Врач-рентгенолог «темнился» - так в кабинете называлась получасовая адаптация зрения к темноте перед исследованием больных за экраном. Эти полчаса были для Вадима Анатольевича привычной малоприятной частью его работы. В проявительской ворчала санитарка Андреевна. Ворчание по любому поводу было её обычным состоянием, но это прощалось; чистоту и порядок в рентгенкабинете всегда ставили в пример на сестринских планёрках. Да и ворчала Андреевна беззлобно, ни к кому не обращаясь, хотя «адресность» чувствовалась.

– Это ж надо - слышалось за дверью, - кофе пить по три чашки и курить с утра.…Тут никакого здоровья не хватит… Далеко ли до стенокардии… Я вот жене позвоню… Доза доктору.

Далее после паузы:

-Это какой этой самой надо быть, чтоб в танки* пальцами лазить? Далеко ли до экземы? Маникюр-то срежь да перчатки надевай…

- Ой, да замолчи ты, Андреевна! Надоела! - отбивалась лаборантка Люда. В отличие от врача, она бросала камни из своего огорода обратно. Санитарка переключалась на современные песни (слушать нельзя), молодёжные нравы, политических деятелей и телеведущих.

-Почему это Левитана зовут Юрий? Мальчишка он им, что ли? Ещё в войну говорил - так заслужил, наверно, чтоб называли Юрий Борисович. Не Лещенко какой-нибудь,… Подойдя таким образом к песенному жанру, санитарка принималась что-нибудь напевать, иногда в своей транскрипции: «Ты куда, Елисей, от жены, от детей - шла бы ты домой, тут неловко…». Тем временем доктор стал различать стрелки на часах - адаптация наступила. На три желудка, пищевод и две грудные клетки ушло часа два.

Андреевна вытирала пол в коридоре, когда там раздался знакомый голос: «Вадим Анатольевич свободен?» - и в распахнутой двери появилась «первая леди» города. Доктор, щурясь после темноты, затравленно попятился - явилось, как выражалась Андреевна, «наказанье Господне». Вздыбился рентгеновский стол, наклонилась колонна стойки; освобождённый от магнитных тормозов, ухнул вниз экран-это врач нажал сзади на пульте кнопку «стол горизонт.», выигрывая время. Вадим Анатольевич освобождался от перекрещенных ремней тяжёлого фартука и продумывал план спасения. Дама упускать инициативу не собиралась: «А я ведь опять не спала - кошмар! Взгляните ещё - у меня есть своя плёнка, может, на немецкой плёнке что-то выявится, я так измучена… Рак ведь начинается бессимптомно - вон японцы всех смотрят профилактически.… А у меня слабые боли, что характерно, и стул (подробности)». Это был очередной визит пациентки, которую приходилось каждый раз уговаривать и успокаивать.

 

 

Началось это год назад летом, на курорте. Случайная собеседница расхвалила Нине Павловне рентгенолога, московское светило, приглашённого посмотреть «своих» больных и оставшегося на несколько дней отдохнуть. Подозвав кивком головы главврача, настойчиво «случайно» попадавшегося ей на глаза, высокопоставленная пациентка выразила желание «провериться на всякий случай».

- О! Показаться такому специалисту! Конечно, конечно, - оживился Эраст Арнольдович. Завтра с утра вас устроит? Я провожу вас до кабинета. Не завтракайте, - предупредил он. Завтрак вам подадут в номер после обследования. Всю дорогу до диагностического корпуса её спутник был болтлив и любезен.

- У нас оборот койки - одиннадцать и две! Это значительно выше общесоюзного, заметьте, значительно! Индекс здоровья - о! Наверняка Роман Игнатьевич спросит, как отдыхали. Ему небезынтересно будет знать эти данные - мы, так сказать, лидируем по всем показателям… Маленькая заминка возникла перед дверью рентгенкабинета - горело табло «Не входить. Перезарядка кассет».

- Вот, кстати,- невпопад заговорил Эраст Арнольдович, - линолеум новый постелили… В холле телевизор тоже новый - вы, вероятно, обратили внимание… Пропаганда санитарных знаний - он указал на беспорядочно лежащие на низком столе брошюры. Приятное, так сказать, с полезным.… Кстати, о приятном, хе-хе… Питание у нас - сами видите… Разницы в столах мы не делаем… существенной… по калорийности.…Всё по назначению врача-диетолога. Он у нас прекра-а-а-сный специалист. Ну, просто прекрасный. А этот, он ткнул пальцем в дверь и завыл волком, - уу-у!! Лучшие силы привлекаем для диагностики и лечения. Может быть, сам Роман Игнатьевич выберет время - такой груз на плечах, такой груз-область! Вы уж скажите - всегда рады…

В кабинете лаборантка предложила Нине Павловне раздеться до пояса и втолкнула её в тесное пространство между холодной декой и экраном. Проглотив глоток бариевой взвеси из стакана, женщина выполняла простые команды врача.

-Вдох.… Задержать дыхание.… Дышите… Животом дышим… Хорошо… Рука в грубой перчатке, казалось, раздвигает внутренности.

-Сколько вам лет? - спросил доктор.

-Сорок, в ноябре исполнится....

-Ладно, не важно, - не дал врач закончить фразу, - всё равно… Молодая. Наконец ступенька опустилась, зажёгся неяркий свет, появилась та же лаборантка.

–Давайте стакан. Выходите. Профессор оказался высоким седым красавцем.

-Одевайтесь! - бросил он Нине Павловне, - ожидайте за дверью. Увидев щурящуюся от света протеже, томившийся в коридоре Эраст Арнольдович засуетился. Задёргивая тяжёлую пыльную штору за вышедшей пациенткой, лаборантка сказала: «Минут сорок - час». Главврач подскочил: «Тамарочка, золотце, - побыстрее, вне всякой очереди - дама не завтракала». Лаборантка вышла в коридор и отчеканила: «У меня очереди нет. Плёнка чувствительностью двести обратных рентген, эмульгированная по первому ноль тринадцать типу зернистости, проявляется при клиренсе сульфитов восемь и одна промилле – семь минут. Промывка - половинное время проявления. Время фиксации рассчитывается по формуле: Двойное время проявления плюс поправка на РН - напряжение ионов свободного серебра минус отклонение от температурной константы - тридцать секунд на градус». Всё это Тамара говорила чётко, не меняя выражения красивого лица. Эраст Арнольдович не прервал солистку - наоборот, он торжествующе улыбался - пациентка наверняка оценит компетентность сотрудников. «Как скоро профессор напишет заключение - может, там и думать нечего, я не знаю,- продолжала Тамара, поэтому и сказала через тире- «минут сорок - час». Вторично задёргивая штору и закрывая дверь, уже другим голосом и, видимо, не боясь быть услышанной, лаборантка говорила: «Побыстрее… Щас. Жопой на плёнку сяду. На работу она опаздывает.… Как говорят в Одессе - шоб ви знали - описание больным аще на руки не выдаётся - на другой день у своего врача». Лицо главного стало таким, будто он внезапно стал голым. Ринувшись было к двери, администратор получил в глаз табло «Не входить. Проявление плёнки». Сделав вид, что ничего не случилось, он суетливо откланялся, надел маску, со словами «знакомьтесь, знакомьтесь» обвёл взглядом холл и удалился, виляя тем самым, чем намеревалась сесть на плёнку Тамара. Нина Павловна почувствовала себя после его ухода будто, отстояв нудную очередь в сберкассе, уплатила за квартиру и свет и наконец-то вышла на воздух. Знакомство началось с санитарного бюллетеня ручной работы. Врач с лицом плакатного солдата, в колпаке с красным крестом, держал в руке маленький микроскоп. «Бледная спирохета-возбудитель сифилиса» - эту подпись обрамляли круги с какими-то кривыми запятыми. Интересно было узнать, что доктор Кондом не был пионером в профилактике этого заболевания. Изделие, названное его именем, изобрели крестоносцы, разнёсшие привезенную моряками Колумба инфекцию по Европе. Изготовленное из кишки овцы защитное средство перед употреблением замачивалось.

« Вот и просветилась, - подумала Нина Павловна,- актуально для курорта». Опустившись в удобное кресло, она стала перебирать тоненькие книжки. Под рубрикой «Жителям села» крупно: «Внимание-ящур!». Доярка в косынке, с гитарной фигурой, держала в одной руке большое ведро, а другой гладила лобастого телёнка. Раскрыла наугад «Скотомогильник должен быть защищён от метеовоздействий и оборудован…» - брр.… Другая брошюра-«Описторхоз» - также не вызвала желание читать её перед сном в постели. Ни в чём не повинный описторхоз представлялся Нине Павловне в виде мерзкого насекомого. Но и это не предел: «Круглые и ленточно - члениковы паразиты кишечника» и «Дифиллоботриоз» под рубрикой «Знания - в массы!» - отбили охоту продолжать знакомство. И зачем всё это выкладывать неподготовленным людям!? «Идиоты», - подумала она. Более понятное название – «Начальные признаки рака». Снижение аппетита… неоформленный стул… незначительная потеря веса тела… подавленное настроение…боли, как правило, незначительны… Господи, что-то ведь меня подтолкнуло обследоваться!» Дыхание участилось; Нина Павловна заходила по новому линолеуму; хотелось шпилькой выковырять эту мысль из головы, но мозг спокойно, вопреки её воле, находил эти «начальные признаки».

У двери «люкса» ждала официантка в коротком кружевном фартуке:

-Завтрак подавать, Нина Павловна?

- Ой, как хотите, не знаю… Торопливо войдя в свой номер, она развернула бланк на плохой бумаге. Стиль документа был «брошюрным»- кардия смыкается не полностью…синус провисает.… И там, оказывается, есть синус. Потом - рег… еуг…еурги… ре-гур-гита-ция разобрала она, это ещё что? Решение головоломки прервал осторожный стук в дверь, вкатилась тележка с завтраком. Приподняла фарфоровую крышку, и её передёрнуло от запаха и вида ветчины – вспомнилось: «половозрелой фазы достигает личинка в мышечной ткани животного…» Нехотя пожевав бутерброд с икрой, сняла колпак с кофейника и налила себе кофе. Он показался слишком крепким - лёгкая тошнота прошла волной за грудиной. «Нет, надо сегодня же расспросить этого красавца - пусть скажет, что у меня, и без всяких регургитаций». День полз медленнее, чем обычно. К её обеденному столу подошёл, извинившись, массовик и протянул программу сегодняшнего концерта силами отдыхающих. Сразу после приезда Нина Павловна под настроение дала согласие вести концерт. Вспомнила как, работая в клубной библиотеке, неизменно вела концерты самодеятельности и даже сама пела. Праздничную программу приходил проверять молодой инструктор райкома Роман, потом стал просто приходить, приносил что-нибудь пожевать; все откусывали колбасу от одного куска и по очереди вылавливали пальцами из банки помидоры. Роман терпеливо ждал окончания репетиции и потом провожал её до общежития… Хорошее было время! Теперь Нина Павловна, глядя сквозь массовика, произнесла: «Уйдите!» У того голова дёрнулась, как от удара.

Вечером доктор сидел на одинокой скамейке, откинувшись и сложив вытянутые руки на набалдашнике элегантной трости. «Оказывается, он ходит с палкой», - подумала Нина Павловна, подходя, и спросила:

- Вы позволите присесть?

- Будьте любезны! - профессор сменил позу и притянул трость к себе. Поёрзав и резиново улыбнувшись, она произнесла:

-У вас такая ответственная работа… Вы не боитесь… ошибиться… может, вы скажите, что у меня? Более глупого и бестактного начала разговора быть не может, - отметила про себя. Врач удивлённо посмотрел на покрасневшее ухо Нины Павловны и медленно заговорил:

- Безответственной работы вообще не бывает - эти слова в их толковом значении не сочетаются. А боялся я в последний раз в сорок девятом году, и то не за себя. У меня разбежались оставшиеся в живых маркированные верблюды, привязанные через каждые сто метров радиарно от эпицентра взрыва при испытании первой атомной бомбы, начальником медобеспечения которого был ваш покорный слуга. Возглавлявший испытания Берия мне сказал: «К вечеру не соберёшь верблюдов - отведу за палатку и застрелю». Не скрою - испугался, ему можно было верить в этом вопросе… Хорошо, что это животные стадные - сбились, бедняги, в кучу.… А что у вас - не моя тема. Соседка по даче была – специалист, это по её части. Она, помню, писала: «А у нас в квартире газ, а у вас? Далее - огонь, грузовик, кошка - по тексту». Профессор говорил ровно, с небольшими паузами между фразами.

- Что же касается вашего обследования - я подписал заключение своей фамилией и ничего прибавить не могу. Убавить, кстати, тоже. Честь имею, - он коснулся рукой шляпы. Ощущая себя высеченной, Нина Павловна вскочила, пробормотала:

-Ах, извините! - и быстро ушла.

На открытой террасе смеялись и выпивали нарядные люди; …и сведу тебя с ума взглядом… - неслось с танцплощадки. «Дура, - зло подумала она о себе. За границу ни разу не съездила.… Таких мужчин отвергала.… Теперь вот… Конечно, старик не скажет, думает - она уедет, пусть там разбираются… Молодая. …К чему это он? Ведь он фактически ушёл от ответа…»

Уехала Нина Павловна на другое утро, ничего никому не сказав. Сидя на велюре заднего сиденья обкомовской «Волги», она поняла, что ни о чём другом думать не может - вот-снижение аппетита, боль… … «Не насилуй потугами стула», - крутилась в голове строка из трактата о здоровье Авиценны; цитатами этого автора были украшены стены того самого холла. Дома навела справки, завоблздравотделом рекомендовал ей рентгенолога. Так она оказалась в первый раз в кабинете Вадима Анатольевича, который ей сразу понравился: ироничный, умный интеллигент.

-Я не буду вас смотреть, - сказал доктор,- зачем подвергаться лучевой нагрузке, если на руках исчерпывающее заключение? Как говорят некоторые китайцы, не дёргай дракона за хвост, когда он спит.

Нина Павловна выслушала разъяснение медицинских терминов, но это не сняло, а добавило вопросов:

- Вот «органических изменений не найдено». Не найдено или их нет? Хорошо, органических нет, а какие есть?

- Органические - это касающиеся морфологической структуры тканей, - говорил врач, теряя терпение. В общем, ничего, никакого рака у вас нет. До свиданья.

Несколько дней было хорошо, она даже сходила в парикмахерскую. Потом - вот плохое настроение.… Не зря же их называют «малые признаки…» Мог же старик ошибиться… Он же сказал—ма-а-ла-да-а-а-я… Молодая…для …чего? Потом эта Тамара… «может, там и думать нечего…» Неужели Вадим Анатольевич не мог проверить? Она, понимая глупость своего поступка, вызвала машину и в ожидании её ходила по громадной квартире. Сказала водителю, куда ехать. Он, закрывая за ней дверцу, спросил: «Опять?». Не ответила, только подумала: «Нахал, надо будет позвонить завгару - пусть его уволят». Вошла она в кабинет искусственно-игривая, протянула доктору дорогой коньяк и золотые запонки.

-Что вы, голубушка, что вы! Мы не избалованы такими знаками внимания!- врач принял её тон и не подозревал о цели визита; он занимал гостью светской беседой со специфическими пряностями типа «семь бед - один диабет» или «тяжело в леченье - легко в гробу». В этот раз произнести фразу, ради которой пришла «скажите, у меня всё-таки… рак?» Нина Павловна не решилась.

… А мир суживался до размеров холла диагностического корпуса. Она опять пришла, оправдывая себя тем, что доктор ей просто приятен, но он не проявлял ни малейших признаков симпатии к назойливой пациентке. Женщина это чувствовала и находила своё объяснение - ну кто же будет… желать… раковую больную.… В один из визитов она всё-таки настояла на осмотре и стояла после оного обнажённая по пояс, не спеша одеваться. Вадим Анатольевич поспешно отвернулся; увидев на кушетке её изысканное бельё в кокетливом беспорядке,- отвернулся ещё раз, будто это были резиновые сапоги. Тонкая, изощрённая обида…

Валяясь утром в постели, Нина Павловна без эмоций, привычно анализировала свои ощущения и, как говорят врачи, положительной динамики не находила. Есть люди, живущие «около» актёров, музыкантов, писателей, они считаются своими, вхожи в их круг, хотя сами ни тем, ни другим не являются. Такой «околоврачебной» дамой, которую просто не решались выгнать, становилась Нина Павловна. Она и это понимала. При ней обсуждали врачебные вопросы, доктора не стеснялись иногда проскакивающего профессионального сленга: «Покрути её, Вадик, что-то она взбледнула», - сказал пришедший здоровяк-заведующий хирургическим отделением, а, уходя, задержал взгляд на Нине Павловне и погрозил пальцем доктору: «Если хочешь быть отцом - закрывай яйцо свинцом!». Открыто показывала неприязнь только Андреевна. По просьбе врача она принесла чёрный кофе, мало отличающийся по цвету от чая. «Анна Андреевна, я же просил кофе, а не тест на внематочную беременность!» На что из-за стенки: «Ваша жена сказала, что вы наркоман и надо заваривать колпачок на чашку!»; или, зная, что посетительница говорит с врачом, могла без стука войти и бухнуть на стол большую кружку: «Ваша жена сказала, что в двенадцать часов надо пить бульон»!

-Почему вы позволяете ей так говорить с собой, - спросила Нина Павловна, - ваша жена, что пить, что не пить…»

-Она добрая женщина, поверьте, - ответил доктор, - и потом - мне гораздо важнее не то, что она говорит, а то, что она делает.

Визиты прекратились на короткое время, после того, как позвонил «сам». Врач не был знаком с секретарём обкома, но тот говорил фамильярно:

-Хоть ты мозги ей вправь, доктор. Житья дома нету. Книг понатащила, от одних названий чокнешься - «Малые формы рака» - как тебе, а? Старухи с травами шляются, экстрасенс приходил, монгол какой-то…

-У Нины Павловны канцерофобия,* - ответил Вадим Анатольевич, - моего ничего нет. Ей показан хотя бы один хороший сеанс психотерапии.

-И слушать не хочет, говорит, только не делай из меня сумасшедшую! В общем, появится - отфутболь её, куда надо,- закончил собеседник.

Только теперь понял врач, что его пациентка просто глубоко несчастная женщина. Если так говорит муж…

А Нина Павловна всё больше замыкалась в себе и своих переживаниях, чувствовала себя одинокой. Доверительная близость с сыном ушла вместе с его детским возрастом, сейчас это был хам и эгоист.

Утром с головной болью, натыкаясь на мебель, Нина Павловна в халате прошла на кухню.

Шура, приходящая домработница, - у неё был свой ключ - сидела и ела сало с чёрным хлебом.

-Я с ночи, - смущённо сказала она,- вот перекушу и примусь, сегодня шторы менять надо. Работала она в вагонном депо, кладовщицей инструменталки.

-Ночью - то, - продолжала она, - снуют и снуют. Сверло толком не заправят, перегреют напайку - свёрел не напасёшься…

-Ты вот сало ешь, Шура, там же холестерин, - раздражаясь видом жующей домработницы,- сказала Нина Павловна.

-Не-е, никакой химии нету,- простодушно возразила Шура. Корм чистый. Сам как на группу вышел, в столовую электриком устроился, - отходы берём. Комбикорм покупной даже не добавляем…

- Попробуйте,- понравится - так я принесу, - искренне предложила женщина.

-Благодарю,- сухо ответила Нина Павловна.

Неужели она… завидует Шуре? Шура появилась лет пять назад; однажды она пришла на генеральную уборку с сыном:

-Вот, помощник увязался, - сказала она, оправдываясь, - можно?

-Да ради бога!

Крепенький невысокий подросток с простоватым лицом вежливо поздоровался и нагнулся, снимая обувь в прихожей. «Ну, прямо Иванушка-дурачок», - подумала Нина Павловна. Оказалось, что паренька действительно зовут Иваном. Высунувшийся в коридор её сын, второкурсник Игорь, коротко хохотнул: «Мать, просекла, какой у него причесон»?

Она стала невольно прислушиваться к доносившимся из соседней комнаты репликам: «Не трогай кресло, ма, - я сам подвину… ковёр не поднимай, я сам сверну, вынесу и выбью…»

Вот ведь - простая баба и такой сын. Неприязнь усилилась после истории с платьем. Позвонила директриса универмага: «Тю-тю - тю - есть платье «только для вас», прислать? Стоя перед зеркалом, спросила сына:

-Ну, как тебе, Игорёк?

–Конская сбруя, - на ходу бросил Игорь.

-Мог бы и покорректнее!

-Покорректнее, - короткий смешок и - только дуги не хватает!

Такую ассоциацию вызвали, видимо, крупные блёстки по краю открытого воротника. Она решила отдать платье Шуре. Шура отказалась!

–Куда мне такоё фасонистое.… На работу, под фуфайку, что ли? Я больше юбку с кофтой.… А на люди куда выйти, так есть у меня…

Это вместо ожидаемого: «Ой, что вы, спасибо, спасибо, мне просто неудобно…» Но это мелочь. Больно, наотмашь била её Шура, частенько приходя на большую уборку с сыном. Аккуратная стрижка под полубокс с короткой чёлкой на бок, вызвавшая насмешку Игоря, румянец, корректная вежливость, прямой взгляд материных глаз-всё нравилось в этом парне и сравнение с истеричным, бледным и длинноволосым Игорем было не в пользу последнего. Теперь Нина Павловна, стыдясь, специально подслушивала разговоры матери с сыном.

-Ох, Ванюша, не нравится мне бокс этот.… Ходил же ты на плавание - вот и плавал бы себе…

-Мама, как же ты не поймешь! – с мальчишеской горячностью возражал сын,- у меня больше данных для бокса, Юрий Павлович говорит! Он понимает, он книгу написал - «Нейрофизиология спорта»!…вернее, там два автора… ну, в предисловии: « Авторы выражают глубокую благодарность заслуженному тренеру - его фамилия», это, мама, точно! Он в олимпийской сборной был! У меня реакция, как у мангуста!

-У кого?

-Ну, зверёк такой в Индии живёт, он на одну тридцатую секунды опережает бросок кобры! А всё дело в синапсе «аксон-нейрон» и медиаторе!

- Погоди, Ванюша, что-то я не очень понимаю про эту мангусту и ты уж не сердись. Спасибо за приглашение - глядеть не могу я, как тебя со всей силы мутузят, да и всех ребят жалко - у тебя вон тоже кулаки отцовы.… В цирк давай лучше сходим.

–Ладно, сходим, мам. А мне до первого разряда три победы осталось. Юрий Павлович говорит - только держись в режиме, а я не курю, сплю во - время, а что ещё?

…Игорь называл всех спортсменов дебилами. Как-то Нина Павловна извлекла из куртки сына пачку «Марльборо».

-Ты куришь, Игорёк? - спросила она, - посмотри, что я обнаружила.

–Скажи спасибо, что не наркоту, и не называй меня Игорь-йо-о-г,- раздражённо буркнул он. Потом она тихо плакала в спальне.… Не было у сына ни мальчишеского кумира, ни увлечения хоть чем-нибудь. Первокурсники решили создать вокально-инструментальный ансамбль, Игорь упросил отца, и студентам купили комплект гитар и колонок. Гитару сын не освоил, перессорился с ребятами: «Я им не ишак - колонки таскать…», - так он объяснил уход из ансамбля.

Позвонил декан факультета, после «шапки» оповестил, что Игорь прогуливает, надерзил экзаменатору. Сказала отцу - тот взорвался сразу:

-Не много ли ты себе позволяешь, говнюк!?

-Не больше, чем ты, - холодно парировал сын и ушёл в свою комнату. Англичане прислали рекламацию на крупную партию листовой корабельной стали - легирующие добавки не соответствовали договорным, и директор завода на бюро обкома давал объяснения:

-У них там с единицами измерения бардак, в любом случае…

-В любом случае ты - мудак! - грубо оборвал его секретарь. Слова «в любом случае» стали крылатыми, к месту и не к месту произносились в ироническом смысле в кулуарах власти, стали достоянием жён и, разумеется, детей; сын директора завода - сокурсник Игоря…

Всё это вместе с её страхом вылилось в жгучую зависть и ненависть к домработнице. А Шура доела сало и протянула Нине Павловне от широты душевной фотографию - крепкий парень в отутюженной гимнастёрке, та же чёлка на бок, те же глаза…

- В железнодорожных войсках служит, на дрезине мотористом ездит, - пояснила Шура. Скоро, пишет, экзамены на машиниста путеукладчика сдаёт-готовится.… У нас на транспорте они хорошо получают, да и не кувалдой на морозе костыли бить, как я по молодости…

На обороте подпись, лаконичная и ёмкая, как латинский афоризм: «Дорогой маме от сына Ивана».

Сволочь… Свёрел.… У нас на транспорте… Кусок сала умяла… Здоровая… Нина Павловна вцепилась в дверной косяк; сознание выходило из-под контроля… Она всё-таки не ударила Шуру.

-Домой иди.. не надо шторы, - сказала Нина Павловна хрипло и ушла.

–Зачем же вы так, хозяйка.… Знала - я б дома поела…- донёсся в спальню голос Шуры.

Чувствуя, что мироощущение стискивается страхом, реальность исчезает, женщина думала, прикладывая к лицу мокрое полотенце: «Господи, в кого я превращаюсь, помоги… Её заслуга, что сын в армии - близко, и не её вина, что сын в одной квартире - далеко…» И она решилась пойти к Вадиму Анатольевичу в последний раз…

«Спрошу в лоб. Мужик он или нет? Пусть скажет - у тебя рак, Нина, оперируйся,… если не поздно… сюсюкают все…», - с этими мыслями она проделала путь от машины до знакомого коридора перед ренгенкабинетом. На массивной двери - косо висящая табличка «Не входить! Дозиметрический контроль!» Посетительница в растерянности стояла посреди чистого коридора и только сейчас заметила санитарку, которая заканчивала вытирать крайнее окно.

-Шляются тут, которым бабам делать нечего… всё болячки ищут… с жиру бесятся…,-Андреевна была в своём, как говорится, репертуаре. А что их искать? Нету, и, слава Богу…

-Это вы мне?

Вопрос остался без ответа, нависла «работающая» (по Станиславскому) пауза.

-Коридоров не намоешься,- продолжилась главная партия. Нина Павловна на повышенном тоне, громко и раздельно спросила:

-Это вы так с больными разговариваете!?

-Какая ты больная, на тебе воду возить можно, глаза тут всем намозолила! У тебя болесть - под кого б подлезть!

Ноги ослабли внезапно, во рту стало тепло, застучало в висках; из пустоты сознания Нины Павловны выкатывался лишь примитив:

-Ты.. Да как ты… Дрянь…,- задыхаясь, выкрикивала она.

-Я дрянь? Я - дрянь, санитарка!? А ты - королева!? Ага - королева Датская, морда блядская! Я тебя кормлю, а не ты меня! Диагноз у тебя - хроническая лень! Сопутствующий диагноз - общая…

Нина Павловна очутилась на улице, недослушав фразу «под занавес». Она непроизвольно сжимала кулаки и тихо по - щенячьи скулила… Способность думать медленно возвращалась к ней, и это было страшно; казалось она перешла какой-то рубеж. Без халата, с хозяйственной сумкой, вышла Андреевна и сразу увидела бледную и дрожащую женщину. Она, закалённая в коммунальных баталиях да ещё вооружённая медицинской терминологией, поняла, что сильно перегнула палку. Подошла. Женщины посмотрели друг другу в глаза; ни слова произнесено не было, сказано было всё - Андреевна увидела в глазах Нины Павловны неподдельное страдание. Нина Павловна в голос, по-бабьи, заплакала, уткнувшись в плечо Анны Андреевны; чувствуя на спине тёплую гладившую её руку, она плакала исступленно, чисто, как в детстве, хлюпая носом и подвывая:

- Глупенькая ты.… Прости уж меня… Ладно, будет уж… Андреевна, прижав к себе голову Нины Павловны, гладила её и, сама того не зная, как шпилькой выковыривала из неё: « И никакого рака у тебя нету, ты б давно скопытилась,… живи спокойно. Я сама по первости, начинала работать - прочитаю, что в книгах ихних, потом думаю, спать не могу, пока не привыкла.…Не ходи ты к врачам и бумаги ихние не читай, они напишут вроде умное что, а в самом деле - репа пареная. К примеру, тебе – регургитация - вроде умное что-нибудь, а, в самом деле, это как в мясорубке мясо крутишь - оно заело, надо обратно провернуть, потом пойдёт. Я сама евонных книг не читаю».

Андреевна достала платок:

-Давай-ка, дуй, - обхватила она нос Нины Павловны,- он у меня стерильный.… Наплакавшись вволю, успокоившись, лишь изредка прерывисто всхлипывая, Нина Павловна с радостью, давно забытой, смотрела на первую зелень; напала какая-то смешливость - «евонных» - слово-то какое, богат, богат язык! Она рассмеялась. Две женщины медленно шли бок обок. Анна Андреевна перешла на «вы»:

-Я давно вам сказать хотела, да, думаю, поумнее меня есть.… А семью ихнюю я давно знаю: жена в школе работает, классный руководитель была, когда старшая дочь училась, теперь вот у сына, а сама я в родительском комитете много лет…

Молодой милиционер отдал честь при их приближении, потом смущённо опустил руку, оглянувшись по сторонам, когда разглядел, что в обкомовской «Волге», медленно движущейся рядом с тротуаром никого, кроме водителя, нет. Нина Павловна махнула рукой шофёру - уезжай! Потом простилась с Анной Андреевной и неспеша пошла, радуясь небу, прохожим, машинам.

-Чебуреки, горячие чебуреки покупаем! - толстая тётка бойко крутила головой. Нина Павловна купила два, быстро, здесь же, съела, вытерла губы маленьким клочком салфетки и взяла ещё два.

-С работы? - спросила продавщица, оглядев хорошо одетую покупательницу, - голодная, видать, как студентка.

-Нет, на работу! - весело соврала та.

-Так возьми с собой, я завернуть дам.

-Спасибо, хватит. Наелась.

Она пошла дальше, радуясь новым ощущениям. Зашла по ходу в областную библиотеку, боясь спугнуть внезапно пришедшую мысль… Давняя знакомая, заведующая, расценила визит по-своему:

-Ой, Нина Павловна! Как раз новый Хейли пришёл! «Аэропорт» и «Отель» вы читали, возьмите «Окончательный диагноз».

-Нет, Софья Марковна. Спасибо, не надо никаких диагнозов. Я по поводу работы. Есть у вас ставка, возьмёте?

 

*танк-ёмкость для обработки плёнки.

*канцерофобия - навязчивая боязнь онкологического заболевания.