Город древних Херсонес Таврический хорош в любую погоду и в любом месяце года, но в апреле он просто изумителен. Крымское солнце не успевает перекрасить траву в желтый цвет, и весёлые красные маки вкрапливаются алыми точками в зелень - природа ткёт свой особый херсонесcкий ковёр. На камне , около самого Черного моря , сидит человек. На нём теплая куртка , шея укутана шарфом. Несмотря на весеннее тепло , он зябко ёжится. Лицо его пропахано глубокими бороздами: крупные - на лбу и щеках , мелкие - везде. Резец жизни потрудился тут на славу. За массивными линзами очков прячутся усталые глаза... Это Паустовский. Константин Георгиевич… Мы не знакомы , познакомимся позднее , а могли бы и в этот апрельский день . Некоторые настырные члены нашего городского литобъединения прорвались к нему , когда он остановился в гостинице , и замучили Паустовского своими стихами и рассказами , - молодость жестока! И верный страж Константина Георгиевича , его жена Татьяна Алексеевна , ничего не могла поделать , а сам писатель только откашливался - его мучила астма. Я не пошёл тогда читать ему свой «лучший» рассказ . Я и сейчас не подойду к нему. И , совершенно напрасно Татьяна Алексеевна недобро всматривается в каждого проходящего , стараясь угадать , а не новое ли это « литературное светило» , которому позарез нужен литературный наставник, и который для этой цели , наметил её больного , старого , пасующего под напором молодости , мужа? .. Хотя , когда я следовал сюда , в Херсонес Таврический , после телефонного звонка Женечки Шварц , библиографа Морской библиотеки , - «Тебе обязательно нужно познакомиться с Константином Георгиевичем . Ты больше всех этого достоин!» - то и имел тайную надежду познакомиться. Сделать это проще простого - пройти мимо и невинно спросить: - Не в этом ли месте утонул Винклер? И Константин Георгиевич , возможно , улыбнётся незатейливой хитрости и вспомнит своих первых «Романтиков»... «Я болен. Не говори ей ничего. Скажи , что я утонул у Херсонеса , потому что был пьян. Прощай. Винклер...» И - ответит... Неважно , какие он слова произнесёт при этом , главное , - знакомство состоится. Но я тут же отгоняю от себя эти мысли . Я только хочу представить себе , о чём сейчас вспоминает этот человек , глядя на знобящее , ещё не прогретое Чёрное море , на колонны базилики , которые ещё не были отрыты археологами , когда Константин Паустовский работал над книгой «Чёрное море». «... Три дня я потерял на раскопки Херсонеса. Мне , взрослому , было немного стыдно тратить время на то , чтобы ковыряться в земле вместо назначенной мне работы... Кроме светильника и трёх грузил , мы ничего не нашли... Мы рыли три дня , а на четвертый отнесли находки в музей и показали одному из сотрудников...» Как давно написаны эти слова! Написаны тогда , когда раскопки велись от случая к случаю , а то , что в своё время «добыл» из-под земли основатель музея Косцюшко-Валюжинич , зарастало травой -лебедой. И этот «херсонесский ковёр», который сейчас успокаивает взгляд , полностью покрывал площади и улицы древнего Херсонеса Таврического и навевал уныние. Я пытаюсь взглянуть на сегодняшний Херсонес глазами Паустовского, и в голову лезут цитаты из только что прочитанного путеводителя: «Херсонес Таврический - один из наиболее замечательных памятников в нашей стране. Многолетние раскопки открыли миру древний город , крупный экономический , культурный и политический центр Северного Причерноморья , основанный греками...» «Взглянуть глазами Паустовского»... Разве это возможно? Глазами Паустовского мог смотреть только Паустовский!.. Какой я же я был зелёный в том апрельском 1963 году! Но о чём Он всё-таки думал тогда под недремлющим оком своей верной подруги? С какими мыслями посетил древний Херсонес?.. Об этом я узнал от директора музея Инны Антоновой , которая была моим другом , и живым путеводителем по музею , и от которой я узнал великое множество любопытнейших фактов. Вот и сейчас , когда я писал этот невыдуманный рассказ , спросил её, помнит ли она что-нибудь о пребывании Константина Георгиевича в Херсонесе Таврическом, она тотчас откликнулась: - А как же! И показала мне последний сборник рассказов писателя с дарственной надписью: «Инне Анатольевне Антоновой - от возможного будущего херсонесита.К.Паустовский. 35 - 63 г.» «Значит, - подумал я , - он не просто приезжал взглянуть на Херсонес , взглянуть на места своей молодости!? Он хотел...» Кого , кого , а Инну Антонову я знал хорошо , знал что эта «бомба» с дарственной надписью , должна «сдетонировать» . И - точно! Инна Анатольевна уловила мою мысль: - Да, ты как всегда прав. Он хотел поселиться здесь... По этому поводу у меня и письмо от него имеется. - И вы скрывали это от меня!? - А ты не интересовался! - Немедленно прошу познакомить меня с этим письмом! Его кто-нибудь читал? - Никто. Ты будешь первым. - Немедленно! Или вы не понимаете , что каждая строчка Паустовского - ценность. - Разве я не понимаю.А ты на меня не рычи! - Ну, пожалуйста... - Вот так-то будет лучше!..А письмо , так и быть , найду.Через недельку. Оно где-то под книжными завалами. - Сегодня! Немедленно! Сейчас!.. И ни слова в оправдание!.. Вот тут-то я проявил настойчивость. Да пусть простит меня Инна Анатольевна за рычание , и за то , что я вынудил её переворошить необъятные личные архивы...Но письмо - вот оно! ( Из Севастополя получил печальное сообщение - скончалась Инна - при жизни я её называл Инночка Анатольевна! - Антонова. Но на этих страницах - она читала их при жизни! - я буду говорить как о живой - М.Л. ) «Ялта , 26 апреля 1963 г. Глубокоуважаемая Инна Анатольевна! На днях я провёл в Херсонесе весь день. Я бывал в Вашем древнем городе и раньше и полюбил его очень давно. Я видел несколько таких городов (Помпея , Никополис ад Иструм в Болгарии , Сан-Реми в Провансе ), но ни у одного из них нет того очарования , как у Херсонеса. В это моё последнее посещение я очень порадовался , что работы идут и город , всё поддерживаемый учёными , продолжает “открываться” всё больше и как бы растёт. После того , как я обошёл все развалины , я долго сидел на берегу и сказал жене , что с удовольствием поступил бы к Вам в Херсонес сторожем и жил бы в одном из домиков , стоящих за оградой музея. Подумали , помечтали и уехали в Севастополь...» Поясню фразу в письме «... уехали в Севастополь» - как будто Херсонес Таврический - не Севастополь! Дело в том , что Константин Паустовский в своё время , - подчёркиваю , в своё время! - облазил весь Севастополь , и в его время Херсонес , как писалось во всех путеводителях , находился «... в трёх километрах от города», а сегодня после строительства порта и многочисленных , и многоэтажных домов в бухте Камышовой , оказался чуть ли не в центре славного Севастополя. Но , вернёмся к письму , котороё не вошло даже в полное собрание сочинений Паустовского: « В Севастополе ко мне приходила тамошняя литературная молодёжь и вместе с ней заглянул Ваш сотрудник Юрий Александрович Бабинов. Поговорили о музее , о раскопках , о замечательных энтузиастах-ученых. Юрий Александрович мне сказал , что Вы и С.Ф. Стржелецкий сейчас в Минске на съезде. И как-то к разговору вышло , что Юрий Александрович упомянул , что в одном из замеченных мною домиков уже несколько лет живёт какой-то любитель Ваших мест - профессор. У меня появилась надежда , - а вдруг Вы согласитесь пустить меня в другой домик ( конечно , на определенных условиях ) , но не на одно лето , а на один-два года. Там бы я мог в тишине и близости Херсонесских руин и моря отдохнуть и поработать никем не замеченным и никем не осаждаемым. В моём возрасте это было бы счастьем. Я просил Юрия Александровича как-нибудь намекнуть Вам об этом , а потом решился сам написать. Сейчас я в Ялте. Буду здесь до 2-го мая. Может быть , у Вас найдётся время черкнуть мне ответ на мои дерзкие замыслы попасть в число граждан Херсонеса Таврического. Примите самый сердечный привет от моей жены Татьяны Алексеевны. К. Паустовский. Адрес: Ялта , Дом Творчества, мне». - Что вы ему ответили , Инночка Анатольевна? Из-за громаднейшего уважения к ней , я никак не мог с ней перейти на ты. Хотя она об этом просила , - разность в возрасте была совсем небольшая. Антонова задумалась: она вспоминала далёкий шестьдесят третий год: - В то время состоялся пленум севастопольского Горкома партии коммунистов , а я , как тебе известно , ни в каких партиях не состояла , и членом горкома не была , но меня пригласили как директора музея , и там я впервые услышала о пребывании в нашем городе Константина Георгиевича и , приехавшего с ним , молодого , но уже известного севастопольцам , поэта Евгения Евтушенко. И хоть Пленум был совсем о другом , всё же не обошлось без упоминания их имён. Резюме , высказанное самым первым коммунистом , - ныне он покойный и я не хочу тревожить мёртвого льва , - было таковым: не предлагать трибун для выступления , ни Паустовскому, ни Евтушенко! Партия коммунистов в целом , а коммунисты-севастопольцы всегда колебались только с линией партии , тоже были против этих отщепенцев! - тогда оба они были в большой опале! А тут - это письмо... - И вы об этом написали Паустовскому!? Но Инна Антонова словно не слышала меня , продолжила свой рассказ-раздумье , - она была в воспоминаниях: - Домик , к сожалению , Константин Георгиевич выбрал для себя не совсем удачный...Правда , там две комнатёнки , кухонька и даже веранда...Но зимою там жить невозможно. Когда с моря дуют ветры , они пронизывают эту хибару насквозь. Давно построена эта хижина и эксплуатировалась , мягко выражаясь , не совсем аккуратно. Подремонтировать бы надо домишко , да только казна наша все эти годы не была переполненной - монетный двор , у которого мы находимся , давно перестал чеканить херсонесскую монету... - И на этом основании вы отказали Константину Георгиевич!? - Ну ты даёшь , Михась! - возмутилась Антонова. - Как же можно отказать? Это же - Паустовский! - А пожелание Самого партийного полубога? А-а... - Не акай и не подзуживай! Я послала в Ялту письмо. Копии письма я не сохранила , но помня твою страсть к бумажкам , принесла черновик. Для вас , сэр! Вот тут читай , тут! - и она сунула под мой , - римский с горбинкой , - нос , бумажные обрывки и я прочёл , поражаясь мощи духа этой беспартийной директриссы! «... Я очень большой Ваш почитатель и глубоко верю , что за две с лишним тысячи лет напряженной жизни Херсонес имел немного столь достойных граждан и полезных ему граждан , каким будете Вы... Херсонеситы не будут нарушать желаемого Вами спокойствия и с радостью станут на страже его...» - И это ещё, не всё , Михась: мы собрали «народное собрание». И постановили... Получай, друг , копию решения народного собрания истинных херсонеситов ! СОВЕТ и НАРОД ХЕРСОНЕСА , ЧТО В ТАВРИКЕ , ПОСТАНОВИЛИ: ПОСКОЛЬКУ КОНСТАНТИН СЫН ГЕОРГИЯ ДРУЖЕСТВЕННОЕ ВСЕГДА ВЫСКАЗЫВАЛ РАСПОЛОЖЕНИЕ И ИСТИННУЮ ЛЮБОВЬ НЕ ТОЛЬКО К БРАТЬЯМ НАШИМ НИКОПОЛИСУ , ИСТРУМУ , ПОМПЕЕ И ДРУГИМ , НО И К НОВОЙ МЕТРОПОЛИИ НАШЕЙ ГОРОДУ СЕВАСТОПОЛЮ , ВСЕГДА БЕЗБОЯЗНЕННО НА ЗАЩИТУ ГОРОДОВ ЭТИХ СТАНОВИЛСЯ , ПОСКОЛЬКУ СПРАВЕДЛИВО ОПИСЫВАЛ ОН ДЕЯНИЯ НАРОДА , ХОДАТАЙСТВОВАЛ О БЛАГЕ ОТЕЧЕСТВА , СОДЕЙСТВОВАЛ ВСЕМУ ПОЛЕЗНОМУ И ОТЛИЧАЛСЯ ВО ВСЁМ ЧИСТОТОЙ ГРАЖДАНСКОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ , ВЫДАТЬ ЕМУ САМОМУ И ПОТОМКАМ ЕГО ПРОКСЕНИЮ , ПРАВА ГРАЖДАНСТВА , ОСВОБОЖДЕНИЕ ОТ ПОШЛИН , ПРАВО ВХОДА В ГАВАНЬ И ГОРОД КАК ВО ВРЕМЯ ВОЙНЫ , ТАК И В МИРНОЕ ВРЕМЯ БЕЗ РАЗГРАБЛЕНИЯ И БЕЗ ПЕРЕМИРИЯ. ТАК РЕШИЛ СОВЕТ и НАРОД месяца ДИОНИСИЯ , числа 18 мая, года 1939 по календарю ДЕВЫ , что соответствует 18 мая 1963 года гражданского летоисчесления ГОРОДСКИМ СИМНАМНОНАМ ВЫСЕЧЬ ЭТО ПОСТАНОВЛЕНИЕ НА БЕЛОМРАМОРНОЙ ПЛИТЕ И УСТАНОВИТЬ НА ПЛОЩАДИ ДЕВЫ. - И вы отправили это послание Константину Георгиевичу? - Не просто отправили по почте , а направили в Ялту гонца с дарами. Гонцом была самая юная , самая-самая из херсонесских дев...Что ты на меня так смотришь? Увы , это была не я...Деву звали Ангелиночкой Зедгенидзе. В нашем представлении она олицетворяла Гикию. Ту самую Гикию , которая спасла Херсонес от смертельной опасности , ту самую Гикию , которой благодарные херсонесситы поставили на главной площади две статуи... Не верти головой , они не сохранились. Всё-таки как никак , а прошло три тысячелетия!.. И поехала наша Гикия - Ангелина в ялтинский Дом Творчества , - повезла решение Совета и огромное фото «БАЗИЛИКА»... Принял её Константин Георгиевич как и подобает встречать «приписанных навечно душою к Херсонесу», - это его слова , - усадил на «красное» место , угостил отборным мускатом и терпким южным вином , которое ему втихаря подарили инкерманские виноделы , и благодарности его херсонесситам не было предела... А потом он приехал сам и мы ходили с ним по раскопкам. Георгий Константинович внимательно слушал , что сегодня делается для того , чтобы Херсонес Таврический полностью «восстал из пепла веков», не перебивал , и лишь однажды , в конце этой экскурсии , глубокий кашель , больше похожий на стон , прервал мой рассказ. Я хотела побежать за врачом , но Паустовский жестом остановил меня и виновато , словно извиняясь , что не смог сдержаться , сказал: « Астма проклятущая измучила... Один авиаконструктор открыл метод лечения - надо попробовать. Подлечусь и переселюсь к вам в Херсонес на постоянное местожительство»... Добавлю от себя : у Константина Георгиевича Паустовского были самые серьёзные намерения переехать в Севастополь , поближе к Черному морю , где рождались первые его книги. Об этом говорит и то , что он , - официально , - подал соответствующие бумажки-документы в Севастопольский горисполком , и там их рассматривала жилищная комиссия. Что хотел Константин Георгиевич?.. Немногого. Он хотел , чтобы ему отвели небольшой участок земли неподалеку от моря в районе Херсонеса , - Константин Георгиевич знал , что в Учкуевке, у самого моря , были сооружены сотни дач для ответственных партработников и их , высоконепереплюнешь , товарищей из прочих нужных структур , но Паустовскому... отказали. Подробности об этом мне стали известны только тогда , когда мой друг-литератор , бывший секретарь Севастопольского горисполкома Павел Веселов провожал меня в Израиль. - Я бы понял , - сказал Паша , - если б со словами отказа выступил какой-нибудь бюрократический туз или шибко политизированный начальник , что считалось естественным...Себя я тоже отношу к этим людям... Иногда выть хотелось от принятых решений , но Первое лицо поставило свою подпись , покорно ставил и я. Без дополнительного нажима... Так вот о Паустовском... Я бы понял какого-нибудь советского или партийного туза , и это было бы мне понятно. А тут...простые работяги , «маяки производства» , к словам которых , признаться , в общем то и не прислушивались - положено избрать из числа рабочих , скажем, пять человек , вот и избирают!.. Встаёт «один из маяков», - не буду называть его фамилии , ведь у него дети есть и внуки будут. Да и сам он Константина Георгиевича почитывает и он ему нравится. И если б партия не влияла на его мозги то , он бы выступил с другим предложением, а тут... Так вот встаёт один , из рабочих и говорит , этак с подковырочкой: - А почему , это рабочему , простому работяге , нельзя проживать сразу в нескольких больших городах , а ему , видите ли , раз он писатель , всё разрешено!? Пусть выпишется из Москвы , тогда и будем рассматривать его жилищный вопрос! - Ишь ты , - поддакнул другой «маяк», - раз есть деньги , то ему дозволено всё!?. Простите их, не ведающих , что творят! Простите и их , ведающих , что творят! Похоронят их и...забудут , - их человеческая жизнь на земле не долга , а Вас будут помнить вечно... А в это время в Херсонесе Таврическом приступили к ремонту домика , на который «положил глаз» Паустовский , - пусть приезжает и побыстрей , пусть живёт без прописки. Для него херсонеситы прописку отменили. Но не пришлось Константину Георгиевичу пожить на святой Земле древнего Херсонеса Таврического: с того времени лишь пять лет жизни было ему отмеренно... А потом я узнал от его сына Вадима Паустовского , - он приезжал в Севастополь , - что на московской квартире Константина Георгиевича до сих пор на одной из стен висит «БАЗИЛИКА» - дар херсонесситов. И подумал: в жизни и творчестве Константина Георгиевича Паустовского Херсонес Таврический не был случайным , и в его описаниях… херсонесской земли видны не только «следы скитаний», а нечто большее. Первым крымским городом , который увидел Паустовский был Севастополь, и первым кусочком севастопольской земли , которым приворожил , был город древних греков Херсонес. Приворожил и остался в нём до последних дней. |