... Столько бед. Рвется сердце на части, Балерине не мил белый свет... Но уже написал Луначарский: «Приезжайте. Мы ждем вас в Москве. Мы откроем особую школу И доверим вам сотни детей...» «Я приеду, приеду к вам скоро...» «Здесь свобода для ваших идей...» ...В этом городе храмы, как сказки, Золотые над ним купола... И любил ее сам Станиславский... Да, она здесь когда-то была... Вроде те же брусчатка и стены, Да в партере народ победней... Неизменно богинею сцены Почитают в стране дикарей... Залы, лестницы, своды, покои... -- Очень нравится... Радостный дом! -- Обещали – и вот вам для школы Особняк, но сначала – прием... -- Что – сейчас? -- Ждут нас в зале банкета... Потанцуете? -- Может быть... Да... Кто вот это? Скажите, кто это? -- А... Поэзии новой звезда... Входит дива летящей походкой, Шубку – в сторону... В складках хитон... -- Эй, штрафную! Вино или водку? А напротив – восторженный – он... Он читает стихи вдохновенно – И неважно, о чем те стихи, Если вдруг озарило мгновенно, Если оба – во власти стихий... Так, забыв о себе, Эвридика Погружалась в орфейский вокал... Прочитал. Сбросил обувь – и дико, Что-то яростное танцевал... И как будто внезапно в том зале Все исчезли, остались вдвоем... И незримые нити связали Их надежным сердечным узлом. Он спустился – и встал на колени... -- Изадора! – и чувств перехлест Безоглядно и без сожалений Будто в омут бросает со звезд – И навстречу друг другу... -- Сережа!... -- Изадора!.. И будто вовек Никого не встречали дороже, Будто смерч их друг к другу повлек – И в обнимку ушли, не прощаясь... -- Ангель, ангель! – шептала одно... Но не ведает счастье про счастье Коль от пьянки в рассудке темно... Он любил ее – и ненавидел, Обижал – и прощенья просил... Бил... Трезвел – и забыв, что обидел, На руках по квартире носил... А она для него танцевала С алым знаменем-шарфом в руках, На большую любовь уповала. Хоть порою охватывал страх. Слов десяток узнала по-русски – И сквозь слезы шептала: -- Люблю!... И брала его вновь на поруки, Удержала не раз на краю... А Сергей куролесил в квартире, Будто мстил ей за то, что была Много старше: ей сорок четыре, А ему -- двадцать шесть... Все ждала... Все по-бабьи сносила, терпела, Как могла, отвлекала от зла... Отстоялась бы, перекипела Муть души в нем... И вот – увезла Из похмельной России – в Европу... Эмигрантский похмельный Париж Предвещал ей любви катастрофу... -- Не отдам тебя водке... Шалишь! Неизвестно: Из Гавра ль, из Дувра, Был ли трезв в этот час или пьян... -- Дунька, водки! Что скалишься, дура? Это ж где я теперь?... Океан... В США не скрывают опаски: -- Эти двое – от большевиков! Был особый приказ – без огласки, Чтоб под своды зеркальных дворцов Не пускать ее впредь... На запреты В пролетарских кварталах плюют... -- Обойдемся без высшего света, Нас рабочие не подведут... Вновь ее «на ура» принимают, Улыбается радостно жизнь... И красавица не понимает: -- Что с тобою, Сергей? -- Отвяжись! А причина вполне объяснима: В газетенке писал журналист: «Как всегда упоительна прима, Молодой ее муж – скандалист...» До беспамятных драк и погромов Снова запил по-русски Сергей... Он главнее, он лучше... Не промах – Бес похмельный... Не даст из сетей Вырвать душу больную Сергея... Оплатила дебош. А потом... Осознала: достиг апогея – И сказала ему: Гоу хом! Он вернулся с бельгийской границы, Он в разлуке почти умирал... Но любовь – на исходе страницы -- Сам же чувство гасил наповал. А она безнадежно грустила... Но в любовь еще верит она... Понимает: поэту – Россия Даже больше нужна, чем жена. Возвращаются... Брак на излете... Уезжает с гастролями в Крым... Ждет его... -- Вам депеша. Возьмете?... «Я другую люблю и любим...» Дни великой любви пролетели, Извержения страсти прошли... А два года спустя в «Англетере» Вынимали его из петли... А еще через два в теплой Ницце Отказалась накинуть пальто... Длинный шарф, затянувшийся в спицы... Кто ее пожалеет? Никто... |