"Может, случай нам выпадет счастливый,

Снова встретимся в городском саду..."

 

Почему, ну почему он пришел в ее отдел? Почему он стал именно экономистом? Почему она не выбрала себе другую специальность? Выбрала бы другую, никогда бы они не встретились. Не просто никогда, а больше никогда не встретились...

Флора впервые за последние несколько лет, за эти годы, как она значительно выросла в должности до начальника отдела, не хотела по утрам идти на работу. Даже вставать утром не хотела – только просыпалась, как мысль о том, что через час с лишним она увидит его, отравляла ей всё – свежесваренный кофе был невкусным, гренки пересушенными, помада слишком яркой, новые дорогие туфли, купленные за мягкость и изящную форму – неудобными и некрасивыми. Хорошо, что ей сны никогда не снились и не снятся до сих пор, а то бы... страшно подумать, что она и во сне могла бы увидеть его. Жизнь, спокойная, в чем-то удачная, в чем-то не очень (но с последним как-то смирилась) не то, что дала трещину, жизнь развалилась, полетела в пропасть. Кроме ненависти, других чувств не осталось. А как с этим чувством вставать, завтракать, садиться в машину, ехать, соблюдая при этом правила движения, входить в свой отдел... здороваться со всеми – значит, и с ним, и каждое утро стараться всем кивнуть, но обойти его взглядом, не заметить, не посмотреть... мимо, мимо внимательно-вопрошающих глаз и недоумения, написаном на его правильно-противном лице. Мол, почему ты постоянно ко мне придираешься, за что ежедневно третируешь, что я тебе сделал плохого, я ведь хороший специалист и знаю отлично свою работу, я способен гораздо на большее, только позволь мне проявить себя. Он ведь не знает, что Флора всё прекрасно видит – и знания, и способности, и умение быстро решать сложные проблемы. Но чувство сильнее всех правд. Она поклялась себе, как только увидела нового сотрудника, что уничтожит его. Морально уничтожит. Хорошо бы и физически, чтобы не ходил по земле, не радовался ничему, не таскался с шоколадками к очередной своей «рыбке». Рыбкой он называет всякую понравившуюся ему девушку. Или еще «цветочком». А нравятся ему все. Правда, по очереди. Но они почему-то не ссорятся из-за его переменного внимания, обожают все как одна, начиная от секретарши Бусечки и кончая главной бухгалтершей, интеллигентно стареющей, но еще не старой Эвелиной – весь коллектив был – раньше, до нового сотрудника – чисто женский, и вдруг сюда попал этот... Да что в нем такого, чтобы обожать? Смазливое лицо, кудри, старательно уложенные (с сеточкой на голове наверно, спит), большой рот, улыбающийся без повода и показывающий всем ровные зубы. Кажется, не всегда они были столь ровными, имплантанты небось поставил. Он же себя любит, холит, это же написано на нем. Себя любит, не их. А они, глупые, бегают за ним, чтобы улыбнулся и рыбкой назвал. За полгода он всех незамужних совратил – всех троих! – ну, не буквально, хотя вообще-то доподлинно не известно, и даже, по слухам, влюбил в себя одну замужнюю и детную – статистика Беллу. Слухи приносит секретарша Бусечка, но она в жизни не соврет, проверено. У самой Бусечки есть жених, но данный факт не мешает ей обожать Савву, Савика – так они все его называют. Но как смеет он ухаживать еще и за ней, Флорой, своей начальницей! Уже неделю как начал приударять, тщится, тщится, да не в шутку, какие тут шутки, комплимент вчера отвалил, и так близко наклонился к ее плечу над бумагами, что она почувствовала душно-сладкий запах парфюма, и тихо говорил еще что-то, Флора и не разобрала – что, какие слова – всё по тону ясно было, по выражению на лице и улыбочке, когда она с негодованием глянула ему в лицо – он даже отшатнулся. Не ожидал, видно, такого оборота. А чего он ожидал? Ответного благодарного хихиканья, а потом ответной любви? Как-будто он что-нибудь понимает в любви. Люди ведь не меняются. Одни и те же стремления к удовольствиям, один и тот же парфюм... Ну подожди, я тебе устрою веселую жизнь...

«Девочки, кого я вчера видела... и где, не поверите. Иду я по улице, мимо молочного кафе, пото мимо ювелирного, ну знаете, где на витрине большие часы с блестящим маятником... И вдруг из каких-то дверей выскакивает наш Савва, и озирается так, будто боится, что его заметят... Ха-ха, нет, не ограбил он ювелирный, он вышел из другой двери... Какой-какой, сейчас всё узнаете. Я специально посмотрела на вывеску возле той двери, думаю, чего это он боится... Там было написано: «Венерологический диспансер»! Наш Савва там лечится! Я думаю, что не от насморка... Нет, он меня не заметил, я уверена в этом».

Да, растерянный мужчина похож на побитую собаку. Которая не понимает, за что ее побили. Вроде ничего такого не сделала, никого не покусала, и не нагадила в неположенном месте. А никто не любит, никто не дружит, мало того – все шарахаются, стоит приблизиться. А ты что хотел? По заслугами и воздается.

 

Флора была счастлива. Она бросилась на кровать прямо поверх шелкового зеленого покрывала и каталась, хохотала, даже взвизгивала от восторга. Неужели это было? Неужели и вправду она дала ему пощечину? Он пригласил в ресторан (посмел!!), а она его, на виду у всех, по лицу! По морде, по морде! Эх, жаль, что только один раз. Надо было два, три, пять раз, отхлестать бы... На колено руку положил, сволочь. Решил, что раз пошла в ресторан, то и всё. Ага, она нарядилась по высшему классу, как на подиум, и даже не опоздала, и вина с удовольствием выпила. И всё ждала, вот-вот он начнет знаки внимания оказывать, понятно, какие... он и начал. Да много не успел. Ах, как жалко его, ах, как жалко, пощечина такой громкой была, что все уставились на него, на его багровую сладкую физиономию. А она торжественно, как и вправду по подиуму, прошла к выходу. Превосходно, замечательно.

Но разве это месть – пощечина? Слабая тень мести. И мгновенно разнесшийся слух о дурной болезни – тоже только тень, маленькое пятно. Он отмоется. И про пощечину забудет. Как забыл ее, Флору, «цветочек», который, сразу, не раздумывая, сорвал и растоптал. И мгновенно позабыл. Очередной «цветочек», очередная «рыбка». Она бы тоже забыла, если бы смогла.

Флора плакала, вытирая лицо шелковым покрывалом, слезы в него не впитывались, только разползались мокрыми пятнами. Если бы он только знал, если бы знал... но разве это что-нибудь бы изменило... Не войдешь снова в ту комнату, и не оттолкнешь его, как не оттолкнула тогда, опъяненная шампанским и влекомая настойчиво сильной и ласковой рукой на широкую чужую кровать, и слышала, как издалека, гул продолжающейся вечеринки за стеной, и смех подружки-именинницы, которая потом сказала, что даже в стенку им стучала, чтобы Флора вышла оттуда... А она не вышла. Она проснулась только утром, когда солнечные лучи упали через незадернутое шторой окно прямо в глаза. Флора лежала на кровати одна, за стеной было тихо, как будто и там никого не было. Как же так получилось, ведь она этого парня в первый раз увидела вчера. Что он о ней подумает, ужас какой… Флора осознавала, что с ней случилась большая неприятность, если не сказать хуже, но момент, как она оказалась на этой постели, помнился очень смутно. Зато лицо этого парня, что привел ее сюда, Флора помнила хорошо, потому что весь вечер он был рядом с ней. Такой красивый, внимательный. Он называл ее цветочком, руки целовал. Когда склонялся близко, она чувствовала упоительный аромат от его одежды, кудрявых густых волос. Они разговаривали, смеялись, танцевали, и пили шампанское… Что теперь ему сказать, что он скажет…

Флора оделась и открыла дверь в гостиную. Все спали, кто где: подружка на диване, валетом с другой гостьей, кто-то на кресле, и на ковре, один парень под столом – кто куда смог пристроиться. Только его нигде не было, Флора и в кухню заглянула, и на балкон вышла... посмотрела вниз, с восьмого этажа на утреннюю малолюдную улицу… От высоты, свежего воздуха, от тяжелого чувства стыда и безнадежности у нее закружилась голова. Флора тихо пробралась обратно через гостиную, с трудом отперла замок на входной двери и вышла на на улицу... всё как обычно, в мире ничего не дрогнуло, солнце светит, люди ходят...

Подружка после, уже по телефону, сказала ей, что Савушка вертопрах, каких мало. Поэтому она и стучала в стенку, чтобы Флора опомнилась. «Знаешь, у него даже прозвище – Казанова! Савушка часто повторяет, вроде в шутку, что стоит погасить свет, чтобы убедиться, что все женщины одинаковы. Уверяет, что это не он так сказал, а сам Казанова! Ну, не мерзавец, а!».

Наверно, надо было его потом найти. Хотя бы сказать ему… Нет, она не стала искать, не стала расспрашивать подружку. Всё представлялось Флоре бессмысленным. Пусть никто ничего не узнает. Меньше стыда. И родители не должны знать, они тем более. Их симпатичная ненаглядная дочка, только что успешно сдавшая экзамены в институт, такая умненькая, и вот угодила в скверную историю… с таким плохим концом.

Флора позвонила своей тетушке в другой город, та тут же отбила родителям телеграмму, чтобы прислали дочь на недельку – отдохнуть перед трудной учебой, развеяться. Тетушка не ругала, не осудила ни единым словом. Она работала старшей медсестрой в больнице, и всё устроилось, как нельзя лучше и быстрее, даже с анестезией, чтобы бедная девочка не почувствовала боли.

Боль пришла позже. Когда Флора собралась замуж, после года совместной жизни с мужчиной, которого любила. Ее немного беспокоило, что за целый год ничего не произошло, а ведь он хочет детей и часто говорит об этом. Надо бы сходить в поликлинику, пусть посмотрят.

«Нет, никогда. Безнадежно». Ей объясняли, рисовали на бумаге, в конце концов, потеряв терпение, сказали: «Не надо было аборт делать. Думать надо было».

Замужество не состоялось, Флора твердо отказала.

Осталась одна мечта, страстная. Чтобы жизнь ей дала шанс. Уж она им распорядится, будьте уверены. Но вряд ли случится что-либо подобное, вряд ли такой счастливый случай выпадет. И когда случай ей выпал, Флора от неожиданности даже растерялась. Но быстро пришла в себя...

Флора встала с кровати, пошла в ванную, умылась холодной водой. Рассматривала себя задумчиво в зеркало. Даже без косметики вполне приличное лицо. Свежее, без морщинок, и глаза блестят, словно у влюбленной... Но она не влюблена ни в кого. Это он влюблен, так и сказал, сволочь – «до бессознательности». И еще сказал, что все его так называемые романы на службе – досужие выдумки некоторых, охочих до сплетен, секретарш. А он как увидел ее, Флору, так и влюбился. До бессознательности. После этого признания он придвинул свой стул и руку ей на колено положил. И получил в ответ пощечину. «В темноте все женщины одинаковы, да?», - ехидно спросила она. Не удержалась. Надо было уйти молча, а она не удержалась. Хотелось хлестать его по растерянному лицу, пока сил хватит. Убить! Она убежала, чтобы не устраивать скандал на весь ресторан. Может, он теперь поймет, что ему лучше уволиться.

 

К изумлению Флоры, Савва действительно уволился. Положил ей на стол заявление, она, не поднимая на него глаз, подписала, поставила дату через две недели. Объяснила, опять не глядя: «Закончите свой отчет, составите бизнес-план на следующий квартал, я проверю, и тогда пожалуйста». Савва кивнул и отошел, оставив заявление у нее на столе. Нельзя разбрасываться хорошими специалистами, но ведь он сам захотел уйти. Её тоже начальство по головке не погладит. Скажут, зарплату надо было прибавить, или премию выписать. Такого специалиста сразу схватят в любой фирме.

Примерно так Флоре и сказали. Пришлость опустить глаза и беспомощно пожать плечами. Мол, ее вины нет. Человек ищет где лучше. Наверно, он нашел. «Кажется, он женится и в другой город переезжает», - соврала Флора, совсем неожиданно для себя.

Дни стали пролетать очень быстро. Флора смотрела на большой календарь возле своего стола и глазами считала... С Саввой они ни разу не разговаривали, повода для бесед не было. Он усидчиво корпел над бизнес-планом и только раз подошел к ней уточнить кое-что. Заявление лежало под ее бумагами. Когда наступил последний день, вернее, последнее утро, Флора, придя на работу, увидела на своем столе большой букет цветов. Очень красивый букет белых и розовых хризантем, а в середине возвышалась чудная желтая роза. Пока она рассматривала цветы, комната за ее спиной наполнялась шумом, возгласами... Флора прошла мимо сотрудников, ни на кого не глядя, поднялась по лестнице к начальнику и попросила день отдыха, по поводу плохого самочувствия. Заодно передала ему заявление Саввы.

Флора гуляла по аллее ближайшего к работе сквера, и ей никуда не хотелось – ни домой, ни в магазины – коль уж выдалось свободное время, почему бы не пройтись, костюмчик новый поискать, и сапожки нужны, осень вот-вот... Ей абсолютно ничего не было надо сейчас. Ничего и никого...

В конце длинной аллеи показался мужчина.. В опущенной руке он держал букет. Что-то в нем показалось Флоре знакомое... Она заметалась по аллее, не зная куда уйти, где спрятаться. Села на скамейку и сидела, низко опустив голову, словно рассматривала свои туфли. Мужские ботинки прошли мимо... Флора глянула вслед – ну да, конечно... Она ощутила тоску... Злые безнадежные слезы застыли в глазах.

Тут Флора увидела букет, лежащий рядом на скамейке. Выбросить... Она потянулась к букету, взяла в руки... уткнулась лицом. Цветы пахли свежестью и еще чем-то знакомым, едва уловимым, сладковатым. Она не знала, что ей делать с этим цветами, что ей делать с разбитой жизнью, что ей делать с ушедшим мужчиной, который больше никогда не встретится.

Флора услышала шаги и подняла заплаканное лицо...

«Скажите, - спросил мужчина, мы ведь никогда с вами раньше не встречались?».

«Нет», - твердо сказала Флора.

«Ну и хорошо, - с облегчением произнес мужчина. - Значит, у нас всё впереди».

 

--------------