Вставлен в оправу и вклеен навек, дождь по блестящему с радостью хлещет, в струях воздушных улыбка трепещет, и невесомости мил человек. Цокают туфельки по небесам, нежным виденьем дыша и усладой, ветер сражается с томной прохладой, с шелестом шелка управишься сам. Катится дрожь, спотыкаясь о взор или, напротив, спасаясь от взора, словно привязчивый след от узора, в плавленом воске увяз разговор. Рвут паутины прочнейших из пут, и неистраченность, и прорицанья, и непохожести, и порицанья с непозволительной легкостью рвут руки, касания жаркие их, в трепет приводят ожившее тело, и никогда еще так не хотелось телу безвольно зависеть от них. Катится времени огненный шар, сполохи истин роняя в надежде, что, обольщенные ими невежды, не оттолкнут этот пышущий дар. |