Что-то ты, Город, мне надоел. Убогий ты. И как могло меня сюда занести после двух столиц? Вдоль твоих домов вечно сифонит мерзкий холодный ветер. Ветер – «хариус», всё время дует в харю. Идёшь куда-нибудь, а он гонит тебе в лицо пыль и мусор вместе с каплями дождя. Думаешь: «Ладно, пойду назад, будет в спину дуть». Не тут-то было, идёшь назад – та же история. Буквально, станешь лицом к стене, и то умудряется кинуть в глаза пару горстей песка.

И почему половина твоих улиц названа именами кровавых французских террористов (Марат, Робеспьер и т. д.), а другая – не менее кровавых русских революционеров? Да и само имя твоё – от злейшего гения, который, убеждаюсь, мог родиться только здесь. Уж лучше старое название, от которого, правда, тоже веет острожным холодом.

То, что по полгода нет горячей воды, к этому уже привыкли. И никто не ропщет. Надо же, как быстро нас можно поджать. Дороги - жуть. Раньше хоть ямы кирпичом закладывали по весне. А теперь решили: «Зачем?». Я вот думаю, когда дороги достигнут такого состояния, что по ним ездить станет совершенно невозможно? Таксисты говорят: «Уже», и мой автомобиль с ними соглашается.

Молодёжь, заканчивая школы, непоколебимо уверена, что тебя надо покидать, Город. И покидают. Как всегда, - лучшие. Кто в соседние города, более продвинутые, кто в резиновую Москву, а кто и дальше. А те, что остаются… лучше лишний раз об этом не думать.

Ты что-то возражаешь, Город? Оправдываешься. Что???

Я

должен

платить

тебе

налоги?

Ну ты наглец! Да за что? За то, что вбегаю в свой подъезд с зажатым носом? За то, что у тебя осталась одна библиотека, и да вызывает слёзы? И вот ещё, Город, совершенно не с кем у тебя поговорить. Просто help, SOS, как хочется побеседовать с образованным, начитанным человеком, этаким рафинированным русским интеллигентом. Чтоб не про работу, баб и прочие проблемы, а про Канта, или Гумилёва, например. И чтобы он сказал: «Позволю с Вами не согласиться, милейший. Древние египтяне называли свою страну «Кеме», что значит «Чёрная», по цвету её тёмной почвы». И чтоб за всё время двухчасовой беседы – ни одного бранного слова.

Но не то, что рафинированного, не то, что интеллигента, но, кажется, и русского в тебе трудно встретить. Только разговоришься с милейшим человеком по фамилии Егоркин, как выясняется, что он мордвин. Чуваши, мордва, татары. Чуматары, как их называет пьяный русский брат. А вот евреев в тебе маловато, Город. А это верный признак безнадёжности.

Выручают девчонки. Красота их не иссякает. Какие ручки, ножки, глаза и груди. А какая целина в душах! Могут спасти Город девчонки, если не будут открывать рты. Девушки, не открывайте рты, прошу вас! Ну хотя бы ещё какое-то время! Если вы их откроете, возле ваших прекрасных губ тут же появятся сигареты и банки с пивом, а нецензурной брани существенно прибавится. Знаю я всё, знаю, вы не виноваты. Я давно оправдал вас, хоть и нет у меня такого права. Вы могли быть воспитанными, если бы родители и дебильные парни не разговаривали с вами матом. Если бы Город не был таким убогим. Если бы не страна... Если бы не народ, эпоха, телевидение, реклама и ваша собственная глупость. Если бы не мы все, которые губим вашу молодость и красоту, скрываем от вас прекрасную литературу, навязывая вместо неё пиво, домогаемся, насилуем и эксплуатируем в борделях.

Мне сказали: «Нельзя жить в Городе и бесконечно его ругать».

Да?

Вообще-то, конечно, ты приютил меня, дал жильё и работу, когда в панике и депрессии я бежал… Опять же, в моём районе широкие проспекты, большие и светлые магазины. Полчаса пешком – и лес. А за ним и Великая Русская Река, она же Великая Татарская. Мутная, правда, и грязная, и цветёт зелёной водорослью. Да и лес загажен донельзя и никогда не убирается. И вот всегда меня мучает вопрос: откуда в лесу бетонные глыбы? Повсеместно разбросаны.

Ну прости, Город, прости. Правда, что это я тебя всё ругаю. Неблагодарная я скотина. На самом деле, не всё так плохо. Ты, например, опрятнее и чище, чем многие соседи. И не во всех твоих частях ещё укоренились автомобильные пробки. А воздух, благодаря тем же ветрам, всё ещё чист настолько, что по прилёту из Москвы разница сразу бросается в … нос.

Пришёл новый губернатор, вызвал бизнес на ковёр: «Так, все перед своими магазинами, забегаловками и киосками срочно ставят урны, вазоны, сажают цветы. И ещё - губернаторские скамейки». И надо же, зашевелились. Появились клумбы, ограды. А недавно я видел, как школьники убирают дорогу к пляжу. Что-то меняется? А раньше что мешало?

Предприниматель N взял в аренду районный ДК, отремонтировал его после пятнадцати лет разрухи, и превратили в киноконцертный зал. Красиво, достойно. Ура! Наконец-то можно сходить в кино. Сижу на открытии, жру попкорн. На сцене мэр с губернатором, районный голова, и ещё какие-то тётки из отдела культуры. Бьют себя в грудь: «Это мы, мы. Мы разрешили. Спасибо нам. Ну и господину N немножко». N уставший и бледный. Сколько он денег вбухал: ремонт, реклама, взятки. А крови потерял ещё больше. Как его полоскали в газетах: «Уникальные творческие коллективы выгоняют из ДК». А теперь благодарят.

Однако народ в кино не идёт. Отвык. А на фига? Лучше пива. Прихожу на сеанс:

- Билет сколько стоит?

- Семьдесят.

- Дорого.

- Ну, проходите за пятьдесят.

Всё же, Город, ты не то место, где можно жить и радоваться, что живёшь. Слишком ты беден. Денег в тебе мало крутится. Насчёт налогов ты, конечно, прав. Но извини, если бы я мог заплатить налоги, я бы жил не в тебе.

Я недавно понял, Город, ты тяжело болен, возможно, ты умираешь. Ты болен нами, своими жителями. Вот так же, наверное, умирали Ур и Вавилон, Фивы и Теотуакан, Итиль и Сарай. Медленно и мучительно. Сперва нищала торговля, ветшали дороги. Молодёжь подавалась в лучшие края. Потом уходила вода, сохли колодцы. Население постепенно уменьшалось, пока, наконец, последняя семья не покидала своё убогое жилище. Здания ветшали и рушились, и на месте городов оставались руины, которые со временем заносил песок. А теперь их откапывают археологи и восхищаются. Исторгай же нас скорей из себя, Город, и зарывайся в грунт. И когда, через несколько тысяч лет, археологи откопают осколки наших рюмок, они точно скажут, отчего ты погиб.