Еще не рассвело Еще не рассвело. Дворник грызет лопатой Промерзший тротуар. В небе не видно звезд, Но в памяти моей Они искрятся, Как пчелы мокрые, Упавшие в сирень. Под белою фатой цветущая акация, И цепь, облитая колодезной водой, И времени осадок золотой, Напитанный эклогами Горация. Звезды Рваные звезды, Звезды, обсосанные окулярами телескопов И губами поэтов. Звезды, превращенные в символы С вольной интерпретацией (пятна Роршаха), Небесная терапия Звездоукалывание. Звезды катализируют нашу фантазию, Как крупинки гашиша; В их еще неопознанных образах Мы с какой-то невинной легкостью Любим самих себя, Свое воображение, Свое, а не их, стремление к чистоте И возвышенности; Вот с такой же невинной легкостью Мы любим себя облекать В духовную красоту Нас любящих женщин, Но нами, увы, не любимых. *** Я падаю в сон, как в колодец, Где плещется тихо вода, - Как будто бескрылый уродец, Который упал из гнезда. Рассыплется прахом песчаным Египетский желтый скелет, - И сладко затянется рана С чудесным названием – свет. Сон Золотой мотылек, Прикрепленный к свече прогоревшей, Почерневший фитиль, Как проклятую душу сосет. Ночь, как черный венок, Шелестит над землей постаревшей; Среди лунных колонн Тишина ледяная метет. Циферблат распахнул Целый веер серебряных стрелок, По ступенькам веков Я спускаюсь в пустой мавзолей. В золотых ободках Здесь стояло тринадцать тарелок, В них лежало тринадцать, Белее чем снег голубей. И стояли лучи, Прислоненные к мраморным стенам. В самом дальнем углу, Погруженный в кипящий металл, Кто-то полуземной, Весь отлитый из бешенной пены, Обнаженную мысль Над собой, как крыло, распинал. Март 1973г. Мой дьявол Плечом изглоданная скрипка, Свинцом налитый острый локоть, В глазах летающие рыбки, Во рту клыки, как папиросы. И под ногтями черный прах, И на ногах его копыта, И камень сумчатый в руках, Немыми знаками изрытый. И на спине его пузырь Мечтой пульсирует кровавой. Я узнаю тебя, мой дьявол, Мой господин и поводырь. Молчи Когда гремучие уста Зашиты вещими словами, Когда дремучие леса Качают молча головами, Когда зыбучие пески Звенят сквозь каменные пальцы, Когда предчувствия тоски, Как птицы мертвые кружатся; Когда глубины вещества Страдают духом потаенным, Когда с бумажного листа Слетают молнии и громы, Когда признаниям в любви Уже никто не отвечает, - Тогда лишь только говори, Тогда слова не умирают! Бездна Везут березовые бревна; Следы пилы на кольцах лет. Мемориальный солнца свет Окрасил их легко и ровно. И в этом свете неживом На медных чашах четких срезов Я снова взвешиваю бездну С ее вселенским багажом 1976г. Обелиск Засохший тополь-обелиск – Стоит безмолвно и упрямо, Где небо, словно пилорама, А солнце – выщербленный диск. Он, словно остов корабля, Который в звездных перелетах Стал позолоченным банкротом, Сгорев до самого киля. Всю ночь Всю ночь отмалчивать грехи До прозы снизившейся песни; Христовой кровью петухи Холсты распишут в поднебесье; И душу грубо прикладную От плоти тихо отделить И пить экстракт из поцелуев Все в мире могущих любить. Настроение На камнях отпечатки цветов, Оттиск сердца, Роса приведений, И струящийся дым голосов, И звенящие конские тени. И ладонь, Как железная дверь На суставах свернувшейся крови, Открывает пронзительный день, Каждый шаг мой ловящий на слове. И сжимая пружинистый страх, Я в пространств ищу свое тело… И в холодном сиянии белом Появляется Черный Монах. - Не пугай меня, Мертвый старик. Мне страшны твои псевдобезумства. Белый ворон Слетел, как парик. Я уснул, А быть может – проснулся. Самоубийство Вчера застрелился Н.П., Мелко-мелко, по крысьи Изглодал деревянный плинтус. Во всю стену углем: «Будьте прокляты!» Руки косо раскинуты, Как самолетные крылья. Я поднял на руки его холодную голову И высосал из виска свинец. Приходят люди. Подолгу смотрят И уже не могут оторвать своих глаз От мертвого тела; А уходя, оставляют в нем Черные жала зрачков, - И за порогом умирают, как пчелы. Февраль 1973г. Неизреченные слова Глазную мазь из лунных бликов На веки кистью положи: Клюет петух полночным криком На небе звездные коржи. Туман склоняется над логом, Словно седая голова. Стоят, как гость перед порогом Неизреченные слова. В лесу аукаются тени, Душа закончила виток, Сосны зеленые ступени ********************** Больные куклы То оборванцы, то слепцы, - Их не спасают жесты статуй: Одни глотают тезерцин, Другие – слов распухших вату. Какой ковчег теперь спасет Их от безумного потопа… И заратустровские тропы Ведут их задом наперед. Умирающий лебедь На груди у меня Умирающий лебедь, Я в холодных цветах, Словно в молниях белых лежу, И обломок земного, Прожженного звездами неба Над собою, как камень, Завещанный Богом держу. 1973г. Блудный сын века Мой век родной меня не признает – И я ему взаимностью отвечу: Я переплюну на сто лет вперед, Бредущее толпою человечество. Но гордый век заранее мне мстит, Не признавая сыном и пиитом, - И в этом смысле мы, наверно, квиты, Плюя друг в друга Против зла и ветра. *** Опять спускаюсь в кратеры, как в сны, Недоказуемых, но видимых предметов, В которых тайны все заключены, - А все ключи – на дне прозрачной Леты. На смерть космонавта Небо – это твой памятник, Еще звездная пыль На крыльях твоих опаленных, Как на губах у младенца Материнское молоко. Покупают цветы ленинградцы И мальчишки с девчонками Идут, как и прежде в кино: Только маленький принц, Может быть, понимает по-братски, Как тебе на земле Да в кремлевской стене не легко. Служить я рад Все чаще думаю: скорей бы жизнь прошла… От злых страданий гробом защититься, - Но не дают мне умереть и спиться – Бумажный лист на краешке стола, Сердца друзей, Которым стих мой нужен, Старуха-мать, наш ветхий дом и сад, Голодный пес, мальчишка мой простуженный – Все те, кому служить я вечно рад. Потянуло холодами Потянуло холодами, Остывающей землей. Старый сад в оконной раме – Весь червоно-золотой. Снова жизнь вплывает в осень, Убирает паруса. Птицы – вечные матросы Разлетелись по лесам. … И отпущенная небом, - Словно якорь с корабля, В пустоту, как в сон волшебный, Тихо падает Земля. Закат на море Закат агонизировал… и море, Чеканя золото и слизывая кровь, Лиловой лимфою лилось у берегов, Последний луч гася в холодном взоре. А перед тем, как звездам просиять И в ночь вонзить серебряные жала, Как Демон, море черное лежало, Поверженный за гранью бытия. Древесный мастодонт И вот сейчас, Как мельничные камни, Во мне вращаются земные времена, Размалывая звезды, имена И зерна истин вместе с закромами. Седеющий древесный мастодонт, Запрятав в землю корни вековые, Ветвями обнимает горизонт И молнию кладет себе на выю. А где-то под словесной мишурой, Под голубыми гласными мазками, Я – есть, безоговорочно живой, Словно портрет, сломавший ребра раме. Я – царь зверей, Загадка бытия, - И от мечты и до пищеваренья Протянуты бесчисленные звенья, Как из кувшина к музыке – змея. Муза уходящая Мой стих истек – а ты все не идешь; Мой стих к тебе давно на встречу вышел; Он, словно страж, заглядывал под крыши, И разрезал страницы, словно нож. Мы остаемся: пепел и слова, Стихов не остывающих железо, Да Ленинград вечернею аскезой Сухие подмывает острова. Мой портрет Художник лепит мой портрет. Пальцы вязнут в глине. Крот. Хочется, чтобы он вил меня Из золотой проволоки, Как ласточкино гнездо: Крыльями бьясь о воздух, А в клюве кусочек земного касания. 1970г. Я – в своем уме Я не в психушке, - Я – в своем уме; Еще горжусь своим благоразумьем, Еще держу в логической тюрьме Свою мечту - очнувшуюся мумию. Еще в неволе злые тигры чувств, А кобру мщенья я заклял стихами. Я не хожу к психологу-врачу И не глотаю химию горстями. Еще вожу себя на поводке, Намордник мой сплетен из фраз железных; Я из окна не выхожу в пике, И пью и кушаю все то, что мне полезно. На волю только сердце отпускаю: - Пускай летит пернатый почтальон С письмом любви, с цветком душистым Рая, - И пусть присядет к другу на балкон. Искра Творенья Прислушалась… такая тишина… Такая даль,…такая невозвратность! И вдруг – как будто вздрогнула одна Звезда, заговорила, но невнятно. О чем ты, одинокая вдали, - Печалишься так, любишь и страдаешь? Как небо или море без земли, Как грешный ангел, изгнанный из Рая. «Печалюсь потому, что жизнь твоя Однажды оборвется и умолкнет; Погаснет сон земного бытия, Цветы завянут, почернеет солнце. Но верь и знай: в кромешной Темноте, В небытии – есть свет, Творенья искра. Иди – не изменяй своей мечте, Звезде своей, Любви своей пречистой. 16.01.2006г. Крушение Недобрые звуки Доходят, как слухи. Земля покачнулась на чаше небесной. И тихо запели в каменном ухе Стеклянные скрипки И ангело-бесы. Колеса жевали железную жвачку, А шпалы попарно бросались под рельсы. Вагоны дрожали от смеха и плача, - И мне семафор показался Дантесом Железноруким С кровавою вспышкой В самом конце рукава-пистолета… Воздух страдает столетней отдышкой, Нити сознанья в секунды продеты. Что же нам делать, Двойник зазеркальный?! Содрана кожа с диванов и кресел, Залита чем-то бессонная спальня Черным и красным – стенаньем и песней. Весело бубен топочет, хохочет, - Пляшут, что черти в аду запорожцы. В бездне летают материи клочья. Без маски Как эти дни неповторимы!… На крыльях бабочек пыльца. Весь день сегодня я без грима, Без тесной маски мертвеца. Я в кадре жизни. Что за чудо?! Дымит завод, звенит трамвай. Я даже радуюсь простуде, Как будто с ней пускают в рай. Кто я: судья? палач? свидетель? Нет - жертва, счастья мотылек, На миг уловлен звездной сетью. Или ловец я, или - БОГ. Видение …И вдруг, покой сошел на душу, Как будто поднял над землей, - А я стоял и Бога слушал. Весь мир лежал передо мной. И трубы ангельские пели, Лились, как звезды голоса; И, словно мать над колыбелью, Склонились тихо небеса. На перекрестке времен Вернуться в прошлое и серцем в нем побыть, В любви признаться безымянной тени, И попросить на память у Судьбы Немного вечности и свежести весенней. И, уходя, смотреть как тает след И небо проворачивает звезды, Соединяя Тот и Этот свет, И говорить себе: еще не поздно Любить, страдать, бросать себя в стихи, Словно в прибой или костер нетленный; На яблонях выращивать грехи И поджидать взрослеющую смену. Звонить друзьям и в гости приглашать, Пока не стал стол кругом горизонта, Пока твоя не кончилась тетрадь Обрывком слова – гибельным экспромтом. *** Поэтов много на земле. Есть братья меньшие и старшие. Они скитаются во зле, Порой шагают в ногу с маршами. Буянят, любят, водку пьют, - Потом охотятся на Слово; На СРОК меняют свой уют И хор согласия на соло. Но все, по крови, по душе, По сердцу – дальние и близкие Нужны вы, как в карандаше Тот стерженек, в котором Истина. *** Костер. Жара. Горчит дымок И поспевает черный чайник, - И стих меня –то рогом в бок, То розу к ночи обещает. Я заварю крепчайший чай, Такой, что даже ломит скулы, - И буду думать и молчать, Чтоб Муза рядышком приснула. Последняя осень Александра Грина. … как альбатрос с перебитыми крыльями, - под белым кителем проступают нетленные мощи, а в глазах расцвели золотые лилии мечтателя, звезды полночные. Излучина моря, песчаный берег. Ветер пернатый, морщины волн. А он, как свеча, догорает, но верит В искры небесные, в Божий Глагол. Поэт Наконец-то Бог его заметил, Звездную соломинку в глазу. Не смигни его: он- Твой свидетель, Не пролей, как детскую слезу. Подслушанный разговор Говорят… отвалился тромб, А, быть может, схалтурил хирург. Говорят – как стругают гроб Или – косят цветущий луг. Александру Блоку (вместо эпитафии) Когда он спит, с лица снимите маску Дыханья, как аромат с цветка. Жизнь в гипс не перейдет: Она, как бог, прекрасна. Снимите ветром с неба облака. *** Все остывает вдохновенье И проступает трезвый быт, - И что не камень – преткновенье, И Слово вещее молчит. И я корону невидимку С себя слагаю: пусть узрят: Я с тенью собственной в обнимку Сижу и пью молчанья яд. Красная суббота В субботу люди отдыхают, Их души ровно полыхают, Словно огонь спиртовой лампы, И лица плавятся, как штампы. На перекрестии окошка Поет распятая гармошка. Высоцкий рвет, как Парус глотку И спрос не падает на водку. *** Глупец, витийствующий словами, Увенчан лаврами, А мне, мне был бы тесен Венок из Млечного Пути. Я плачу от бессилья своего Познать все сущее, Я ограничить не могу Себя лишь постижимыми мирами. Ведь, даже, женщину, Которую люблю, Которую целую и ласкаю, Я ведь совсем, совсем не понимаю И только волосы льняные тереблю. Смотрю в глаза: Какая глубина, Какие лабиринты, сталактиты; И с ее губ слетает тишина, Как самая высокая молитва. Спаси меня, пречистый дар поэта, Не дай душе разумной закоснеть, Я все тебе готов отдать за это: И жизнь свою И, даже, свою смерть; Дай силу мне все претерпеть утраты, Свиток души своей не запятнать, Неси меня, неси мой конь крылатый Туда, где и не грезилось бывать. Всю жизнь в себе я буду сомневаться, Буду свой мозг зондировать стихом, Но будет муза нежно улыбаться Мне сквозь души мучительный пролом. Выстрел Небо прямой наводкой Бьет – голубая картечь. Жизнь стала звездно-короткой, Длинной – пустая речь. Как на последнем выдохе, - Веду круговой обзор: Деревья, дорожные вывихи, Подножья духовных гор. Вдруг ветер сорвался с листьев, Как музыка с лирных жил; И затихает выстрел, Вместе с которым – ЖИВ! 18 Июля 2006г. Жизнь - не игра, а чудный Храм, - здесь дух с Материей едины. здесь место звездным именам - Святым, Героям. Здесь не сгинут те, кто однажды сотворен в своем стремленье горнем, вечном туда, где прибывает Он - Создатель наш, Судья, Предтеча. Законы Он в сердца вложил, в наши деяния и мысли, - и шестикрылый Серафим слетает к нам с надмирных высей. Не для того войду я в Смерть, чтоб стать забвеньем, пылью, прахом, - а чтобы снова возгореть нетленной искрой под рубахой. | 
Положение о Клубе
Сделать стартовой
