Единственной.

Совершенство.

 

…итак, кому ж, как не

мне, катету, незриму, нему,

доказывать тебе вполне

обыденную теорему…

И. Бродский

 

0.1

Это медленные красивые песни.

Это мокрые зимой голуби.

Это город.

Это кошка с сигаретами.

Это кровь капающая в молоко.

Это история моего одиночества.

 

1.

Воздух.

Пролитое солнце.

Город.

Люди нанизанные на ниточки. Они проходят мимо. Они говорят слова.

Я захожу в кафе. Только кофе. Покрепче.

Кофеиновый маньяк.

Ничего не хочу. Никуда и ни зачем.

Пар поднимается от чашки и смешивается с дымом сигареты.

Идеально черное в белой чашечке на белом блюдце. Это совершенно. Это законченно. Это не я.

Потому что я изначально не совершенен. От точки когда я родился и у меня не было имени и жизни. От наименования себя и определения этим в мире. До конца.

 

Со мной заговаривают девушки на улице. Просто когда я выгуливаю свою одинокую кошку души с сигаретами. Потому что я красивый. Моя красота – это самое несправедливое из того что произошло со мной и миром.

- привет, - говорит девушка в пальто.

Её подруга улыбается.

- давай пойдём в какое-нибудь кафе? – спрашивает она. У ней милое пальто, - давай познакомимся?

- Пошла нахуй – отвечаю я и иду дальше.

У меня худые ладони с космически длинными пальцами. Я аристократично бледен. У меня большие холодные голубые глаза и бардовые красные губы. Черные густые вьющиеся волосы не достающие до плеч. Высокие скулы и прямой ровный нос.

Мне 22 года.

Люди пристально смотрят в моё лицо.

 

На её полу. Одетая на воздух красивая песня. Бессонная ночь.

На её полу открываются тайны.

На её полу горят свечки. По стенам вальсируют тени.

Я громоздкий. У меня высокое тело и широкие плечи. Я худой и угловатый.

Нет одежды. Ничего.

На её полу в стороне лежат узкие черные джинсы и узкая белая рубашка, рядом полосатые трусы.

Она рядом. Она гладит меня. В такие моменты, когда она обнажена, я смотрю на неё и думаю о искусстве её женского тела. Эротика ладоней.

- ничего? – в который раз спрашивает она.

- нет. Ничего…

Я ни чувствую того что должны чувствовать нормальные люди. У меня нет возбуждения.

Она заведена до предела.

Она начинает удовлетворять себя.

Я смотрю и ничего не чувствую…

 

2.

Иногда день – это слишком тяжело.

Тогда я достаю красную нитку.

Весеннее солнце бьёт.

Немытая посуда в раковине.

Крошки на столе.

Когда слишком тяжело быть собой, на булавку наматывается на пять сантиметров больше нитки.

Играет монотонная музыка. Просто что бы не было тишины.

Два стула почему то перевернуты. На третьем сижу я, громоздкий, худой и поджигаю двадцать сантиметров красной нитки.

Сегодня мне особенно тяжело быть собой.

На улице весна и мне кажется что упущено все. Вся моя жизнь где-то в канаве хотя со вчера ничего не изменилось.

Я сдуваю пепел, оставшийся от нитки и ложу булавку под язык.

Музыка переходит в материальный мир и кружится вокруг меня.

Переборщил.

Моё особо ощутимое сейчас тело сползает на пол. Выплёвываю булавку.

Наркотик завинчивает и меня начинает приятно покачивать в такт монотонной мелодии.

Мне не нужна эта весна.

Не лучше и не хуже. Так же. Я чувствую себя по-прежнему хреново, но время теперь не значимо. Оно охлаждается и вполне материальным потоком протекает сквозь тело замирая где-то возле глаз…

 

Я родился в новом, двадцать первом столетии. Белый комок который я из себя представлял не хотел жить здесь. Кровь разгонялась по организму очень медленно. Естественная температура моего организма так и осталась тридцать пять.

Из-за холодных глаз и редкого плача родители дали мне имя – Каин.

В семь лет психологи поставили мне диагноз. Диссоциативен. Болезнь нового столетия. Я воспринимал мир не так как остальные. Вся проблема в том, что я не мог ориентировать себя ни как мальчик, ни как девочка, словно я не являлся ни тем, ни другим.

У меня полностью отсутствуют сексуальность. Я не воспринимаю ни девушек, ни парней как сексуальный объект. У меня нет возбуждения. У меня нет многих чувств.

Наблюдающий меня психолог Антон Игоревич сидит в своём кресле напротив. Он уже узнал как у меня дела, но отказался прописать мне Прозак…

Он наблюдает меня как белую мышь.

Он не даёт мне никаких таблеток.

- ты перестал употреблять наркотики? – после долгой паузы спрашивает Антон.

Его стальные руки вертят карандаш. Он расслаблен телом и иногда улыбается своим мыслям.

- у вас сегодня был секс? – спрашиваю я.

- о да.

- не с женой?

- нет что ты. С девочкой которую снял в клубе. Она меня трахала всю ночь, - улыбается он.

Он не красив. Но отражение его глубокой душевной организации в черных глазах очень красиво.

- я не принимаю героин, я не нюхаю кокаин, я перестал глотать экстази. Я не курю марихуану и мало пью. Я почти не курю сигареты. Антидеприсанты – это сказочный сон.

- ты не завязал с ниткой?

- это единственный способ потерять себя. Хотя бы на время, - отвечаю я.

- а твои сны?

- я по-прежнему ищу.

Антон Игоревич смотрит взглядом молодого биолога на крысу, начиненную экспериментальным препаратом.

- совершенство которое вдруг придет к тебе в сновидение будет лишь частью тебя, а не мира.

- я часть мира. Часть меня тоже часть мира.

Антон Игоревич не сводит глаз.

Промокший голубь.

 

Я не знаю что такое любовь.

Я не знаю что такое предательство.

Я не знаю что такое дружба.

Я не знаю что такое секс.

Я не знаю что такое ненависть.

Я совершенно точно знаю, что такое Я и какое бывает одиночество…

 

3.

Раз в неделю рано утром мне звонит Катерина и дает заказ на вечер.

Я работаю мебелью.

В своей работе я совершенен. Лучше всех.

В пять, когда мой поздний обед закончен, к подъезду моей квартиры подъезжает серебристый Мерседес 2000 года выпуска. Он всегда блестит. Он всегда увозит меня в студию.

К восьми я вместе с остальными молодыми высокими парнями прилизан стилистами в дорогую одежду, парикмахерами в дорогую прическу.

Мои напарники надменны и глупы. Они бросают пошлые шутки. Они курят. Они смотрят на меня как на самого большого конкурента и на идеал, который никогда не достигнут…

Из-за моей бледности и черных волос стилисты всегда одевают меня в черное. Всегда.

За глаза меня называют просто «Черный». Очень справедливо с моими тридцать пять ноль ноль.

К девяти нас увозят на разных серебристых Мерседасах на вечеринку. К девяти я с напарниками уже мебель.

В этот раз я в огромной стильной квартире Оксаны. Она не замужем. У ней огромный бизнес в сфере кинотеатров. Она безумно богата. Она просто безумна. Самый лучший отдых для неё это вот такие вечеринки в огромных домах, где нет обслуги. Пятьдесят или шестьдесят женщин без мужей. Богатые и дорогие. Во круг них красивые мужчины в роли мебели. Они флиртуют, они пьют, они принимают наркотики, но никогда никогда не ложатся спать ни с кем из нас. Это первое их правило.

Я получаю большие деньги за то, что провожу вечер и ночь с ними. За то, что природа сделала меня красавцем.

К часу все по группам. Кто-то на диване. кто-то на гигантской кухне. Многие по комнатам.

Я стою держа в руках мартиницу с легким коктейлем, прислонившись к стене.

На меня то и дело оглядываются. Обо мне говорят. Но я ни с кем никогда не разговариваю дольше минуты. Я самый загадочный для них тип и они меня боятся, но очень любят видеть.

Я получаю огромные деньги.

Мне нравится моя работа…

Когда коктейль подходит к концу, я иду в туалет внизу.

Две женщины в алых платьях от неожиданности охают когда я вхожу, а потом закатываются смехом.

- Как тебя зовут? – спрашивает Валентина. У неё всегда очень печальные глаза. Я знаю её по таким вечеринкам и она всегда спрашивает как меня зовут.

Мебель – произношу я произнося:

- Каин.

- серьёзно? – спрашивает вторая, не знакомая мне женщина.

- да.

- Будешь дорожку? – Валентина улыбается, но в глазах прежняя грусть «навсегда».

- нет. Разрешите? – я подхожу к унитазу.

- конечно. А мы не смутим тебя, если будем здесь?

- нет.

Они нюхают кокаин, а я расстегиваю тесную ширинку черных брюк и справляю нужду…

В пять ночи серебристый Мерседес увозит меня слегка пьяного и удовлетворенного домой.

 

3.

Я занят поиском. Вся моя жизнь это поиск идеала. Абсолюта. Точки где сходятся все измерения и энергии. Искры мироздания целиком. Единство инь и янь. Я занят поиском совершенства. Засыпаю только с одной мыслью – о том что бы оно пришло. Но никогда…

Каждое утро просыпаюсь с разочарованием…

Сегодня мне приснилось здание. Оно было архитектурно завершено. Цельная структура. Это здание было и музыкой одновременно…

Красивый впечатляющий сон. Я проснулся, нашел его в себе памятью и улыбнулся.

Мне снились такие сны прошлой весной. Кажется именно прошлой весной я был счастлив. Нет, конечно не из-за снов. Просто тогда было хорошо. А потом плохо. Все хуже и хуже. И сейчас никак.

Я знаю, что прошлая весна не повторится. Но тогда было хорошо…

Я проснулся и улыбнулся. Солнце уже садилось.

Нужно выгулять кошку с сигаретами и поесть…

 

Очень часто я встречаюсь с ней. Всегда ночью.

Она приезжает ко мне, или я к ней.

Её зовут Снежана. Её имя мне не нравится.

У неё необычная внешность. Большие зелёные глаза в обрамлении пушистых длинных ресниц. Высокие скулы и чуткий рот. Алая верхняя губа больше нижней. А её тело это ночное приятное искусство.

Она сумасшедшая.

Она говорит, что любит меня. Любит так сильно, что не может не быть рядом.

Самое страшное, что с ней приключилось в жизни – это я.

- ты меня разрушаешь, - говорит она.

Мы лежим в моей большой кровати. Черный шелк постельного белья идет её нежной коже.

- но ты - это всё что у меня есть, Каин.

Её безумные ладони гладят меня, меня, меня, себя.

- я же тебе не безразлична? – спрашивает Снежана, но скорее у себя чем у меня.

Поэтому не отвечаю. Потому что безразлична…

Я прикасаюсь к её талии. Провожу ладонью до груди. Едва касаюсь её. Но она стонет.

Я осторожно целую её раскрытые губы и она кончает, расцарапывая в кровь молоко ночи.

Ничего. Я ничего не чувствую.

 

4.

Мне снятся картины. Какие то я видел в реальности. Я хожу по картинной галере в законченном здании, которое было музыкой, а сейчас проза. Слишком архитектурно, что быть поэзией.

Картины конечны.

Обнаженная Снежана говорит мне о том, что совершенство есть. Говорит о том, что я могу его найти во сне. Но не в себе. Во мне его пока нет. Я ещё не впустил его…

 

Антон Игоревич немного рассеян. Его карандаш лежит в стороне от ладоней.

- ты хорошо выглядишь, - говорит он мне.

- спасибо. Вы выглядите рассеянным.

- возможно.

Он закуривает.

Через дым проходят слова.

- я послушал ту музыку. Каин, это набор звуков в ритме.

- это интеллектуальная музыка. Она не для всех. её нужно не только слушать но и понимать, - отвечаю я.

- а ты не пробовал слушать джаз?

- я хорошо отношусь к джазу как к импровизации и к людям этой музыки. Они способны выложить в неё свою индивидуальность, но они ограничены тем инструментом на котором играют. Писатели электронной музыки ни в чем не ограничены.

- возможно, - Антон Игоревич очень быстро курит, - ты считаешь их музыкантами?

- определённо.

- а что ты сейчас читаешь?

- пока ничего.

- а последнее?

- я прочитал всего Камю.

Антон кашляет. Поперхнулся дымом.

- тебе понравилось?

- нет.

 

На шуфле заиграла эта песня.

Я вспомнил прошлую весну.

Тогда было очень спокойно и хорошо. Очень часто эта песня.

Не могу разобраться почему сейчас не так как тогда.

Больше снега. Но он таит и обязательно исчезнет.

Другое солнце. Более настырное.

И облака. Теперь они просто облака.

Прошлой весной я был абсолютно один. Наедине с собой. И ничего не искал.

Песня заканчивается.

Иду мыть посуду.

 

Мне снятся разные произведения искусства. Я оцениваю их. А потом просыпаюсь. Не то.

 

5.

Сейчас вечер среды, но Катерина почему то звонит мне. Она любезна, но поэтому закрыта. Катерина говорит мне о том, что одна из клиенток хочет выйти со мной в ресторан. Я замечаю, что это против правил. Катерина называет цену. Цену сегодняшнего вечера со мной. Мою цену. И я соглашаюсь.

За мной заезжает серебристый мерседес 2000 года выпуска и увозит в студию, где меня снова одевают в черное и укладывают волосы в прическу.

Так не привычно быть здесь одному на расстреле стилистов. Они смотрят и курят. Они вносят изменения в мой внешний вид и снова курят оценивая.

Я кукла больше чем обычно.

Серебристый мерседес увозит меня в ресторан.

Я сажусь за заказанный столик. Ресторан очень дорогой и уютный. Официантки засматриваются на меня. И те кто пришел сюда тоже.

Мокрый голубь.

Звучит какая-то нелепица.

Входит Светлана. Я знаю её по домашним вечерникам. Ей 32. у неё сеть ресторанов за границей. Она красива и горда. Глядя на её шикарное вечернее платье, осторожный макияж и аккуратную прическу черных волос я не вижу её. Глядя ей в черные глаза я вижу дворянство. Я вижу её женственность в обрамлении мужественности гусар. Там её красота и гордость уместна. В том далеком измерении появляется мужчина способный победить, сломить её внутренний порядок. Он сильнее. Он видел смерть.

Официант отодвигает стул и Светлана садится за стол.

- здравствуй, Каин - говорит она.

Интересный рот, форма губ.

- здравствуй.

Официанты дают меню.

- Заказывай что хочешь, - говорит Светлана.

- я не хочу есть, - отвечаю я, - легкий салат и вино на выбор дамы.

Светлана заказывает вино название, которого я и не выговорю.

Рядом с ней я не могу играть какую-либо роль. Но могу смотреть на неё и видеть то что другие вряд ли заметят.

Она непринужденно рассказывает как прошел её день. И спрашивает про мой. Я говорю ей о том, что перемыл посуду.

Светлана ест и пьет вино. Говорит о проблемах в своем бизнесе. Мне совершенно не интересно и я про себя считаю. Если задавать ей по одному вопросу в четыре минуты, то сегодня она не замолчит. К концу моего ковыряния в салате и её ужина, она переходит на проблемы в личной жизни. Ещё четыре минуты проходят и я поддерживаю беседу своим очередным вопросом.

Она начинает говорит о своем одиночестве.

- вы понятия не имеете о том, что такое одиночество, - замечаю я.

И Светлана останавливается. Её шестеренки замирают. Она смотрит в глаза.

Я сильнее тебя. Ты в моем лесу. А я знаком с каждым деревом.

- что ты такое? – спрашивает она.

- ответь сама.

- под этим ангельским лицом ты как будто чудовище.

- не чудовище. Но я то что человеку противоестественно. Я одиночество.

И тут до меня доходит какая то важная часть меня. А потом словно сон который был, но исчез, я не могу вспомнить мгновение где я обрел себя.

Больше ни слова.

Через некоторое время серебристый мерседес увозит меня домой.

 

6.

Мне ничего не снится.

 

Это город. Огромная тяжелая горная река шумит автострадой. Воздух заполняют жилища различных зверей. Разные животные проходят мимо и смотрят в лицо.

Это город. Огромный механизм встреч и расставаний. Гигантский график совпадения тысячи судеб ежесекундно.

Я часто встречаю этого огромного рыжего кота. Каждый раз на этой скамейке. Он сидит и смотрит. Когда я прохожу мимо он всегда улыбается мне, а я ему. Огромный котяра.

Сворачиваю в кафе, что бы выпить утренний кофе.

Не хорошо и не плохо. Никак.

Дымится сигарета. Кофе вкусен.

Ко мне подсаживается девушка.

- можно? – спрашивает она.

И я отвечаю ей самое сочное «нет».

 

Пепел вечера ложится на то на что можно лечь.

Вчера я, что то понял, но забыл ещё больше.

Плохо.

И эта весна.

Красная нитка.

Белым в темноте расстилается ночь.

Играет на данный момент любимая пластинка.

Маленькая булавка. Случайно под кожу.

Маленькая капелька крови на белое молоко.

Пятнадцать сантиметров сгорают. Сдуваю пепел и ложу булавку в рот.

Растекаюсь. Становлюсь играющей музыкой.

Время - мгновение.

Падение тоже может быть искусством. Но только если при этом ты кружишься. И кружишься красиво.

 

7.

Уютный кабинет моего психолога загроможден большим письменным столом с разбросанными на нем бумагами.

- а вы не очень то любите порядок, - замечаю я.

Антон Игоревич подмигивает мне. У него отличное настроение.

- и все таки расскажи мне что ты ощутил рядом с Светланой в этом ресторане, - его большие сильные ладони укладывают листки.

- рядом с её рассказом о жизни я ощутил себя полным. Это длилось лишь мгновение, но эти ощущения восхитили меня.

- объясни свою «полноту» словами.

Мой взгляд упирается в окно. За ним голые деревья стоят в ожидании листвы.

- я почувствовал себя всего целиком и полностью. Своё одиночество. Да. Это было именно одиночество, но без боли. И восхищение над одиночеством.

- ты стал как будто целым и законченным? – Антон заинтересованно смотрит на меня.

- да. Но это не то что я ищу. Не совершенство.

Антон Игоревич механически перебирает бумаги и что-то анализирует в голове.

- ты всегда говоришь о совершенстве, абсолюте как о чем-то замкнутом. Возможно эта беспрерывная система. Бесконечность. Там ты ещё не искал.

Смотрю в глаза. В светло-карие глаза психолога. Он не знает о чем говорит.

- нет. Бесконечность – это мгновение перетекающие в следующее, потом в следующее, затем в следующее. Это беспрерывная система. И вы и я в этой системе и можем это осознать. Но мы конечны… нет… не то…

 

Весна все теплее и теплее.

Город заполняется теплом. На тепло выходят люди.

На улице больше спешащих по делам и прогуливающихся. Больше чем я люблю.

После разговора с психологом я обрел то, что проскользнуло в ресторане. Кажется я начал светится изнутри. Но не освещать.

Я приблизился к абсолютному порядку внутри себя. Словно все было разбросанно очень долгое время, но я купил экстравагантный шкаф и сложил туда вещи.

Люди смотрят мне в лицо. А я в лицо им. В их пролетающую перед моими глазами жизнь. Но не участвую в ней.

Для моего Абсолюта, для Совершенства во мне не хватает лишь одного. Того что всегда отвергалось, того что было чужим. Но всегда рядом.

Я думаю о Снежане.

 

8.

Ночь закрыла все выходы. Все пути побега перекрыты. Темнота.

Шелест шелкового постельного белья.

Я чувствую своё тело так как никогда его не чувствовал. Я прошу её не прикасаться ко мне. Потерпи немного.

Я шепчу ей то что никогда не говорил и дрожу от страха.

Ты искусство. Для тебя писали картины. Для тебя жили поэты.

Ты муза.

Твоё тело совершенно, потому что ты Женщина.

Твоя душа идеальна потому что ты Любишь.

- а ты? – тихо спрашивает она.

- я одиночество. Я заполнен им полностью. Пока заполнен. Но я готов сделать шаг.

Мы обнажены и время не имеет значения.

- я готов отпустить его.

 

Сон пришел не сразу. Мне пришлось преодолеть огромное расстояние страха, пройтись по всему городу души и лишь после я подошел к этому зданию. И вошел в

Сон.

Оно было архитектурно законченно. Идеальная структура бытия.

Проходя от картине к картине в его арифметически правильном холе я почувствовал то что никогда не приходило раньше. Конец. Я двигался к концу.

Какие то картины я видел, какие-то нет. Но все они были изящны и полны свободой творчества. Картина за картиной, нота за нотой здание обретало себя в музыке и становилось ей. У последней картины осталась лишь она. Невероятно красивая поэзия музыки. До конца не хватало лишь несколько метафор воплощенных в сольфеджио. И тогда я открыл дверь в здание и впустил Чужое. Яркое и сочное. Многомерное и выстраданное. Любовь Снежаны.

Она забилась, заиграла угол за углом, стена за стеной, картина за картиной. Больше и сильней! Ярче! Быстрей!

Любовь заполнила все. И все разорвала, разрушила.

Тишина.

Пустота.

Мы стали едины.

ТОЧКА.

 

Только совершенство. Мироздание. Сплетение всего во всем. Абсолют.

 

Через мгновение я проснулся. Эрекция стихала.

Снежана плакала и смеялась одновременно.

- вот и все, - говорю я.

Она кивает.

- мы только что занимались любовью, Каин - говорит она.

И я отвечаю что знаю…

 

Верховский Роман. 05-12 марта 2008