстук и аккуратно зачесанные волосы… 30 лет и уже... Пустота и боль утраты переполняют меня по мере созерцания строгого и спокойно-белого лица, но не смотреть, я был не в силах. Прощание, вынос тела, остается даже ощущения того слабого запаха, источаемого телом (как будто я сейчас стою у него). В тесной комнате квартиры, переполненной людьми, у гроба, точнее в ближнем к нему углу, стоят венки - много венков, сидят на скамейках в трауре родные подле самого тела и плачут. По другую сторону другие люди, мужчины без головных уборов и женщины в платках. Выйдя на мороз, пытаешься восстановить в памяти картины прошлого, его глаза, улыбку, речь, голос, движения и жесты... Но перед глазами одно - спокойно-белое лицо... Идем в школу, посреди мороза и легкого ветра, озяб, я в озябшей руке несу цветок. Начинают замерзать ноги, но в душе только начинают заполняться шлюзы, в глазах нет ни капельки слезинки... В школе прошибает слезу... Жизнь, словно свечка, горит в полутьме И мы забываем в мирской суете О близких душой, хотя не родных, Живущих с тобою и тоже живых Был человек, а вот его нет, До боли простой и не сложный ответ Мой лучший учитель, а я вас не знал И на выпускной не придете вы бал И ваша улыбка ушла навсегда Навстречу звезде в никуда, никуда Если есть «никуда», то где же это место? Был… почему был? Нет, я понимаю, что не слышно, до боли знакомых шагов приближающихся к порогу и т.д. и т. п. Но разве человек только тело, если Пушкин был, но был ли он? … я думаю, есть; разумеется, что тело свой век отжило, а душа? А память? А прошлое? А духовные узы? … разве это исчезло?... Мы же не говорим о тех, кто вышел на пять минут, что они ушли на век; ни оплакиваем того, кто уехал в командировку или просто в другой город… так отчего же мы говорим, что тело это жизнь? … и оплакиваем то, что осталось… Если листья превращаются в землю, земля рождает листья… то, смерть рождает дорогу? Но в любом случае дорога рождает шаги, и усталость, будучи итогом шагов… чем отличается от смерти усталость? … по мне, они обе есть итоги, но не более, скорее переходный этап, нежели конец цитаты… Нарисуй мне дорогу, уходящую в небо Улыбнись на прощанье, отпусти меня в путь! Не жалей обо мне, моя жизнь словно небыль Если сможешь, прости, ну а лучше забудь. Ты не думай, я так, по-другому не проще И прошу, не сердись по другому нельзя Я раньше-то был не то, чтобы очень, А вообще я не был, отпусти меня в путь А дорога спешит из итогов в пороги, Ты не знаешь и я не смогу рассказать, Как в пути в город свой на окраине неба Напослед отдохнув, оглянулся туда… Туда – в полумрак уходящего счастья; Туда – в кутерьму, сутолоку и быт; Туда, где осталось забытое счастье; Туда, где меня тебе не забыть. Но лучше забудь, оставив память бумаге, Если сложно одной – ты другого найди И не спеши, мы встретимся вскоре Не жалей ни о чем, мы встретимся – жди! Жди, если хочешь, ну а лучше уж действуй – Жизнь бесконечна – не бесконечны дела, В солнечном городе встретимся в пору И ты не умрешь – так было всегда… Но прав ли я? … время… кап – кап – кап… время все поставит на места… Время… время течет быстрой и бурной рекой, человек находится в бурлящем потоке. Камни и палки, образуя на водоворотах странные сюжеты, создают события. Из событий вытекают судьбы, вытекая из одного события в другое. И человек не способен что-либо исправить, даже в том случае, если предварительно он все обдумал. … человек – крупица, но из крупиц состоит пустыня… но тогда получается, что человечество – пустыня … так?!?! … О чём это я? … А впрочем, что бы ни было, судьба есть, была и будет… и не перестанет быть таковой до скончания рода человеческого. Но если судьба знает и повелевает нами, то почему мы повинуемся? И повинуемся ли мы ей? И что есть судьба? И для чего? ... А может мы – это судьба? ... Человек, люди, человечество, народы, расы – для чего все это? ... Что бы было всё понятно? … или наоборот? ... Не знаю… Но отчего же все так… отчего???? Не от того ли…. Что… Моя страна торгует именем Христа А также всем от чести до ресурсов. Важны лишь только имена, Все остальное дело ГОСТ’а И именуясь «Третий Рим» Крича «по праву первородства» Третичными руками мы блудим И лицемерие есть высшее искусство. В ней каждый полон страхов за свое, Свобода остается только словом. На деньги заменили нашу жизнь. Душа как-будто атавизм – Скорее для прикола. В отчизне я с рождения должник, За газ, за свет и за уют Здесь каждый кредитор. И жизнь моя в кредит. Все от меня чего-то ждут И до сих пор работа палача Ценней труда простого хлебороба Богач – и он же есть бандит. Трудом здесь сложно заработать Достойный кров, приличный быт. Я, будучи поэтом, всем этим, крайне, сыт Все очень просто я – Россиянин Мне очень стыдно я – Человек Наука – есть орудие убийства, И всюду призрак Гильотины, Станок издателя – как дыба. Ведь спрос важней, чем истина в словах И если рейтинг «Гамлета» вдруг станет выше, Чем рейтинг лучшего порно То выбор крайне очевиден. Жизнь человечества – глупейшее кино Из года в год мир птиц все глуше слышен, Все люди говорят о мире и добре, Но войн не меньше и люди улучшают танки Политика – не старое вино, Но рядом с нею отдыхает и Вакханка. Все говорят, но слово превращается в туман, Меня ж за правду низвергают, Они скорее месть простят, Добра и чести – не прощают. О, жадность – ты людей кумир, И люди породили воровство, насилие Войну и «человеческую гнилость» И продавая все подряд И низость высшее из благ И власть важнее сути. Важней всего – кто виноват Людской мир очень быстро судит Фемида человечества слепа И я боюсь гадать, что завтра будет… P.S. А рабство хоть и отменили По сути, каждый человек В системе человечества не более, чем раб. И казино взамен роддома для них Нормально и отлично… Ночной родник в знойный полдень – Высшее блаженство, идущего сквозь день. Весенние листья, венчающие пчел, Как радость юности первой любви. Первая гроза, заставшая врасплох Ночной дождь в окнах и зимние узоры на стекле, Разве это не прекрасно? Кап… вот и цитата из прошлого…. Интересно я и я, тобишь некто я, но иного склада, хотя и во мне… нечто из недавнего прошлого… « - Мне уже семнадцать лет девять дней и шесть часов сорок пять минут. Много? Мало? Или… - А что «или» … - А то, что … да просто так вот! - Ну да? - Да ну! - Ну и что с того? - Не знаю, вроде, ничего… - Может быть? - Знаешь, последнее время я почему-то почти ни о чём не думаю. Просто не думаю и все. Вот впереди два выпускных класса одиннадцатый и пятый, а потом в училище… - ну и что с того? - да ничего – одна фигня. - Фигня, говоришь, а ты уверен? - Уверен хоть ты и разум, и сомневаешься, я думаю, что уверен! - Вот как … ладно.» Раб… Раб ли я? И стоило ли ночью отдавать тем людям половину моих, до коликов, смешных денег… а меня предупреждали «не ходите дети в Африку…» … когда, вопреки совету решил прогуляться вокруг вокзала, да и к тому же ночью (вот гений!) … думаю да, ведь, как ни странно, я уважил их мир, оставаясь собой до конца… мой мир… Мой мир – это то, что я храню от других и, зачастую, от самого себя. Я его могу видеть и слышать, но я не могу сделать так, что бы кто-либо другой смог бы до него дотронуться, коснуться и его почувствовать. Я не смогу тебе открыть его красоту и утончённость, ибо в каждом слове, которое будет искренне о нем, ты будешь разочаровываться во мне (или наоборот)… это мир не только моих чувств и желаний, я очень хотел бы тебе показать, но не знаю, как это сделать понятней… но дело не в том, что мне там скучно и одиноко, нет, … Просто дело не в том, что он сер и скучен, точней наоборот, он настолько красочен, интересен и глубок, что мне очень хочется поделиться его светом и счастьем. Я хочу дарить свет его солнца, голубизну его неба, кристальность речной воды, прозрачность и свежесть его воздуха, красоту гор и полей, зелень листвы и белоснежность снега, красоту городов и людей, в общем, то, что дарует мне спокойствие и истинную силу (как света, так и тьмы, обратите внимание!!!). Чаша света и тьмы уже полна и я готов указать дорогу в мой внутренний мир, туда, куда уходит мой взгляд и там, где есть то, что делает мою жизнь жизнью, а не существованием… то, что я называю душой. Глупо! Глупо и тяжело врать себе, утверждать, что все хорошо и прекрасно, улыбаться и танцевать… НО ЗАЧЕМ???... Страсть! Страсть к опасности (или просто опасности)… идти по канату, по тонкой струне меж ветрами над высоченной пропастью, обрезая страховку и подпиливая проволоку под ногами… чувство страха и боли, прекрасный союз для … для… Для Гамлета (принца датского) Стена, окно, веревка ... достало всё и лица те же Стена - уткнуться и молчать, глотая слёзы в тишине Что вы смотрите! Не надоело!!! Жалеете... Ну-ну давайте - добивайте... Советы? ... да конечно так и быть... Хотя знаете мне всё так же пусто... Окно - облака в квадратах проплывают... Рвота мыслей и слов! Синяя пена на бумажной холстине. И не один, да тошно... улететь бы... Жаль крыла поломаны, да без перьев... Верёвка - руки резать бесполезно, яд отторгается Я нужен? Кому? Вам? Что бы было, что отражать зеркалами пустых глазниц! Да я же не рентабелен!!! Я ничего не стою, ведь старая мебель хоть и молодая... Ах да, кстати, хоть кто-нибудь спросил, что я чувствую, живя между вами? ... если живу... Мне ваше прощенье не нужно... к чему вам я, когда у вас ваш мир... Крик новорожденного, впервые вдохнувшего воздух Радость влюбленных, ничего не видящих вокруг, Пьяные глаза поэта, дописавшего поэму Мудрость, пропитанная годами и светом (пусть даже тьмы) Восторг нашедшего давнюю или не очень пропажу, Счастье поднявшегося на вершину творчества. Это ли не достойно восхищения? Все равно ГЛУПО!!!!! Наверное, так оно и есть что: «Однобокая правда – хуже лжи!» Я сам себе создаю проблемы, хлопоты, заботы, ведь как иначе быть? (тоже мне Гамлет нашелся)… одно интересно – причинять другим боль… но эта другая боль, не боль страсти, а боль души… острая пронзительная, пронзающая тебя всего и всюду… И как быть? Что делать? Куда бежать? Как сделать так, что б причиняя себе боль не причинять ее близким? Почему те, кто ближе всех ко мне страдают тоже. Почему? Лишь смерть едина в мире многообразий Она одна и разночтений нет Будь ты хоть царь, виновен, не виновен, А всё одно – нам всем дорога в мерть. И как ни жить с ответом без ответа ль, Не плачь мой брат, моя жена – Я дочертил судьбы уставший ватман, Я за вторым пошел, ведь Брахман – это Я Но все-таки жизнь прекрасна как никогда. Над пропастью неизведанного и пугающего будущего – на тонком волоске каната с оборванной страховкой … на грани света и тьмы… Как сладостно замирать в муках боли и шока. Как приятно страдать! Я вижу Голгофу… на ней… боже… я. Ну, кто же успел, ну кто же распял меня? Ведь я не святой и даже не черт, Но я на кресте, кровь бесшумно течет. Безумная боль, слабость в руках, Свобода души, свобода в словах. Слышится смех, слышится плач, Похоже, смеется и плачет палач. Гвозди в руках, гвозди в ногах, Череп и книга – свобода и прах. Лица людей совсем не похожи, Лица людей – скорчены рожи. Женщина плачет, ей больно как мне, Ведь я ради них распят на кресте. Стражник смеется ухмылкой тупой, Ребенок стоит, очарованный мной. Один говорит; « Он умер за веру!» Другой же в ответ; «ну какая тут вера? Он просто дурак, раз позволил распять, Позволил гвоздями к доске приковать.» Третий твердит – « Он просто изгой, Вор и насильник, зачем нам такой?»... Я же с собой заберу все грехи, Живите же люди, пишите стихи, Про то, как меня гвоздями за веру, Как вора, изгоя, дурака. … За измену? Небо! Небо! Небо и любовь – это всё! Все, что нужно для полета! Но все же нутро, которое почти не подводит, предвещает мне беду. Какую?... Падение с неба, с поднебесной выси на голые камни бытия, словно корабль в буре я мчусь под шквальный ветер на скалы, не в силах справиться с парусами. Надежда! Только ты со мной! Я должен сам выплыть и спасти корабль, пусть Вера и Любовь, подобно крысам, сбежали. Это не такая уж и беда! Ведь ты со мной, ты со мной, моя Златовласка, твое прикосновенье и дыхание, я ловлю каждой клеточкой организма и тем дышу. Я знаю, ты мне верна! … Верна, но почему? ... стой! Не отвечай, не надо… пусть это будет между нами … пусть бумага своими слепыми глазами не узнает нашей тайны… пусть никто (кроме нас) не расскажет этой тайны до конца. Да об этом знают: … но они не знают главной нашей маленькой и светлой тайны. Пусть лишь Ночь да Тишина прочтет эту тайну в наших глазах… Пусть! Не страшно и то, что Дьявол узнает о ней. Он ее не поймет, ибо не слышит музыку наших сердец… Моя милая Злотовласка… Белые стены, седой потолок – Ты этот мир одолеть все ж не смог. Братья в халатах, врач, медсестра, А за окном ожило «вчера»… Мудрая горечь, гнедая тоска, Время песчинкой дрожит у виска… Тихо и странно часы на стене Словно застыли, как вой при луне… Опыт пространства – полета извне, А ты так хотел быть соплей на стене, Удавкой на шее, ударом под «дых» Знать тех, кто вчера был живее живых… Мало ли что? Где? И когда? Тебя оживит лишь живая вода – Слов и лекарств терапия пуста В, знаний стихии, где сила не та, Что люди не зная, считают за власть – Им слишком привычна белая масть, Им просто так легче не думая жить «Быть иль Не быть?» - им никак не решить Рано или поздно надо пожинать плоды, посаженных тобой, деревьев. Надо отвечать за твои промахи, поступки и лень. Я вынужден уйти из этого класса. Зачем? Затем, чтоб избавить себя от лишних проблем. Конечно, это не избавит меня от других проблем (то есть учиться будет легче, но «входить» в другой класс). Я сам себя довел до этого, сам понизил свой уровень и сам возрастил, словно аленький цветок, свою толстую и наглую лень. Так что приходится менять одно судно, чтоб прибыть в мой порт и поменять большой и красивый фрегат, на старый и потрепанный парусник, что может быть даже к лучшему… Но выбор сделан и через месяц, в следующем порту я пересяду на этот старый и маленький парусник Музыка – это все! … Все, чем я полон… Музыка – мой образ мысли и жизни … паузы и репризы, аккомпанемент и соло скрипок… Для меня жизнь – музыка. Музыка боли и страха, … музыка радости и печали, … музыка слез и смеха, … и музыка полета… Кто ее слышит? А кто нет? И когда труба протрубит отбой, Соберет войска на обратный марш Командир мальчишка, но уже седой Скажет нам: «Пора по дома, назад» Из окопных стен выйдет наш отряд Нас осталось мало и к чему винить? Я вернусь домой – навсегда солдат По другому мне уж никак не жить. И когда замолк оружейный гвалт, Я на век оглох, такова судьба, Мой шинельный стяг, может не судьба, Да вот кровавых дней все же не забыть Не забыть друзей, что ушли навек Не забыть врагов – все же человек Не забыть ту боль, значит дальше быть, Только как сейчас в дом свой путь сложить И оглохший в миг, порохом пропах Сапогов кирза, да чужой бушлат Эх, матросик был «не разлей вода», Только пуля в лоб ему путь нашла Не хотел снимать да вот слово дал Надо воевать – он довоевал Завещаньице, ох, невелико, А в бушлате том, хоть тепло, Да вот не легко И тяжел мой шаг, тяжела рука, Стал страшней зверей, не боюсь и льва Да не хрустнет снег, под ногой моей – Я разведчик был и не гнал коней Вроде бы конец, да слеза, как нож – Режет по сердцу – водкой не зальешь В каждом сне ползу, вдруг да выползу Сквозь узоры пуль сквозь нее – черту Через черточку разделения, В тишине ночной без ранения А товарищ вот, не дополз – уснул… Жаль не разбудить… Дыхание жизни переполняет всего меня, делая ничтожным все обиды и слова. Люди, как в тумане, исчезают и появляются передо мной. Слова шумят, как прошлогодняя листва, взгляды, … а что взгляды? Только лишь суета, больная и бестолковая, да усталость от постоянной беготни, И БОЛЬШОЕ ПРИБОЛЬШОЕ НЕБО! Ох, если бы мне, словно птице, жить одним небом! Но, увы, я человек – ходячая тварь, живу среди подобных подобно им и иногда, как они (они тоже твари). Они очень смешны в своей попытке достать меня, они не любят задирать головы и летать, но и они же не любят тех, кто парит над ними. Они боятся того, кого не могут достать. Они жестоки и ненасытны; способные присвоить себе или растоптать все святое и чистое. Но я им не доступен, ибо они не могут летать, так что … «да будет свято небо!» Отнеси меня на Бабий Яр, Я бы сам пошел, да вот не держат ноги, Кто виновен в том, что там моя жена, Что пшено дороже воли? Как кричать, когда в глазах туман Изо рта не голос – пена, Пена хрипа, боли, пустоты Жизнь моя нужна ли боле? Деверь мой еще весной, Съев коры с крапивой, помер Отведи меня на Бабий Яр, Опустите дула автоматов Ухожу от боли и потерь – Мне пора увидеть Брата Я не знаю, нужен ли своим, Но шеренги пыль с дороги подняли За крестами новые кресты, Ну а между звезды, Но иконные ль? Я пойду на Бабий Яр, Там мои Деды и Прадеды, Там закат, как отпевающий пожар, Там в слезах ночи могила Матери И, казалось бы, ну что с того – Время на часах кричаще новое, Только плачут образа Христа И леса редеют, превращаясь во поле Только голод, голь и нищета, Как века назад, немы безропотно До пожара, до ножа, до безумства, До тоски без голоса… Только рядом с этой нищетой Кто-то ест икру с омарами Миллионы за приезд, Да детишкам рубль, «Чтоб не плакали» Только деньги, словно образа, Словно та звезда в Медведице Да поэта стары старые глаза, юноши нелепого… Вы помните, как один, не то чтоб человек, Но пришедший в облике, да в образе Выбрал путь… А все же жаль Христа… Мы его видать не поняли… Кап… вот и след от ночи растаял… безвозвратно… Интересная штука ночной зал ожидания… ночной вокзал прозы прошлого, стихов будущего и безвременье настоящего… платформа эпох, внучатое детище постоялых дворов, безголосый сборщик человеческих судеб, извечное скиталице прошлого и дом приходящих призраков прошлого… Ну вот, скоро и поезд, из пустыни в пустыню, скоро почтовая карета увезет меня из прошлого в иное… Еще день назад я был в Оптиной Пустыне, а теперь в Бург, к тромбону, к сессии, к делам, к дому… И красный шарик, под куполом, словно, уставший клоун из шапито, он сильней этих стен, держащих меня и «дембелей» (кстати, один из них мой нож умыкнул, мерзавец), но клоун, по-моему, есть олицетворение Бога, так как, его грусть и радость и есть наша жизнь, а цирк это тоже церковь, ... но в ней не хор поет, а стон тоскующих животных по своему дому, хотя что дом? Где он? Куда Дом? И за что Дом? … Запах листвы после дождя, свет луча, Окрасившего тучи в разные краски. Мазок кисти по холсту Вечерние плечи в теплой ванне, Новые открытия, дающие Новое Старинные вещи и корни прошлого Да здравствует жизнь! Жизнь прекрасна! Скоро на чёрной скатерти появятся мои тараканы, подарившее мне вечность длинною в ночь между сумеречным автобусом из Козельска и дневной каракатицей до Екатеринбурга… да, уж а первая каракатица была красная с желтой полосой на боку… поезд… поезд… поезд… Странная штука поезд, лежа, а все- таки едешь, Как «Интернетовский поиск», лишь на запрос не ответишь Мерно качается поезд, в такт с ним качаются вещи Будто бы так захотели – не остановишь, нет, не успеешь Раньше, быстрее, чем полок тревога, всполох колес, речь машиниста Скорее часов никак не успеешь, даже сказать «Asta la viste»… Странная штука поезд… Лежа, а все-таки едешь… Кап… а все же жаль, что люди не хотят летать… ей богу жаль… ага, зато каракатицы ползают, в окнах проплывают нефтяные вышки, поля, дома и все такое, вот… Ну, вот и мои тараканы выползают… интересно, на постель хватит или нет? Там разберемся… Перрон – бесконечное столкновение судеб, сумки, бабки, семечки, жизнь, смерть, горе, счастье, радость, смех – я понял, Перрон – это наша реальность… точно… наша реальность, как она есть… это дом дороги, а значит… А сила – это наша душа, вот как я думаю, кто чист душой тот и силен… сила духа и делает всемогущие Перроны ничтожными, а государства низвергает в пепел, а все прочее детали… хотя… нет, я все же прав мышцы, деньги, власть, страх и множество чепухи подобного рода не стоят и одной миллиардной частички чистой души, а значит, чистый Дух и есть сила!!! (в конце концов, только чистая Душа с сильным Духом способна остаться собой до конца, сохранив честь, если, даже и потеряет невинность… достойно и стойко пройдет весь путь… я так думаю) Ладно, вот мой вагон… полка сверху… «вот поезд тронулся…» … До обидного мало, до противного много Мне отмерено времени Между стрелок часов и засовов ночных В глубине мирозданья, над поверхностью мира Между стылости истин и горячности лжи Свой отмеряю век, достойно пути | 
Положение о Клубе
Сделать стартовой
