Когда-то давным-давно где-то очень далеко-далеко, там, где случайно пересеклись стремительно раскручивающаяся спираль времени и дремлющая полусфера пространства, жил и одновременно был один скульптор, которого все уважительно звали Мастером, словно и не было у него другого имени. Хотя некоторые называли его еще и Провидцем, видящим, правда, не сквозь время, а сквозь слившиеся внутри камня множество пространств, из которых он, словно из затянувшегося плена, освобождал всякий раз новый и обязательно прекрасный образ. Так видеть дано многим скульпторам, однако далеко не всем хватало любви и таланта освобождать эти образы из каменного плена не поврежденными и не искаженными. Но самое сложное для некоторых скульпторов было даже не в том, чтобы искусно изваять прекрасную скульптуру, а в том, чтобы выбрать - кого именно из множества видимых их внутреннему взору образов, молящих и просящихся на свободу из холодной каменной темницы, впустить в этот мир света и красок, а кого оставить навсегда в иных пространствах внутри камня, чувствуя потом перед ними за этот выбор вечную, не проходящую, до боли острую вину.

Однажды, когда Мастер шел по шумным торговым рядам городского рынка, он заметил худенького мальчика в поношенной и выцветшей одежде, который сидел на земле в сторонке от всех и, не замечая палящего солнца, не слыша зазывающих криков торговцев, увлеченно лепил из сырого песка очень забавные и необычные фигурки зверушек, рыбок и птиц. Они тронули сердце Мастера своей очаровательной искренностью и гениальной простотой выражения красоты и движения, и он предложил мальчику пойти к нему в ученики. Тот сразу с радостью согласился. Он был сиротой и ему не у кого было просить позволения на это...

У Мастера было много заказов - его необыкновенной красоты скульптуры украшали дворцы и дома знатных вельмож. Видимо, Бог передал ему часть своих полномочий по наполнению этого Мира красотой и добротой, чтобы они из его скульптур беспрерывными неиссякаемыми светлыми потоками перетекали в дела и мысли Человеков.

Учеба для мальчика началась с первого же дня - ему пришлось убирать каменные осколки, которые ранее скрывали образы будущих скульптур внутри угловатых глыб от неискушенных глаз, месить глину для изготовления моделей, подносить новые заготовки из камня и начисто подметать и мыть пол в мастерской. Выполняя все это он жадно ловил каждое мельчайшее движение инструмента в руках Мастера, вслушивался в каждый издаваемый звук, напряженно пытался предугадать каким будет следующий ход острого резца по неуловимой границе, разделяющей готовую скульптуру и "лишний" материал, из которого она словно по волшебству извлекалась. Даже закрыв глаза он все также ярко видел, как движется инструмент в руках Мастера. И только позднее, когда под руководством Мастера Ученик искусно изготовил себе свой самый первый профессиональный инструмент, он стал делать свои незатейливые фигурки, больше похожие на те, что раньше лепил из песка, но только теперь уже из камня.

Особенно ему понравился набор необыкновенно красивых личных инструментов Мастера, которые тот изготовил по чертежам с пожелтевших гравюр из какой-то очень древней книги, усовершенствовав их своим опытом и талантом. Ученик просто влюбился в него. Когда Мастер уходил куда-нибудь по делу, он, чисто вымыв руки, доставал инструмент, бережно с трепетным благоговением верующего фанатика раскладывал его на черной бархатной подстилке на столе и мог часами при свете покачивающегося пламени одинокой свечи восторженно любоваться его формой, точностью его пропорций, элегантностью его линий, необыкновенной игрой отраженных лучей, и было непонятно что он шептал - слова восхищения или молитвы. В такие дни напрасно ждала его под ветвями старых вишен младшенькая из дочек местного городского врача, с которой он познакомился, еще когда только поселился в доме Старого Мастера. Она на него не обижалась и понимала его, потому что он давно уже рассказал ей о своей необыкновенной восторженной страсти. Да и без него много было других ребятишек, которым интересно было играть с нею в саду. И все же Ученик находил время и повод, чтобы иногда приходить к ней и покачать ее на качелях, привязанных к толстой ветке старой вишни. Или они вместе отправлялись в лес. Там они часами могли смотреть на причудливые неповторимые линии лепестков диких цветов, удивляясь волшебным переходам одних красок в другие, или слушать таинственное гудение большого мохнатого трудолюбивого шмеля, перепачканного в желтой пыльце, или следить за непредсказуемым радостным и свободным полетом фантастически красивой бабочки... Ученик все это жадно впитывал в себя, чтобы потом воплотить в своих фигурках, но еще более хотелось ему все эти чудные линии, оттенки и движения воплотить в своем будущем инструменте, который он когда-нибудь непременно сделает для себя...

Прошел год, второй, третий… Ученик окреп и возмужал, и Мастер стал поручать ему предварительную обработку заготовок для скульптур, а затем и изготовление несложных фигур. Он долго и терпеливо обучал его правильному положению рук, точному движению инструмента, верному расчету и глазомеру. Его Ученик был способный - он научился понимать природу камня, находить его сильные и слабые стороны, а самое главное - он научился виртуозно владеть своим инструментом, который он как и Мастер всегда затачивал сам, не доверяя никому другому, считая это лечением инструмента от старости. И так же как его Учитель он всегда чуть загадочно улыбался, когда другие мастера, приходившие в гости к Мастеру, начинали убеждать, что работать нужно слега затупленным резцом - в такие моменты ему слышался голос Учителя: "Резцу следует быть острее мысли, а мысли острее резца..."

Много времени тратил Мастер для того, чтобы научить глаза Ученика смотреть и видеть, а сердце слушать и слышать то, что окружало его и то, что было в нем самом, чтобы потом легко отыскать это под мраморной или гранитной поверхностью камня. Но тот, увлеченный волшебными чарами необыкновенного инструмента, только делал вид, что внимательно слушает своего Учителя, только механически, хотя и очень талантливо, повторял то, что должно было идти не от ума и памяти рук, а от сердца. А сам в это время каждый час и каждое мгновенье видел перед собой только неудержимо влекущий к себе инструмент Мастера, и ничто больше кроме этой необъяснимой страсти не проникало к нему ни в голову, ни в сердце. Но зато, когда приходило время под присмотром Мастера делать новые работы в камне (пусть и с помощью своего простого инструмента), то тут уж трудно было найти более истового и прилежного ученика. И Мастер прощал ему его упрямое нежелание тратить время на что-то другое кроме работы с инструментом, надеясь, что со временем его Ученик все равно найдет Путь к самому себе.

Прошел еще год упорного труда, за ним еще и еще... И, наконец, однажды все вокруг узнали еще одного нового Мастера, который стал радовать своими интересными и неожиданными очень талантливыми работами в камне.

Потом наступил день, когда Мастер, уже постаревший и утративший зоркость глаз и уверенность своих рук, передал Ученику свой необыкновенный инструмент. Это был самый счастливый день в жизни Ученика - каким счастьем и радостью светились его глаза, как взволнованно колотилось его сердце. Он ласково гладил инструмент и любовался им. Он протирал его и перекладывал с места на место только для того, чтобы лишний раз коснуться его гладкой металлической поверхности своими тонкими чуткими пальцами, и даже разговаривал с ним. У Старого Мастера действительно был необыкновенный инструмент.

Ученику не терпелось опробовать этот инструмент. Всю ночь он не выходил из своей мастерской, и всю ночь, а потом все утро и весь день оттуда слышался стук инструмента и счастливое пение Нового Мастера. Наконец, к вечеру следующего дня он пригласил Старого Мастера взглянуть на свою работу. Старый Мастер взглянул на скульптуру и сразу же узнал в ней... свой инструмент. Новый Мастер так искусно изваял его из камня, что нельзя было оторвать от него глаз. Казалось, что инструмент оживал - все его линии, сплетаясь и пересекаясь, создавали такое впечатление, что он не был неподвижным, что он двигался и сам искал материал, из которого обязательно нужно было сделать что-нибудь замечательное. Старый Мастер задумчиво посмотрел на своего Ученика, покачал головой и сказал: "Ты бы мог вызволить на свободу из этой каменной глыбы образ своей матери или быстроногой лани, раненого воина или прекрасной богини..." И ушел, не проронив больше ни слова. Ученик решил, что Старый Мастер просто не понял его замысел или позавидовал его таланту, и сам пригласил всех желающих посмотреть на новую скульптуру, чтобы услышать и их мнение о своей работе. Все были просто поражены этой необычной скульптурой. Они громко восхищались и тут же пригласили своих друзей и знакомых взглянуть на чудесное творение Нового Мастера. И те лишь увидев скульптуру начинали восхищаться ею. Это был настоящий успех. Но для Нового Мастера наивысшей оценкой признания его работы было просто молчание других мастеров, сраженных увиденным.

Вдохновленный Новый Мастер поспешил снова запереться в своей мастерской, усердно проработал в ней почти неделю и сделал еще более прекрасную скульптуру, в которой увековечил свой инструмент. Снова приходили люди, снова хвалили его и восхищались точностью и смелостью линий и композиции, умением вдыхать жизнь в неодушевленные предметы. Скоро он достиг таких вершин в мастерстве владения инструментом, что казалось, будто бы он сам, его руки, его мысли стали продолжением этого инструмента - он стал понимать и угадывать малейшие пожелания своего безмолвного друга, своего кумира, своего повелителя...

И снова, вдохновляемый своим инструментом, Новый Мастер стал еще одержимее работать над новой скульптурой своего инструмента и снова ее с блеском сделал - даже еще прекрасней. И снова он пригласил горожан посмотреть на еще более совершенное свое творение. Горожане снова приходили и снова восхищались. Правда, на этот раз их было несколько меньше, к тому же в большинстве своем это были другие мастера и ремесленники, которые, конечно же, понимали толк в сделанном. Они искали и находили в этом творении что-то новое, неожиданное и полезное для своего мастерства и, конечно же, для своего личного инструмента и искренне благодарили за это Нового Мастера. И все повторялось: с каждой новой все более совершенной скульптурой, отражающей новое видение Мастером красоты своего инструмента, все меньше горожан приходило посмотреть на это - их начинала тревожить, даже пугать эта идеальная, волнующая, но прохладная красота, в которой не чувствовалось доброты, сочувствия их личным проблемам, сострадания. Да и другие мастера тоже стали все реже наведываться к нему в мастерскую на эти просмотры, потому что и они сами увлеклись изготовлением скульптур, изображающих их собственные любимые инструменты. Пришел день, когда Новый Мастер превзошел самого себя и всех живших до него мастеров - такой изумительной скульптуры, изображающей потрясающе прекрасный инструмент Мастера, никто никогда раньше не видел... Никто не увидел его и сейчас, потому что всем стало скучно смотреть на целую вереницу скульптур пусть и прекрасных, но об одном и том же - о его инструменте. Все находили всякие предлоги, чтобы не обидеть Мастера, но все же больше не приходили к нему...

Совсем расстроенный Новый Мастер словно впервые оглядел свою мастерскую - она вся была заставлена прекрасными скульптурами, изображающими его любимый инструмент, которому он посвятил все свое вдохновение, весь свой талант, всего себя самого. Они заполонили не только все помещение мастерской - они стали его единственными мыслями и заботами... "А может быть, и хорошо, что больше никто не пришел, потому что им было бы тесно в этой мастерской среди его шедевров, и ненароком могли бы что-нибудь задеть и разбить," - ревниво подумал он. И вдруг Мастеру захотелось сделать, что-нибудь другое - какую-нибудь прекрасную обнаженную юную девушку с веткой цветущей вишни в руках (обязательно похожую на дочь врача) или прыгнувшего на добычу стремительного барса, или нежный распустившийся цветок с семью волшебными лепестками… Он взял в руки инструмент и начал работу. Но чтобы он ни делал из под его инструмента каждый раз из-за сколотых кусочков и крошек мрамора появлялось изображение самого инструмента все более совершенное, все более изящное… Расстроенный он отбросил в угол свой необыкновенный инструмент и вдруг замер в испуге - ему показалось... Да нет, все было наяву - он увидел, как тот пополз в его сторону, сердито поблескивая в дрожащем пламени многочисленных свечей. Новый Мастер растерянно огляделся и увидел, как все сделанные им скульптуры инструментов, большие и маленькие одновременно ожили, зашевелились и потянулись к нему, словно протягивали себя, прелагая взять их в руки и начать делать новые и новые инструменты еще более прекрасные, еще более совершенные...

Растерявшийся и испуганный выскочил он из мастерской, и быстро захлопнул за собою дверь, а потом тщательно запер ее, словно боялся, что сотворенные им скульптуры выползут наружу и увяжутся следом. Несчастный - ему казалось, что он создает Эдем на земле своими прекрасными скульптурами, но прекрасноликие ангелы оказались всего лишь прекрасноликими драконами, красота которых парализует и подчиняет волю. Новый Мастер понимал, что должен вернуться, чтобы сразиться со своими драконами и уничтожить их, но представил он себе каждого из них, в которых жизнь вдохнул и красоту, которым обязан был захватывающим искрящимся волшебным светом потока вдохновения, и понял, что не поднимется у него рука на сотворенное собой - не их это вина, а его беда...

И пошел он куда глаза глядят, только бы подальше от мастерской. Не понятно почему очутился он на шумном городском рынке, на том же самом, на котором много лет назад встретил его Старый Мастер - наверно, опять стремительная спираль времени пронзила дремлющую полусферу пространства в той же самой точке. И когда он собирался уже уходить - вдруг заметил большую толпу горожан, которые собрались в том месте, где когда-то мальчиком сидел он сам и лепил что-то из песка. Новый Мастер протиснулся в середину толпы и увидел сидящего на земле совсем худенького босоного мальчика в оборванной одежде, который сломанной лопаточкой и какими-то щепочками увлеченно, не замечая никого, делал из песка очень забавные фигурки. Стоящие вокруг, как завороженные, смотрели на появляющихся из песка диковинных никому неведомых зверушек, птиц и бабочек, которые вдруг снова исчезали, сломанные и разбросанные тонкой ручонкой мальчугана, чтобы вновь из того же простого сырого песка появились новые фигурки, не похожие на предыдущие. У всех горожан были свои неотложные дела, но как можно было пропустить момент сотворения маленького чуда в виде неуклюжего медвежонка или раскинувшего крылья грозного сокола, или приготовившейся к прыжку пантеры, которые только на мгновенье выглядывали из волшебной страны воображения маленького босоного Волшебника и в нее же возвращались, уступая место новым и новым образам... И все чувствовали, как оттаивали их сердца, как становились они добрее, и им тоже хотелось сделать что-нибудь волшебное и доброе, глядя как легко это делает совсем еще маленький мальчик... А еще у этого мальчика было странное имя - все звали его Маленький Странник...

Новый Мастер, тоже стоявший в толпе, неожиданно вздрогнул от того, что кто-то внезапно положил ему руку на плечо. Он обернулся и увидел рядом своего Старого Мастера. Тот произнес, задумчиво глядя на него: "Я учил тебя, посвящая в тайны мастерства владения инструментом, но инструмент сам овладел тобой и твоими мыслями. Я не научил тебя главному - понимать для чего инструмент и для чего ты сам... Если хочешь стать настоящим Мастером, владеющим не только инструментом, но и самим собой - пойди к нему в ученики". И Старый Мастер показал на мальчика. Новый Мастер изумленно смотрел на своего мудрого Наставника. "Но Учитель, чему меня может научить этот маленький оборванец - он же никогда в жизни не держал в руках настоящего инструмента?" Старый Мастер ответил на это: "Ты уже достиг такого высокого мастерства, чтобы уметь обучать других. Теперь следуй дальше - ищи чему ты сам можешь научиться у других. Надеюсь, что этому я все же тебя научил, а остальному научишься у этого мальчика..." И повернувшись медленно пошел прочь...

И изумленные горожане увидели, как Новый Мастер, достигший невиданных вершин владения инструментом, уважаемый всеми за свой необыкновенный талант скульптора, подошел к Маленькому Страннику, тоже от неожиданности замершему со сломанной перепачканной в сыром песке лопаточкой, и низко до самой земли поклонился ему...

…Позже горожане рассказывали, что видели, как по песчаному пляжу вдоль неспокойного моря брели куда-то три странные фигуры: слева медленно ступая шел Старый Мастер, справа легко и свободно шел худенький Маленький Странник с лопаточкой в руке, а центре шел Новый Мастер. Удивило всех то, что за ними тянулись только две непрерывные цепочки следов - Новый Мастер никак не мог оставить свой след на песке. Это было только самое начало его Пути к настоящему Мастерству, по которому вели его два больших Учителя. Тогда он еще не знал, как много в этой жизни будет у него Учителей… Но он уже твердо знал, что следующая сделанная им скульптура, будет похожа на юную прекрасную девушку с веточкой вишни, к которой он еще обязательно вернется...

Были и такие, кто с дрожью в голосе шепотом клялись и уверяли, что своими глазами видели, как в сумерках позднего вечера по следам Мастеров ползли какие-то странные фигуры, напоминающие инструменты Нового Мастера. И будто бы человеческими голосами они жалобно просили у кого-то прощения... Но только никто этим очевидцам не верил...

Оглянись и ты - не ползут ли за тобой когда-то сделанные тобой инструменты?