Густой, тяжёлый, волглый падал снег. В него, как в марево, ныряешь из-под арок. Себя он вносит в осень, как подарок; но, не заплакав, не разлепишь век. И мой тысячелетний Ярославль Лишается знакомых очертаний: И храм не отличить от прочих зданий, И город превращается в корабль. И вот уже поплыл знакомый дом в пучину Ленинградского проспекта; А снег всё нёс и нёс благую лепту в падении своём глухонемом. Он обелял надсадный чёрный стыд, он мягко бинтовал больную память, где наш с тобой доверчивый "титаник", навстречу неминучему летит. ...Рождённое задолго до меня, Мне станет не по росту это знанье. И - батискафом - падает сознанье в седую пелену. И нет ей дна. |