За стеной у соседей радио обозначило полночь.Постепенно замерли ночные шумы. Дом засыпает. Только в съемной квартире на первом этаже не смыкает воспаленных глаз черноволосый мальчик- он боится уснуть: исчезнет время. А если навсегда! А одиночество, наоборот, не исчезнет? И это молчание ночи будет бесконечным, таким же , как вчера, как месяц тому, каким оно было со дня приезда в этот город. Никогда раньше не думал , что молчание может быть таким осязаемым.

Тело от напряжения немеет. Он упирает с силой пальцы ног в спинку кровати, голову вдавливает в твердую подушку и натягивает плед до подбородка. Страх ненадолго отступает- боль не дает сомкнуть веки.

В этой жизни у него много врагов. Но молчание – главный. И еще – часы. Они нарочно замедляют движение, чтобы продлить изнурительное ожидание, отдалить возвращение мамы, или, по крайней мере, соседки.

С мамой он видится не часто. Она приходит с работы усталая и измотанная настолько, что засыпает с чашкой чая в руках. И уходит на работу до рассвета.

Он просыпается, когда ее уже нет, и только неостывший электрочайник подтверждает ее недавнее присутствие. Целый день мальчик лежит на диване, встает только за тем, чтобы сходить в туалет, если становится совсем невмоготу, или за куском холодной , мокрой курицы из ржавого холодиль- ника, которым милостиво разрешила пользоваться хозяйка квартиры. Ему хочется поговрить.

Но квартира чужая – даже кошки завести нельзя. А предметы не отвечают – они не живые С самим собой говорить неинтересно.

Его уже и врач больичной кассы осматривал, и безработный сосед- бывший профессор- никакой болезни не нашли. Ну, в том смысле, когда температура, или живот болит. Ничего такого у него нет. Но вставать с кровати не хочется.И выходить из дома не хочется...Ничего не хочется.

Днем не так страшно. Издалека доносятся автомобильные гудки, сирены полицейских машин , истеричные вопли амбулансов, назойливый вой проивоугонных устройств, крики уличных торговцев. И еще -голоса прохожих. Звуки , заполняющие утро и день большого портового города.

С последнего этажа их дома видно море. Можно различить белые барашки , оседлавшие гребни невысоких волн, волнистую линию прибоя у песчанного пляжа, черные сухогрузы на рейде и нарядные белые лайнеры у причалов. Он когда-то так мечтал об этом!

Там, в прошлой жизни, в его комнате висела большая географическая карта - на ней красным фломастером был обозначен кружочек и название этого города. Красная пунктирная линия охватывала и часть синего бумажного пространства- ведь они собирались жить в приморском городе.

Ему даже снились эти кривые улочки, торопливо сбегающие прямо в море, праздничные белые корабли, деловитые буксиры, экзотические моряки на нарядной набережной. Все, что он читал о море, видел в кино , слышал от бывалых людей, потом входило в сны, цветные и яркие, как обложки маминых журналов. И еще в снах были ватаги черноволосых, босоногих мальчишек, с гиканьем и хохотом несущиеся по золотому пляжу. И с ними -он.

Мама уже бывала в этом городе в гостях и по делам. Она много расказывала о море, белых приморских городах, об улыбчивых и доброжелательных людях, об археологических раскопках- это тоже потом появлялось во сне.

И когда они приехали в этот город, с его кривыми , сбегающими к морю улочками, с компанией бронзовых от загара мальчишек, издали наблюдавших за разгрузкой их немудренного багажа, уместившегося на крыше микроавтобуса, ему показалось, что это все тот же сон.

...Удар пришелся чуть выше правой брови.Он почувствовал скорее недоумение, чем боль. Ему казалось, что от мальчишек исходит такое же дружелюбие, какое испытывал он сам- мысль о возможном нападении даже не пришла ему в голову. Но они напали все вместе, били сосредо-

точенно и деловито, при этом гортанно и зло выкрикивали что-то.

Он умел драться. Да и какой мальчишка его возраста этого не умеет? Но при этом соблюдались неписанные законы- их нарушать не смели. Кроме законченных отморозков, конечно.

Но в таких случаях рядом всегда были друзья.

Здесь он был один. Если не считать растрепанной, неопрятной старухи с кокетливой седой косичкой на затылке. Она стояла с сигаретой в зубах,с интересом наблюдая клубок мальчишес- ких тел. Иногда что-то поощрительно выкрикивала.

Два солдата, проходившие по улице, растащили дерущихся, а один из них сказал по- русски:

-Больно, пацан? Держись, а то заклюют.

Уже дома, когда мама прикладывала к синякам и ссадинам примочки, он спросил:

- Почему?

Мама наклонилась к полу, чтобы поднять упавший кусочек ваты

Или для того, чтобы он не заметил ее слез?

В последнее время она часто плакала. Как-то заполночь его разбудил негромкий разговор.. Мама разговаривала с соседкой - они вместе снимали эту квартиру.

- Придется искать новую работу.

- Ты что? Только устроилась! Еще на прошлой неделе говорила, что повезло.- соседка даже закашлялась от неожиданности.

- Хозяин пристает. Все на чашку кофе приглашает.Сказал, что если я буду упрямится, никто в округе на работу не возьмет.

-Вот скотина! Я из-за этих"чашек кофе" четыре раза работу меняла. Им кажется, что без мужа ты легкая добыча. А потом смирилась.

-Как?

- А вот так , подруга! Гошка маленький, как без работы? Я не первая. Да и не последняя, к сожале-

нию тоже

Он тогда не понял , какая связь между чашкой кофе, маминой работой, маленьким Гошкой и соседкой.

Понятие "чашка кофе" у него всегда вызывало приятные воспоминания. "Там", в прошлой жизни, на чашку кофе приходили мамины доузья- врачи, художники, музыканты.Рассказывали забавные истории и анекдоты, подтрунивали друг над другом, танцевали, много смеялись. Было весело, празднично и уютно. Иногда и он вступал в разговор. Его подчеркнуто

внимательно слушали. Порой обращались прямо к нему, назыввая полным именем:

- Александр, а вы что по этому поводу думаете?

Ирония не обижала- не было в словах снсходительности. Более того, это приближало его к миру взрослых, он становился "своим" среди них

К приходу гостей отменялся режим, можно было не ложиться спать "ровно в десять". У него было свое место за столом, а разговоры велись такие интересные! После долго еще не выветривался аромат хорошего кофе, запах дорогих сигарет, в серванте сверкали этикетки вкусных конфет- их приносили специально для него.

Мальчик напрягся сильнее. Под ложечкой ноет, нарастает безотчетное чувство тревоги. Оно сильнее боли. Поговорить бы с кем ни будь. Или чтоб с ним поговорили. Только холод внутри.

Он рождает ощущение безисходности и паники.

Так всегда бывает после полуночи- вдруг мама не прийдет.

За окном громко засмеялись. И кому это может быть весело, когда он дома один? И телефон молчит...

Часовая стрелка проскочила единицу. А он и не заметил! Время снова ожило.Вот процокали каблучки по плиткам тротуара- это Аня из соседнего подъезда.Она - медсестра в больнице, после дежурства возвращается. Прошуршали шины автомобиля- сосед со второго этажа приехал. Ночная улица снова не спит,ее шумы делают тишину еще более ощутимой, почти осязаемой.

Здесь тоже одно время собирались мамины друзья.

Кто приходил пешком, кто на ржавом велосипеде "с выставки", как иронизировала Гошкина мама. Эти гости не были похожи на тех, из "прошлой жизни" Они вели себя шумно, не слушали друг друга и наперебой хвастались своим прошлым, где каждый был " самым- самым", посвящали в "гениальные " планы, для осуществления которых не хватает "буквально сущей мелочи"

Почему-то мальчика подчеркнуто не замечали, если он вступал в разговор, удивленно смотрели на него- мол, это еще что за насекомое? и продолжали беседу, словно он ничего и не говорил.

Расходились поздно. И здесь тоже долго не выветривался аромат хорошего кофе (мама любила его и умела готовить, как никто), и запах дешевых сигарет...

Во время таких сборов, он все чаше уходил к соседке поиграть с Гошкой.

- Что , опять саранча налетела?- спрашивала не любившая эту публику Гошкина мама.

А в последнее время кроме соседки и полусумасшедшей хозяйки квартиры никто к ним не приходит "Проблемный" мамин интернат, "...где, наконец-то никто не пристает", не оставляет ни времени, ни сил для "светских приемов"

- Скоро в школу.У тебя начнется новая жизнь и новые друзья.

Он вспоминает встречу с ровесниками ... и молчит в ответ

Иногда он себе кажется старым -старым. Как та пожилая женщина, с орденами и медалями на потертом, в пыльных пятнах, когда-то темносинем пиджаке. Она часто сидела на скамейке в тени старой оливы, что росла во дворе.Положив подбородок на отполированный ладонями и временем деревяный костыль, сама похожая на старое дерево, она неотрывно смотрела в сторону моря. По –рой по ее щеке сползала мутная слеза.

Мальчик охотно вступал с ней в разговоры- ему было жаль старуху. А та радовалась: ей не хватало слушателей. Женщина говорила, говорила , говорила, перескакивала с фронтовых воспоминаний на оставивших ее сыновей "...разве они имели право уйти из жизни раньше матери?", иногда просила принести молоко или сигареты из соседней лавки.

Но стоило появиться поблизости компании местных сорванцов, обрывала себя на полуслове и торопливо ковыляла в сторону подъезда.

Мальчик думает о том, что давно не встречал старуху во дворе. То ли родственники нашлись, то ли социальные работники определили ее в Дом престарелых. С ее исчезновением огромный двор с обильно политой неестетвенного зеленого цвета травой и старой морщинистой оливой посредине, стал совсем чужим. Не говорить же со старой оливой. И он молчит.

Минутная стрелка медленно ползет по циферблату.

Мальчик не спускает с нее глаз- нельзя дать ей остановиться! Ага ! Вот и часовая показала признаки жизни. Пять минут прошло...Еще пять... Еще...

У подъезда скрипнули тормоза. Приехала развозка. Интернат хоть и проблемный, работников ночной смены развозит по домам. Хлопнула дверь. На этот раз точно их подъезда- он

этот звук из тысячи бы узнал И эти шаги на лестнице...

Напряжение сразу исчезает. Он поворачивается на бок и мгновенно засыпает.

А в комнате снова нависает молчание. Мама молча смотрит на спящего сына- как он тут один?