Семен Венцимеров. Журфак. Часть шестая. Дворец на Моховой Книга первая. Крутые ступени Предисловие к части шестой Опять сентябрь, опять журфак... Мы в стройотрядовских штормовках – И это, право, пе пустяк – Гляди на нас – на сильных, ловких, Уверенных в себе людей Ты, первокурсник-салажонок. Ежу понятно: мы мудрей... Завидуйте – и нам вдогонок Всходите на парадный марш... Мы тоже по нему апервые Восходим, но отныне – наш Дворец... Мы здесь следы живые Великих – и портреты их Находим... Вот -- на нас взирают... О, первокурсник! Здесь твоих Еще способностей не знают – Ты их смелее проявляй Себе и обществу во благо... И – важно: преодолевай Лень и инертность... Да и брагу, Себя жалея, позабудь... Мы, прилетев из стройотряда, И здесь работали чуть-чуть, Втащив туда, где баллюстрада Под оком Господа блестит, Столы из флигелька, где прежде И мы имели бледный вид, Но доблестно служа надежде, Весь претерпели первый курс... Теперь-то нас не сдвинешь танком. Ведь мы уже вошли во вкус. И в каждом что-то есть от Данко: Сердца, как факелы горят... Мы на стезе на верной, братья! Мы устремляем жаркий взгляд Вперед и вверх – и нас в объятья Сердечно, нежно приняла, Признав своими, альма матер. Нас ждут великие дела – Пристраивайтесь нам в кильватер... Поэма первая. Я Семен... Разлита золотая грусть Над сентябрями Буковины... Опять по городу пройдусь, Всмотрюсь в знакомые картины... Мне здесь всегда недостает Невразумительной отрады... Ответа город не дает На все моей судьбы шарады... А впрочем, нечего темнить И самого себя дурачить... Я не могу себя винить За то, что так, а не иначе Устроена моя душа – И, видно, не избыть печали... Конечно, Тома хороша, Но не она вошла вначале Мне в душу – и еще живет В душе заветный образ Люды... Душа тоскует и зовет, Хочу забыть, но не забуду... На Киевскую в старый двор Меня магнитом потянуло... Престранный факт: до этих пор Ни одного не всколыхнуло Из давних сверстников моих, С кем во дворе взрастали рядом, Желанье заглянуть на миг Во двор... А вот – встречаюсь взглядом... - Ты? – Софа Гицелевич... – -- Я... Гляди-ка, стала важной дамой. Малышка, что с тобою, чья? -- Моя (смущенно)... -- Рано мамой Ты стала... -- Рано? В самый раз... Ведь ты в Москве? -- В Москве... Какие Дела здесь делаешь сейчас? -- Я поступать помчалась в Киев. Там вышла замуж, Вот сейчас Мой курс горбатится в колхозе, А я с дочуркой... -- И у нас... Колхоз, картошка... -- На подходе К нам Лиля с Кларой... -- Вот дела! Какими судьбами, сестрицы? -- Пресс-конференция? Могла Лишь чудом встреча вновь случиться... Ведь вы же в Горьком? -- В Горьком, да! Мы с Кларой обе на инязе... -- Я на матфаке... -- Ты всегда Дружила с цифрами... -- Не сглазьте! Смотрите, вот еще идут Сафович Левка, Эмик Пресман... -- Они так и остались тут... -- Ну, что же... Коль им тут не пресно... -- Привет, ребята! -- Что за сбор? -- Мы словно в детство возвратились... -- Да, все же тянет старый двор... -- «Куда, куда вы удалились, Весны моей златые дни?... -- «Что день грядущий нам готовит?»... -- Кто слышал о других? Они – Соседи-сверстники... С кем сводит, Куда уводит их судьба? -- Увы, мы о других не знаем... -- Эй, забубенная гурьба, До Театралки дошагаем – Там будет местное тэвэ Снимать концертик прямо в сквере... -- Посмотрим? -- Как и встарь тебе Известно все в концертной сфере... У скверика ажиотаж... Народ толпится за чертою... Прекрасный городской пейзаж Бесценных декораций стоит. Змеятся кабели кругом. Погода неподвластна сглазу Сияет в небе голубом Шар солнца будто по заказу. Подвешен микрофон на крюк – Готова «удочка» к работе... Кричат: -- Володя Ивасюк, Готово все... Когда начнете?... -- Ансамбль? -- Готовы! -- Где она? Где Лена? Лена Кузнецова! Мы начинаем... Тишина! Мотор! Дубль первый! Невесомо В сентябрь мелодия вплыла – И утонул в ней тотчас весь я... Без спроса в плен меня взяла Простая – колдовская песня... Она о тайном колдовстве, Девичьих чарах с красной рутой... Каштан желтеющей листве Не дал той сказочной минутой Над Театралкой шелестеть... И песня вырвалась на волю. Сперва решила пролететь По-над моею головою, Околдовала институт, В котором Ивасюк – студентом, Теперь ее уже зовут В дома... Звенящим сантиментам Ее -- распахнуты сердца... Она в душе моей искрится... Скажу «спасибо!» Черновцам За песню – и опять в столицу... Полуказарменный уют Общажный стал уже привычным... В «сокамерники» мне дают Других... Заливистым и зычным Смирнов Виталий тенорком Смеялся собственным остротам... Иван Калиниченко, в ком Есть место всем мирским заботам, Во всяком случае чело В сосредоточенных морщинах... Альбин Байорас... Ничего О нем... В загадочных мужчинах, Немногословных, как Альбин, Секрет отыщется, конечно... Он однокурсницей любим Олюней, Олей, что извечно... Еще известно: у него В Литве подруга есть Неёле, Она ему важней всего... Сам над собой трунит: -- Не Оля... А с Олей сладилось у них, Дошло до тесного общенья: Проснусь средь ночки в странный миг, Когда от шумного каченья Альбина койка заскрипит... Понятно: подвалила Ольга... Ее нисколько не стыдит Присутствие чужое... Только С рассветом встанет раньше всех – И шасть бегом в свою светелку... Едва ли это вправду грех, И мы не судим строго Ольгу... Вот я в Москве... Тамары нет. Ее мне предстояло встретить... Жду телеграммы... Вновь рассвет Встречаю, чтоб в тоске не сбрендить, Рысцою бегая вокруг «Зеленки» около посольства Китайского – от всех недуг Рецепт надежнейшего свойства... Приносят телеграмму мне: «Семнадцатого прилетаю»... Аэропорт и время не Указаны... И вот, гадаю: Ее во Внукове встречать Иль в Домодедове? Загадка... Что делать, чтоб не прогадать? Прикинем... Времени раскладка: Рейс домодедовский с утра – Туда домчу на электричке. Потом во Внуково пора – Автобусом, а не на бричке... А к рейсу третьему успеть Смогу лишь на такси... Подруга! Не зная где, во сколько – встреть? За день наколесил три круга. Лишь предвечерний самолет Любимую в Москву доставил... Как бы то ни было – везет: Не разминулись... Избуравил Меня зрачками адмирал, Что взял ее со мной в «волжанку». Служивый время потерял, Но, видно, времени не жалко: Нас к общежитию подвез -- Хороший человек, наверно... -- Спасибо за доставку, босс! -- Благодарю его манерно. Кивнул не глядя, мне в ответ – И пальцем указал шоферу: Гляди, мол, впереди кювет – И покатили к светофору... Какой-то горестный разлад В душе поездка с адмиралом Оставила... Я сам не рад – А чем-то душу измарала «Волжанка» с боссом впереди, Как-будто стыдное содеял... И вдруг воробышек в груди Клеваться изнутри затеял... Температура поднялась До сорока... Мозгов круженье... Имеет стыд над сердцем власть... Неужто потерплю крушенье? На «скорой помощи» меня Увозят в Раменки, в больницу... Успокоительным два дня Попотчевали в ягодицу... И так несытное меню -- В больнице вовсе нет калорий... Ну, что ж. Я это оценю. Что ягодицы искололи – И вся депрессия прошла, Прошла температура в норму. Диета тоже помогла: Нутро, похоже, с недокорму Блажить перехотело впредь. Худой, как гвоздь, вернусь к наукам. Мне, вправду, некогда болеть, Сдаваться стрессам и докукам... Соревнованья не люблю... Но я борец... Назвался груздем... Случайный звездный миг ловлю: Стал чемпионом. Все там будем, Конечно, если повезет... Мое везенье – невезенье: В команду мастеров зовет Их тренер, дескать, коль стремленье У неофита – побеждать, Поднатаскают разным трюкам – И буду в спорте поживать... -- Оценки будут по наукам Профессора тебе писать – Конец всем страхам и заботам... -- Похоже, что пора спасать Себя: завязывать со спортом. -- Предпочитаю заслужить Учебой добрую оценку. Борьбу бросаю... -- Брось блажить!— Мой тренер Виктор Мастеренко Пытается отговорить... -- Но я хочу быть журналистом, Образованье получить, А вовсе не борцом-штангистом... -- Ты пожалеешь, -- мне сулят, Увидишь, что семестр запорешь... Но мне не хочется назад В борьбу. Меня премудрый Хорош, Сперва, конечно, отругав, Берет в свою простую группу... В убеждаюсь в том, что прав: Часами бегаем по кругу – И можно думать на бегу О чем-нибудь вполне приятном... Побегать – это я могу – И не пойду в борьбу обратно... В учебе добрый взят разгон. Немецкий – просто наслажденье. Мы перелезли Рубикон Незнанья – и теперь ученье Идет на уровне таком, Что мы пожалуй, что коллеги С Миньковской. Правда, мы втроем Слегка замедлены в разбеге Двумя добавленными нам Для массовости пацанами. Непросто рядом пацанам – Уже за первыми за нами Им не угнаться... Пацаны Стараются, но уступают По всем статьям. А мы должны – Под козырек, раз присылают Из деканата... Кто они? Балдежный Юрочка Петровский... Смешной – умора! Не кляни – По слухам. Он сынок московской Какой-то шишшки... С ним – Пучков... У Кости с логикой проблемы. Упорен. Не из дураков. Не может лишь держаться темы, Что обсуждаема... Несет Его всегда по огородам К Котовскому... Всегда вразброд С вопросом... Нет, с таким народом Мы коммунизм не утвердим... А трое первых, мы – на равных. Ромашко – в лидерах... Глядим С почтеньем на Сергея... В главных У нас, что каждый признает. Сергей талантлив и ответствен. Лабутин – он вторым берет, А я, пожалуй, первым. Честен В подобном утвержденье, но Им не себя хвалю, а Бога. Мне от Всевышнего дано Не по заслугам очень много. К примеру память. Потому, Я брошу взгляд в конспекты Борьки – И знаю... Бедному ему Пришлось трудиться аж до зорьки Кошмарный текст переводя... Я перевод его запомню – И устно будто бы шутя Миньковской наизусть исполню... Уже все знают этот трюк... Миньковская журит с улыбкой, Но все покуда сходит с рук – Ведь знаю! Если бы с ошибкой Хоть раз исполнил, но мозги Мои устроены особо: Я словно зажимал в тиски Страницу текста – и на пробу Строку за строчкой на язык С лежащей в голове страницы Я перебрасываю вмиг... Так текст не может позабыться... Предмет, где также слышим дойч, Дает нам Станислав Рожновский... Он с виду – Мопассан – точь-в-точь: Красив, усат – шляхтич Московский. Он нас знакомит со страной – Германией, с ее народом... Дойч для него, считай, родной... Похоже, не одним лишь годом Он ограничился, в стране Ее культуру изучая... Вот диамат дается мне С натугой... Память подключая, Все ж не справляюсь. Отчего? Профессор заставляет мыслить. Вопросы едкие его В тупик нас ставят... Я зачислить Себя не мог бы в дураки, Но с ним в дурацком положеньи Бываю часто... Не с руки Терять мне самоуваженье. На Селезнева крепко злюсь, Себе приказываю: -- Думай! Все ж поумнею я, клянусь! Считаю все же, что Фортуной Облагодетельствован тем, Что дан мне сей наставник редкий. С ним пуд английской соли съем – Вопросики с подвохом, едки – Зато и думать научусь... Я научусь, в чем нет сомненья, До пониманья подтянусь Вопросов и найду решенье Загадок, кои Селезнев Загадывает неустанно... Умен наставничек, нет слов, Но я его умом достану... Военка... -- Шагом марш!Кругом! Давно ли отшагал свое-то? А вот по вторникам идем Вновь строевым до поворота По коридору... -- Группа, стой! Стоим. Военное ученье Раз в жизни накрепко усвой – Для экс-солдат – как развлеченье Занятия по строевой... Раз-два – и не сгибай коленку... Здесь отдыхаешь головой... У капитана Коваленко, Что нам диктует «раз-два-три» Я вижу на губах усмешку. Ну что ж, служивый, претвори Занятья и для нас в потешку. Но это лишь зачин, заход... Вторым предметом на военке У нас военный перевод... Вот здесь хоть отползай по стенке. Учи военный лексикон – Спецтермины и выраженья, Жаргон солдатский... Есть резон В зубрежке аж до отторженья... Тем наши вторники полны... От перегрузок не подохнем? Мы сверху, снизу, со спины Окружены вседневно дойчем. Справляюсь с горем пополам... И тут внезапно слом программы: Не бережем мы наших мам – У Люсиной несчастье мамы... Несчастье? Мама умерла... -- Семен, поехали в Кирсанов... -- Само собою... Вот дела... Купе – ловушка для соблазнов... Печален повод, но тела Давно мечтают о сближенье... Но все ж граница пролегла На предпоследнем рубеже... Мне Еще желанней и милей Та сибирячка-недотрога... Редеют кроны тополей... Октябрь... Железная дорога... Кирсанов... Двор... Открыта дверь... Свеча и гроб в убранстве красном... Уплакалась в несчастье дщерь Усопшей... Что ей скажешь? Ясно, Что здесь бессильны все слова... Друг другу молча покивали, Коснулись плеч ее слегка, Присели рядом... Горевали... Наутро выносили гроб... А однокурсницу-подругу Заметно колотил озноб. Я поддержал ее под руку. Тамара рядышком пошла, Поддерживая Люсю тоже. Та явно не в себе... Дела! Помилуй нас, великий Боже! Похоронили... Был для всех Тот день нелегким испытаньем. Людмилы серебристый смех Надолго смолк... Пред расставаньем С Кирсановым идем вдвоем На город бросить взгляд прощальный. Заходим в местный гастроном... Тамаре, горестно печальной, Решил сердечко подсластить. В витрине шоколад «Аленка». В хвост очереди, чтоб купить, Пристроились... В слезах девчонка. -- Не плачь, -- пытаюсь ей внушить, Легонько приобняв за плечи... Тут бабка, как пошла стыдить: -- Развратники! – еще не легче! Та злоба вызывает страх – Кидает бабку в исступленье. -- А вдруг она ему – сестра? Нашелся «адвокат», чье мненье Не принимается всерьез... Провинция... Вот это нравы! Шиз мракобесия, психоз... Куда попали, Боже правый? Старухи злобно вслед глядят. Мы покидаем «поле брани». Те, проклиная нас, галдят – Наслушались грязнейшей дряни. Провинциальная мораль – А в сущности – дьяволиада... -- Ну, что, Тамара, не пора ль? -- Пора! Сбегаем прочь из ада... Ну, вот, экватор перейден. Уже и сесссия маячит. В ткань повседневности вплетен Случайный эпизод: судачит Иван,сосед мой о друзьях- Индусах: помогли с английским Не-то бы он попал впросак... -- От них журнал принес... Вглядись, кем Гордится Индия... А кем? -- Да йогами! – Статья о йоге, Конечно, интересна всем, А мне – особенно... В итоге – Присваиваю тот журнал... Ведь с йогою ищу я встречи Давно... Так сильно я желал В ученье, что живет далече, Себя поглубже погрузить – И вот в журнале фотоснимки: Ничто сильнее поразить Меня не может – и завидки Берут: на снимках тощий Йог Так изгибает руки-ноги!... И я бы так, наверно, смог... И я себя курочу в йоге Пашимонтану по утрам, Падмасану пытаюсь делать, Мясного больше хоть бы грамм Не ем... Но, правда, больше бегать Не удается по утрам... Бег, значит, будет на уроках У Хороша... Не передам: Неделек несколько коротких – И получаю результат: Уже я кое-что умею... Мне кажется иль вправду так: Я поразительно умнею: Соображается быстрей И понимается толковей... Умнею, точно – ей-же-ей: Мои мозги из тока крови, Когда стою на голове, Хватают больше кислорода – И вроде бы по УКВ Вдруг прямиком без перевода В озвученные словеса Я принимаю чьи-то мысли.... Вот это йога! Чудеса! Ребята, вы, чтоб не закисли В неразумении, за мной! Вы с утреца промойте ноздри Солоноватою водой – И повторите раза по три Из пранаямы номера И асанами разомните Сегодня лучше, чем вчера, Суставы... Юность сохраните, Здоровье, силу, ясный ум... Я счастлив с новообретеньем Суставов гибких, ясных дум... Делюсь со всеми... Мне с сомненьем Григорий притащил журнал, Что предназначен молодежи Из сел... -- Чтоб ты поизучал: И здесь о йоге... -- Йога? Тоже? -- А ну-ка... Точно! Здесь Зубков, Доцент-индолог МГУ-шный, Знаток восточных языков, По виду старый и тщедушный, -- Такие асаны гонял! В журнале этом просто школа По хатха-йоге! Мэтру внял – И разучил довольно скоро Зубковский комплекс... День за днем Упорно практикую йогу... На самочувствии моем По миллиметру, понемногу Вседневно ощущаю въявь Разительные перемены... За эту радость, сердце, славь Ученье древнее... Антенны Вдруг размурованных мозгов, Хватайте знания быстрее... Спасибо, Редди и Зубков: Теперь вперед смотрю бодрее. Учиться легче стало мне. И с полуслова понимаю Профессоров быстрей вдвойне И вдвое глубже проникаю В идеи, их же развивал Наш революционный гений, Воздвигнутый на пьедестал Божком для новых поколений. И селезневский диамат, Включая все его приколы, И все предметы, все подряд, Мне после той, зубковской, школы – Игрушки... Сашка удивил, Мне книжку подарив о йоге. Ее по случаю купил Он в «Дружбе»... Как-то на пороге Возник он с самого утра, Когда в сиршасане торчал я... -- Перевернуться не пора? – Но я дышал, храня молчанье. Тогда он сунул мне под нос Йогиню на обложке книги... Ногами чуть его не снес: -- Ну, Иваненко, ты великий! -- Возьми. Подарок. От меня. С полсотни асан. На болгарском... – Я книжку изучал три дня. Она – в издании прекрасном – Такое показала мне, Что не освоишь и в полгода... Но я с той книжкой – на коне! Она при мне, когда с восхода Я начинаю экзерсис – И что-то новое пытаюсь Скопировать на пробу из Тех, новых асан... Зря стараюсь? Нет, просто познаю себя... Теперь мне ведомо: осилю Любые асаны, терпя, Одолевая гипоксию... Тем часом в комнате у нас Прибавилось жильцов внезапно... Привлек журфаковский Пегас Рабфаковцев. Возможно, завтра И оседлают скакуна Приготовишки-работяги... И ранее была тесна Общага. А теперь в общаге Еще теснее... Вот и к нам Борис Егоров из Рязани Подселен пятым... Парень сам Маленько не в себе... Глазами Нас, второкурсников, жует, Как мартыханов в зоопарке, Подначек от студентов ждет, Но нам не до того – в запарке Извечной... Ну, не без того: Уже ему внушить успели... -- Материя вервична... -- Во! -- Ошибка! – мы ему запели, -- Все, что ты видишь, -- миражи... Сознание – оно первично... -- Материя! -- Так докажи! Мы видим, бьется хаотично Мысль в черепушке у него, Но школы селезневской нету – И не докажет ничего... -- Ну, Боря, думай! Эстафету Журфака мы передадим Тому лишь, кто умеет мыслить... -- Вдруг стал Егоров нелюдим, Изрядно пареньку подкислить Сумели слабые мозги... Однажды не пришел к ночлегу, Исчезли вещи... Из Москвы Уехал... -- Ладно, хоть «телегу» Не написал... – Прислал письмо. Нас не винил. Он объяснился: Что жить так впроголодь не смог, Как жили мы... Ну что ж, сложился У парня свой житейский путь... Но также написал Егоров, Что мы смоглм перевернуть Его мозги в тех жарких спорах, В которых в шутку, не всерьез «Идеалистов» представляли, Чем Борю чуть ли не до слез Мы доводили, побеждали Наивный материализм Неподготовленного парня... -- Спасибо за науку... Из Меня, набитого вульгарно Пустыми штампами, как все, Вы вырывали их щипцами... Философической попсе Теперь я враг. Всевышний с вами... – Урок ему, урок и нам: С душой чужою надо мягче И бережнее... -- Аз воздам, -- Сулит Господь... А как иначе... Тут приближается рубеж -- (Которого весьма страшусь я) – Учебной практики... Нет, без Поддержки Вышней я – (не шутка) – Не справлюсь, как и год назад... Молюсь: Всевышний, дай удачу... В пространство устремляю взгляд, Надеюсь. Верю... Чуть не плачу... Вновь Игорь Нухович дает Ориентиры нашей группе. Куда меня теперь пошлет? Уже холодный пот на крупе – -- А вас – на шелковый пошлем Текстильный комбинат. Устроит? -- Молчу я, лишь повел плечом... -- Туда пойти, поверьте, стоит: Мы с «Красной Розою» друзья: Ведь там супруга Киселева – Редактор радио – своя. И для нее уже не ново Стажеров наших принимать. Добрейшая Елизавета Сергеевна стажерам – мать. И, кстати, радиогазета, Которую она ведет Неоднократно поощрялась На конкурсах. Ну, все, вперед... Теперь судьба моя решалась... Я добираюсь на метро До улицы Тимура Фрунзе... Боюсь... В мозгах все «контра – про» Болезненно стучат и трутся... Кирпичный – (старый стиль) – фасад... Редакция в полуподвале... Глаза добрейшие глядят... -- Меня на практику прислали... Не нахожу уместных слов... Хоть как-то объясниться надо... -- Знакомьтесь: Геночка Белов. Он проведет по комбинату, Он мастер цеха – и певец, Певец отличный, между прочим... Пройдете из конца в конец... -- А может, лучше спеть попросим? -- Посмотрим, что мы тут творим, Чем поражаем, удивляем... -- Посмотрите – поговорим... -- Ну, что, готовы? Погуляем? Красивый ладный паренек, Улыбчивый, русоволосый... Его б в тэвэ на «Огонек»... -- Посмотрим, а потом вопросы? И мы шагаем по цехам... Шелка налево и направо Раздолье птицам и цветам На них -- и пестрым разнотравьям... А вот вползает на валы Река широкой алой ленты... -- Для красных галстуков... -- Твори, Теперь Семен... У нас студенты- Стажеры каждый год подряд... -- Вопрос: кто ткани сочиняет? -- Вопрос по делу... Их творят Здесь диссинаторы... Их знает Буквально весь тестильный мир, Дают на выставках медали... И, знаешь, очерка в эфир О них еще не выдавали... -- Что ж, возвращай меня назад В подвальчик радиогазеты... -- Есть темы, как -- на свежий взгляд? -- Я на вопрос Елизаветы Сергеевны не тороплюсь Ответить, а Белов кивает... -- За диссинаторов возьмусь... – И Киселева одобряет: -- Есть, кстати повод: ведь медаль Присуждена опять в Париже. Сама бы написала. Жаль, Что тему отобрали... – Вижу, Что это шутка... Гена вновь Ведет меня по лабиринту... -- Ну, вот мы и пришли. – Белов Приводит в тесную кабинку – От цеха не отделена, И шум в ней точно дым клубится... -- Вот здесь творите? -- Тишина, Покой, увы, нам только снится... Я в репортаже рассказал О диссинаторских победах, О творчестве потолковал, А под конец, дав шум, поведал, Что не умеет комбинат Ценить творцов чудесных тканей... -- Неужто фордовский гигант Позволил бы без нареканий Держать конструкторов своих, В кузнечном, например, пролете? Их корпус, верно, светел, тих, А боссы каждый день в заботе, Чтоб дать конструкторам уют, Ведь их таланты фирму славят. А «Красной Розе» придают Престиж чудесных тканей, да ведь? – Создатели... Талантам их Гран-при с медалями даются... Идеи русских в стопках книг Исследуются, познаются... Но отчего-то комбинат Своих художников не ценит, Станки их в закутке теснят А шум – мозги им с болью вспенит И не колышет никого Проблема эта из начальства... Нет, репортажа моего В эфире не было... -- Нахальство У парня хлещет через край, -- Сказал, мой репортаж прослушав Директор. – Снова проиграй... Прав, безразличие порушив К делам художников студент. Проблема требует решенья – И выделить апартамент Для диссинаторов... Уже я Пометил: надо им отдать Хоть «красный уголок» сегодня... ... Я ждал обструкции опять От группы – и могли свободно Меня коллеги освистать... Но группа слушала серьезно – И скромно похвалила, знать, Что с кровью рано или поздно, Но прорываемся к мечте – И нашей группы одобренье – Как катапульта к высоте, Где обретают вдохновенье Для новых подвигов пера... А сессия прошла спокойно. Семестр закончили – ура! Теперя отдохнем законно... -- А с Томочкой нормально – нет? Сюжет достоин продолженья... -- Да, развивается сюжет – И я ей сделал предложенье... Поэма вторая. Тома Юстюженко Он до вагона проводил, Но не сказал мне «До свиданья», Не обнимал, не наградил Хоть поцелуем на прощанье. Был угловатый и большой, Высокий и круглоголовый... Стоял холодный и чужой – Мой милый, мой валет червовый -- В зеленой форме ССО, Монументальный в этой форме -- (В мозгу стучало: «Вот и все») -- Стоял недвижно на платформе... Секунда – и порвется нить, Что нас соединяла раньше. Не удержать, не сохранить. Он в двух шагах всего, но дальше, Чем полюс Южный от меня... Смотрю в окно – и плачу, плачу... Суровостью меня казня И отчужденностью в придачу, Он, тот, что стал уже родным, Сейчас мне сердце разрывает... Чем виновата перед ним?... И сам ведь тоже изнывает, Но замкнут – и молчит, молчит. Не улыбнется, не пошутит... Та замкнутость его – как щит... Стоит, молчит... Еще чуть-чуть –и... Так плавно тронулся вагон – И он шагнул с окошком рядом, Потом шаги ускорил он – И побежал, стараясь взглядом Мне что-то важное сказать... Я бросилась стрелою в тамбур – И он вскочил, успел обнять – И выпрыгнул... И ладно... Там был, В купе, какой-то человек... Заметил: -- Зря он не остался – Я б вышел... – Стыдно, что при всех... Такой упрямый мне достался И туповатый мальчуган... А поругались из-за денег... Нет, он не лез ко мне в гаман, Не отнимал их... Добрый Сеник Считал: их надо поберечь, Дав папе с мамой передышку... А мне купить хотелось вещь... Вот Нина расколола Гришку, А я хотела -- на свои – Ведь отпахала же на кухне В «стройбате», что ни говори... Семен меня за те покупки Журил, мол розовый костюм... -- Такая тройка, итальянский! – Семен лишь свистнул... -- Эй, свистун, Не нравится?... -- Потом испанский, Японский где-то продают, А где-то даже и французский – Все станешь покупать? -- Салют! Втемяшь себе в лобешник узкий: Я девушка! И я хочу В столице выглядеть столично... Как старый дед ворчишь... -- Ворчу? И так ты выглядишь отлично, А можно было поберечь Родительские дивиденды... – Ну и погыркались, сиречь, В раздоре бедные студенты... Но вот – в последний миг успел – И помирились на дорожку... Мой поезд по Руси летел... Недолго поглядев в окошко, На полку жесткую легла... Укачивает точно в люльке... Глаза закрыла... Не спала – Подремывала... То бабульки Внучат водили в туалет, То кто-то рядышком гитару Терзая, переврал куплет... То кто-то тихо звал Тамару... Что было, может быть, во сне... Звучал далекий тихий голос – И что-то глубоко во мне Еще обиженно боролось С другою частью естества, Что радостью цвела ответно: На голос, что Тамару звал, Душа стремилась беззаветно... Меня встречали в этот раз Володя, Вовочка и Вова... Володя Ярцев грустный глаз, Прищуривал... Молчал сурово, Надменно Вовка Большаков... Неясно, отчего сердился – Поди пойми их, мужиков... Лишь Вовочка, мой брат, резвился... Со службы ратной возвратясь, Он шелуху той службы ратной С души с мундиром вместе – раз! – И скинул, на себя обратно Роль младшенького натянув – Пусть с относительным успехом – И у него суровость скул Мужская отвердела... Вьехав В былую, вроде, колею, Я чувствую себя неловко, Неся московскую мою, Что въелась в душу и головку, С собою новую судьбу... Оставив Вову и Володю Друг с другом продолжать борьбу, (Притом, что при любом исходе Победу одержал Семен, А двух Владимиров мне жалко) -- Покинув с Вовочкой перрон, Садимся в пыльную «волжанку» -- И – на Жемчужную, где нас Ждет с нетерпеньем тетя Тася... Трясемся с братом битый час... Пришлось подробно отчитаться О стройотряде, обо всем – И о смешном и о скандальном... Без удержу клонило в сон, А в нем звучало зовом дальним: -- Тамара,... Томочка моя,... Ну, Муха,... Козочка,... Карасик... -- Знакомый голос умилял, Рождал в душе негромкий праздник... Потом в Усть-Ламенке отчет Держала перед папой-мамой – И думала о парне: ждет Со мною встречи?... Мало-мало Спадал с души московский стресс, Подпитывалась сельской силой, Тысячетонный жуткий пресс Развинчивался... Подкормила Меня Усть-Ламенка... Спала... Читала... Вспоминала... Даже Не прогулялась вдоль села... Душа моя не здесь... Когда же Обратно? Вот и пролетел, Как сон, короткий миг каникул... Телеграфирую... Хотел Семен встречать... Мой сельский выгул Закончился... В аэропорт Для лальних рейсов – Толмачево Такси все тех же трех берет: Володя, Вовочка и Вова... Смеется братец и острит... Те двое будто бы горчицы Наелись... Большаков сердит, Печален Ярцев... Не годится Друзей-соперников дразнить... Но мне уже не интересно. Звенит натянутая нить Струной высокою – и песня, Сама рождается в душе – И в ней звучит другое имя, Оно главнее всех уже... -- Студенточка? Филологиня? – Меня разглядывал в упор Военный в золотых лампасах... Прическа на прямой пробор, Колодки орденские... -- В кассах Билетов не достать... В Москву Командированные скопом Помчались... -- Да... -- А я могу Вам доставать... -- Так, филантропам Давно не верю, генерал... -- Я не какой-то сухопутный, А вовсе даже адмирал... Коньяк хотите... -- Нет... -- Могутный Глоток соседа возбудил. Стал приставуч и беспардонен... -- Я здесь в командировке был.. -- Прекрасно... Только с плеч ладони Моих вы уберите, сэр... -- Какой я сэр тебе? Товариш! -- Не джентльмен?... -- Я офицер!... Ну ладно. Я убрал... Не сваришь С тобою каши... Он-то ждет? -- Наверно ждет уже... Встречает... -- Счастливый... Ах, как сердце жжет... Чужая радость так печалит, Когда своей недостает... – И замолчал, дав передышку... Коньяк свой из бутылки пьет. -- Лицо краснеет... Мрачен... Вспышку Общительности прекратив, Стал отчужден и замкнут горько... Мужик по-своему красив, Успешен, видно, в службе, только Несчастлив... С этим – не ко мне... Летит над облаками «тушка». По тайной радиоволне Моя вбирает черепушка Сигналы нежности его. Осколочки воспоминаний: Уже накоплено всего Немало в общей нашей ранней Истории поднакопить Успели памятных мгновений. ... Вот вздумал дождик окропить – И мы стремглав помчались с Сеней В «Весну»... На Ленинском как раз Настиг внезапно душ природный... Смеемся виз-а-ви анфас, Укрывшись от воды холодной В том магазине, что открыт Напротив института стали... Хороший зонтик – дефицит... Мы у стекла сплошного встали Витринного. Здесь переждем. Не хочется напрасно мокнуть, Разгуливая под дождем... Стоим, болтаем... Но замолкнуть На миг заставил диалог Двух сильно крашеных москвичек, В упор мне взглядами висок Исковырявших – двух сестричек, Подружек, может – обо мне: -- Нещак, -- сказала, -- Нефертити!, -- Одна другой – и в тишине Все оглянулись... Что ж, глядите – Не жалко... Приобнял Семен, Всем показав: моя принцесса! Ему приятно... Мы снуем, Ничуть не торопя процесса Судьбы... По Герцена идем... Уже мы – не разлей водою -- Повсюду лишь вдвоем... Вдвоем Идем по Герцена, толпою Не разделимые... Толпа Нас, точно остров, обтекает... Мы с ним уже одно... Судьба Тесней день ото дня сближает... Но останавливает нас Внезапно на противоходе Мужчина незнакомый: -- В «Айс- Ревю» желаете? -- Да, вроде... -- Не нужно денег... Просто так Возьмите лишние билеты В подарок... Счастья вам!... – Пустяк, Но чудом маленьким согреты, Мы, вправду, счастливы... Летим В дворец ледовый... Чудо-шоу Дают австрийцы... Мы глядим – И радуемся: не дешевку -- Искусство Терпсихоры зрим: Коньки, костюмы, шоу света, Спортивный танец, темпоритм -- Искусство лазерного века... Наш рейс в столицу не прямой. Дают посадку на Урале... Гуляю... Поодаль за мной -- «Лампасник»... Мне об адмирале Неинтересно говорить... Ну, тащится за мной... Напился – Пускай проветрится... Дурить Он не пытается... Томился Без собутыльника, поди, А мне он, я ему – не пара... Предощущение в груди – И тот же тихий зов: -- Тамара... Как если б кто предостеречь Меня от глупостей старался... Дает нам ожиданье встреч Дар яснослышанья... Поднялся, Прорезав тучи, быстрый «Ту 132» -- над облаками Лечу в Москву, лечу – в мечту... Встречай – и сильными руками Меня покрепче обними... -- Хотите, я в Москву подброшу? – Мне – адмирал... Вот: меж людьми Немало все-таки хороших... Семен... Высокий и худой... Знакомлю парня с адмиралом... У адмирала за спиной За руки держимся... Болтала Нас «волга» -- и несла стрелой До ломоносовской общаги... Ну, вот и дома... С плеч долой Все переделки-передряги... Семен пока прилета ждал, -- (Признался_ -- не имел покоя, -- Стихотворенье написал, Что сильно тронуло, -- такое: * * * Этой длинной дорогой, высокой, и синей и белой Ты признайся: ко мне ль ты так долго и трудно летела? Ты летела ко мне? -Да!- И я замолчу суховато, Словно ты предо мною любовью твоей виновата. Ты летла ко мне? - Нет! - Я стану ручным и покорным, Повинуясь уму неподвластным , сердечным законам. Дорогая земля, в ранней дымке совсем голубая, Не гляди с высоты, голубой глубине улыбаясь, Потому что внизу мне на голову, плечи и руки Листья желтые падают - это к раздуке, к разлуке! Голубая земля. И звезда в вышине голубая... Ты не чувствуешь - твой самолет в полосе колебаний? Это в счастье м горе бросаясь отважно и смертно Раскачало весь мир мое слабое доброе сердце. Ты летишь над землей голубым-голубым коридором, Ни одной нидругой ты стены не комнешься в котором. Ты летишь в поднебесье... Я жду тебя, слышишь, Тамара?!... Твой большой самолет показался вдали из тумана... ...Я – дома... Рядышком – Семен -- (На третьем этаже, в соседстве... Мужик нешуточно влюблен – И все плотней заполнил сердце...) А в нашей комнате взамен Семеновой теперь другая... Брюнетка-тумбочка... Кримплен... Знакомлюсь: -- Дорохова Галя... Я в Ленинграде, в ЛГУ Училась... -- Почему поперли... -- За негра... -- А не лжешь? -- Не лгу... -- Раиса, точно нож на горле -- Твои вопросы... -- Мы берем. Считай, в свою семью сестренку... Случись что – вместе пропадем, В ЧП – не отойдешь в сторонку... -- Ты, мать, сверхбдительна... Тебе Быть детективом в уголовке... -- Эх, вы, безмозглые»... ЧП Уже, считай, на изготовке... Мудра Раиса... У нее Чудесный, редкий дар прозренья... И намекает на свое – Бывают у нее виденья. Как говорится, поживем – Увидим... И пошла учеба... Марксизм без устали жуем По всем, считай, предметам, чтобы Идейно вырасти в бойцов Парт-полит-супер-авангарда... Учу, терплю... В конце концов, Нас до инфаркта миокарда Наука та не доведет... Зато научимся учиться. Любая в голову войдет Наука, если приключится Нужда китайский изучить, То мы и к этому готовы... Привыкли – и умеем жить, До требовательной учебы Мозги успешно доросли – И мне справляться легче стало С немецким даже – в корень зри: Семен-то рядом... Мало-мало Он помогает с языком: Все разъяснит, попереводит... И Миловидова тишком Отстала... Новое заботит: По вторникам теперь у нас Военка, сиречь – медицина... Предмет кровавый... Тут я пас: Увижу кровь и – брык! Картина Кровавой раны – не по мне. Я тут же в обмороке долгом... Меня пытать не надо, мне Лишь покажи – и я иголкам, Зажимам, скальпелям сама Воображаю примененье – И – в голове сплошная тьма – Такое у меня строенье Мозгов и в целом – естества... Раиса рядом на военке. Страхует, чтобы голова Не отключилась – и коленки Не подогнулись... А у нас – Дежурства няньками в больнице -- Халаты, утки... Нет, я пас... Подруга школьная учиться Настропалилась в Томский мед, А их там обучают в морге... Морг – тест на профпригодность... Бред: Я в морге? Бр-р... Поди в восторге Со мною был бы институт, Но в нем меня бы не держали, Уж коли в обмороке тут, А там-то... Ей, подруге Вале, Лишь посочувствовать могу... Я с горем пополам уколом Муляж дырявлю, йодом жгу... Нет, лучше буду «жечь глаголом» Моих талантливых статей Сердца... Но я учу и это. Ума хватает, чтоб затей Не замышлять – и факультета Учебный план критиковать... А с остальным со всем справляюсь Практически всегда – на «пять»... -- Семен, вот странно... Удивляюсь: Я помню точно, в кошельке Вчера лежали две десятки – Видать провалы в черепке -- Сегодня лишь одна в остатке... -- Бывают, знаешь, миражи: Почудится – миллионерша... -- А тут, хоть как ни ворожи – Десятка лишь одна... -- Поддержка, Конечно, будет от меня... -- А все-таки необъяснимо... Досада мучала три дня, Догадка подступала зримо – Да только я ее гнала – Мне верить в это не хотелось... Неужто до того дошла? Уже и имечко вертелось На языке... Но тут беда У Люськи: заболела мама... -- Ведь не болела никогда, А пишут – вот же телеграмма, -- Что мама при смерти... – Лежит В отдельном боксе... – Все забыла, Учеба побоку -- спешит В Кирсанов, бросив все, Людмила... В неделю дважды нам вставать Приходится особо рано... Физвоспитание сдавать Для многих – труд... Мне это странно: Мне нравятся прыжки и бег, И гимнастические трюки... Двадцатый век – спортивный век, А я – сельчанка: ноги, руки Неслабые, легко дышу, Не то что эти городские... Освобожденья не прошу: Сушу над книгами мозги я – Гармонизирую себя Физвоспитанием усердно, Порою, правда, полуспя На тех уроках ранних... Скверно, Что, если после сходишь в душ, Определенно опоздаешь На политэк... Привыкла уж Румянцева, что к ней влетаешь В разгаре лекции – а как Иначе, коль от стадиона На Ленинских горах журфак Так расположен отдаленно... У нас огромный стадион, В спортивном корпусе трехзальном..... Недавно главный обновлен: Огромный, с игрищем овальным, Что беговой окаймлено Дорожкой, -- новое покрытье. Твердят – рекордное оно... Для нас – приятное событье: Нам до рекордов далеко, Но красное покрытье служит И нам. Ведь нам бежать легко, Круги наматывая... Дружит Теперь со спортом и Семен... Заметку в «Журналисте» Мадыр О Сене втиснул: чемпион По классике... Поздравить надо... -- Победу посвятил тебе... Торжественно ответил парень, За то, что ты в моей судьбе, Моей судьбе я благодарен... Небесная прорвалась хлябь, Столица залита дождями, Уже идет к концу октябрь, А Люськи нет... Похоже, маме Не лучше, раз подруга – там... Но вот встречаю Автандила. Увидев, волю дал слезам: -- В чем дело: Люська позвонила? -- Есть телеграмма... Умерла... -- Когда? – -- Сегодня... мама Люси... -- Поедешь? Нет... А ты б могла?... -- Семен, мы едем! -- Едем! – Льются Дожди... Забит народом зал... Такие очереди к кассам... -- Не мой, не Киевский вокзал... Толпа такая, точно массам Восточной внешности людей Вот именно сейчас приспело Собраться со столицы всей – И двинуться на юг... Кипело От смуглых азиатских мурз... Вокзал -- суровая реальность – Не скажешь: здесь обитель муз, Зато воочью эпохальность Прозришь... Потоки всех и вся Здесь личных человечьих судеб, Сливаются в один, неся Народ, страну... Куда? До сути, До цели общего пути Нам, несмышленым, не добраться... Уж нам бы как-нибуть пройти Свою судьбу – не замараться, Ее, не исказив, блюсти. И в ложь трусливую с корыстью С высот духовных не сойти, В итоге обретя в корыте Со свинским пойлом смысл всего... Нас до окошка дотолкали... -- Купейный только! -- Ничего, Давайте!... -- Время – побежали!... В купейный -- мы, а вся толпа Мурз смуглолицых рвется в общий... Вошли в купе – и пот со лба... Ну, проводник, нас чаем потчуй! Вагонный чай – он всех вкусней – И славно утоляет жажду... -- А каково там Люське? С ней И я душою тоже стражду. А вот Семену – хоть бы хны: Он обнимает все азартней. Представьте: мы в купе одни И пуст почти вагон -- внезапной Интриги поездной сюжет... Семен давно в ажиотаже... Бьет кровь вулканом в нем – и нет К сопротивленью сил и даже Во мне ответное растет Незнаемое раньше нечто – И вдруг взрывается – поет Все естество Семену встречно... Восторг, извергнутый во мне, Стал важною победой парня... Еще он вне меня... Да, вне, Но озарило светозарно Его объятье – я теперь Уже его мне не отвадить... Купейная забилась дверь... -- Откройте! – Стало лихорадить Проводника – и прибежал С воображеньем воспаленным... Разочарован... -- Что? – Молчал... Хотелось досадить влюбленным – И досадил – и рассмешил... Он тоже человек восточный, Немолодой... Поди грешил Не раз в купе... -- Чего вам? – Сочный Прочитывался на лице – Восточном матерок с акцентом... -- Ну, так ответьте же в конце Концов, чего вы нам, студентам Сказать желаете, зачем Нас оторвали от занятий? Ступайте... Здесь все ясно всем: Кина не будет, все, приятель... Разочарован проводник С душонкою неандертальца... Ну что поделаешь? Язык Бедняге показать: попялься, Коль зрелищ требует нутро! А все ж испортил настроенье... Еще объемно и остро Меня пронзает упоенье – И затихает в естестве – Мне хочется самой Семена Обнять... В чудесном колдовстве Я словно напилась озона – И обновилась... Я сейчас Другая, я познала радость. Не в полной мере первый раз, Но есть о чем мечтать – и сладость Любви понятна стала мне... И только стыдно перед Люськой: Он в беде, а я-то вне Ее страданий... Точно люлька – Вагон... Подремлем... Впереди Бессонье тяжкое у гроба... -- Поспи немного... -- Посиди Здесь рядышком... – Затихли оба, Расслабились – и на тебе – В испуге дернулась головка: Противно резкий стук в купе... -- Готовьтесь – ваша остановка... Кирсанов – старый городок, Малоэтаж периферийный. Не вижу, чтобы хоть чуток Был привлекательней с бытийной, Информативной стороны, Чем Венгерово, если честно. Непривлекательны, темны Все перспективы... Душно, тесно Душе... В Кирсанов приезжать Для релаксации уместно... Аборигеном обижать Не собираюсь – повсеместно У нас провинция скучна... И город на реке Пурсовке – Не исключенье... Старина Не столько в зданьях, сколько в ковке Мышления на старый лад – И это неискоренимо... Два века жил Кирсанов-град Пообочь жизни... Мимо, мимо Неслась история стремглав... А город бортничал, рыбачил... Неспешной древности анклав Стиль жизни не переиначил, Не замечая кутерьмы, Не поощряя конъюнктуры, Не исключая из тюрьмы Духовной – партноменклатуры... Крепка в глубинке старина – И отпускает неохотно На волю юных, чтоб страна, О плечи их опёршись плотно, Себя вздымала и росла... Дтсюда выбралась Людмила Но вот – печальные дела... Открыта дверь... Свеча коптила... Гроб в центре комнаты в цветах... Людмила – сгорбленно у гроба... Кивает нам... Что скажешь? Ах! – Присели рядом с нею оба – И бодрствуем с Людмилой ночь... Глаза ее красны – рыдала... И рады б чем нибудь помочь – Да чем поможешь? Трепетало Над свечкой пламя... Ночь прошла – И вынесли хозяйку дома – Потоком грустным потекла Венки вздымая от райкома, От профсоюза и родни, Райздрава и от райбольнички, Процессия... А вот, взгляни – Несут награды фронтовички – Поры военной медсестры... Острее Люськина утрата... Деревьев кроны, как костры Салюта... Люську аккуратно, Поддерживаем с двух сторон... Она идет, себя не помня... Мы с нею рядом, я, Семен... Как водится, в могилу комья Руками бросили сперва... Потом осыпали могилу Цветами... Люська чуть жива... Домой доставили Людмилу... Ведь полагалось помянуть – Ну, поседели, помянули – И тронулись в обратный путь В вагоне общем... Не сомкнули На всем пути обратном глаз... Людей в вагоне – словно в бочке Сельдей протухших снулых – раз На раз ведь не придется... К ночке В обшагу только добрались... Людмила позже возвратилась... Мы от учебы отвлеклись – Теперь горою навалилась, Но нам уже не привыкать... Нагрузки выдюжим, осилим... Теперь и в Ленинку пускать Нас стали... Мнится добрым стилем Библиотечным козырять На входе пропуском, внедряться, И каталоги ковырять, И в холлах шепотком трепаться, Ступени, холлы... Длинный зал, Зеленые рядами лампы, Очки у многих на глазах – Всему бы пела дифирамбы: Здесь угнездиться за столом – И конспектировать трактаты... -- К чему пижонство? Мы ж берем На факультете книги... Там ты Лишь время понапрасну жжешь... -- Но там такая атмосфера! -- Ну, приобщилась – и хорош! Нам время дорого... Химера Престижа вряд ли стоит свеч... Поехали в общагу, Тома... -- Ну, раскомандовался! Речь Не мальчугана, но главкома! -- Не мальчика, но мужа... Так Звучит по правде идиома... Вот кстати... Не пора ли брак Нам заключить с тобою, Тома? -- Мне показалось или здесь Нашелся кто-то слишком смелый? -- Проверка слуха, ваша честь! -- Ты не серди меня, а делай Мне предложение свое Не как-нибудь, а по всей форме... -- Ну, Тома... -- Прекрати нытье... -- Хоть шпору дай... -- Не надо шпор мне. Ты от себя произнеси, Да так, чтоб в радости зардеться... Последний шанс даю... -- Мерси... Прошу твоей руки и сердца... -- Вот так-то! Но не торопи Меня, пожалуйста с ответом, А подожди и потерпи... Мне надо обо всем об этом Подумать... Словом, подожди. -- Я подожду... Куда я денусь? Жду пять минуток... -- Не шути, Ведь я боюсь всего... -- Надеюсь, Что ты боишься не меня... -- Того, что делают в постели, Боюсь, по правде, как огня... -- Вот малышня на самом деле... -- Не торопи меня, прошу. Ведь нам и так с тобою славно. Но я, наверно, соглашусь... Лишь подожди... -- Ну ладно... – Плавно Доигрывается семестр... А в нашей комнате пропажи... Что день – то в кошельках секвестр, Колготки пропадают... Даже И с книжки Люськиной была Солидная изъята сумма... В сберкассу Люсенька пришла – И поразилась: пусто в трюмах: Иной по книжке получал -- (Иная ли?) – уже догадка Близка – ведь каждый факт кричал О той, что поступала гадко С подругами... Нам стыдно ей О мерзостях творимых баять... Общага... Большинство людей Нормальных – всех не стану хаять... Но есть уроды, кто возьмет На кухне чью-то сковородку С котлетами – и вмиг смахнет, Не подавившись ими в глотку... Привычка Люську подвела: На автомате на газетке Писала «Журавлева», зла Не предвкушая... Та заметки Скопировала без проблем Подруга – (понимай – воровка) – Сберкнижку умыкнув затем, В сберкассе расписалась ловко... Такие грустные дела... Что делать с этой вороватой? Всю жизнь нам отравить могла... А если не она? Проклятый Вопрос вопросов ограждал Воровку от атветных акций – Никто ведь за руку не брал... Вот расписанье консультаций -- Въезжаем в сессию опять... Вновь испытание для нервов: Зубрить, дрожать, ночей не спать... Я на экзамен самой первой Стремлюсь ворваться, взять билет – И отыграть скорей свой номер... Экзамен оставляет след Зарубками на сердце... Кроме Военки, дойча – диамат Тревожит... Проверяет знанья Профессор Селезнев... Виват! Его «материя-сознанье» Дихотомию я взяла, Как крепость, штурмом. Знала четко. Из Маркса что-то наплела, Из Ленина... Берет зачетку... На старый снимок бросил взгляд Наш лысый мэтр... -- Здесь вы ли, детка? -- Я – только года три назад... -- Вы дробненькая здесь... – Отметка Поставлена... Ну, все. Вздохну. Отдам зачетку Рыбаковой... -- Пока, Семен! Рукой взмахну... Каникулы... Потом – по новой... Поэма третья. Таня Альбац Моя история проста: Нас три сестры в семье московской. Я – Таня, старшая сестра В семье Елены Измайловской, Измайловской –( красивей -- так) -- Студентки «щукинской» вначале, Вахтанговской актрисы – (знак И вдохновенья и печали) -- Радиодикторши... Она Всем мегаполисам и весям Так узнаваемо слышна... А папа Марк кому известен? Коллегам в номерном НИИ, Закрытом за семью замками? Радиофизик... Но – нишкни! Нельзя отцу делиться с нами Секретом, что причастен он К созданию ракетной мощи. Разведчик в прошлом... Не шпион -- Подпольшик... Как подросток тощий, Он пробирался в тыл врага... Он – настоящий, не киношный... Нам эта правда дорога... Отцовский подвиг чести должной Был удостоен: за него Вахтанговка Елена вышла – Черту подводим... Итого: Нас пятеро в семье... Как вишни, Глаза – отцовские у нас... Я старшая... А Женя с Аней – Двойняшки... Сократим рассказ... Чем увлекалась в жизни ранней – Театром, ясно... Чем еще? И бабушка была актрисой, Вахтанговкой... Но запрещен Мне путь в актерки, хоть кулисой Меня и пеленала мать... Всю «Щукинскую» атмосферу Никак нельзя мне не впитать, А с нею искреннюю веру, Что он, театр – моя судьба... Народная артистка Анна Орочко: -- Да! – Но шла борьба В семье. Отец и мама – странно – И мама! – яростно стоят Заслоном на пути к искусству, Не разрешают, не хотят... Упрямо по веленью чувства Пытаюсь отстоять свое... Орочко – родственница мамы, Меня готовит... У нее – Жизнь, как из ибсеновской драмы... Начнем с того, что родилась Орочко – в Минусинской Шуше, Отца и мать -- сослала власть... А дальше – больше, дальше – лучше: Крещенье... Крестные ее Родители – вообразите: Ульянов с Крупской... Острие Истории в судьбе... Терпите, Коль так нелепо «повезло»... От крестных Ане в дар – икона... И детство все в борьбе прошло: Ведь по велению закона Ей на учебу не попасть... За «государственный» проступок Отца – и дочь казнила власть... С рожденья на душе зарубок Оставив тьму, но закалив – И все же с золотой медалью Гимназию прошла... Наив Подростка: для чего – не знаю – Пошла на курсы лесников... Но ослепительный Вахтангов Уже искал учеников... Он в табель театральных рангов Еще как гений не включен, Все впереди и у Орочко, Но лес отставлен, отсечен, Остался лишь театр бессрочно. Сам гений с нею проходил Роль мопасаннской Франсуазы Из «Гавани»... Творил, лепил, Как скульптор образ... Так алмазы Искусно ювелир гранит... Поздней Ребекку в «Росмерсхольме» Мэтр с ней по Ибсену творит... Она вот так же ставит роль мне... Никак меня не оторвать От наркотической заразы... Театр арбатский смог поймать Меня в тенета... Учит фразы Профессорша произносить Лишь с полным пониманьем смысла, Чтоб все оттенки доносить Аудитории... Не вышло, Увы, актрисы из меня... Подобрала к «актерке» ключик, Приоритеты изменя, Родня: берут, мол, самых лучших В «Ровесники»... Во мне – азарт: Себя же среди лучших числю... Иду на радио... -- На старт! – Вручили «Нагру»... Чувством, мыслью Мой «старшеклассный» репортаж Я, как умела, наполняла... Училась добывать фактаж... Игра-работа вдохновляла – И выдан первый гонорар: Представьте, четвертной! Немало Для восьмиклассницы... Аврал! Потратить срочно! Я удало Зову двойняшек в «Детский мир»: -- Ну, что хотите, выбирайте!... -- Сестрички, вы не из транжир -- Мечтали ведь о детском рае... Ну, ладно... Первый гонорар... -- А что родителям подаришь?... -- Пусть папе с мамой будет в дар Хрусталь!... -- Простите... Эй, товарищ! -- Желаете у нас купить?... -- Набор бокалов упакуйте! -- Вот счет. Извольте уплатить... Теперь, родители, ликуйте: Синдром актерский побежден, А увлеченье репортерством Росло... Хвалили голос. Он Мне Богом дан... А слух? С упорством Меня казнили восемь лет Мои родители – роялем... А слуха-то как раз и нет! Но голосишком покоряем Начальников-редакторов – И я в «Ровесниках» в фаворе – И репортерю – будь здоров, Интервьюирую... Любое Заданье – только в радость... Смесь Актерства с любопытством к людям... Я легконога – КМС По лыжам – оттого не труден И многочасовой поход С пудовой «нагрой» по столице... Призванье – на журфак ведет... Казалось, вся страна стремится На мой заветный факультет... Он мой – и я не оплошала... Наш курс – кого здесь только нет! Красивых девушек ползала... А мне природа не дала Волшебной красоты Элины Быстрицкой, внешность подвела... Бровей пушистых соболиных, Гипнотизирующих глаз... Что делать? С тем, что есть, походим. Глядишь, найдется и для нас Любовь и счастье, для уродин... Со мной всегда в одном ряду На лекциях – высокий парень Взгляд – как у кобры... Пропаду... Ну, подойди же – погутарим... Но он стесняется, чудак, А первой подойти – неловко... Вот – незадача... Мой журфак В заботе, чтоб моя головка Была забита до краев Невыносимой дребеденью... Истпарт, марлен... Как от репьев Отряхиваюсь... Только мненью Минвуз, а главное – ЦК, Едва ли моему в угоду Программу сменит... Ну, пока Походим, поглядим... По ходу Решим, что можно пропускать... Татаринова удивляла Она про Игореву рать Рассказывала – вдохновляла... На лекции ее ходил Какой-то бородач престранный... Как выяснилось, парень был Семинаристом... И, незваный, Он тихо среди нас сидел, Но постоянно ухмылялся, Чем сильно раздражал... Сопел, Тряс головой – не соглашался... На замечанье отвечал, Что древне-русскую читают Здесь примитивно... Огорчал... А может быть и вправду знают Священники поглубже суть До нас дошедших книг старинных, А то, как нам читают – муть? Обидно, коли так... Глубинных В моей чернявой голове Отнюдь не происходит сдвигов – Ведь я же выросла в Москве... По ней побегав и попрыгав, Общаясь в папином кругу И в мамином, хватаешь знанья Из первых рук... Пока могу Еще участвовать в вещанье Для старшекласников... Давно В радийном репортерстве профи, Скучаю на «тыр-пыре», но... Он спецпредмет – попортят крови, Коль станешь нагло пропускать... Кучбора... Ну, вот это – песня, Вахтанговка в квадрате... Встать С ней рядом некому, хоть тресни... В радиогруппе – мне близка Татьяна, тезка, Мельниченко -- Интеллигентна и ярка... Увлечена серьезным чем-то... Журфак... Здесь все же что-то есть, Чем напитать живую душу, Есть кто-то, кто меня вознесть Способен в эмпиреи... Чушью Вполне могу и пренебречь – Уже способна сделать выбор – И отбираю, что отсечь... Прошел – и незаметно выпал Семестр – и начался второй... Курс взбудоражен: отобрали Ребят для «Огонька»... Игрой, Забавой любопытной стали Останкинские будни... Нас, Девчонок, опекает Ларин Марат... Он – оператор-ас, Известен, даже легендарен – И сразу клеиться пошел... В команде нашей – не москвички... Хохмач их сразу в шок привел: -- Меняйте, девушки, привычки. Копите деньги на такси: Метро для вас теперь в запрете. Вас всяк увидит на Руси, И все в экстазном пиэтете Начнут автографы просить, Маньяки бросятся в общагу... Поверьте, нелегко носить Такон бремя славы... Сагу Он вдохновенно сочинял О нашей звездности грядущей, И раз за разом дополнял, Стараясь, чтоб сочнее, гуще, Детальней строился сюжет... Представьте, кое-кто поверил В импровизационный бред... Семестр был полностью потерян... Однако был приобретен Мной телевизионный опыт... Разочарована: вагон Рутины, беспорядка... Топит Все творчество сплошной базар... На радио работа четче... -- Улыбку, девочки! – терзал Черкасов –режиссер... Короче, В жаре от киловаттных ламп Прокопошились аж до мая... Декан поет нам дифирамб, Вся профессура, понимая Свою ответственность за нас, Не осуждает за прогулы... Так и второй семестр погас... Решила, что судьбы посулы Останкинские не приму, Хочу на радио остаться. Не дам тэвэшному ярму Привадить... Как на святотатца Вся группа смотрит на меня: -- Да кто ж тебя возьмет в тэвэ-то? -- А я и не хочу... Фигня! Каникулы... Отрада, лето – И покатили впятером В Прибалтику... Мне доверяет Отец сиденье за рулем, Что опьяняет, окрыляет... Мотели, кемпинги дают Нам кров ночной – и катим дальше... Клаксоны встречные поют – Отрада! Вот ведь угадал же Мой папа! Младшие глядят Кино в окошках видовое: По сторонам летят назад Озера, рощи, полевое Обилье – и луга, сады... Устанем – ради передышки На травку сядем у воды Перекусить... Идут мыслишки, Как начала бы репортаж, Как вдохновенно бы вещала, Описывая сей вояж... В одном мотеле застращала Нас эпидемия... -- Бежим, Не то засушат в карантине -- Вдруг установят здесь режим... Собрались быстро, покатили... Рыдает Аня: -- Вам-то что: Вы пожили уже на свете, -- Слезами залила авто, -- А мы-то с Женькой только дети... Сентябрь... Журфак припас сюрприз: Нас оптравляют на картошку... Досадую – судьбы каприз... Работаем – не понарошку... Дождями поле развезло... Сплошная сырость, грязь и холод... Но очень весело прошло То времечко... Покуда молод, Нет повода впадать в тоску... Годимся, что своей картошкой Зимой накормим всю Москву... Усталость к ночи валит в лежку, Но хочется еще побыть Друг с другом рядом, посмеяться И хором песенки повыть... Нам (в среднем) меньше, чем по двадцать – И приземленный этот труд – Парадоксально возвышает. Сдружился на картошке люд, Картошка с песнями – сближает... Октябрь принес второй сюрприз: Наш тесный флигелек оставлен. Дворец чудеснейший, как приз За вдохновенье, предоставлен. Сам Миша Ломоносов нам Кивает утром с пьедестала... Когда я подошла к стенам, Торжественным ступеням, стало На сердце празднично... Дворец Поныне отзвуки великих Умов российских и сердец, Чьи вдохновляющие лики Знакомы с детства всем, хранит... А с неба сквозь шатер прозрачный На нас, сегодняшних, глядит Господь, насколько, мол, удачный Теперь народ на Моховой? Великолепье потрясало... Но дым густой над головой Стоял под тем шатром... «Кресало», Считай, у каждого в руках... Внизу до одури все курят – И на высоких потолках Не разглядеть лепнину... Щурят От дыма едкого глаза, Кто на дух не приемлет «зелье»... Парадоксальный факт, что – за То зелье -- глупое «газелье» Сообщество, а мужики Журфака, в основном, не курят – Им эта глупость не с руки – Одни девчонки бедокурят... Как снежный ком летит с горы, Точней, как снежная лавина – Учеба... Правила игры: Предметов где-то половина Нужна минвузу и ЦК, А для студентов лишь обуза... Как интересна и легка Была бы жизнь в советских вузах, Когда бы сняли с наших плеч Идеологии нагрузку... Нас диаматом не калечь, Журфак, внакладку и враструску Дай знаний важных для судьбы... Прикинула, что мой английский Вполне хорош – (без похвальбы) --- Прошу – и, переделав списки, Мне позволяют посещать Французский со второго курса... Возможно, навострюсь «трещать»... Язык красивый – (дело вкуса)... Военка... Нас водили в морг... Для слабонервных – шок и трепет... Я не сказала б, что в восторг Пришла в театре том, но терпит Сердечко... В обморок иных Анатомичка вмиг кидала, Особо впечатлительных... И я в том месте испытала Позывы сильной тошноты... Да, впечатленье не из слабых, Но я не побегу в кусты... Не для работы, так хотя бы Для жизни будущей ценны Элементарные приемы... И ежели вы вдруг больны, То мы поверхностно знакомы С тем, как выхаживаать больных, Как ставить банки и уколы... Предмет, в отличье от иных, Что есть в ассортименте школы Журфаковской, стремлюсь учить Со всем насущным прилежаньем – Он точно пригодится... Жить С таким для жизни важным знаньем Мне лично – важно... В остальном Предметы мало интересны... Чего-то учим и сдаем... Приходится на горло песне Своей всечасно наступать... Испарт и диамат душили, Изволь по Марксу изучать Труд с капиталом... Притушили Те знанья чистый разум мой, Но, подчиняясь дисциплине, Учу, стараюсь... Той зимой Меня однажды зацепили Шпиономанией... Взбрело Порепортерить по проблеме, Что нет посуды... И пошло: Пытаясь разобраться в теме, Иду с магнитофоном в ГУМ – И с тем вопросом – к продавщицам... Вдруг осознал мой светлый ум, Что вслед за мной пошел тащиться Угрюмый милиционер... Решила – срочно закругляюсь, Похоже, что опасных сфер Коснулась... Словом, удаляюсь... -- Пройдемте... -- Это мне? -- Да, вам? -- А в чем, простите, виновата? -- Пройдемте, все вам скажут там... Вот угодила! Плоховато... Идти – буквально два шага: Ментовочка напротив ГУМ’а, А в голове уже пурга И обгоняет думу дума… Меня, словечка не сказав, Заталкивают в «обезьянник»… Кукую – и туман в глазах… Вот так: на кнут сменила пряник… А в «обезьяннике» со мной Бомжи и бабки-спекулянтки… Им «обезьянник» -- дом родной… Да, «милые» в стране порядки… Толкуют бабки – что почем, Что где купить, как сбыть быстрее… Мой репортерский слух включен, Идея репортажа зреет… Но прежде надобно извлечь Себя, понятно, из кутузки, Да побыстрей – о том и речь – К чему мне эти перегрузки? Проходит час, потом второй – Ведут допрашивать «шпионку»… -- Нам все известно. Лишь открой Сообщников, -- хотят девчонку Мгновенно напугать, сломать… Но мне-то ни к чему пугаться… -- Что лыбишься, едрена мать? Я продолжаю улыбаться – И объясняю не спеша: -- Я не шпионка, а студентка, Корреспондентка… -- Так, -- (шурша Бумагами)… Немая сценка… -- Есть документы? -- Студбилет… -- Давай! – сержанту: -- Уведите! -- Вновь под замком. -- А где обед? -- Ты, девка спятила! -- Сидите Здесь без обеда? -- Дай-то Бог, Чтоб провели до туалета… Сиди, любуйся на замок На сквозняке, а ведь не лето… Ведь, главное, за что берут? На пенсию не разживешься… Добудешь что-нибудь, а тут – Продашь – и как-то извернешься. А настоящих-то хапуг Они, понятно, не сажают. Для тех любой начальник – друг, Нас, горемычных, обижают… Мытарят в клетке и меня. Так время тянется тоскливо. Я в заключении полдня, А кажется, что годы… Диво – За мной приходят. В кабинет Ведут к начальнику обратно, Где возвращают студбилет… -- И впредь не шляйтесь тут… Понятно? Еще бы! Мне такой урок Совсем-совсем легко усвоить. Мне б лишь быстрее за порог, Стараюсь и шаги ускорить… Ну, слава Господу, опять Я, как воробышек, свободна… Как мне в семействе рассказать О том, что выпало сегодня?... Вот так я практику прошла По журналистике радийной. И эта практика могла Мне душу напрочь сжечь, но сильной, Оказывается была Моя душа – и уцелела. Она не устрашилась зла… А сердце? Сердце, да – болело… Поэма четвертая. Александр Иваненко ...И я поехал в Ленинград – Нужна хоть краткая разрялка, Здесь Юра, мой ученый брат, Гипотезы миропорядка Готов со мною обсуждать. Он физик, стало быть – философ... -- Вопросик хочется задать... -- Давай... Познанье – нить вопросов, Запутанных в тугой клубок, Распутывает их наука... Итак, вопрос твой? -- Есть ли бог? -- Да... Видишь ли, какая штука: Познанья метод – диамат Официально признаваем У нас лишь верным... -- Знаю, брат... -- Бог диаматом отвергаем... Но физики – такой народ: «Во всем им хочется до сути Дойти...», переступив порог Незнанья, пусть хоть нас к цикуте Правители приговорят, Однако истина важнее... -- Простой вопрос... Короче, брат: Да? Нет? -- Короче иль вернее? Не все так просто... Не всегда Дихотомично разрешенье Проблем научных... Впрочем, да... Миропорядка изученье Закономерно нас ведет К идее: есть всемирный Разум, Что создал мир и создает Его ежесекундно... Глазом Увидишь истину едва ль: Она – духовного порядка... -- Но я – о Боге... -- Бог – централь Религии... О Боге – гладко Попы толкуют... Я не поп, А физик: в терминах науки, Сквозь мой, научный спектроскоп Рассматриваю все докуки.... Всемирный Разум воспринять Способна физика, как данность... Вот все, что я могу сказать... ...Непросто осознать масштабность Идеи... Буду думать... Брат Сам ищет здравые ответы На те вопросы, что стоят Пред физикой... Раскрыть секреты – (Всемирный разум сотворил Без счета их в момент Творенья) – Мечтает каждый физик... Был Мой брат в преддверьи озаренья – И он дневал и ночевал У лазеров в НИИ секретном... Боюсь, некстати приставал К нему с вопросом, что заветным Был для меня... Раскрыл секрет Мне Юрий-брат своим ответом? И нет – и да... И да – и нет... Придется самому об этом, Чело наморщив, размышлять... Ну вот, опять пошла учеба... Теперь нас будет вдохновлять Дворец, куда мы входим, чтобы Продолжить славные дела Великих светочей России. Их прежде, ныне нас – ввела Судьба под купол, где взмесили Отчизны гордую судьбу Ее великие Махатмы... На их стезе нам ту борьбу С судьбой вести – и помогать мы Должны Отчизне воспарить В ее духовной ипостаси, Весь мир величьем озарить... Учиться интересно, кстати... Вдогон к занятьям языком Германоведенья уроки Принес Тацита толстый том Рожновский... Выбраны в потоке Те, с кем особо дружен дойч – И нам историю германцев Наш мэтр -- (а внешне он точь-в точь – Как Штольц... Что в нем от иностранцев Помимо дойча – не пойму... Он – Станислав, отец был – Вацлав... Породист, стилен --- и ему Мы подражаем -- и деваться От обаянья мэтра нам С Семеном некуда) – Рожновский Нас возвращает к временам Рожденья нации... Чертовски Нам симпатичен Станислав... И мы уже понять способны Рассказ на дойче... Ниспослав Мозги, где мысли инословны Уже не невидаль – пора! И мы – в сообществе Тацита – Такая славная игра! Немецким нагружась досыта На факультете -- и потом Я, и в общаге, в нем купаюсь. Мне Юра шлет за томом том – Все о Германии... Стараюсь Все прочитать... Стезя ведет Все далее в немецкой теме... Судьба-то знает наперед Что приключается со всеми На каждом жизненном витке... Вот виз-а-ви со мной профессор Берлинский – и блокнот в руке... Учтив и полон интереса, А я вопросы задаю... Профессор по-немецки точен. Он понимает: интервью Беру впервые, озабочен Тем, чтобы правильно сказать И все понять без искаженья... Гость фразу с фразою вязать Стремится четче... Изложенья Его ответов у меня В блокноте видя, уточняет, Мне помогая, не темня... Все про студента понимает... На юбилей СЕПГ – (В Москве он тоже отмечался, Возможно, что и в ФРГ) -- Профессор-коммунист примчался. Он, отвечая в интервью, О Тельмане, конечно, вспомнил... А я берлинца тереблю – Пусть покажучсь ему нескромным, Но если уж попал в тиски, То пусть уж выдаст все, что знает... Проофессор, трогая очки, На все вопросы отвечает... Так в овладеньи языком Шагнул на новую ступеньку... Живу врасплох – бегом, бегом – Но на отличную оценку Я не дотягиваю, нет: Мелькают дни, сверкают ночи... То этот, то другой предмет Мне обрезают покороче Сны: только ночью и читать... Полно партийных поручений – Мне о покое и мечтать Не нажожу минут... Сомнений Не порождаает голова: На них секунд не остается... Вокруг меня – моя Москва... Порою все же удается К родным сбежать на вечерок... -- Займемся, что-ли пирожками? Поможешь тесто мять, Сашок? Мну тесто... Пирожки с грибами – В Москве вкуснее не найдешь! -- Ешь, ешь, напитывай головку. Уж в кои веки к нам зайдешь... Московскую командировку Отец удачно получил... Мы с ним гуляем по столице... Мне одежонки прикупил -- И тоже подкормить стремится: Зовет в «Охотничье» кафе «На дичь»... Но мой отец – не Лелик... Жизнь ярче аутодафе, Я пью ее, как алкоголик – И не кончается запой, И чаша до краев налита... Философ с лысой головой: -- А кто, по-вашему, элита? – Буравит Селезнев зрачком... Наш семинар по диамату – Штурм мозга... Вытащит крючком Мэтр и забытую цитату... Он осудил идеализм С поповщиною – и внушает, Что Бог – позорный атавизм – -- Отсталых пережиток, -- бает. -- Материя первична! – мы Усваиваем автоматом... В тисках душевной кутерьмы С кем спорить – с Селезневым-хватом: -- Всемирный разум есть, ага, -- Твердит научная элита... -- До понимания пока Мозгов невысока орбита... -- Элита? -- Есть она у нас? А вы хотите стать элитой? – У Селезнева колкий глаз... Попробуй дать ответ избитой, Дежурной фразой – засмеют... Сам покуражится профессор... Парадоксальной мысли ждут... А политэконом-метресса, Румянцева, окружена: Сочувствием: ведь в стройотряде Попала под каток она... Лишь чудом выжила – и ради Сочувствия на семинар Ее – в готовности приходим... Словесность... Уникальный дар У Ковалева: просто вроде Рассказывает о богах Литературного Олимпа Отечественного... Но как Проникновенно! Мэтр без нимба: Прозаизирует портрет, Содрав хрестоматийный глянец – И остаешься тет-а-тет С живым поэтом... С болью глянет «Невольник чести» на тебя... Мишель свои поверит тайны... Капризы женские терпя, В цыганский перебор гитарный Некрасов впишет «Эх, полна...» Заслушаешься Ковалева... Понятно, знает все до дна, Но сверх того – и мастер слова... Им сказанное – в нас вошло, Гвоздями вбилось в подсознанье... Из Ленинграда мне пришло – Для вдохновения изданье: Бесценный антиквариат: «История литературы»... И обоняние и взгляд Та книга – раритет культуры – (Весь в позолоте переплет, Великолепный шрифт, гравюры... «Ять» с «ером» мчаться не дает Вскачь поперек литературы) -- Безмерно восхищала... Дар Неоценимый... Но в общаге Нашелся некто – вор, вандал – С таким бы не скрестили шпаги, А просто выгнали бы вон Ревнители дворянской чести... Подарок вором унесен, А заодно – с шедевром вместе – Том об СС, концлагерях – Вкус необычный у вандала... -- Украли книги?! – «ох» да «ах» -- Беду со мной переживало Полкурса... Все теперь дружны. Мы стали ближе и роднее. И этой дружбе нет цены – Все беды исцеляю ею... Помочь друг другу каждый рад... Вот я Морозовой Ирине Сварганил классный реферат... Мне по душе она... И ныне Мы с ней гуляем по Москве, По переулкам и заулкам... Мне с ней покойно, как ни с кем... Несуетно внимаем звукам, Рожденным в маленьких дворах Самой московской сердцевины... Стоим на Ленинских горах Пред баллюстрадой... У Ирины – Таинственная грусть в глазах... Нам стали наши мэтры ближе – То я у Стяжкина в гостях, То у Мишуриса... Они же Себя особыми не мнят: Мы вместе на стезе науки. Они, Учители, пыхтят Вздымая нас. Мы – дети, внуки, Их братья младшие... Они Честны в стремленье дать нам больше... Родство с Учителем цени, Душа!... Храни, великий Боже, Родство по духу... Приходя В общагу, Вакуров порою, Когда нет снега и дождя, На пиво кличет... Я не скрою – Мне лестно это... Мы идем В отель, что выстроился рядом С общагой. В баре пиво пьем... Потом гуляем... Мэтр наш братом Гордится. Брат за ЦСКА В хоккей играет... Он о брате Рассказывает мне, пока До Лужников идем... -- Давайте... -- Нас приглашают в культпоход Вомперский и его супруга:. – -- Вас Томский-академик ждет, Другие из того же круга. Уж коль стараетесь творить Со смыслом и метафорично, Искусством душу озарить. Вы приглашаетесь... .. -- Отлично! – Нас в Академию она Художеств привела всей группой На вернисаж – и сверхценна Та встреча с теми, кто под лупой Исследовал в картинах жизнь Элиты нашей и глубинки... Мгновенье правды задержись! Да, здесь Картины – не картинки... И, тем походом вдохновлен, Творить решаю курсовую О светотени... Поражен Иофис: -- Мастер! – Он-то всуе Не станет никого хвалить. Профессор всех критичней, строже... Но вот – изволил одарить Лишь словом – но оно дороже Похвальных грамот... А помог Решить задачу Пархомовский: Принес мне с «блицами» мешок: -- Держи весь «арсенал» отцовский! – Я то, что надо, отснимал, Поигрывая светотенью... Сберег все «вспышки», не сломал... Я так чувствителен к доверью – И никого не подведу... У Стяжкина, к примеру, в лабе Я хоть всю ночку проведу В проявке, ясно – не в забаве – Доверье полное... Вот так! В общаге я, как прежде, старший – И на военке... Нас журфак – Не на торжественные марши Шлет на военку... Здесь опять В дойч погружают с головою... Я старший. Значит подавать Команды – мне... Ору и вою, Как злобный унтер-офицер, Прилаивая с клацем: -- Ахтунг! Хальт! Штилльгештанден! Цу Гевер! -- Несу ответственную вахту... Уже и сессия видна... А тут звонят: при смерти мама... К Засурскому... -- Не жду ни дня, Я еду тотчас! И ни грамма Не сомневаюсь: он поймет... Он понял... -- Ладно, досдадите Потом... Езжайте... Самолет Летит, как пьяный... Посадите Хоть где-нибудь... Над Волгой – шторм. Уфа одна и принимает. Погоды подходящей ждем. Летим. -- Что с мамаой? – Брат вздыхает. Не отвечает Вячеслав. Молчание страшнее вздоха. Страх душит, до костей пробрав... -- Неужто все настолько плохо? -- Ей, Саша, срочно кровь нужна... Я сдал... -- Поехали... Я донор! – Мы с мамой рядом. Тишина. Я рядом с ней, моей Мадонной... Из вены в вену кровь течет... Молю: Господь, спаси родную, Слеза горючая печет... Я рядом днюю и ночую... Что сделать? Чем еще помочь? -- Коль нужно, снова кровь берите! -- Мне день не в день и ночь не в ночь... -- Любой ценою, но спасите! – -- Опасность миновала. – Врач Глядит сурово. -- Из студентов? -- Ну, да... -- Теперь-то что, не плачь... Скажу тебе без сантиментов: Вы, сыновья, ее спасли... Все, будет жить, не сомневайся... Без вас мы б вряд ли что смогли... -- Увидеть можно? -- Пообщайся -- Недолго только... И при ней, Не надо слез, улыбку – шире... -- Сын... -- Мама! Ты мне всех родней. Всего нужнее в целом мире, Чтоб ты здоровою была... -- Но там же сессия... Отстанешь... -- Ну, это мелкие дела, Решу в процессе их... Ты встанешь – А остальное – ерунда... Жизнь предложила нам экзамен... Теперь ты, ма, живи всегда! Я голову склонил – и замер... Поэма пятая. Люся Журавлева Мне стройотрядом стал архив, Где подшивала документы. Перелопатив весь массив, Москве – гуд бай! Спешат студенты Домой – в родные города, Я – соответственно – в Кирсанов... Не лето – сказка! И вода В реке тепла... Полет сапсанов Стремителен, а облака, Как хлопья белоснежной ваты... Ворона – добрая река Встречать рассветы и закаты: Палатки, лодка, свет костра... Плотва, лещи, и караси, и Уха густая из ведра – Простые радости России, Подаренные мне отцом... А с мамой – мчим в Чембар, Тарханы – С духовностью – к лицу – лицом: Духовной мощи великаны – Белинский с Лермонтовым. К ним Везет задумчивый автобус... Ах, что имеем – не храним. Не то бы был российский глобус В музеях светлого мирка, Где вызрела Литература. Два сохраненных островка – Чембар, Тарханы – как микстура Для одурманенной души... Чембар. По-новому – Белинский. Здесь, в старопензенской глуши Еще сохранены картинки Уездной жизни... Старый дом, Провинциальный, деревянный. По лестнице крутой подъем. Каморка... Нет, понятно, ванны... Простецкий небогатый дом Пристанище семьи Белинских... Лет до четырнадцати в нем Жил книгочей великий, низких Реалий жизни крепостной Душою чистой не приемля, Он жил высокою мечтой О справедливости... Колебля Устои вещею строкой, Воспитывал литературу... Но это – после... В городской Народной школе местный гуру, Что был в науки посвящен, Дал разумение подростку. В гимназии Виссарион Доел учебную окрошку – Готовясь в университет... Да, он, Белинский, наш предтеча – Литературовед, эстет, Великий публицист, с кем встреча Грядет – его не обойдешь, Литературу изучая И журналистику... Галдеж Туристов смолк... И воспечаля Поэта горькою судьбой, Встречают летние Тарханы... Дом в три фронтона, столбовой... Парк и часовня... Так дворяне И жили в прошлые века... Часовня для Мишеля -- склепом... И нескончаема река Потомков за духовным хлебом... Московский университет Мишелю был духовным домом... Бессмертное «Погиб поэт, Невольник чести...» -- в горле комом... Я Лермонтовские стихи Любила с детства. Он мне близок... Хожу, смотрю... Глаза сухи -- От горя слез источник высох, А сердце плачет... В сердце боль У всей России не стихает. И дуб, посаженный тобой, Мишель, от горя засыхает... Рентгеннограмма: там, в гробу Видны на снимке эполеты И пуговицы... На судьбу Недобрую растут поэты В России. Их, живых, беречь Не научилась мать-Россия... То было лето странных встреч И размышлений... Гипоксия Общажная одолена, А будто воздуха нехватка: Грудь странной болью стеснена... Но дни каникул без остатка Уплыли – и в Москву качу... Гуляют сквозняки в вагоне – Семестр с ангины не хочу Начать, но царапушки в горле Сильней... В общагу доползла Уже в жару... Привет, ангина! Сказать полслова не могла... Да, с неприятного зачина Семестр отсчитывает дни... Меня, больную, на картошку Все ж не послали – оцени: Сочувствия и в них немножко Я обнаруживаю... Им Дана, понятно, разнарядка, Но с горлом огненным моим У них случилась бы накладка – И я в общаге остаюсь... Она пуста, все на картошке... Заглядывают бабки: -- Люсь, Микстурку выпей... Я из ложки Пью, содой горло полощу... Мой стрептококк от соды чахнет... Сон: что-то в погребе ищу. Сырой землею резко пахнет. Я стала землю соскребать... Решилась бабушкам на вахте Мой странный сон пересказать... Перекрестились на словах те: «Я стала землю соскребать...» -- Сон предвещает смерть кого-то... – Кого? Я стала размышлять. И душу обожгла забота: -- Ну... деду девяносто лет... Наверно он... А кто же – кроме? -- Дед обитает с вами? -- Нет... -- Тогда – не он, а кто-то в доме... Позднее постучали в дверь: -- Вы Журавлева? – Телеграмма... -- Прогнозам бабок верь – не верь, Читаю: «Умирает мама...» -- И я помчалась на вокзал... -- Аорта лопнула у мамы. – Отец мне сдержанно сказал. -- -- За что? За что? -- Удары кармы – За кривду предка, темный грех – Расплата, -- молвил горько папа. – -- Сама-то праведнее всех, А дед – кровавого сатрапа – Слуга... -- Как все произошло? -- Мы вышли из кино. Азартно О фильме спорили... Тепло... Она вдруг: -- Плохо мне, -- внезапно – И падать... Подхватил, понес В больницу на руках: -- Спасите! – Там за нее взялись всерьез: Анализы, рентген... -- Везите Не медля, – главный приказал, – На стол! -- Аорту ей зашили... Сама считает, что... финал... -- К ней можно? -- Можно... Положили В отдельную палату... Весь Врачебный персонал в заботе... Ведь столько лет трудилась здесь. Самоотверженно работе Вся отдавалась до конца... -- Ну, как ты, мама? -- Вот, попалась... Ты, Люся, береги отца... Вот не дождусь – такая жалость Диплома дочери... -- Зачем Себя заранее хоронишь? Поднимешься на радость всем... -- Нет... От меня-то не заслонишь Всю правду: я иных врачей Побольше в этом понимаю. Иссяк моей судьбы ручей – Как данность это принимаю. Прервется вскоре жизни нить – Никто же на Земле не вечен... А в чем меня похоронить – Запомни, Люся... -- Быстротечен Часов прощальных резкий бой... -- Поставьте мне в палате койку... Я, мама, буду здесь с тобой... -- Со мною тяжко ведь... -- Нисколько! -- Умчалась, бросив факультет... -- Зато тебя-то я не брошу... -- Невольно всем добавлю бед... -- Вот оклемаешься, дай Боже! – А остальное – ерунда... На факультете все с понятьем... -- Ты все же позвони туда. Пора ведь приступить к занятьям... Я позвонила... Мать права: У групы практика во ВГИК’е... -- Езжай, дочурка, ведь Москва Слезам не верит, да и книги В библиотеке получи... А обо мне не беспокойся: Отец же рядом, и врачи, И Галя... Вновь насквозь я В простуде... Вновь плохой вагон, Но не о том моя тревога... Бог всемогущ... Молюсь, чтоб он Мне маму сохранил... Дорога Велит помыслить о судьбе... Таким счастливым было лето... Господь, верни твоей рабе Молю, здоровье! Нет ответа... Я с практикой разобралась – И в мой Кирсанов мчусь обратно. Октябрь слезлив... Над ним зажглась Листва пожаром... Неотвратно Умрет увядшая листва, Но ведь весною возродится. И изумрудная трава В луга, конечно, возвратится... Несправедливо: человек От нас уходит без возврата... Непрошеною влагой век Внезапно давняя утрата Напоминает о себе, Былую растревожив рану... Нельзя ли без утрат в судьбе, Господь? Они всегда так рано Уходят, те, кто всех нужней, Те, без кого нам жить немило, Кто всех дороже и родней... Неправильно устройство мира... А мама... Жить бы ей и жить... Ей скоро будет сорок восемь. Хочу подарком ублажить. Что подарить? Возьмем и спросим: -- Чего бы ты хотела, ма?... -- Хочу увидеть Автандила – Потолковала б с ним сама... Я в тот же вечер говорила С любимым... -- Приезжай, -- зову... Он восемнадцатого точно, Покинув шумную Москву, На день рожденья мамы срочно Приехал... -- Мама – Автандил... -- Пожалуйста, оставь нас, дочка... От мамы он не выходил Ко мне невыносимо долго... А у меня сердчишко вскачь Пустилось в долгом ожиданье... Решительно в палату врач Вступает... Там они – в рыданье... Врач – Автандилу: -- Марш за дверь! У Автандила слезы льются... -- Хороший парень. Вот теперь Я за тебя спокойна, Люся... Я убедилась: любит. Мне Теперь и умирать не страшно... Иди к нему... Я в тишине Одна побуду... Очень важно: Мне Автандил пообещал, Что сделает тебя счастливой... -- Я проводила на вокзал, А день был сумрачный, тоскливый. День явно радость похищал И горькое давал предзнанье: Печаль и слезы предвещал... И с Автандилом расставанье Казалось – словно бы навек... Мою усугубляло долю: Уехал близкий человек – И я наедине с бедою... За что, – я силилась понять, – Мне это Божье наказанье?... А девятнадцатого мать Уже лежала без сознанья... Нам всем казалось, что вчера Ей несравненно лучше было – Но вот внезапно в пять утра Ее лицо навек застыло: Двадцатого она ушла... Дала Тамаре телеграмму, Всем родичам – и мгла легла... Как привезли в квартиру маму, В сосновый уложили гроб, Украсили его цветами И свечи запалили, чтоб Светлей в гробу лежалось маме, Воспринимала как сквозь сон, Во мраке все, в густом тумане... -- Ты, Тома? Кто с тобой? -- Семен... -- Спасибо! Подойдете к маме? – Она любила Тому... Жгла Тупая мысль: она любила, Жила... Отныне все на «--ла» О маме... Все с ней только было И ничего не будет впредь – И будет всеми позабыта... Как горько: жить – и умереть... Вот школьная подруга Рита Приехала... Она теперь В саратовском училась педе... Открыта настежь наша дверь... Готовы всем помочь соседи... Пришло немало горожан: Весь город знал ее: лечила... Иной в больнице сам лежал Иль навещал кого-то... Было... Воспоминаний горький свет... Съезжались родичи... Рыдали... Здесь бабушка... -- Вот, мамы нет... У маминой сестры, у Гали Черным-черно лицо... Скорбит... Я похороны помню плохо... Портрет на холмике стоит В цветах... Закончилась эпоха... Простилась с мамой... Мамы нет... Я это сердцем не приемлю: Кто выслушает, даст совет? Легла навек в сырую землю... Все уезжают... Ну, и мне Пора вернуться в альма матер... Несется поезд по стране... А по усопшей Божья матерь Скорбит... А дальше – тишина... Любимый встретил на вокзале. Душа была как ночь черна... Другой бы выдержал едва ли, Он, Автандил, терпел мои Капризы, взрывы черной злобы... На факультете, чем могли, Помочь старались... От учебы Был невелик в то время толк: Сижу на лекции – не слышу... Обложкой толстой книги – щелк! – И в списочке себе открыжу – Мол, прочитала... В голове Нет и следа от этой книги... Какой был год, что я в Москве Едва ль осознавала... Дики Афиши: для чего театр, Кино, концерты, моды, стили... Передо мной один стоп-кадр: Портрет на маминой могиле... Боль в сердце остым коготком Царапала при каждом вздоре... Мне на два месяца профком Путевку дал в профилакторий... Здесь кормят, лечат – и дают Шиповниковый чай для сердца... Живу одна – не достают Подруги праздно... Скучно, серо Живу... Отрадой – Автандил... Он стал дороже мне и ближе... Он приходил и уходил... При нем – и боль не сильно лижет Обиженное сердце... Он Надежной сердцу стал опорой... Семестр прошел, как страшный сон... Я напрягалась до упора – И как-то сессию сдала... Привычно двинула в Кирсанов... Там трое суток не спала – Дом полон миражей-обманов: То половицы заскрипят, То будто слышу шепот мамин, То словно добрые глядят Глаза из темноты... Дурманит И запах мамы... Ею дом Наполнен все еще до края – И мне невыносимо в нем... И я, от миражей сбегая, Потупя скорбную главу Из дома ухожу... Кирсанов Мне чужд отныне. И в Москву В общагу еду... «Дон жуанов»- Заочников холодный взгляд Мой замораживал, как гелий... По стенке обойти хотят, Я, видно, мнилась им мегерой – Мне что за дело... Автандил... Звонил из Грузии... Отрадно: Его отец благословил Взять в жены русскую... И ладно... Поэма шестая. Александр Самылин. Бывает, что победа, пик Ломается единым махом – Ты с лету ухаешь в тупик, Итожа безнадежным крахом. ...Семидесятый год, весна. Судьба на крыльях поднимает. Я полон сил, и даль ясна, И Люба нежно обнимает... Сокольнический старый парк Нам дарит с ней уединенье... Вкус поцелуев на губах – И «...дум высокое стремленье»... Мне обещается легко, Что там, куда зовет дорога – (Я Любе щекочу ушко, Не прерывая монолога ) – Не позабуду этот час И восхитительную нежность, Объединяющую нас, Бездонную небес безбрежность... Листва внимает шепотку: – Эй, остудите жар желаний! Парк столько слышал на веку Признаний, клятв и обещаний – И он не верит ничему: -- Уймись, наивная девчонка! -- Но почему? -- Да по всему!... Портфель хранит английский Бонка – (Бонк, впрочем, кажется – она) – И кондуит мой с подорожной... Портфелю – миллион цена Коль потеряю – невозможно Представить, как мне дальше жить: Ведь без бумажки ты – букашка: Бумаги – не восстановить... -- Заглянем? – На пути – «стекляшка»... Берем бутылочку вина, Непритязательной закуски... Глаза у девушки без дна – Невольно я с портфельной ручки Снимаю руку, чтоб ее, Любашиной, руки коснуться... А за окошком воронье Раскаркалось... Стаканы, блюдца На столиках... Толкает в зал Тележку толстая бабища -- И матерится. Я сказал: -- Не сквернословьте. Здесь же пища, -- Ее сильнее разозлив. Толкает к нам свою телегу – И тряпкой – шорк! – вино разлив... -- Молчи! – Любаша просит, негу Даря мне взглядом и рукой... Молчу, тону в глазах девичьих. В душе и радость и покой... А за окошком споров птичьих -- (Вороньих) -- изменился грай: В нем словно бы звучит досада, А Люба вдруг: -- Не уезжай! – Со вздохом и слезами, взгляда Глубокого не отводя. В глазах алмазами – слезинки... -- Ну, что ты? Только нам «дождя» Не достает... Густеет зыбкий Весенний вечер за окном... Мы о Словакии судачим, О Братиславе... -- Ну, допьем? Кто пожелает мне удачи В чужой, хоть близкой нам, стране? -- Да, выпьем за твою удачу... -- Пойдем? -- Пойдем! Внезапно мне Отшибло дух – и чуть не плачу: Портфель! -- А где же мой портфель? - В нем проездные документы... Портфеля нет... Куда теперь? Мне в братиславские студенты Без документов не попасть... К прилавку... -- Ничего не знаем, Не видели, кто мог украсть... Что ж не следили? Закрываем, Простите, жалко, но помочь Беде, увы, ничем не можем... Бедой терзаем, в эту ночь, Убит потерей, уничтожен, Глаз на мгновенье не сомкнул На подоконнике в высотке... Такие шутки Вельзевул Горазд устраивать... Нечетки Мыслишки... Я, считай, убит... И я б с собою сделал что-то... Но Любочка со мной... Не спит... Ее вниманье и забота Не позволяют мне вразнос Пойти – уверенность внушает С надеждой... -- Кто же мог, -- вопрос, -- Украсть портфель мой? – докучает... Но зажигается рассвет – И я в отчаянии еду, Кляня себя, на факультет, Докладывать, как я победу В позор с бедою превратил... -- Ты жив? – Престранный сей вопросец Предощущенье породил, В то, что Всевышний – Щитоносец Высоким промыслом своим Меня сегодня не оставит... Я, верно, Господом храним... Люд православный свечки ставит, А я, десятку подзаняв, Купил с конфетами коробку – И с ней – в Сокольники... Загнав Себя, бегу... Вступаю робко Здесь в милицейский райотдел... -- Нашли под кустиком бумаги... Добавил, понимаешь, дел: Вы тут – разини, растеряхи – А мы – ищи, спасай вам честь... Английский, записная книжка... -- Бумаги из ОBиР’а есть? Ну, слава Господу! -- Мальчишка! Нам слава, милицейским... Мы Из книжки выбрав телефоны, Себе добавив кутерьмы, Друзьям твоим звонили, стоны Твои желая прекратить... - Портфель-то все-таки украли В Словакии другой купить Смогу, надеюсь... -- Трали-вали Кончай. Бумаги получил – И значит, будь здоров, не кашляй... -- Я тут гостинец вам купил... -- Ну, молодец! Вот так бы каждый... Я испытал подобный стресс До той поры лишь в раннем детстве, Когда я за грибком полез – И оказался вдруг в соседстве С большой гадюкой... Спас отец... Вот так меня судьбы качелька Швыряет из конца в конец... Есть место – Старая Рачейка На Волге – Сызранский район... Вон там я Божий свет увидел, Попроще скажем – был рожден... Та деревенская обитель – Учительский казенный дом – (Заветная души ячейка) – И Волга-матушка при нем... Что знаю: Старая Рачейка Почти четыре сотни лет Народу и стране известна: В архивах отыскался след... Судьба деревни интересна. Когда, осваивая вширь, Просторы, к Волге шла Россия, Московский знатный монастырь, Свои угодия расширя, Основывает два села... Одно из них Кузмодемьянским – По церкви паства назвала... Потом его мирком крестьянским Рачейкой стали называть По имени притока Волги, Поздней – определенье дать Пришлось – и стала Старой... Взгорки Мне памятны лесной страны. Рачейский бор – живое чудо – Дом волжской золотой сосны, Черничники, грибы в полпуда, Серебряные родники И скалы-останцы седые – Рай для туристов вдоль Луки Самарской... Древности живые – Лесные травы: бурачок, Тимьян, пырей, очиток едкий... В распадке – чистый родничок... Геолог обнарудит редкий На обнаженье – минерал... Леса кленовые, дубравы Разят красою наповал, Березняки для русской славы, Ольшаники и липняки... Но главное богатство – сосны – Двувековые старики Встречают осени и весны, А их смолистый аромат Впиваешь полной грудью жадно... У нашего села стоят Удельные леса отрадно, Что означает: государь, Царь-батюшка -- лесов хозяин... Не оттого ли их, как встарь, И ныне берегут? Не знаем... Есть тайные места в бору. Растут по высохшим болотцам, В овражках – в глубине, в яру Посланцы севера... Сдается, Что сохранились здесь они, На кромочке лесного юга, С тех пор, когда отполз Ледник... Среди берез, крушины вдруг нам Брусничка подмигнет глазком И низкорослая черника... Мы на «охоту» с кузовком Вдвоем шагаем... -- Погляди-ка, -- Подсказывает мне отец, Какой груздочек поджидает... -- Вот и дождался наконец... В местах заветных обитает Таежный великан – глухарь, А с ним – и рябчики, тетерки – Их много больше было встарь В тех потайных местах у Волги... Самарская Лука... В упор Былое взглянет из тумана: Мчит конница во весь опор: Хан Тохтамыш – на Тамерлана – (А может – и наоборот) – Друг друга здесь атаковали – Теперь-то кто их разберет... Отсюда с Ермаком шагали Казаки покорять Сибирь... Зовут Швейцарией Поволжья Высь гор, даль Волги, неба ширь, Утес... Пещеры у подножья... Пещеры навевают жуть: В них, бают, Разин прятал скарб свой, А если поодаль взглянуть, То рядом по Луке Самарской – Ширяево, где «Бурлаков» Писал Илья Ефимыч Репин... Да здесь в любом из уголков Легко историю зацепим... Рачейка Старая моя, Моей истории начало... Как оказалась здесь семья? Она, Рачейка увенчала Потери буреломных лет... С кого начать? О ком поведать? Один – дороги строил дед, Второму довелось отведать Того, что классовой борьбой В деревне – славили совдепы. Той покореженной судьбой Все близкие мои задеты. Последний из двадцатых год Был для Самылиных обвальным. Семья в Мордовии живет... Сосед в стремлении похвальном Пробрался к деду в огород: -- Слышь, Тимофей, бери семейство, Коней – в упряжку – и вперед – Беги: совдеп готовит змейство: С рассветом будут выселять Как кулака и кровопийцу Прочь из Малькова – и ссылать В Сибирь... Беги, надуй убийцу!... Но не поверил Тимофей Игнатьич этой вести жуткой... -- Да разве ж я кулак? Детей Будить не стану... Глупой шуткой Соседа показалась весть... Потом жалел, что не поверил... -- Решил совдеп семью известь: С петель сорвали утром двери, Полуодетыми во двор Прикладами со злобой гнали Совдеповцы – на воре вор, В вагон товарный запихали... И покатили по стране Несчастные переселенцы... Есть генетически во мне Печаль тех дней... Дядья-младенцы В дороге испустили дух От недокорма и болезней... В печали схоронили двух... Но было крепкости железной Семейство -- выжило в тайге Приенисейской... Промышляли – Копали золото... Тоске Бездельно-пьяной не давали Власть над собою обрести... Отец успел закончить школу С отличьем... Тимофей грустил: -- Учить бы дальше надо Колю... Но наступили времена Еще жесточе и кровавей... -- Сегодня началась война... От выбора отца избавив... Алел от взрывов горизонт, Фашист над миром правил тризну... Пошли Самылины на фронт – Спасать нелепую отчизну. Обратно не пришли с полей Кровавых два отцовых брата, «А превратились в журавлей...», Как Марк Бернес пропел когда-то. Отец мой по полям войны Шагает впереди пехоты... Атаке смертники нужны – Идут на смерть штрафные роты... В одной из них и он бежал С плитой стальною за плечами. Чтоб огневой усилить вал, Те роты смертников включали И минометчиков... Отец В худой обувке отморозил Зимою пальцы ног... -- Вконец Солдат отвоевался... Бросил Солдата жребий в институт Учительский, потом в Рачейку... Учительствует Коля тут. И время создавать семейку... Ушедший от военных бед, Он, божьей волей математик, Окончил Куйбышевский пед... Невест кругом! Хоть впору гнать их... Учительствовала в селе И Люда Качина -- Людмила Ивановна... Она в котле Войны отчизны мощь крепила. Студентка... Куйбышевский пед Вполне успешно завершала. Брони для них, студенток нет... Морозом и дождем дышала, По воле грозного вождя Трудясь на авиазаводе На Безымянке, от дождя И снега не укрытом... В ходе Самоотверженных трудов – Добавьте и дожди с морозом Плюс голод... Результат таков: Поражена туберкулезом. Одна из множества тех лет Обычных для страны историй. В стране стрептомицина нет... -- Одна надежда: санаторий Лесной поможет исцелить. -- Листок латынью весь расчеркан... -- Придется пару лет пожить Меж сосен... Старая Рачейка, Мой первый на земле рассвет... Поближе к сыну перебрался И Тимофей Игнатьич, дед – И накрепко обосновался С семьей Самылиных в селе... Дед основателен, с харизмой – И потому -- всегда – в седле, Везде авторитетом признан И на начальнический пост Пусть самый малый – назначаем... Простой мужик, но он не прост. В нем силу духа отмечаем И цепкий по-крестьянски ум... И вот в Рачейке он зав. складом И каждому в деревне кум... -- Ведро гвоздей, Игнатьич, надо... -- Что ж, по-соседски подсоблю, Когда еще лесной заводик Построят... Помогать люблю Друзьям... Идет за годом годик, Завод не строится, зато Вокруг село похорошело И обновилось... -- Что да кто?... -- Да Тимофей Игнатьич!... -- Дело! Строй дом. Столяркой помогу. -- Себя, понятно, не обидел Поставил дом назло врагу... Врагом совдеп, как прежде, видел... При доме -- хлев. А в нем одна – Зато какая! – коровенка. Собой невзрачна, невидна, Но для больного и ребенка Не сыщешь лучше молочка: Всего семь литров в день давала, Но кружку выпил – и пока! -- Тотчас наешься доотвала... В нем трав душистых аромат А масла -- чуть не половина. Для санатория хотят Лишь это – в нем же витамины! – Брать для болящих -- молоко – И забирают все до капли – Вот так ценили высоко... Для тех, которые ослабли. Оно любых лекарств ценней... Само – природное лекарство – Одолевало – всех сильней – Болезни трудных дней коварство... Дед заложил прекрасный сад... А почва – сплошь песок, представьте... Но вот – и яблони стоят И вишни... Дедов труд восславьте: Как он ту почву удобрял, Как перекапывал весною, Как поливал и прививал, В предзимье укрывал – и зною Свободы летом не давал... Сад благодарно поднимался, Весною цвел, благоухал, А дед еще сильней старался... Был роста маленького дед, Но силищи неимоверной... -- За склад мне светит десять лет, Пора уже сбегать, наверно... И вот -- однажды дед исчез, Растаял напрочь, испарился... О чем шумел Рачейский лес? Уж он-то ведал, где укрылся Мой необыкновенный дед... На складе – дедов старый ватник, А больше ничего и нет. Но каждый дом и палисадник Нес обновления черты Уверенного оптимизма... Разор совдеповской тщеты, Антинародного марксизма, В Рачейке дедом побежден... Сельчане благодарны были... -- А где же, понимаешь, он? Но вскорости в селе забыли... Понятно, помнили в семье Хоть в розыск и не объявляли... Как нехватало деда мне! При мне тех дел не обсуждали... Но раз отец газету взял Привычно, что пришла к кануну Большого праздника... Листал Небрежно «Волжскую коммуну» -- И вдруг остановила взгляд Отца короткая заметка... -- Вот это батя! Ну и хват! Подумайте – нашелся дедка! Газета славила его, Бугра поволжских лесорубов И лесосплавщиков... -- Чего Вновь натворил? -- Да он сугубо Порадовал «родную» власть: План лесосплава чуть не вдвое Вдруг перевыполнил ей в масть... -- То он одно, а то – другое... -- Представьте, даже награжден: Кругляш «За трудовую доблесть» За лесосплавный труд вручен... -- Ну, погулял – имей же совесть! Вези, сынок, его назад С медалью или без медали – Пусть обихаживает сад... Отцу короткий отпуск дали – Поехал на перекладных Нашел барак на верхнем складе В нем двадцать мужиков. При них, И самогонка... Встречи ради Дед бате выпить предложил, Но удивлен особо не был, Так, словно б с ним в разлуке был, Час только... -- Сильно власть разгневал? -- Давно забыли о тебе, Завод построен... Сад заждался... -- Мой сад? Ну, это да... Теперь Уже и сам я собирался... Что ж, отправляемся назад В Рачейку, чтобы по присловью Там обихаживать мой сад – И кушать маслице коровье... Лежат у берега плоты, Уже увязанные к сплаву... -- Отец, а как две нормы ты Здесь выполнял? -- Нашел управу – Придумал, как быстрей вязать И к сплаву выдалась сноровка... -- Медаль-то взял? -- Нельзя не взять Страна отметила. – Трактовка Явлений у него своя – Сугубо незамысловата: -- Все делай, чтоб твоя семья Была здорова и богата... И если каждый так без сна Потрудится семейства ради, То будет сильною страна... А уважение к награде Имею... Власть – она уйдет, В горниле будущих иллюзий Песком рассыплется, падет Во славу новых революций... Но будет, будет жить страна, Уйдя в незнаемые дали – И не забудут имена Тех, кто носил ее медали... Я рос на чудо-молоке, На фруктах дедового сада... Синела Волга вдалеке, Могучий бор скрывал от взгляда Другие села, города... Но мир неспешно расширялся. Четыре года мне... Тогда Впервые я переселялся... Мы поселились в Жигулях, Где все историей повито: Утес из песни – Шелудяк, Где, говорят, доныне скрыто В пещере – Разина добро... Сюда Володенька Ульянов Сплавлялся... Здесь кидал в ведро Стерлядок волжских без изъянов... Ох, Волга, русская река, Ты сто веков страну кормила... Твоя Самарская Лука Сегодня для страны и мира – Объект вниманья. Здесь идет Преображение природы. Всю мощь речную в плен возьмет Гигантская плотина... Воды Накопят силу перед ней – И бросятся вертеть турбину... Для электрических огней Даст ток турбина, чтобы было Во всех домах страны светло, Чтоб и заводам всем хватало, Чтоб элетричество дошло До самых дальних сел, достало До деревенских клубов, школ, До магазинов и пекарен... Я тоже в первый класс пошел... Учительнице благодарен: Все разъясняет – и могу С отцом беседовать, как равный... Идем с ним – я почти бегу – В лесок по грузди... Груздь здесь славный: Кадушку шляпкою прикрой – И скроется под ним кадушка... Их солим, чтоб поесть зимой С картошкой... Вот она – опушка... Навстречу выбежала к нам Толпа подросточков-сосенок... Эй, рыжий, кем ты будешь сам? Щенок? -- Да это же лисенок! Ему я хлебца протянул – Он обежал нас – и в сторонку. Там кто-то будто кашлянул... -- Мать знаки подает лисенку... Веселый, рыжий – убежал... А на душе повеселело... Он хвостик, словно флаг держал И в ноги нам бросался смело... Искать грибы учил отец... -- Гляди под хвойною подстилкой: Груздь мокрый – он большой хитрец – И смотрит на тебя с ухмылкой, Когда ты в шаге от него Проходишь, не заметив, мимо... Так не добудешь ничего... Чтоб он явился ясно, зримо, Подстилку чуть пошевели, Но осторожно – хворостиной – И вот он – вышел из земли – Такой солидный... Ну, прости нас – -- Назвался груздем – лезь в ведро? -- И погуляй немного с нами... -- Еще один глядит хитро... Здесь на полянке с валунами Наверно, много их найдем... Под камнем вот они – ну, славно... Вдруг батя грозным шепотком: -- Сынок, ко мне быстрей... Но плавно... Ко мне быстрей – и не шуми.. Я понял: надо подчиниться... -- Что, батя! -- Тихо! Вот, возьми! – Дал в руку палку мне... Струится По валуну оживший шланг... Отец по голове гадючьей Ударил... -- Отойди на шаг, Чтоб гада было бить сподручней... Он бил змею, я добавлял... Меня спасло Господне чудо И послушанье: он позвал – Я отошел... Иначе – худо: Змея бы клюнула меня – Отец бы не донес живого... Вот так внезапно среди дня Предоброго – коснулись злого... Красивые у нас места. С иными не сравнить местами. Жизнь деревенская проста: Ходил на лодке с мужиками, Стерлядку сетью добывал, Варили на костре ушицу – Вкуснее в жизни не едал... Как сказано, пошел учиться, В поселке новом, нефтяном На Солнечной Поляне. Мама – Директор школы – два в одном... Пришлось науки грызть упрямо... Читать-то я умел давно... Бабуля – та, что маме – мама, Что книжки лучше, чем кино, Доказывала, в чем обмана Я не усматривал, зане Так Ольга Федоровна сказки Читала вдохновенно мне, Такие находила краски, Что жаждал я скорей начать, Сам, перелистывая книжки, В них все словечки прочитать... Уж коль захочется мальчишке, То тут и дело решено... Шла наша школа-двухэтажка По Жигулевскому РОНО... Учиться мне отнюдь не тяжко... Лежит поселок меж холмов, Змеится по холмам дорога... Картина Репина – нет слов! А ниже нас синеет Волга, Песчаный остров пополам Вдоль русла нашу Волгу делит... Картину эту по утрам Я вижу день-деньской... Недели Идут, а месяцы бегут – И я уже в четвертом классе... Нас в город Жигулевск зовут Опять переезжать... На трассе Судьбы водительницей – мать. Ее повысили в карьере До зав. роно. Переезжать Приходится. По крайней мере Сулит мне город Жигулевск Обилье новых впечатлений, Друзей, в манерах стильный лоск, Разнообразье приключений... Ох, Жигули, вы, Жигули – Былинный уголок российской Слезами политой земли, Моей державы евразийской. Здесь много сотен лет назад Была булгарская держава, Но Батыевых орд накат Она, ломаясь, не сдержала. В земле находят посейчас Стрелой пронзенные скелеты. Здесь жили люди раньше нас... Как восприемник эстафеты, Стараюсь вычитать из книг, Нас на Земле опередивших, Крупицы памяти о них, Здесь, в Жигулях когда-то живших, О корабелах, рыбарях, Серодобытчиках, селянах, Рубивших сосны в Жигулях... О забубенных атаманах. Проездом дважды побывал Здесь Петр Великий, император... Здесь Разин с братией гулял... Благоволивший к ним, пиратам, Народ их имена хранит В былинах и подблюдных песнях Зовет туристов, как магнит, Наш город... Городов известных Непритязательней, так что ж: И здесь свои приоритеты И боевая молодежь, Свои герои и поэты. Сам город – очень молодой. Он даже и меня моложе, Рожденный стройкой мировой, Первостроителям дороже Сверхзнаменитейших столиц... Село Отважное –истоком И Моркваши... Глядел с божниц Спаситель милосердным оком, Когда в году сороковом Нефтяники на вахту встали... -- Мы Жигулевском назовем Поселок нефтяной, -- сказали... Позднее он в себя вобрал Старинные – в округе – села... Гидростроителей аврал – И «по путевке комсомола», Как все газеты нам твердят, Здесь обнесли «колючкой» зону... Бьет пропаганда невпопад – Неверьем недомыслью злому С ухмылкой отвечал народ... Ложь – большевистская идея... Вот так живем за годом год Во лжи вонючей... -- Кто я, где я? – Напрасно будет вопрошать Достойный человек с душою, Такого надо настращать, Невразумительной паршою Идеологии закрыть От здравомыслия и правды, Отравой лести подкупить... На все большевики горазды... Когда на стройке был аврал, То зэки жили в котловане... Напор плотину прорывал – Багром их трупы доставали – И в ямы... Столбики стоят. На них лишь цифры на табличках. Такой нерадостный парад – Они молчат на перекличках, Закрыты личные дела, Родным неведомы могилы... Власть их свободу отняла, И жизнь, что значит: перегибы... Но встал на правом берегу, На севере Луки Самарской Мой Жигулевск – и я могу С звкрытыми глазами град свой Вдоль обойти и поперек... Он, нефтяной и гидростройный Учил меня и мне помог Подняться до судьбы достойной... «Чугункой» город сопрягли Позднее с областной столицей... Те рельсы для меня легли, Чтоб легче мне к мечте стремиться... Когда вселились в городок, Один в нем домик трехэтажный. А рядом – «комсомольский» блок – На вышке часовой отважный, Прожектора по вечерам Посверкивают по колючке... Газеты продолжают нам Толкать все те же штучки-дрючки, Но мы же здесь – и нам видней, Кто строит ГЭС под автоматом. И не понять до края дней Недоумением объятым Нам, жигулевцам, для чего Безумная та ложь варилась? Кому нужна была, кого Обманывала, кем творилась? От этой глупой кутерьмы Смеялись люди и кривились... В том трехэтажном доме мы, Приехав в город, поселились. А намечалось, что Хрущев, Приехав запускать турбину, Побудет в нем среди трущоб... Не стал... Явился на плотину, Потряс руками – и назад... А мы живем в хрущевском доме, В тринадцатой квартире... Град Иных своих достоинств кроме, Особо отличался тем, Что в нем селили политзэков – (Я видел их, знавал) – совсем Интеллигентных человеков... Один – хирург Ованесян, «Десятку» отбыл, но забитым Не стал... И он людей спасал... Когда отец с аппендицитом Попал к нему на стол, отца Хирург мне возвратил здоровым, Что буду помнить до конца И восславлять сердечным словом. Я шел из класса в класс легко, Слыл озорным и беззаботным Я бегал, прыгал высоко, Разряды собирал, со спортом Дружил: пинг-понг и волейбол Мне дарят резкость и прыгучесть, А рост приводит в баскетбол, Где развиваю меткость... Участь Звезды... Я ловко фехтовал Под восхищенный визг девчонок. Еще я пел и танцевал – Высок и гибок, станом тонок. Всегда был в центре школьных дел: Я провожу литвикторины, Олимпиады... Наш пострел Везде поспел... Чтоб не был длинным Россказ, детали опущу, А сразу к школьному итогу Тебя, читатель, подтащу... О том, что мне торить дорогу В серьезный доведется вуз, В семье задумались авансом. И подготовки к вузу груз На всех делили, чтобы шансам На поступленье заложить Из знаний прочную основу, Решили школу превратить В сверхшколу... Возвратилась снова Из бюрократного роно Мать в завучи -- в седьмую нашу... В районе зная всех давно, Крутую заварила кашу, Позвав в седьмую за собой Всех лучших, со всего района... Был в школе путч, но краткий сбой Мать одолела, неуклонно Гнала ленивых за порог, Бездарных псевдопедагогов... Наш новый физик – светоч, бог, -- Виталий Бетьев... Так он много Всего нам сверх программы дал! Не зря учитель школки местной Народным – по заслугам – стал: Уж так, как он любил предмет свой... Носители других наук К вершинам также поднимали... -- Так, почему сачкуешь, друг? -- Ленивых мы в спортивном зале Пороли сами, не хотя Терпеть безмозглую обузу... К заветной цели нас ведя -- К Москве, образованью, вузу -- Здесь задали такой подъем, Что вскоре все олимпиады Выигрывали мы втроем: -- Кто победил? -- Гадать не надо: Седьмая впереди... -- Опять? -- Ну, да... Поди перемастачь их... -- Кто точно, можете назвать? -- Самылин, Тюрин и Вертячих... -- Вот гады! Их не обойдешь. То Тюрин первый, то Самылин... -- Учитесь дучше, молодежь! -- А школа-то у них... Забыли?... Да, школа четко нас вела За руку – прямиком в студенты. Мне много и семья дала. Она скупа на сантименты. Два математика в семье Сыночка с двух сторон терзали – Несладко приходилось мне. Такой был тренинг, что едва ли Еще кого-нибудь в стране Так интенсивно муштровали... Год поступленья выпал мне Не лучший... Вместе поступали В том шестьдесят шестом году – (Внедритесь мысленно в сюжет вы: Минпрос устроил чехарду. Его эксперимента жертвы – Мы) – бедные выпускники Одиннадцатых долгих классов – Учебы годы так тяжки – (В Москве источник всех маразмов) – И те, кто десять в том году К удаче (мнимой) завершает. Такую всем минпрос беду Устроил – году год мешает.. Мечтаю: ГИТИС... Может – лит? – Престижно, ярко, интересно. Ведь не дурак, не инвалид... -- А конкурс там? Не сто на место? . Решаю поступать в МИФИ, Который основал Иоффе. Здесь крепкие нужны мозги, Но и готовят крепких профи В столицу двигаем втроем: Вертячих, Тюрин и Самылин. В МИФИ мы с Женькою идем, Вертячих лыжи поднамылил, Физтех готовясь штурмовать... Но Тюрина комиссовали, Не допустили здесь сдавать. Поехал поступать в Самаре.... Мы с тезкой вышли на вираж – В физтехе он, я -- на Каширке. Экзамен письменый – зондаж По математике... Ошибки В примерах делать я отвык Давно – готовился немало, Перерешал с десяток книг... В столицу прикатила мама Морально сына поддержать... На все про все хватило часа... Но был один пример... Решать Берусь, а он все не решался. Что подвело? Глаза? Очки? К несчастью принял плюс за минус – Пример я списывал с доски... Я, кажется, умом подвинусь – А не решается пример... И так и эдак – нет решенья. Анализ сделал – я умел – А он лишь умножал мученья. Команда: время всем сдавать. Я вышел к маме: -- Будет тройка! Мне хочется вопить, стенать – Молчу. Кусаю губы только. Но к счастью, это был МИФИ. Итог за письменный подводят Здесь после устного... -- Графи! – Экзаменатор. Он выводит Мне формулу, а у меня Уже готов синхронно график... -- Давай еще! – по всем гоня Сложнейшим темам... Крепкий навык Не подкачал. Перерешал Две дюжины задач аллюром. Профессор жмет, но не дожал. Струится пот по шевелюрам... -- Так... Брошу в письменную вгляд... Понятно... Перепутал знаки... -- Я, видите, подслеповат... -- Жди, я в комиссию... Бедняге Отшибло на мгновенье дух, Когда он выдал мне зачетку... -- Вот. Девять баллов. Понял, друг? -- Спасибо! Хоть пляши чечетку... На физике такой же стиль: Гоняет экз по всей программе, Я отбиваюсь. Что есть сил... -- Вот вектор сил на диаграмме, Движение пойдет куда? Задачек дюжину решаю... -- Костюмчик ваш проверю? -- Да. – Пусть проверяет. Не мешаю. Шпаргалок не было и нет Мне экз подбрасывает темы. Давно ответил на билет... Видать, по правилам системы Кого-то должен завалить – Меня назначил в кандидаты? -- Давай-ка графики чертить... Штук пять я выдал... -- Стоп! Куда ты? А я на графике шестом Гиперболу повел инвертно... -- Стоп. Остановимся на том... Довольно помытарил, верно? Хохочет лысый толстячок Встал, по плечу меня похлопал В зачетке выписал крючок, Махнул мне, дескать, чтобы топал... Отлично! – Вот я и студент. И я неизмеримо счасттлив – Удавшийся эксперимент... А буду ль так всегда удачлив? А тезка балла не добрал. Вертячих двинется в Самару. Однако это не провал – Альтернатива есть провалу: Он может просклизнуть вполне С оценками Москвы – в Самаре... Конечно, Сашку жалко мне, Но мы судьбу не занимали – Она у каждого своя... Со мною радуется мама, Самылинская вся семья, А родичей у нас немало... Дед Тимофей приветы шлет, Дядья – Евгений, Анатолий... Рачейка Старая зовет... Туда, как в летний санаторий, Я прежде часто наезжал Гостить у разгильдяя-деда... С годами стало деда жаль... Его неспешная беседа Тех горьких не касалась бед, Что пережил в жестоком веке... Ах, старый дед мой, добрый дед – Пергаментные щеки, веки, Короткий, с хрипотцой, смешок... Мы с ним друг друга понимали... Он скажет: -- Молодец, Сашок! – Как будто выдаст мне медали! Разросся старый дедов сад... На зависть всей Рачейке Старой Пирамидально шелестят Вкруг дома чуткою заставой С весны – красавцы-тополя... А в небе – журавлиный клекот... Меня от стольного Кремля Зовет Рачейка издалека... Был случай: дед зимой замерз – Несчастный случай приключился. Упал, расшибся, долго полз, Не выдержал и обмочился. На операции потом Просил: -- Но только без наркоза! Ремнем свяжите иль бинтом – Так режьте! -- Если б толко кожа... Но это – мочевой пузырь – Болезненное сильно место... -- Коль что – подсуньте нашатырь, Но режьте так. Я сдюжу. Честно! Тем летом был у них в гостях, Проведывал больного деда... -- Подрос. Но тонковат в костях, А у меня теперь диета: Ни пить нельзя ни есть нельзя, Нельзя ни мокнуть мне ни сохнуть, -- Твердят врачи. Но это зря: Что остается? Только сдохнуть. Назло им долго поживу... Давай-ка, Саня, в огороде Вдвоем подергаем траву... Где бабка? Отвернулась вроде... Со стоном вилами подддел, Навоза вывернул охапку И отвалил в сторонку дед. И я увидел в ямке кадку. Дед выдернул из кадки чоп, Налил... Светла его улыбка... -- Хлебни-ка! За здоровье чтоб... Смородиновая наливка Добрей заморского вина... Пей, внук, до дна! Душе не вчуже... И снова кринку до полна: -- Чтоб жить и дальше нам не хуже... Когда я начал понимать, Как непроста судьба-злодейка, То стала глубже занимать Меня и Старая Рачейка. Дознался я, что корни здесь Российских граждан именитых, Ученые болшие есть, Герои, к счастью, не забыты. Возьмем пример. Член-корр Смирнов, Спец в механической науке. Он из рачейских пацаанов, На месте голова и руки... А вот – Герой СССР Теплов Сергей свет Тимофеич. Землячества другой пример, Вернее – просто славы светоч Он Днепра под пулями врага Преодолел на утлой лодке... Вдвойне нам память дорога: Знал дело наш волгарь в пилотке. Но есть иные имена, О коих с болю вспоминаем. За что казнила их страна? По правде до сих пор не знаем. Сорокалетний Евдоким Иевлев и Иевлев Павел, Иевлев Яков, близкий им... Тридцать седьмой их к стенке ставил. Ашурков в этом же году Был осужден к расстрелу тройкой... Чем на себя навлек беду? Видать не виноват нисколько... Я выбрал классный факультет – Сверхважный, суперактуальный. Я оказался тет-а-тет С задачей просто нереальной: Как автоматику ввести В то производство, что отстало И электроникой спасти, Что больше никому нимало Давно не нужно... И сама Та автоматика нелепа, А электроника с ума Сведет: такой давно не треба... Разлад в душе. Разлад в мозгах. Решил по оптику задачу. В картине Гранина никак С ней сладить не смогли... Но плачу Неявно, толь ко про себя: Романтика в кино фальшива. И о судьбе своей скорбя Раздумываю, как бы живо Фарватер жизни поменять, Но это совершить непросто: Студенческое жаль терять Житье... Как в океане остров, Так я на лекциях в МИФИ... Зато общественная жилка Велит: порадуй. Удиви! Меня попробуй удержи-ка От КВН-ов, вечеров От диспутов и конференций... Пишу заметки – будь здоров... С учетом этих преференций Меня многотиражки ред Раскалывает как орешек: -- Какой ты физик? Полный бред? Без всяких там орлов и решек Определяю: на журфак! Давай-ка, дуй отсюда, старый. Журфак и точка. Только так. Ты – пламенный гуманитарий... Он, экс-фельетонист «Труда» Якимов Юрий свети Михалыч, Добавил: -- Коль решишь туда, Найдем ходы – и не провалишь Вступительные – на пари! Ходы я знаю и подходы... Да – нет? Считаю: раз, два, три... -- Да! -- Верно! Ты ж теряешь годы... Короче: слушайся меня, Меняй коня на переправе. Отныне, не теряя дня, Шагаешь к журналистской славе... Я только пару раз моргнул – И нахожу себя в Подольске... Сменив коня, сюда скакнул, А переправой – то ли доски, То ль бутафория, картон... И я мозги в тревоге парю: Не подведет ли Юрий? Он Ведь мог лапши навешать парню. Там храм физических наук, Здесь – кочегарка на заводе. На номерном. Нашелся друг – Еще один. Устроил. Вроде Отсюда не берут в войска. Мне б хоть немного продержаться, Хотя бы чуточку, пока Я буду за журфак сражаться. Гудит в котельной чудо-печь, За нею Шурик дрючит Машку -- (Здесь место для интимных встреч) – Она: -- Того желаю Сашку: Эй, длинный, приходи ко мне!... Не реагирую. Я с Анной Карениной наедине, Сей дамой искренней и странной... Якимов, кстати, не подвел... Где нужно, выстелил дорожку, Где нужно, вычистил, подмел... И, в общем, не подставил ножку На всем ухабистом пути Мне ни один экзаменатор... -- Плыви, мой друг, шагай, кати – Я гарантирую фарватер... Надежна личных связей власть – Ведь я не заплатил ни пенни... Вот выкликают имя... -- Влазь! Я влажу и стою на сцене. И мне уже другой декан Вручает новую зачетку... Здесь я сплясал бы и канкан – Якимов дело сделапл четко... Я счастлив. Но на этот раз В себе я и в судьбе уверен. Журфак, спец группа – высший класс! И я отсюда не намерен Вплоть до диплома уходить... Но... Человек располагает... Господь же волен нас судить, Кому захочет – помогает... Иная мудрость: жизнь есть лайф – Пока для нас неактуальна. Учусь – и мне учеба в кайф, К сачкам – презренье... Все нормально. Татаринова – русский стиль В согласии с ее предметом... Ну, Куча – это водевиль, Подчас с трагическим сюжетом. -- Вы, душ ловец, ступайте вон! -- Буравский ошельмован Кучей... С ней позже подружился он... А ведь она и до падучей Студента может довести – Непредсказуемо капризна... Марлен... Ой, мама, не грусти – Шизеем дружно от марксизма... На практике рождал шедевр... Направлен я на «Серп и молот»... Тут надо применить маневр – И всех бросать то в жар, то в холод... Придумал: бойкий монолог О сталеварше дней военных Подкрасить песней, чтоб не мог Никто эмоций сокровенных, Услышав песню, удержать... «Священная война» годится... -- Эй, дайте слушать, не мешать! Все слушают... Такие лица У одногруппников сейчас, Как будто их судьба бросает В священный бой... Покинув класс. Семен в расстройстве... Раскисает... «Отлично» -- мне, ему лишь – «хор.», Но «хор.» достаточно условный, С натяжкой... «Тройка» -- приговор: Бесперспективен... Этот скромный Итог, по правде говоря, Семеном был вполне заслужен: На очерк замахнулся зря... Но ничего, бывает хуже. Урок, надеюсь, будет впрок. Семен зажат, закомплексован... Солдатский кирзовый сапог В него как будто запрессован, Хоть искра божья, вроде, есть... Показывал стихи. Плохие... Но я не стану в душу лезть – Ждут самого дела лихие: Иновещанье каждый год В Москве устраивает конкурс. Кто испытание пройдет, Усядется вверху на конус, Что означат – победит, Ждет зарубежная дорога... Мне неизвестный индивид, Имея власть, решает строго. -- Послать туда из МГУ – Самылина! Захлопнул папку... Мне приказали – я бегу На Пятницкую, взяв в охапку Портфель... -- Ваш пропуск? -- Вот! – Вхожу – И понимаю: мне не светит: Такие парни! Я гляжу – Здесь каждый в Левитаны метит. А, кстати, Юрий Левитан Здесь тоже... Главная персона Какая-то Петрова там... -- Кто знает – кто она. Петрова? -- Не знаешь Лидию? Даешь! Георгиевна все решает. Она посмотрит – бросит в дрожь... -- Чего дрожать-то?... Приглашает Теперь комиссия меня... Я отвечаю на вопросы. Поскольку ясно: все фигня, То не пугают перекосы – Я загибаю, как хочу, С Петровой даже препираюсь, Слегка над Юрием шучу, Над Левитаном... Не стараюсь Его к себе расположить – Ведь все равно пройдут другие – И сон им в руку... Я прожить Смогу отлично и в России... Отсуетились – убежал... -- Поставьте птицу: был в той буче. Нет, мне никто не обещал, Что еду я. Другие лучше... Я отчитался – и забыл: Ну, мало ли куда послали... Журфак носился и бурлил... Внезапно в деканат позвали. -- Самылин, победитель – ты! Два варианта есть на выбор: О Праге ли твои мечты? О Братиславе ли? -- А вы бы Что посоветовали мне?... Ну, в Праге нынче трудновато Советским. Трудности вполне Чувствительны... -- Тогда не надо.... В Словакию летит состав... Туннели, перевалы, горы... Глядеть в окошко подустав, Подремывал под разговоры Соседей... Вслушивался... Речь Понятна лишь на два процента... Рубеж незнанья пересечь Быстрее нужно, без акцента И без ошибок говорить – За этим послан за границу... Послали журавля ловить, Но не отдам я и синицу: Я буду сессии сдавать И на журфаке вместе с ними, С кем удостоился начать... С проспекта Маркса побратимы, Я вовсе вас не предаю – Я ваш посланник в Братиславе. И в этом миссию мою Я понимаю, значит, вправе Себя, как ранее, считать Журфаковцем, вам однокурсным... Приехали... Должны встречать... -- Я – Толя... Показался грустным Меня встречавший персонаж – Москвич и местный третьекурсник... -- Давай-ка, поднесу багаж... Он, Будочников, был искусник По усвоенью языков: Его словацкий -- эталонен ... Вот я и дома... Дом таков: Огромный комплекс... Я не склонен Действительность лакировать, Но здесь приятней, чем в московской Общаге серой обитать: Еду здесь с пищею столовской Советской тоже не сравнить... Суммирую сплошные плюсы... Но нужно, главное, ценить, Что я -- Советского Союза Доверенный амбассадор. И порицать его не вправе... Я – порицаю? Это вздор! Что рассказать о Братиславе? Раскопки ясно говорят – (Учены дошли до сути) – Уже семь тысяч лет назад На этом месте жили люди – Охотились, а из воды Сомов вытаскивали с рвеньем... Позднеее кельты здесь следы Оставили... Их поселеньям – Две тысячи и больше лет... Выкапывают биатеки – Монетки – древних кельтов след... В земле все четко. Как в аптеке... А римляне – на смену им – Уже из летописей знаем. Здесь Герулиту древний Рим Поставил стражем на Дунае. Правитель Рима повелел Здесь виноградарство поставить... Сам услаждался и хмелел – И все желал вином потрафить. А пятый – Новой эры -- век Славян приходом отмечаем Из Прикарпатья... Против всех Союз был ими заключаем – Его возглавил мудрый Сам -- Первоосновою державы... Когда он канул к праотцам, Союз распался... Новой славы Славянам добыл Святополк – Создал Моравскую державу... Построен замок был, но прок От цитадели мал... Потраву На славов угры навели – И на века обосновались В прекрасном уголке земли... В хронографе упоминалось В том девятьсот седьмом году Слова о Брезалауспурке – О Братиславе... На беду – Германцы, наглые хапуги, Венгерский требуя престол, Пожару город предавали Раз, может, десять или сто. Славян жестоко притесняли. Шестнадцатый кровавй век Дал граду новое значенье. Турецкий варварский набег Державу угров ввел в смятенье – Армада дикая гнала И с той армадой нету сладу – Власть королевская дала Из Вены деру в Братиславу. На протяженье трех веков Дунайский Прессбург был столицей... Здесь понастроили дворцов... И храмов...Яркою страницей – Период Царствованья в нем Марии – ( И она ж – Тереза) – Град расширялся день за днем И украшался... Город – греза! А после наступает спад. Он снова стал провинциальным... Лишенный привилегий град Покинут знатью... Был обвальным Процесс упадка... Но потом Наполеоновские войны... Сам город тоже под огнем Французов побывал... Достойны Упоминанья факты, что Век девятнадцатый дал граду Толчок к развитию зато: Заводы, поезда... Досаду Принес графьям сорок восьмой Отменой крепостного права. А первой мировой войной – Чехословацкая держава На карту мира внесена, Когда империя распалась. Под новым именем она Впервые миру показалась Как Братислава... С той поры Под этим именем известна... Той политической игры Не понимаю, если честно: Два варианта предложил Словакам «милосердно» фюрер... -- Решайте: я б вас расчленил... – Словак уныло взор понурил... -- Не то попробуйте сложить Свою, словацкую державу. Могла б столицею служить, -- Он называет Братиславу, Небрежно Прессбургом, как встарь... Конечно: разделяй и властвуй... Словацкий плебс, лови момент, А за подачку благодарствуй, Низкопоклонствуй перед ним, Усердствуй в зверстве и фашизме, Страна Словакия... Глядим, Дивимся: видно были в шизе Вогнавшие страну в соблазн «Альтернативного» фашизма... Нет, точно выпали в маразм... Лекарством нации от шиза – Освобюодительный поход Советской армии на запад в Европу ... Победный сорок пятый год, Кирдык фашисту-мизантропу, Коммунистический комплот – И, отколовшись от Европы, Страна в вассалы попадет Советам... Прихвостни, холопы «Вождя народов» взяли верх – Уж нам-то методы известны: Хватали под гребенку всех... ГУЛАГ, коль даже он и местный, Он все равно кошмар, ГУЛАГ: По произволу ошельмован И сгноен в лагере, как враг, Забит, затравлен, четвертован Морально каждый, кто хотел Той, довоенной благодати, К свободе духа тяготел... -- Где. Кстати. Дубчек? -- Угадайте... В ответ на слабенький повтор, Того. Что было в Будапеште, Пришел Варшавский Договор... С удавкой пламенной надежде Хотя бы на социализм С лицим гуманным, человечьим... Опять ГУЛАГ, опять: -- Колись! Выкладывай валюту, вещи... Конечно, в Чехии острей, Но и в Словакии хватало И взглядов злобных, и камней... Но, если в целом, вдохновляла Учеба... Поглощал язык, Что с русским схож, но отдаленно... Ян Станислав давал азы Славистики, душой влюбленный В историю своей страны В филологическом разрезе, Что нам и нужно, мы должны Сперва в языковом ликбезе, Поздней уже на высоте Достойной университета, Освоить знания все те, Чтоб позабытого поэта Словацкого не хуже знать, Чем знал восторженный профессор... Меня не надо подгонять: Я от учебного процесса Пьянею: радостно шагать Крутой тропою обретенья, Люблю науки постигать... С отрадой сердца каждый день я Вступаю в университет... Он, кстати, носит имя чеха... Тот чех, стяжавший пиетет, В ребенке видел человека И научил людей учить – Ян Амос, сын слявян, Коменский Свой век сумел опередить, Сверкнул сияющей кометой... Великолепный Горски парк Весною в яблоневом цвете – Бесплатным расширеньем благ Студенту в университете... В том парке – кампус, где живем, Вблизи – мемориальный Славин В честь наших, павших под огнем... В том, что в итоге обезглавлен Фашистский упырь, воля их, Шести в земле лежащих тысяч Геройских земляков моих, Сказалась... На граните высечь Шесть тысяч доблестных имен – Долг нашей памяти и чести, Чтоб жили до конца времен, Вступили бы в сердца и песни... Ян Станислав был русофил, Героев крастнозвездных славил, Меня, похвастаюсь, хвалил, В пример словачкам часто ставил. Их двадцать семь, а я один, Совсем как падишах в гареме... Я со швейцарочкой «ходил» И с итальянкой... Делу время, Но молодость берет свое – Чудесные мои подружки Умели скрасить мне житье... Стараюсь, впрочем, жить по-русски. Я в консульстве не гость, а свой... Здесь студиозусов советских Десятка три – и мы толпой В совхозах помогаем местных, Ажиотажим местный люд Субботником, на дискотеке Студенты фору всем дают... Жизнь бьет ключом, живем в разбеге... Но вот экзамены сданы, Но это для меня – полдела... Москва... -- Я с вами, пацаны Иду на сессию... Звенела От перегруза голова, Но нет мне в МГУ поблажек... Строга, взыскательна Москва... Ко мне взыскательнее даже, Чем Братислава... Но сдаю Экзамены вполне успешно... Ну, надо повидать семью – И я на Волгу мчу поспешно... Поэма седмая.Нина Медведовская Если редко ты унывал И Высоцкого напевал, Никогда не краснел как рак Вообще не дурак. Если парень ты с головой, Если думаешь головой, Я совет тебе дать могу, Поступай в МГУ. Если можешь занять гостей, И язык твой лишен костей, Если только ты не из тех, Кто идет на физтех, Если любишь вино и мат, И не слышал про сопромат. Я скажу тебе тет-а-тет: Есть один факультет. Если будешь туда сдавать. Постарайся на всех плевать И науки штудировать, Не ложась на кровать. Будь вынослив как футболист. Не зазнайся, как медалист Не дрожи, как осины лист, Будешь ты журналист. Будешь сутки шагать, не спать, Чтобы кляузу там написать. Будешь долю свою ругать, В бога душу и в мать. Чтоб минула тебя напасть, Чтобы заживо не пропасть, Я совет тебе дать могу: Не ходи в МГУ... Песня, считающаяся на журфаке фольклорной. Но автор ее известен. Это Григорий Медведовский... Выходит, Гришка позабыл Свое «нетленное» творенье? Его он живо смастерил, Заняв мелодию для пенья Из кинофильма «Вертикаль», Что мигом превратилась в шлягер, Взял простодушно, как дикарь То, что понравилось... Мик Джаггер Проблемы сходные решал: Сперва перепевал Маккартни И Леннона... Не сразу стал Всегда аншлаговым, плакатным А впрочем, кто в Союе знал О нем, что признан полубогом? ЦК нам знать не позволял О «Роллинг Стоунз»... И о многом Другом не слышали тогда... Когда войска союзных армий Вступали в Прагу... Навсегда? Мы с Гришкою под общей кармой Вдруг оказались: у меня Снесло башку... Любовь-каналья – Нет вроде на нее ни дня: Своя в разгаре шла баталья: За поступленье на журфак... Вот тем-то абитурным летом Григорий выдал сей «форшмак»... Что был сложившимся поэтом, Едва ль кто вправе утверждать, Но многое умел Григорий, К примеру – шуткой угождать, Был мастер сочных аллегорий, Анекдотической игры С вторым, четвертым, пятым смыслом... Ведь мы – детишки той поры, Когда страна с огромным пылом Валяла дружно дурака, Под рев оркестров выбирая В царьки – убийцу-старика – Из одного его, сдирая Со слова «выбирать» -- любой, Здоровый смысл, давая право Смеяться миру над собой... Достойна ль ты сего, держава? Ну, а в уменье обхохмить Себя самих – в нас нет предела... Мог и Григорий подкузьмить – Подпольщик озорного дела... Смеясь, я Гришку, не шутя, Определила в ряд героев – Смехунчиков, в любимом чтя Отвагу -- зеркало кривое Носить личиной до конца, Все язвы в нем отображая, И смелость автора-бойца, Ораторской возомножая... По счастью, наши с ним отцы За нас проблему зла решали В масштабе мира: как бойцы Со злом вселенским воевали. Мой не глядел за горизонт: -- Вперед – и он бежит в атаку... Фашиста не возьмешь на понт, Ему такую выдай драку, Чтоб несся, точно от собак... Отец собрал на грудь медали, Дымя махорочкой -- (табак – Лишь офицерам)... Уважали Фронтовики «иконостас»: -- За Будапешт, ... За Вену... Прагу, За Бухарест! Европу спас, Но должен был явить отвагу, Япошкам мстя за Пирл-Харбор И память крейсера «Варяга» -- На одного-то -- перебор... Но Бог хранил, вела отвага Солдата Барченко домой, В ту Талалаевку, откуда, Он в путь отправился земной, Куда живым вернулся... Чудо! Он в предвоследний год войны, Когда село освободили, Вступил, как все вступить должны, В шеренги краснозвездной силы... А прежде выпало ему Узнать фашистский новый «орднунг»... -- Не пожелаю никому: Парней, девчат полуголодных Фашисты стали угонять В свой рейх на каторжную долю... Раз из колонны смог удрать... Стреляли вслед – он выбрал волю... Из эшелона дважды сбег, Скрывался под копешкой в яме... Узнал бы кто – и выдать мог... И только поздними ночами Сестренка младшая к его Сторожко пробиралась схрону С водой и хлебом... Никого По счастью не нашлось, кто сходу Фашистам сдал бы паренька... А Сашу, старшего из братьев – Армейского политрука, Точь-в точь Иуда – на распятье – Сдал недругу лихой сосед... А Саша жил с семьей во Львове. Как началась година бед, Надеясь уберечь от крови, Дочурок в отчее село Привез... Но враг насел так споро... Он здесь застрял – и вот нашло Его предательство – и свора Фашистов ринулась к нему – И расстреляла без заминки, Осиротив его семью... Когда военные тропинки – (Отец протопал пол-Земли, Чтоб в Талалаевку вернуться) -- Его обратно привели, Не дал он родичам загнуться, Заботился о них, как мог, Единственный в семье мужчина, Кормилец и защитник... Строг Отец ко всем... Ясна причина: Послевоенная строга Вся жизнь... Расхлябаность – тосклива... О Талалаевке строка: Чиста деревня и красива. Здесь славный, обедневший род Полетика – хохлацкой шляхты Держал именье... За народ Страдать мечтали... Ну, и в шахты Сослали, в тайном уличив Сочувствии цареубийцам – Бунтовщикам – и род почил: По геральдическим таблицам Судить --- так роменская ветвь Под корень срезана царизмом: Давался лишь такой ответ На увлеченье романтизмом Тех обновленческих идей, Которые сжевали позже Потоки целые людей... Как ты позволил это, Боже? Из них, Полетиков, была И бабушка моя по маме. Такие, стало быть, дела... Все в нашем мире – вверх ногами: Сапожника из Гори сын, Семинаристик непутевый, Любимчик Ленина –грузин, Бандит, агент охранки клевый... Казалось, что могло связать Кошмар всех снов с семьею нашей? Нашелся тот, кого спасать Навеки поздно... Полной чашей «Любовь» диктатора – (Господь! – «Минуй нас пуще всех печалей» Кровавого царька «любовь»...) – Изведал он... А мы молчали: Царило страшное табу: Подслушает, что повторяют Здесь имя жертвы – и в гробу Варнак перевернется... Бают, Что и оттуда враг живых, Боясь раскрытья мерзкой сути, Откликнется на каждый чих... О нем толкуя, втрое будьте Предусмотрительны в словах... Однако ж нужно, чтобы знали... Довлеет над убийцей страх... Случайно ль и в Кремле искали Раскрытья позабытых тайн... Ключи к подспудной сути мира Разыскивали, чтоб дизайн Перекроить легко и мило – Как мыслилось большевикам... Того ж доискивался фюрер... У наших – Феликс дальний храм Велел найти – и брови хмурил: Он в гимназистские года Читал о Шамбале в Варшаве... Но, помнится, еще тогда Мужи науки возражали, Иронии давая ход... Но сильно погрузился Бокий В оккультное... А вдруг найдет И вправду Барченко истоки Вселенской силы?... Уж тогда ЧК – и так уже всесильной – Неодолимой навсегда Мощь станет... Мощью изобильной Структуре легче подавлять Ей неугодные явленья, Врагов режима выявлять, Творя, без страха и сомненья Над оными суровый суд, Суд строгий, революционный... -- На всякий случай занесут Пока пусть Барченко в шпионы... Но без последствий – лишь пока... Не ведал Александр Васильич, Для коего была рука – Открытой книгой, сон страшилищ Каких случайно сам прервал, В какие закопался дебри, Какой себе наколдовал Судьбы? Казалось, лишь намедни Он начал знанья собирать, Что к нам дошли от Атлантиды... И вот – придется пострадать: Энкавэдешником подшиты Все откровенья моего Двоюродного деда Саши... Приговорили – и его По обвиненью в шпионаже Стрельнули во дворе тюрьмы... Семьи преданья фрагментарны: Был с Бехтеревым, -- знаем мы... И мы Семену благодарны: Семен в поэме «Мэтр» создал Его портрет на фоне века, Все крохи сведений собрал, Увековечив человека... Племянник мэтра, Михаил, Из сельской Барченковской ветки. Из Талалаевки он был, Что на Черкащине... Отметки Ему поставила война Медалями на гимнастерке... Большая плачена цена – И из души его не стерты Войны кровавые следы... И он, в отместку энтропии, Мечтает возрождать сады... Они друг друга полюбили, Отец и мама – земляки – С Черкащины, хотя соседства Не ведали... Сады, ставки И звезды страшненького детства: (Голодомор и большевизм)... От Талалаевки верст восемь – Христиновка, где начались Дороги мамины... Испросим Для них у Бога долгих лет... Райцентр и станционный узел -- Христиновка... В романах нет – (Укор литературной музе) – Поселочка простых лачуг... Он, правда, упомянут в драме. Ведь здесь родился Корнейчук. Он, значит, Гале, нашей маме – Земляк... А встретилась с отцом Уже в аграрном институте, Что в Умани... Боец -- бойцом – И Галя... Оба той минуте, Что их друг к другу привела, Всю жизнь, поныне, благодарны... У Господа свои дела – И вот: их взгляды лучезарны, Над ними ореол любви -- И вот – идут по жизни рядом, Сердца в синхроне... Век живи, В них, излучаемая взглядом На всех и каждого любовь... Любовь идет своей дорогой – И ей, судьба, не прекословь, Любовь! Саму судьбу растрогай! Крепка учебных планов власть. Вот практика у них. Послали Их вместе... Там я родилась, В селе, что Шаровкой назвали... Хмельниччина... Кругом сады... Там я смотрю на свет впервые. Родители собой горды: Студенты, оба молодые – А вот у них уже и дочь... Я кое-что про Умань помню – И ты неверьем не сурочь: Тотчас деталями наполню Картину: в гости мамин брат, Мой дядя прикатил с гостинцем – Цветным драже... Они сидят В застолье скромном... Мне сидится Отлично тоже – на полу, Вокруг газеты... Я играю: Драже веселое беру – И по газеткам рассыпаю... Так хорошо: вокруг меня Цветные шарики – красиво... Картину давешнего дня Мне память сохранила живо... Но вот: закончен институт... Два новодельных агронома В Россию посланы, чтоб тут На севере, вдали от дома Внедрять отличные сорта По точным правилам науки... В какие посланы места? Великие – слыхали? – Луки? Центр области, а сорок верст От них – Жегалово-деревня... Над речкой Куньей россыпь звезд, Вокруг леса... И словно время Давно там задержало ход... В хозяйстве опытном трудились Мать – агроном-семеновод И садовод-отец... Вселились В барак, где множество семей. Наш вход – с торца. Входили в сени. Они же – комната гостей И кухня. Примою на сцене Огромнейшая в ней плита. Стол у окошка. Загородка С проемом в комнаты... Проста Печь русской кладки и громоздка. За печкой мой стоял топчан. Я к ней, когда болели зубы, Прижмусь щекою – и тотчас Боль уходила... Жизнелюбы Отец и мама так в своих Серьезных опытах увязли, Что я весь день одна, без них. Не озорую. Я ни ясли Не посещала ни детсад. Тихонечко сама играла... На печке книжечки лежат. Я вспоминала, что читала Мне мама. Помню до сих пор Две неказистые книжонки, Мне открывавшие простор, Неярки, непарадны, тонки – «Аленушкины сказки» -- раз! -- Их Мамин-Сибиряк придумал. И Андерсена сказки – класс! Жаль, отрвалась на три дюйма Страница... Братьев-лебедей От злого колдовства спасая, Мечтая превратить в людей, Крапивой руки обжигая, Им вяжет Лиза день и ночь Рубашечки из той крапивы... Сама бы рада ей помочь – Страница порвана... Могли б вы Сейчас хотя бы рассказать. Чем завершилась эта сказка? Я года в три уже читать Сама пыталась, но опаска У папы с мамой, что дитя Испортит ранним чтеньем глазки... Но с четырех уж не шутя Сама себе читала сказки... Семья неплохо поднялась: Была корова, маслобойка... А я ответственная – страсть! Во всем помочь стремилась бойко... Мне -- три... Вот мамочка вальком Белье раскатывает споро... Пойду-ка помогу: тайком Сорву с кустов все помидоры – И все как есть обобрала... А им бы дозревать пол-лета... -- Что, мама, сильно помогла? -- Сильней никто не смог бы это... А папины часы-трофей – Из сочно-рыжего металла, Работу дав команде всей Семейной, ловко закопала В песочек... Я была в гостях У бабушки... Вот здесь случилось... А впрочем, ерунда, пустяк – Из золота, скажи на милость! Их не сумели отыскать – Так и лежат в песке поныне... О чем еще вам рассказать? Моей «корриде»? Мама Нине Недела платьице... Оно В цвет переспелого арбуза... Что суждено, то суждено... Цвет вообще-то дело вкуса, Но вкус особый у коров. У нас их две: мамаша Липка И дочка Майка... Будь здоров – К несчастью горькому ошибка Едва семью не привела... Мы шли на пастбище к коровам... Речушка мелкая текла – Мы к ней шагали полем ровным Примерно с километр... Потом – По мелководью через речку Перебрались... Идем – с добром... И тут... Пришлось бы ставить свечку Души моей за упокой: Цвет платья рассердил корову: Вдруг стала землю рыть ногой, Потом пришел черед и рогу: Меня поддела – и лечу, И больно падаю на камни... В испуге даже не кричу Хотя неласково бока мне Ушибла Липка... И ее За дерзость отдали на мясо... Такое вот житье-бытье Досталось... Есть подобных масса Иных примеров... Подарил Отец термометры-игрушки... Один до ста размечен был – Приложен к печке... Как из пушки Был грохот... Градусник – вразлет... И шарики кругом из ртути – Кому еще так повезет? Вот так я дохожу до сути... Явлений, фактов, новостей – Приобретаю важный опыт... Не счесть ребяческих затей – А маме -- только платья штопать... Я помню, март был сер и стыл А я сидела на заборе И почки липы ела... Был Ажиотаж. И – -- Горе, горе! – Рефреном слышалось в толпе. Я в дом. А в доме плачет мама. Портрет усатый на столе Зачеркнут черной лентой... Драма... Казалось всем, что рухнут вмиг Теперь основы мирозданья. -- Он был отец наш. Был велик, -- Шептала мама сквозь рыданья... Потом в деревню Мокряки Меня определили в школу... Уроки, школьные звонки – Ребята, девочки... Пешком я Туда с портфелем две версты Неспешно шлепала по лужам... Невероятной красоты Ледышки с луж, да только нужно На ту их сторону взглянуть, Что вниз обращена обычно, Из лужи взяв. Перевернуть... Топ! Хряп! – Разбрызгала... Отлично... Нас, первоклассниц, с сентября Лен дергать в поле посылали... Из носа капает сопля – Дерг-дерг – хозяйству помогали... Учительница у меня Строга... Она, Елизавета Свет Капитоновна, ценя Успехи в чтении, за это Меня примером ставит всем... А у нее – коса – короной... То, что с собой дают, не ем. Хлеб с маслом и вареньем... Ровно Двухслойный сложен бутерброд... Вот Петька с Витькой Симоненко Облизываясь смотрят в рот... -- Поешьте, мальчики, маленько, Но, чур! – меня не выдавать! В костюме лыжном цвета ряски Из школы вдоль ручья шагать, Попутно сочиняя сказки, Ледышки тиская в руке... Их «тортиками» называла... Их добывая, в ручейке Себя однажды искупала, Вся в школу мокрая пришла... Учительница, Кузнецова, От воспаления спасла... Сняла все мокрое... Здорова Из переделки той плохой Я вышла... Вмиг Елизавета Мальчишку шлет к нему домой За одежонкой... Я одета В сухое, сунута за печь – И там контрольную работу Пишу... Но мудрости извлечь Я не сумею из всего-то... Тот жизненный этап семьи Закончился восьмого марта. Концерт был в клубе. Все мои Конечно здесь. Полна азарта, Я -- Маргариты Алигер Трагическое так читаю, На самый праздничный манер, В мажоре голоском взлетаю: Была под Москвою повешена Зоя И сын Александр убит наповал... И тем Жегаловский этап Семейство наше завершило... Был на телегу брошен скарб, Свет мама в кухне потушила – И в путь. Мы едем вшестером... Теперь я – старшая сестрица: Наташу с Валею берем, Что ухитрились здесь родиться... Вошла шестою к нам в семью Максюня, женщина-карелка, Что нам, девчонкам, жизнь свою Всю посвятила... Встретишь редко Такое знанье языка, По сути дела неродного Ей, русского... Была легка С ней жизнь... Столь значимого много Я получила от нее... Мы укатили под Калинин, В поселок Сахарово... Всё Почти, как прежде... Так же ливни Расквашивали все пути... Но плюсы были кой-какие... Судьба, стремление зачти Мое читать упорно книги... Фельдмаршала Гурко надел – Хозяйства опытного база... Фасад с колоннами глядел Чуть свысока на всех вполглаза. Здесь принимал своих друзей. Прославленных героев Шипки Их постаревший вождь. И всей России сей дворец и липки Известны, чтимы были встарь. Владелец вел хозяйство мудро. Героя привечал и царь. Встречая летом в парке утро, Фельдмаршал обходил свое Не столь уж малое поместье. Вникал в крестьян житье-бытье... Для воинов увечных, вместе С которыми громил врага, Устроил здесь приют фельдмаршал... Нам эта память дорога. Не позабыть, как зимним маршем Балканы с воинством прошел. Стал вехой славы Филипополь, Вождь в трепет янычар привел, Освободив Андрианополь – И этим выиграл войну, Врагу не оставляя шанса... Когда бы в эту лишь одну Герой баталию вмешался, Достоин славы на века. Но воин послужил отчизне Не только силою штыка... Он много лет достойной жизни Начальствовал по городам... Сперва в Санкт-Петербурге – вице... В Одессе – губернатор... Там Своей персоной в ранг столицы Он южный город поднимал, Дарил своей частичку славы... И ту же службу исполнял Достойно во главе Варшавы... И сын Иосифа Гурко, Владимир, генерал отважный. Служить России нелегко Едва она из битвы страшной Со славой выйдет из одной, Как снова враг у горизонта Грозит кровавою войной... Он был командующим фронта На первой мировой войне, Достоин славы был отцовской, Служа царю, служил стране... Но властью ленинской, бесовской Был ошельмован, а отец, Покойный выброшен из склепа... Как ты позволил им, Творец, Творить бесчинства? Глухи, слепы Духовно шустрые братки, Что лишь на мерзости горазды... На новом месте все деньки Воспринимала я, как праздник. На первый взгляд – и здесь село. С Жегаловом же нет сравненья. Житье отличное пошло. В колоннах давнее строенье – Научной станции форпост... Фельдмаршала библиотека Усильями ученых рост Духовный предлагала деткам. Я, на стремянку заберясь, Ныряла в книги с головою. Я предаю себя во власть... Бальзаку, Диккенсу... Живою Водой на Душу Пушкин льет Очарованье строк волшебных... Библиотека мне дает Намного больше, чем учебных Книг обязательный набор... Я на каникулах водила В детсадик младшеньких сестер... Мне восемь, лишь четыре было Валюше, средней, Натке – два... Идем из дома спозаранок – Жужжат шмели, растет трава... Сопрано звонкое зарянок, А в лужах – танец лягушат... И я сестричек лишь к обеду Вводила гордо в детский сад... Им супчик, кашку и котлету... Мне книжку сунут: -- На, читай! Уже домой не отпускали. Потом галчата пили чай – И после мы домой шагали... Ах, мой мир детства – книжный мир, Где гидом – добрая Максюня. И ей без книги свет немил. Она, как добрая колдунья, Отодвигает горизонт, «Войну и мир» мне раскрывая... На день рождения везет Она меня в музей, взывая К моей отзывчивой душе, Своей душою озаряла... Ищите женщину – шерше Ля фам... Высокое начало Всегда, по-видимому, к нам Ко всем является от женщин: От бабушек и наших мам, От нянь со всем их мудрым, вещим Сияющим богатством душ... Не вспоминаю папу с книгой. Он занят. Но для дочек уж Их покупал всегда... Интригой Был интересен эпизод: Он премирован мотоциклом – Ему завидует народ... -- Махнем не глядя! -- Высшим смыслом Наполнен этот странный шаг: Коллега был библиотекой Отмечен... Знавший толк в вещах, Был рад не рад, что может с этой, Ему ненужной кучей книг, Расстаться... «Иж-юпитер» лучше! Отец, выменивая их, Имел в виду волшебный ключик К образованью дочерей. И в этом он не просчитался... И брата старшего детей Он в люди вывести старался: Сначала выбил паспорта, Потом устроил на учебу... За всех ответственный – черта – Не худшая, согласны? Чтобы Образованье племяшам Досталось, поселял их с нами, Еще не позабывший сам Студенческую бедность, щами, Картошкой с мясом, молоком Подпитывал ребят прещедро... Есть кров с едою – и легко Идет учение, безбедно... Мой брат двоюродный Сергей Был первым, кто торил дорожку В наш техникум для нашей всей Родни, а койку, чашку, ложку Находят все у нас в дому – И это длилось две декады. И нет отказа никому. Племянники и внуки рады Агрономической стезе И сахаровской атмосфере. В меню эклеры и безе Их не входили, но кипели Здесь страсти творчества. Могли Научной мысли озаренье Впитать от рыцарей земли, От лучших получать ученье... А бабушка, отцова мать, Закрепощенная колхозом, Все продолжала жилы рвать На свекле... Выжжены навозом Все руки-ноги у нее... Вот обвиненье большевизму: Бабули жалкое житье Его к жестокому фашизму Приравнивало. Суть одна: Пренебреженье человеком, С народом собственным война Лицом к лицу с двадцатым веком... В раздумьях уходила в парк... Длиною в километр аллея... Там грач весенний -- черный шпак Мне каркал с ветки... Там, белея Стволы берез внушали мне Что мир хорош – в ответ на всхлипы... А от березок в стороне Их затеняя, встали липы... Они со мною говорят. Они внушают мне смиренье, Грез исполнение сулят – И просится стихотворенье О парке и весне на свет... Как жалко, что библиотеки На станции сегодня нет: Небрежность? Или для потехи Поджег какой-нибудь урод Дом боевого генерала? Дом деревянный был – и вот Сгорел... Конструкция пылала Свечой... Пожарные спасти Хотя бы книги попытались. Бросали сверху... Разнести Сельчане по домам старались, Но удалось спасти лишь часть... А дом сгорел до основанья... Кусок судьбы моей украсть Смог тот, кто уничтожил зданье... Зеленый Диккенс... А Бальзак В обложке рыжей... Старый Пушкин... Их нет... Несчастье! Как же так? Мои любимые подружки – Те книги, что могла читать В библиотеке на стремянке... Теперь могу лишь вспоминать... Кто мог бы ждать такой подлянки? Отец – директор ОПХ... Он отбивается от «членства»... -- Зачем мне «членство», чепуха! Я верю в знаний верховенство... Дожали... И когда его Бюро райкома в кандидаты «Крестило», лучше ничего Не выдумало. Как куда-то Сослать подальше, чтоб совхоз Отсталый вел в передовые... Семья расстроена до слез – И вот мы без отца впервые: Он в «Оршинском», где глухомань, Мы в Сахарове... Так и жили Лет пять в разлуке... Рвань и пьянь – Партбоссы папе удружили – Он тяжело переживал Админрутины бестолковку, Все близко к сердцу принимал. Знал, алконавтов перековку Немыслимо осуществить... Ценой разбитого здоровья Сумел он все-таки скрепить Совхоз несчастный потом с кровью... А я тихонечко росла, Училась, книжечки читала, Какие раздобыть могла... Их, как пирожные глотала. Одиннадцать мне было лет, Когда страна читала «Битву В пути»... Тогда, казалось, нет Смелее книги... Как молитву, Друг другу вслух читали мы, Взывавшие к душе фрагменты, Что нас из внутренней тюрьмы Вытаскивали... Мне моменты Казались важными вдвойне, Где о похоронах тирана Писалось... Вспоминалось мне, Как это было... Вспомнить странно, Как горевала вся страна Оплакивавшая садиста, Рыдала мама... Ох, темна Душа народа-фаталиста... О Сахарове... Да, село. Но с четким элитарным стилем. И близко город и могло Смотреть телепрограмы... Сдвинем Поближе стулья – и глядим... И нам Бернес речитативом... Послевоенным, молодым Поет о том, как быть счастливым И на войне и без войны, Беречь друзей, любить и верить... И этим песням нет цены, Их обаянье не развеять Годам и модам никогда... Отец мой обожал Бернеса... О чем бишь это я? Ах, да – О Сахарове... Политеса Придерживалась не всегда – Дралась с мальчишками куражно. Не отступала никогда... А вот училась – это важно – Всегда отлично... Есть у нас Большая каменная школа – Десятилетка... В добрый час Стараюсь, чтобы без укора Из класса в класс перешагать. Мои любимые предметы – (Что каждый мог бы угадать) – Литература, русский... Вдеты Они в сознание мое И в подсознанье, как фундамент... В России долгое житье Хохлизмов речевой орнамент Не выветрило у отца... -- Пойду дровишек порубаю... Так и «балакал» до конца... Я кашу школьную хлебаю, Из класса в класс перехожу, Из пионеров в комсомольцы... С одним детдомовцем дружу... -- Ты, Нина, сколько лоб ни морщи, А нет ходов. Выходит – мат! Ура! – И снова Радик Шуркин Меня, обыгрывая, рад... Он и учил меня фигурки По клеточкам переставлять... А выиграть не дал. Зараза! Восьмой закончила на «пять» -- Некстати козни наробраза: Десятилеточку в селе Он объявляет восьмилеткой... Как удержаться мне в седле Образовательном? С отметкой Высокой среднею берут Для продолжения учебы В Калининскую школу... Тут Два года мне трудиться, чтобы Вручили добрый аттестат... Учусь, активничаю, мыслю... На конкурс горстку шлю стишат – Дементьев возглавлял комиссию – И мне огтветил: дескать, рад, Что интерес к стихам питаю, А остальное – невпопад... Уже в девятом классе знаю, Что поступаю на истфак – Мечтаю быть искуствоведом... Все выходные натощак Сижу в библиотеке... Кредо: Все по программе твердо знать – И сверх программы все, что можно... Так радостно, учить, читать... И вдохновляешься неложно: Ведь здесь, в тверском собранье книг, Сам дедушка Крылов трудился, Ту мудрость черпая из них, Которою потом делился Со всеми, значит и со мной... Приходит лето аттестата, Год, значит. шестдесят шестой – И я – в столице... Ох, ребята! В искусствоведы все хотят, В особенности дети мэтров И разных боссов... Невпопад Осинка тщится между кедров Себе местечко присмотреть... Был первый блин, как должно, комом... Сдала на тройки... Ладно, впредь Успешней буду... Всем знакомым Пришлось. Конечно, дать отчет – И это тоже испытанье: И сам провал огнем печет, А пуще этого – дознанье... Не все однако плохо, нет: В столице завелись подружки Из Ровно обе... Дружбы свет Поможет нам сорвать заглушки, В себя поверив, победить... Друг дружку в письмах вдохновляем, Стремимся в вере укрепить, Упорно приуготовляем К второй попытке, а пока Тружусь как пчелка лаборантом На полной ставке в ОПХ, Чтоб стать себе самолй гарантом... Попытка номер два дала Чуток поболе пониманья: Светлана на журфак прошла, Мои ж усилья и страданья Увы, не вознаграждены. И я несолоно хлебавши Вернулась в Сахарово... В сны На МГУ-шный шпиль попавших, Он проникает вновь и вновь... И только горячей стремленье Прорваться и сильней любовь... Необъяснимое явленье... Приходит шестдесят восьмой Тревожный год для всей Европы, Но опьяненная Москвой, Устремлена... Мои все тропы Ведут к высотке... В этот раз И я отважно атакую Журфак, превозмогая сглаз, Ту крепость, мощную такую, Легко на этот раз беру... А параллельно попадаю В объятья Гришки... В ту игру Впервые в жизни я играю... Мне попросту снесло башку... А он, к несчастью, провалился, Впал в депрессивную тоску – И в Мелитополь удалился... Я рассудила: вот и все – И, в общем, не было печали. Он был – и ветром унесен... Но, оказалось, лишь в начале Я общей с ним большой судьбы... На Ломоносовском общага... В кастрюльке термобигуди.... -- А что готовите, девчата? – Артур, наш угандийский друг Напрашивается на ужин... Такое не придумать вдруг – Хохочем... Мы живем – не тужим.... Смешные песенки поем, Мол, расцвела сирень в садочке, А ты пришла – (и мы придем) – К нему в сиреневом платочке... Мы в выходной к Москва-реке С площадки смотровой спускались, А там в дежурном челноке Спасатели... Они старались Моим «гвардейцам» угодить... «Гвардейцами» Сердюк с Берковским. Уже «Гренадой» знаменит, Еще не стал вполне московским, Хоть и вошел в авторитет... Кивает Виктор – и спасатель, Мне рыжий протянув жилет, Мотор заводит... О, Создатель! Потом меня позвал в поход – К Лосиным топаем озерам... Он песни славные поет... В них нет ни пошлости ни вздора... ...На Маркса длинный переход... Летит народ как оглашенный. Мужик-вещатель продает «О верных и неверных женах»... «Вставною челюстью Москвы» Калининский проспект построен... На все не хватит головы... Проверь, Журфак, чего мы стоим. Немецкий – каторга моя... Вот немка: толстый грубый свитер – И офицерского ремня – (С него солидный возраст вытер Давнишний элегантный лоск) – По свитеру идет полоска... Она сминает нас как воск... Кошмар, как на картинах Босха... Поднимет – и не дав сказать, Сажает... -- Группа не готова! Считала главным – ужасать. И в этом ужасе полслова Я и на русском языке Была промолвить не способна... Немецкий проходил в тоске – Не стоит вспоминать подробно. Тыр-пыр Ученова вела Занудно-наукообразно. Едва ли что-то мне дала. Я напрягалась всяко-разно... Проникнуть в Ленинку стремлюсь -- Здесь не понравилось: рутинно... Под вечер просто с ног валюсь: Эх, где домашняя перина? Что значит «плюнуть с бороды На лысину»? Не догадались? Попробуете? Нет, труды Не удались, хоть вы старались. Ответ: от Маркса перейти На Ленинский проспект. Занятно? Господь, студентикам прости Грешки... Озоровать приятно... Словечки в жгут скрутить хитро, Чтоб смысл особый воплощали... А «Университет» -- метро Мы, как обычно, озвончали Куплетом бодрым, что у нас Четырнадцать минут до старта... В вагон шагнем... Ну, точно! Раз – И – «Ленинка»... Полны азарта Несемся в тихий флигелек, Где разбегаемся по клеткам... Диплом заветный так далек, Так трудно нам, усталым деткам... Нередко с нами на метро Засурский едет жо журфака... Наш общий папа, наш патрон, Еаш царь и бог – в метро? Однако!... Валерка Хилтунен, малыш, С немыслимым авторитетом... Он убедителен – шалишь – Всегда свое возьмет. При этом Уже он много испытал, Со многими людьми встречался, «Балл проходной, где побеждал Валерке тоже засчитался Общажной камарильей в плюс... Когда мы плаванье сдавали, Валера наш в бассейн-то плюх! И чуть не утонул... Спасали Его всем курсом, но спасли... Ужасно неприятный казус... Последствия не повлекли К нему неуваженья... Каюсь, Мне жалко маленького, но Он сам не шибко комплексует. А предлагает нам одно Нововведение... Рисует Недельный график... Всемером Объединяемся в коммуну За общим кушаем столом, Готовим в очередь... Фортуну Спешу тотчас благодарить За коммунарскую идею. Рублями не могу сорить, Что им предложено, надеюсь Поможет выстроить бюджет... И это точно оправдалось: Семь гастрономовских котлет, Картошка, чай – и напиталась Коммуна. Есть еще задел На столь же немудряший ужин... Валера всем помочь хотел. Ему-то лично вряд ли нужен Столь экстремальный аскетизм: Он чековой владеет книжкой – Отец, Рудольф, наверно из Доходов авторских с сынишкой Делился... А Валера нас Учил, по сути, выживанью, Подталкивая на Парнас, Как в альпинистской связке... Данью Коммуне – ежедневный рупь, Поочередное дежурство – И кто что может... Если вглубь Взглянуть проблемы, то ажур свой На первом курсе отношу В решающей, возможно, мере – Серьезно воспринять прошу – На счет его. Ура Валере! Причем, он младший среди всех И ростом мал, а головастый. И цель – не собственный успех, А общий... Словом, коммунарский Он дух в студенчество привнес. Поехал, созвонясь, в Дулево, Посуды на всех нас привез... С ним все у нас сложилось клево... Поскольку воообще--то все Несли посуду из столовой. Раз месяц к нам во всей красе Входила тетка – и без слова Нахально залезала в шкаф, Брала столовские тарелки, Сопротивление поправ – И увозила на тележке... В девчачьей комнате у нас Стоял всегда мешок картошки. Отец мой обновлял запас С оказией... Короче, ложки Еду находят каждый день... Еще бывали и посылки... Коль голова не набекрень, То даже в нашенской копилке Задерживалось что-нибудь И на воскресные обеды... А хочешь сам – не обессудь, Что щелкают, как кастаньеты От голода твои кишки... Опять Валеркина идея: -- Чтоб нам не клянчить пятачки В финале месяца, надеясь Надежно только на себя, За три с полтиной покупаем Абонементы... Нас любя, Заботою о нас толкаем, За эту цену нам дают Талоны на десяток скудных Обедов, правда – из трех блюд... Вот выход, если в беспробудных Мы оргиях потратим все, Нам на декаду пред стипешкой – Талоны... Слопвл – и спасен! Неубедительны резоны? Трудны начальные шаги В калейдоскопе впечатлений... Татаринова... Береги В душе восторг... Всех поколений Журфаковских звезда, кумир... Ее возвышенное «Други Мои!» преображало мир. Была великой без потуги Себя великой показать... Кучборская собой являла Пример похожий, чтоб дерзать, Творить – своим благословляла Невыразимым колдовством... Читальный зал на факультете... Дедок «портфельный» с озорством На всех известных на планете Каких угодно языках Предупреждает: -- Не курите! Спорторг Смородинов: -- Ах, ах! Он полиглот у нас, смотрите! На что ответствовал дедок Смешно: -- От крокодила слышу! Калейдоскоп, туман, дымок... Грущу и вспоминаю Гришу... В судьбе какой-то перекос, А я во сне его целую... Троллейбус нас к общаге вез, Чудил шофер напропалую... ... Магазин «Весна», Кинотеатр «Литва», Китайское посольство. Улица Дружбы, Кому что нужно... Большой кинотеатр «Литва» С общагой рядышком открылся. И, безрублевая плотва, (Нам Ленин мудростью открылся: Важнейшее из всех искусств, Для нас кино) – вперед и с песней Идем в «Литву» в согласье чувств Увидеть то, что интересней Житейской нашей суеты... Вдруг кто-то мне глаза, как в детстве Прикрыл ладонью... -- Гришка, ты?... -- Конечно, я! – Мы снова вместе. Он возвратился, чтобы вновь Начать завоеванье вуза... Опять меня волной любовь Захлестывает... Нет, чтоб шлюзы Поаккуратней открывать, С возможностью сообразуясь... И мы вокзалы отирать Пошли, встречаясь и целуясь... Он поступил в рабочий класс – Нужны хоть малые деньжата. Жалея, понимая нас, Из комнаты моей девчата Порой исчезнут на часок... Ах, как мы с ним оголодали! Он нежно дышит мне в висок – О лучшем мы и не мечтали... Журфак же требует свое: Когда высокий гость иль гостья, Нас шлют его или ее Приветствовать... Морозим кости У тротуара на краю Вдоль Ленинского, как придурки, Руками машем, «Улю-лю» Кричим... Порой на те прогулки, На демонстрации со мной, Коль удавалось, шел и Гришка. Стоим, затертые толпой, Глаза в глаза... Сильней винишка Его присутствие в судьбе Теплом и негой наполняет... А Гришка... Гришка – вещь в себе... Его, конечно. опьяняет Сознание, что он любим, Он искренен и тоже жертвен... Но ощущенье есть, что им Предел положен, где сюжет им За некой гранью отдан мне Для управленья и развитья... Пока что это чувство мне Дано на уровне наитья... Значок журфаковский -- предел Его восторга и желанья... Как он, на цацку глядя, млел... Сверхгениальное созданье: Две линии внизу – строка – И перышко, мол, что-то пишем... Голь на метафоры легка – И мы истолкованье слышим: -- Строка – как символ сигарет, А в перышке чернеет рюмка, Пера же общий силуэт – Как обнаженная фигурка, А треугольничек внутри, Как обещание интима... Три крупных буквы, только три – А нам за них необходимо На старте биться до крови, И пять годков им беззаветно Отдать... Они к моей любви Ревнивы жутко... Многоцветно В зените чувство... -- На, носи Значок мой, вместо обещанья, Что ты прорвешься... На Руси Все окупаются старанья... Журфак тем временем открыл Подготовительные курсы, Где он одним из первых был, Столичные забыв искусы. В подвале нам машинопись Со стенографией давали, А рядышком они толклись, Приготовишки... Здесь встречали Друг дружку в перерывах... -- Есть Контакт? -- Привет! -- Хочу контакта... -- Ну, Гришка, люди же... Знай честь! -- Ну, как учеба? -- Где-то как-то... Какой любимый мой предмет? Всегда – «великий и могучий»... Коль книжки под рукою нет, То правило сама -- под ключ – и Всем в лучшем виде предъявлю Из фактов языка, сварганив. Я понимаю и люблю Язык, а тех, кто испоганив Его духовность, красоту Словами грязными, как деготь, Отвратны, мерзки мне... Мечту Таю: все нечисть языка издергать, Из речи, как сухой бурьян, Писать, творить высоким слогом, Чтоб сочен был язык и прян... Как счастлив тот, кому дан Богом, Как Бабелю, живой язык, Невыразимо совершенный... А ты тут постигай азы – И пооднимайся постепенно... Воспитывала в языке Нас Бессарабова дотошно. И постепенно в «чердаке» Выстраивается, как можно Добавить красок и огня Писаньям нашим вдохновенным... Неологизмы для меня Открытьем стали... Дерзновенным Талантом обладает тот, Кто новые слова привносит В язык – и слово оживет... Кто отличился в том вопросе, И есть ли правила, как их Слова придумывать и ставить В корреспонденцию и стих? Не ведаю... А чтоб поправить Неведенье, неологизм Исследованья ставлю в фокус Для курсовой... Но весь трагизм, Что нелегко дается опус. Меня Кайдалова ведет В исследовательской работе... Ну, закатала в переплет, Сдаю... Едва ли вы поймете, Как радостно, когда тебя На первых подступах к науке Серьезно хвалят... Всех любя, Ребятам пожимаю руки, Тем, кто поздравили меня... На первой практике всю группу В Пахру послали... Болтовня – Одно, а надо сжато, скупо – И быстро дать материал Академстроевской газете... У нас был с Гришкою аврал... О Лене Голикове эти Кропаем строки в две руки... О пионере? Бригадире Строительства... Там мастерки. Раствор и каски находили В строке местечко для себя, Рисующей сюжет деталью... Перешагнули, вострубя Крутой порог – и новой далью Нас увлекает жизнь... Вперед! Была экскурсия – и Гришу Наш первый курс с собой берет Под Дубосеково... Я вижу, Вернувшись, он устал, продрог... -- Останешься у нас в общаге... В постели Гришка был, как бог... -- Облава! – Ах, мы, бедолаги! Нас явно кто-то заложил: Облава в нашу дверь ломится. Колотят, не жалея сил... -- Откроем, надо подчиниться... Уводят Гришку... А меня – Наутро на разбор в Совете Общажном – гнусная фигня... Потом разбор на факультете... И тут, нежданно для меня, Нас выручает Рыбакова... -- Любовь, товарищи, ценя, Решаем мудро и толково... Разбор закончился ничем, Меня без шума отпустили... Вздохнула я... А между тем Последствия той ночи были... В шестнадцатой, как все, сижу – И вдруг мне что-то поплохело... Из зала спешно выхожу – И в туалет... -- Понятно дело: Беременная... -- Ставит мне Экспресс-диагноз Рыбакова. Я удивилась: -- Вроде не... -- Ты что ли первая? – Такого Не ожидала. Вот сюрприз! Однако все закономерно. За «артистичность» первый приз Конечно, Гришке. Что безмерно Он рад и счастлив, не видать... Но позволяет в исполкоме Мне о женитьбе хлопотать. О регистрации... Ведь кроме Желанья требует Москва Еще столичную прописку. Пришлось понервничать сперва... Я на себе женила Гришку, А он и пальцем не повел... Мы даже свадебку сыграли У Альки Спирина... Пошел На стол коньяк... Его прислали С Кавказа Спирина отцу В тяжелых трехлитровых банках... Что было, в том пошли к венцу... Зачеты... Трепет... Сердце в пятках... Мой папа от повторных спас Облав общажных: комнатенку В худом бараке снял для нас, Где можно стол и кроватенку Поставить... Там была вода, Отдельный вход... Еще чуланчик, А в нем... Находкою горда: Журналы стопками... Журнальчик – К журнальчику – за много лет... -- Гляди: полнейшие подшивки... Потом с нас спросит факультет, Да так, что задрожат поджилки У многих – только не у нас: Заранее перечитали Апдайка, Сэллинджера... Класс! Журнальчики подспорьем стали... Но это после, а пока Мы с Галей – обе – в положенье – Слегка смущаем мужика... Он, Юрий Шведов уваженье Свое оказывает нам – И сам нам Гамлета читает. Вначале по-немецки... Там И по-английски повторяет Великолепный монолог... Сидим с Галиной как две клуши... А он читает нам, как бог, Едва ли кто сумеет лучше... -- Вот, Прозуменщикова, нас Великий чтеньем удостоил... -- Мой это уровень, мой класс, -- Ответствует, – чего б он стоил И как спортсмен и как мужик, Коль поступил бы с нами грубо? Она – с нажимом: « с нами». «нас», Но речь идет о ней сугубо, О чемпионке прошлых лет, Пловчихе, героине Рима... Всех забирает факультет, Всех поднимает явно, зримо... Ученова читает нам Марлен, проводит семинары... Бьют откровенья по мозгам Их Западов, мальчишка старый, И ироничный, как сатир, Компактный, очень артистичный, Чем озадачить, находил – Обычно фразой экзотичной. Один из перлов: -- Он на ней Женился – это ж порно. Пошлость... -- Здесь, мэтр, конечно. вам видней... Но ка же надобно оплошность Исправить эту? -- Надо – «с ней Женился...». Вот – свежо и мило... Чтоб было нам еще смешней, Он отчебучил вдруг нехило: На деревне ветер дует Ветка книзу клонится, Парень девушку целует, Хочет познакомиться... Хохочут все... -- Физкульт – привет! – И он на пятке раскрутился, Лихой исполнив пируэт... Похоже, с кем-то сам женился... 8 марта, день цветов Китайской омрачен атакой На наш Даманский... И нет слов, Такой нас возмутили бякой, Что вся общага поднялась Экспромтом двинулась к посольству... Спецслужбы поняли: не влазь, Дай лучше волю недовольству – И тысячи пошли ва-банк, А на подходе раздавали Бутылки с тушью... даже танк Не остановит нас... Метали Бутылки, в окна чтоб попасть, Просили новые и с жаром Швыряли... Стекла смачно – хрясть! – А мы вв восторженно орали... Милиция хватала тех, Кто рушить здание старался, Хватали на глазах у всех, Лупили тех. Кто вырывался – И отвдили в «воронок»... А отвезя чуток за угол Освоюождали... -- Вот, сынок, Еще чернила... Нам не в убыль, Поди еще разок швырни, Прости, что малость попинали. Политика... Теперь они Не скажут: власти посылали... В Толпе Анптлов и Шарков, Витковский – и его подруга – Шарапова... Любой готов Воздать за подлость своре «друга» Заклятейшего... В эти дни В Москве не встретишь их, надменных С их ханом-кормчим... Вот взгляни: В розетке Мао... Он сверхценным Маразмом осчастливил их, А заодно и всю планету... И этот кот* безумный, псих Ответствен за подлянку эту... * Мао – кот (кит.) ...Всем комнатенка недурна, Но надо ж иногда помыться... В гостях у Марка допоздна... Брат Гришки угодил родиться Лишь только началась война... С отцом увиделся не скоро... Талантов в Марке дополна – Куда там Гришке... Марк и школу С медалью славно одолел, И стал отличным инженером, Вполне в столице преуспел... С его лихим экспромтом-перлом Охотно познакомлю вас... Кривясь, его одобрил Гришка... Стишок коротенький, но класс... Да, младший перед ним – мальчишка: И перенявши дар отцовский, По поэтической стезе Шагает младший Медведовский Григория. Или просто Г. Григорий русый – и в отца, А Марк брюнет – и явно в маму. Порой Грицька берет ленца, А Марк ответствен. Он программу Осуществляет старшинства, Что надо, сделает по дому: Ремонт, готовка... Голова Умнейшая! Ему, такому Пристало б режиссером быть, Художником и дирижером... Искусство знал и мог судить О нем, как профи... Он с задором На представления водил, О цирке знал все досконально. Он, Марк, с Карандашом дружил. Был, словом, в теме капитально. Отца таланты перенял Полнее Марк и всеохватней, Чем мой любимый: рисовал, Пел и играл – и с ним приятней В компании: умом остер Всегда по-доброму, без желчи. Марк хлебосолен, не хитер, Марк не завистлив. С Марком легче... Физвоспитанье на беду Свою не шибко уважала... Физрук: зачета не найду... Он хочет, чтобы пробежала Я километра полтора... -- Но у меня восьмой же месяц! -- И что? Бегите иль игра С журфаком кончена. – Заметить Легко: он вовсе не шутил... И мы с ребенком... побежали, А Гришка рядышком трусил... Так мы зачет завоевали... Еще там логика была... Зачем она – пойму едва ли. Я животом вперед вошла... -- Один вопрос – зачет. Молчали Студенты... -- Экая фигня... Несовместимости понятий Примерчик? -- Логика и я! -- Зачет! Сдала все без изъятий Да, все экзамены сдала, Курс завершила без «хвостизма» И срока своего ждала В Москве... Любви моей отчизна, Нам с ним удачей подсоби: Он взять измором вуз стремится, Я плод ношу его любви – Будь милостива к нам, столица! Живем в Замоскворечье. Вид Из захудалого окошка – Стена монастыря... Сулит Беременность проблем «немножко». Одна из первых – где рожать. Есть роддома и роддомишки, Куда идти – не уважать Себя... Хочу дитя для Гришки Лишь там на свет произвести, Где поприличнее условья, Тем самым и свое спасти И ребятеночка здоровье. Грауэрмановский роддом В столице признан – высшей марки. -- Туда тебя и повезем. Чтоб скоропомощной обманки В момент урочный избежать, В «03» звонить отнюдь не стану... В такси – и ходу! -- Поспешать Куда вам? -- Нам к Грауэрману... Но знаменитейший роддом Как раз некстати на ремонте... -- Куда поедем... иль пойдем? Шофер: -- Дитя не провороньте. Еще одиннадцатый есть – И он в Москве один из лучших Отвезть туда вас? -- Да, отвезть... А есть у них волшебный ключик К отелю теплому во мне, Где обитает человечек? Во я в роддоме, Гришка – вне... А кто родится – чет иль нечет? Как что должно происходить, Я без понятия – впервые. И жду, что позовут родить... А медсестрички разбитные Тряся газеткою, рядят: -- Американцы на Селене... -- И тут нас обскакать хотят! -- Газетку дайте! – Как на сцене Я оказалась в этот миг... -- Да ты, сестрица, симулянтка! Каких тебе газет и книг? Ты для чего здесь?... Эх, подлянка – Отправили меня домой... Через неделю, правда, снова Лечу в роддом, как в дом родной. Теперь здесь все уже знакомо. Одиннадцатый мой роддом... Где? В Шелапутинском проулке... Теперь уже вхожу с трудом, Уже настойчивы и гулки В меня удары малыша. Ребенок хочет на свободу. Уже и разум и душа Его готовы к жизни... Ходу! – Дитя является на свет – Такое маленькое чудо, Несущее Грицька портрет На личности... Дивиться буду: Как сходства точного достиг Ваятель образа дочурки: Чуть-чуть брезгливый губ изгиб, Ужимки те же и прижмурки... Четырнадцать в палате нас. Почти синхронно разродились В одну и ту же ночь... В рассказ Не все сородницы годились. Но об одной упомяну: Из МГУ математичка. Ее в рассказ за то тяну, Ей доверяя некритично, Что в школе посещала класс, В котором и Хрущева Рада Училась... Просвещая нас, Рассказом, искренне гордилась Знакомством супер-ранним с той, Являвшей скромность и характер Прямой, открытый и простой Сатрапа дочерью, чей фатер – Волюнтарист и самодур... А дочь – скромна и не спесива. В кино с друзьями и в Домжур? -- Охотно! Существо на диво Открытое. Без этих всех «Из грязи в князи» -- закидонов... -- И Алексей стяжал успех Газетою у миллионов Не потому, что чей-то зять. Он личность крупного масштаба... Его унизив, тестя взять Сильней мечтал генсек за жабры... Итак. В одну и ту же ночь В конце московского июля – Родили все... -- Ну кто там? -- Дочь! -- Дочь? -- Сына вам хотелось? Дуля! А мне-то, в общем, все равно... Со мною рядом на подушке Святое чудо. Мне дано Отныне жить для сей подружки, Ей отдавая всю мою, Любовь и жизненную силу.... Господь, я об одном молю: Устрой, чтоб счастья ей хватило, Чтоб жизнь была светла, ярка, Чтоб доченька была здорова. А мне хваатило молока... Господь услышал. Как корова. Все ночью спят, а я доюсь – Излишек сцеживаю в банку. Перекормить ее боюсь... Кого? Аленку иль Оксанку? Рассматривался вариант, Что дочку назовем Варварой. Надеждой –(в честь врача) – шармант? В итоге выбрали для малой Брюнетки, мерой взяв контраст, Простое, ясное – Светлана... Григорьевна... Господь не даст Нам ошибиться, верю... Ладно... Удобство – рядом телефон. Здесь у меня и там, на входе... Там Гришка. Ошарашен он Отцовством – и слегка на взводе. Но он, конечно. сочинил Родийно-пародийный опус, Чужие строки начинил, Смешинками, что лупят в корпус, От хохота сбивая с ног... Ко мне его щедевры липнут. Никто запомнить их не мог, А я – без счета... Коль возникнут Потребности. Прошу звонить. Я начитаю их без счета. В них ни словечка заменить Не дам... Ну. словом. Опус – вот он: ... Жена в роддоме. В доме я один Один в буквально-переносном смысле. Под трепетный клочок моих седин, Влезают поэтические мысли. Есенин. Ты жива еще моя девчушка. Жив и я, но только лишь пока. У меня не не просыхает кружка От солидных порций коньяка. А тебе в больничном душном мраке, Часто видится печальный сон. Будто я в парадном черном фраке Привожу любовниц миллион Не грусти, родная, успокойся, Нету миллиона, видит Бог, Не такой уж жалкий я пропойца, Мне пока хватает четырех. Гамзатов. Когда рожденной дочке ты не рад, Жене своей не отбивай печенки, Но старые аварцы говорят, Мужчины все же лучше, чем девчонки. Маяковский Рожать всегда. Рожать везде По десять штук. Не меньше, Рожать – и никаких гвоздей, Вот лозунг мой – и женщин... Его сопровождал в роддом Друг-собутыльник Алька Спирин... И Алька вмОдинцове том Служил, где Гришка... Альку спирит Поэзии крылом задел -- И он экспромтом разразился. В нем Пушкин изнахрачен был. За гранью там. поди, сердился... Зато Альберта та игра, Все эти штучки, развлекали: «Кричали женщины «ура» -- И в воздух лифчики бросали...» Их познакомил Копатков Евгений. В местном гарнизоне Он кульпросветчик. Чтец стихов В военной Одинцовской «зоне» -- (Еще подъем в казармах не был, Еще темнеют облака. Тревожно вглядываясь в небо. Стоят ракетные войска...) -- Для капитана – чистый клад. Ведь у него – свои задачи – И он подыскивал солдат С талантами. С его подачи – (А сам Евгений Копытков – Из Львов-воен-культ-жур-просвета. Как кузница политбойцов Цчилище известно это) -- Сдружились Гришка, и Альберт. И к ним примкнувший Галкин Саша. Из оных каждый – экстраверт... И на журфаке дружба наша – Теперь ввключая и меня Свое находит продолженье... Прошло немного после дня... Светланкиного дня рожденья.... Оформив метрику и все Сопутствующие рутины, Со Светкой –(вот во всей красе Вам ваша внучка) – покатили В родной мне Сахаровский дом, По сути дела – в академку... Здесь мы немного подрастем Пока там Гришка в переделку Вновь абитурную залез. Обязан в этот раз прорваться Иначе всей судьбе – зарез... Обязан сильно постараться... Молила: Всемогущий Бог, Учти семейные моменты... Он сделал более, чем мог -- И Гришка проскользнул в студенты, Используя авторитет Солидной окружной газеты... В итоге – принят... Факультет, Веди нас с Гришкою к судьбе ты... В своей главе он рассказал, Как стартовал в энтузиазме Учебном, как он наповал Кучборскую сразил... Не раз мне И дочке в трудном том году Возил гостинцы из столицы... А я его, конечно, жду, Скучаю... Плавно вереницы Слетают дней с календаря – И месяцы проходят чинно От сентября до января – Проходит года половина – И солнце тянется к весне, И наша подрастает ляля, Небесную отраду мне Даря... С дочуркою гуляя, Я, от столицы вдалеке, О возвращении мечтаю, О ненаглядном муженьке... И. по возможности, читаю... Он, приезжая брал с собой «Зенит» -- и Светкины мордашки Растиражировал... Любой, Увидев, -- Копия папашки! – Вмиг констатировал. А он Был к Светке, в целом, безразличен. Не вдохновлен. Не восхищен. Не рад и сходству. Не типичен Был в этом смысле, как еврей... Прохладность к дочери обидна... Причину поняла поздней: Любил себя лишь очевидно... Ах, эта пятая графа! Однако же не в ней причина, Что мой отец его едва Терпел... Ответственный мужчина Расхлябанности не терпел... Однажды он в Москву нагрянул – За нашу комнатку хотел Хозяйке уплатить... Лишь глянул Во что муж превратил жилье – Хоть сам-то жил уже в общаге, А в комнату пускал жулье Какое-то... Отцу- бедняге Вмиг сделалось нехорошо... Отец, не склонный к экивокам Все зятю высказал – прижег... Отец в семье для нас был богом – Моральным чистым образцом. Таким остался и поныне. И я горжусь моим отцом. В конфликте между ним и Гриней Последний явно был не прав... Но Гришка часто нарывался, Оказывался битым... Здрав Не в каждом пункте оказался... Григорий младший был в семье. Из этого стереотипа Не выбрался... В житье-бытье Столпом, опорой не был. Ибо Сам сильного искал плеча... Я подсознательно казалась Ему – сильней... Мужских начал Ответственности проявлялось В нем мало... Он въезжал на мне Во все удобства, как на рикше... Он юарствовал у нас в семье... А дел-то было выше крыши... Я хлопотала о жилье – Супруг позволил благосклонно. Где жить студенческой семье? Чибиров разъяснял резонно, Что в филиале нет семей, В высотке младшекурсных нету... -- Куда тогда семье моей? Нас трое... Я тогда и Свету В столицу собиралась взять... Мухтар слова роняет скупо... -- Да, что-то видно надо дать... Случайно ль слово «дать» сугубо Он между делом подчеркнул... -- Конечно. дать!. – я повторила... -- Коль так, -- бумагу подмахнул, - Сердечно отблагодарила – И с этою бумажкой нас Несет в Черемушки стрелою. Пока наполовину ДАС Построен. Кстати, той порою Желающих немного в ДАС Переселяться из высотки... Но все устраивает нас: Квадратов двадцать, ванна... Шмотки Удобно можно разложить. Есть место для электроплитки. Здесь можно очень славно жить. Достоинств всяческих в избытке. Квартплата. Прада выше. Но Ведь здесь же полная квартира! Берем. Конечно. Решено! И знаковость ориентира: Та улица, где строят ДАС – В честь телевидения имя Имея, вдохновляет нас... Дом девятнадцатый... Наивна, Пусть вера в знаковость сейчас И нас с Григорием вселили... Тогда еще он был не ДАС. А ДНБ... Ну, словом жили В квартире, точно москвичи... Нам до Октябрьской четверть часа, Потом до Парка поспеши, В метро – и Ленинка – до класса – Бегом... Но прежде для души Прошли с Грицьком по магазинам, Все стройотрядные шиши С восторгом тратя... Не дерзи нам, Ты, продавщица из «Весны»: Примерив, непременно купим. Лишь только с виду мы бедны, Сегодня мы богаты. Будем Бог даст, еще богаче впредь... Нам ДАС’овская жизнь по нраву. Столовая... Кино смотреть – Пожалуйста! Бассейн – направо... Преподаватели живут... Сам Гера Кузнецов собачку Свою прогуливает тут... Взяв ДАС, серьезную задачку Общаги ректор разрешил Для аспирантов, и стажеров И нас, семейных... Где бы жил Наш клан? Пустых, абстрактных споров, Насколько нравствен был Иван Петровский, ДАС перенимая, Не признаю... Был Богом дан, Чудесный этот дом... Впиваю Всей вдохновенною душой Возвышенную атмосферу... Красивый, светлый и большой Наш храм судьбы! Любовь и веру Нам преумножь и сохрани! В конце недели – в электричку – И к дочери... Святые дни! Родную дочку-невелючку, Я нежу, балую... Растет, Что замечаю понедельно... У деда с бабушкой живет, Любима ими безраздельно. Из новых Гришкиных друзей, Я назову сейчас Семена. Учеба этому трудней Дается... Он всегда влюбленно На Томочку свою глядит... Он простодушен и наивен, Доверчив к людям и открыт... И он придумал, как на ниве Культурной можем мы слегка Приварок тощий заработать... В Манеже выставка «Река России»... Входим... Ахать, охать – Нет времени. В блокнот – сюжет, Художник – имя и откуда... И так – всю выставку, коль нет Проспекта-каталога... Чудо. Коль есть подобный каталог... Потом садимся за машинку – И несколько стандартных строк Бросаем, не старась шибко Высоким стилем поражать... «На новой выставке в Манеже Всех продолжает потрясать Искусство земляков... Понеже Художник Н. И скульптор А. Полны любви к родному краю... Московские професссора В восторге просто угорают, Когда на речку О. глядят В изображенье наших мэтров...» Штук тридцать, сорок. Пятьдесят Таких открыток без конвертов Шлем по редакциям страны – И собираем переводы: Где рубль, где трешка... Нет цены Идее... Не ища подхода, Семен идею подарил – И мы успешно выживаем... Другой бы точно способ скрыл. Он – нет. Живем. Не прогораем. Семен фактурою – амбал. Душою – грубовато нежен. Он Тому Мухой называл. В Семене – поэтичный стержень. Его стихи всегда грустны, По чувствам ясны, откровенны – О невозможном счастье сны, О том, что дни людские бренны... Мы жили в ДАС’е, а они, Семен с Тамарой – в филиале, Что далеко... Ценили дни – И никого не приглашали – И сами время берегли – И тесных не было контактов. На факультете лишь могли Встречаться в перерывах, как-то Коммуникационный так Мы дефицит одолевали... Курс – направляющий... Журфак Стал легче нам теперь? Едва ли... Я в группу славную пришла. Здесь аксакалом – Дзялошинский, А совестью ее была – Гафарова... Костяк мужицкий Немногочислен, но силен. Иосифа я называла – В трудах упорен и умен... Пучков Костюня... С этим мало Общаться в группе довелось... И Виктор Левченко – романтик... Девчонки – оторви да брось... Москвички... Что на них ни бантик – То первоклассная фирма – «Березка» или же фарцовка... А платой за нее – тюрьма. Но где-то добывают ловко... Коль перебрать по именам – Вот Таня Савинова... Эта Умна и не покажет вам, Что из элитного букета Она столичного цветок... Вот Халиуллина – богиня Нездешней красоты... Комок От красоты той... Валентина Семенова всегда грустна... Молчанская, Кравчук – Наташи, Как и Алешина... Она Дружила с Бересневой... Наши Милы девчонки и добры... Вот Ира Лесина, лондинка В монистах – не хухры-мухры! – Звездда с изюминкой. Картинка! Она из города невест, Дружила с Савиновой Таней... Вот группа вся, в один присест. Из академки мной и Раей Поополнилась сейчас она, Раиса Кучер плюс Ирина Каганова – еще одна Академическая «прима»... Татьяна Кройтор... У нее Роман с Иосифом, а после Исчезла... Вовсе ничего Неясно... Чьи-то злые козни? Гафарова... Уже о ней, О Наде я упомянул. Ей всех наверное трудней: Училась и семью тянула. Без счета братьев и сестер. Она в кафе посуду мыла. Жалеть не позволяла... -- Вздор, Все хорошо... Она курила Лет с четырех – и не могла И пары высидеть без «соски»... Девчонкам группы всей была Сестрою старшей... Медведовский Меня к ней даже ревновал. Один он должен быть кумиром... Но здесь он малость сплоховал. Ведь он и был мне целым миром, Но пародийность всег потуг На верховенство с ленью вкупе... Я разрываю тесный круг – И нахожу отраду в группе. Гафарова открыла мне Всю прелесть тихой «исторички», Где с книжкою наедине, Рядком сидим, как две сестрички... На Маркса, 20, где журфак Недавно справил новоселье... Светло-то и просторно как! Восторженное впечатленье. И лестницы парадной марш, И баллюстрада, и портреты... Дворец науки этот – наш! И пость другие факультеты Новейший занимают куб, А наш дворец всего прекрасней. Здесь наша школа, дом и клуб, Песнь песней наша -- (басня—басней)... Мне нравится читальный зал На третьем этаже журфака... По коридорам несся шквал... Здесь тишь военного бивака Пред боем... Все ученье – бой, Когда сама с собой фехтуешь. Дамоклов меч над головой. Со всем на свете конфликтуешь, Чтоб двинуться вперед на шаг... По вторникам теперь – военка. Со скрипом отдал день журфак... Мы друг за дружкой – (летка-енка) – Шагаем -- рубим строевым, Что выглядит весьма комично... Но сам предмет... Мы дружим с ним. Полезно это и практично – Повязку ловко наложить, Поставить банки, сделать клизму... По сути учат нас, как жить, Как защищать в бою отчизну. Нас учит Атлантида Гехт. Зеленоглаза, рыжевласа... Ответит четко, как ландскнехт Сержанту – нет ни в чем отказа – На самый каверзный вопрос, На самый стыдный, неуместный... Такой отличный медсанпрос – И обаятельный и честный... Животрепещущий вопрос Касается, увы, аборта... Уже увечья секс нанес Здесь многим... Он стал вроде спорта. Не стану называть имен, Но нескольких подружек знаю, Кем более никто рожден Не будет... Их не обвиняю – Жалею... Отменить нельзя Полов взаимное влеченье. Но будьте мудрыми. Друзья, Друг дружку берегите... Чем я Однажды отравилась так, Что. Кажется. Еще немного – И потерял ба мой журфак. Студентку... Попеняла строго За то, что что попало ем Наставница и научила, Взять снадобье простое, чем Я экстренно кишки промыла – И боль жестокая ушла... С тех пор вся уличная пища В запрете у меня была. И вправду: всюду грязь, пылища... Но, чтобы одолеть печаль, Забыть обиды и потери Мы с любой шли в «Националь» -- А там отличный кафетерий – И наливались кофейком С пирожными... Она, подруга Альберта Спирина, тишком Казнилась, как ей с Алькой туго... Потери были у меня? Пример: у Курского вокзала, Средь белого, считайте дня, Мразь несусветная слизала Мой потолстевший кошелек – В нем деньги на пальто лежали. Деньгами папа мне помог – И вот – обидели. Украли... Мгновенно надя поняла Мою беду – по старинке По кругу с шапкою пошла: Давайте, мол, беда у Нинки... Курс первый научил меня: Пренебрегать физвоспитаньем Нельзя. Пусть даже на коня Запрыгнуть. Хоть со всем стараньем Ни разу в жизни не могла... Но хоть присутствую – и ладно... Спортсменов сильные тела, Мне сбокку наблюдать отрадно... Вот прыгает спиной вперед Андреев Коля... Так красиво! Крутой над планкой перелет... -- Ну, Коль, за зрелище – спасибо! Спортсмен был Шейкна из Мали. Охомутал одну девчонку... -- Откуда, Таня? -- Сахалин... Примчался муж, грозил в печенку Диарре ножик засадить... Везде нешуточные страсти... Бссмысленно любовь судить Мы все в ее полнейшей власти... Журфак, «Таганка» и кино – Вот три духовности опоры... -- «Июльский дождь» -- конечно. но... О нем не прекращались споры... Просмотр для телегрупп... Семен Однажды Гришкой удостоен... Я посмотрела «Расемон»... Журфаковцы в «Россию» строем Шагают... Выстоишь полдня – И попадаешь на премьеру... «Ну. погоди!» смешит меня, Но так, не до упаду. В меру... «Октябрь» -- там стереокино И бутерброды с сервелатом... В Москве всего так много, но Иного не оценишь взглядом. Кравчук Наталья в Дом кино Найдя тропиночку, проходит. Потом рассказывает, но С собою никого не водит. Меня же пригласили вдруг На съемку. Рольку обещали... Но взбеленился мой супруг: Его сниматься не позвали... Был по Каверину сюжет, Фильм «Исполнение желаний»... -- Конечно, жаль, но нет – так нет... Остался миллион терзаний... Предмет идейный диамат, Попортил крови всем немало. Для нас в нем главной из отрад – Преподавательница... Шало В роскошных шубах входит в класс – И их с небрежностью швыряет На стулья. Потрясая нас... Экзамен. Четко отвечает Билет Андрошин. Он уже Активно в «Правде» подвизался. Есть в журналистском багаже – Не раз не два публиковался – С десяток дельных – по сто строк – Оперативных репортажей. Весь курс завидует – он мог, А мы? И вот он в эпатаже Рассказывает свой билет... Всем видно, что диаматесса Симпатизирует и нет Завального в ней интереса... -- А в книге «Материализм И...» -- (дальше – матерное слово) – Как автор осудил хвостизм? Андрошин поглядел сурово, Собрал вещички – и ушел... Но дверь открыл из коридора: -- Кто, кстати, автор-то? – И ввел Тем Ладу в ступор – и не скоро Нервическим она смешком Отреагировать сумела... Идеология мешком Всех пыльным по башке задела... Истпарт преподносила нам Одна премилая старушка. Особо им по головам Нас не долбила сильно... Уж как Боялись этих съездов мы, Их кровожадные итоги Кого – до стенки, до тюрьмы И ссылки доводили многих. А мы шпаргалили... Она Совсем слепою притворялась... Видать, давно и ей цена Ясна ее науки... Жалость Нас к ней терзала: говорят, Что тоже парилась в ГУЛАГ’е... И вот – шпаргалим все подряд... Вот некто книжку не приладил – И падает тяжелый том Да с грохотом позорно на пол... Всех лихорадит: что потом? Истпартчица не глядя: -- Лапа, Ты промокашку подними.... Вздох облегченья дружным хором... Что делать? Часто наши дни Ученья заполняли вздором... А Гришка с первых в вузе дней Доказывал, что он – отличник. Что всех талантливей, умней Девчачий многопестрый птичник Поверил – и уже орет Придурковатая бабенка, На всю общага рот дерет, Что хочет от него ребенка, Как Гришка умного, в очках... Моя же ролька на журфаке – Сидеть тихонечко в кустах, Носить фамилию и знаки Его величия... Ношу... Предмет «Как быть женою Гришки» Пять лет старательно учу Из уст «профессора», без книжки... Есть он – и есть окрестный мир... И можно лишь его глазами Смотреть окрест – ведь он – кумир... Едва ль я этот сдам экзамен... Поэма восьмая. Петр Паршиков Из стройотряда возвратясь, С житейским встретился сюрпризом: Собою явственно гордясь, Похвасталась Любаша призом: Пока в Дединове варил, Клал стены и рулонил кровлю, Здесь исполком вдруг одарил Семейство сказочной любовью. Наш старый дом пошел под снос, А всем, кто в доме обретался, Был спешно ордер сунут в нос – И нам с Любашею достался. При нас, конечно, теща, дочь... Так долго о жилье мечтали, Так было тяжко, так невмочь, Что даже и не выбирали... И вот мы наняли фургон, Какие есть, сложили вещи... Я лезу в кузов, грубо он Рванул – еще бы малость резче – И я бы голову разбил, О длинный болт, торчащий сбоку... Шофер, похоже, пьяным был – Ту дребезжащую коробку Нещадно било и трясло – И я пощелкивал зубами, Мозги мне растрясти могло... Да он куражился над нами, Похоже, завистью томим – И эта зависть объяснима: Живой счастливчик перед ним, А он в сторонке от мэйнстрима, Потока тех, кто разрешил В столице свой вопрос квартирный – И это просто свыше сил – Не насолить... Проезд пунктирный Стучался точками-тире В мозги, ритмично сотрясая... Стоп! -- Все, приехали, харе! – Я из фургона выползаю В морской болезни... Ну, шофер... -- Давайте, разгружайтесь шустро! Неасфальтированный двор – И девятиэтажка... Люстра Со мной покинула фургон, Потом пошли мешки, коробки, Наш старый телевизор... Он Стыдится света... При сноровке, Той, что мне выдал стройотряд, С разгрузкой не подзадержался... -- Ну, что. Петруша, рад – не рад? -- Пока еще не оклемался... -- Не осознал? -- Не осознал... Подъезд наш самый крайний, первый Этаж... -- Здесь надобен аврал: Бутылки, тухлые консервы, Спецовки грязные, бачки Из-под цемента и известки... -- Бытовка здесь была... Сачки Оставили у стенки доски... Как жить нам в горнице такой? -- Да ладно, не сердись, Петруша... -- Совсем, как в песне: нам покой Лишь снится... Навались! Из душа Несу на мусорку цемент, Из спальни – пыльные бутылки... Опять разгрузочный момент -- В прихожей горкою опилки, Полно на лоджии дерьма... -- Ну, новоселье! Не скучаем. Два дня такая кутерьма. Потом везде до блеска драем, Подмазываем по щелям, Подкрашиваем переплеты, Замки меняем... Ну, да вам Известны эти все заботы... А мебели в помине нет... Сперва для дочери кроватку Внесли в квартиру... Был сюжет, Как у Петрова с Ильфом: в хатку Втащили зебровый матрас – На нем с Любашей почивали. Другой – для тещи... -- Ну, не враз... К жилищу долго привыкали... Печатники... Микрорайон Две староверские деревни Сметал с земли... Казался он За гранью Ойкумены... Певни Еще играли нам зарю... Еще в садах напротив дома -- Я с лоджии на ветках зрю, -- Как зреют яблоки знакомо... Не поленился, перешел Дорогу, постучал в избенку... С авоськой яблочек пришел Домой... -- Отличный вкус! Ребенку, Очистив, яблочек натрем... Пусть угощается дочурка... Как можем, словом, так живем... И альма матер так же юрко Справляет новоселье... Нам Дворец чудесный подарили: Простор, портреты по стенам, Парадный марш... Студенты были Тем зданием вдохновлены... Но прежде, чем начать учебу, Повторно мы разок должны Рабочую напялить робу... Картошка... Славная пора... Нас вел Бурмистенко Алеша На подвиг... От дождей плыла, Казалось, почва... Чуб ероша, Он возбуждал в нас оптимизм, И было весело – и мокро... Меня, однако, вскоре из Картофельной ботвы проволглой Изъяли... Вызван в главный штаб Всех МГУ-шных стройотрядов Наш опыт обобщать, масштаб Свершений – но не для парадов – Для улучшенья дела впредь... Пошли студенческие будни... Когда по сторонам смотреть? Ночь на работе, утром в вуз мне... Наш дом от центра далеко. У нас под окнами автобус Под «Кукареку –ко-ко-ко!» Сажает тех, кто сонно горбясь, Столицу едет убеждать В своей лояльности рабочей... Автобусику с час плутать До станции метро... Не очень, Сказать по правде, хорошо. Да что ж теперь, раз поселились... Так в москвичи я перешел. С родными радостью делились... Моя дунайская родня Мне шлет сердечные приветы. Все сильно рады за меня... Жизнь дарит разные сюжеты: В Печатниках АЗЛК Ведет строительство завода... Мечтаю: и моя рука, Ключ повернув, знак поворота Включив, баранку повернет – И все растущее семейство «Москвич» в столицу повезет... -- Смеешься, Люба? Ты не смейся – Однажды будет и у нас Автомобиль! -- Когда он будет? -- Преображаем сказку в быль... -- Езжай-ка на журфак. Остудит Профессор Селезнев, поди, Твои фантазии, Петруша? Да, с Селезневым не чуди... Холодный взгляд, что прямо в душу Тотчас, казалось, проникал, Нас побуждал натужно мыслить, Из нас упорно выбивал Профессор штампы... Ведь отчислить Любого могут, кто зубрит, А вдумываться не умеет И не желает... В душу зрит Профессор... Перед ним немеет Любой столичный острячок – Профессор все равно острее, Легко в словесный тупичок Затянет... В диамате зрея, Способность мыслить в нас растет... Он, иронический профессор, Умело нас к тому ведет, Чтоб мозг включался, как процессор, И был способен выдавать Гипотезы, анализ, синтез... Его бы в лысый целовать За то бугристый череп... Высясь Над нами лысой головой И льдинками очков сверкая, Он был особенный, живой... Ах, МГУ-шная такая Неповторимая среда!... В страну романтиков немецких Ведет Рожновский... Суета Забот и трудностей советских Все отступает перед тем, Что жил сапожник Якоб Беме, Философ-пантеист, систем Мировоззренья чуждый, кроме Той, что стихийно развивал В диалектических беседах Сам, чем влиянье оказал На то, что вызрело в поэтах Немецких после: романтизм... Георг и Шеллинг тоже вехи. Из их исканий родились Идеи пламенного века – И этим факелом зажглись Два светоча эпохи: Гете И Шиллер... Мигом вовлеклись И мы... Забудешь где ты, кто ты... Ты в Веймаре и будто сам Министр о Фаусте читает – И Гретхен через годы к нам, Им соблазненная, взывает... А русский вел у нас Толстой Илья Владимирович... Тоже Мыслитель, светоч с непростой Судьбой... Порой мороз по коже: Он, просвещая в языке, Вдруг на минуту отвлечется И встав, тихонько в уголке, В воспоминаньях унесется В Белград военных строгих лет – И нить протянется живая К тем нашим, чей потерян след, Но чья, на Бога уповая, Страдает русская душа Там, далеко за рубежами, Где русским мысля и дыша, Язык храня, хранились сами... Я с удовольствием ходил На стадион, где главный – Хорош. Наш босс спортивный возбудил К себе вниманье... -- Он мой кореш! – О нем не скажет ни один. Со всеми вежлив и корректен. Принципиальный господин: Сачкуешь? Значит, спорт-директор Не даст зачета... -- Как? -- Да так! И не уговоришь Наума. И, стало быть, прощай, журфак... Он, как ацтекский Монтесума, На территории своей Царит – и на кривой кобыле Ты даже пробовать не смей К нему подъехать... Не любили Наума многие, но все За верность спорту уважали, Причем, не только на Москве... Журфак закончив, уезжали Питомцы в разные края, Спортивной выучкой сверкая, О нем истории граня, Порой при этом привирая – И вот легендою летит Еще одна судьба журфака, До высших – сказочных – орбит Взлетев... Ты заслужи, однако... Семестр разрядку подарил: У нас по вторникам военка. Ждя тех, кто срочную служил – Забава. Для других – маленько – Проблема. Дисциплинкой жмут Салаг преподы-офицеры, Расхлябанности не дают Стать доминантой атмосферы. Вначале много строевой, Потом включают спецпредметы По нашей роли боевой... Пищат салаги. Нами спеты Все песни давние в строю. Мы принимаем всю условность Учебы... Но --« ... легко в бою!» – Крепим свою боеспособность... Рубашка с галстуком сейчас – Взамен военной униформы... Что ж, пусть натаскивают нас... Но бури грозные и штормы Молю, Всевышний, отведи! Дай поколенью передышку, Безбомбным небом награди, Дай автору закончить книжку, Певцу спеть трепетный романс, Студенту – завершить ученье... Господь, дай поколенью шанс Поднять своей судьбы значенье... Семестра творческий итог – Учебной практики творенья. Набрасываю буквы строк – Уверенно и без стесненья. Пишу в газету. Издает Газету военстрой московский. Две-три заметки – и вперед: Семестр – вполне по философски – Засчитан: практика у нас Критерий истины... Зачеты, Экзамены спихнул тотчас, Досрочно... Улеглись заботы... И завершающий аккорд: В москву сестрица Евдокия С Семеном-мужем едет... Горд: Есть где принять родню... Такие Итоги радостны мои: Женат, работаю в столице, Учусь... -- Господь благослови! Не забывай, брат Петр, молиться... Поэма девятая. Иван Калиниченко... В Любимовку – домой... Домой! Где с плеч падут любые грузы, Где и студеною зимой Тепло от добрых душ... Арбузы Там много слаще, чем везде, Там шире Днепр и чище возддух, Там ближе я к моей звезде, Там вообще искристей звезды... Там кукуруза, виноград – Услада и отдохновенье... Все рады мне – и я всем рад... Но отчего в душе стесненье? Душа отравлена Москвой – И тесновато мне в деревне. Мне нужен шпиль над головой... Неторопливей и напевней, Сердечней голоса селян, Но в ритмах я живу московских... Тот, кто Москвою осиян, Тот носит в сердце отголоски На веки вечные ее... Развеяться в Херсон поехал, Но там стеснение мое Сильнее... Право, не до смеха: Меня, как чеховских сестер, Москва неодолимо кличет... Спать лягу – и в меня Моор Своим плакатным пальцем тычет: Ты почему, мол, не в Москве? По радио вещает Брежнев, В моей душе и голове, Что тягою к Москве и прежде Перенасыщена, своим Сентябрьским – о столице – спичем: -- Москву давайте превратим – Со страстным обратился кличем – Мы в образцовый – (хорошо!) – Коммунистический – (допустим, Не важно) – город!... -- Я пошел! – Меня родные не без грусти В столицу отпускают... Есть Однако и формальный повод: Хвост по английскому – и слезть Мне нужно, но важней, что город Меня к себе зовет, манит Всесильно и неудержимо... Москва нисколько не темнит. Она отчетливо и зримо Ошеломляет красотой И в плен навечно забирает, Смущает тайною мечтой, Надеждой тщетной соблазняет. В селе я время не терял: Английским занимался много С учительницей... Но аврал, При том, что требовала строго Та репетиторша моя, Мог снова привести к облому... Альбин предупреждал меня: -- Нажми, Иван, на идиому, -- Я потому не сдал весной, Что игнорировал подсказку... -- Альбинас, поделись со мной Конспектом, чтоб, вгоняя в краску, Повторно не пришила «хвост» Мне Прохорова... Идиомы Я выучил... Был легок, прост Экзамен с ними... И такому Научит университет: Учесть мельчайшие детали С наставниками тет-а-тет... Уж коль особо наставляли, То надо вкусы их учесть – И это приведет к успеху... Не лесть ли это? Нет, не лесть, А уважение... Конспекту Значенье большее придать – И не нужна бы пересдача... Что ж, получилось пересдать... Но есть задача-незадача, С которой нужно поспешить, Пока не начались занятья: Миндалины взялись душить. -- Рекомендую их изъятье! – Рагулин – факультетский врач Из поликлиники при вузе... Не страус – голову не прячь В песок – при этакой обузе Мне не осилить и семестр... А вдруг порежут неумело? А вдруг в больнице нету мест?... Собрался с духом, еду... Смело Себя в больницу номер два Сдаю... Надеюсь, что хирурги – (Здесь не Любимовка – Москва) – Имеют и мозги и руки... Прооперировали... Но, Похоже, взрезали негладко... Боль не проходит... Суждено, Чтоб именно со мной накладка Случилась! Лечат кое-как, Но я подзадержался в койке. Уже в семестр вошел журфак... -- Скажите, доктор, вы – на сколько Меня задержите еще? -- На сколько надо... – Что тут скажешь? Здесь от кормежки впалость щек Все глубже... Как в больницу ляжешь, То сам себе не будешь рад... Но раз я подкузьмил хирургу: Обход профессорши – парад... Все встали перед ней... Придурку – И мне бы встать, а я лежу: Подумаешь, с апломбом тетка, Пред ней все в страхе – просто жуть... Не выслушав, бросает четко: -- На выписку! – Хирург спешит Ей доложить о незадаче... -- Но почему же он лежит? – У теток логика иначе Устроена – их не поймешь... -- Ты почему меня подводишь, Студент? Ее как заведешь... -- Хирург, ты ерунду морозишь: Температура и болит.... Ты мог предупредить однако... -- Не видишь – вон, хромой стоит... Она же злая, как собака – И отыграется на мне... -- Ну, извини, не догадался... -- Тебе-то что, а я – в говне. – Хирург взаправду обижался. Ну, здесь и нравы! Просто шок От хирургической мегеры... А обо мне пошел слушок В больнице: мол, мои манеры Отбили тетке аппетит... Влетают «белые халаты»: Кто злобно на меня глядит, Кто восхищенно... Два медбрата – Те прямо к койке подошли: -- С нас причитается... Уважишь?... Вы б догадаться не смогли Про эти нравы... Что тут скажешь? В два раза дольше, чем других, Меня в больнице продержали... А что пошло не так у них, Конечно, мне не рассказали... В итоге все же зажило – И я отпущен из больницы В общагу... День за днем пошло Привычное... Другие лица Отныне в комнате моей: Семен, Байорас и Виталий Смирнов из Рузы... В беге дней Мы книги важные читали Вгрызались в толстые тома, Премудрость впитывая жадно, Глотали пищу для ума... Не все понятно... И досадно, Но мы стараемся понять... Тут москвичата забузили. Истпарт-профессоршу донять Хотят: вопросы засквозили, В которых виделся подтекст Антипартийно-несоветский. К примеру, про двадцатый съезд... Доклад Хрущева, неизвестный В стране Советов до сих пор, Опубликован за границей. Кто переправил «за бугор», Осталось тайною страницей Неведомых шпионских игр... -- Зачем скрывают от народа? – На перекрестье взглядов-игл, Профессорша, не зная брода, Сочла за лучшее, вспылив, Аудиторию покинуть... Мэтрессу снова разозлив, Вторично ей вопросик двинуть Посмели острый москвичи: -- Куда ВКП(б) глядела, Когда фашистов тягачи Стояли у границы? Смело Мальчишки правду режут в лоб... Растеряна истпарт-мэтресса – И снова убегает, чтоб В итоге этого эксцесса Наш курс огульно шельмовать, Обеспокоив зам. декана. К ней стали старост приглашать. Комсоргов и профоргов... Странно: Декан остался в стороне, А разгребает заварушку – (Как активисту, там и мне Досталось – подставляй макушку) – Марина... С Ясеном тандем У них: Засурский, значит, добрый, Марина, что известно всем, Строга безмерно... «Аки обры», Погибнешь под ее стальным Холодным взглядом... Ох, Марина Ивановна! Пред ней стоим, Глава у каждого повинна, Она нас жучит, как щенят, Всем исключенье обещая... -- А самых смелых приструнят... – С намеком... Вырваться не чая – (Страх въелся в гены... Много лет В том страхе вся страна советов . Ведь могут волчий дать билет... Какой резон пропасть за это Мальчишеское баловство?... -- Короче, весь актив в ответе. Вы -- прекратите шутовство Крамольное на факультете. Не то – увидите: тотчас Начну репрессии. Без шуток. Причем, начну их прямо с вас. В течение ближайших суток Угомоните мелюзгу... Идите... -- Провели собранья По группам... Смертную тоску На всех нагнав, до основанья Всех напугали крепко... Нам, Чтоб прекратился балаганчик, Другую шлют истпарт-мадам... Старушка, божий одуванчик, Сама знававшая ГУЛАГ, Мудра наивной добротою... Ее все любят... Весь журфак Ее считал почти святою... Мила старушка и светла... Московская шпана отвяла, Ее обидеть не могла... Нас Козочкина обаяла... Она нас в Горки привезла, Где Ленин в странном заточенье В болезни изошел дотла По результатам парт-леченья, Где Сталин – главный диагност... Нам показали, здесь вот умер Великий вождь, что был так «прост. Как правда...»... Правда, главный юмор, Что сифилис вождя сгубил, Подхваченный у проститутки В Париже... Ясно, вождь ходил Налево, а такие шутки Опасны... Я нашел в саду Ту лавочку, где вождь на фото Поглаживает шерсть коту, Сидит со Сталиным... Зевота... Но Козочкина к нам мила, Заботлива, неагрессивна. Мне очень сильно помогла, За что особое спасибо: Нашла лекарство для сестры: Я по аптекам собирался... -- Заботит что? – Глаза остры... -- Велит, чтоб даже не пытался... Пообещала, что найдет Сама... Нашла и принесла мне... Лекарство редкое спасет Мою сестру, и с сердца камни Свалились... -- Ваня, к нам Гэс Холл Приедет... -- На журфак? Сегодня?... – Американец входит в холл, По лестнице идет свободно На галерею, где стоят, Здесь несколько часов дневаля, Профессора, студенты – в ряд, На коммуниста зенки пяля – Американца... -- Зоосад, -- Наверно думал гость заморский... Ну, поглазели – и велят Всем разбежаться... Ладный, броский, Подтянутый... А как одет! Как энергичен и спортивен... А наш-то шамкающий дед Уже народу стал противен – И анекдотики пошли... На иноземцев я не падок. Ведь в вузе каждый день могли Любых встречать – и в них загадок, Как ни гляжу, не нахожу... Я со ступени абитурской С двумя индусами дружу – Просветом в напряженно-тусклой, Однообразной, как бетон, Студенческой моей житухе... Был Саха невысок, умен... Неловкие мои потуги Болтать на инглише индус, Услышав, подсказал, как надо... Позднее мы вошли во вкус... Их сочинения в порядок Я помогаю привести, Они мне переводят... Вместе Гуляем... Стали нас «пасти» Филеры, удостоив чести Шпионской... Ну, переживем... Индусы приглашают в гости... Индийский чай неспешно пьем... У них журналов тьма... -- Ну, что ж ты – Бери, пожалуйста, читай... -- Верну... -- Нет, возвращать не надо: Прочтешь – товарищу отдай... -- На русском? «Индия»? – Отрада: Отличный глянцевый журнал – И иллюстрированный славно. В руках такого не держал... Ну, а Семен, поди, подавно... Я в нашу комнату принес – И на столе его оставил... Семен в страницы сунул нос – И замер... -- Это против правил, Семен, ведь я принес для всех, А ты журнальчик-то зажилил... Нехорошо... Впадаешь в грех... -- Он мне нужней! Вы прежде жили Без йоги... Я всю жизнь искал Ее – и вот она, в журнале: Йог Редди «лотос» показал, «Орла», «змею»... -- Да ты вначале Усвой, по крайности, азы... -- Литературы нет по йоге... -- Ну, что ж, бери... Да хоть скажи Спасибо... Он поклон глубокий Без смеха мне изобразил... И до рассвета поднимаясь, В холл с одеялом выходил, Где руки-ноги гнул, пытаясь Те позы повторить, что йог Показывал в моем журнале... Вначале – ничего не мог, Но постепенно гибче стали Суставы – и однажды он Сумел усесться в позу «лотос»... -- Однако, ты упрям, Семен... -- Ведь йога – это целый космос, И я себя в ней обрету, Она душе и телу – праздник... Спасибо, что помог мечту Осуществить журналом...— Разных Событий, наблюдений, дней Калейдоскоп... Моих индусов В Абрамцево свезли... Моей Задачей стало от искусов Банальности очистить их Студенческие сочиненья О той экскурсии... -- Твоих Восторгов «липа» без сомненья Лишь ухудшает русский слог... Ты просто нарисуй картину. Пусть будет слог нейтрален, строг, Тогда, читая, я покину Реальность – мысль перенесет Меня в оазис Подмосковья, Где век тургеневский живет, Куда съезжались для здоровья Аксаков, Гоголь и Серов, Тургенев, Суриков и Репин... Не надо вовсе громких слов. Будь прост и точен. Так зацепим Читателя сильней, верней... Я лишь чуть-чуть вам стиль поправлю Вот здесь и здесь... Теперь твоей Работе – (кстати, озаглавлю Ее «Оазис старины». Перепечатай на машинке) – Теперь уж точно нет цены... Да постарайся без ошибки – И вознесут на пьедестал... -- А чем тебе поможем, Ваня? -- А мне статью из «Морнинг Стар» Переведи... При всем старанье -- Здесь заковыристый язык – И словари не помогают... Преподавательницы бзик – Дает, что потрудней... – Читают Индусы... Разъясняют мне... Взаимопомощь наша сила... Библиотека... В тишине Читаю Шиллера... Красиво – И сильно... Если б не журфак, Едва ль бы прочитал шедевры... Но труд души нелегок... Так Напряжены мозги и нервы, Перелопачивая мысль Великих, уминая в душу Их чувства тянут мощно ввысь... Я с ними поднимусь, не струшу, Не отступлю... А Мухамед – Сириец, славный однокурсник, То приглашает на обед В посольство, то пирожных вкусных, Не наших принесет сюда – И назначает кофепитье В честь праздника... Хоть иногда – Бывают вкусные событья... Крепчайший кофе пьет араб, И нас таким же угощает – Шибает в голову... Не слаб Напиток... Чашечка вмещает С наперсток, выпьешь – и в разнос Помчится сердце – непривычна Такая крепость... Перекос Привычек... Все равно – отлично... Сюприз устроил факультет: К нам приглашен Сергей Борзенко – Герой-коллега грозных лет... Мы на Героя пялим зенки, Что нам рассказывал Герой? Еще мальчишкой-фабзайчонком Кропал вечернею порой Заметки... Их старался четким, «Печатным» почерком писать – И в харьковскую нес газету... Когда впервые прочитать «Борзенко» в ней, минуту эту Пацан счастливейшей считал... Потом заводам «Свет шахтера» И «Серп и молот» время дал Себя подзакалить... А скоро Вечерником-студентом стал, Но продолжал писать заметки, Друзей-рабочих прославлял Он словом искренним и метким... Едва он получил диплом, Был сразу приглашен в газету. Служил мечте своим пером... Писал о ДнепроГЭС’е... Эту Статью как раз не дописал... Война... Армейским военкором Он отступал и наступал... С энтузиазмом и задором С бойцами на передовой В атаку рвался из окопа... В огне кромешном всё живой – Хранит судьба за то, что трепа Хвастливого не допускал, Писал о том, что знал и видел, Не лгал и славы не искал... За то, что долю не обидел, Ему послала звездный миг... С морскою пехотою в десанте На крымском берегу возник Майор Борзенко... Вот и встаньте С ним рядом... Крик: -- Комбат убит! – А он, Борзенко, при погонах, По званью старший... Бой гремит... -- За мной! – кричит майор. В иконах Момент бы этот показать Святого доблести порыва... Как журналист сумел воззвать К солдатским душам... Залпы, взрывы, Но батальон летит вперед, Его команды исполняя... Отряд десантный немцев бьет, Плацдарм надежно занимая... С командованьем связи нет... Но журналист в свою газету На лодке переслал пакет... Редактор вмиг заметку эту В ближайшем номере дает... Из той заметочки начальство Лишь о победе узнает Десанта... Вот такое счастье У репортера на войне: Быть первым «с лейкой и блокнотом» -- И не остаться в стороне, Когда нужда – за пулеметом Залечь и бить врага в упор, Поднять десантников в атаку... Сумел бы я вот так? На спор: Сумел бы! Видимо, журфаку И нужно, чтоб такой вопрос Себе любой негромко задал Не понарошку, а всерьез... Чтоб духом журналист не падал, А к трудной был готов судьбе, Сергея подвиг взяв примером, Ориентиром в той борьбе, К которой нам, как пионерам Всегда готовым надо быть... В любой оказии и месте, Всего превыше жизнь любить Однако не превыше чести... Пришел с Героем на журфак И легендарный композитор Модест Табачников, земляк Утесова – из одесситов... Узнали мы, что это он Создал «Жемчужину у моря». И этой песенкой пленен, Причем, и летом и зимою, Весь ресторанный люд – всегда, В Москве, Одессе, Ашхабаде... -- Текст мой неловок—не беда, Кому, скажите, Бога ради, У песни интересен текст? Но репертком до основанья Велел перелопатить... Есть! – И получился «Дядя Ваня...» Маэстро нам негромко спел, Мотивчик выводя веселый – И знакомое узрел – «Жемчужину»-то знал со школы: Дяля Ваня – хороший и пригожий, Дядя Ваня – всех юношей моложе... Ах, Одесса – жемчужина у моря, Ах, Одесса, Ты знала много горя... А после началась война – И композитор был на фронте, Когда услышала страна «Давай, закурим...» -- -- Вместе пойте! Мы подхватили «Об огнях – Пожарищах...» -- и будто сами На Южном фронте мы в боях... Взволнованными голосами Мы песню правды о войне Поем с участником сражений... О чем она? Понятно мне: В ней сгусток братских отношений Меж теми, кто плечом к плечу Идет в последнюю атаку... За эту встречу я хочу Сказать сердечное журфаку Спасибо... Вызвал интерес Ответственный типаж из МИД’а... Все разъяснял детально без Стыдливых недомолвок... Вида Не делал: дескать, все секрет, А как товарищам поведал, В чем, где успешны, где-то – нет... И даже малая победа По дипломатии важней Больших побед на поле брани... Мы видим в «ящике» вождей: Они сулят друг другу пряник, А держат кукиш за спиной... Но даже факт переговоров – Уже победа... -- Но покой Лишь снится... Антиподов норов – Коварство... Словом, вечный бой... Стол кругл, но с острыми углами – «И рано нам трубить отбой...» -- Так взвейтесь, соколы, орлами... Здесь есть о чем поразмышлять... Намек, что их отряд орлиный, Возможно, будут пополнять И нами... Путь, однако, длинный Еще проделать предстоит По коридорам альма матер... Та встреча – знак: журфак сулит Кому-нибудь большой фарватер... Штурм мозга десять раз на дню, А по утрам – физподготовка... Впервые встал здесь на лыжню, Сперва, конечно, шел неловко, Но я осваивал и шаг, И спуск с горы, подъем на взгорок... Наш физкультурный «падишах» За спорт нам не сулит «пятерок» -- Ведь он же – профи – и смешны Науму наши достиженья... -- Но вы по крайности должны Не пропускать – и быть в движенье, -- Тогда получите зачет... – Прогульщикам сулит проблемы. Уж он захочет – допечет Любого... Вот и ходим все мы На физкультуры по утрам. И раскрасневшие, с мороза – На политэк... Досталась нам Контрастная метаморфоза: С лыжни – в скучнейший «Капитал»... Маркс с Энгельсом, конечно, доки – И я упорно их читал, Но до мозгов моих пророки С трудом доталкивают мысль, Хоть и с румянцевским буксиром... Но у меня в мозгах сплелись В клубок науки... Ну, всем миром Понять стараемся до дна Фундамент империализма... Сложна наука и темна... Не оттого ль великим признана Тот кареокий бородач, Кто эту выдумал науку?... Хоть матери его, хоть плачь, А конспектируй, пусть хоть руку Охватывает писчий спазм, Но нет конспекта – нет зачета. Выкапывай энтузиазм, Пиши, учи – одна забота... Я из читальни вечерком В общагу утомленный еду... Последний километр – пешком... Вот здесь-то и встречаю Свету... Мне эта девушка мила – И ревность подступает к сердцу: Ведь где-то допоздна была Да с кем то, подсыпают перцу Мне в душу встречи с Назарюк... Вот будь я чуточку богаче, Ее б не выпустил из рук... А денег нет – и все иначе... А в смысле творческом семестр Необычайно плодотворен... Подумал: кто из наших мест Был в достижении упорен Предназначенья на земле? Текстолог знаменитый Бонди? Отличная идей! Мне, Имевший в личном книжном фонде И «бондиану», книги дал Геннадий Красников, сокурсник – Поэт... Я книги прочитал... Изюминок в них столько вкусных Литературных отыскал... Решил на встречу напроситься... Андрошин Саша помогал Вопросник сделать... Согласится – На встречу – умные задам Вопросы о литературе, К херсонским возвращу годам, К исследовательской фактуре... Найти непросто земляка, Но отыскал и дозвонился... -- Вы из Херсона? Жду... Пока! – Легко на встречу согласился... Я в Переделкино спешу... Почти восьмидесятилетний -- А взгляд задорный... Я прошу Ввести в литературоведный Замысловатый детектив, Что дал великие находки В набросках пушкинских, открыв Умышленные загородки – Их сам поэт соорудил, Чтоб защитьться от доносов, Цензуры, что лишала сил, Оставив множество вопросов. Код Пушкина мечтали вскрыть Допрежь литературоведы... Но нужно было Бонди быть, Лишь он добился здесь победы, Когда еще студентом был Санкт-Петербургского ист-фила... Сам Бодуэн его учил Де Куртене. Немало было Еще великих рядом с ним Исследователей-ученых... Он Блока знал, им был ценим, Был из когорты посвященных В секреты слова – и творил, Читая Пушкинские строки, В них смысл неявный находил... Бесценные давал уроки Мне Бонди этим интервью... С улыбкой вспомнив, как в Херсоне, На школьную стезю свою Вступив, вдруг оказался в зоне К нему куражной нелюбви Словесника... За что? Неясно... Слободский некто виз-а-ви, В глаза, а также и заглазно Его бездарным называл – Видать, завидовал авансом... А я вопросы задавал Андрошинские, редким шансом Всецело пользуясь... Потом Цикл очерков моих о Бонди В Херсоне дали... Все путем... И цель видна на горизонте... Не комом первый блин, ура! С кем повторить удачный опыт, Чтоб слыть кудесником пера? В себе услышал тихий шепот: Латынина Лариса... Да! Звездою города Херсона Она осталась навсегда... Писать о ней – вполне резонно... Опять Андрошин мне помог: Он двадцать сочинил вопросов... Вы спрсите: а сам не мог? Да мог, не столь я стоеросов, Но Сашка опытней... Его Вопросы в репортерском стиле – И рад помочь. Так отчего Отказываться? Мы дружили С ним с первых факультетских дней, А он публиковался в «Правде» -- И дельные вопросы мне Составил... Быстро разузнал, где Живет херсонская звезда... Договорился с ней о встрече: -- Ваш точный адрес?... А когда?... -- От универа недалече... И вот пришел... Глаза – в глаза... Лицо – на тысяче портретов Сияло – и забыть нельзя... Из мировых авторитетов Гимнастики едва ли кто, Латыниной авторитетней... -- Херсон-то помните? -- А то! Мне часто снится город летний... Счастливый город детских лет Я никогда не забываю, Как школьницей хожу в балет... Но он закрылся... Уповаю, Что в школьный хор меня возьмут... Но тут вмешался первый тренер: -- Скажите: ей не место тут, Мол, хору нужен бас и тенор, Зато девчонок – перебор... Ведь прирожденная гимнастка... -- Ступай, тебя, Лариса, в хор Не примем: голоса окраска Не та, что в хоре нам нужна... Иди в спортсекцию, подруга, Талант оттачивай сполна. -- Гибка девчонка и упруга, Свой дар использовав сполна, Она в гимнастике достигла Вершин – и что-то не видна... Ей равная... Она привыкла К вниманью прессы... Интервью Давала раз, наверно, двести... Победу главною свою Она завоевала вместе С дочуркой Таней... Та на свет Явилась в ранге чемпионки... Представьте: первенство в Москве... Никто: ни тренер ни девчонки Не ведают: Лариса ведь Беременна!... Вот так и стали Под флаг и под оркестра медь Победными Лариса с Таней... Всего медалей больше ста, А восемнадцать – олимпийских – И девять золотых... Мечта Из тех, осуществимых, близких, Казалось, у нее была: Стать после спорта журналисткой... И опыт был – она вела Спортивный репортаж... Солистой Была бы первоклассной в нем – И голос звучный, опыт личный... -- Ну, не сложилось... Но живем, Как прежде, в спорте... – Путь отличный!: -- Я – тренер сборной, -- Вновь мою Статью печатают в Херсоне... Овладеваю интервью – Во вдохновенье, как в озоне... Когда был дома у звезды, Приметил чудо-телевизор – Кинотеатр! И с полверсты Кино посмотришь... Просто вызов! -- Его мне подарил Фидель. – Заметила Лариса кратко. Звезда и ныне, как модель... Не женщина – мечта! Загадка: Как удается им кранить Красу и юность, этим дивам? Мы не умеем их ценить... Дай Бог им, юным и красивым Безоблачных счастливых дней... По коридору – «летка-енка»: -- Раз-два, раз –два! Кругом! Ей-ей – Обрыдла мне муштра... Военка... Нас учат карты рисовать... «Мы» -- красным. «неприятель» -- синим... Как стали карты раздавать... -- Вот это да! – На картах видим Германию! Да те места, Где отслужил на службе срочной... Я присмотрелся. Неспроста На картах тех детально, точно Все выписано... Узнаю Я каждый холмик и тропинку... Обрезанную колею, Разбитый боьбой дом... Картинку Та карта полная дает... Вот кто-то ж приготовил карты Не зря для нас такие... -- Вот – Тебе, коль прежде там бывал ты, Иван, военная стезя Приуготовлена, похоже... Годишься в кадры... -- Мне нельзя... Как вспомню, так мороз по коже. – Полковник все не отставал, Хотел, чтоб дал согласье в кадры, Впрямую нагло вербовал, Льстил: -- Хорошо рисуешь карты... – Я отбивался... Не хочу Влезать повторно в униформу. Не для того здесь все учу... Мозгам с душой хватает корму, Для пониманья: не моя Стезя армейская, чужая... Нет, не желаю жития Казарменного... Раздражаю Полковника упрямством... Пусть. Перетерплю его наскоки... Я – журналист. Мой – этот путь... А все ж – спасибо за уроки... Чем дальше, тем учеба мне Все интереснее – и с жаром Грызу науки... Я вполне Успешно по газетным жанрам Прошелся... Все мне по плечу, По вкусу: фельетон и очерк... Себя попробовать хочу В любом, свой обретая почерк И стиль... А дни летят, летят... Вновь сессия штормит... Зачеты – Проверка воли... У ребят – Свои подходы... У кого-то Шпаргалки... А правдист-дружок Румянцевой сюрприз готовит: Давнишний разыскал Сашок Ее учебник... Он буровит Такую на зачете дичь, Что уши вянут. Он – недаром, Что прочим нелегко постичь... Профессорше: -- Я вам подарок Припас, -- и книгу достает... -- Откуда? У меня такая Пропала... -- Саша, вам зачет! -- А мне? Я, Саше помогая, Вам эту книгу добывал... -- И вам... Ну вот – и я с зачетом. А намечался ведь провал... Помчался за каким-то чертом Я перед сессией в Херсон... Обратно еду... Тут цыгане Толпою влезли в наш вагон, Промчались вихрем – и пока не Мы до Москвы не доползли, Я не заметил, что ботинки Мои с цыганами «ушли» -- Такие козни и запинки Порою строит нам судьба... Мне не в чем на зачет поехать, Нет лишних – бедность, голытьба... Мне, право, вовсе не до смеха... Пришлось в общаге занимать... Румянцевой советик кстати: -- Не надо ныть. Одолевать Учитесь трудности... Создатель Шлет испытания тебе, Тому, кто их преодолеет... В преодоленьи и борьбе Сильнее станет, поумнеет... Поэма десятая. Виктор Петрович Мастеренко Пскопские, из Великих Лук Геройский маршал Рокосовский – И обладатель сильных рук, Я, полутяж, студент московский И тренер – выбирай на вкус... В Москву переведен их Фрунзе Минуя даже первый курс... Ну, чем не радость маме Фрузе? Сам, без подмоги, одолел Все на пути в журфак барьеры – И вот туда, куда хотел, Пришел ведомый силой веры В предназначение свое... А город, тот, где я явился На мирное житье-бытье, Где я в сороковом родился, -- Он стерт войной с лица земли: Сожжен, разбит в труху и пепел... Лишь древней крепости валы – Пришли по эстафете... Светел, Он, возрожденный из золы, Как Феникс из забытой сказки, Открыл мне тихие дворы, Холмы под зимние салазки, Тот город, где до двадцати Двух лет я жил в мечте о добром. Семья простецкая... Расти Пришлось мне в голоданье долгом. От города в полсотне верст – Шерстинино – деревня мамы... Когда на город из-под звезд Упали бомбы, деток малых Схватили мама и отец – В Шерстинино от бомб подале... Ну, я-то вообще малец, Сестрица девятью годами Постарше, Анатолий, брат – Пятью... Отец, Петр Тимофеич, На фронт без промедленья взят... В лихие дни семейный светоч, Семьи опора – наша мать Особо не возилась с лялькой. Сестрице Нине исполать: Она мне стала верной нянькой... А Фруза Дмитриевна, мать – В трудах – их на селе без счета – Семейству надо выживать – Одно спасение – работа. В трудах и бабушка, вдова Неутомимая Мария Терентьевна Туманова... Смерть деда Дмитрия впервые Уроком жизни стала мне... Был мал, но первую утрату Я осознал уже вполне: Как взрослым, как сестре и брату, Мне тоже деда Митю жаль. И плакал я о нем, ушедшем. И в сердце детское печаль Вошла и стала жалить шершнем... Фашист над нами лютовал, Два года измывался дурно... Потом мы пережили вал Освободительного штурма... Не дали городу наград, Героя он не удостоен, Но он, как малый Сталинград С врагом сражался, город-воин. В июле захватили град Фашисты – и два дня держали. Но ополченец и солдат У немца город отобрали. И тридцать три жестоких дня Великолукский пункт опорный Под валом стали и огня Сопротивлялся силе черной, Тем помогая всей стране В тылу наращивать резервы... Запнулся враг на этом пне, Растратил силы здесь и нервы. Потом сюда сместился ад: Фашисты убивали пленных, Гражданских с ними всех подряд... Десятки тысяч убиенных Безвинных великолучан – Великомучеников битвы. Враг их от жизни отлучал – В их память вознесем молитвы. Но было им отмщенье. Враг Был окружен здесь и задушен... В селе-то нашем – кое-как, А город был в щепу разрушен... Здесь шли жестокие бои, Как следует из старых хроник. В атаку воинство вели Комдивы Дьяконов и Кроник. Подбрасывал резервы враг, Стараясь задержать атаку, Но вскоре взвился красный флаг Над валом крепостным однако. И генерал барон фон Засс В подземном бункере захвачен. Пришел отмщенья грозный час, Повержен враг – а как иначе? На запад отдалился фронт Перекатилась канонада Над Ловатью за горизонт... Еще неделя и декада – И сорок третий год прошел, Страна напружила усилья... Рефрен: все будет хорошо – Себе внушала вся Россия. Но где за лавами огня Еще неслась на стенку стенка, Шел в бой похожий на меня, Петр Тимофеич Мастеренко, Крепыш, пехотный старшина... Отец войну закончил в Польше, Огнем испытанный сполна, Пришел живой – чего уж больше Желать, когда в любой избе По всей деревне плачут вдовы... Отец вернулся... Знать, к судьбе Моей Господь особо добрым Был... Я отпущен погулять В обновках и с губной гармошкой... Спешит деревня поздравлять: -- Дождался папу, Витя-крошка? -- Ага, дождался... -- Ну, сыграй! Коль праздник, пусть звучит музЫка... Играю – и из края в край Летит над звуками улыбка – И слезы орошают взгляд... Семья прощается с деревней. Отец отстраивает град Над Ловатью... Геройский, древний, Внесен он в список городов Приоритетной новостройки... Отец не пожалел трудов – И в пропотевшей гимнастерке – Срубил с товарищами дом На улке Революционной. Все детство пролетело в нем... Семья была традиционной: Отец – кормилец. Он -- в трудах, А мать – очаг в дому хранила. Когда являлся патриарх, Обед готов... Всегда кормила Отменно. Разносолов нет, Но есть картошка, слава Богу, А, значит, в доме есть обед... Ну, поднимались понемногу... И город поднимался. Он Был центром области объявлен. В нем инженерный батальон Орудовал среди развалин, Давал строителям простор. Военопленные копались В руинах... Кайла, лом, багор, Лопаты, топоры, ломались Перетруждаясь день-деньской, Но горы мусора и пыли Легли в овраги. Их землей Из рвов фундаментных укрыли – И встали первые дома. Кто уцелел, тот возвращался. Ногтей раздавленных кайма – В те дни кто с травмами считался? А труд сраженью был сродни, Но из руин вставал мой город, Надеждой наполняя дни, Превозмогал нужду и голод... Все при делах... Но вот и мне Сентябрь сигналит колокольцем. Класс.Парта. Зайчик на стене. Учительница... Добровольцем Напрашиваюсь почитать Страничку букваря... Читаю... -- Спасибо, Мастеренко, «пять»! Отметку первым получаю Уже в свой первый школьный день В семидесятой жел-дор школе... Читаю -- стало быть – не пень... Учиться интересно что ли? -- Учеба изощряет ум, -- Учительница наставляет. Красивая... На ней костюм Английский, строгий. Лишь сияет На черном фоне белизной Манжетов кружевная блузка. Она улыбчива со мной. С улыбкой школьная нагрузка... Уже не так и тяжела. Учительница Веселова Умна, добра и весела – И всех наук первооснова Дается вдохновенно нам. Она, наставница Тамара Сергеевна своим словам, Конечно, знала цену... Мало Встречалось в жизни мне людей. Которых так хотелось слушать. Так воодушевлять детей Умела, веру не нарушить В них в то, что взрослые мудры... Учительница возввышала Сердца и новые миры Нам упоенно открывала. И мы узнали от нее, Как замечателен наш город, Про стародавнее житье Здесь древних кривичей, а Ловать – Маршрут походов «из варяг Да в греки» через семь излучин Определяла... Видно так Путь перегибами измучил, Что луки в лоции вошли, С определением – великих. Мой город рушили и жгли Не раз враги: то ярый викинг, То озлобленные князья Коварные соседних вотчин. Заставам, значит, спать нельзя, Настороже стой, город-воин. Первоапостольный Андрей Здесь проповедовал словенам Быть всех отважней и храбрей, Не посылая страх по венам. Впервые в летописях град В двенадцатом отмечен веке. Заставы города стоят Чтоб в разорительном набеге Споткнулся недруг о него... И не случайно Рокосовский Отсюда родом: естество Влил в Костю город наш по-свойски Бойца с великою душой... В час испытаний дал отчизне, Град, оставаясь небольшой Но важной крепостью для жизни И обороны всей страны, Стоял оплечием столицы. Его отваге нет цены. Град издавна берег границы, Был костью в горле для врагов... Отсюда войско выступало Царя Ивана... Град готов Свой полк поставить под начало Надежи – грозного царя, Громить поляков и литовцев, В плен басурманов не беря, Калечить рыцарей-ливонцев. Град славу вечную стяжал: Он от баториева войска Москву отважно защищал. И клики – «Не сгинела Польска» Бесстрашных великолучан Лишь раззадоривали шибче Град градом метких отвечал Стрел гордым ляхам, а на сшибке Рубился, щедро кровь лия Свою и вражью в речку Ловать... Являлся в здешние края И Петр-царь ушицу лопать... Уха понравилось... Потом Преславный математик свитский К царю явился с чертежом Фортеции... Ее Магницкий Леонтий видел земляной... Указ был царский – и солдаты Трудились осенью, весной, Сооружая вал покатый На десять с лишним саженей – На двадцать два примерно метра... На гребне вала, в вышине – Стоять орудиям – и метко По неприятелю палить, Валя шеренги нападавших, Чтоб неповадно им шалить – И отступали, зная наших. (Валы той крепости стоят Над славной Ловатью поныне, Масштабом восхищая взгляд...) Позднее, при Екатерине, Был гербом осчастливлен град: Три лука на червонном поле. Екатериниский диктат -- В ее самодержавной воле Генплан уездный утвердить: Где, быть прошпектам и бульварам, Где – площадям и чем мостить, Где быть мостам и тротуарам... Та планировка до сих пор Сохранена в центральной части... Трудились кельма и топор – И горож выползал из пасти Разрухи, после многих войн... В войну двенадцатого года Был русской базой тыловой... Но ополчение народа Отсюда выступало в бой. Отсюда побеждать французов Мудрец с седою головой Фельдмаршал Михаил Кутузов Направил русские войска... История – она не в книгах, Не в прошлом... Вот она, близка, Вот, рядышком – шаги великих... Век девятнадцатый прошел Патриархально и бескровно. Жилось покойно, хорошо... Провинциально, бесподобно В тиши садов, без суеты Мещане наслаждались негой... Соблазнами мирской тщеты Не вовлеклись в отраву некой Теории, чей трупный яд В столицах разъедает нравы... -- Гляди, бомбисты что творят Цареубийцы? Боже правый! Пеклись о благе городском И дума с гласными и земство... Больница, школа, детский дом – Богатые давали средства... Златые купола церквей, К высокому в душе взывали... «Чугунку» провели... Скорей Пошли дела... И пробуждали Гудки рабочих по утрам... Зевая шли мастеровые К вагранкам, горнам, верстакам – И возвращались чуть живые, Часов двенадцать оттрубив ... Век-людоед пришел двадцатый... Восстал площадно нагрубив Имущим власть народ проклятый... В России грянул пятый год. И люд созрел для осознанья, Что наступил его черед Бесстрашно предъявить к взысканью Свои весомые права... Власть ничего не понимала... Был пятый год жесток, кровав, Главу неспешно поднимала Безбожья красная чума... Потом Россия влезла в войны – (Далась ей эта кутерьма, Не пожилось стране спокойно)... А год семнадцатый принес В наш город – мирно – власть Советов... Мне все хотелось знать – я рос, Сменялась череда рассветов, Закатов, осеней и зим... Мой город становился краше. Я поднимался вместе с ним... Ломался голос... В антураже Отстаивания своей Особости, гормоном роста Подстегнутые, в спорт скорей Пришли три друга... Не бороться, Вначале – в бокс... Моих друзей, Олега с Толькой, наш наставник Иван Иваныч, принял всей Душой... А мой боксерский стартик Был незавидный. Не блистал... Советует Геннадий Слепнев -- (На Хельсинской -- четвертым стал Олимпиаде) -- мол, окрепнув И резкость в спринте воспитав, В любом успешен буду спорте... Я начал бегать, возмечтав Стать сильным. Нет, с мечтой не спорьте, Мечта – в согласии с судьбой... А в классе новичок – Володя. Он занимается борьбой... Второй разряд... -- Подходишь вроде – И я с ним в секцию иду... Мне нравится... Учу приемы, Ушибы. Ссадины лечу... На схватки выхожу. Причем мы, Подростки, если побеждал, В соревнованиях с судьею, То получил зачетный балл... Борьба становится судьбою -- Три месяца – и повезли Нас в город Полоцк побороться Еще нет опыта – и жгли Те пораженья... Пусть смеется Обидно победитель... Я Не прекращаю тренировки... И вот уже мою судья Вверх руку тянет... Я же ловкий И быстрый. И хватает сил... Прием выстреливаю резко. И опыта поднакопил... И в схватках побеждаю веско. И вот уже второй разряд Я выборол в соревнованьях... А дни, как ласточки летят... Вот школа позади... Я в знаньях Не сомневаюсь, но хочу. Житейским опытом разжиться. Пошел в рабочие... Точу Запчасти к «Кировцу»... Годится! Токарно-револьверный мне Послушен, шангенциркуль тоже. Полезным городу, стране Серьезным занят делом все же. А комсомольский комитет Общественное порученье Мне дал. Какое? Не секрет: Здесь спорту придают значенье – И я ответствен за него... Не оставляю тренировки. Пусть перегруз для одного, Но прибавляется сноровки – И вот я вышел в мастера. Учусь в Смоленском инфизкульте. Меня готовят в тренера... Борюсь, ведь руки, а не культи И сердце – пламенный мотор... Зовут в киргизскую столицу. Там шире творческий простор... Уговорили согласиться. Тот город, где придется жить, Встал у подножья Ала-тау... Мне должно город полюбить... Он в целом неплохой, считаю. Весь в пышной зелени аллей... Не шибко старый... Полтораста Примерно лет ему... Быстрей Он начал подрастать стараться В его советские года, А раньше был аулом пыльным. Советы принесли сюда Цивилизацию с мобильным Розвитием всего и вся... Он имя взял у полководца, Что в этом месте родился, Так в честь героя и зовется. Здесь исторический музей. Театр оперы – балета... Надеюсь здесь найти друзей. Здесь спорт в почете. Славно это. Теперь я в сборую включен. И в институт уже во Фрунзе Из прежнего переведен. Отец гордится. Маме Фрузе Порой тревожно за меня... -- Такая у меня работа... Пусть загоняет, как коня Порою до седьмого пота, Зато и дарит иногда Минуты радостного взлета, Я видел страны, города... Завел везде друзей без счета... Сложилась яркая судьба, Но мне еще чего-то надо... Мне многое дала борьба... В квартире по стенам – награды... Киргизский главный приз храню, Что имя славного начдива Панфилова несет... Ценю Медали, кубки... Помню живо, За что вручали каждый... Жизнь Моя насыщена, непраздна. Такой и далее сложись, Будь беспокойна и прекрасна... Киргизия – чудесный край. Захватывают дух пейзажи. Когда сюда приходит май, Здесь расцветает камень даже. От Фрунзе к югу – Боз Бельтек С Байтыкской впадиной в подножье... Байтык-манап (и сын Узбек) В могилах ханских здесь положен... Чуть далее – Ала-Арча, Где отдыхают горожане, Где пики снежные торчат... Картины древнего Тянь-Шаня Не оставляют никого, Кто здесь бывает, безразличным... Такое чудо – колдовство! Я это видел – и отлично! Уже закончен институт... Сверх прочих дел пишу заметки – С моей фамилией дают. Смотрите, вот они – в газетке. Документальное кино Не по-любительски снимаю Для телевидения, но... Паллиативы, понимаю – Коль это дело во душе, То нужно поступать учиться... Сдаю экзамены... Туше! Английский помешал внедриться В Москве с налету на журфак... Но принят на филфак во Фрунзе... Уже удача. Не пустяк... Пусть шарики с натугой трутся, Но воля помогает брать Гуманитарные науки... Берусь повторно штурмовать Журфак... Теперь мне карты в руки: Я переводом на второй В Москву из Фрунзе перебрался... Москва, объятья мне раскрой – Я так стремился, так старался. В учебе я не новичок, А здесь серьезнее нагрузки... Но одолею этот шок, Залью его чайком из кружки Для прояснения мозгов... Здесь на меня расчет особый: -- Взять секцию борьбы готов У нас на первом курсе, чтобы В Спартакиаде МГУ Борцы журфака отличились?... -- Ну, если надо, то могу... -- И в зал борьбы ко мне явились Отнюдь не классные борцы, А неуклюжие обломы... С такими допоздна торчи... Способны ли понять приемы? Но делать нечего – начнем... Провел знакомство, перекличку... -- Напра-во! Шагом марш!... Бегом! К нагрузкам воспитать привычку Хочу у вялых тюфяков... -- Передним кувырком вдоль зала – Пошли! – неловких чудаков Учебная мне часть прислала... Тувинец Мадыр, правда, -- класс! Малыш отлично подготовлен – И на ковре не в первый раз... Им, значит, путь уже проторен К победам... Вот еще один, Чей кувырок был быстрым, ловким... -- На мостик встали! – Поглядим: Те навзничь плюхнулись... Головкин Легко на мост из стойки встал... Старается Владлен Штаненко... А этот, видно, подустал – Присел в углу – Калиниченко... Вот этот после кувырков, Глаза полузакрыв, шатался... -- Семен, в порядке? Ты здоров? -- В порядке... Видно, что питался Одним кефирчиком студент, Калорий недобрал в столовой... Так, послежу, чтоб инцидент Не стал подножкою суровой В московской тренерской судьбе... Я выступал за «Буревестник» Вполне успешно по Москве, Рецензий удостоен лестных... Дают стипендию – вполне На жизнь хватает – и талоны – (Питание бесплатно)... Мне Еще и в ЖЭК’е моционы Организовывать велят -- (Чтоб спорт стал шалостям помехой Для хулиганских пацанят) – Зарплату платят... Для успеха В учебе – неплохой задел... Не все так могут, полагаю... Но есть и та, чей вдруг задел Мне душу образ... Эту Галю Сайфулову я углядел – И понял: вот моя принцесса, Отныне я лишь с ней хотел Дружить... К другим нет интереса... Она – подстать мне – высока, Лицо, фигура – обалденны... Что разве скроешь от мирка Общажного, где даже стены Имеют уши и глаза? О нас особо не судачат. Ареопаг общажный – за, Мол, пара хороша – и, значит... Ну, значит, так тому и быть... Свела студенческая доля... Мне радостно ее любить... Мы вместе – не разлить водою... Я на парней своих гляжу – И замечаю перемену. Я их впервые вывожу Под взоры судей – на арену Спартакиады МГУ... Мне Мадыр принесет победу – С любым поспорить я могу... В других уверенности нету... Скорей всего, что сдаст Семен: Не вижу в нем спортивной злости... К тому же недокормлен он: Мышц мало, кожа лишь и кости... Как раз он вышел на ковер... Глаза мои бы не глядели: Противник, точно танк попер... Ну, что ж ты, парень, в самом деле? Ведь это ж классика у нас, Семен – партнеру рухнул в ноги... Вот неуклюжий, Боже!... Враз Противник сверху взял... Убогий! Сейчас его перевернут... Но перевернут-то противник... Что было? «Лампочка»! Минут Не больше двух – и схватка тихнет. Хотел противник встать на мост. Но руки у него в захвате... Семен дожал его... Непрост Выходит этот парень... Нате – Сюрприз на старте... Я за ним Внимательней понаблюдаю... Включаем тактику? Хитрим? Коль так, чего-то ожидаю... И от него... Напрасно... Вот, Его покинула удача: Противник на бросок берет Через плечо... Да, незадача... Я отвернулся лишь на миг – И что-то на ковре случилось... Шалеют зрители, на них Смотрю со страхом... Вновь словчилось Семену обхитрить борца Могучего... Борец повержен... Откуда эта хитреца? Такой простак по виду... Держим За Сему палец в кулаке... Он повторяет финт с паденьем... Противник сверху шлеп! – в пике, Хватает корпус Семы с рвеньем – У Семы пальцы, как тиски – Ведь он недавно из стройбата... И вот мгновенно две руки Противника к груди прижаты – И перекатом через мост Кладет противника на спину Семен... Туше! Да, он непрост, Семен – и в звездную годину Поздравлю парня – чемпион... Его тотчас же окружили Из главной секции... -- Семен! Переходи к нам... – Удружили! Он этим только раздражен – Испортят мне на взлете парня... Ну, так и есть... Решил Семен: Уходит из борьбы... Угарно, Захватывает, мол, его – И он учебу подзапустит. Все, мол, с борьбою ничего Его не связывает... Шутит? Так душу вложишь в пацана... Он благодарности не зная, Бросает... -- Будь хоть ты верна И не бросай меня, родная... Поэма одиннадцатая. Сусанна Конторер Еврейский кооператив – Им дом на «Соколе» считался. Евреям нет альтернатив. Там среди наших подвизался И Патриарх всея Руси И папский (Ватиканский) нунций... Наш дом в столице самый лучший. Свои юристы и врачи, Учителя и гувернантки... Ребенка лучшему учи... Меня лелеют мамки, няньки, Детсад в запрете. Мне дают Крутое дома воспитанье... Особо-то не достают, Но музыка! Мои стенанья Не принимаются в расчет: -- Положено еврейке, дочка – Играть. Играющим – почет! Фортепиано в доме? Точка! Моя музшкола самого Носила имя Исаака, Конечно, Дунаевского... И достается мне, однако... Мой папа строг. Ведь он, Наум – Глава престижного завода. Что значит – почитай что кум Всей власти... У Генсеков мода: Дарить особые часы... И папины умеют кадры Пристроить стрелочки-усы На билллиардный шар, на карты... Клиент в восторге... Баловство! Завод в своей стране известен «Мечтою», «Юностью»... Его Будильники всех модных песен Почаще каждый день звенят... Семьсот тринадцатая школа На Усиевича... Глядят Четыре этажа... Где штора – Там наш большой спортивный зал... Фасад с колоннами, стариный... Высокий дух ученья брал Здесь в плен с порога сердцевинный И прямо в класс сопровождал... Старорежимно Александра Свет Павловна его накал -- (При страшной внешности –(досадно! – Души добрейшей персонаж) -- Еще в гимназии привила... По эрудиции зондаж Конфузил: знаний в даме было, Как в академии наук... А одноклассники откуда? Любой с пеленок был мне друг – Из нашего же дома. Чудо! Когда восьмой контрольный класс (С отсевом) шустро проскочили, Из трех – в один собрали нас – Считай, одни евреи были. А коль случался нееврей, Он объявлялся кандидатом, Сочувствующим... Память, грей Мне душу... Юным ароматом Окутай, школьная весна... Директор школы был Зиновий Аркадеьевич Маркович... Дна В нем доброта не знала... Крови Уж мы попортили ему, Хоть и любили беззаветно... В делах учительских кому Рукою правой быть? Конечно, Ее Розалией зовут Свет Павловной – и атмосферу Вдвоем успешно создают Интеллигентности... Карьеру Не делают они, служа Высоким нравственным идеям... Такою выдалась дежа С гуманитарным суслом, где я Брожу, как юное вино... Учиться мне совсем не трудно, Вполне я успеваю, но Мне за «пятерки» биться нудно -- С «четверками» перемешав, Живу веселой непоседой, Пьянящим маком среди трав, Хоть сетуй, папа, хоть не сетуй... А Миша, старший брат и друг Меня всех лучше понимает... Друзей-студентов тесный круг Меня, как куклу принимает... Мы с братом номер: па-де-де Вдвоем поставили в рок-стиле – Народ безумствовал... В орде Студентов-медиков любили С подачи мишиной меня, В свою компашку принимали... Брат был ответствен. Он ни дня Не мог без творчества.. Звучали, Рожденные его душой, Лирические песни в доме... Он умный. Добрый и большой... Всех прочих увлечений кроме, Еще он ходит в драмкружок – И приглашает на спектакли... -- Как я играл, скажи, дружок? Тебе понравилось, не так ли? Все нравилось, что делал он... Мы с ним на встречи в Политехе Приходим... Горечью времен Кровавых, оттепели вехи – Те толпы зрелых москвичей, Желавших встречи со стихами, Чьи строки – пули горячей. Поэты значились богами... С музшколой рядышком была (Без стульев: съел – шагай!) – харчевня. Я с братом раз в нее зашла, Кто рядом, не придав значенья... А рядом – в кепочке-букле, В плаще зеленом – Евтушенко... Брат мне – писульку на столе: «Взглянув, запомни хорошенько. Не то, что худ и не побрит – Сосредоточенность и твердость Души возвышенной... Стоит – И я испытываю гордость – Наш выдающияся поэт... Едва ль с ним кто потом сравнится По роли в обществе... -- Совет: Запомни, как сейчас глядится, Пока он беден словно мышь... Гордись, сестра, с большим поэтом Ты в забегаловке стоишь... Теперь дань отдадим котлетам...» Музшкола – бремя для меня, По правде говоря – обуза. О чем я часто, не темня Родителям вещаю... Будто Не слышат. Требуют: ходи, Учи свои этюды, гаммы.... Брат: -- Ну, маленько потерпи, Жалеть ведь после будешь! -- Прямо! Когда наставница звонит. Урока, мол, не будет нынче... Нас понимание роднит: Мы обе в состоянье клинча – Друг друга бросить нам нельзя... А в школе я звезда и прима, На первом плане... Все – друзья, И мне сверкать необходимо. Все конкурсы и вечера, Все КВН-ы и забеги – Мои! С утра и до утра Участвую – и нет помехи, Что воспрепятствовать могла Мне быть всегда на авансцене... Я песни пела, я вела Литмонтажи. А о замене Попробуй только заикнись... Мне нет замены... Класс был дружный. Здесь тридцать славных собрались Ребят дворовых... Мир окружный За гранью нашего двора Нам становился интересней... Походы... Красная Пахра, Апрелевка... Вперед и с песней... А песню пела я тогда – Вы помните: «Ведь мы – ребята...» -- (Рефреном бодрое –«да-да») – Что с широты семидесятой»... И вот настал особый год, Последний из шестидесятых. Теперь на аттестат сдает Мой класс... Владею плоховато Я математикой, увы... Комиссия из наробраза Глядит от имени Москвы На мой провал в четыре глаза... Идет, как цербер, по рядам – Глаза холодные – физичка... -- Не ждите. Списывать не дам... Глядит – и тонким будто спичка, Перстом мне тыкает в плечо... -- Так, ты корректно начинаешь... Вот здесь подумай-ка еще... Поторопись, не успеваешь – И дальше по рядам пошла... А я вдруг на своих листочках Еще один, не мой, нашла... На нем – в бегущих ровных строчках – Решение... Стремглав пишу На чистовик... Легла на карту Судьба... Я через раз дышу... Готово... -- Наливайте кварту Успокоительного мне... Ну. остальные мне по силам.. Итак, добавилось в стране К выпускникам-полудебилам Я – единицею в конце Всех статистических реляций, В моем сияющем лице Примером жутких профанаций Отчетности процентой... Так Процент все школы поправляли... О том, как выбрала журфак... Гуманитарно направляли Искать судьбу мои мозги... Я в Школе юных журналистов Потусовалась... Шли круги: Мол, в круг писак-фельетонистов Проникло свежее перо... Я публикуюсь в «Крокодиле»... В «Литературке» -- повезло – Мне публикацию пробили... Поскольку я уже – «звезда», Минкульт ко мне, авторитету, С нижайшей просьбою: -- Сюда Нам шлют – и требуют к ответу Ужасную галиматью Все «гении»... -- Все графоманы? -- Они, конечно... -- Вам статью? -- Статейки помогают мало. Нам нужен тщательный разбор... -- Рецензия? -- Причем, такая, Чтоб «гений» нас потом в сыр-бор Не втягивал... Нам помогая, Поможешь также и себе... Журфак рецензии приемлет. Как публикации... К судьбе Толкает все... Но сердце дремлет... Пока оно не скажет «Да!», Журфак мне мало интересен... Хожу на лекции туда... Сквер за оградкой буен, весел. Здесь «золотая молодежь» Тусуется на «психодроме»... Ребят со всей Москвы найдешь... Треп абитуриентский, кроме Простых лирических знакомств... Мне сильно приглянулся парень – Блондин. Милашка... В горле ком... Оптмистичен, лучезарен Володя Гескин... -- Вот его Не упущу! – решаю втайне... Каков же выбор моего Кумира? Удивляет крайне Решеньем покорять журфак... Но тут и сердце проорало Во всеуслышанье. Да так, Что вся округа услыхала: «Да!»... Документы подала... Мои минкультовские бяки Комиссия легко взяла В предвосхищенье жуткой драки... Но я, представьте, без потерь Прошла и русский и немецкий... История – особый зверь... Она считается советской, Но надобно все даты знать, Считай от мезозойской эры... Молю судьбу не подкачать... Коль знаете еще примеры, И мой туда добавьте факт: С судьбой особо не поспоришь. Я с нею заключила пакт... Билет... Нарочно не спроворишь: О том, как триумфально шла В семнадцатом «заря свободы», А в сорок пятом как была Верхушка нечестивой кодлы Повержена в той битве битв, Что точку ставила в Берлине... Итогом маминых молитв – Что я журфаковка отныне... Сдружилась – не разлей водой Пока экзамены сдавали, С веселой стайкой молодой... Сперва друг дружку вдохновляли, Одолевая трудный тест: Меня Васильева с Мурновой, Я – Нельку с Грунькой... Нет окрест Девчат родней компашки новой... В наш круг как «мамка» принята Раиса Скоркина – «старуха»... Та вообще не нам чета: Мудра, сверхопытна... Житуха Большая ею прожита... Хоть тридцати еще, пожалуй. И нет... Ее вела мечта... Мы к ней, высокой и поджарой, Все потянулись, как к теплу, На радость щедрой русской печки... Она при нас – заслоном злу. Мы Господу поставим свечки За то, что к нам привел ее... Всё – нам вручили студбилеты, Про новое житье-бытье -- Декан заветы и советы Нам вдохноыенно изложил – И всю поэзию и прозу С рутиной вместе предложил Журфак с порога нам... Психозу Подвержен кое-кто уже... Но нас Раиска держит строго, Хоть тоже сильно в мандраже... Но понемногу, понемногу Мы втягиваемся в процесс: Витийствуем на семинарах... У москвичей быстрей прогресс, Но вряд ли на провинциалах Уместно ставить жирный крест: Они спокойны и упорны... Два парня с нами... Им окрест Нет равных... Смугловато-черный Семен и Александр – шатен... С печатью выправки солдатской На каждом... Из закрытых стен Казармы выскочив под маской, Пока ее не могут снять... Нахмурены и строги лица... Заставь их лица засиять, Сними зажимы с них, столица... Я с Грунькой, с Нэлкою дружу... Занятно, что они друг к дружке – Без интереса... Провожу У Груньки – дни. Мы, хохотушки, С ней развлекаемся вдвоем Прикольно-интелллектуально: В дом литераторов идем. Там что ни встреча – эпохальна. Там к пиву – раки. Это нас Порою тоже увлекало. Пивной потехе добрый час Охотно Грунька выделяла. Но там, в домлите, и кино Показывали «для элиты», Капустники... Не всем дано Прорваться за порог Домлита. Для всех: «Вот Бог, а вот порог» -- Полнейшая непроходимость... Андрюша Леонидов мог – Имел от контролеров милость, Поскольку бабушка его – Администратором в Домлите... Зато я с Груней... Отчего И я причислена к элите? Аркадий Николаич был Партийным вожаком совписов... Он пропуск мне в Домлит добыл Бросаю всей столице вызов, Привычно шествуя в Домлит – Лишь крепкий блат к вхожденью – такса... Аксенов Вася здесь царит, Уже смастрячил «Горпожакса» С «Коллегами»... Властитель дум Ко мне подкалывался бойко... Но это так -- привычный шум: Немало тех, кто делал стойку На мой восточный экстерьер... Мы с Грунькой проживали близко... -- Привет, Сусанна Конторер – Отец подруги – (просто киска») – Так ласков был со мной всегда... И мама с бабушкой чудесны У Агриппины... Чехарда, Что мы творили с Грунькой – (честно»!) – Не раздражала никого. Гостей здесь славно привечали... Вот Ёня Прут пришел... Его – (Кто понимает) – уважали: Ведь он как раз и подарил Стране – (на русском) – Мопассана – И по французски говорил С моей подругой, что не странно: Две гувернанточки ее Француженка и немка с детства Учили языкам... Месье Иосиф Прут – не без кокетства Болтал с подругою моей На языке Гюго и Верна -- Ровесник века и еврей... О нем подробнее, наверно, Уместно здесь упомянуть... Родился Ёня в Таганроге... Чахотка мальчика чуть-чуть Не унесла... Его в тревоге Спешат родные увезти В Швейцарию, на воздух горный. Светила местные спасти Сумели от напасти черной... Окончив здесь «Эколь нувель», Парнишка в политех парижский Пошел... Увы, благая цель – Серьезные осилить книжки – Недостижима: ведь война Сжигает старую Европу До основания, до дна... Прут добровольно в Русский корпус Вступает. С немцем воевал. Потом отправился в Россию. Войны гражданской грозный вал Его втянул... -- По коням!... Рысью! Он в Первой конной на фронтах, Клмэск, с самим Буденным дружен. Ему в бою неведом страх – И образованный к тому же – Он репортерит на войне И пишет славные расскказы, Начальству угодив вдвойне. И вот его – (удача, сглаз ли?) – Берет помощником в Баку – Не кто-нибудь – представьте – Сталин! Но как он миновал «чеку», Когда всех прочих исхлестали Былых соратников вождя, Оставив вкруг него пустыню, Бичи свинцового дождя? Ровесник века жив поныне. Как ни натужься, но не дашь Ему семидесяти... Юмор В нем брызжет... Страстность, эпатаж... Он и секундочки не думал, Входя в ЦДРИ с гурьбой... -- Член дома? – Пырьев строг на входе. Прут моментально: -- Нет, с собой! – Ославленный при всем народе, Мгновенно Пырьев скрылся с глаз... Со мной и с Грунькой он – как равный. Задорно развлекает нас Смешными фокусами... Плавный Шажок к профессии: -- И я В двадцатые порепортерил. «Крестьянаская...» взяла меня В свой штат «...газета»... Кто бы спорил... В «вечерке» опыт набирал И пресс-бюро Центросоюза... Но постепенно удирал В кино: для «Межрабпома – «Русь» я Пошел сценарии писать, Продолжил для «Ленфильма» после... Вам лучшие мои назвать Картины? Все там удалось ли?... «Тринадцать» и «Моя любовь» Шли всюду до войны с аншлагом... Потом война – напряги, кровь... Не мог я притвориться шлангом – И сам пошел в военкомат... Дотопал под звездой до Праги... Я, стало быть, трех войн солдат... Война... Кровавый пот, напряги... И «Ждите на рассвете нас» -- Он тоже о войне – гражданской... Военой теме посейчас Я верен – столько шел под каской... К Васильевым Исидор Шток Порой заглядывал по-свойски На чай и бабушкин пирог... Он тех, кто побеждал геройски, В десятке пьес изобразил... Исидор прожил жизнь не пресно: Он в юности актером был – Студийцем... Стало интересно – Сам тоже пьесу написал В свои неполных восемнадцать – О комсомоле... Воспевал Стремленье юных состояться. Спектакль Москву очаровал А юный автор от избытка Энтузиазма – на Урал Умчался— ЧТЗ, Магнитка Позвали – помогать пером Индустриальному прорыву, Пока кайлом и топором Здесь прорубали перспективу Встающей на дыбы стране Гулаговцы и комсомольцы, Гулаг, конечно, в стороне, А молодые добровольцы, Кто холод с голодом терпя, С энтузиазмом торопился Страну построить и себя, Те Штока восхищали... Бился За сотню строк на полосе Под репортерские находки. Заметки пламенные все – Как с фронта боевые сводки. Театр, конечно, не забыт... Магнитогорские артисты Агитки про советский быт С налету ставят... Сценаристы – Шток с Нариньяни... Набивал Исидор «творческую руку», И ремеслом овладевал, Необходимым драматургу. В сороковые написал Весомые большие пьесы, Геройство в коих воспевал, Но больше не писал для прессы. Исидор счастливо женат. Его чернявая, как галка, В семье хранит тепло и лад Супруга Шурочка – цыганка, Актриса из «Ромена»... Дочь Цыганско-иудейской расы, Как тысяча с добавкой ночь Прекрасна... Вообще прекрасны Межрассовые дети и Необычайно одаренны. В них видит плод большой любви Всевышний – и дает влюбленным В награду вундеркиндов... К ним Пришла в семейство наниматься «Домоправительница»... Зрим Их «цыганизм»... Но удивляться Не стара бабка, хоть могла, Лишь примирительно сказала: -- И что? И у жидов жила! – Кого я только не встречала Из знаменитостей в гостях У осчастливленной судьбою Веселой Груни... На устах Ее рождаются порою Фантазии одна другой Почище – наслаждаясь слушай... С ней, фантазеркою такой, Смешно, занятно... Чудо-Груша... Другую часть моей души Надежно Нэлка занимает. Подруги обе хороши... Но Нэлка точно мать внимает Слезливым жалобам на жизнь, Она поймет. Она утешит. За Нэлку в трудный час держись – Она не подведет. Поддержит. Хоть ей, как мне, семнадцать лет, Она ответственна в учебе... -- Пойдем, по пиву хряпнем... -- Нет! Давай, пиши конспекты, чтобы На семинарах не краснеть. – Вот так она всегда... Что делать? Приходится и мне корпеть... На курсе много славных девок... Еще одна – я с ней дружна – Татьяна Савинова... Эта В себе уверена, скромна... Она – особая планета – Талантливая, как никто, Умна, серьезна, интересна... Подруг объединяло что? Им почему-то неизвестно, То, что известно всем подрял: «Во всем евреи виноваты» -- Сей людоедский постулат Не отравил сердца девчатам... Арбатова Мария... С ней Мы вне учебы хипповали... Мирок подружек и друзей, Где мы друг друга вдохновляли, Еще готовясь только жить, Уже мы нашу жизнь вершили... Теперь о том, кого любить, Кого мне звезды подложили, Я попытаюсь рассказать, Хоть это мне, поверьте, больно... Молодкин Боря... Увязать Рассказ о прочем, что прикольно И развлекательно прошло, Не получается... Отдельно То «борькое», что вдруг взяло В плен естество мое прицельно – И первую мою любовь Всю отравило униженьем... Пытаюсь разобраться вновь, Как, почему тем извращеньям Я слабовольно отдалась? – И все не нахожу ответа... Над сердцем колдовскую власть Имел Борис моим... За это Он попадет, наверно, в ад... Такие вытворял коленца... Попробую взглянуть назад... Буквально с самых первых лекций В круг закадычнейших друзей Моих вошел Корсунский Вова, Носитель «вражеских» идей И диссидент... С ним было клево: Он остраненьем привлекал, В нем странная печаль и тайна... Корсунский что-то сочинял, Чем привлекал необычайно... Вот с этим странником судьбы Был дружен и Борис Молодкин... Ему сдалась я без борьбы, Наркотиков, гипноза, водки. Гипноз, наверно, все же был – Я вся в горячечном угаре... Но он мне душу иззнобил Похоже, звезды мне солгали, Надежды с радостью суля... Чего со мною он не делал – Сама как будто не своя – Все позволяла... Знать, прогневал Судьбу какой-то предок мой – И мне кармическкой расплатой Послали Борю – и тюрьмой Любовь мне стала... Ей. Проклятой Сопротивляться не могу – И все достоинство теряю, А от него не убегу... Так исстрадалась... Умираю... А позовет – вновь побегу – Пусть делает со мной, что хочет, Я – точно кукла – ни гугу, А извращаясь, он хохочет... Другие парни... Вот Семен, Что нашей Томочкой завелся, Он так доверчиво влюблен... А захоти, чтоб мной увлекся, Могла б, наверно, и отбить... Да только не прикажешь сердцу... Меня б мог всякий полюбить, А вот – досталась извращенцу... На консультацию весной В аудиторию сбегались... Вбежала Тома: -- День какой, Сусаннка! – Мы поцеловались... А следом кто-то обхватил Меня могучими руками – И тоже поцелуй влепил, Мужской, ядреный... -- Семка! -- С вами, Сударыня, давно желал Я поздороваться, как должно.— Все засмеялись... -- Вот нахал! – Да, счастье было так возможно... Учеба мне совсем легка, Экзамены сдавались с маху – В два счета отбрешусь... -- Пока! – Держу московской школы марку... А с логикою повезло: Решенье наугад вписала – Зачет! Везенье помогло Ответ удачный угадала... Мы с Грунькой практику прошли В «Советском спорте»... Вот потеха: Спортсменка Груня! Но смогли – О спорте с ней не без успеха Писали – и на полосе Свои фамилии читали... Семестр один, второй... Да все! -- На быстрых крыльях улетали... Неразличимые почти... -- Сусанна! Выучи репризы! -- Еще мы с Грунькою пошли К Борису Берману в актрисы. Здесь сестры Грандовы – и тот, За кем я на журфак тащилась, -- Володя Гескин, обормот... Увы, с Володей не сложилось... Он пианист и острослов – Смешно и сочно каламбурит... За ним весь факультет готов Все то, что Гескин сбалагурит С энтузиазмом повторять: И «До чего хорош...» -- частушку, «По газазонам не гулять...» -- И Сашка Газазян макушку С улыбкою потеребит... Журфак особых собирает Ребят... В них творчество свербит. Жаль, коль страна их потеряет – Умчатся в закордонный рай... Средь тех, с кем дружбу завязала, Еще пампушка Таня Пайс, Что на Таганке обитала, Там, от театра в двух шагах... В окошко постучишь ногою, Не наклоняться чтоб... Ба-бах – Через минуту дверь откроют. Татьяна замужем. Супруг Ее – чудесный мальчик Леня... Вот мой мирок. Общенья круг... О стройотряде... Я спросонья Мчусь на Калининский проспект – И успеваю на планерке Сачкову оказать решпект За «Солнцедаром»... Здесь увертки Не помогают: -- Пей до дна! – Начальство приказало – выпью... Потом носилки дополна Раствором нагружу – и вылью В бадейку каменщика... Есть! Такая у меня работа. Понятно: по труду и честь... Мы строим здание чего-то, Что называют странно: СЭВ... Развернутая встанет «книжка» В конце проспекта... Перегрев От «Солнцедара» -- и умишка Круженье привело к тому, Что я в опалубку свалилась На стержни арматур... Всему, Пришел конец... Но зацепилась По счастью трусиками за Железный стержень... Как сдирали Меня с железки этой... Зря Кино в то время не снимали – Вот был бы уникальный кадр... Павленок Юля отличилась: Вдруг дрогнула стена... Театр: Плечо подставив, приловчилась – И стенке не дала упасть – И стала Юлею Ядренок... И это малая лишь часть Тех происшествий немудреных, Что смертью угрожали нам... Отделывались синяками... Мы благодарны синякам, Тому, что нежными руками Мы ощутили: жизнь жестка... Я напоследок отличилась: В настольный теннис у Сачка Матч выиграла... Тем добилась По уговору, что Сачок Нас на три дня с работы раньше Освободил... -- На посошок По «Солнцедару»? Не тирань же... Содержание Поэма вторая. Тома юстюженко Поэма третья – Таня Альбац Поэма четвертая. Саша Иваненко Поэма пятая. Люся Журавлева Поэма шестая. Александр Самылин Поэма седьмая.. Нина Медведовская Поэма восьмая. Петр Паршиков Поэма девятая. Иван Калиниченко Поэма десятая. Виктор Петрович Мастеренко Поэма одиннадцатая. Сусанна Конторер |