Ожидание Ожидаю тебя. Больше нет обещаний, Меж ладоней, как пар, просочились разлуки. Я стою на алмазной сияющей грани, И преступную осень беру на поруки. Ты сквозь юный рассвет, сквозь закатное пламя, Через тысячи дней или век календарный, Дай мне знак… и останься моими стихами. Или песней моей, ангел мой лучезарный. Через тысячи лет мы отпразднуем встречу, И не будет имен золотых на могилах. Кто ты? – спросишь меня. Я тебе не отвечу, Только эхо споет: разлюбила... любила... Кубок общий – до дна... Рук пространство сплетая, Присягнем навсегда в неизбежном молчанье. Только чаша весов зазвенит, опадая: Искупленья твое? Нет, мое ожиданье! На последний рассвет не опустится вечер, И созвездья на грудь лягут выцветшей геммой, Щеки мне опалит огнекрылая встреча, И по небу шаги прозвучат реквиемом. 19 ноября 2004 Мы Два дня бессмысленной надежды, Две ночи сладостных цепей, И мы с тобой, за дымкой снежной Все безрассудней, все бледней. Когда последнего удара Часов – вибрация замрет Во тьму вселенского пожара Мы стройный устремим полет. Когда руки прикосновенья Угаснет память навсегда Я еле слышимою тенью Прильну к тебе. И без следа В холодном черством небосклоне На стыке Вечности, одни... Мы – две замерзшие ладони, Мы – неприметные огни. Мы далеки. И все же, все же, На этом сумрачном пути Приют последний дай, о Боже, Нам друг во друге обрести. 16 ноября 2004 Петербургская симфония Декадентский мотив... И колонна Растрелли. Заводь жмется к ногам обмороженной шерстью... Мы одни над Невой лист пожухлый жалели, И дразнили любовь, и смеялись над смертью. Зябко плечи ссутуля, толпились платаны, В сновиденьях аллей белый чудился призрак... И хотелось ладонь целовать неустанно, И скользить по волнам, и смеяться над жизнью... Помоги мне успеть к ледяному рассвету На костер из сонетов взойти обнаженной, И не чувствовать боль. И не вскрикивать «Где ты?» И любимых не звать, и не жаждать короны. ...Опаляет заря профиль северный неба, И симфоний ночных умолкают аккорды, Свет врывается в мир колесницею Феба, И любуется город квадригою гордой. Только пусто теперь в декадентских аллеях, Пепел застит глаза. И колонну Растрелли. О чужие уста современных Орфеев, Повторите опять то, что мы не допели!.. 19 ноября 2004 Несбыточность. Тишина. Запредельные шепот и память приснятся друг другу, Мир уже далеко, и лиловым становится вечер. И усталые кони сознания скачут по кругу. О бессонница чувств! Я молюсь о несбыточной встрече! Город листья взметнет над безжизненной плотью асфальта, Людный сквер, снегопад, и опять – ослепление ночи. Из прошедших столетий играют на улицах альты, И становится жизнь с каждым всхлипом на ноту короче. Я взываю – приди! Пусть потом – возрождаться из пепла, В медной пене волос утони, как в объятьях Менады. Время стерло века. И богиня возмездья ослепла, И остался податливый шелест кокетства – не надо! Нет, весталка рукой белоснежной не сбросит покрова, И не вылетят древние стрелы из лука Амура, И седые уста дорогого не вымолвят слова, А сомкнутся навек в остывающий мрамор скульптуры. Уходи! Не дыши! И скорбеть перестань, и смеяться, Горизонтами сна наших дней приближается финиш. Только в новых мирах, как и здесь, может быть, может статься, Мой архангел и враг, ты меня все равно не покинешь. 18 апреля 2005 Слова (ирония) В этом мире оставлю я только мелодии слов, И тяжелые звезды потерь, что лежат под ногами, А любимым ветрам – пепелище моих городов, А любимому другу – всего лишь альковное пламя. Я пройду мимо вас чередою игривых часов, Лягу линией сердца на черствые ваши ладони. В этом мире оставлю я только мелодии слов, И Пегаса без крыльев, стоящего в ветхой попоне. Но когда в предосенней листве закричит ураган, И разгонит седых облаков завалявшийся кокон, В Млечный Путь моих звезд, ореолом мечты осиян, Слабый вырвется конь, и сокроется в бездне далекой. ...Мой Пегас обессилел, и нежная пена у губ, Он упал и разбил большеглазые круглые звезды. Все затихло. И ветер носил обескрыленный труп Среди мертвых планет, в темно-синей вселенной бесслезной. Но к земле осязаемо-грешной, к развалинам снов, Я рукою тянусь, паутинно-прозрачной и тонкой. Нет, еще не пора! Не допета корона из слов, И последний завет о любви не оставлен потомкам. 18 апреля 2005 Марии Кюри. Памяти одного романа. Звездной пылью разбились реторты, старый сад простирает аллеи. Стынет Сена пейзажем офорта, женский след на ступенях – бледнее. След любви, озарений, упорства, быстрый росчерк зонта, тротуары... И божественно-нежная поступь неуклюже рассеянной пары. Отдохни от усталого дома, и послушай над Сеной шансоны. Слишком боязно стать незнакомой, оставаясь безумно влюбленной. Слишком скоро – в вечернем затишье яд хлебнуть из горящей реторты, вжаться в угол невидимой мышью, и руки не заметить простертой. Ныл дешевый шансон. Из соборов снова Ave Maria гремело. И хотелось любви и простора, или спазмов созревшего тела. Ворот горло сдавил. Где же розы? Мой садовник, они задохнулись... Светлый бред. Королевская поза. Не на троне – на выцветшем стуле. Жаль: мне имя твое не приснится, пепел рвется в окно, а не пламя. И агонии смрадные птицы щеки мне облепили крылами. Ты останешься после отхода, я и здесь буду первой и лучшей. Пусть твои опускаются годы на Сорбоннские сизые тучи. Я не вспомню ни речи, ни лица, ни восторг искусителя-змия. Пусть же сердце мое воплотится в песню тихую - Ave Maria! 19 апреля 2005. |