1 Оттого ли, что судеб прения Отзываются в сердостении, В соответствии с невезением Неожиданное из бедствий: Вещь, влечение и стенаньице От касания — поздно каяться! — Тотчас в золото превращаются. Хорошо ли тебе, ответствуй. Слово! Ложе его прокрустово Никогда не бывало пусто, но Ты умеешь на нем похрустывать Как никто. Помыкая прошлым, Нагоняешь собой грядущее. Рябь — в глазах позади идущие, И мороз, чем вперед, тем гуще, и Только звезды глядят — идешь ли. Жив ты — более или менее — В Холи-Окском своем имении (Разрешу себе это мнение) При огне. Как творец зачетов Ты реален, конечно, более, Чем как некий ваятель боли и Как магнитящий метрополии При избытке окраин. Что-то Видишь ты через плазму? Ранние Призмы, конусы убывания, Или только зимы вязание, Зачехляющей вещи белым? Что певец — таковы и пажити. Музы выжаты — музы нажиты — Музы двинулись вспять. И дальше ты Примешь облик античной стелы. Есть. Судьба оказалась пленницей В сем сосуде. Вино не пенится В сем сосуде теперь. С поленницей Сим сосудом ведутся игры В вереницу огня. Опять-таки, Сила слова не слаще патоки: Вкус и звуки играют в пряталки: Звуку икс не до вкуса игрек. Ох, не слово смущает выйти нас: Слаще слова — горька действительность. — Чтоб одна на другую вылилась? — Сзади время крутых коктейлей; Позади. Оттого и хочется Не поставить, но снять пророчество, Не обдумать, но сплавить отчество, Не «желаю», а «так, хотели». Время, место устали пыжиться. Бывший — значит, частично сбывшийся. За тобой дышат кучей сбившейся, Оптом: души вещей — монады, Мы, вергилики, то гомерики, То держатели жирной эврики. Как и в Анти Ее, в Америке, Возглавляемая торнадо, Жизнь роится. Подымешь длани и Выйдешь, с нею как на свидание, Дабы кончить свое сюдание Беззатейливо и неброско В честь какого-нибудь обычного Дня; согласно ему, опричь него, С обретением права птичьего, Невозможного в мире мозга. 2 (На смерть) Тебе поем, Тебе благотворим, Тебе благословим и молимтися, ибо Осталось что еще. Струится выше дым От труб, чем той душой взлететь к тебе смогли бы. И точно — ни огня, ни шелестящих крыл Нигде, и только снег, как будто ходит кто-то, Как жалость о вещах — с лихвою их покрыл, Что память о вещах — запорошил налетом. Какую ни возьми, в любой из них Твой Дом. От пудры сахарной они не стали слаще. Они стоят и ждут, поскольку мы идем. И нечто, что внутри, невольным муравьем Соломинкой своей опять цитату тащит. Да будет легок труд, да будут хороши Дни нашего труда и Твоего возврата В лихую нашу степь. Да будут местом лжи Признания в любви, лишившись адресата. Полка голубизны прибавилось. На стол Благая весть и воск, застывшие на стансах, Уже не потекут слезой, и Ты ушел. Но прежде сделал то и так, чтоб Мир остался. 3 Такие люди оставляют нас Выискивать грехи и восхищаться, Примеривать к себе чужие крылья И с некой долей пафоса «эпоха» Произносить. Последняя, конечно, Как подобает женщине, «ушла». Оставлен слепок, нам оставлен слепок Вчера живого уголка культуры, Вчера немого уголка природы, Немногих, в клетку загнанных, страстей; Немногих специй в виде голых фактов. Всеобщий суд нетверд, но прихотлив; Чужие крохи льнет глотать губами. Им кажется, чем ближе, тем верней. Новь словарей и пища хрестоматий... Но дух творца возможно оценить, Лишь будучи решительно поодаль, И, вместе с тем, все там же. И тогда!.. |